Текст книги "Сага о Храфнкеле Годи Фрейра[Л/Ф]"
Автор книги: Исландские саги
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
X
Вот Сам с Торбьёрном заходят в землянку. Там все спали. Вскоре они увидели, где лежит Торгейр. Старый Торбьёрн пробирался впереди, спотыкаясь. Подойдя к спальному мешку, он упал прямо на подставку для ног, схватился за больной палец и дернул. Торгейр проснулся, вскочил и спрашивает, кто это ходит тут, не разбирая дороги, и наступает людям на ноги, которые и без того болят. И Торбьёрн с Самом не нашлись, что ответить.
Тут в землянку вбежал Торкель. Он сказал Торгейру, своему брату:
– Полно рвать и метать, родич, ничего с тобой не случится. Многие хотят одно, а выходит другое, и трудно бывает за всем уследить, когда на душе большая забота.
Понятно, у тебя болит нога, которая так сильно нарывала, и никто не чувствует этого лучше тебя. Но может статься, что этому старику доставляет не меньшую боль смерть его сына, ведь он не получил за нее возмещения, а сам он беспомощен. И он чувствует это, как никто другой. Неудивительно, что человек с такою заботой на душе не может равно за всем уследить.
Торгейр говорит:
– Я не думаю, что он может поставить мне это в вину, ведь я-то не убивал его сына, и поэтому он не мне должен мстить за это.
– Он и не собирался тебе за это мстить, – говорит Торкель. – Он налетел на тебя с такою силой нечаянно и поплатился за свою слепоту: ведь он ждал найти у тебя помощь. И это благородно – помочь в нужде старому и беспомощному человеку. Долг, а не корысть побуждает его судиться из-за убийства сына, а все знатные люди отказали им в поддержке, выказав тем самым большое неблагородство.
Торгейр спросил:
– Кого обвиняют эти люди?
Торкель ответил:
– Храфнкель Годи убил ни за что сына Торбьёрна. Он совершает одно преступление за другим и никому ни желает платить виры.
Торгейр сказал:
– Я присоединяюсь к остальным. Насколько я знаю, я ничем таким не обязан этим людям, чтобы пойти на распрю с Храфнкелем. Он, по-моему, каждое лето одинаково расправляется со всеми, кто затевает с ним тяжбу; большинству эта тяжба приносит мало почета или вовсе никакого, и со всеми бывает одно и то же. Вот, думаю, почему те, кого не вынуждает долг, не расположены ввязываться в тяжбу с ним.
Торкель говорит:
– Быть может, и я повел бы себя так же, имей я власть. И мне казалось бы, что мало хорошего в распре с Храфнкелем. Но сейчас я смотрю на это иначе: по мне, лучше уж потягаться с тем, от кого все терпят. И мне кажется, что возросло бы уважение ко мне или к кому другому, кто сумел бы взять верх над Храфнкелем, и меня бы не стали меньше уважать, если бы и со мною вышло, как с другими. Ведь что случается с большинством, может быть и со мною. Но не рискнешь – не получишь.
– Вижу, – говорит Торгейр, – что ты склоняешься к тому, чтобы помочь этим людям.
Тогда я, пожалуй, передам тебе свою власть годи. Пусть у тебя будет все то, что доныне было у меня, и таким образом мы поделимся поровну. Тогда помогай им, если тебе нравится.
– Я считаю, – говорит Торкель, – что будет лучше, если власть годи как можно дольше останется у тебя. Никто мне так не по душе на этом месте, как ты, потому что тебе дано больше разума, чем любому из нас, братьев. Я же все никак не решу, за что мне теперь приняться. Ты ведь знаешь, родич, что я мало к чему приложил руку с тех пор, как вернулся в Исландию. Но теперь я вижу, во что ставят мои советы. Я высказал пока все, что хотел. Что ж, Торкель Светлая Прядь пойдет туда, где будут больше ценить его слова!
Торгейр говорит:
– Теперь мне ясно, к чему все клонится, родич. Ты разобиделся, и напрасно. Если тебе так хочется, мы поможем этим людям, к чему бы это ни привело.
Торкель сказал:
– Я прошу только о таком, что, по-моему, лучше исполнить.
– А на что считают себя способными сами эти люди, – спрашивает Торгейр, – чтобы добиться успеха в своей тяжбе? – Я уже говорил сегодня: нам нужна только поддержка знатных людей, а ведение тяжбы я беру на себя.
Торгейр сказал, что это облегчает помощь.
