Текст книги "Ничья…"
Автор книги: Иман Кальби
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
Он с надеждой устремил свой заплывший взор на дверь. Перед ним стояла Влада. Нет, не та Влада, которую он обнимал…Хрупкая, испуганная, юная… Эта – статная, ухоженная, шикарная…Такая, какой он себе представлял ее в той жизни, откуда он ее вырвал. Она была так прекрасна, что он просто боялся на нее смотреть…Усмехнулся, вспомнил книгу Виктора Гюго про Собор Парижской Богоматери….Он Квазимодо…Она Белль..
Она поставила на стол поднос с лекарствами. Быстро взяла свободный стул, придвинула к Кариму вплотную и присела. Ее руки действовали быстро и решительно – девушка развернула марлю, положила на нее лед, накрыла вторым тонким слоем и приложила к вспухшему лицу Карима.
– Кто меня теперь назовет секс – символом революции? – усмехнулся он.
Она чуть улыбнулась, но ничего не ответила, продолжая прикладывать к лицу холодный компресс. Он лил на нее блеск своих восторженных глаз, от которых шло тепло…
– Лучше? – тихо спросила она, когда намазала последнюю рану зеленкой. Карим резко втягивал воздух от боли – все щипало, а она дула на его лицо…Так же, как это делала бы любящая мать или жена. Так же, как когда – то делала она, в Хомре, обрабатывая рану, которую нанесла сама же…
Карим взял ее за руку, и Влада наконец остановилась, опустив глаза.
– Я живу лишь памятью о тебе, – сказал он ей как – то тихо, обреченно и блаженно одновременно, – в тебе моя жизнь, хоть ты сама и не моя.
– Не говори так, Карим, ты сильный и смелый, ты герой, и я тут ни при чем, – черт, наступил тот самый момент, которого она боялась. Он смотрел на нее так, что кровь вскипала.. Даже сейчас, в побоях, на шаг от смерти, он так доминировал над ней, хотя между ними была пропасть…
– Карим – начала было Влада.
Но он не дал ей развить мысль, все еще поглощая ее своими глазами, запоминая, нежно коснулся ее губ свободной рукой.
– Тсс, не говори ничего. Дай мне на тебя посмотреть. Ты еще красивее, чем я себе представлял. Богиня…
– Карим, у нас не так много времени, – упорно продолжала Влада, плохо скрывая свое смущение и… страх.
Он отпустил ее и усмехнулся, возвратившись в реальность от ее делового тона.
– Зачем ты пришла, балерина? Позлорадствовать?
– Карим, – она коснулась его губ рукой так же, как он сделал это минуту назад. – Ты спас мне жизнь, и я хочу сделать то же. Прошу тебя, пойди на сделку…Пойми, все еще не потеряно.
Он громко засмеялся, обрывисто, грубо, надломлено, словно голосом старого курильщика, тут же, однако скривившись от боли – ребра болели.
– Уходи, асфура, все кончено. Я ничто.
– Нет, – закричала она и схватила его за лицо. – Посмотри мне в глаза, Карим, прошу тебя, сделай это для меня! – она почти молила его со слезами на глазах.
Он явно не ожидал такой реакции, выдохнув, спросил,
– Почему я должен это делать для тебя?
– Потому что ты единственный в моей жизни говорил, что любишь меня так, что я верила даже сквозь ненависть…Живи, я хочу, чтобы ты жил, я не смогу жить с мыслью, что тебя больше нет!… – по ее щеками стекали капельки слез.
И он не выдержал и прижался к ней губами, хватая их и наслаждаясь их тонким соленым вкусом, словно смешанным с ароматом ее духов.
– Ты с ним? – прошептал он, все еще не отрываясь от ее губ… – ты его? – его голос срывался на болезненный хрип.
– Нет, Карим. Я ничья… Я свободная, независимая женщина… Запомни это… – словно для самой себя чеканила, как мантру…
– Какое блаженство вот так быть с тобой рядом – после этого можно и умереть, – он улыбался своей белоснежной улыбкой, шептал неимоверные нежности, от чего Владе хотелось плакать еще больше. Его свободная рука с жадностью притянула ее к себе. Он гладил ее, словно слепой книгу с рельефными символами. Он запоминал ее. Заучивал наизусть.
