Текст книги "Принцип удовольствия (СИ)"

Автор книги: Jean-Tarrou

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Принцип удовольствия

В психоаналитической теории мы без сомнения принимаем положение, что ход психических процессов автоматически регулируется принципом удовольствия, т.е. мы считаем, что этот процесс каждый раз возбуждается напряжением, связанным с неудовольствием, и затем принимает такое направление, что его конечный результат совпадает с уменьшением этого напряжения – с избежанием неудовольствия или с порождением удовольствия. 

Фрейд З. По ту сторону принципа удовольствия

3 мая, 12:00

– Проходите, пожалуйста. Располагайтесь, – Джесси Хофт посторонился, пропуская пациента. Тот был выше его и шире в плечах, и Джесси незаметно увеличил дистанцию, избавляясь от ощущения, что над ним нависают.

Пациент держал руки в карманах льняных мятых брюк и располагаться не спешил.

– Как тут у вас, док! Мозгоправство – дело прибыльное, а? – мужчина подмигнул ему и прошел к окну. – Я всегда говорил: в этой стране половина населения – психи, вторая половина – их врачи. Любите рыбок?

– Рыбок? – Джесси отметил про себя, что небрежный вид и походка вразвалочку как-то не вяжутся с военной выправкой.

– Ну да. Рыбок. На той картине – золотые рыбки, статуэтка на столе, аквариум, узор на шторах... – мужчина всматривался в залитую полуденным солнцем улицу.

– Если хотите, можете их задернуть.

– Что?

– Мне показалось, вас беспокоит окно.

Пройдя в другой конец комнаты, мужчина уселся в кресло и со вздохом закинул ноги на журнальный столик: поношенные берцы на хрупком творении Ногучи смотрелись...дико.

– Мне жуть как интересно, док, за что народ отваливает штуку баксов за раз. Так что валяйте!

– Валять? – Джесси сел напротив.

– Ага. Ну там фокусы всякие. Типа – вас беспокоит окно? О боже! Как вы догадались?! – мужчина неожиданно качнулся вперед и прощупал Джесси пристальным взглядом. – Слушай, тебе хоть двадцать один есть? А то вдруг большой дядя начнет щас рассказывать, как у него встает на белых кроликов.

– Вы можете выбрать любую тему для разговора, Ричард.

– Рик, детка. На крайняк – Дик. Я ж, блин, не Львиное Сердце.

– Хорошо. Рик.

– Не обижайся, малыш. Просто мне сказали, что ты гений, я две недели ждал, когда же в плотном графике мистера Фрейда появится окно, все утро мыкался в гребаных пробках, а дверь мне открывает эдакая смесь Дориана Грея и продавца-консультанта из "Флауэр'с бокс".

– Вас смущает мой внешний вид?

– Твой внешний вид меня раззадоривает... У тебя родинка классная, вот тут, – Рик коснулся местечка возле рта, и Джесси перевел взгляд на его губы: полные, четко очерченные, очень... информативные, на них, пожалуй, стоило обращать большее внимание, чем на глаза.

– Мне кажется, Рик, ваше желание доминировать мешает вам открыться.

– О-фи-геть, – смех у Рика был неожиданно теплым. – Вот так сразу? Окей. Давай поговорим о доминировании.

– Я...

– Готов поспорить на сотню баксов, что ты фанат контроля. Знаешь, как я понял?

– Рик, я лишь хотел указать вам на то, что, переступив порог моего кабинета, вы начали всячески демонстрировать свое превосходство. В частности, используя эти обращения...

– Какие обращения, детка?

– ... вы стремитесь вести в беседе, однако не готовы говорить о себе. Говорить о том, ради чего сюда пришли.

– Все я готов.

– И, тем не менее, пока что вы говорите только обо мне.

– Кто ж виноват, малыш, что ты оказался таким занятным. В частности, когда я сказал "малыш" у тебя уголок рта дернулся. Уголок твердого, сухого рта, любящего отдавать приказы.

– Вы снова говорите обо мне.

– Ты редкостный зануда. Хочешь знать, зачем я пришел? Хорошо. Вот тебе на выбор аж три варианта. Первый: каждое утро я бреюсь опасной бритвой и в какой-то момент подношу ее вот сюда, – Рик дернул пуговицу на манжете, открывая широкое запястье, – и думаю, смогу ли я отрезать себе кисть. Как тот чувак в "127 часов", смотрел?

Джесси покачал головой.

