Текст книги "Вы верите, что ангелы существуют? (СИ)"
Автор книги: InNOCH
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
– Мы куда-то торопимся?
– Хочу как можно быстрее попасть домой.
– И что за спешка?
– Хочу горячую ванну, вина, твоих сэндвичей и… тебя.
– Тогда сбрось скорость.
– Боишься разбиться?
– Боюсь, что ты проскочишь супермаркет и оставишь нас без вина и нужных для сэндвичей продуктов.
– Тогда я просто уберу из списка своих желаний два пункта.
Но есть ангелы, которые не борются за души людей. Они появляются незадолго до того, как закончится земной век очередной Души. Они приходят не единожды к тому, чью Душу, в конце концов, заберут – для того, чтобы подружиться, заручиться его доверием, потому что насильно увести с собой Душу нельзя. Они всегда знают точный момент, когда должны появиться – Жнецы вручают им скрижали Судьбы, и это дает право отметить избранного печатью Смерти. И в этот момент они становятся видимыми для того, кого пометили, принимая человеческий образ и скрывая свои крылья до тех пор, пока они не понадобятся. Люди их называют Ангелами Смерти.
– Сколько брать вина?
– Много.
– Как в прошлый раз?
– Ага. И еще одну… На всякий случай.
– На тот, если ты снова уронишь пакет?
– Я не заметил, что дорожка обледенела, и поскользнулся.
– Ты дурачился… Как и сейчас. Вот что ты сейчас делаешь?
– Катаюсь по супермаркету на тележке.
– Как ребенок, ей-богу.
– А разве нет?
Сами же себя Ангелы Смерти предпочитают называть себя Проводниками Душ или Посредниками, потому что только им доступны как человеческий мир, так и оба Царства, в одном из которых рано или поздно окажется Душа. В каком именно – решается на Суде Божьем. А до этого момента Души, помеченные печатью смерти, Посредники держат в своих чистилищах, которые недоступны ни для Ангелов Царства Света, ни для Ангелов, служащих Тьме. Посредники, хоть их частенько и величают Ангелами Смерти, не причисляют себя к сложной Ангельской иерархии вообще и образуют свою гильдию. Они придерживаются только своих законов, не подчиняются ни Владыке Света, ни Князю Тьмы.
– Заедем в кофейню на углу?
– Ты же хотел как можно быстрее попасть домой.
– А теперь я хочу кофе… Я не пил вкусного кофе целую вечность.
– Ну, насчет вечности ты явно преувеличиваешь.
– Может быть и преувеличиваю. Но у меня на самом деле такое ощущение.
– А еще какие ощущения?
– Сказочного праздника, предвкушения чего-то волшебного…
– Рождество в Нью-Йорке – это всегда что-то волшебное. Елки одна другой краше, разноцветные гирлянды, подарки в ярких упаковках, витрины в вычурном убранстве и звон рождественских колокольчиков.
– Ты их тоже слышишь? Это ангелы спустились с небес.
– Не только слышу, но и вижу.
– Серьезно?
– Серьезно… Я смотрю сейчас на одного из них.
Ангелы Смерти вообще никому не подчиняются. Поэтому именно они – Посредники или Проводники Душ – всегда вершат Божий Суд как независимые и ни в чем не заинтересованные судьи. Они внимательно и непредвзято выслушивают мнения представителей обоих Царствий относительно будущего судимой Души, которая временно им принадлежит, и принимают решение о дальнейшей ее судьбе. О, какие жаркие баталии бывают на этих судах! Как яростно сражаются Светлые и Темные силы за обладание очередной Душой, приводя в доказательство факты и неопровержимые улики, бросая друг в друга аргументами и зачастую обвинениями оппонента в нечестной игре. Еще бы! Ведь перевес даже в одну душу в каком-то из Царствий определяют, какой из ангелов появится рядом с вами первым, когда вас в очередной раз одолеют сомнения.
– Ты не жалеешь?
– О чем?
– Что я появился в твоей жизни…
– Появился? Да ты ворвался в нее, перевернув мою жизнь с ног на голову.
– Так ты не сожалеешь, что ушел…
– Ты с ума сошел?