Но что чувствовала она…Жалость, жалость и благодарность…Странную благодарность за то, что после всего пережитого, благодаря ему, она осталась собой. Пусть и измененной, но собой… Любовь? Любви не было. Нет, она ушла, как наваждение, как солнце после затмения снова становится ярким… Да и была ли это любовь вообще… Его руки были такими знакомыми, такими узнаваемыми. Сколько раз он вот так привлекал ее к себе. По телу непроизвольно пробежала дрожь. Только сострадание и благодарность? Наверное, она лукавила сама себе, но ничего поделать с этим не могла…
– Ты любишь Сирию, ради нее ты должен остаться тут, среди живых. Прошу тебя. – Она снова заглянула в его глаза и увидела в них то, что так мечтала видеть в глазах Васеля… «Боль безграничной нежности», о которой писал Джибран…Ей показалось, что ее словно обволакивает облако, так мягко и нежно она растворялась в его глазах, и в то же время так щемило в груди, потому что эта нежность причиняла ему такие страдания.
– Если бы Аллах дал мне знать, что после смерти меня ждет еще одна жизнь – и она будет с тобой, я бы не задумываясь убил бы себя сам, прямо сейчас, но он молчит…
Влада печально улыбнулась, – Если бы моему сердцу можно было приказать, я бы любила только тебя. Больше жизни…
Карим печально усмехнулся.
– Последнее, – произнес он тихо, – поцелуй меня в губы. Сама…Так, чтобы я не забыл.
Влада утвердительно прикрыла глаза ресницами и припала к его губам. Они целовались не спеша и не страстно, а словно на замедленном режиме пленки…Так, чтобы запомнить все – вкус губ и слюны, запах кожи, то ритмичный, то сбивающийся темп дыхания…
Объятия первым разорвал Карим. Вытирая остатки ее помады со своих губ, он громко закричал, – Стража, – он знал, что их слушают, но ему было плевать…Ее присутствие было важнее..
В комнату непонимающе тут же вошли. – Ладно, давайте ваши условия…
Влада стояла у стены и смотрела в пустоту. Было грустно, так, как бывает, когда провожаешь близкого человека в путь. И в то же время успокоение накрыло с головой. Он может быть спасен, он готов пойти предложенным ею путем…
– Вам следует уйти немедленно, – зашел в комнату с бумагами все тот же сухой сириец, обратившись к Владе. Она понимающе кивнула и устремилась к выходу, в дверях повернувшись к бывшему любовнику.
– Прощай, – тихо сказала она, – Алла маак (араб. – Аллах с тобой).
– Запомни, асфура, если мне будет дана еще одна жизнь, я проведу ее с тобой. – он повелительно указал на нее пальцем, и почему – то девушке показалось, что его утверждение не риторическое…
Влада развернулась и вышла прочь, а в его голове еще несколько минут звучал стук ее каблуков о холодный каменный пол.
– Если бы можно было себе приказать… – с горечью на сердце произнесла Влада, одними губами, выходя из комнаты для допросов, а потом подняла глаза и поняла, что воздуха в легких больше не хватает…
ГЛАВА 8
У соседнего кабинета, опершись о дверной косяк, с непроницаемым лицом стоял Васель собственной персоной. И смотрел на нее так, что земля ушла из под ног. Злость, разочарование, презрение – вы не знаете значение этих слов, если не видели его взгляда в тот момент.
– Следуй за мной, – сказал он тихо, развернувшись и направившись к выходу.
Влада машинально стала озираться по сторонам в поисках своих сопровождающих. Ни Ивана Ильича, ни араба видно не было, а скорее всего, они были слишком увлечены окучиванием ныне сговорчивого Карима. Девушка же сыграла свою роль и была больше не нужна… Делать было нечего. Она нервно сглотнула и пошла за Васелем, флюиды гнева которого долетали до нее даже на расстоянии. Неуверенный стук ее каблуков раздавался по всему коридору.
