Текст книги "Услышь моё молчание (СИ)"

Автор книги: ITN-997

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Они ещё раз вместе пообедали, потом несколько раз поужинали, а затем Алекс позвонил и сообщил, что сумел освободить всю вторую половину пятницы и может поступить в полное распоряжение Германа. Он даже улыбнулся, настолько двусмысленно прозвучала фраза, если припомнить какими глазами посматривал на него Гриневский и какие нескромные фантазии вызывал сам у своего будущего фотографа. Своё воображение Герману обуздать было нелегко, особенно, будучи в курсе сексуальных предпочтений своей модели, и в его голове то и дело возникали пикантные картины. У Алекса было не только весьма интересное с точки фотографа лицо, но и подтянутое, стройное и красивое тело. Герман не прочь был сделать эротическую фотосессию, но вряд ли Гриневский на такое согласится. Всё-таки он серьёзный бизнесмен с положительной репутацией, а не мальчик-плейбой без комплексов и правил.

Алекс приехал в приподнятом настроении. Он без сопротивления и возражений выполнял всё, о чём просил фотограф. Герман был увлечён настолько процессом, что по прошествии нескольких часов не сразу заметил, что вместо бодрости его модель начал излучать усталость. Он сжалился над Гриневским и отправил его в душ, а сам занялся приготовлением ужина. В холодильнике заранее были припасены куриные грудки, которые Герман быстро и ловко порезал небольшими кусочками. Глубокая сковорода, которую подарил на прощание мастер Фу, уже разогревалась на плите. Старый китаец, которому не так легко было угодить, эти подарком оценил старания Германа в освоении китайской кухни. Когда Алекс, посвежевший и довольный, вошёл на кухню, мясо уже было обжарено на оливковом масле и теперь лежало на тарелке, а Герман аккуратно вливал в сковороду разведённый с водой яблочный сок, медленно размешивая его с оливковым маслом, оставшимся после жарки мяса. Гриневский удобно устроился на высоком табурете и с интересом стал наблюдать за манипуляциями хозяина квартиры. Герман, заметив интерес гостя, только улыбнулся и продолжил колдовать над ужином. Он добавил немного сахара, яблочного и уксуса, соевого соуса и кетчупа. Аккуратно размешал всё и добавил немного перца чили в хлопьях, молотого имбиря и чуточку чеснока. Гриневский любил острое и с удовольствием предвкушал тот момент, когда попробует приготовленное Германом блюдо. Они не болтали, им было комфортно молчать и наблюдать друг за другом. Алексу это нравилось, а Герману было непривычно, но… как-то затягивало, что ли? Словно они сто лет знакомы и понимают друг друга без излишнего трёпа. Им не нужны были слова, лишь вопросительный взгляд, таинственная улыбка в ответ, лёгкое пожатие плеч и понимающий кивок головы в ответ. Странно, интересно, заманчиво.

Хорошо прогрев жидкость, но, не дав ей закипеть, Герман переложил туда с тарелки поджаренные кусочки мяса и уменьшил огонь, оставив доходить до нужной кондиции. Он занялся приготовлением рассыпчатого риса, а Алекс неожиданно хмыкнул, нарушая их странный молчаливый разговор.

− Что? – спросил, помешивая рис, Герман.

− Да вспомнил одного знакомого. Он довольно оригинальная личность. Этакий гурман-экстримал. В какую бы страну не приехал, всегда стремиться испробовать всякую экзотику. Ел и тараканов, и змей, и личинок. Ужас, как по мне. Я на такие подвиги не способен, мне свой желудок жалко.

− Тараканы бывают очень даже вкусными, если их правильно приготовить. Не говоря уже о том, что сначала необходимо купить правильных тараканов.

− А бывают неправильные? – усмехнулся Гриневский.

− Обычные тараканы в хорошей кухне не употребляются. Там используют только выращенных специально для этих целей особей, стерильных и чистых.

− Я так глубоко в тему не влезал, по мне таракан – это таракан, а не деликатес. А ты пробовал?

− Было дело. Так что твой друг?

− Я о нём вспомнил потому, что в Шанхае с ним приключился казус. В Китае ведь почти на каждом шагу есть всякие закусочные и просто уличные лотки, где готовят на глазах у туристов всякую всячину.