– А теперь дело за тем, чтобы получше подготовиться к тяжбе. Мне кажется, Торкель хочет, чтобы вы зашли к нему раньше, чем откроется суд. И тогда одно из двух: ваше упорство принесет вам либо утешение, либо унижение больше прежнего, горе и разочарование. Теперь же ступайте домой и будьте веселы, потому что, если уж вы затеваете тяжбу с Храфнкелем, вам все это время надо держаться стойко. И никому не говорите, что мы обещали вам поддержку.
И они пошли к себе в землянку и стали пить пиво и веселиться. Все удивлялись, как это у них так скоро переменилось настроение, ведь, уходя из дому, они были совсем не веселы.
XI
И вот они ждут, когда откроется суд. Тогда Сам созывает своих людей и идет к Скале Закона, где тогда совершался суд. Сам начинает тяжбу решительно, тотчас называет свидетелей и возбуждает дело против Храфнкеля Годи по законам страны, без запинки и веско изложив свое дело. Тут скоро подоспели сыновья Тьостара и множество их людей. Их поддержали все, кто приехал с Западного Побережья, и сразу стало видно, что сыновья Тьостара не имели недостатка в друзьях.
Сам говорил до тех пор, пока не настало время вызывать Храфнкеля защищаться, если только на суде не окажется человека, кто пожелал бы выступить в его защиту, как это полагалось по закону. Все громко выражали одобрение словам Сама, и никто не вызвался защищать Храфнкеля.
Люди прибежали к землянке Храфнкеля и рассказали ему, что происходит. Он не стал мешкать, созвал своих людей и направился к суду, ожидая, что не встретит большого сопротивления. Он хотел отвадить этих людишек от тяжб, думая сорвать суд и посрамить Сама. Но теперь об этом не могло быть и речи. Впереди собралась такая толпа, что Храфнкелю не удалось подойти к суду. Его оттеснили назад, и он даже не слышал речи тех, кто его обвинял. Поэтому ему было невозможно отвести от себя обвинение.
А Сам с таким знанием дела провел тяжбу, что Храфнкель на этом тинге был объявлен вне закона.
Храфнкель тут же вернулся к себе в землянку, велел седлать коней и пустился прочь с тинга, очень недовольный исходом тяжбы: никогда с ним не случалось прежде подобного. Едет он на восток к Перевалу Вересковой Долины, а там на восток к Побережью и нигде не останавливается, покуда не приезжает домой, в Долину Храфнкеля. Там он живет на Главном Дворе как ни в чем не бывало.
А Сам остался на тинге и ходил, задрав нос. Многие очень радовались тому, что все так сложилось и Храфнкель посрамлен: теперь вспомнили, что многих он обижал.
ХII
Сам дожидается окончания тинга. Люди снаряжаются домой. Он благодарит братьев за поддержку, а Торгейр спрашивает его, смеясь, что он думает обо всем случившемся.
Сам сказал, что, на его взгляд, все сошло хорошо.
Торгейр сказал:
– Думаешь, ты чего-то добился по сравнению с прежним?
Сам сказал:
– По-моему, Храфнкель наконец посрамлен, и позор его не скоро забудется. И тут идет речь о немалых деньгах.
– Человек еще не полностью осужден, пока не состоялось изъятие имущества. И полагается, чтобы это было в собственном его доме через четырнадцать ночей после взятия оружия.
А взятием оружия назывался общий разъезд с тинга.
– И думаю, – говорит Торгейр, – что Храфнкель уже вернулся домой и намеревается удержаться в Главном Дворе. Думаю, что он сохранит там власть над вами. Ты же лучше всего поезжай домой и сиди у себя на хуторе, если сумеешь. Мне кажется, ты достиг своею тяжбой лишь того, что его объявили на суде вне закона. Но думаю, что он и теперь будет не меньше, чем прежде, держать всех в страхе, если тебе не придется и похуже.
– Меня ничуть это не заботит, – говорит Сам.
– Ты храбрый человек, – говорит Торгейр, – и, кажется, родич мой Торкель не думает оставлять тебя на произвол судьбы. Он хочет помогать тебе до тех пор, пока все не решится между тобой и Храфнкелем, и ты сможешь быть тогда спокойным.
Вы, верно, понимаете, что теперь мы и подавно будем с тобой заодно, раз уж мы положили на это столько сил. Мы сейчас даже поедем с тобой ради этого к Восточным Фьордам. И может быть, ты знаешь какую-нибудь другую дорогу к Восточным Фьордам?