– Мне многие задавали этот вопрос. Но мне важно знать, что ты ни о чем не жалеешь.
– Не жалею. Хочешь знать – почему?
– И почему же?
– Потому что ты – лучшее, что могло случиться в моей никчемной жизни. И потому что я…
– Люблю тебя.
– Эй! Это должен был сказать я.
– Знаю… И я должен был давно это сказать.
– Давно должен был, но не говорил… Почему?
– Сомневался.
– А теперь не сомневаешься?
– Ни капельки.
Споры на Судах частенько бывают жаркими и ожесточенными. И все это происходит при непосредственном присутствии Души, за которую яростно бьются. Никто не кладет ни каких камней ни на какие весы. Посредник сам выступает мерилом чистоты или греховности Души, взвешивая все услышанное на своих внутренних весах, потом выслушивает саму Душу, внимательно изучает скрижали и после того, как все обдумает, выносит свой вердикт и сам приводит Душу в то Царство, которое для нее определяет.
– Я не хочу летний отпуск снова проводить на Гавайях! Тебе там что, медом намазано?
– Серфинг – это один из пунктов в списке моих желаний. Ты же знаешь.
– Знаю. Но мы вроде вычеркнули прошлым летом этот пункт, следующим за желанием – научиться водить машину.
– И согласись, что машину я вожу отлично.
– Потому что у тебя был отличный учитель.
– Не льсти себе. Просто тебе попался способный ученик. Теперь я хочу уверенно стоять на серфе, и Маркус сказал, что…
– Господи! Давай, заведи снова эту пластинку под названием «Маркус». Маркус – то, Маркус – это, Маркус сказал, Маркус считает… Мне хватило по горло этого Маркуса в прошлый раз!
– Ты что, ревнуешь?.. Он просто мой инструктор!
– Он лапал тебя!
– Не лапал, а помогал держать равновесие!
– А, ну да… Но особое внимание уделял почему-то твоей заднице!
– Не помню такого особого внимания!
– Зато я помню! И с этим «просто инструктором» ты проводил куда больше времени, чем со мной!
– Ты сам решил, что мне нужен интенсивный курс!
– Ну, да… Я хотел, чтобы ты как можно быстрее вычеркнул еще один пункт из своего списка желаний. Только тебе не кажется, что ваш курс был слишком интенсивным. И если ты не заметил, то этот Маркус каждый чертов раз просто трахал тебя своим взглядом!
– Не заметил! Зато заметил, что ты, знаешь ли, тоже не скучал в обществе пляжных красоток, которые висели на тебе гроздьями. Стервы…
– Ревнуешь?
– Было бы к кому…
– Вот именно, что не к кому. Потому что у меня есть ты… Ты умеешь кататься на коньках?
– Конечно.
– А на горных лыжах?
– Предпочту сноуборд.
– Тогда этим летом поедем лучше в Аспен. А сейчас пойдем на каток в Центральный парк.
– Но уже ночь…
– Ночь – это лучшее время для чудес и сюрпризов.
Проводники Душ вхожи в оба Царства и именно поэтому у них разные крылья – черное и белое, которые позволяют им беспрепятственно пересекать все границы. Порой бывает так, что Душу возвращают обратно в Мир людей, если доказательства обеих сторон уравновешивают друг друга. Бывает, что Душа не попадает на Суд и вовсе, если печать смерти становится слабой или исчезает совсем – такие Души Посредники возвращают обратно в Мир людей прямо из своих Чистилищ, а мы думаем – человек вышел из комы, чудом избежав смерти.
– Ты в порядке? Эй! Ты меня слышишь? Сколько пальцев ты сейчас видишь?
– Помимо твоих трех пальцев, которые ты суешь мне в лицо, я вижу тысячи… десятки тысяч звезд в небе.
– Я испугался, когда ты упал и ударился головой об лед. Ты лежал неподвижно, не реагировал на мой голос, и я решил, что ты потерял сознание.
– Я просто увидел, какое красивое над Нью-Йорком ночное небо. И такие яркие звезды… Не замечал раньше, что в городе так хорошо видны звезды.
– Это потому что здесь темно… Каток ведь закрыт, как, впрочем, и парк. О чем задумался?
– О маме…
– Ты больше не звонишь ей?