− Не совсем на каждом углу, но да. Такое дело есть.

− Так вот моему знакомому захотелось попробовать крысу, которую так расхваливали его знакомые. Он взял и купил порцию. Съел и… его потом с трудом в больнице откачали. Отравился он знатно.

− Если так уж хочется попробовать настоящую китайскую кухню, это надо делать либо у хороших знакомых в гостях, либо в дорогом ресторане, но ни в коем случае не на улице, − заметил Герман, ловко сливая рис.

− Почему? Китайцы вон всё время едят на ходу и живы-здоровы.

− Чтобы благополучно переваривать то, что готовят на улице или, точнее сказать, из чего готовят, нужно: либо иметь лужёный желудок, либо быть китайцем.

− Проверил на себе?

− Научили мудрые люди, − улыбнулся Герман, выкладывая на тарелки рис и ароматную острую подливку с мясом. Алекс как пёс, учуявший вкуснятину, повёл носом. Это было так забавно, что Герман не удержался и рассмеялся. – Наслаждайся!

− Ум-м, − протянул Алекс, проглотив кусочек нежной острой курицы с рисом. Даже глаза прикрыл от удовольствия. – Всё! Теперь, если мне захочется поесть что-нибудь из китайской кухни, буду приходить только к тебе. Это волшебно!

− Приходи, − тихо ответил Герман, опуская глаза в свою тарелку.

Уже поздним вечером, оставшись в одиночестве и просматривая результаты фотосессии, он остановился на одном снимке. Алекс, в белой рубашке с чёрными подтяжками и галстуком, расслаблено сидел на полу, оперевшись спиной о стену. Руки расслаблено лежали на согнутых в коленях ногах, а немного уставшее лицо было повёрнуто к камере. Глаза мерцали за стёклами очков, в тонкой стильной оправе, немного выгоревшие за лето волосы были растрёпанными. Алекс был какой-то… родной. Герман вспомнил, как ему хотелось тогда отложить камеру, опуститься на пол рядом и запустить свои пальцы в эти растрёпанные пряди. Коснуться кончиком языка полных красивых губ. Или просто положить свою голову Алексу на колени и почувствовать себя в безопасности. Гриневский незримым флёром своего обаяния постепенно окутывал Германа ласковым коконом, вынуждая тянуться к нему, хотеть новой встречи. Он вспомнил, как испугался тогда своих мыслей и желаний. Они могли означать только то, что Гриневский как-то незаметно, словно лазутчик, смог нарушить границы, которые Герман создал вокруг своего сердца. Но Алекс, каким-то шестым чувством заметивший секундное его замешательство, лишь звуком спокойного голоса прогнал нахлынувшие опасения. Герман прекрасно понимал, что вопреки собственной воле он подсознательно перевёл Алекса из разряда всего лишь желанной модели в число людей, которые входят в его зону комфорта и это больше всего пугало его. Он не был готов к тому, что неотвратимо наступало. Если бы Гриневский лишь хотел переспать с ним, то не стал бы тратить время на обеды-ужины, выкраивая время, вряд ли бы согласился на фотосессию и уж точно не уезжал бы вместе с ним из Усадьбы, никого не подцепив. Да, они был там пару раз вместе, так как обоим нравилась атмосфера, царящая в этом клубе.

*****

Алекс вот уже несколько дней перебирал в голове варианты, как бы ненавязчиво пригласить Германа провести вместе новогодние праздники. Хотелось бы увезти его в загородный дом, в тишь и уют большого дома, окружённого старым садом. Летом там было замечательно. Множество фруктовых деревьев, яркие клумбы, небольшой декоративный пруд. Алекс сам редко бывал там из-за загруженности на работе, хотя и любил этот дом, построенный ещё покойным отцом для них с матерью. Она после его смерти предпочла уехать за границу, где через год неожиданно для всех знакомых вышла замуж за профессора литературы. Милый хороший человек, на которого мама теперь изливает излишки своей нерастраченной на них с отцом любви и заботы. Алекс был рад за неё. Он оставил в доме работать садовника, нанятого родителями, и приезжал лишь тогда, когда хотелось глотнуть свежего воздуха и набраться сил.

