Текст книги "Соседняя квартира (ЛП)"

Автор книги: In_Dreams

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== One Door Down / Соседняя квартира ==========

Всё начинается с тарелки печенья.

Как будто предложения попробовать выпечку было достаточно, чтобы хоть немного исправить прошлое, которое осталось позади. Но по удивлению в серых глазах Драко Малфоя она понимает, что он не ожидал, что она откроет дверь.

Для Гермионы же сюрприз заключается в том, что он вообще что-то ей принёс.

– Я только что переехал в соседнюю квартиру, – бормочет он, проводя рукой по волосам; очевидно, что её присутствие беспокоит его.

Прекрасно.

Однако смысл сказанного доходит до неё, и ей едва удаётся сдержать раздражение. В конце концов, прошло много времени, и, насколько она слышала, он прошёл через все тяготы после войны.

Когда наступает неловкий момент, она берёт тарелку.

– Спасибо. Добро пожаловать в дом.

Печенье выглядит свежим. Ей интересно, который из домовых эльфов приготовил их для него.

Он кивает, глядя на неё. Гермиона задерживает дыхание.

– Спасибо, – говорит он, засовывая руки в карманы. – Если тебе что-нибудь понадобится…

Между ними повисает невысказанная мысль, и снова воцаряется тишина. Его чёлка свисает на глаза, и Гермиона ловит себя на мысли, что прослеживает черты раскаяния на его лице.

В его взгляде мелькает что-то ещё.

– Верно, – соглашается она, когда атмосфера становится неуютной, и она переминается с ноги на ногу. – То же касается и тебя. Ты знаешь, где меня найти.

Гермионе хочется провалиться сквозь землю при виде странного выражения его лица. Ещё больше усугубляя ситуацию, она машет рукой позади себя. – Я имею в виду, потому что мы теперь живём рядом друг с другом.

Его губы подёргиваются от смеха, но он невозмутимо кивает.

– Точно.

– Спасибо за печенье.

– Не за что, – мягко говорит он, уже отступая от дверного проёма, словно с него достаточно неловкости на один день. Мерлин, конечно же, достаточно, но она не может убежать. – Тогда приятного тебе вечера.

Он исчезает прежде, чем она успевает ещё что-то пролепетать, и она проскальзывает обратно в свою квартиру, ощущая жар на щеках. Гермиона кладёт печенье на стол, рассматривает его несколько раз в течение часа, пока любопытство не берёт верх, и она выбирает одно из них.

Печенье приятное на вкус, если не считать того, что оно немного суховато, слегка темновато с нижней стороны, и только когда она наливает стакан молока, понимает, что он, должно быть, испёк их сам.

***

О том, что Малфой работает Невыразимцем, Гермиона узнаёт, когда они впервые сталкиваются друг с другом в коридоре. Она бы не догадалась, но неудивительно, что она ничего не знала, даже учитывая то, как часто она навещает Гарри в Министерстве.

Невыразимцы редко покидают мрачные стены Отдела тайн, и она не может отрицать, что эта мысль её немного интригует.

И неважно, что в её крови бурлит адреналин, когда она сталкивается с его крепким телом.

– Прости, – лепечет она, отводя взгляд и спотыкаясь, делая шаг назад. Его мантия Невыразимца перекинута через одну руку, обнажая рубашку на пуговицах, которая прилегает к гладкой мускулатуре рук и груди. Светлые волосы парня растрёпаны, что кажется ей странным, ведь он всегда так собран.

Но он ухмыляется, в его глазах плещется тепло, когда он отходит в сторону.

– Всё в порядке. Мне следовало быть внимательнее.

Что-то в нём есть – в том, как всё, что она видит, раскрывает её очарование этим человеком ещё больше – в том, как его взгляд задерживается на ней на мгновение.

– Мне понравилось печенье, – говорит она, расширив глаза, но не в силах избежать этой встречи. – Печенье, которое ты испёк.

Малфой морщит переносицу.

– Они не были идеальными. Я пробую другие рецепты.

Она моргает.

– Мне трудно поверить, что ты любишь печь.