– Это происходит...

– Погоди ты. Вариант второй: мой экскалибур заржавел. Солнышко по утрам больше не встает, понимаешь?

– Не совсем...

– Ну, детка, шевели мозгами: лысый устроил забастовку, змейка не плюется ядом, маленький Рик сдох...

– У вас проблемы сексуального характера?

– Сплюнь. Вариант третий. Возвращаюсь я, значит, домой в аккурат в день благодарения и застаю на кухне не хилый такой тройничок: моя подружка жарит индейку, а мой друг жарит мою подружку. В любой другой день я бы камня на камне не оставил, а так поблагодарил их и адьос. Ну, что думаешь, док? Кто я: суицидник, импотент или рогоносец?

– Я думаю, вы человек, который настолько боится своей проблемы, что даже не пытается ее озвучить.

– А ты типа ничего не боишься?

– Мы снова говорим обо мне?

– А почему бы нет? Сколько еще у нас времени? Боги, у тебя здесь до фига всякой ерунды и ни одних часов!

– Время есть, я вам скажу, когда оно кончится.

Рик встретился с выжидательно-терпеливым взглядом Джесси и повертел головой словно в поисках темы для разговора.

– У тебя цветок сдох, ты в курсе?

– Он жив.

– Не хочу тебя расстраивать, но...по-моему, сдох.

– Корни живы. Я...отсутствовал, делал перерыв в практике.

– Почти полгода. Мне сказали. А че рыбка выжила? Или эту тварину ниче не возьмет?

– Секретарь кормила, а за цветком нужен особый уход, это Геликония, она очень капризная.

– Взял бы домой.

– Я забыл. Скажите, Рик...

– Это сложно – возвращаться после перерыва к тому, в чем был хорош.

– Перерыв был вынужденной мерой, я в порядке.

– Помню, еще в школе я стрельбой занимался, побеждал на соревнованиях, все дела, а потом мы на выходные погнали на Беар Пав Ски Боул, я неудачно навернулся с горы и сломал руку. Через два месяца вернулся к тренировкам, и тренер почти сразу потащил меня на чемпионат. Я ехал в автобусе, ребята орали гимн, а я все думал... С одной стороны, я знал, что я так же хорош, как раньше, а с другой – думал, вдруг во мне что-то поменялось за эти два месяца, вдруг перелом что-то изменил во мне, и я теперь другой.

– У меня нет сомнений в моем профессионализме. Рик... вы плохо спали?

– А? – Рик прекратил тереть глаза.

– Выглядите уставшим.

– Да... мы, наверное, можем поговорить об этом.

– У вас бессонница?

– Нет, засыпаю я отлично, прихожу домой, включаю кулинарное шоу с Грегом Вэйлсом. Он тебе нравится?

– Он забавный.

– Ну вот я включаю забавного мистера Вэйлса и вырубаюсь почти сразу.

– В спальне?

– Кто ж ставит телек в спальне? В гостиной.

– Вы спите в гостиной?

– Да... да какая разница. Короче, вырубаюсь, а ночью просыпаюсь, и башка работает, словно включил меня кто.

– И что потом?

– Потом сигара и "The Balvenie" на три пальца, не бери в голову. Уф, – Рик дернул ворот, – у тебя жарко, как в Майами в сорок втором. Я рубашечку скину. Не смущайся, док, у меня там, кажись, майка была. Ага...

Джесси скользнул взглядом по мускулистой шее, загорелым рукам и закинул ногу на ногу.

– Они что-то означают?

– Татуировки? Они означают бурную молодость. Ты в порядке? Я... хочешь, оденусь?

– Все хорошо, Рик. Ночью вы просыпаетесь в одно и то же время?

– Не знаю. Неважно, сон-то разный каждый раз...

– Сон? Расскажите мне про сон.

– Еб ты. Он. Разный. Каждый. Раз. Ты глухой?! – Рик облокотился на колени и провел ладонью по лицу. – Прости, док... Как же... Просто...не хочу обсуждать идиотские сны. Я пришел не за этим.

– А за чем вы пришли?

– Скажи лучше... тебе снится что-нибудь пугающее?

– Да, бывает.

– Да? – Рик вскинул на него странный взгляд. – Ты говорил об этом с кем-то?

– Рик, вас пугают ваши сны?

– Черт, – Рик тихо рассмеялся. – Какой ты трудный. Я же сказал: забей на мои сны. Что тебе снится?

– Вы отзеркаливаете вопросы, Рик, это...