Уже собираясь войти в здание издательства, Алекс остановился, услышав своё имя. Его стремительно догонял высокий молодой мужчина с темно-русыми, растрёпанными на зимнем ветру волосами. На довольно симпатичном лице сияла приветливая улыбка, а голубые глаза внимательно вглядывались в Алекса. Глеб Горянский собственной персоной. Они как-то познакомились в Усадьбе, когда ему удалось уговорить Германа поехать туда вместе. Приятный человек, и судя по всему, отличный друг. И, наверное, тот, благодаря которому можно узнать Германа лучше.

− Добрый вечер, Глеб. Вы к Герману?

− Да. А тоже к нему? – спросил Горянский, удобнее перехватывая увесистый пакет в руках.

− Я звонил ему после обеда несколько раз, но безрезультатно. Телефон отключён. Он ведь никуда не уехал?

− Нет, он точно дома. Просто… В этот день погиб отец нашей Златки, и… Он был другом Германа. В общем, тяжёлый день.

− Вы приехали составить ему компанию? – поинтересовался Алекс, пытаясь скрыть в голосе разочарование. Побыть вечером наедине явно не получится.

− Не люблю, когда в таком настроении он остаётся один. Нервничать начинаю, как озабоченная мамаша, − криво усмехнулся Горянский, словно стесняясь своей заботы о друге. – Просто… У меня есть причины беспокоиться о нём, Алекс. Он мой лучший друг. Самый лучший, не поймите неправильно.

− Ну что вы, Глеб. Я всё прекрасно понимаю, − ответил Алекс и в этот момент в кармане Горянского зазвонил телефон. Он, одной рукой удерживая пакет, выудил его и ответил, извинившись.

− Здравствуй, прекрасная Елена. Ужасно рад тебя слышать… Даже третий раз за день. Всё равно рад… Да, я уже возле дверей издательства. Продукты купил, пойду сейчас разгонять тоску… Я тоже хотел бы тебя сегодня увидеть, но ты же понимаешь… Умница… Да, скорее всего завтра вечером… До встречи!

− Глеб, простите меня, что вмешиваюсь, но… Может быть, сегодня я побуду с Германом? – вдруг предложил Алекс, понадеявшись на удачу. Глеб ненадолго задумался, а потом задал весьма неожиданный вопрос:

− Скажите, Алекс, в чём заключается ваш интерес к Герману?

− Хм… Это не совсем ваше дело, Глеб, но я всё же отвечу. Он мне безумно интересен, причём давно, ещё с момента нашего знакомства. Герман очень яркий, необычный человек. И если бы он ответил мне взаимностью, я был бы счастлив.

− Даже так… Учтите, Алекс, вам будет нелегко, но… Знаете, мне нравится, какой он рядом с вами. Таким я его давно не видел. Держите, − Глеб неожиданно тепло улыбнулся и протянул Алексу пакет с продуктами, а затем, нырнув рукой в карман, он передал и связку ключей.

− Спасибо за доверие, Глеб. И удачи с Рыжим Чудом, − не удержался от ответной улыбки Алекс. – Она тоже замечательная.

− Я уже знаю.

Как только Гриневский вошёл в квартиру, его тут же окутал полумрак и тихие печальные переливы гитары. Прекрасная акустика давала возможность расслышать каждую ноту, каждый оттенок. Красивая испанская мелодия бередила душу печалью. Алекс осторожно пристроил пакет на тумбочке, повесил на вешалку пальто, разулся и тихим шагом отправился на кухню. Он оставил пакет с продуктами на столе и всё также осторожно и крадучись прошёл в гостиную. Там царил такой же полумрак и силуэт Германа на фоне высокого окна Алекс разглядел не сразу. Парень сидел на подоконнике, вытянув одну ногу и согнув в колене другую. В руках он как-то равнодушно крутил высокий бокал, наверное, с вином, если судить по бутылке, стоящей на полу. Герман был где-то далеко, слишком далеко.