Сам ответил:
– Я намерен ехать тою же дорогой, что я ехал оттуда.
Сам остался доволен разговором.
XIII
Торгейр выбрал себе людей и взял сорок человек. С Самом тоже ехало сорок. Все они хорошо запаслись оружием и лошадьми.
Едут они тою же дорогой, пока не добираются рано на рассвете до Ледниковой Долины. Они переправляются по мосту через реку. А это было как раз в то утро, когда должно было совершаться изъятие имущества. Торгейр спрашивает, как бы им застать Храфнкеля врасплох. Сам обещал что-нибудь придумать. Он сворачивает с дороги, забирается на крутой холм и едет по гребню между Долиной Храфнксля и Ледниковой Долиной, пока они не подъехали со стороны гор к тому месту, под которым стояли постройки Главного Двора. Оттуда расходились на перевал поросшие травой тропы, а вниз, в долину, шел крутой спуск. Там-то внизу и стоял двор.
Тут Сам сошел с коня и сказал:
– Пустим здесь наших коней, двадцать человек за ними присмотрят, а мы, шестьдесят числом, побежим к хутору. Думаю, там мало кто на ногах.
Они так и сделали, – это место зовется теперь Конской Тесниной, – и ринулись к хутору.
Час подъема миновал, но в доме еще не встали. Они прошибли бревном дверь и бросились в дом. Храфнкель лежал в постели. Они вытащили его и всех, кто мог носить оружие. Женщин и детей согнали в отдельный дом.
Во дворе стоял сарай. От него к стене жилого дома шла перекладина для сушки белья. Они подводят к ней Храфнкеля и его людей. Тот стал предлагать большой выкуп за себя и своих людей. Когда же это не помогло, он стал просить сохранить людям жизнь.
– Ведь они ничем перед вами не провинились. Мне же не будет позора, если вы меня и убьете. Я не стану просить пощады. Лишь от унижения прошу меня избавить, оно не принесет вам славы.
Торкель сказал:
– Мы слыхали, что ты бывал не очень-то уступчив со своими врагами, и хорошо, что сегодня ты изведаешь это на себе.
Они хватают Храфнкеля и его людей и скручивают им руки за спиной. Потом они взломали сарай и сняли с крючьев веревку, достали ножи, проткнули им щиколотки, вдели веревки и вздернули их на перекладину, связав всех восьмерых вместе.
Торгейр сказал:
– Вот и получил ты, Храфнкель, по заслугам, а ведь, верно, еще недавно тебе казалось немыслимым, чтобы кто-нибудь подверг тебя такому позору. А ты что выберешь, Торкель: будешь сидеть здесь возле Храфнкеля и сторожить их или пойдешь с Самом на расстояние полета стрелы от усадьбы и объявишь где-нибудь на каменистом пригорке, где нет ни поля, ни луга, об изъятии имущества? Это было принято делать тогда, когда солнце стояло прямо на юге.
Торкель сказал:
– Я лучше посижу возле Храфнкеля. Эта работа, кажется, полегче.
Пошли тогда Торгейр с Самом и объявили об изъятии имущества, а возвратясь, сняли Храфнкеля и его людей и положили их на траве возле дома. Кровь уже заливала им глаза.
Торгсйр сказал Саму, пусть поступает с Храфнкелем, как знает, «потому что, по-моему, с ним уже немного хлопот». Сам на это отвечает:
– Выбирай одно из двух, Храфнкель. Первое – это тебя уведут со двора, тебя и всех, кого я пожелаю, и там убьют. Но так как ты кормишь многих, я хочу дать тебе возможность продолжать о них заботиться. Если хочешь сохранить себе жизнь, ступай прочь с Главного Двора со всеми своими людьми и бери с собой добра не больше, чем я тебе выделю, а это будет самая малость. Я же стану жить в твоих владениях и пользоваться всею твоей властью. И ни ты, ни наследники твои пусть на них не притязают. И ты не должен селиться ближе, чем к востоку от Перевала Речной Долины. Если ты примешь такие условия, ударим по рукам.
Храфнкель сказал:
– Многие предпочли бы скорую смерть такому унижению, но я поступлю подобно многим другим и выберу, если есть такой выбор, жизнь. Делаю я это больше ради своих сыновей, потому что их ждет жалкая судьба, если я умру и их покину.
Тогда Храфнкеля развязали, и он сдался на волю Сама. Тот оделил Храфнкеля добром по своему усмотрению и дал ему лишь самую малость. У Храфнкеля осталось его копье, но больше никакого оружия.