Как он оказался здесь? Что слышал? Конечно, многое, иначе бы сейчас так не смотрел на нее…
Они вышли на улицу под беспристрастно – презрительные в отношении Влады и раболепные в отношении Васеля взгляды охраны. На секунду она подумала, что они так сильно пресмыкаются перед ним, что если бы он решил прямо здесь пырнуть ее ножом, то они бы все коллективно сделали вид, что ничего не произошло. Вспомнила его слова, сказанные ей давным – давно, еще в начале знакомства, что ментальность восточных людей отлична от европейских людей, как и навязываемые им чуждые ценности. А он и пырнул, только взглядом…
– В машину, – все таким же не требующим возражения голосом сказал он, когда водитель подогнал знакомую Владе Карреру Васеля.
– Что это значит? – начала она по – арабски.
– Заткнись, – резко перебил ее голос по – русски.
– Васель, ты все не так понял…
– Я сказал, заткнись! – закричал он так, что окна в автомобиле задребезжали… И этот убивающий взгляд… Нет, нет ни тепла, не любви, ни даже похоти. Презрение и гнев.
Влада вжалась в сидение от захлестнувших ее эмоций и скорости, свистящей покрышками о неровный дамасский асфальт…
***
Он все слышал…Он все знает…Он слышал их разговор с Каримом…
Голова вмиг налилась горячим свинцом…Что же такое происходит теперь? Что же теперь ей делать?
Они остановились на светофоре, и кисть девушки машинально потянулась к дверной ручке. Он, видимо, увидел это боковым зрением. Его рука за толику секунды схватила ее, так сильно и неистово, что из глаз Влады брызнули слезы.
– В следующий раз я прострелю ее тебе…Только посмей дернуться.
Влада молча отвернулась и почти до крови прикусила губу. Нужно было сделать себе больно, чтобы не ответить ему… Что он творил… Что делал с ними… Они приехали в его дом в Яафуре.
Не дав ей даже опомниться, быстро вышел из автомобиля, обошел его, открыл ее дверь и с силой выволок ее из машины, затащил в дом. Могла ли она подумать, когда давно, в той жизни, он рассказывал ей о ремонте дома и приглашал к себе в гости, что впервые в итоге окажется здесь при вот таких обстоятельствах, словно щенок, за шкирку кинутая на пороге особняка.…
Только зайдя в дом и захлопнув тяжелую входную дверь за собой, он выпустил ее руку из своего захвата, и к удивлению Влады подошел к камину, начал его разжигать. И это жарким сирийским летом?
– Что стоишь? – сказал он ей, все так же занятый поддержанием разгорающегося пламени. Даже не обернулся на нее, – снимай с себя тряпки. Все, что есть.
Влада молча повиновалась. Отключила мозг, чтобы не впасть в парализующее отчаяние. Она ровным счетом ничего не понимала из того, что происходило, но точно знала одно – он не простит. Теперь точно не простит. О, как же был прав Карим тогда…
Наконец, он поднял на нее тяжелый взгляд, на секунду задержался им на ее теле.
– Ты глуха? Я сказал, все!
Влада поежилась от стеснения, стягивая с себя трусы и лифчик. Все это теперь валялось у ее ног мягким грузом, а она пыталась прикрыть себя как, только могла.
Васель криво усмехнулся.
– Откуда вдруг такая скромность у такой шлюшки, как ты?
Боже, он был на грани безумия, или реально безумен…Девушка попятилась назад.
– Еще шаг – и ты пожалеешь. Стой, где стоишь, – он походил на разъяренного вампира, готового разорвать ее. Девушка остановилась. Васель подошел вплотную. Медленно наклонился и поднял с пола ее вещи, не сводя все это время с нее хищного взгляда…
Вернулся к камину и бросил все в огонь.
Одежда быстро вспыхнула, неприятно запахнув, вместо дыма пошла черная копоть, словно покрывающая своей грязью ее сердце…
– Видишь, как горят твои тряпки? – спросил он жестко, – с ними сгорает твоя жизнь до этого момента, Влада. В том числе и остатки моей любви, которую ты не успела растоптать своей глупостью и блядством.
Девушка в шоке смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова.
– Сгорает моя зависимость от тебя…Теперь, детка, ты стала тем, кем действительно заслуживаешь быть. Шлюхой. Была его шлюхой. Теперь стала моей.
