Текст книги "Области тьмы (ЛП)"
Автор книги: Jae
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Гоа
Когда они приезжают на Гоа, Джейсон приводит Марию на пляж. У самой границы воды она отпускает его руку и бежит, врезаясь в волны, которые бьют по ногам, опутывают подолом платья. Она кружится и подбрасывает пригоршни воды над собой. И слышит, как Джейсон следует за ней. Он смеётся. Мария смотрит в небо, взглядом обводит линию горизонта. Там, где волны разбиваются о небо, такая отчаянная синева… Мария думает: сердце может разбиться только от одного вида всего этого. Она уходит под воду, скрываясь от наваждения, и перед погружением шепчет: «Я люблю человека, который убивает».
Мария постоянно повторяет эту фразу себе, но только тогда, когда уверена, что Джейсон её не слышит. Не нужно напоминать. Никто и никогда этого не забудет. Мария поступает так, чтобы понимать, кто она. Она – женщина, которая любит убийцу. Она – Мария, которая любит Джейсона.
Она хочет так.
Она выныривает прямо в его объятья.
Милан
В Милане Джейсон вновь просит Марию оставить его.
– Почему? – вопрошает она.
– Ты проводишь всё время, глядя на меня, – и он уклонятся от поцелуя, когда Мария тянется к нему, но затем снова ловит её взгляд. В Милане остается что-то, ускользающее от его внимания.
Джейсон посмеивается, когда Мария так делает, смеется так, будто это идёт откуда-то изнутри, где темно. Но, несмотря на этот смех, она оглядывается на Джейсона, и тогда он говорит:
– Ты слишком храбра. Это твоя проблема.
– Скорее безрассудна, – поправляет Мария. – Так всегда говорила моя бабушка. Безрассудная и беспокойная. Я идеально тебе подхожу.
Джейсон встаёт на колени, прямо на пол, перед ней. Он берёт её руку в свою ладонь. В другом городе, в другой жизни Марии кажется, что другой человек преклоняет колени и говорит:
– Я никогда так не рисковал до встречи с тобой.
Но Джейсон и не говорит этого, он констатирует:
– У тебя больше никогда не будет дома.
– Что?
– Если ты останешься со мной, ты должна быть готова к переезду в любой час или даже минуту. Ты будешь жить в тысячах разных мест, но у тебя никогда не будет своего дома.
– Что ж, – говорит Мария, – я никогда не была домохозяйкой.
Ужгород
– Ты готовишь?
– Выпекаю, – поправляет Мария. – Помолчи и я научу тебя делать пирог по рецепту моей бабушки.
Джейсон смеётся, и Мария бросает в него кухонное полотенце. Она не похожа на повара, но день просто создан для такого пирога. Прозрачная, совершенная осень; листья на деревьях ещё так ярки, а ветер осушает лужи. Её бабушка любила готовить именно в такие дни, впуская с улицы прохладный воздух, несмотря на протесты Марии. «Когда духовка нагреется, будет тепло», – приговаривала она. И теперь Мария повторяет это Джейсону, когда тот жалуется на холод. Из-за солнечного света, проникающего в огромные окна, из-за светлых стен и выбеленных деревянных полов кухня быстро нагревается.
Мария любит эту кухню, но она никогда не признается в этом Джейсону. Она знает, что, возможно, им придётся уйти. Нет, точно придётся.
Пока пирог находится в духовке, Мария подходит к окну, упирается лбом в раму и смотрит через стекло. Джейсон стоит в полосе солнечного света и улыбается ей. Через стену от соседей доносится музыка, и Джейсон вовлекает Марию в танец. Он прекрасный танцор, и несколько мгновений она легко скользит по полу вместе с ним. Её подсознание ощущает движение его мышц, и Мария замирает на месте.
– В чём дело? – спрашивает Джейсон и опускает руки.
Мария привычно отвечает, что дело не в нём, но дело, конечно, именно в нём. Этот шарм – что-то новенькое, но для Джейсона он словно вторая кожа. И Мария размышляет о том, как много подобных вещей спрятано внутри Джейсона и все они лишь ожидают своего часа, чтобы вырваться наружу. Она дрожит.
Джейсон идёт к окну и закрывает его. Всё ещё стоя к Марии спиной, он признаётся: «Я никогда и никого не любил так, как люблю тебя».
Мимолётная мысль пронзает её мозг, но Джейсон слишком быстро оборачивается, чтобы Мария успела её скрыть.
– Я бы помнил, – говорит он, – я бы знал, если я… клянусь. Другие вещи… я не помню подробностей, но чувствую их важность. Я несу их в себе, и с любовью случилось бы так же, правда? Я мог забыть подробности, но я помнил бы чувство, как и всё остальное. Я бы не смог забыть любовь. И никогда не забуду.