Тихий смех срывается с его губ, и он проводит рукой по волосам. Она видит усталость на его лице, лёгкое напряжение в глазах, и ей интересно, чем он занимается в Отделе тайн. Даже если она спросит, она знает, что он ей не ответит.

– Думаю, это можно назвать хобби, – размышляет он. Он берётся за ручку своей двери, снимая защиту, и оглядывается на неё. – Я как-нибудь принесу ещё немного. Если хочешь.

Она задыхается.

– Конечно. Это было бы здорово.

– Отлично, – повторяет он, в его глазах мелькает блеск, который она не осмеливается рассмотреть.

***

Стена, разделяющая их квартиры, достаточно тонкая, и время от времени Гермиона слышит звуки с его стороны. Обычно это просто шум, но сегодня она слышит голоса. Низкий мужской тон Малфоя, и женский голос, который она не узнала.

Незаметно тепло приливает к её щекам, и Гермиона ругает себя за то, что замирает на месте, просто чтобы услышать, о чём они говорят.

Тем не менее, смущение теснит её грудь. Он ни разу не упоминал о женщине в его жизни, но ей не стоит удивляться. Любой мог бы сказать, что Малфой необычайно привлекателен, у него хорошая работа в Министерстве, а его обаяние обезоруживает так, что ей становится жарко в животе каждый раз, когда они сталкиваются.

И если она немного приблизится к стене, её нельзя будет винить.

Её взгляд метнулся к ящику, в котором она хранит пару Удлинителей ушей, но она отказывается опускаться до такого уровня.

Проходит десять минут, и Гермиона замечает, что голоса стали выше и громче, словно в споре. Она вздрагивает и отступает в другой конец комнаты, когда сквозь стену доносится пронзительный женский крик.

И потом, она не может не подслушивать, даже если ей захочется заглушить звук. Её первоначальный интерес вызвало любопытство, но она не желает подслушивать ссору; она размышляет, не стоит ли ей вмешаться, но эта мысль заставляет её содрогнуться.

Усевшись на край дивана, Гермиона пытается сосредоточиться на книге. Но через несколько минут она понимает, что читает одни и те же строки, повторяя их, и, нахмурившись, делает пометку на странице.

Затем крики резко обрываются, и раздаётся громкий хлопок двери.

Сквозь стену квартиры в наступившей тишине возникает странное ощущение изолированности, как будто она погрузилась под воду. Гермиона внимательно следит за своим дыханием. Она кладёт книгу на подушку рядом с собой, смотрит на стену, бросает взгляд в сторону двери.

Она чувствует себя не в своей тарелке, но это, конечно, не её дело.

Но она думает о тех немногих незначительных контактах, которые у них были, и любопытство когтями впивается в её позвоночник, заставляя её встать на ноги.

Тихо выскользнув в коридор, она долго смотрит на его дверь и набирается храбрости. Она стучит в дверь.

Мгновение спустя она распахивается, и по другую сторону стоит Малфой. Почти моментально раздражение сходит с его лица, и он проводит рукой по волосам, изображая что-то более невозмутимое, больше похожее на растерянность.

– Привет, – вздыхает она, глядя на него, и её разум замирает, когда он лишь смотрит в ответ. С извиняющейся улыбкой она добавляет: – Извини. Тонкие стены. Ты в порядке?

Малфой молчит ещё один миг, который становится таким долгим, что она сдвигается с места, и замечает, как на его щеках проступает румянец. Он вздыхает, а затем произносит:

– Я недавно разорвал помолвку.

Гермиона смотрит на него, моргает и говорит:

– Ох.

– Да. Жаль, что тебе пришлось это услышать. Она была не совсем… довольна.

Гермиона не может спросить почему. У неё нет рациональной причины, но она не может побороть любопытство, которое её гложет. После ещё одного продолжительного раздумья она говорит:

– Мне жаль.

Малфой бесстрастно пожимает плечами, что скрывает напряжение в его руках, и отводит взгляд.

– Честно говоря, ситуация была не из приятных. Мы не любили друг друга, ей больше нравилось моё имя, нежели я как личность.

Внезапное откровение и уязвимость в его словах, словно физическая тяжесть, обрушиваются на неё. Они едва знакомы, и она не знает, как реагировать.