– Что ты несешь? – с ужасом спросила она.
– Я все слышал и видел. Как ты льнула к нему, в любви признавалась и чуть не раздвинула перед ним ноги на радость всей тюрьме…
Значит, камеры не выключили… Или он приказал их включить, кто посмеет ему перечить… Ей было больно…Она чувствовала, как силы покидают ее. Он топтал ее. Топтал и радовался. Мстил. Он не простит. А простит ли она? А нужно ли ему ее прощение…Горький ком во рту…Губы дрожат. Тело тоже бьет дрожь. Так сильно, что зубы стучат…
Он снова направился к ней. Подошел вплотную. Так, что она чувствовала его запах…Тот, который был так сладок и приятен. Теперь он внушал страх…
Снова жесткий смех.
– Не обольщайся, думаешь, я накинусь на тебя прямо сейчас и изнасилую? Думаешь, ты имеешь надо мной такую власть? Хотя нет, не ты, твое тело. Он снова оценивающе обвел ее глазами…
« – Если бы Аллах дал мне знать, что после смерти меня ждет еще одна жизнь – и она будет с тобой, я бы не задумываясь убил бы себя сам, прямо сейчас, но он молчит…» – спародировал Васель Карима. – глупец и феллах (араб. – деревенщина)… Какой же у тебя дурной вкус, Влада.
– Васель, я…
– Никогда больше не смей называть меня по имени, поняла, сучка?! – он схватил ее за горло. Так, что она начала задыхаться.
– Для тебя я теперь хозяин. Господин. Запомни.
Резко отпустил ее так, что девушка чуть не упала. Схватилась за горло кашляет. А потом он сделал то, что добило ее окончательно. Он взял спиртовой гель со стола, тщательно протер им свои руки и вытер салфеткой. Брезгливо, небрежно. Он сделал это так, потому что дотронулся до нее. Он сделал это потому, что…Она была ему противна.
Он прочитал в ее глазах шок понимания его действий и снова злобно усмехнулся.
– Да, все так, как ты поняла. Не могу без брезгливости смотреть на тебя, зная что он тебя лапал. Надо тебя хорошенько вымыть, а то ты воняешь им…
Он резал по – живому. Влада с силой зажмурилась. Она не хотела воспринимать действительность, не хотела этого всего… Нет, этого не может быть. Лучше бы он бросил ее и пропал из ее жизни, а это…
– Ты не имеешь право на все это, – откуда – то появились силы, – я не простая девка с улицы, меня будут искать..
Снова смех, а потом взгляд, по которому было понятно, – она пожалеет о своей дерзости…
– Суад – крикнул он. Мигом показалась молодая, но довольно рослая девушка.
– Наша гостья нуждается в настоящем арабском хаммам…Таком, который очищает и тело, и душу, – он многозначительно посмотрел на Владу и кивком головы приказал им уходить.
Владе даже не дали одежду, чтобы прикрыться. Она так и продолжала идти голышом на своих высоченных каблуках. Как будто над ней издевается рок… Та же модель туфель. Та же ситуация. Снова она униженная и в дорогих туфлях от Лабутан. Если она переживет все это, никогда, никогда больше не купит ничего этой фирмы…
***
В доме Васеля действительно был настоящий хаммам. Такой, как в сказках. Даже красивее, чем в том проклятом «доме развлечений». Если бы не ужас происходящего, она могла бы восхититься красотой помещений.
Суад заставила ее встать на специальный постамент, вытащила хорошо знакомую Владе киису (араб. – губка для скрабирования) и начала безжалостно скоблить ее кожу. Усилия Умм Бушер показались на фоне этого ласками. Ей было больно. Очень больно. Но эта боль вместе с тем облегчала сердце…Влада со всей силы пыталась сосредоточиться на этих чувствах, лишь бы забыть ужас того позора, который ушатом холодной воды окатил ее пять минут назад.