Мария целует его:
– Я верю тебе.
И она хочет верить.
Далки
– У тебя никогда не будет друзей, – говорит Джейсон, – если ты останешься.
Мария даже не выглядывает из-за щита открытой книги:
– Ты – мой друг. Такие разговоры уже наскучили.
Джейсон тянет книгу из её пальцев и бросает через всю комнату. Его лицо остаётся непроницаемой маской, которую он носит всегда в таких случаях. Её книга – всего лишь дешёвое издание в мягкой обложке. Она приобрела томик, когда они останавливались на заправке. Но Мария с сожалением провожает взглядом страницы, разлетающиеся по полу подобно позёмке. Мария знает, что позже Джейсон обязательно бережно соберёт их и передаст в её руки, смущённо глядя в пол. И обязательно одна из страниц останется лежать под ковром или за тумбочкой. Это будет очень важная страница вроде последнего признания в любви или развязки в детективе. Так бывает всегда.
– Я сейчас серьёзен, – говорит Джейсон.
– Я бы сказала, что говоришь серьёзным тоном.
– Послушай меня…
– Нет, ты меня послушай. Это не «серьёзно», а скучно, потому что озвучено уже много раз. Я не уйду без тебя, как и ты без меня. А теперь, пожалуйста, верни мою книгу.
Джейсон склоняется над ней. Что-то тяжёлое и гнетущее затеняет его лицо. Мария борется с собой, чтобы не отстраниться. Но Джейсон садится и обхватывает голову руками. В этой позе он замирает надолго. И Мария не может отвести взгляда от Джейсона.
Позже он действительно протягивает ей книгу, бережно разглаживая страницы:
– Прости, я испортил.
– Послушай, – мягко говорит она, – нет причин для беспокойства. Мы не можем знать, что случится через минуту. Кто знает, может, ОНИ вообще перестанут тебя искать. Может быть, у них уже всё есть. Нет причин бес…
– Ты мыслишь не верно, – говорит Джейсон, и слух Марии царапает нотка печали в его голосе. – Ты не можешь остаться только потому, что всё может измениться. Не изменится. И не остановится. Это никогда не прекратится.
– Мне всё равно, – отвечает Мария, убирая книгу. Она кладёт свою руку на запястье Джейсона и обещает:
– Я не хочу уходить. И не уйду.
Джейсон отходит к окну и, выглянув в темноту, говорит:
– Ну и у кого теперь «серьёзный» тон?
Он дразнит её, по-прежнему пряча своё лицо.
– Вынуждаешь, – пожимает плечами Мария.
– Ты же знаешь, что я прав, – отвечает Джейсон. – Ты никому не сможешь рассказать, кто ты есть на самом деле. Не сможешь сблизиться ни с кем.
– Хорошо. Но сейчас у меня есть предлог.
Зомба
Джейсон отсутствует уже пятый день, когда Мария начинает вести разговоры со старой подругой – Марией в своей голове. Это единственный друг, которого она может себе позволить. Потерянная Мария – это такая старая боль, что теперь она уже почти приятна.
– Я люблю человека, который убивает, – признаётся Мария.
– Правда? – спрашивает Мария внутренняя. – А помнишь, когда мы были в Барселоне, я была влюблена в парня с косыми глазами? И когда я оглядываюсь назад, понимаю, что это мелочи, но тогда чувство казалось мне чрезвычайно сильным.
– Мария, ты никогда не говоришь со мной серьёзно.
– Да нет. Ты всегда относилась серьёзно к нам обеим, – Мария смотрит в свои подведённые глаза и на коротко стриженные, наманикюренные, покрытые красным лаком ногти. – Так-так, что ты там говорила по поводу своего «убийцы»?
Мария вздрагивает и смеётся:
– Ты становишься чувствительной.
– Не чувствительной. Скорее меня волнует то, что всё это значит.
Мария не отвечает, а просто проводит по волосам жестом, хорошо знакомым Марии внутренней. Волна боли и отчаяния плеснулась внутри, напоминая о старом друге, почти близнеце. Мария не просто её веса и роста: те, кто встречались с одной или с другой, никогда бы их не перепутали.
Только те, кто плохо знали её, думали, что Мария и Мария похожи.
– Скажи мне…
– Что это такое во мне, что я могу любить кого-то, сделавшего что-то действительно ужасное?
Мария смеётся и тянет:
– Ну-у, конечно, я знаю. Причина в тебе.
Сначала она отрицает, но потом смеётся в голос:
– Да, конечно, это так.
И когда Мария смеётся, другая Мария останавливает:
– Оставь его.