− Привет, − чуть повысив голос, чтобы сквозь звуки музыки хозяин квартиры его услышал, произнёс Алекс. Он стоял в нескольких шагах от Германа, и тот не мог не обратить на него внимания, вот только реакция парня стала неожиданностью. Он словно вихрь слетел с подоконника, на ходу разворачиваясь и занимая боевую стойку. Бокал с жалобным звоном разбился.

− Чёрт! Алекс! – выдохнул облегчённо Герман.

− Прости, − Гриневский поднял руки в успокоительном жесте, развернув открытые ладони к Герману. – Не хотел тебя испугать.

− Как ты сюда попал? – всё ещё насторожённо спросил парень, но напряжение из позы ушло.

− Глеб дал ключи. Мы встретились внизу. Ты не отвечал на звонки, меня это обеспокоило. Оказалось, что нас таких сердобольных двое, − усмехнулся Алекс, подходя медленно на пару шагов ближе. – Я напросился пойти к тебе вместо него. Ты против?

− Нет. Не знаю, − покачал головой Герман. – Неожиданно просто. Проходи. Тебе чего-нибудь налить?

− Я не прочь попробовать вина, − Гриневский кивнул на бутылку, стоящую на полу. Она была почти полной. – Только давай ты разберёшь продукты на кухне, а я соберу осколки. Ты босой, можешь порезаться.

− Ещё одна нянюшка Арина на мою голову, − усмехнулся Герман и пошёл на кухню, где торжественно вручил своему нежданному гостю совок и веник.

− А ты, похоже, не только готовить научился в Китае, − припомнил Алекс стойку Германа, когда они устроились на диване в гостиной и пили вино.

− Меня всего лишь научили правильно защищаться. Чтобы освоить боевое искусство, нужны долгие годы тренировок, Алекс. Я всего лишь знаю несколько приёмов, хотя они весьма действенны.

− Отец Златы… Он был твоим близким другом? – осторожно задал Гриневский вопрос.

− Хочешь узнать, был ли он моим любовником? – горько усмехнулся Герман, глядя в глаза мужчины, сидевшего так близко. Быть может слишком близко для вечера, когда тоска и одиночество захлестнули его с головой. – Не был. Стас был моим другом, единственным, который был рядом в тяжелые времена, хотя и недолго. Знаешь, так иногда бывает. Незнакомец появляется в твоей жизни, и такое чувство, что ты знал его всегда. Ты впускаешь его в душу безоговорочно, и он прочно там поселяется, занимая одну из ниш. А когда уходит, остаётся никем незаполненная пустота. Так получилось со Стасом.

− Что с ним случилось?

− Он погиб. Из-за меня, но… я не хочу говорить об этом. Слишком личное. Прости. Мы не так давно знакомы, чтобы…

− Не стоит извиняться. Это я немного пересёк твои границы, − Алекс сделал глоток вина, прохладная жидкость приятно потекла по пищеводу. У него было чувство, что идёт по минному полю, каждую секунду рискуя потерять… Нет, не жизнь. Что-то другое… Своим любопытством он мог отпугнуть Германа, и Гриневский решил придержать лошадей. Придёт время, и парень сам расскажет всё, что захочет. Необходимо просто подождать. Лет пять назад Алекс и не мечтал даже, что они будут вот так, в интимном полумраке огромной квартиры-студии пить вино и разговаривать.

− Вы с ним похожи в чём-то неуловимом. Оба надёжные, как скала. У тебя, так же как у Стаса, есть умение становиться нужным. К вам легко привязаться. Ты не только пересёк границы, ты забрался немного дальше, Алекс, и я, признаться, не знаю, что с этим делать, − тихо проговорил Герман, изучая с видом учёного содержимое своего бокала.

− Рискнуть? – предположил Алекс.

− А ты не боишься, что я не тот, кем кажусь? Что, если я маньяк? Или псих? – глядя поверх бокала, спросил Герман. В его взгляде сквозила напряжённость и ожидание ответа.

− Маньяк? Не думаю. Псих? Мы все в какой-то степени психи, Герман. Особенно, если нас достанут. А какой ты? Мне хотелось бы это узнать и почему-то мне кажется, что я не разочаруюсь, − решительно закончил Алекс и наклонился, чтобы поставить бокал на низкий стеклянный столик.