– Нет. С тех пор как ее признали здоровой. Не хочу нарушать ее хрупкое душевное равновесие. Пусть лучше ничего не знает обо мне.
– Она знала обо всем с самого начала.
– Откуда ты знаешь?
– Она сама мне сказала.
– Ты не говорил мне об этом…
– Эмма сказала, что мама ждет твоего звонка. Ей все равно – кто ты. Она хочет хоть иногда слышать твой голос.
– Мне почему-то кажется, что она сейчас смотрит на нас… Поцелуй меня.
– А если твоя мама и правда сейчас смотрит на нас?
– Я хочу, чтобы она увидела, как я счастлив.
– А ты счастлив?
– Несомненно.
У Ангелов Смерти нелегкая работа, и именно поэтому у них бывает два отпуска в год по две недели каждый, если измерять земными мерками. Да-да! Не удивляйтесь. Все как в Мире людей. Поработал – отдохни. Поэтому всем Проводникам Душ полагались две недели от Царства Света, а другие две недели от Царства Тьмы. Посредники частенько шутят между собой, что им еще положены отпускные дни и от Мира людей, потому что именно там они проводят большую часть своего времени, но такая привилегия была только у Питера, который появился в гильдии Посредников примерно лет пять назад. Да не удивляйтесь вы так снова! У всех Ангелов Смерти есть имена и даже закрепленные за ними участки, которые они обслуживают. Так вот, что касалось Питера, то в его ведении были все детские больницы Нью-Йорка.
– Это всего лишь снег… Не понимаю твоей бурной радости.
– Это же снег! Посмотри какие хлопья! Давно не видел такого снегопада. Завораживающе красиво!
– А еще чертовски холодно…
– Давай, слепим снеговика?
– Как-то маловато снега для снеговика.
– А для снежков достаточно?
– Прекрати швыряться в меня!
– А ты останови меня!
– А ну иди сюда, несносный мальчишка!
– Догони сначала!
– Какой мне интерес – гоняться за тобой?
– Обещаю исполнить любое твое желание.
– Правда? Или как в прошлый раз?
– А что было в прошлый раз?
– Ты тоже клялся, что исполнишь любое мое желание. Говорил, что душу мне отдашь.
– И отдал… Всю без остатка. Разве не так?
– Оу…
– Я всегда делаю то, что обещал.
Печать Ангела Смерти или Проводника Душ Питер получил еще при своей земной жизни, когда тяжело заболел, но мужественно и терпеливо сражался с болезнью несколько лет. Победил пару раз саму Смерть, чья печать никак не хотела держаться на его теле – видимо, у мальчика было такое жизнелюбие, что его приходилось возвращать обратно в Мир людей. А еще мальчик был умен, любознателен, находчив, дружелюбен, умел расположить к себе одной лишь искренней улыбкой. В общем, редкий экземпляр с почти незапятнанной чистой душой и всеми задатками, чтобы стать отличным Проводником Душ. Людей, знаете ли, с каждым годом становится все больше, и рук на всех стало катастрофически не хватать. И в конце концов, после недолгого совещания на Большом Совете гильдии Посредников, его тогдашний Проводник наложил на мальчика печать Ангела Смерти.
– Не делай вид, что ничего не происходит.
– А что происходит?
– Ты пытаешься бессовестно воспользоваться моим телом.
– Я всего лишь пытаюсь согреть чуть замерзшие руки.
– Для этого… необязательно… засовывать их… мне под футболку. Черт! Чуть замерзшие? Да они у тебя ледяные! Ты же знаешь, как я не люблю, когда ты так делаешь?
– А меня любишь?
– А тебя люблю… Передвинь ладони в другое место. Здесь ты уже забрал все тепло.
– А еще у меня замерз нос… И щеки… И губы. Совсем их не чувствую. Не посмотришь, что с ними?
– Ну, они на месте. Правда, чуть посинели от холода.
– Может, у тебя есть идея, как их согреть?
– Мелкий провокатор…
– Нееет, я бессовестный пользователь твоего тела, забыл?
– Тогда дома я буду бессовестно пользоваться твоим.
– Договорились.