– В любом случае, – продолжает он, прежде чем она успевает что-либо сказать, – ещё раз прошу прощения. Я не ожидал, что она зайдёт.

– Всё хорошо, – слова вырываются более решительно, нежели она чувствует, и нежели она ожидает. – Я просто хотела убедиться, что всё в порядке.

Он продолжает смотреть на неё, его серые глаза пылают, пока полуулыбка не трогает его губы.

– Я в порядке, спасибо, Грейнджер. За исключением того, что она вынудила меня сжечь чёртову партию печенья.

Вопреки самой себе, у неё вырывается смешок.

– Какое сегодня?

– Печенье с белым шоколадом и с кокосовой стружкой, – отвечает он, сузив глаза от сосредоточенности. – Они подавали много надежд. Честно говоря, я разочарован.

– Я бы тоже была разочарована.

Отблеск веселья на его лице сменяется неторопливой ухмылкой.

– Я принесу несколько штук, как только переделаю их.

Он опускает подбородок, его язык высовывается, чтобы увлажнить нижнюю губу, и она не может удержаться от того, чтобы не проследить за этим движением глазами. Её желудок скручивается, дразнящее тепло накатывает на неё.

– Если, конечно, у тебя найдётся стакан молока.

С её губ срывается вздох.

– Зачем ещё соседи?

***

Она ничего не может с этим поделать. Иногда Гермиона прислушивается, не дома ли Малфой, через смежную стену, соединяющую их квартиры. Она пытается справиться с растущим интересом к нему, который закрадывается в глубину её сознания, всё чаще и чаще.

И вот однажды в её дверь стучат. Они достаточно хорошо узнали друг друга, и было бы удивительно, если бы в квартиру вошёл кто-то другой. Она испытывает прилив адреналина, а сердце бьётся где-то между грудной клеткой и горлом.

Но это не Малфой. Если бы она потрудилась посмотреть в глазок, то, скорее всего, не открыла бы дверь. Это Кассиус Уоррингтон, бывший коллега, бывший любовник и неумолимый преследователь.

Гермиона тщательно следит за своим выражением лица, чтобы не выдать недовольства, и кивает.

– Кассиус.

– Привет, Гермиона, – он засовывает руки в карманы, ловя её взгляд. – Не возражаешь, если я войду?

Она возражает; на самом деле, она возражает очень сильно. Но он проходит мимо, не дожидаясь её ответа, и прежде чем Гермиона успевает обдумать ситуацию, оказывается втянутой в тот же спор, который они вели уже полдюжины раз за полмесяца.

К тому времени, когда она, наконец, прекращает бессмысленный разговор и выгоняет его из квартиры, она эмоционально истощена, а её кожа зудит от раздражения.

Она хочет покончить с этим, понежиться в ванной, отдохнуть, но на пути к ванной комнате её останавливает стук. Не в дверь, а в стену.

Подойдя ближе, она смотрит на пустой участок стены, мгновение колеблется и говорит:

– Да?

– Тонкие стены.

Она почти слышит смех в его голосе. Гермиона понимает, что Малфой находится по ту сторону стены, по тому, как чётко звучат слова. Но его голос звучит отдалённо, словно приглушённый водой.

Он снова говорит.

– Ты в порядке? Хочешь печенье?

Мерлин, она задаётся вопросом, слышал ли он всё сказанное? Учитывая то, как она подслушала подробности его ссоры с бывшей невестой за несколько недель до этого, она не сомневается в этом.

Она прислоняется спиной к стене и сползает вниз, чтобы сесть на пол. Подтягивает колени к груди и упирается затылком в стену.

– Я в порядке, спасибо. Хотя от печенья я бы не отказалась.

Мгновение спустя она слышит негромкий смех, и он на её уровне. Она думает, что он тоже может быть на полу.

– Мне придётся испечь партию.

Его голос звучит немного отчётливее, и она не в первый раз задумывается, почему стены такие тонкие. А может, он просто произнёс заклинание, чтобы они могли лучше понимать друг друга.

Это странно, когда они живут по соседству друг с другом, но по какой-то причине это её интригует. Он часто смущает её, когда они разговаривают лицом к лицу. Возможность слышать, но не видеть его приятно греет её кожу, и она чувствует, как по позвоночнику пробегает дрожь храбрости.

