Текст книги "Рассвет не наступит никогда (СИ)"

2073 год,

дом престарелых, Сиэтл,

pov Белла

Легкий стук в дверь отвлек меня от чтения местной газеты. Не то, чтобы что-то интересное, но, хотя бы можно потратить время. Я усмехнулась: так странно, раньше я в нем нуждалась, а теперь хочу, чтоб оно для меня, наконец, остановило своей бег.

– Входите, – ответила я.

– Мисс Свон, к вам посетитель, – чуть радостно ответила Эми, моя помощница.

Не то, чтобы я в ней слишком нуждалась, совсем наоборот, но, так теперь положено. Эми помогает мне по мелочам: следит за моими вещами и чуть поддерживает во время прогулки. Вот и всё, хотя, в целом, мне грешно жаловаться на здоровье: в моем возрасте можно только удивляться такой активности.

– Пригласи, Эми, пусть войдет, – улыбнулась я.

Наверное, это кто-то из моих бывших студентов. Некоторые из тех, кого я учила, все еще навещают меня. Я прожила жизнь не зря: слово, сказанное мной, повлияло на тех, кто его принял в своем сердце. Приятно…

Дверь скрипнула вновь, и я подняла взгляд. Ну, надо же, тот, кого я ждала все эти годы, вдруг нарушил мое уединение.

Так странно… Я ждала этого дня так долго, что уже и перестала верить в то, что он когда-то наступит. Даже сердце не ёкнуло, мое мертвое сердце. И как я с ним жила все эти годы, ума не приложу?! Хотя, как-то же дожила до таких седин!

– Эдвард… проходи, присаживайся, – я гостеприимно махнула рукой на соседнее кресло.

Молодой человек слегка помялся, а потом встал на колени передо мной, взял мои руки в свои и прижал их к своему склоненному лицу. Наверное, он плакал. Элис когда-то говорила мне, что вампиры тоже могут плакать, просто без слез, сухо и скупо.

Я ласково провела рукой по его волосам и улыбнулась.

– Не нужно, Эдвард, садись в кресло, нас могут не так понять.

Он чуть вздрогнул, поднял на меня свои печальные глаза, кивнул и сел напротив. Молодой человек молча смотрел на меня, не решаясь начать разговор. Ну, ладно, тогда начну я…

– Зачем же ты пришел, Эдвард?

– Я …, – осмелился он, – Белла, прости, прости, я не должен был…

– Ну, почему же…?

– Я клялся тебе, что больше никогда тебя не побеспокою, но не смог.

– Знаешь, – задумчиво сказала я, – а ведь вампиры и правда не меняются, … мне сейчас даже кажется, глядя на тебя, что и мне восемнадцать,… что мы сидим с тобой в гостиной у Чарли,… а потом поедем в школу. Но тут я вовремя вспоминаю, что ничего этого не будет. Чарли больше нет, и дома того больше нет – его выкупили и снесли, там теперь стоит красивый торговый центр, может, видел, если проезжал? Будущее есть только у тебя, я же – прожила свою жизнь.

– Белла, прости меня.

– Не стоит трагедии, Эдвард. Хочешь, я расскажу тебе, как жила? – я говорила и с удивлением осознавала собственную безучастность, какую-то отстраненность,… словно не я это здесь, а манекен, кукла. А я сама – стою и наблюдаю со стороны. Так много раз я проливала бесконечные потоки слез, так много боли было мною пережито,… наверное, как говорят, перегорело.

– Да, Белла. Расскажи, – согласился он.

– Хорошо. Не зря же ты, наконец, приехал. Хотя бы узнаешь, как я выполняла свое обещание. Помнишь, ты взял с меня его, когда уходил?

Эдвард кивнул, и я продолжила:

– Так вот, когда ты оставил меня в лесу Форкса, клянусь, мне не хотелось жить. Сначала я бежала за тобой. Уверена, ты слышал – не может вампир с идеальным слухом, зрением и обонянием этого не заметить. А потом я споткнулась и упала. Ну, ты же меня знаешь, какая я неуклюжая! – чуть улыбнулась я. Мне уже давно не было больно, – а потом еще и еще… но, я же человек, Эдвард, и наступил однажды момент, когда я не поднялась. Я так и лежала там под каким-то кустом. Шел дождь, это нормально для Форкса, помнишь? Я все думала о тебе и не хотела верить в то, что произошло. Это только в глупых фильмах и книжках говорят, что ничего не замечают в такие моменты. Или, просто я такая. Я же всегда была не от мира сего. … Я заметила то, что вся в грязи, и что промокла насквозь, … я чувствовала холод и снаружи, и внутри. Знаешь, это оказалось холоднее твоего тела. Мне просто было все равно, … я так надеялась потерять сознание, умереть, раствориться. Но этого не произошло, – я взглянула на Эдварда. Он сидел недвижимо, ссутулившись, ну, надо же… вампиры, как и люди, странные создания. Они сначала делают, а уж потом думают.