– Ни черта я не отзеркаливаю! Я в порядке, это тебе снится то, что пугает тебя до чертиков. Ты говорил с кем-то? У вас, мозгоправов, есть собственные мозгоправы, так?

– Так.

– И ты говорил с ним?

– Рик, возвращаясь...

– Говорил?!

– Бесспорно, стоит делиться тем...

– Ты никому не сказал. Почему?

– Рик, ваши сны...

– Блять, просто ответь мне, почему ты ни с кем не говорил о том, что тебя пугает?

Джесси ослабил узел галстука и бросил взгляд Рику за спину, там на тумбочке стояла большая черная кофеварка Cuisinart – подарок от давнего пациента.

– Не хотите кофе?

Помедлив, Рик оглянулся и присвистнул.

– Не откажусь.

Джесси прошел к стене и достал из шкафчика две чашки.

– Сливки? Сахар?

– Двойной, без всего. А ты предпочитаешь demi-creme, верно? Половинка на половинку?

– Я, если честно, больше по части чая. Кофе держу для своих пациентов.

– Но будь ты по части кофе, то бухал бы в него сливки до тех пор, пока не получалась бы бурда цвета твоей кожи. И закусывал бы все это шоколадными эклерами.

– Возможно. Прошу.

Рик втянул носом пар, идущий от чашки, и довольно зажмурился.

– Иногда, – Джесси отставил свой кофе, –  иногда... сны... раз за разом возвращают нас к некой травмирующей ситуации в прошлом.

– Это то, что с тобой происходит?

– Рик, вы же понимаете, что речь о вас? Послушайте. Я постараюсь объяснить простым языком: наше сознание... в нем изначально отсутствуют мазохистские наклонности, а сны, в свою очередь – лакмусовая бумажка работы сознания, поэтому, если сны заставляют вас испытывать негативные эмоции, то это значит...

– ...что я малость того?

– Нет. Это значит, что сознание чем-то травмировано.

– Ну и?

– Для начала неплохо бы признать сам факт наличия проблемы. В вашем случае.

– Окей. В твоем – тоже было бы неплохо признать. Предлагаю сделать это вместе.

– Вам так будет проще? Рик, вы сильный человек...

– Ох...

– ...не привыкший признавать, что есть проблема, с которой не получается...что вы делаете?

– Разминаю ноги, эти посиделки в креслах, мы как два старпера-шахматиста. Чего ты напрягся?

– Обязательно стоять здесь?

– Да сиди ты.

– Рик!

– Я просто придержал, не стоит вскакивать только из-за того, что мне не сидится в твоем шикарном эргономическом кресле для психов.

– Уберите руку.

– Прости.

Джесси смотрел удивленно на свои побелевшие пальцы, стискивающие подлокотники, и самое неприятное, что Рик тоже на них смотрел... напряженно, как будто увидел то, чего опасался.

– Я хочу вернуться в Монтану, – Рик упал обратно в кресло и замолчал.

– У вас там семья?

– Мой старик говорил: "Живи хоть у дьявола в жопе, но помирать приезжай в Монтану". И какого, спрашивается, черта сам он откинулся в промышленных джунглях Сент-Луиса?

– Вы сказали "вернуться", вы там...

– Родился. На границе с Канадой, в одном из тех городков с волшебными именами: "голубая роса", "сладкая трава", "добрый луч", кто их, блин, придумывает? Местные хоббиты?

– И почему вы хотите вернуться?

– Старик завещал мне дом – надо продать, пока он до фундамента не прогнил. Ты бывал в Монтане?

– Не довелось. Простите, я правильно понял: ваш отец недавно умер?

– Полгода назад, и убери это понимающее выражение со своего милого личика – как будто я кубик Рубика, и ты только что меня сложил. Люди умирают, это нормально. Я в порядке. Единственное, что бесит – эта бесконечная волокита. Он мог бы и сам продать дом, не жил в нем лет двадцать, – Рик одним глотком допил остывший кофе. – И как же ты ни разу не бывал в штате сокровищ, малыш? Сочные бизоньи стейки из "Гриль Теда", зажаренные в пряных травах... Да только ради них стоит ехать в Монтану!

– Вы не были близки с отцом?

– Ты же не из этих... зеленых...ты ешь мясо?

– Ем. Рик...

– Мы не виделись много лет.

– То есть вы спокойно восприняли весть о его смерти?

