Текст книги "Новые жертвы, старые боги (СИ)"

Автор книги: histrionis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

========== Часть 1 ==========

С искуплением в итоге как-то не задалось.

Этьен в принципе никогда не мог до конца понять этот аспект своего бога. Искупление – что это вообще? Когда оно происходит, когда может быть признано? Есть ли это что-то на грани между раскаянием и расплатой, или же это нечто совершенно иное? Существует ли это искупление в принципе?

Эотас говорил, что существует. Он шептал об этом устами каждой Утренней Звездочки, разгорался искрами в глазах бывших преступников, зарождался в плаче тех, кто к этому искуплению только-только двигался. Этьену порой даже казалось, будто бы он постепенно начинал понимать, что это. А затем Эотас умер, и убеждать Этьена в истинности присущих богу света аспектов было больше некому.

Жизнь порой напоминала какую-то вымученную шутку. Давным-давно, при соблюдении определенных условий, она, может, и могла казаться смешной, но сейчас все же больше походила на злую насмешку. Которая, к тому же, в нынешних обстоятельствах была совершенно неуместна.

Именно такой шуткой был и свалившийся им на плечи Бирн. Более удачной аналогии Этьен попросту не сумел подобрать. Глаза у мальчишки были точь-в-точь такими же, как у Эдера. Как и их души – схожие, словно две капли. Так что никакой ошибки здесь быть не могло. И пусть Эдер где-то в глубине сердца еще продолжал в этом сомневаться, все признаки отцовства так и лезли из него наружу.

– Это не твоя проблема, – разгоряченно шептал он, дабы сидевший в соседней каюте мальчишка ничего не услышал, и голос его едва не срывался. – Я сам должен разобраться. Вся ответственность…

– Вся ответственность лежит только на тебе, разумеется, – скучающе перебил его Этьен. – Но ты, конечно же, благодарен за помощь. Мой авторитет ты, вне всяких сомнений, подрывать даже не намеревался, да и вообще несмотря на все мои странности считаешь меня отличным парнем. Но это-то все же твой личный вопрос, ага?

Эдер застыл. Дрожащие его губы сжались в тонкую линию, хотя глаза все еще продолжали метать молнии. Этьен находил это его выражение лица крайне очаровательным. Все-таки редко когда удавалось увидеть этого вымученного шутника проявляющим хоть какие-то искренние эмоции.

– Я не собираюсь ничего и никого у тебя отбирать. – Этьен улыбнулся, деликатно положив Эдеру руку на плечо. – Я хочу помочь вам обоим. Так, как умею. Если ты в моих методах сомневаешься, можешь зайти в каюту и вывести оттуда этого засранца за руку. За борт тебя за это никто не выкинет, даю слово.

Эдер очень долго и пристально вглядывался ему в глаза, но в конце концов показательно вздохнул и дрожащей рукой потянулся за своей трубкой. Этьен, продолжая улыбаться, уверенно похлопал Эдера по плечу и быстрым шагом направился к капитанской каюте.

Искупление. Хель разберет, откуда оно вообще бралось.

Этьен не был специалистом в таких вопросах. Он с легкостью мог закатить монолог о стремлении своего бога к свету, о его связи с Колесом и циклом перерождения душ, о его бесконечной любви ко всем смертным без исключения. Но искупления, с коим Эотас также был неразрывно связан, Этьен никак не мог осознать полностью.

А потому, войдя в каюту и встретившись с измученным взглядом мальчишки, Этьен едва сдержался, чтобы не кинуться опрометью обратно в коридор. Но Этьен все же был мужчиной. Причем не каким-нибудь бесхребетным фермером, а самым что ни на есть проводником заблудших душ к свету. Потому он горделиво сделал шаг вперед, всеми силами стараясь не глядеть на сидевшего в центре каюты Бирна, затем судорожно схватил лежавшую на столе трубку и бухнулся на койку.

– А шум волн все-таки очень успокаивает, ты так не думаешь?

Мальчишка, сгорбившись на полу, увлеченно смотрел себе на ноги. Веснушчатое его лицо выделялось болезненной бледностью на фоне рыжих волос; руки, сведенные у колен, еле заметно подрагивали. Говорить он не мог. Не нужно было иметь дара Хранителя, чтобы понять, в каком смятении он сейчас находился. Этьен медленно выдохнул в каюту облачко дыма.