Девушка пытается представить его по другую сторону стены.

– Ты не обязан этого делать, – предлагает она с запозданием. – Но если бы ты согласился, я бы не отказалась.

Малфой напевает у стены, и этот звук проникает прямо в её сердце. Она сжимает ноги вместе.

– Я думал о красном бархате. О его насыщенном, благородном цвете.

Она чувствует желание, когда слышит низкий тембр его голоса.

– Благородный – звучит хорошо, – отвечает она, позволяя векам дрогнуть.

– Кто это был, Грейнджер? Я должен надрать ему задницу?

– Нет, – сразу же отвечает она, хотя нотки заботы в его словах что-то в ней пробуждают. Она не уверена, что они настолько близки, но, как ни странно, когда их разделяет стена, ей легче открыться. – Это был бывший. Надеялся возобновить отношения, – она понижает голос и добавляет, не зная, сможет ли он услышать: – Всё это – несусветная чушь.

Тишина на мгновение служит ей ответом, прежде чем она слышит, как Малфой прочищает горло.

– Кажется, он идиот.

– Да, – говорит она, выпуская длинный вздох и прижимаясь к стене. – Он может быть таким.

– Он тебе ещё дорог?

Несмотря на то, что голос Малфоя по-прежнему немного приглушён, она слышит интерес. Груз нерешительности в вопросе, погребённое в банальности.

– Нет, – её сердце бьётся чуть быстрее, когда она спрашивает: – А ты расстроен из-за сорванной помолвки?

Гермиона не может понять, каким образом этот разговор влияет на неё, но глубокий гул его голоса восполняет отсутствие зрительного образа.

– Нет, – отвечает он с лёгкой усмешкой. – Нет, мне всё равно. По правде говоря, мне трудно открыться кому-либо.

Она поражается, как много для него значит то, что он делится с ней подобными проблемами. Её следующий вздох становится чуть более неровным.

– Мне тоже, честно говоря, – говорит она в стену. – После войны было трудно разговаривать с кем-либо, не…

Она прерывается, внезапно вспомнив, к кому обращается, и её щёки заливает румянец от смущения.

– Полагаю, – говорит он, как бы истолковывая то, что она хотела сказать, – все от тебя чего-то хотели.

– Да.

Малфой молчит долгое мгновение, затем она слышит тихий стук, как будто он прислонил голову к стене.

– Вот в чём дело, Грейнджер. Раньше я понимал, каково это. А теперь… ну, никто не хочет иметь ничего общего с бывшим Пожирателем смерти, понимаешь?

Слова вырываются прежде, чем она успевает их остановить.

– Я не вижу тебя таким.

Она хотела бы посмотреть на его лицо, на беспокойство в его серых глазах, на ухмылку, за которой он выстраивает свою защиту. Проводя пальцами по гладкой стене, разделяющей их, Гермиона ждёт, затаив дыхание.

– Спасибо.

Она почти видит призраков, которые витают в пространстве между их словами, когда он наконец говорит:

– И если уж на то пошло… все эти люди были идиотами. Ты больше, чем та роль, которую ты сыграла в войне.

Гермиона размышляет, не являются ли его рассуждения более подходящими для описания его самого, нежели её. Какая-то часть её души хочет открыться ему, найти ту связь, которой она так долго жаждала. Уже несколько месяцев она чувствует, как любопытство перерастает в интригу и переходит в нечто большее. Что-то похожее на желание. Неоднозначное и манящее.

– Спасибо, – говорит она в сторону стены, криво улыбаясь. – Это странно, знаешь ли.

– Может быть, это правильно.

Она чувствует эти слова в самом сердце. Так просто и легко. Ей приходится потрудиться, чтобы представить его, угловатые черты лица, напряжение, которое часто лежит на его плечах. Жёсткие очертания мышц и гладкие линии груди. Его длинные, худые ноги и то, как он возвышается над ней на добрых шесть дюймов. Его сильные руки, ловкие движения его пальцев. Дразнящий огонёк в его глазах и ухмылку, которая кривит его губы.