Именно после этого, вернее, вскоре после того как мальчик перенес вторую клиническую смерть, ему стали сниться странные сны, которые казались реальными – таинственный и немного пугающий остров, где – он почему-то это знал – никто не болеет, не стареет и уж точно не умирает. И он назвал его Неверлэндом – земля, которой нет на самом деле, существующая только в детской сказке, а теперь и в его воображении. И воображение уносило его каждую ночь в этот волшебный мир, где он не чувствовал мучительной боли, от которой почти перестали спасать лекарства; где он был снова полон сил, дышал полной грудью и даже умел летать – ему казалось, что за его спиной вырастали крылья; где он – не неуклюжий и смешной мальчишка, который мечтает «завести» подружку, а симпатичный и довольно складный подросток, у которого бы не было от девчонок отбоя.
– У тебя была подружка?
– Почему ты об этом спрашиваешь?
– Ну, я думаю, что у тебя не было от девчонок отбоя – ты умный, веселый, симпатичный… Я бы даже сказал красивый.
– Красивый? Скорее уж – лопоухий, нескладный и забавный…
– Глупый…
– А только что ты говорил, что я умный.
– Умный. Но вот сейчас говоришь глупости. Значит, подружки у тебя не было?
– Не успел завести… А может быть, ждал тебя.
И может быть так все бы и было лет через пять. Вот только у него не будет этих пяти лет, потому что он знал, что скоро умрет. А еще знал, что после смерти поселится в своем Неверлэнде навсегда и станет его полноправным Хозяином. Он никому не рассказывал о своих снах, только Феликсу – лучшему другу и саркастичному, но неунывающему собрату по болезни. И хотя Феликс со свойственным ему сарказмом предположил, что такое неуемное воображение по его мнению могли спровоцировать или книга про Питера Пэна, которую он же другу и подсунул, или побочные эффекты пилюль, которые они поглощали горстями, но в то же время проникся этой фантазией и стал называть друга Питером Пэном.
– Что смотришь?
– Да, чушь какую-то…
– Тогда расскажи мне сказку.
– Длинную и страшную или короткую – о «долго и счастливо».
– Длинную.
– Уверен? Ну, хорошо… Эта история только кажется на первый взгляд фантастической, но она произошла на самом деле. Все случилось накануне Рождества, когда я случайно его увидел…
– Кого?
– У него были зеленые глаза, каштановые вихры, загадочная улыбка. Он был похож на Рождественского ангела, спустившегося с небес.
– Не преувеличивай. Он был обыкновенным.
– Мне лучше знать, каким он был. Дальше продолжать?
– Продолжай.
– Предупреждаю, это очень длинная сказка на всю ночь.
– Тогда давай короткую. Потому что у меня были другие планы на ночь.
– Они встретились накануне Рождества и… жили долго и счастливо. А теперь живо в постель!
– Но еще рано, и я не хочу спать.
– А кто говорил про сон?
Вот так, сам того не ведая, Питер создал свое Чистилище еще при жизни, чем пошатнул законы и правила Проводников Душ, потому что такого раньше никогда не происходило. Питер пошатнул непреложные законы еще раз, когда, будучи еще человеком, поселил в своем Чистилище первую Душу. По неосторожности. А скорее всего – по незнанию. Когда, прощаясь с умирающим лучшим другом, наклонился к нему слишком близко, чтобы расслышать его последние желание – Феликс хотел хотя бы на мгновение увидеть сон про Неверлэнд. Он шепнул на прощание другу, что последнее желание непременно сбывается, и Феликс, мотнув головой, нечаянно мазнул своими губами по его губам. И этого оказалось достаточно, чтобы Душа друга, уснувшего вечным сном, навсегда поселилась в Неверлэнде Питера. Ангел Смерти своим поцелуем навечно забирает Душу в свое Чистилище, и делать это запрещено все теми же правилами. Но тогда Питер ничего этого не знал ни о Чистилищах, ни о душах, ни о Проводниках с их правилами и законами. Он был обычным мальчиком. У него была почти обычная земная жизнь подростка, у него была семья: папа, мама и сестра. А имя было совсем другое. Хотя выразительные зеленые глаза, непокорные каштановые вихры, отросшие за год без химиотерапии, и забавно оттопыренные уши делали его особенным. А необычным было лишь то, что он был смертельно болен… Он умер ранним весенним утром. Дома. Тихо и спокойно. Во сне. Он просто не вернулся из своего Неверлэнда, поселившись в нем навсегда вместе с Феликсом, которого пережил всего лишь на какие-то два месяца. Он стал взрослее, а за спиной выросли настоящие крылья Ангела Смерти – черное и белое.