Он молчал и я продолжила:

– А потом меня нашли. Но легче на этом не стало. Знаешь, я не хотела жить. Но, Эдвард, ты был во много прав – время все лечит. Вылечило оно и меня. Сначала я писала вам письма … на компьютере и от руки, но отправить их не было возможности – адреса-то вы не оставили. … Я писала и складывала. Их была когда-то целая большая коробка. Знаешь, жаль, что они не сохранились, я бы дала их тебе почитать. Ты спросишь, что же с ними случилось? А я их сожгла, Эдвард, сожгла в один из своих приступов ярости. С тех пор, как ты ушел, я не всегда могла собой управлять. Но стрелки часов бежали, … один месяц сменился другим, потом третьим и так далее. А я все не выходила из своей депрессии. Тогда Чарли решил отправить меня обратно к матери. Честно говоря, я думаю, что если бы родители тогда настояли на своем, все сложилось бы по-другому, лучше, как ты и мечтал, но я на тот момент оказалась слишком упрямой. Да и они боялись причинить мне еще больше боли, вот и смирились. А я не хотела покидать Форкс, ни за что, ведь там же мы были вместе! Там была наша поляна, это был наш город! В общем, я осталась, но с оговорками – Чарли заставил меня общаться со сверстниками… Все они были … не такие, другие… не ты, – с улыбкой вздохнула я, – и я стала с ними общаться, хотя всегда невольно сравнивала всех с вами. И все капитально проигрывали. Ну, разумеется, разве можно было…

– Белла, если б я знал, я так жалею, я так много раз хотел вернуться…

– Но ты не вернулся, Эдвард. В том то всё и дело. Ты не оставил мне выбора. Но всё это – лирика. У меня же была самая настоящая проза жизни. Реализм называется, слышал о таком, Эдвард?

Парень отрывисто кивнул. На его лице отразилась печать боли, на мгновение, мне даже стало его жаль, но это чувство быстро растворилось. Чувства – удел молодых и полных надежд…

– А потом, где-то к маю я словно проснулась – до меня дошло вдруг, что вы не собираетесь возвращаться, что ты действительно не придешь больше. Мне вновь стало так больно, еще больнее, чем в тот самый день. Но это была боль целебная, она вернула меня в жизнь, к миру, спасибо ей за это. Как все произошло – я и сама не знаю. Я ведь не психолог, ты знаешь,… уверена, ты знаешь, … просто в одно утро я проснулась и поняла. Так ярко, так четко, как никогда раньше. Я осознала, что нет больше ничего, и не будет, что не будет ни тебя, ни Элис, не милой Эсме, я больше никогда вас всех не увижу… Н-И-К-О-Г-Д-А. Это привело меня в ярость. Вот тогда-то я и сожгла эти долбаные письма. Мне вдруг так захотелось жить. Назло. Назло тебе, Элис и милой Эсме, которые поигрались со мной и бросили. Прости, и извинись перед своей семьей от моего лица, я сейчас так не думаю, но тогда – думала именно так.

Я чуть приостановилась, чтобы перевести дыхание. Горло, хоть и было натренировано многочасовыми лекциями (но это было давно), стало чуть першить.

– Прости, Эдвард, не подашь мне воды, вот там, прямо сзади тебя? – попросила я.

Юноша тут же метнулся и передал мне бутыль. Я сделала пару глотков, поблагодарила его и продолжила.

– Знаешь, это смешно и наивно, но я решила тогда жить на полную катушку. И жила так, … целые два месяца: я выпивала в компании каких-то малознакомых ребят и пробовала курить. Скажу честно – мне не понравилось. И ночные клубы мне тоже не понравились: все-таки, в душе я оставалась той же Беллой Свон. Закончился этот загул эпично, но вполне счастливо для меня. Я достала травки, Эдвард, представляешь, травки, – рассмеялась я, а парень ошарашенно посмотрел на меня,… знаю, жестоко… не такого рассказа он ждал от меня, – спьяну я решила покурить прямо в комнате… ох, Эдвард, ты бы знал, что устроил отец, когда вернулся дежурства. Это был первый и последний раз, когда он взялся за ремень. А потом за меня взялся папин одноклассник, хороший психолог и по совместительству просто хороший мужик. И он помог мне. Я поняла, что все мы должны жить, пока жизнь продолжается.