− Хм… Узнать ближе… Быть может… − Герман замолчал, погрузившись в какие-то свои размышления. Повисло молчание, наполненное звуками музыки и такой тоской, что Алекс готов был взвыть, понимая, что Герман всё также держит его на расстоянии и подпускать ближе не собирается. Ему показалось, что сейчас он лишний здесь и сделал движение, собираясь уйти, когда Герман ожил. Его глаза лихорадочно блестели. – Я не хочу…

− Я не навязываюсь. Если тебе так угодно, я уйду, − Алекс хотел сказать ещё что-то, но тонкий палец Германа быстро лёг на его губы, заставляя замолчать.

− Я не хочу сегодня оставаться один, − произнёс Герман, вставая с дивана. Шаг… и он перед Алексом. Быстрое неуловимое движение и футболка отлетела в сторону, оголяя красивый торс со слегка прорисованными кубиками пресса. Не атлет, но и не тростинка. Чистая гладкая кожа притянула взгляд Алекса, а решительные движения Германа заставили застыть в приятном трепетном удивлении. Тонкие пальцы расстегнули ремень светлых джинсов, и через миг перед Алексом был полностью обнажённый красивый молодой парень. Под обоими сосками шла какая-то татуировка, и Гриневский не сдержал любопытства.

− Повернись, пожалуйста, − попросил он, вставая и стягивая с плеч опостылевший за день пиджак. Герман не спеша выполнил просьбу, являя взгляду Алекса красивый, чёткий до малейших деталей и штрихов рисунок сокола, раскрывшего крылья, кончики которых он и заметил. Осторожно коснувшись птицы, Гриневский провёл вдоль правого крыла и восхищённо выдохнул. – Великолепно! Самый красивый хищник среди птиц. Почему он?

− Мне нравилась ещё с детства легенда о боге Горе. Он через многое прошёл и выжил. Меня в школе прозвали Гором, из-за инициалов. Когда я решил сделать тату, это показалось символичным, − Герман повернулся и начал расстёгивать пуговицы на рубашке Гриневского. Алекс же занялся ремнём на своих брюках. Вот так, в четыре руки они закончили с раздеванием, и Герман тут же толкнул его на диван. Он изящно-захватническим движением скользнул на колени Алекса и приник к его губам поцелуем. Не жадным, не слишком страстным, а изучающим, осторожным, потихоньку сводящим с ума своей медлительностью. Кончик языка прошёлся по контуру губ, нырнул в гостеприимно приоткрытый рот, осторожно коснулся нёба. Алекс не атаковал, хотя безумно хотелось перехватить инициативу и зацеловать исследователя до звёзд в глазах. Он почему-то был уверен, что не стоит этого делать. Не стоит торопить Германа. Алекс лишь позволил своим ладоням коснуться гладкой упругой кожи на бёдрах, подняться к упругому подтянутому животу парня и легонько скользнуть вверх, туда, где кончики крыльев сокола почти касались горошин затвердевших сосков. Его пальцы вдруг нащупали тонкие шрамы, которые он не заметил под тату. Он хотел было отстраниться, и рассмотреть свою находку, но в этот момент Герман запустил свои пальцы в его волосы и медленный чувственный поцелуй перетёк в яростную атаку, туманящую мозг и разжигающую огонь в крови. Алекс забыл обо всём, отвечая и выпуская на волю собственную, сдерживаемую до этого страсть. Его руки скользнули на спину Германа, притянули к себе. Они гладили, скользили вверх и вниз, опускаясь с каждым разом всё ниже. Наконец, пальцы коснулись сжатого колечка между упругих ягодиц, Герман на мгновение замер и попросил:

− Алекс, подожди. Дай мне немного времени, − смущённая улыбка появилась на припухших губах.

− Не могу, − горячо прошептал Гриневский, лаская губами шею Германа. Он закрыл глаза и повернул голову, ещё больше открываясь для ласки.

− Поверь, я тоже не хочу от тебя отрываться, но кое-что необходимое нам лежит у меня в спальне. Я не рассчитывал сегодня оказаться снизу, точнее, вообще не планировал быть с кем-то. Мне нужно, пусти. Я быстро, − Герман подарил крепкий поцелуй и выскользнул из объятий Гриневского.