– Почему люди боятся смерти?
– Они боятся не смерти. Их страшит неизвестность.
– Как можно бояться того, чего не знаешь?
– Таковы уж люди. Они боятся всего, что им впервые предстоит сделать: первые шаги, первое признание, первая любовь, первый поцелуй… Люди всю жизнь делают что-то впервые, а потом это входит в привычку, и люди совершенствуют свои первые навыки и перестают бояться.
– И только умереть можно всего лишь раз…
– Почему? Некоторые переживают такой опыт и возвращаются к жизни. И вот именно они не боятся умирать, потому что знают, что их ждет.
– А ты?
– Я уже умирал до того, как встретил тебя.
– Поэтому тебе не страшно?
– И поэтому тоже.
– А в первый раз?
– Я не помню… Может потому что все произошло слишком быстро, и я не успел испугаться.
– Как ты думаешь, почему люди возвращаются с того света?
– Быть может потому что не успели сделать чего-то важного в жизни?
– И чего же не успел ты?
– Встретить тебя…
В гильдии Проводников Душ новоявленному члену сразу же объяснили его обязанности, а также правила, которые он должен был неукоснительно соблюдать. Ему доверили непростой участок – все детские больницы Нью-Йорка. Проводники могут принимать различные образы в зависимости от того, какую Душу должны забрать. И только один из них всегда приходил к своим подопечным в своем неизменном образе, который пришелся ему по душе еще до того, как он стал Ангелом Смерти. Согласитесь, что ребенок быстрее доверит свою душу Питеру Пэну, с которым можно улететь в таинственный Неверлэнд. На вид Питеру было лет восемнадцать. Улыбчивый. Общительный. Располагающий к себе. Он всегда умел найти подход к любому ребенку. Своих подопечных Питер любил и всегда давал им время, чтобы они могли закончить важные для них дела, потому что сам знал – насколько это необходимо. В его Неверлэнде всегда было полно Душ, и это было понятно – в больницах реанимационные отделения, где пациенты «зависают» между жизнью и смертью, никогда не пустуют. Такие Души Питер называл Потеряшками и вверял их на попечительство Феликса, который был ему не только преданным другом, но и незаменимым помощником.
– Я дома!.. Как же сегодня на улице чертовски холодно. М-м-м-м… Как вкусно пахнет.
– Сейчас кто-то получит по своим ловким рукам.
– Оу! Что за строгости? Это всего лишь блинчик.
– Который ты пытаешься бессовестно стащить.
– У меня уважительная причина – я замерз, пока ходил нам за кофе. И теперь организм требует возместить потраченные калории.
– А твой организм не может потерпеть минут десять?
– Может… Но не хочет.
– Что ты делаешь? Я сейчас сожгу блины.
– А что я делаю? Всего лишь целую тебя. Вот здесь. И здесь… И еще вот тут…
– Чееерт… Ты уже не хочешь завтракать?
– Хочу… И тебя хочу.
Чаще Питер возвращал детские Души в Мир людей. Те же, чей земной век все же заканчивался, после Божьего Суда всегда отправлялись в Царство Света. Питер считал детские души априори чистыми. И даже если Темные предъявляли какие-то доказательства, Питер парировал тем, что его подопечные расплатились за свои прегрешения еще при жизни: болью, мучениями, слезами, несбывшимися мечтами, утраченными надеждами и шансами. Суды, на которых судействовал Питер Пэн, всегда проходили спокойно, если не сказать – скучно: без склок и скандалов, и заканчивались предсказуемо. Грандиозный скандал разразился только на одном Суде, когда однажды неопровержимые и множественные доказательства Темных не позволили Питеру отправить одну взрослую Душу, попавшую в его Неверлэнд, в Царство Света и он, нарушив одно из правил кодекса Проводников Душ, отправил ее обратно в Мир людей.