– Белла, Белла, прости меня, если бы я знал… – горестно прошептал Эдвард.

Так странно, раньше я была готова горы ради него свернуть… на потолок залезть… луну достать… что еще там обещают? А сейчас я не испытывала к нему даже жалости, скорее наоборот, было какое-то садистичное желание принести ему моим рассказом больше боли. Что-то вроде «на, смотри, во что это вылилось, это ты виноват, это твой выбор, смотри, наслаждайся, нравится?» И откуда это взялось во мне?

– Давай продолжим, Эдвард, ты ведь хочешь дослушать историю до конца?

– Конечно, – сглатывая ком в горле, произнес он.

– Так вот, я пришла в себя. Ты бы меня хвалил, Эдвард. Ты бы мной гордился! Это был выпускной класс, помнишь? А оценки я завалила. … Не до того мне было. А тут пришло время взяться за ум: я нарочно сдала экзамены на двойки и меня оставили еще на год, в течение которого я погрузилась в учебу и … просто жила, как ты всегда мне и желал. К сожалению, я вдруг обнаружила, что ничто в мире не могло заинтересовать меня. Ты словно унес весь вкус жизни. Я старалась не для себя. Мне просто втолковали, что нужно жить, что так правильно. И я жила. Но каждый год, в душе я ждала, что дверь откроется, что ты войдешь, … не дождалась. Знаешь, я ждала даже в тридцать, когда только начинала преподавать в университете, ждала в сорок, когда у всех уже выросли дети, а мои книги и методики преподавания признавались научным сообществом, ждала даже в пятьдесят. … На самом деле, я знала, что ты не придешь, уж если я не была нужна тебе в двадцать, с чего я вдруг буду нужна в средних летах, … глупость, правда ведь?

– Белла, это не важно, я люблю тебя, всегда любил, я просто хотел спасти тебя, чтобы ты прожила обычную жизнь, радовалась, как все…

– Я знаю, я все понимаю, Эдвард. Серьезно, если я не понимала, стала бы я профессором литературоведения? Там ведь все то же самое… в книгах… те же чувства, неудачи, стремления. Мне было так наплевать на свою жизнь, что я нашла себе наркотик другого рода – книги. Так было легче. Мне не зачем было жить, я не хотела, но было нужно и я смирилась с тем, что пока жива. Я старалась, чтобы эти годы не прошли зря. А вот то, что я не радовалась – так это ерунда. Я дарила радость другим, дарила знания, умения, дарила путь в жизни. Какая на самом деле разница, была ли я счастлива, или нет?

– Прости, я так надеялся, что ты будешь. Я думал, ты забудешь меня, выйдешь замуж, заведешь детей. Я верил в это.

Я усмехнулась.

– Все мы во что-то верим, Эдвард. На самом деле, ты поступил жестоко. Знаешь, после тебя ни один парень, ни один мужчина не вызывал во мне интереса. Мне было наплевать. А ложиться в постель с тем, кто не нравится, я не желала. Даже мысли не возникало об этом. Так что твои надежды не оправдались.

Молодой юноша вскочил с кресла и начал в раздумьях расхаживать по комнате.

– Белла, как так случилось, как же так произошло?

– Что произошло?

– Ты так и не стала счастлива! – чуть громче, чем надо сказал он.

– Не стала, а должна была?

– Но как же так? Я ведь все сделал для этого!

– Нет, не все. Если бы ты обратил меня, если бы только захотел прислушаться к моим словам, если бы ты поверил в меня и мои чувства, ты бы понял тогда, что для меня в мире вместо солнца был ты, … ты бы понял, что мне не знать радости без тебя… и тогда все было бы иначе. Знаешь, сколько слез я пролила в жизни, представляя эту картину? Ты и я… вместе, навсегда. Вот мы бежим по лесу наперегонки, мы смеемся, мы счастливы; или лежим на нашей поляне в Форксе. Солнце заставляет нашу кожу сиять, и мы не можем налюбоваться друг другом. А ведь это могло бы быть, могло бы. Прямо сейчас мы бы играли на пианино в четыре руки в гостиной нашего общего дома. Карлайл и Эсме стояли бы, обнявшись, и наблюдали, … Элис держала бы Джаспера за руку, а Розали и Эммет… не знаю, наверное, за столько лет Розали привыкла бы ко мне. Тогда, они бы тоже были рядом и разделяли наше счастье. Только представь, все это было бы реальностью, было бы нашим миром, если бы ты не ушел тогда…

Эдвард упал на колени передо мной и начал шептать, как заведенный:

– Прости, Белла, любимая, прости меня, прости…

– Не стоит, Эдвард, все эти слова уже ничего не значат. Мне восемьдесят шесть и я доживаю свои дни в доме престарелых, … а ты, по-прежнему молод и красив. Не думай, я вовсе не вменяю тебе это в вину. Я говорю о другом.