Девушка закончила свои жуткие обтирания, после чего обдала Владу с ног до головы прохладной водой. Так неожиданно, что девушка захлебнулась…Убрав распластавшиеся мокрые волосы с лица и продышавшись, она к своему стыду увидела его. Этот жесткий горячий взгляд. Нет той морской глубины, так ее восхищавшей…Только иссиня – черная пустота. Он оценивающе разглядывал ее. Жадно. Пожирающе. От соприкосновения с холодной водой и еще более прохладным воздухом соски заострились. Она попыталась прикрыться, но это вызвало лишь его усмешку. В том положении, в котором она перед ним стояла, словно рабыня на торгах, сложно было что – то скрыть от его глаз…
– Хочу, чтобы у нее между ног было гладко, – все с той же насмешкой сказал он Суад. Нет, он сказал это грязнее, на арабском. Она бы не поняла, если бы не богатый лексикон Карима, который она так хорошо выучила в Хомре.
Для него не осталось незамеченным, что она поняла его жаргон.
– Одно приятно, Влада. Я теперь могу свободно говорить с тобой только на арабском, он тебя блестяще натаскал, – снова этот двоякий смысл, – хотя… вряд ли я буду с тобой много разговаривать, ты здесь теперь для другого…
– Как закончишь, приведи ее в чайную, – бросил он Суад и удалился в соседний зал.
***
Пока молчаливая и безучастная Суад эпилировала на ней все, что только было можно разглядеть под микроскопом, в душе Влады помимо страха стала зарождаться ни с чем не сравнимая ярость. Ярость на него и на свою пассивность…Он делал ей больно? Она сделает ему тоже…
Когда они шли к чайной, в ней больше не было плохо скрываемого ужаса…Она была женщиной, знающей свою цену. Пусть она без одежды, унижена, порабощена…Но самое главное богатство при ней…Если бы ему было на нее наплевать, он бы не смотрел на нее такими глазами. Не заставлял раздевать…Он хотел ее. И был в ярости на себя из – за того, что не мог преодолеть это чувство…
Когда их взгляды пересеклись, он словно почувствовал эту перемену. Приподнял бровь, усмехнулся, но промолчал.
Суад поставила ее перед ним на расстоянии метров двух, взяла с полки масло и начала умело смазывать покрасневшую от экзекуций кожу.
– Ну, что, Влада, а теперь давай начистоту. Расскажи мне теперь, как он трахал тебя, – если бы глаза могли прожечь, она бы была пеплом. Она буквально чувствовала, как он ощупывает ее взглядом. Сально. Собственническ.
– Киска у тебя все же отменная, – унизительно проговорил он, нагло впиваясь в нее без стеснения своим взглядом, – он тебе это говорил?
Надо находить силы противостоять ему. Бить той же монетой. Он не сможет ее сломить. Потому что, если сможет, то склеить будет уже ничего нельзя… Сейчас, смотря на этого красивого мужчину, все еще ее мужчину, как она надеялась, она понимала, что готова простить его и быть с ним, потому что верила, что он делает больно из – за слепой, черной ревности… Мужчины любят обвинять женщин в коварстве, но нет ничего коварнее и больнее, чем месть уязвленного влюбленного мужчины. Пусть дело будет в этом, пусть все это закончится, как только его боль утихнет и она сможет с ним объясниться…
– Что именно тебя интересует, Господин? – она так произнесла последнее слово, что он чуть не задохнулся. Он возбуждался от вида ее покорности, и в то же время бесился, понимая, что это ее манипуляция, ее вызов ему, провокация. Она знала теперь, как можно посмотреть на мужчину затуманено – отстраненным взглядом так, чтобы его нутро перевернулось. Она несколько месяцев пыталась играть таким же, как он…Самцом.
– Всё, мне нужно всё, детка, расскажи мне вашу историю любви, о которой вы так упоительно сокрушались там, в камере, словно герои эпоса Низами «Лейли и Меджнун»…
– Ну что ж… – Она поправила волосы, которые почти высохли и уже красиво отсвечивали янтарным золотом, не отрывая от него взгляда. Суад терла тело девушки все с тем же усердием, но казалось, для них ее совершенно не существовало.