– Почему ты снова это делаешь?
– Делаю что?
– Сомневаешься в нас.
– Я сомневаюсь в себе… Сомневаюсь, что сделал правильный выбор. Я все чаще думаю о том, что должен был…
– Замолчи! Слышишь? Я знаю, что ты хочешь сказать, но не хочу этого слышать! В конце концов – это было мое решение! И я не жалею о нем… Что тебя не устраивает? То, что мы, несмотря ни на что, вместе?
– Когда-нибудь я тебе надоем…
– Господи… Так вот в чем ты сомневаешься? Да мне и вечности будет с тобой мало. Иди ко мне, глупый мальчишка.
– Бить будешь?
– Любить…
Питер слышал истории о том, что Ангелы Смерти влюблялись в людей. Правда, это были исключительные случаи. Но он и думать не мог, что встретит свое исключение в одном из городов, разрушенных землетрясением. Работы на масштабных катастрофах всегда много, поэтому в суматохе случаются и путаницы, и недоразумения. И Питер тогда пометил своей печатью и забрал в свое Чистилище совсем не того, на кого получил скрижаль. В своей ошибке он разобрался почти сразу – ему нужно было забрать женщину, придавленную плитой, и которую держал за руку случайно помеченный им мужчина. К тому времени, когда Питер из своего Чистилища переправил все души погибших под руинами разрушенного города в определенные Царства, он уже успел привязаться к своей «ошибке». У этой «ошибки» была искренняя, открытая улыбка, а еще пронзительные голубые глаза, от взгляда которых Питер почему-то задыхался. Питер надеялся, что ошибочная печать Смерти исчезнет с левой руки мужчины, и тот вернется в Мир людей, но метка то исчезала, то проявлялась вновь. А позже Жнецы передали Питеру и скрижаль… Киллиана Джонса, нелегкая судьба которого все же подошла к концу. Тогда и случился тот скандальный суд, когда Темные забрасывали Питера доказательствами своего права на обладание душой Киллиана Джонса. А они не отводили друг от друга глаз. И Питер понимал, что ни за что не отдаст Киллиана Темным… да и Светлым тоже. И он знал, что нарушает правила Проводников Душ, но ничего не мог с собой поделать и отправил Киллиана обратно в Мир людей. Питер очень хотел, чтобы Киллиан Джонс продолжал жить, а еще надеялся, что разыщет его по своей метке, чтобы наблюдать за его жизнью хотя бы издалека, но почему-то не смог найти.
– Как ты потерял руку?
– Это было землетрясение… Здание обрушилось, и меня вытащили из-под завала. Говорили, что меня тогда признали умершим, но в морге выяснилось, что во мне все еще теплилась жизнь, и меня перевели в реанимацию. Потом была клиническая смерть, потому что врачи пытались спасти мою руку, но у гангрены на нее были свои планы… И кузина подписала согласие на ампутацию. И это спасло мне жизнь. А мне хотелось умереть…
– Почему?
– Кому я такой нужен? Безрукий калека.
– Мне. И это всего лишь рука. Согласись, что куда хуже, если бы у тебя не было мозгов, или сердца, или…
– Или чего? Оу… То есть, если я когда-нибудь стану бессердечным идиотом-импотентом, то ты сбежишь от меня?
– Я сказал, что это куда хуже, но не критично. Хреново, но не критично. Многие живут без мозгов и сердец. И ничего – живут. А от импотенции есть пилюли.
– Издеваешься, да?
– Немного. Не хочу, чтобы ты стеснялся себя и считал калекой.