Ещё одна волна возбуждения проходит через неё, когда она представляет его, и сильно закусывает нижнюю губу, чтобы сдержать стон.

– Грейнджер?

– Да?

Она раскраснелась, её лицо разгорелось, и ей любопытно, как разговор повлиял на неё на таком расстоянии. Он её сосед, друг и, возможно, доверенное лицо. Но он также печёт ей печенье, а она взамен угощает его молоком, и иногда он задерживается в её квартире, чтобы попробовать одно печенье, макая его в большой стакан.

Воспоминания об этом всплывают в её сознании чаще, чем она хочет признать: как его веки трепещут при первом укусе. Мягкий, довольный звук, который он издаёт, когда партия оказывается идеальной. Как его губы смыкаются вокруг кусочка.

Это нелепо. Влага собирается между ног, и Гермиона не может рационально объяснить то, какие чувства он вызывает в ней.

– Спасибо, что поговорила со мной, – говорит он, слова дразнящие и искромётные, и она едва выдерживает. – Я приготовлю тебе завтра это печенье, хорошо?

– Звучит здорово, – отвечает она, сохраняя голос настолько ровным, насколько это возможно.

Почти извиняясь, он говорит:

– Мне нужно поспать.

– Мне тоже, – торопится она. – Спокойной ночи, Малфой.

– Спокойной ночи, Грейнджер.

То, как он произносит её фамилию, не даёт ей уснуть всю ночь.

***

Гермиона смотрит на стену, отделяющую её квартиру от квартиры Малфоя, и внезапный прилив храбрости овладевает ею прежде, чем она успевает оступиться. Руки дрожат, но она тихонько стучит в стену.

Она знает, что он дома – она слышала его шаги некоторое время назад. Но после продолжительной паузы она чувствует себя нелепо. Они не разговаривали с тех пор, как поговорили сквозь стену. Вернувшись домой с работы на следующий день, она обнаружила за дверью тарелку с печеньем, которое находилось в состоянии стазиса. Красное бархатное, как и было обещано, но она, очевидно, скучала по Драко.

Смущение и стыд накатывают на неё, она отходит от стены, как раз когда слышит его голос.

– Грейнджер? Привет.

– Привет, – она прижимается к стене, пристально вглядываясь на краску цвета яичной скорлупы. – Я просто подумала… вернее, как прошёл твой день?

Малфой колеблется ещё одно мгновение.

– Да, спасибо. Работа была… напряжённой. Я занимаюсь сложным исследованием, но сегодня у нас был прорыв.

Она удивлена этой информацией – удивлена тем, что он вообще поделился чем-то о своей работе. Но она знает, что лучше не спрашивать о деталях, когда он может лишь говорить туманно. Впервые она задумывается о том, не одиноко ли работать в Отделе тайн.

– Я рада, что из этого вышло что-то хорошее, – говорит она в стену. – Надеюсь, я не помешала тебе.

Она сильно, отчаянно хочет, чтобы он сказал «нет».

С другой стороны стены доносится тихое шуршание, как будто он переместился на другое место, и он отвечает:

– Ничуть. Расскажешь мне о своём дне?

***

Всё меняется, между ними образуется странная связь. Когда Гермиона видит его, когда он печёт печенье и доставляет его в её квартиру, когда он остаётся выпить стакан молока, он холоден, отстранён и вежлив, хотя и немного мягче, чем в начале.

Но при встречах по вечерам, когда между ними тонкая смежная стена, Малфой раскрывается.

Она не может сказать, связано ли это с тем, что они не видят друг друга, или это своего рода психологический переключатель, но в те моменты ей позволено узнать его, заглянуть в него глубже, хотя физически она не может…

Это становится чем-то, чего она с нетерпением ждёт.

Они говорят о работе, друзьях, увлечениях, а иногда даже вспоминают дни учебы в Хогвартсе.

Он превращается из холодного – непонятного и непостижимого – в нечто другое. Кого-то другого. Но на самом деле он ничем не отличается от неё, потому что она чувствует эту его сторону, даже когда они вместе.

Но он тихий, дразнящий, манящий. Низкий, вкрадчивый тон его голоса через стену разжигает в ней желание и обжигающий, восхитительный жар, и, хотя она изо всех сил старается подавить его, она неизменно чувствует, как он бурлит прямо на поверхности.