В тот же день Храфнкель оставил Главный Двор, а с ним и все его домочадцы.
Торкель сказал тогда Саму:
– Не понимаю, зачем ты так делаешь. Ты еще горько раскаешься в том, что оставил ему жизнь.
Сам сказал:
– Будь что будет.
XIV
Храфнкель переселился теперь на восток от Перевала Речной Долины: за Речную Долину и к востоку от Озерной Реки. У конца озера стоял хуторок под названием Крайний Уступ. Храфнкель купил эту землю в долг, потому что у него хватало средств разве что на домашнюю утварь.
Ходило много разговоров о том, как рухнуло его самовластие, и многие вспоминали старую пословицу, что, мол, краток век у гордыни.
Та земля была обильна лесом и обширна, но необжита, потому и досталась ему так дешево. Но Храфнкель не считался с расходами и валил лес, потому что его было много, и выстроил себе большой хутор, который стали называть Храфнкелевым Двором. С тех пор его всегда считали хорошим хутором.
Первые полгода Храфнкель терпел большие лишения. Подспорьем была ему рыбная ловля. Пока строился хутор, Храфнкель работал не покладая рук. На первую зиму он оставил себе телят и козлят и так хорошо за ними смотрел, что почти все животные под его присмотром выжили. Можно было подумать, что у каждого прямо по две головы. Тем же летом в Озерную Реку пришло множество рыбы. Это очень поддержало хозяйства в округе, и лов оставался хорошим все лето.
XV
Вот Сам принялся хозяйничать на Главном Дворе, где раньше хозяйничал Храфнкель.
Он задает пышный пир и зовет на него всех, кто раньше ездил на тинг с Храфнкелсм. Сам берется быть их предводителем вместо Храфнкеля. Люди согласились на это, но не всем это нравилось.
Сыновья Тьостара советовали Саму, чтобы он был мягок, и щедр, и отзывчив к своим людям, опора всякому, кто в нем нуждается.
– Тогда что за люди они будут, если не поддержат тебя в любом деле! Мы даем тебе этот совет, желая тебе во всем удачи, потому что ты кажешься нам стоящим человеком. Теперь же не зевай и будь начеку, ведь от злого надо ждать зла.
Сыновья Тьостара послали за Конем Фрейра и его табуном, сказав, что им хочется взглянуть на животных, о которых столько рассказывают. Лошадей привели к дому, и братья их оглядели.
Торгейр сказал:
– Кобылы, на мой взгляд, пригодятся в хозяйство. Мой совет: пусть они работают, как могут, там, где от них будет польза, пока не свалятся от старости. А жеребец кажется мне ничуть не лучше любого другого, да, пожалуй, и хуже: много принес он зла. Не хочу, чтобы совершались из-за него новые убийства. Пусть лучше берет его к себе тот, кому он принадлежит.
Они выводят жеребца в поле. Там у реки стоит скала, а под нею глубокий омут. Они заводят жеребца на скалу. Сыновья Тьостара накидывают ему на голову мешок, берут длинные жерди и сталкивают его, с камнем па шее, вниз и так умерщвляют. Это место с тех пор называется Скалой Коня Фрейра.
Там внизу стояло капище, которое принадлежало раньше Храфнкелю. Торкель пожелал зайти в него. Он посрывал с богов все ценности, а потом велел поджечь капище.
Немного погодя собираются гости домой. Сам оделяет обоих братьев богатыми дарами, они клянутся друг другу в нерушимой дружбе и расстаются добрыми друзьями. Братья едут прямою дорогой к Западным Фьордам и возвращаются домой, к Тресковому Фьорду, с большим почетом.
А Сам поселил Торбьёрна на Дворе Игрищ. Теперь он должен был жить там. Жена же Сама переехала к нему на Главный Двор, и Сам стал жить там.
XVI
Храфнкель прослышал у себя на востоке, в Речной Долине, что сыновья Тьостара умертвили Коня Фрейра и сожгли храм, и он сказал: – Я думаю, это вздор – верить в богов.
И прибавил, что отныне он никогда не станет в них верить. Он сдержал слово и больше никогда не совершал жертвоприношений.
Храфнкель оставался в Храфнкелевом Дворе, и богатство само плыло к нему в руки.
Вскоре он снискал большую славу в округе. Всякий готов был встать или сесть по его указке.