Питер встретил Киллиана Джонса случайно почти за месяц до Рождества в одной из Нью-Йоркских детских больниц и понял, почему не смог его разыскать – у Киллиана не было левой руки, на которою Питер поставил свою метку. Вернее, кисти, вместо нее красовался протез в черной перчатке. То, что Киллиан не помнил Питера, было вполне объяснимо – возвращенцы с «того света» вообще мало что помнят о таком опыте. А вот то, почему Киллиан видел его, не имея метки – этого Питер объяснить не мог. Как не мог объяснить и то, почему снова задохнулся от взгляда прищуренных голубых глаз и ему вдруг захотелось опять стать человеком. Желание было так велико, что он нашел в талмудах сводов правил информацию о допустимости такого при определенных условиях. Условий, по сути, было всего лишь два: Ангел должен влюбиться в простого смертного – уже влюбился, но тот в свою очередь не должен догадываться об истинном положении вещей, иначе – или человек умрет, или Ангел снова станет смертным. Не должен – значит, не узнает. И Питер получил у гильдии Проводников Душ для себя привилегию – временно стать человеком – без особых проблем, потому что Ангелу, у которого лихорадочно блестят глаза, отказать невозможно. И впервые за все время Питер взял отпуск на две недели, чтобы провести его в Мире людей. Рядом с ним.
– Ничего нет лучше горячей ванны…
– Звучит немного обидно.
– Ничего нет лучше, чем лежать в горячей ванне с тобой. Так звучит лучше?
– Лучше. Это предложение?
– Можно и так сказать.
– Захватим бутылочку вина, чтобы совсем расслабиться?
– Я не против. Горячая ванна, вино и ты – отличное завершение дня.
– Завершение дня, но не ночи.
– Боюсь, у меня не останется сил.
– Я взбодрю тебя. Сделаю тебе массаж.
– Эротический?
– Именно!
Он появился в Сочельник именно в тот момент, когда Киллиан, задумчиво разглядывал ночной город, стоя у открытого окна, и думал о странном парне с выразительными зелеными глазами взрослого и непокорными каштановыми вихрами мальчишки, с которым столкнулся в больнице чуть больше месяца назад и с того момента, проводил в его обществе почти каждую ночь. Очень странный парень. И свое имя он произнес как-то необычно – скорее всего, ненастоящее. И одежда на нем тоже была странная. Но этот загадочный парень украл его душу, и возвращать, по всей видимости, не собирался. Потому что именно сейчас, накануне Рождества, Киллиану больше всего хотелось, чтобы он пришел в его жизнь и остался навсегда, придавая ей смысл… Киллиана вывел из задумчивости робкий стук в дверь. Он насторожился, потому что никого не ждал, но стук повторился и в этот раз более настойчивый. Киллиан распахнул дверь, собираясь высказать наглецу все, что о нем думает, и замер, потому что думал как раз именно о нем… Кроссовки, джинсы, пуховик, рюкзак на плече, пальцы, вцепившиеся в лямку, смущенная улыбка, зеленые глаза, непокорные каштановые вихры – в стоящем на пороге парне не было ничего загадочного. Обычный студент-первокурсник, в обычной одежде, с обычным, как оказалось, именем. И Киллиан влюбился в эту обычность и провел с этим обычным мальчиком две сумасшедшие недели.
– Зачем ты повсюду развесил наши фотографии?
– Хочу, чтобы они напоминали мне о каждом счастливом моменте, проведенном с тобой рядом.
– Но они повсюду!
– Потому что таких моментов было очень много.
– Но они все черно-белые. Странный выбор цвета для счастливых моментов.
– Цветные фотографии не так выразительны. Цвет отвлекает. Ты теряешься в цвете и не видишь самого важного.
– Чего?
– Эмоций. За цветом не видно настроение запечатленного момента. Смотри. Вот здесь – ты что-то задумал, здесь – грустишь, здесь – вроде смеешься, но на самом деле тебе не смешно, а вот здесь – ты определенно счастлив.
– А ты?
– И я тоже. Это мой самый любимый кадр.
– А это Рождественская ярмарка?
– Ага. Здесь ты явно о чем-то мечтаешь.
– Но я не помню этого момента…
– Ты сказал, что если загадать желание под веткой омелы, то оно непременно сбудется, и затащил меня под арку.
– И оно сбылось…
– Так значит, во всем виновата омела?
– Определенно.