− Надеюсь, что быстро, − прошептал Алекс, глядя на свой донельзя возбуждённый член. Он откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза, пытаясь успокоиться. Казалось, что он весь горел от макушки до кончиков пальцев на ногах, до такой степени у него была острая реакция на горячее тело Германа, на его осторожные прикосновения, на то медленные, то стремительно-жаркие ласки. Он не услышал тихих шагов, зато почувствовал горячее дыхание на своих губах.

− Я здесь. Ты всё ещё меня хочешь? – прошептал склонившийся к его уху Герман. Алекс открыл глаза и засмеялся, притягивая парня вновь к себе на колени.

− Ты шутишь? У меня яйца уже звенят от перевозбуждения!

− То-то я слышу, что к гитарным переборам прибавился странный звон, − задумчиво произнёс Герман, запуская руку между ног любовника и касаясь упомянутого «музыкального инструмента». Покатал в руке, слегка потянул вниз. Следя за реакцией Алекса, усмехнулся и провёл рукой вдоль напряжённого ствола до головки, аккуратно размазывая выступившую смазку. В другой руки мелькнул маленький пакетик, звук разрываемой зубами фольги и вот уже член Алекса готов к действию.

Герман встал, быстро развернулся к любовнику спиной и, широко расставив ноги и оперевшись рукой на бедро Алекса, осторожно насадился до самого конца. Выдохнул, и сделал первое движение. Заскользил вверх, плавно опустился вниз. Гриневский провёл рукой по его позвоночнику, погладил сокола. Его ладони легли на бёдра Германа, придерживая и помогая двигаться. Ему нравилось смотреть на натянутые мышцы спины, откинутую назад голову. Слышать тихие, едва слышные стоны и чувствовать тугую тесноту внутри горячего тела. Гриневский всегда спокойно относился к тому, что у его любовников был опыт. Ему неважно было, сколько перебывало в постели до него и уж тем более после, но с Германом было иначе. Алекс был счастлив от того, что попал в мизерное число мужчин, с которыми этот парень позволил себе близость. Теперь для него это было ценно. Алекс, двигаясь в теле парня, наслаждаясь его чувственностью и эротичностью, не хотел, чтобы был после кто-то ещё. Он хотел остаться навсегда рядом, вместе. Алекс хотел приручить эту свободную птицу. Ни в коем случае не посадить в клетку, а заставить возвращаться к нему всегда по собственной воле.

Герман упёрся одной рукой в диван и Алекс, крепче ухватившись за его стройные бёдра, резко ускорился, с удовольствием слушая прерывистое дыхание любовника, перемешанное со сладкими стонами. Он сбросил темп, позволил Герману откинуться на свою грудь и медленно насаживаться, растягивая их общее удовольствие. Алекс повернул голову парня к себе, насладился возбуждённым блеском его глаз, прилипшими к вискам влажными завитками волос. Он накрыл искусанные губы своими, продолжая размеренно двигаться. Насладившись поцелуями, он заставил Германа привстать и аккуратно уложил его грудью на спинку дивана. Вновь проник внутрь и начал быстро и энергично вбиваться, доводя их до яркого сумасшедшего финала. Он кончил вслед за Германом, опоздав лишь на пару мгновений, поцеловал затылок, прошёлся дорожкой поцелуев по плечам. Аккуратно вышел и помог парню лечь.

− Ванная там, − сонный и расслабленный Герман указал рукой направление и прикрыл глаза, устраиваясь удобнее.

− Не засыпай без меня, − попросил Алекс и ушёл. Когда он вернулся, парень тихо сопел, отодвинувшись к спинке дивана. Гриневский вытер кожаную обивку прихваченным из ванной влажным полотенцем, отбросил его подальше. Он заметил на кресле тёплый плед и укрыл им Германа, устроившись рядом. Алекс притянул к себе спящего парня, обнял его и вскоре уснул, прислушиваясь к тихому дыханию рядом.