В ту пору из Норвегии в Исландию приходило множество кораблей. Большинство земель в округе было занято как раз в то время, когда там жил Храфнкель. Никто не мог там селиться свободно, без Храфнкелева позволения, так что всем приходилось обещать ему свою поддержку. А он обещал всем свою помощь. Он подчинил себе все земли к востоку от Озерной Реки. И вскоре подвластная ему область стала много больше и многолюднее прежней. Она шла до самой Долины Обвалов и вдоль всей Озерной Реки.
В нраве его теперь произошла перемена, и любить его стали куда больше прежнего.
Он по-прежнему отличался щедростью и обязательностью, но любили его гораздо больше, так как он стал мягче и ровнее.
Сам и Храфнкель часто встречались на людях, но никогда не поминали старого. Так прошло шесть зим.
Сам пользовался любовью всех, кто от него зависел, потому что он был человек покладистый и спокойный, всегда приходил на помощь в беде и помнил советы братьев. Сам жил на широкую ногу.
XVII
Рассказывают, что к Китовому Фьорду подошел корабль, а кормчим на нем был Эйвинд, сын Бьярни. Эйвинд провел в чужих странах семь лет. Он многому там научился и стал доблестным мужем. Вскоре ему рассказали обо всех событиях, но он не придал им большого значения. Он не любил вмешиваться в чужие дела.
Узнав о приезде Эйвинда, Сам тотчас едет к кораблю. Встреча братьев была очень радостной. Сам зовет Эйвинда к себе, и тот охотно соглашается, но просит Сама поехать вперед и выслать лошадей за его товаром. Он вытаскивает корабль на берег и готовит его к зимовке. А Сам едет домой и велит пригнать Эйвинду лошадей. И когда тот распорядился своим товаром, он отправляется в путь к Долине Храфнкеля и едет вдоль Китового Фьорда.
Их было всего пятеро, а шестой – мальчик, который прислуживал Эйвинду. Он был исландец и его родич. Мальчика этого Эйвинд вызволил из нужды, взял с собою и заботился о нем, как о самом себе. Этот поступок Эйвинда был тогда у всех на устах, и таково было всеобщее мнение, что мало людей, ему подобных.
Они поднимаются на Перевал Долины Торира и гонят перед собой шестнадцать навьюченных лошадей. Были там двое слуг Сама и трое гребцов с корабля. Все они были в яркой одежде и держали блестящие щиты. Они миновали Долину Обвалов, переехали через гряду холмов к Речной Долине, к тому месту, что зовется Дровяные Поля, и спустились к пескам Ущельной Реки. Пески эти тянутся от реки на восток, между Двором Халльорма и Храфнкеловым Двором. Едут они вверх вдоль Озерной Реки, ниже поля у Храфнкелева Двора, а там – мимо конца озера и через Ледниковую Реку к Домовому Броду.
Время было между часом подъема и завтраком. На озере женщина мыла холсты. Она увидела, что едут люди. Подхватывает служанка холсты в охапку и бежит домой.
Бросает холсты на дворе возле поленницы и скорее в дом. Храфнкель еще не вставал, в комнатах лежали и некоторые из его домочадцев, работники же разошлись по своим работам. Это было во время сенокоса.
Войдя, женщина заговорила:
– Правду говорили в старину, что, мол, кто стареет, духом слабеет. Мало проку в почете до времени, если потом человек смиряется с бесчестием и не решается отстоять свои права. И диву даешься, как такое могло случиться с тем, кто прежде был храбрецом. А бывают такие, кто, подрастая со своим отцом, кажутся вам ничтожными рядом с вами, а ставши взрослыми, едут в чужие страны и, куда бы ни явились, всюду слывут важными птицами. А как вернутся, мнят себя великой знатью.
Эйвинд, сын Бьярни, проезжал здесь Домовым Бродом, и щит у него был такой блестящий, что весь светился. Такой заметный человек как раз подходил бы для мести.
Так говорит служанка с большой горячностью. Храфнкель подымается и ей отвечает:
– Может быть, ты говоришь сущую правду, но это не из-за того, что ты хочешь добра. Теперь тебе прибавится работы. Поезжай, да поживее, на юг к Широким Полям за сыновьями Халльстейна, Сигватом и Снорри. Проси их тотчас ехать ко мне со всеми, кто может держать оружие.
Другую служанку шлет он ко Двору Хрольва за сыновьями Хрольва, Тордом и Халли, и всеми теми, кто там способен держать оружие. И те и другие – все были люди хоть куда. Храфнкель послал и за своими работниками. Всего собралось восемнадцать человек. Они на славу вооружились и скачут в погоню за теми, кто впереди.