– Что?
– Бросай его. Уходи. Уходи прочь. Если он убийца, если он делает дурные вещи и это действительно беспокоит тебя, то просто уйди.
– Я. Не. Могу, – отвечает Мария, понимая, что делает ошибку.
Глаза Марии внутренней сужаются:
– Не можешь, говоришь? Он что, связывает тебя? Запирает дверь?
– Я его люблю, – Мария говорит, осознавая, как это звучит, но не желая себя останавливать. Она хочет сказать.
– Остановись.
– Не могу. И не хочу.
– Почему «нет»?
– Я не хочу останавливаться. Я люблю его. Я хочу его.
– Там, – плачет Мария, используя тот же самый способ, который применяла, чтобы обыграть в карты саму себя. – Это то, что ты хотела от меня. Напомнить.
– Напомнить о чём?
– О двух самых важных в мире словах для тебя.
– Любовь? – гадает Мария – К нему? Что?
– «Я» и «хочу».
Мария пытается отвернуться, но опережает саму себя.
– Ты всегда хотела того, что хотела. И это что-то всегда тяжёлое и тёмное. Но ты сама захотела напомнить себе…
И больше она уже не пытается отвернуться. Она улыбается:
– В этом смысле ты никогда не была трусихой.
– Джейсон говорит, что я смелая.
– Сама я называю это безрассудством, – её глаза снова сужаются, она изучает себя, откидывая голову назад. Гордо. Что бы Мария ни сказала теперь, она не вздрогнет.
– А может быть, вы оба правы, – отвечает Мария, наклоняется и целует Марию в губы. Чтобы раствориться в тот же миг.
И неважно, что Мария пытается вернуть подругу обратно. Она покидает её, оставляя полуминутные воспоминания, едва уловимую нотку духов в воздухе и эхо своего смеха, призрачный вкус на губах Марии. Но у неё много времени, чтобы попытаться, ведь на этот раз Джейсон отсутствует в течение пятнадцати дней, и когда он возвращается, что-то неуловимо меняется в нём. Нет, он всё ещё многого не помнит, но когда Мария смотрит на Джейсона, волосы шевелятся на её затылке.
– Я не понимаю, почему ты меня ждёшь? – его голос звучит раздражённо.
– Потому что так хочу, – отвечает Мария. Смеётся. И на миг Мария внутренняя встаёт перед ней. И она улыбается тоже.
Мария целует Джейсона страстно, и он приближается к ней. Отчаянно.
И внутренней Марии уже нет, когда Мария разрешает Джейсону разомкнуть объятья.
Гонконг
У Джейсона есть особый оттенок в голосе, которым он говорит те вещи, которых, по его мнению, Мария лишается из-за него:
– У тебя никогда не будет ребёнка.
Но Мария и не чувствовала материнских инстинктов. Она никогда не была одной из тех, кто нянчил кукол в детстве, кто долгим взглядом провожал чужие коляски на улице. Она не задумывалась о перспективе иметь ребёнка.
Тем не менее раньше она не думала, что никогда не будет иметь детей.
Годы тренировок, забытых, но оставшихся на уровне инстинктов, заставляют Джейсона быть жестоким перед лицом слабости:
– Ты знаешь, что это – правда, – говорит он, не сводя взгляда с её лица. – У тебя никогда не будет ребёнка, потому что мы всегда должны быть готовы встать и уйти, бежать. Ты не сможешь подвергнуть малыша такой опасности.
– Но, – Мария вкладывает в тон всю лёгкость, на которую только способна, – кто сказал, что я вообще хочу ребёнка?
«Ты обманываешь саму себя, многие и многие люди умирают с этим, – вступает внутренний голос, змеиными кольцами обвиваясь вокруг неё. – Ты лжёшь самой себе, лжёшь мне, пока не станет слишком поздно. И когда станет… что ты тогда намереваешься сделать?»
– Довольно! – кричит Мария так, что крик взмывает вверх, будто испуганный, и лопается там, под потолком, заставляет Джейсона отступить на шаг. Он никогда не видел её такой прежде. – Больше не говори мне, что Я ХОЧУ, никогда не говори!
– Хорошо, – отвечает Джейсон, и на этот раз его голос звучит успокаивающе. – Хорошо.
– Потому что ничего ты об этом не знаешь!
– Хорошо, – снова повторяет он, и на миг становится похоже, будто это правда. Он смотрит в пол, сжимая и разжимая кулаки. Он выглядит почти испуганным. И в конце он говорит:
– Прости.
Но её уже нет в комнате.
Тортугеро
Ночные кошмары возвращаются в Тортугеро.