– Нет, не спокойно. Но это не самое худшее, что произошло в тот день. Старик был бы рад узнать, какую выдающуюся роль сыграл...он любил быть в центре внимания.

– И что же было самым худшим?

– Ну ты умный у нас, вот и скажи, что было самым худшим полгода назад.

– Я должен угадать?

– Ты даже не представляешь, насколько ты ничего мне не должен. Да отцепись уже от кресла! Пальцы не свело?!

– Рик, – Джесси скрестил руки на груди, –  вы сказали...

– Я могу помочь? Ты ведь знаешь, как тебе помочь?

– Вы пытаетесь сделать меня объектом терапии. Это защитная реакция, вызванная...

– А у тебя тоже защитная реакция? Какого черта...

– Я боюсь, наше время истекло.

– Ежу ясно, тебе...

– Наше время истекло.

– Вот как? – Рик смерил его долгим взглядом, потом поднялся, натягивая рубашку. – У тебя еще кто-то после меня?

Джесси кивнул, наблюдая, как крупные пальцы ловко застегивают пуговицы.

– Через полчаса.

– Но надо ж успеть припудрить носик, да? Держи.

– Будет лучше, если вы расплатитесь в конце, сразу за весь курс.

– Я не уверен, что приду еще, – Рик бросил банкноты на журнальный столик. – Не хмурься, док, тебе не идет.

– Рик, – Джесси проследовал за ним до двери.

– Что?

– Я могу дать контакт своей коллеги, она хороший специалист.

– Какой... ты что подумал... –  Рик улыбнулся. – Док, если я однажды решу вправить себе мозги, то обращусь только к тебе, не сомневайся.

***

11 мая, 14:00

– Джесси Хофт, слушаю.

– ...

– Алло?!

– Ты в курсе, что у тебя девчачье имя?

– Кто это?

– Гора мышц под семь футов, трехдневная щетина, раздражающие тебя старые берцы и татушки, с которых ты не мог свести своих глаз. Припоминаешь?

– Как вы, Рик?

– Совершенно девчачье имя. Без обид, малыш.

– От вас не было вестей больше недели, я собирался...

– Была у меня одна Джесси из какого-то там Энда. Уист Энда... Коттон Энда?

– Мисс Марлоу, прошу прощения, я на минутку... Рик, у меня пациентка, я не могу...

– ...постой...слушай, точно! Их две было! Из обоих Эндов. Горячие, скажу тебе, штучки. Все Джесси – горячие штучки.

– Рик, я не даю консультаций по телефону.

– А на фига мне твои консультации? Хотел узнать, как ты...как ты спишь?

– Отлично сплю, спасибо.

– И почему я тебе не верю, малыш?

– Вам не надоели эти обращения?

– Тебе они не нравятся?

– Как они могут нравиться? Я взрослый мужчина.

– С девчачьим именем... Блять!

– Это что? Выстрелы?

– Нет, детка, это хлопушки, я на детском празднике.

– Рик...

– Перезвоню.

– Алло? Алло?!

***

13 мая, 03:00

– Знаешь, в чем главный секрет ягненка по-перуански?

– Чего?! – Джесси приподнялся на локтях, пытаясь разглядеть время, ноги запутались в простыне, и Джесси нервничал: его как будто связали. – Рик?

– Узнал, – в трубке что-то застучало, – как приятно. Маринад, малыш. Когда дело касается мяса, маринад – вроде прелюдии.

– Три часа ночи!

– Мясо, особенно ягненок – это чопорная английская вдова. С ним нельзя спешить, необходимо соблюсти все приличия и...проявить фантазию. Мне вот сегодня кусок попался жестковатый и пресный. Кто другой рванул бы напролом: соусы, специи, пар, жар, ну как так можно? Все равно что разложить кого-то прямо в первую встречу.

– Рик, какого...

– Начинать надо с маринада: гранатовый сок напополам с апельсиновым, лимонная цедра, столовая ложка цветочного меда, мускатный орех и полстакана "Писко Сауэр".

– Вам не кажется странным то, что вы делаете?

– Вымачиваю ягненка в виноградном ликере? Или готовлю в три часа ночи?

– Вы звоните из Монтаны?

– С какой радости мне быть в Монтане? Я у себя дома, в трех кварталах от тебя. Можно подумать, я его спаиваю.

– Кого? Послушайте...