XVIII
Эйвинд со своими людьми уже поднялся на перевал. Эйвинд едет на запад, вплоть до середины перевала, до того места, что зовется Тропами Берси. Там тянется голос болото, где тонешь в иле выше щиколотки или по колено, а когда и по пояс. Но под низом там как камень. А к западу есть большое лавовое поле. И когда они вышли на лавовое поле, мальчик оглянулся и сказал Эйвинду:
– Скачут за нами люди, и числом не меньше восемнадцати. Среди них на коне высокий человек весь в синем, и похож он, по-моему, на Храфнкеля Годи, хотя я и давно его не видел.
Эйвинд отвечает:
– Что нам за дело до этого? Не знаю, к чему мне страшиться Храфнкеля. Я не сделал ему ничего плохого. У него, должно быть, дела на западе долины, он едет встретиться со своими друзьями.
Мальчик отвечает:
– У меня предчувствие, что это с тобою хочет он встретиться.
– Насколько я знаю, – говорит Эйвинд, – у них с Самом ничего такого не было с тех пор, как они помирились.
Мальчик отвечает:
– И все же я бы хотел, чтобы ты побыстрее ехал на запад, в долину. Тогда ты будешь в безопасности. Я знаю нрав Храфнкеля: не захватив тебя, он не тронет и нас. Сам убережешься – всех убережешь, вот зверя и нет в ловушке, и это хорошо, что бы с нами ни вышло.
Эйвинд сказал, что он ни за что не станет убегать.
– Потому что я даже не знаю, кто это такие. Людям покажется смешным, если я ни с того ни с сего обращусь в бегство.
Едут они от лавового поля на запад. И вот перед ними другое болото, под названием Бычье, все заросшее травою. Там есть почти непроходимые топи.
Потому-то старик Халльфред и проложил тропы поверху, хоть и вышли они длиннее.
Эйвипд едет по болоту на запад. Они сильно увязали и очень задержались. Те же, кто ехал без поклажи, быстро их нагоняли.
Теперь Храфнкель и его люди въезжают в болото. А Эйвинд со своими людьми уже выбрался. Видят они Храфнкеля и обоих его сыновей. Все упрашивают Эйвинда спасаться бегством.
– Трудная дорога кончилась. Ты доберешься до Главного Двора, пока между вами болото.
Эйвинд отвечает:
– Не стану бежать от этих людей, если я ничего им не сделал плохого.
Вот выезжают они на гряду. Есть там на гряде горка, а за горкой каменистое поле с редкой порослью травы. Кругом же высокие склоны. Эйвинд едет к полю. Там он спешивается и поджидает тех, других.
Эйвинд говорит:
– Сейчас мы узнаем, что им надо.
Потом они идут на поле и набирают себе камней. Храфнкель сворачивает с тропы на юг, к полю. Словом не перемолвившись с Эйвиндом, он сразу же напал па него.
Эйвинд защищался хорошо и мужественно.
Мальчик Эйвинда решил, что он не настолько силен, чтобы сражаться, вскочил па своего коня и поскакал через холмы на запад, к Главному Двору. Он рассказывает Саму, что стряслось. Сам, не долго думая, послал за людьми. Всего набралось двадцать человек. Они снарядились как следует.
Едет Сам на восток, к перевалу, а потом к месту сражения. А там уже все было кончено. Храфнкель ехал с поля битвы на восток. А Эйвинд и все его люди лежали мертвые. Сам сразу же бросился к брату, не дышит ли он. Но ничего нельзя было поправить: они лежали все пятеро мертвые. Со стороны Храфнкеля тоже пало двенадцать человек, а шестеро уехали. Сам не стал там задерживаться и велел людям ехать в погоню. Храфнкель и его люди скачут что есть духу, но лошади у них утомлены. Сам сказал:
– Мы можем их настигнуть, ведь у них лошади устали, а наши скачут быстро, но все будет зависеть от того, догоним ли мы их или нет раньше, чем они съедут с перевала.
А Храфнкель уже переехал через Бычье Болото. Вот скачут и те и другие, пока Сам не поднялся на перевал и не увидел, что Храфнкель уже далеко спустился по склону. Видит Сам, что Храфнкелю удастся скрыться. И он сказал:
– Здесь мы повернем назад, потому что у Храфнкеля теперь не будет недостатка в людях.
На этом Сам поворачивает назад и возвращается туда, где лежал Эйвинд, принимается за дело и насыпает курган над ним и его сотоварищами. Эти места называют Поле Эйвинда, Горы Эйвинда и Долина Эйвинда.