– Вообще, будучи жрецом твоего бога, я мог бы отпустить тебе все грехи хоть сейчас, – вздохнул он, глядя в сторону. – Только вот что-то мне подсказывает, что едва ли ты сочтешь это достаточным.

Волны по ту сторону стены убаюкивающе покачивали их суденышко. Этьен едва удерживался, чтобы не зевнуть. Он вновь начал затягиваться, попутно размышляя о том, как ему в последние дни не хватало спокойных ночей без снов, как вдруг едва не поперхнулся дымом, услышав сиплый голос Бирна:

– Есть грехи, которые даже бог искупления не сможет простить, – прошептал он, не поднимая глаз. – И я не знаю, хватит ли всей моей жизни, чтобы искупить свое предательство.

Этьен хорошенько откашлялся и уперто затянулся вновь, рукой отмахиваясь от застилающего глаза дыма. Взгляд Бирна так и не оторвался от пола.

– Ты как-то слишком уверенно судишь о том, что боги могут, а что нет. Неужто лично с Эотасом виделся, а, малец?

Мальчишка поднял голову. И выражение его глаз Этьену очень не понравилось.

– Боск видел его, – невозмутимо продолжал Бирн. – Он знал, в чем Эотас нуждается сейчас сильнее всего. Боск понимал…

Что-то в голове у Этьена щелкнуло. Он опрометью вскочил, чуть не выронив из рук трубку, едва удержавшись от того, чтобы не пнуть сидевшего перед ним придурка по треклятым согнутым коленям.

– Нихера этот засратый Боск не знал об Эотасе! – Этьен увидел, как мгновенно переменилось выражение лица Бирна. Но останавливаться не стал. – Этот долбанутый урод даже близко не подобрался к тому, чтобы понять Дитя Света, и срать он хотел на главнейшие его ценности! Все, что было ему нужно – как можно больше наивных придурков увести за собой, чтобы убедиться, что его бредни хоть чего-то стоят. И глядя на то, как сильно его херня въелась в твою дурную башку, я с громаднейшим сожалением понимаю, что план его прошел как по маслу.

Этьен яростно затянулся, глаз не спуская с Бирна. Губы у мальчишки дрожали. Хранитель с тяжелым вздохом упал обратно на койку.

– Я не хотел кричать на тебя, – проговорил Этьен, не поднимая на Бирна глаз. – Мне просто чудовищно больно смотреть, что в эти смутные времена каждый идиот может исковеркать образ Эотаса так, как ему вздумается.

Бирн молчал. Табак в трубке у Этьена постепенно заканчивался.

Мальчишка был глуп и несчастен до ужаса. Мысли, посаженные в его голову проклятыми Партизанами, не удалось бы сейчас выбить из него никакими даже самыми убедительными доводами. Этьен помолчал еще какое-то время, слушая, как волны ударяются о трюм корабля, а затем очень тяжело вздохнул.

– Неужели ты считаешь нашего бога жадным?

Мальчишка инстинктивно дернул головой.

– Может, ты думаешь, что он жесток? Что все эти рассказы об искуплении и стремлении к свету – лишь маска, за которой скрываются невообразимая алчность и жажда власти? Может ты, Колесо тебя задави, поклоняешься на самом деле сраной Воедике, а не Эотасу?

Бирн вдруг вскинул голову, ошарашенно уставился прямо в глаза Хранителю. Взгляд мальчишки горел прекрасно знакомым Этьену возмущением, и потому он не сдержал улыбки.

– Если ты не хочешь принимать правду, то конечно, продолжай винить во всем себя. – Этьен, премерзко усмехнувшись сменившемуся выражению лица Бирна и не отводя от него глаз, поставил руку с трубкой на согнутое колено, приблизившись к мальчишке на максимально близкое расстояние. – Продолжай раздувать из Эотаса кровавого тирана. Монстра, которым его сейчас считает весь засратый мир, что нуждается только в бесчисленных жертвах и всеобщем ужасе перед его силой. И при этом не забывай думать о том, что ты – ничтожество, которое ничего не сможет сделать для своего бога. А через лет пять спейся и подохни в какой-нибудь канаве, отдав наконец Эотасу то, что, как ты думаешь, ему всегда было нужнее всего.

Бледность мгновенно спала с лица Бирна, сменившись гневным румянцем. Во взгляде его разгорались искры. И, честное слово, если б не рыжие волосы, Этьену бы показалось, что он смотрит сейчас на Эдера.