– Ягненка, ты не представляешь, что с ним с ликера делается – становится нежным и мягким, таким податливым. Я вытащил его из миски с маринадом и теперь разминаю, он выскальзывает, но если поднажать кое-где настойчиво, дает сок, сладкий на запах, – раздались тихие причмокивания, – и на вкус тоже.

– Ты сырое мясо облизываешь?

– Пальцы. У меня все пальцы в его соку. Джесси...

– Да?

– У тебя голос хрипит. А ягненочек такой восприимчивый сейчас, готовый впитывать все, что я ему дам, куда только подевались ужимки и черствость? Надо его хорошенько смазать, чтобы он оставался...открытым до конца, горчичное масло подойдет. И соль... он станет солоноватый, как разгоряченная кожа, покрытая испариной, и тогда можно приступать к самому интересному, где-то тут у меня был...ага, вот. Выкидной нож, конечно, для готовки не особо...

– Выкидной?

– Подарок отца, – раздался характерный щелчок, с которым лезвие выпрыгивает из рукоятки. – Знаешь, что я делаю?

– Нет.

– Аккуратные надрезы крест-накрест, не очень глубокие, человека, скажем, они бы не истязали, а скорее... будоражили.

– Как ты...

– Как я "что"? У тебя дыхание сбилось, ты в порядке?

Джесси молчал.

– В разрезы мы воткнем поджаренные на оливковом масле иголочки розмарина. Ты бы видел, малыш: когда растягиваешь края, плоть мелко подрагивает, а цвет похож...

– Хватит.

– Окей. Можно засовывать в духовку и переходить к гарниру. Ты нормально относишься к запеченному картофелю? Я его уже помыл, натер солью и сливочным маслом. Из молодых клубней мы вырежем сердцевину, для начинки возьмем тонкий ломтик бекона, лист шалфея и дольку чеснока, скрутим бекон в тугую трубочку и вставим в картофель не спеша, плавно... Может, и не поместится все сразу, это ничего...Голодный?

– ...

– Джесси?

– Нет.

– Голодный. Приезжай. Обещаю накормить так, что ты два дня ходить не сможешь, будешь лежать и постанывать после мощных гастрономических оргазмов.

– Рик, я не общаюсь с пациентами вне кабинета.

– Уломал – приду в кабинет, хотя твои рыбки и пугают меня. Завтра вечером, сойдет?

– Записаться на сеанс можно у секретаря.

– В понедельник?

– Во вторник, в восемь.

– Окей. Джесси...

– Что?

– Ты ведь не спал, когда я позвонил? Ответил сразу, и голос был бодрым.

– Удивленным.

– Ты не можешь уснуть.

– Во вторник, Рик...мы обсудим все, что хочешь, – и Джесси отключился.

***

16 мая, 20:00

– Я рад, что ты снова пришел.

– Правда, рад? – Рик прошагал к креслу, захватив по дороге какой-то прозрачный шарик со стола. – Или это уже начало сеанса?

– Правда, рад, – шарик взлетал к самому потолку, смуглые мозолистые пальцы хватали его и снова запускали вверх. В висках у Джесси закололо.

– Цветочек, все еще мертв?

– Геликония все еще жива. Рик, признаться, я беспокоился за тебя.

– Не стоило, док, у дяди Рика толстая пуленепробиваемая шкура.

– Стоило. Та фраза про Монтану...

– Про бизоньи стейки?

– В первую нашу встречу ты вспомнил слова отца о том, что умирать надо в Монтане, а незадолго до этого сказал, что хочешь туда вернуться.

– Что за мозгоебство? – Рик поймал шарик и со стуком положил его на журнальный столик. Шарик покатился, упал на ковер и уткнулся Джесси в натертые до блеска ботинки. – Я же сказал, в Монтане у меня дела, дом...

– Дом простоял без хозяев двадцать лет и простоит столько же. И все же ты решил ехать именно сейчас.

– Начнем с того, что я не поехал.

– Передумал?

– Был занят. Кое-что произошло. У тебя чайник есть?

– За кофеваркой.

– Я заварю чай, не против? – Рик встал, проверил, есть ли в чайнике вода, и включил его. – Белый пуэр, угадал?

– Ты принес с собой белый пуэр?

– Ну не мучить же тебя кофе снова. На прошлой неделе мотался в Шанхай...по работе, и мне вспомнилось, как ты страдал над своим эспрессо, – Рик вытащил из шкафчика заварник, скептически повертел его. – Я видел там кое-что, – шум от чайника нарастал, приглушая слова, – кое-что, чего не было...вроде глюка, так это называется?