Герман проснулся поздно, укутанный со всех сторон клетчатым пледом. Он был расслабленным и выспавшимся. Он не помнил, как заснул, но присутствия Алекса рядом не ощущалось. Он ушёл, не став будить его и, наверное, это к лучшему. Герман ведь на самом деле так и не решил, стоит ли подпускать Гриневского ближе, но… вчерашний вечер перевернул всё с ног на голову. У него в голове словно что-то замкнуло, выбивая все предохранители и заставляя забыть об осторожности, собственных опасениях, оставляя лишь надежду на то, что этот человек изгонит его одиночество. Герман не был пьян, и списать свой поступок на алкоголь никак не получилось бы. Следовало признать, что его притяжение к Алексу сильнее, чем ему показалось в их первые встречи. На столике белел лист бумаги. Герман протянул руку и подхватил его. Записка от Гриневского. Оказывается, ему показалось, что Герману захочется побыть одному и обдумать случившееся. Алекс не прочь повторить то, что случилось вчера, но он не будет торопить Германа. Он согласен ждать.

− Гриневский, твоя деликатность меня добьёт, − тихо засмеялся Герман, соглашаясь с тем, что Алекс правильно сделал, слиняв поутру по-английски. Так действительно было лучше. Жизнь менялась, и нужно было понять, хочет ли он этих перемен. Осознание, что он больше не хочет быть один – это уже шаг вперёд, но… Согласиться ли на присутствие рядом Гриневского, имея от него тайны за плечами дело совершенно другое. Герман прикрыл глаза и вдруг вспомнил когда-то прочитанные строки безымянного автора, так зацепившие его когда-то:

«… Во мраке просыпаясь, звуки шлю тому, кого не знаю и люблю, кого люблю за то, что не познаю. Ты слышишь?.. Мы живём на сквозняке. Рука во тьме спешит к другой руке, и между ними нить горит на сквозняке. Ты чувствуешь?.. Душа летит к душе. Как близко Ты, но мгла на стороже. Закрытых окон нет, глаза закрыты. Во мраке просыпаясь, звуки шлю тому, кого не знаю и люблю, и ищу, как знак забытый…»

========== Глава 7. Ревность родится всегда одновременно с любовью. ==========

Алекс из полумрака зала наблюдал за двумя парнями, что-то активно обсуждающими, уткнувшись носами в фотокамеру. Если бы Стах не настоял на своём приглашении отметить Новый Год у него в клубе, он бы так и не смог найти Германа. Он не прятался от него, просто упорно избегал. На звонки отвечал коротко, ссылаясь на занятость. Алекс, конечно, понимал, что несколько дней это не тот срок, чтобы обдумать такое решение, как соглашаться на отношения или нет. Но… Чёрт возьми, они же не подростки! Сколько времени необходимо взрослому мужчине, чтобы понять, хочет он быть с кем-то или не хочет? Не так уж много. На инфантила, пережевывающего сопли в вечных раздумьях, Герман не похож. Он из тех людей, которые предпочитают действия и потому его нерешительность выглядела более чем странно. А это могло значить только то, что у него были свои резоны избегать Алекса. Только вот какие?

− Если бы я не знал, что Артём твой друг – взревновал бы!

− Карель! – поднял глаза, Алекс разглядел в полумраке уединённого уголка высокого блондина, как всегда стильно и дорого одетого. – Вечно возникаешь ниоткуда!

− Почему ниоткуда? Я из аэропорта. Как у вас говорят: с корабля на бал.

− До бала ещё полдня, − бросил Гриневский взгляд на циферблат.

− Вино в середине дня? Гриневский, я тебя не узнаю, − улыбнулся француз, присаживаясь на диванчик рядом и подзывая одного из официантов, деловито снующих по залу.

− У меня выходной, как у любого нормального человека накануне новогодней ночи, − проворчал Алекс, наблюдая, как его любовник нарезает круги вокруг зависшего на шесте танцора. Стах между делом предупредил его, конечно, что Герман уговорил Артёма Троицкого на фотосессию, но симпатия между парнями, которая была видна невооруженным взглядом, настораживала зелёную змею в груди, о которой Гриневский давно и думать забыл. С тех пор, как в последний раз влюблялся. А ревность к любимому человеку, а Германа он считал таковым, не сдохла с годами, а лишь уснула, дожидаясь своего часа.

− И о чём эти двое могут шептаться? – пробормотал рядом недовольно Карель, заставив Алекса усмехнуться.