И она представляет его в своём воображении, его плавные, стройные линии, красивые черты лица. Эта навязчивая идея каждый раз заводит её всё дальше вглубь пучины.

Он проникает глубже, чем она предполагала, в ту глубину её сознания, которая желает каждую его частичку. Каждую его грань.

Однажды вечером она прислоняется к стене, потягивая стакан чая, на её лице задерживается рассеянная улыбка, пока он рассказывает ей истории о своих попытках научиться летать в детстве.

Но Малфой замолкает, и наступившая тишина не кажется напряжённой или некомфортной.

– Знаешь, – говорит он в стену, – мне нравится с тобой разговаривать. И я надеюсь, ты не сочтёшь меня сумасшедшим за это – из-за стены.

Она проводит кончиками пальцев по полу.

– Я не думаю, что ты сумасшедший, – она вздыхает и добавляет: – Мне тоже нравится с тобой разговаривать. Неважно, как именно.

– Могу я тебе кое-что сказать?

Её губы трогает кривоватая улыбка.

– Конечно.

Он рассказал ей столько всего, что она не может сдержать интригу. Это нечто заслуживает предисловия.

Следующие слова звучат близко, как будто его лицо находится возле стены.

– Я думаю… мне повезло, что ты рядом, – он говорит откровенно, особенно с учётом того, что она успела о нём узнать, и он быстро добавляет: – Я ценю то, что мы узнали друг друга, и я считаю тебя очень красивой.

Тихое признание проносится в её сознании, грудь сжимается, а щёки заливает красный оттенок.

– Спасибо, – произносит она, чувствуя прилив смелости, смешанный с удивлением. – Я тоже считаю тебя очень привлекательным.

– Иногда, – отвечает он, произнося слова так тихо, что она почти не слышит его сквозь стену, – когда мы так разговариваем, я думаю о тебе. Я думаю о том, чтобы прикоснуться к тебе.

Низкий, знойный раскат его голоса, нежные слова и скрытый за ними подтекст охватывают её. Сердце замирает в груди.

Гермиона делает несколько вдохов и выдохов, перебирая в уме, что ответить. Ничто не кажется ей достаточным. Но его слова подбадривают её, и она спрашивает, осторожно и тихо:

– Ты когда-нибудь трогал себя?

– Да. Иногда, после того, как мы поговорим.

Желание будоражит её кровь, приглушённый рёв адреналина пульсирует в ушах.

– Правда? Ты хочешь прикоснуться к себе сейчас?

Она слышит ухмылку в его голосе, представляет её в своём сознании. Дразнящий жар в его глазах цвета грозовых туч.

– Ты хочешь, чтобы я сделал это?

Внезапный поворот в разговоре обдаёт её жаром, влага собирается между бёдер, и она дрожащими пальцами опускает чашку на блюдце. Сдвигает их в сторону. Гермиона откидывает голову назад к стене.

– Хочу.

В воздухе повисла тишина, и она пытается представить, слышит ли что-нибудь по ту сторону стены. Её воображение пробуждается, и она старается представить его как никогда прежде. Ослабляющего застёжку своего ремня, сдвигающегося, чтобы снять брюки, обхватывающего себя одной рукой.

Сглотнув, она хватается за свою палочку. Накладывает заклинание на стену – так, чтобы его голос звучал немного чётче.

– Иногда мне интересно, – говорит он несколько секунд спустя, словно находясь рядом с ней, – чувствуешь ли ты это?

– Я чувствую.

Нет смысла опровергать это, не тогда, когда она слышит возбуждение в собственном голосе. Она высовывает язык и смачивает губы. Если бы она не знала его так хорошо, ей было бы неловко.

– Ты возбуждён?

– Да. Очень.

Тихий стон вырывается из её рта, когда её глаза закрываются. Она возится с подолом юбки, задирая его вверх по ногам.

– Мысль о том, что ты прикасаешься к себе, прямо сейчас…– говорит она, прижавшись к стене.

– Ты прикоснёшься к себе ради меня? – его голос низкий, дразнящий. – Скажи мне, что ты чувствуешь.