– Расскажи подробнее.

– Психологи обожают подробности... чтобы вцепиться в какой-нибудь лучик солнца на красном покрывале и вытянуть из тебя всю душу. Пофиг, – Рик высыпал чай в заварник. – Короче, мне надо было убить время до самолета. Ведерко виски за десять баксов – конечно, круто, но если утром ощущения такие, будто тебя всю ночь ебала армия Тамерлана в полном составе...словом, бары отпадали. Я бродил в районе французской концессии и наткнулся на дом-музей Цзы, Дзы... не суть. Внутри крутили старую музыку и обстановку воссоздали: одежда, ковры, мебель, все дела, показывали диафильмы, просто рай для ребят с камерой в одной руке и "Lonely planet" – в другой. Я поднялся на второй этаж в спальню этого Цзы, там стояла большая кровать, и на ней я увидел... двух людей...

– Ты их знал?

– Вообще-то я даже знал, что они делают.

– То есть ты видел это прежде?

– Да, но это не было воспоминанием, слишком реально, по-настоящему. Как будто снова.

– Ясно.

Рик оглянулся, ожидая что Джесси добавит что-то, но тот молчал, потом поднял шарик с ковра и принялся его разглядывать.

– "Ясно" и все? Я тут поведал, что у меня глюк приключился, ты должен прыгать от радости и махать рецептами.

– Да, "ясно" и все. Как там мой пуэр?

– Солью первую заварку, и будет готов. Что тебе ясно, док?

– Во-первых, почему я должен радоваться твоей галлюцинации? Во-вторых, я не склонен думать, что это была она, а в-третьих, то, что ты рассказал, неважно.

– То есть?

– Рик, описанное тобой – симптом, который встревожил тебя настолько, что ты поделился со мной, и я благодарен, но ты по-прежнему умалчиваешь о том, что заставило тебя прийти ко мне, о том, что произошло до случая в Шанхае и до нашей первой встречи.

– Знаешь, Джесси, – Рик поставил на столик чашки, заварник и уселся в кресло с довольным видом, – ты мне очень помог.

– Чем же?

– Я стал лучше спать, в самолете так вырубился, что проснулся, когда шасси выпустили. И мне сон приснился, тебя ведь интересовали мои сны? – Джесси вяло кивнул. Он вдруг ощутил себя грифелем циркуля: вечно крутится вокруг смыслового центра под разными радиусами не в силах совпасть с ним. – Начиналось, как обычно: мне снилось, что я заперт в доме и ни к чему не могу прикоснуться, хочу, например, выключить телевизор, подношу руку к пульту, а вокруг него словно воздух плотнее, и не пробиться. Я брожу по этажам в поисках выхода, путаюсь в доме как в липкой паутине, коридоры сужаются, ноги вязнут в коврах...и тут в воздухе – запах ирисов, и я оказываюсь в Карлтонском люксе, знаешь, как бывает во сне: ирисы – и вдруг, бац, люкс в Карлтоне: на каминной полке – пышные букетики, в колонках – колдует Нина Симон, а на софе возле окна полулежишь ты...

– Ну что ж, вполне...

– ...голый полулежишь или, как говорят французы, одетый в аромат своих духов, и спрашиваешь, чего это я так долго. Я подрастерялся, отвечаю, дескать, мы ж вроде не договаривались. Поверь, малыш, если б я знал, что где-то меня ждешь ты, раздетый, разомлевший, я бы... – Рик усмехнулся уголком губ и поймал взгляд Джесси, как за руку схватил. – Ты поднял с пола глиняный кувшин и начал лить масло себе на плечи, живот, а потом пальцами размазывал масло и смотрел на меня...черт, детка, прости, но взгляд у тебя был совершенно блядский, и весь ты в этом масле, блестящий, скользкий, такой ягненочек, готовый к жарке: ослабевшие коленки сами разъезжались, соски затвердели, пальцы ног поджимались, я тебя глазами так и пожирал, а ты краснел, представляешь? Лежал возбужденный до чертиков и при этом при всем умудрялся краснеть. Меня как оглушило, а тут еще...ты начал просить. Я опустился возле софы, хотел стащить тебя на ковер, но не смог коснуться, как до этого не мог коснуться пульта. Взгляд у тебя стал укоризненным, а из горла вырывались всхлипы, просто сердце разрывалось...

– Рик, – Джесси кашлянул, – Рик, думаю, суть я уловил...