– И что же я, – заговорил Бирн дрожащим от злобы голосом, – должен, по-вашему делать, чтобы принять правду?

Этьен театрально расхохотался.

– А ничего! Ты ж слабое духом ничтожество, которое ни на что не способно, разве нет?

Лицо Бирна окончательно залилось краской. Этьен придвинулся к нему еще ближе.

– Жить-то ради Эотаса явно посложнее будет, чем выпить ради него яду, а? – прошептал он, и голос его, казалось, дребезжал. – Еще легче будет только весь остаток жизни винить себя во всех смертных грехах, лишь бы не пытаться сделать ради своего бога хоть что-то существенное! Строить храмы, просвещать неверующих, сражаться за то, чтобы люди приняли истинный облик Дитя Света – это ж все тебя не достойно, это все ведь выше твоих сил. На тебе ж грех, сука, висит, который никак вообще искупить нельзя!

Бирн, тяжело дыша, вскочил на ноги. В его глазах, буквально прожигающих Этьена, отражались сотни слов, произнести которые вслух ему не доставало сил. И наглости. Поэтому Бирн, не сумев стерпеть издевательского выражения лица Хранителя, немедленно вышел прочь из каюты, напоследок с яростью хлопнув дверью. Этьен, быстренько отложив трубку в сторону, мигом прислушался к происходящему в трюме.

Легкими шагами Бирн помчался вверх на палубу. Спустя несколько секунд Этьен услышал, как бегут по лестнице наверх чьи-то гораздо более тяжелее, но не менее быстрые ноги.

Хранитель улыбнулся. Встал, вновь забил себе трубку. И после первой же затяжки в голос расхохотался.

*

Берег Асонго встретил их теплым соленым ветром и неугомонным криком кружащих над причалом чаек. Вообще, к берегу пристали они уже давно. Вероятно, больше часа назад. Но, несмотря на отсутствие здесь каких-либо дел, отбыть с острова было невозможно из-за Эдера, присосавшегося к рыжеволосому мальчишке, словно треклятый москит.

Они плыли к Асонго больше двух дней, и ни разу за это время Этьен не видел этих двоих порознь. Он не слышал, что Эдер так увлеченно рассказывал Бирну, не понимал, над чем они сейчас могут смеяться. Но Этьен все равно не мог заставить себя перестать улыбаться, стоило только ему услышать где-то под палубой счастливый голос Эдера и вторящее ему веселое бормотание Бирна. Сам Этьен не сказал за все прошедшее время мальчишке ни слова. Но никто из них в этом особо и не нуждался.

Уже больше получаса Хранитель стоял на палубе у самого борта, опершись о него локтем, которым он поддерживал голову, и беззвучно наблюдал за замершими у берега фигурами. Все минувшие полчаса улыбка не сходила с его лица.

Все-таки чем-то поистине удивительным было наблюдать за тем, как эти двое могут так искренне и счастливо болтать несмотря на то, что мир их обоих оказался вдребезги разрушен. Глядя на них, Этьен едва уловимо ощущал внутри себя какое-то новое чувство. Необъяснимо приятное и будто бы отчасти даже знакомое.

Спустя некоторое время фигуры медленно направились к замершему у причала «Непокорному». Подойдя к самому его борту, Эдер с Бирном вновь остановились, долго что-то обговаривая. Бирн при этом не мог перестать улыбаться. В конце концов Эдер вздохнул, снял с себя Дирвудский медальон и повесил его на шею мальчишке. Затем крепко пожал ему руку, тепло усмехнулся и, не оборачиваясь, начал забираться на палубу.

Одинокая рыжеволосая фигура на причале Асонго долго еще смотрела на то, как «Непокорный» пропадает, растворяясь в полосе далекого горизонта. А Этьен очень скоро после отплытия подошел к стоявшему у борта Эдеру, молча замерев рядом с ним.

Выражение лица у неудавшегося висельника казалось каким-то необыкновенно спокойным. В уголках его губ замерла еле заметная улыбка, а взгляд был устремлен куда-то далеко-далеко к горизонту. И во взгляде этом Этьен больше не видел ставшей Эдеру привычной усталости.

Эдер увидел подошедшего Хранителя вовсе не сразу. А когда все же заметил, то тут же несдержанно расхохотался.

– Знаешь, Этьен, – начал он своим привычным полушутливым тоном, – все-таки я безумно рад тому, что у тебя нет детей.

Смех Хранителя бессовестно заглушили морские волны.