Согнув одно колено, Гермиона поднимает юбку выше, чтобы провести двумя пальцами по кружеву трусиков между ног. Она заставляет себя сглотнуть.

– Я мокрая, Драко.

Она слышит его несколько приглушённое ругательство по другую сторону стены.

Какая-то её часть хочет пригласить его к себе, покончить с этим фарсом, почувствовать тепло его рук на себе, его плоть на своей. Она слишком долго этого хотела.

Но это чувство… эта дразнящая, чувственная кульминация игры, которую они создали и сформировали… она хочет почувствовать это.

Скользнув пальцами под пояс трусиков, она стягивает их до щиколоток и снимает. Внезапная нервная дрожь пронзает её, но она подавляет это чувство, когда он начинает говорить.

– Иногда, – говорит он, – когда я вижу тебя, изгиб твоей задницы, мне хочется нагнуть тебя, – слово застывает на вдохе, и Гермиона пытается представить это, – и трахнуть тебя на всех поверхностях в твоей квартире.

Гермиона стонет, проводя двумя пальцами по влаге, скопившейся между её складок. Одним она поглаживает клитор мягкими, ленивыми кругами.

– Ты должен, – бормочет она. – Ты должен это сделать.

Она может только представить его, гладкую, твёрдую длину его члена, то, как он обхватывает себя. Его голова откинута назад, глаза закрыты, а губы приоткрыты. Она представляет бусинки влаги, которые собираются на его головке.

– Мерлин, я хочу попробовать тебя на вкус.

Его слова пронзают её насквозь.

Погрузив два пальца внутрь, дразня чувствительную плоть внутренних стенок, Гермиона прикусывает нижнюю губу. Она пытается представить себе, как его светлые волосы скользят между её пальцами, как его лицо зарывается между её ног, как он лижет, сосёт, дразнит и боготворит. Как она кончает на его языке, забыв обо всём на свете. Блеск в его глазах, когда он доводит её до исступления.

Её пальцы сами собой ускоряются, толкаясь внутри неё, а большой палец рассеянно проводит круги по клитору. Её ноги начинают дрожать от этих ощущений. Она сглатывает, силясь заговорить.

– Я тоже этого хочу. Я хочу прикоснуться к тебе.

Но всё же это кажется гипотетическим. Стена между ними может оказаться непреодолимой. Поэтому она продолжает, позволяя наслаждению нарастать, представляя, как он может заставить её тело петь вместо неё.

– Ты…

– Близко, – говорит он с запинкой.

– Я тоже.

Она чувствует приближение оргазма по трепетанию своих стенок, по тому, как желание и возбуждение скручиваются внутри неё, как тугая и напряжённая пружина. Проводя большим пальцем по клитору быстрыми движениями, она сжимает ноги вместе, теряясь в ощущениях.

– Блять, Грейнджер, – рычит он, прижимаясь к стене, – я сделаю так, что тебе будет чертовски хорошо.

Она срывается на крик, услышав подтверждение, тембр его голоса, и её голова откидывается назад к стене, пока она переживает свой оргазм. Дыхание учащается, и, когда он молчит несколько долгих мгновений, она чувствует первый проблеск сомнения. Смущения.

Гермиона хочет увидеть его, и в то же время, чем бы это ни было, ей это тоже нравится. Нравится его загадочность.

Наконец, он матерится и издаёт лёгкий смешок.

– Грейнджер.

– Да?

Она прижимается к стене, её тело оживает и наполняется силой освобождения.

– Ты в порядке?

Смех срывается с её губ, широкая улыбка растягивается на её лице. Она чувствует его удовольствие, его тепло, его желание.

– Да, – дышит она, вжимаясь лицом в стену, именно там, где, как она знает, он находится. – Всё хорошо.

***

В следующий раз она видит его в коридоре. Он возвращается с работы, с отрешённым выражением лица, словно отвлечён чем-то другим, но когда он замечает её в холле, стоящую у входа в её собственную квартиру, он останавливается. Делает несколько шагов вперёд, почти как бы невзначай, и ухмылка трогает его губы.