– Ты хотел подробностей. Слушай. Я шептал, что надо потерпеть, что я найду способ, а тебя штырило как обдолбанного. Надо сказать, получалось хреново, детка, на будущее – пытаться засунуть сразу три пальца...

– Рик, мне неприятно...

– Да ладно? А по стояку и не скажешь. Короче, тогда, во сне, я понял, что пора, пардон за каламбур, брать дело в свои руки. Я вытащил нож. Я знал, что в кармане у меня нож, тот самый... подарок отца. Во сне я решил, что густой воздух, не позволяющий пробраться к тебе, можно разрезать как пластик, разорвать оболочку. И вот я навис над тобой с ножом...

– Прекрати! – Джесси встал, покачнувшись, подошел к столу, налил себе воды, руки у него тряслись, и вода полилась на бумаги.

– А во сне идея с ножом тебе понравилась, тебе вообще все нравилось, что бы я ни делал...

– Да! Мне нравилось! – Джесси с размаху метнул стакан в стену, и вместе с ним словно что-то разбилось внутри Джесси... Он принялся мерить комнату шагами, заламывая кисти, дернул галстук на шее, но только туже затянул. Выглядел он не то чтобы невменяемым – отсутствующим, был здесь и не здесь одновременно.

Рик встал, перехватывая его на полпути.

– Эй, тише, все хорошо...

– Нет, не хорошо! Мне нравилось то, что он делал!

– Он?

– Отпусти.

Джесси, как пьяный, свалился в кресло и спрятал лицо в ладонях.

Рик налил в его чашку чай.

– Выпей. Черт...тебе бы щас вискаря на полпальца...

– Рик, я прошу прощения...

– Ох, детка, помолчи и выпей.

– Это было непозволительно...

Руки у Джесси все еще тряслись.

– Ты был прав, это сложно...вернуться после перерыва. Я...ты мой первый новый пациент, и, видимо...

– Джесси...

– Я не готов...меня обязали пройти короткий курс терапии. Кое-что произошло, и прежде чем вернуться к практике, я должен был получить свидетельство. Это было несложно. Для меня. Показать то, что следует, сказать то, что следует. Я просто хотел вернуться... думал, если ситуация станет выходить из-под контроля, я...смогу...

– Но ты не смог.

– Сначала сны, потом...это.. Рик, боюсь наша терапия провалилась.

– Плевать я хотел на нашу терапию. Просто поговори со мной.

– Зачем...?

– Тебе это нужно. И я не пойду к другому доктору.

Джесси вздохнул прерывисто, будто до этого не по комнате метался, а рыдал.

– Возможно, ты читал... о нью-орлеанском маньяке, в прессе его еще называли Отелло, – Рик отошел к окну, и говорить его широкой спине было на удивление легко.  – Я сотрудничал с Криминальным Следственным Отделом, составлял его профиль: классический организованный социопат с IQ сто сорок и фиксацией на первом преступлении. Десять лет назад его любовник...Ларри Ренклод, изменил ему, а, может, Отелло решил, что тот ему изменил... В приступе ярости он убил его, а тело закопал в парке. Через сутки сообщил в полицию об исчезновении, сказал, что они поссорились, и Ларри ушел. Дело осталось нераскрытым, мало ли куда рванул юный тусовщик, ранее судимый за хулиганство и непристойное поведение. А спустя полгода по всему штату начали пропадать молодые одинокие мужчины. Отелло похищал их, запирался с ними в своем доме и некоторое время заставлял играть в идеальные отношения, это длилось не больше трех-четырех дней, потом начиналась игра в ссоры: подозрения в измене, сцены ревности, и наконец в финальном акте, он убивал их. Он снова и снова убивал Ларри. Захоронение с двадцатью тремя телами нашли год назад случайно, меня попросили помочь. Мы вышли на Роберта Лоуренса, архитектора из Нью Орлеана, я отправился с группой захвата. Все пошло наперекосяк...так получилось...я стал его последним Ларри, почти стал. Меня вытащили через сутки, я пробыл с ним двадцать четыре часа в дешевом придорожном мотеле, накачанный наркотой. Он мало что успел, я тянул время, боялся, что стресс ускорит развитие событий и стадия ревности начнется раньше. Я слушался его.

– Он...

– Ему нравились лезвия, нравилось купать меня, расчесывать, нравилось играть в раба и господина, – голос у Джесси сорвался на фальцет. – И мне тоже все это нравилось.