Проходит четыре дня, прежде чем Мария осознаёт. У них случилось тяжёлое путешествие, и хотя она никогда не скажет об этом вслух, но она немного устала начинать всё сначала: другая страна, чужой язык, не её имя. И тогда она падает в кровать, засыпает без сновидений.
Проходит четыре ночи, прежде чем Мария просыпается от стонов Джейсона во сне. Она лежит неподвижно, вслушивается. А он бормочет что-то кажущееся набором слов. Она не может понять что. Она встает рано не из-за страха быть пойманной, а чтобы записать услышанное. Всё это кажется случайными словами. Она открывает ноутбук. И есть только два слова, которые он повторяет снова и снова. «Нет», – шепчет он во сне постоянно. «Нет» и «кровь».
Восемь ночей спустя Джейсон кричит так, что просыпается сам. Он садится в постели и отворачивается от Марии. Он откидывает одеяло, опускает ноги на пол, но не встаёт с кровати.
– Прости, – просит он. Его бельё взмокло так, будто он быстро и долго бежал. – Я не хотел тебя будить.
Он оглядывается через плечо:
– Я что-то… что-то сказал во сне?
– Что тебе снится? – вопрошает она.
– Не помню, – отвечает Джейсон. Мария понимает, что он лжёт. И сейчас у него получается плохо. Она знает, что Джейсон врёт гораздо лучше, когда действительно хочет обмануть.
– Скажи мне, – просит Мария.
– Не помню, – настаивает Джейсон. – Боже, не думаешь же ты…
Мария смотрит на него и выскальзывает из постели. Она находит свою юбку, ту, что носила ранее, и достаёт обрывок бумаги из кармана. Она передаёт записку ему.
Джейсон читает медленно:
– Я не… – только и выдыхает он. Взгляд задерживается на бумаге.
– Четыре ночи подряд, – молвит Мария, – ты разговариваешь во сне.
Джейсон смотрит на Марию. На её спину. Кошмар – живое существо, вставшее между ними.
Внезапно Мария отшатывается и отступает так далеко, как только можно. От этого его взгляда. И Джейсон оказывается рядом мгновенно. Он нависает над ней. Мария всхлипывает, когда её голова ударяется в стену, а Джейсон отступает.
– Я не делал этого, – шепчет он, и голос его звучит надрывно, испуганно. – Я ведь не делал этого?
– Нет, – отвечает Мария. – Ты не толкал меня.
Она знает, что он никогда не простит себе, если поднимет на неё руку.
– Боже, – говорит он, отступая в угол комнаты. Клочок бумаги выскальзывает из его руки. – Боже, я не мог…
– Скажи мне, – настаивает Мария, – что тебе снится?
– Я не помню.
– Скажи.
– Нет.
– Говори.
Джейсон разворачивается и начинает мерить комнату шагами:
– Я не могу сказать тебе, что вижу во сне. Не могу сказать этих вещей. Не могу, но должен, – и его голос искажён ненавистью и яростью. Голова Марии всё ещё гудит от удара, но именно от его голоса она впервые за всю ночь вздрагивает. – Если бы я был мужиком, я бы сказал тебе. И ты разлюбила бы меня. Оставила меня. Ушла бы туда, где будешь в безопасности, и получила бы всё то, чего заслуживаешь.
– Этого никогда не случится, – обещает Мария. – Потому что я тебя люблю. А теперь… теперь скажи мне.
– В любом случае, – говорит Джейсон, – я не могу вспомнить.
– Хорошо, – отвечает Мария. Она поднимает обрывок бумаги и возвращается в постель. – Я могу подождать.
Джейсон ложится рядом. Он не близко и не далеко.
– Вспоминай. Я буду рядом. Ты расскажешь мне.
Гоа
– Я люблю тебя, – говорит Мария. Она практически падает в объятья Джейсона, когда поворачивается к нему. Волны очерчивают её талию. Юбка Марии точно морские водоросли опутывает их обоих.
Джейсон обнимает её за плечи, но в глазах его волнение. Она тянется к нему, и волны бегут мимо них безрассудные, беспокойные. И если небо не разобьёт её сердце, то за него эту работу сделает море. Она не смела и мечтать о чём-то же столь прекрасном.
– Это прекрасно, – озвучивает за неё Джейсон. – Боже, как прекрасно.
Мария окружена такой красотой, но взгляд Джейсона устремлён только на неё. Его рука напрягается, и в этой мощи она чувствует вес всех тех вещей, что он делает, и тех, что ему предстоит сделать, а ещё тех… которые он боится сделать.
– Я хочу этого, – говорит Мария, поймав его лицо в ладони. Она смотрит прямо в его глаза, прежде чем поцеловать. – Помни то, что происходит. Я хочу этого. Хочу.