– Привет, – произносит он негромко и игриво, его серые глаза сверкают, а улыбка выглядит так, словно он приберёг её для неё.

Мгновенно она вспоминает то тепло. Вспоминает то, что она чувствовала, несмотря на то, что Драко не было рядом. То, как она кончила, думая о том, что он кончил вместе с ней.

Она делает шаг в его личное пространство.

– Привет.

Он смотрит на неё, напряжение исчезает с его лица, и он проводит рукой по её бедру, так нежно, что это может показаться случайным. Он оценивает её, впиваясь в неё взглядом, словно отчаянно желая насытиться.

Гермиона думает о том, не стоит ли просто затащить его в свою квартиру.

Наконец, он прислоняется к стене между их дверьми.

– Что ты делаешь сегодня вечером?

Улыбка приподнимает её губы.

– Ничего.

Он наклоняется, кончики его пальцев скользят по её позвоночнику, и на миг ей кажется, что он собирается её поцеловать. Но он отвлекается, вместо этого его губы касаются раковины её уха. На выдохе он шепчет: «Теперь у тебя есть планы», и его дыхание обдает её теплом и искушением.

Возбуждение накатывает на неё моментально, от шёпота дыхания, абсолютно непристойного жара в его глазах.

– Хорошо, – говорит она, заставляя себя сглотнуть, когда он подмигивает и исчезает в своей квартире.

***

Гермиона, в свою очередь, проводит большую часть вечера, слоняясь по квартире. Несмотря на то, что нервы грозят полностью поглотить её, ей удаётся приготовить лёгкий ужин. Всё это время она думает о нём. О том, как они узнавали друг друга, как чувствовали друг друга на расстоянии несколько ночей назад.

Она с трудом выносит предвкушение его рук на своей обнажённой коже.

Наконец раздается тихий стук – не в стену, к которому она уже привыкла, а в дверь. Когда она распахивает её, он ловит её взгляд.

Он опирается на дверную раму, вливаясь статной фигурой в дерево, и, пока он складывает руки и оценивает её, она поражается, насколько он привлекателен. Он одет в футболку и джинсы, и мышцы его рук напряжены. Его губы растягиваются в восхищении.

– Входи, – бодро предлагает она, махнув рукой. Она не может понять, почему это так нервирует её, ведь он много раз бывал в её квартире.

– Извини, у меня нет печенья.

– Ничего страшного, – у неё пересохло во рту. – У меня закончилось молоко.

В одно мгновение он оказывается в её пространстве, прижимая к стене, и его глаза смотрят на неё. Его руки ловят её, как в клетку, одна из них обвивается вокруг её спины, притягивая к себе. Он наклоняется, его губы находят её.

Его пальцы мягко касаются её щеки, поцелуй нежный, но напористый. Он проводит языком по её губам, и она без колебаний открывается ему навстречу, дразня его язык своим, обвивая рукой его шею. Она притягивает его к себе, и его тело оказывается вровень с её, а жар, который она ощущала даже без него, разгорается с новой силой.

Каждая её часть затмевается осознанием, адреналин ревёт в венах, возбуждение и желание будоражат её сердце.

Тихое хныканье срывается с губ, когда он прикусывает её нижнюю губу, и его глаза распахиваются, чтобы найти её, когда он отстраняется.

– Прости меня, – шепчет он, ухмыляясь, – за самонадеянность.

Гермиона проводит рукой по его волосам и снова притягивает его рот к своему в ещё одном нежном поцелуе.

– Если ты что-то предполагал, то я тоже.

В его серых глазах пляшут языки пламени, и она жаждет потакать им, чувствовать как горит.

Он произносит: «Слава Мерлину», и его руки снова оказываются на ней.

Его поцелуи терпеливы и напористы, тщательны, но парадоксальны, поскольку страсть, которую он излучает, пронизывает её насквозь.

Когда он придвигается ещё ближе, Гермиона оказывается прижатой к стене, между ними не остаётся пространства, и он впивается в её рот, его пальцы перебирают её кудри, наклоняя её лицо к своему. Проводя рукой по его бицепсу и спине, Гермиона восхищается ощущением его присутствия в её пространстве; жар, порождённый столькими ночными разговорами, подстёгивает девушку.