Рик прислонился к подоконнику.

– Ты был обдолбанный.

– Да. Конечно.

– Джесси, ты занимался сексом с мужчиной до него?

– Нет, – Джесси замялся. – Я не очень-то... активен в плане...

Рик покосился заинтересованно, и щеки у Джесси порозовели.

– Я был занят работой.

– Ну да.

– Я и с ним-то... не полностью...

– Понятно.

– Знаешь, его ведь так и не нашли, он снова ушел тогда.

– Ты боишься?

– Что он вернется? Нет...нет. Он слишком умен и не станет соваться, наверное, он уже в Мексике пьет текилу с очередной жертвой...если, конечно, сумел пересечь границу, – Джесси подошел к окну, он чувствовал себя измотанным, а Рик выглядел так...хотелось на него опереться. Следующую фразу он проговорил на одном выдохе, быстро, как будто сдернул пластырь. – Иногда...я хочу, чтобы он пришел, хочу узнать, что было бы дальше, хочу перестать воображать, прокручивать даже во сне.

С уже сверкающей ночными огнями улицы долетел вой сирен, Джесси помотал головой.

– Могу я...помочь?

– Ты? Мне? – Джесси нервно улыбнулся. – Помогать – моя прерогатива. У тебя свои проблемы, Рик. И я все еще без понятия, какие.

– Проблемы – то, что можно решить. У меня не проблемы, у меня прошлое, – Рик похлопал по карманам в поисках сигарет. – Я совершил ошибку, Джесси. На работе. Из-за этого пострадал человек.

– "Худшее" в тот день? Это оно?

Рик оттолкнулся от стены, прошагал к аквариуму, единственная рыбка замерла и уставилась на него немигающим черным глазом.

– Ошибка произошла до того, как ты узнал о смерти отца, или после?

– Похуй, – Рик постучал костяшками пальцев по стеклу, рыбка не шелохнулась. – Я много чего узнаю каждый день, это не влияет на мою работу, никогда.

– Смерть отца не "много чего".

– Она живая вообще? Вот же стремная...

– Как он относился к твоей работе?

– Джесси, давай обсудим особенности употребления слова "похуй".

– В прошлый раз ты сказал: "Он был бы рад".

– Ты нас записываешь, что ли?

– Чему он мог радоваться? Тому, что ты ошибся по его вине?

– Тому, что у такого красивого мальчика, как ты, крепко стоит на меня. Он бы заценил...

– Рик, – Джесси поморщился.

– Давай просто забудем про меня. Я хочу помочь. Тебе.

– Ты хочешь помочь, потому что чувствуешь вину. Ты сказал, что из-за твоей ошибки на работе пострадал человек. Твое чувство вины не нашло выхода в той конкретной ситуации и распространилось на то, что никак с ней не связано. Грубо говоря, ты не можешь заслужить прощения у того, перед кем действительно виноват, и пытаешься искупить вину, помогая незнакомцу.

– Ты усложняешь...

– Я усложню, предположив, что в твоем случае мы имеем дело с зеркальной ретрофлексией – ты заставляешь себя испытывать то, что на самом деле хотел бы, чтобы испытывали по отношению к тебе. Ты хочешь, чтобы кто-то чувствовал себя виноватым перед тобой, но этот кто-то не чувствует вины. Почему? Может, потому что умер так не вовремя?

– Ты нехило зациклился на моем старике, док.

– Это ты на нем зациклился, Рик. Ты пришел сюда, такой самоуверенный, не желающий говорить со мной ни о чем, что действительно важно для тебя, и все же первая откровенность, вылетевшая из твоего рта, касалась отца.

– Гребаный дом в Монтане!

– Незавершенная эмоциональная ситуация, которая не отпускает тебя, потому что один из ее объектов исчез навсегда, твои чувства остались неразделенными. Он уже никогда не почувствует себя виноватым, никогда не извинится, не признает, что подставил тебя в тот день, потому что он мертв.

– Потому что он засранец и эгоист, сдохнувший с бутылкой виски в одной руке и членом – в другой! – Рик вытянул из пачки сигарету и попытался прикурить, получилось не сразу. – Какого ж хрена, Джесси... Какого ж хрена он позвонил тогда? Двадцать лет я о нем не вспоминал, и в мыслях не было. И тут...я слушал, как он умирает, как у него отказывает сердце. Я знал, что врачи не успеют, он тоже знал и хныкал в трубку про то, как был не прав, про то, как гордится мной.