− Беспокоишься, что Герман тебя сдаст?

− И кто такой болтливый? – взлетела в удивлении светлая бровь.

− Просто совпадение. Стах собирал сведения про Германа Рейне и вдруг там всплыл ты, а мне сказал потому, что этот парень пасынок моей покойной сестры.

− Мир полон совпадений, − философски изрёк Карель. – Знаешь, я действительно опасаюсь, что Артём может неправильно понять.

− Ала-а-н, − весело протянул Алекс. – Как можно неправильно понять твой обычный подкат к понравившемуся парню?

− Во-первых, это было давно. Во-вторых, я остепенился!

−Хм… Как давно?

− Уже почти полгода. Со дня… ночи после моего дня рождения.

− Как интересно, −услышать, что плейбой Карель угомонился, было сравнимо с известием о землетрясении в Москве. Почти нереально. – И отчего такие перемены? Где-то что-то сдохло?

− Невероятно, но факт. А всё из-за него, паршивца, − лёгкий наклон полупустого бокала в сторону невероятно красиво изогнувшегося на шесте и повисшего вниз головой, держась только ногами, Артёма. С губ Кареля сорвался страдальческий вздох с нотками восхищения и Алекс улыбнулся. – Артём сам пришёл ко мне ночью, подарил сладкое сумасшествие, а утром уехал, даже не попрощавшись. Казалось бы, сбылась мечта, можно забыть и жить дальше, но… С тех пор я не могу быть больше ни с кем. Вижу красивого мальчика, иду к нему, покупаю выпивку, и вдруг перед глазами возникает образ возбуждённого, такого страстного Артёма и… я ухожу домой один. Не поверишь, Гриневский, но живу как монах.

− Это нормально, Алан. Ты очень долго жил, довольствуясь суррогатом из траха с кем попало и коротких, ни к чему не обязывающих романов. Избегал серьёзных шагов, уверяя себя, что от Артёма тебе хочется лишь секса. Сам себя оправдывал, что пока меняешь любовников как перчатки, старость тебя не догонит. Ведь так, Алан?

− Может быть… Только это Артём от меня бегал, а не я от него. Он был как мираж. Вот он, стоит рядом, а на самом деле, был бесконечно далеко.

− Чушь! Он всегда был здесь, а ты метался между своими желаниями. Уж кто из этих двоих мираж, так это Герман. Ты его встречаешь, влюбляешься, а потом он исчезает на дни, месяцы, годы.

− Только не говори, что вы?.. – с неверием уставился на собеседника Карель.

− Не буду, − печально улыбнулся Алекс, не отрывая взгляда от стройной фигуры фотографа.

− Тысяча чертей! Он всё-таки подпустил тебя к себе! – восхищённо выругался француз.

− Не настолько близко, как мне того хотелось бы, − не стал отрицать Гриневский.

− Он не любит случайные романы, а ты всегда, сколько я тебя знаю, стремился к стабильным отношениям.

− Я тоже много лет довольствовался суррогатом, Алан. Купи-продай нельзя назвать отношениями. Ни я по-настоящему не любил, ни меня.

− А сейчас?

− Люблю и надеюсь, что сумею завоевать взаимность. А ты, старый гуляка?

− Артём меня любит, и я это знаю. И сильно надеюсь, что сумею убедить его, что изменился.

− Боюсь, для этого слов будет мало. Готов пожертвовать свободой, Алан?

− Да бог с ней, − махнул рукой Карель, заставив Алекса рассмеяться.

*****

− Герман, что с тобой? У тебя такое лицо, будто ты лимон съел, − усмехнулся Артём, усаживаясь на край сцены.

− Да так. Просто заметил, что за нами наблюдают, − пожал плечами фотограф, роясь в своей объёмистой сумке.

− Эка новость, − хмыкнул весело Артём. – Да за нами весь персонал наблюдает, а некоторые слюной давятся, на тебя глядючи. И это вместо работы. Ай-ай-ай! Отвлекаешь ты народ, Герман, своей красотой, а им ещё зал надо успеть привести праздничный вид.

− Троицкий, а по шее? – бросил на него взгляд Герман, раздумывая, что дальше делать. Поработали они хорошо, но… чего-то не хватало.