– Думаю, ты знаешь, как и почему я попала к ним… Меня привели к нему. Как трофей. Или как живой труп. Выбор был за ним, что сделать со мной. И он выбрал первое. В ту же ночь он изнасиловал меня, думаю, тогда еще не как желанную им женщину, а как желанную тобой…Он затаил на тебя зуб, господин, – она намеренно использовала это выражение, играя словами («зуб» на арабском означает «половой член»)…Тогда я еще не знала, откуда у него была такая боль и обида на тебя, – искорки боли то и дело проскакивали в ее взгляде, словно тень ревности к той, другой, еще одной… Он сжал руки… По правильному направлению она идет? Плевать, она все ему скажет, даже если он убьет ее после этого… – Но я ему почему – то понравилась. Он называл меня голубкой и балериной, видимо, его привлекала моя хрупкость, – Васель почему – то поморщился на этих словах, словно ему стало больно, – Он пришел на следующий день. Да, кстати, в тот день меня подготовили для него примерно так же, как сейчас для тебя…Хаммам, кииса, воск, масло… У вас схожий вкус…
– У нас действительно схожий вкус, как несложно догадаться, – перебил ее Васель, но тут же взял себя в руки. Снова стал непроницаем.
– В ту ночь он, думаю, уже колебался, как со мной поступить, потому что я его волновала. И все же ненависть к тебе и желание отомстить через меня не покидало. Потом я узнала, за что. Но обо всем по порядку.
Амаль… Он снова изменился в лице, снова упустил контроль над эмоциями, но не проронил ни слова.
– Началась его игра по завлечению меня в свои сети. Он играл, я играла. Выживала, как могла. Подчас это доходило до сумасшествия, а потом я пырнула его ножом. Это была отчаянная попытка что – то изменить, переломить, дождаться того, когда ты, наконец, придешь за мной. У меня хватило сил вонзить в него кинжал, но я была слишком слаба, чтобы довести дело до конца. И как сейчас понимаю, тогда еще слишком глупа.
– Глупа для чего? Чтобы понять, что эта затея приведет тебя только к гибели? Поистине глупо с твоей стороны, – он смел еще и потешаться над ее историей.
– Нет, господин, я была тогда еще глупа потому, что верила, что ты спасешь меня… Я надеялась… А еще я не понимала, какую власть могу иметь над ним. Я избегала его, а он от этой недоступности все сильнее в меня влюблялся. Он больше не думал о тебе, наоборот, факт того, что я была твоей, его разбивал на осколки, он хотел меня. Только меня. И пытался показать мне его мир. Объяснить, открыть… Тогда я побывала в больнице, полевом госпитале. Я узнала разных боевиков и их сложные судьбы. Он дал мне посмотреть на эту историю с другой стороны…
– И ты так прониклась, что расставила перед ним ноги… Что ж, похвально…Может, ты и его дружков удовлетворяла…Просвети…
Влада злилась. Непроницаемый урод. Вот все, что он из себя представлял. Урод, которого она так и не могла выкинуть из сердца, даже сейчас.
– Так когда же самое интересное? Когда ты захотела его? Когда он выебал тебя по твоей воле? – он налил себе виски. Нервничал или просто так? Привычка.
Был ли смысл рассказывать ему, что она пыталась связаться с внешним миром? Что ее поймал Валид и сдал, что она дружила с Мустафой, что она еле выжила после экзекуций того радикала, что Он пришел за ней, что закрыл своим телом, спасая от ранения или даже гибели…
– Я устала и не хочу ничего больше рассказывать, Васель. Что ты хочешь знать? Он смотрел на меня так, словно я центр мира. Он хотел на мне жениться. Он спас меня от гибели. Он не бросил меня…Это все, что тебе нужно знать. Это все, что имеет значение…
Васель отшвырнул от себя стакан, так, что тот разбился о стену.
– Ты кончала с ним? Хотя зачем я спрашивал, конечно, кончала… – его лицо снова исказила гримаса боли… Суад терла все сильнее, оставляя красный следы от пальцев на теле Влады.