– Прости меня, любимая, я так виноват перед тобой.

– Конечно, ты виноват, более того, Эдвард, ты один и виноват. Но самое ужасное в том, что ничего не изменить …

– Белла, прости меня, – Эдвард схватил мои руки и стал их целовать.

– И знаешь, что еще страшнее? Это то, что я не жила, Эдвард, все это время я не жила. С того самого дня пустая, мертвая оболочка. Ты так стремился спасти мою душу, что сам же ее и убил. Мое сердце стало ледяным, и мне было наплевать на все в этом мире. Стыдно сказать, но даже когда умерли Чарли и Рене, мне не было так больно, как в тот момент, когда ты бросил меня в лесу. Представляешь? Всего один день, и моя жизнь уже не стала прежней. Я не жила ни дня, и сейчас не живу, я просто стою в очереди на тот свет.

– Белла, не говори так, прошу!

– Я бы радовалась тому, что, наконец, увидела тебя, если бы, дорогой Эдвард, не одно обстоятельство. Ты вовсе не хотел приезжать ко мне. Нет, ты не вернулся ко мне. Ты просто приехал проститься. Я не дурочка, и мне давно не двадцать, я больше не питаю иллюзий. Элис увидела, что я скоро оставлю этот мир, ведь правда? Поэтому ты приехал, ты просто не сдержался. Признайся, поначалу ты не хотел со мной встречаться, ты хотел посмотреть на меня издалека, это потом ты поддался порыву.

– Как ты догадалась?

– Про Элис?

Парень кивнул.

– Для вампира ты не так-то и умен, не обижайся. … Все просто, Эдвард. Я не теряла времени зря, я училась, иначе, как бы еще я стала профессором в одном из лучших учебных заведений страны? Я научилась думать и анализировать. И всего-то, – печально ответила я.

– Белла!

– Я даже рада, – я улыбнулась, не желая скрывать своего настроя, – это значит, что мой конец близок. Я отжила своё, все, что хотела – сделала, хотя, это было не сложно – я не хотела ничего.

– Белла, прости меня, прости, пожалуйста!

– Нет, мой любимый. Я не прощу тебя. Я не прощу тебя никогда. Не потому, что я стала злой или до сих пор обижена, нет, просто не хочу лгать. Я никогда не смогу тебя простить. Может, если бы впереди была вечность, и у меня было бы время, … но его нет. И я не смогу тебя простить, потому что этого прощения нет в моей душе.

– Господи, что же я сделал с тобой!? – в ужасе прошептал он.

– Ничего такого, Эдвард. Ты просто убил меня. Я столько раз собиралась простить тебя за это время. Но не удалось. Я и сейчас хочу, честно хочу. Но как только думаю об этом, вспоминаю наш разговор в лесу, тот, когда я сказала тебе, что догадалась о вашей природе. Этот лес… он и сейчас такой же. И деревья все те же самые. Такая же зеленая трава, которую мне больше никогда не увидеть. Мир, такой большой и такой новый, который мне не судьба познать. Ты, такой далекий, с которым мне не судьба быть. Я люблю тебя, видит Бог, до сих пор люблю. И я верю, что ты тоже любишь меня, но что же толку?

– Белла! Я умоляю тебя, пожалуйста.

– Нет, Эдвард, и не проси.

– Белла … – обессилено прошептал он.

– Но ты должен мне кое-что пообещать, Эдвард, – серьезно произнесла я.

– Все что угодно, клянусь, клянусь! – воодушевленно произнес он.

– Не делай глупостей, Эдвард, – медленно произнесла я, глядя ему в глаза. В них плескалось столько удивления, столько неверия, что мне даже стало чуть смешно, – я хочу, чтоб ты жил, сто лет, двести, всю вечность. Ты не должен искать способ себя убить и не должен нарываться на неприятности, живи, ты ведь вампир, Эдвард, вампиры бессмертны, и я хочу, чтобы ты жил. Это мое последнее желание.

– Нет, любимая…– убито прошептал он.

– Да, клянись мне. Ты должен мне это. Однажды, ты взял с меня точно такое же обещание, и я его с честью сдержала. Теперь твоя очередь, любимый.

Эдвард заплакал.

– Поклянись, Эдвард, – настаивала я.

– Клянусь, – ответил он после долгого молчания.

*