Впервые за долгое время Киллиану хотелось жить ради чего-то, вернее – кого-то, а не вопреки всему. По утрам, пока он готовил завтрак, ловко управляясь одной рукой, его мальчик читал ему бредовые новости из интернета с уморительно умным видом, чем смешил Киллиана до слез, шутливо обижался и показывал язык. Мог усесться насупившись в углу дивана, но надолго его не хватало, и он тихонько подбирался к Киллиану сзади и, поднявшись на носочки, украдкой целовал его в шею. Он говорил, что никогда не пробовал кофе, и Киллиан показал ему кофейню на углу, где готовили вкуснейший в Нью-Йорке кофе. И каждое утро, пока Киллиан возился с завтраком, он сам ходил в эту кофейню и приносил им ароматный напиток. Он любил гулять, обожал снег и радовался снегопаду как ребенок. Толкал в снег Киллиана, хохоча, усаживался сверху и залезал ледяными ладонями под одежду, вызывая у Киллиана зубовный скрежет. Он любил подолгу стоять под струями горячего душа, а потом рисовал на запотевшем зеркале сердечки и писал – «Киллиан». Он постоянно открывал окно, и когда в квартире становилось холодно, он натягивал на себя синий свитер, который нашел в шкафу и присвоил себе, улыбался и говорил, что хочет впитать в себя его запах. Он потребовал купить елку – Рождество же! – заставил украсить и повесить гирлянды и мог подолгу сидеть на полу, любуясь сверкающими лампочками. Он сказал, что потерял телефон, и Киллиан купил ему новый с хорошей камерой, и мальчик постоянно снимал их: на кухне, в ванной, в спальне, на улице, в метро, в такси. Он распечатывал на принтере понравившиеся фотографии и вешал их повсюду. В основном в спальне. В свой новый телефон он забил только два номера: Киллиана – на всякий случай, и мамин, которой звонил пару раз и молчал… Он редко отзывался на свое настоящее имя, и Киллиан называл его – мой мальчик. Киллиан терпеливо ждал, наблюдая, как его мальчик подолгу сидел на подоконнике, разглядывая ночной город. Потому что знал – продрогнув, мальчик заберется в постель, обнимет его и прижмется к нему всем телом. Он будет водить пальцем по его груди, рисуя только ему видимые узоры, целовать его в плечо и жарко дышать в шею. И Киллиан не выдержит… А мальчик позволит ему все, кроме настоящего поцелуя. Потом обессиленный затихнет, уткнувшись носом Киллиану в грудь, а он будет вдыхать запах его волос, перебирать пальцами спутавшиеся каштановые вихры и мысленно благодарить судьбу, что послала ему этого ангела.
– Где ты откопал этот свитер?
– В шкафу, конечно же.
– Странно, что я его не выбросил.
– Он спрятался от тебя, чтобы я его нашел.
– Давай, я лучше куплю тебе новый.
– Зачем?
– Потому что этот старый.
– И что? Зато он уютный.
– Он велик тебе.
– Домашний свитер и должен быть таким.
– Он грязный. Его нужно постирать.
– Чушь! Мне нравится, как он пахнет тобой и немного сигаретным дымом.
– Когда-то я курил.
– Правда? Я тоже пробовал.
– Ну и как?
– Не понравилось. Не понимаю, в чем удовольствие – втягивать в себя удушающий дым?
– Согласен, удовольствие и правда сомнительное.
– Удовольствие – это что-то приятное, как по мне.
– Например?
– Тебе рассказать или показать?
– Показать…
А через две недели мальчик исчез из жизни Киллиана Джонса так же внезапно, как и появился. Однажды проснувшись, Киллиан обнаружил себя в пустой постели. Никто не тормошил его и не щекотал до изнеможения, чтобы немедленно разбудить. Никто больше не читал ему бредовых новостей из интернета, а в квартире больше не витал аромат вкуснейшего кофе. Ему больше не для кого было готовить завтрак. Никто больше не подкрадывался к нему, чтобы тихонько поцеловать в шею. В ванной больше никто не рисовал сердечек, со стен исчезли все фотографии, а синий свитер был аккуратно сложен на полке. И может, Киллиан и решил бы, что его мальчик был всего лишь его Рождественской фантазией, наваждением, бредом, если бы не оставленный на кухонном столе телефон, на заставке которого была фотография с ними. Его самая любимая, и единственная, которую он не удалил. А еще у Киллиана сохранился телефон его мамы – он тайком переписал его себе, и, в конце концов, он разыскал своего мальчика и понял, что они никогда не смогут быть вместе – его мальчик… умер почти три года назад.