– Что это изменит, Васель…Ты устроил этот унизительный допрос не для того, чтобы докопаться до истины. А чтобы сломить меня еще больше… Что с того, если я скажу тебе, что ни на час не забывала о тебе. Что с того, что я скажу, что молила тебя каждую ночь услышать меня и прийти. Сначала я ждала и обжигалась. А потом поняла, что надеяться можно только на себя. Да, я стала манипулировать Каримом, называй это моим блядством, раз так хочешь. Я легла под него сама, хотя это было не совсем так, но это уже частности. И да, я кончала под ним, но только каждый раз мой оргазм отзывался в моем теле не сладостью удовольствия, а горькой болью унижения и тоской по тебе, предавшего меня с грязной кабарещницей, с праведной сирийской девочкой… да сколько их было… откуда мне знать… Зачем мне все это тебе рассказывать, Васель… Я прошла через многое. И да, я изменилась.. Но я ни на секунду не предавала своих чувств к тебе…Даже в моменты, когда отчаяние было слишком близко…слишком рядом, я понимала, что только мысли о тебе дают мне силы…
Он устало и пренебрежительно запрокинул голову назад. Вернее, делал вид. Влада не могла не заметить, что каждое ее слово, словно нож масло, касалось его чувствительных струн души.
– Все это твой ядовитый треп, женщина, заткнись уже…Суад, рухи (араб. – уйди)…
Она ушла. Все эти унизительные минуты Влада мысленно ждала момента, когда служанка уйдет. Ей было банально стыдно перед ней, хоть та ничего и не понимала – при ней они говорили на русском. Но как Суад ушла, стало почему – то совсем не по себе… Быть наедине с ним. Он так смотрел на нее… Страшно… По – звериному… Похотливо…Знай она, что на его месте ее Васель, тот Васель из ее прошлой жизни, она бы была счастлива от такого взгляда, он бы посылал по ее телу разряды возбуждающего тока. А сейчас он не вселял ничего хорошего. Сейчас она не узнавала этого мужчину…
– Все твои проблемы, Влада, от того, что ты никогда не слушаешься тех, кто умнее тебя и сильнее…Вот опять… Те же грабли… Послушайся ты меня, останься дома в тот день и не припрись устраивать этот цирк в кабаре, ты бы, быть может, не попала бы к Дибу. Не прояви ты самодеятельность, не ринься спасать живой труп и признаваться ему в любви в присутствии десятков глаз, мы бы могли попытаться все начать с начала, перелистнуть эту полную грязи страницу. Но ты не учишься на ошибках, не думаешь головой… И сейчас… я предупреждал тебя, чтобы ты больше не называла меня по имени, как это могут делать те, кто мне ровня…Но ты упорно выбираешь самый неправильный из всех путей…Сама усугубляешь свое положение, детка…Играешь со мной, возбуждаешь, соблазняешь. Думаешь, я не вижу этого? Но мне это нравится, потому что я и правда хочу тебя…Жутко тебя хочу…Я ведь еще не трахал тебя так, как трахаю своих шлюх. Тебе понравится, ты любишь грубость…
Дыхание сперло от этих гадких слов…От этого уничтожающего взгляда…Почему он смог так просто и безнаказанно забрать ее из этой поганой тюрьмы, где были все те великие охранники, которые не давали девушке все эти недели в гостинице даже спокойно вздохнуть…
– Твое тело вымыли, Влада. Ты больше не пахнешь им… Теперь на твоем теле самое грязное – ротик…Ротик, которым ты так сладко сегодня его целовала, а ночью накануне целовала меня… Сука…ты делала это с ним, зная, что за вами наблюдают, зная, что половина сотрудников безопасности в курсе, что ты моя…ты хоть понимаешь, что ты натворила?!
Он явно был не в себе…Как ей хотелось убежать.
– Это уже ничем не исправить… Зато можно почистить твой ротик, заодно напомнить, чтобы ты впредь следила, что из него будет вылетать…
Он откинулся на кресле и раздвинул ноги еще шире.
– Давай, детка, подойди и удовлетвори меня… Твой рот он тоже трахал?
В глазах слезы. Может, он успокоится, может..
– Пожалуйста, не убивай нас, Васель….Я никогда это не делала ему…
– Я сказал, приступила к делу! Хватит пиздеть. Делала – не делала, – конечно, он ненавидел ее, – думала она, только ненависть могла сделать его глаза такими злыми… и алчущими…
– Как бы я хотела тебя ненавидеть, Васель, как бы я хотела… Но я люблю тебя…Хотя если бы могла вырвать сердце, то вырвала бы… Если бы могла тебя выкинуть из него, то выкинула бы, и заменила им. Он… он…лучше тебя…Ты был прав тогда… в твоем притоне в Джерамане…
Уже в следующую секунду он подскочил к ней, борясь с желанием ударить наотмашь… Схватил за волосы, смотрит яростно, тяжело дышит, словно лев на охоте. А у нее в глазах слезы… Она борется с ними. Потому что не увидит он ее рыданий… Не заслужил после всего того, что сказал ей.
Ярость разрывала Васеля, ему хотелось выть от одной мысли, что она сравнивает их… Он говорил ей гадости, перегибал палку с грубостью, но от этого только сам все больше и больше испытывал боль… Ему было больно смотреть на ее поруганное другим мужчиной тело там, в больнице, на то, как другой пометил ее как свою… Но гораздо больнее было видеть их взгляды там, в тюрьме… Он мог простить ей слабость инстинктов, мог понять, почему она ложилась с ним там, в Хомре, будучи пленницей. Но их встреча сегодня говорила о том, что помимо инстинктов у Влады к Дибу есть чувства… Нежные, теплые…настоящие… Сегодня на рассвете она вытащила его сердце из грудной клетки, впилась в него своими острыми коготками и швырнула в бездну, оставив подыхать там одного, неудовлетворенного, отвергнутого… А сама заглядывала в глаза другому, целовала его, шептала на ухо нежности и позволяла прикасаться к себе… Когда спросонья, не ощутив ее рядом, зато нащупав звонящий мобильный, Васель услышал упавший голос Аделя, сообщивший, куда она выехала, пока он в неведении спал, он понял, что назад уже дороги не будет… Не помнил, как несся по утренней трассе туда, за ними. Не помнил, как свирепо посмотрел на начальника смены и приказал включить камеры.
И вот она у него. И плевать, что это наверняка стало достоянием общественности. Он подумает об этом завтра, а сегодня – она ответит за все… Он обнажит ее чувства так же, как обнажил такое желанное им тело… Теперь она уж точно никуда не денется от него. К наваждению прицепилось гадкое и разъедающее чувство мести и мазохизма… Он вытащит из нее каждое признание, вытрясет раскаяние, а потом выкинет любую мысль о том, другом. Вытрахает, выжжет своим обладанием….
***
Она стояла перед ним мраморно белая и прямо, неотрывно смотрела на него. Еще секунду назад застилающая пелена слез на ее глазах словно иссушилась. Теперь она вела себя так, словно была сторонним наблюдателем… Безучастно, спокойно… Больше всего убивало это равнодушие. К нему, а не к этому ублюдку…
Кровь прилила к его голове, ярость обуяла все тело еще сильнее. Он плохо себя контролировал, словно превратился в один большой кусок стали. Большой и суровый, как глыба. Он схватил ее за шкирку, близко придвинул к себе, смотрел ей в лицо какое – то время.
– На колени, – не собирался отступать…Не даст ей этой привилегии, – и постарайся, а то заставлю тебя часами тренироваться на фаллоимитаторе в этой позе.
Влада посмотрела на него убийственным взглядом, а потом быстро опустилась между его ног, расстегнула ширинку, и разом взяла его возбужденное достоинство в рот, не сводя своего взгляда с него. В тот момент все ее чувства отключились. Наверное, потому, что иначе бы она сошла с ума… Он громко зашипел, не в силах противостоять волне обрушившейся лавине удовольствия. Схватил копну ее волос и начал быстро вбиваться в нее, не думая о состоянии девушки. Это было больно, грубо и, если бы не ее любовь и неизбежное возбуждение в отношении него, унизительно. Кончал он громко – запрокинул голову от кайфа, с рыком изливаясь в нее, держа ее за волосы, чтобы она заглотила его сперму.
Наконец, его хватка ослабла. Он все еще поглаживал ее волосы. Теперь расслабленно, вальяжно. Словно поощряя, как хозяин хорошо выполнившего трюк щенка.
Девушка попыталась было встать, но он схватил ее за плечи.
– Не спеши, хабибти, – прошептал он насмешливо. – Ты не усвоила свой урок.
