Текст книги "Притворись (СИ)"

Когда Оби-Ван вернулся в комнаты, там было полутемно и свет мягкими полосами ложился у основания стен. Решив, что мастер медитирует, он направился к себе заняться тем же. Ему необходимо было очистить разум, нужна была передышка. «Мне нужно трахнуться», – с раздражением подумал он и отбросил эту мысль. Оби-Ван тихо зашел в свою комнату, прикрыл дверь, выключил свет и плотно зашторил окна, чтобы огни Корусанта не потревожили темноты, которая казалась чрезмерной, но успокаивающей. В темноте, в уединении, он мог забыть о приличиях и избавиться наконец от своих жалких демонов. Орать на них, злиться, сразить их метафизическим лайтсабером. Традиции, покой, Кодекс! Какой в них прок, если он сходит с ума в этих рамках.

Вздохнув, он опустился на колени в позу для медитации и почти мгновенно погрузился вглубь сознания. Вполне достойный результат долгих лет тренировок. Но порой даже они не помогали сохранять спокойствие, предписанное традициями джедаев.

Теоретически умиротворение проистекало из честности и уважения, но эта связка не работала на практике. Уважение вело к восхищению, восхищение – к симпатии, симпатия – к страсти, страсть – к любви. Или типа того. Во всяком случае, у Оби-Вана по отношению к его мастеру случилось именно так. Так что он стоял на коленях в своей комнате в полной темноте, скрываясь от собственных чувств, слишком сильных, чтобы показывать их. Он учился скрытности.

Но чтобы спрятать свои чувства, сначала их надо было успокоить, что у Оби-Вана никак не получалось. Они посмеивались над ним, подкалывали, крутились внутри него. Маленькие монстры. Неразделенное желание и невзаимная любовь, ощущение неполноты, одиночество, отчаянная страсть. «Не могу сконцентрироваться». Чувствуя раздражение, он встал, размял ноги и начал расхаживать в темноте, потирая глаза и лоб.

Он нервничал. Квай-Гон всегда говорил, что он слишком нервничает. Оби-Ван хорошо это скрывал, но мастер, как правило, все равно чувствовал, и падаван полагал, что его это нервирует. Оби-Ван прятал хамоватое раздражение под маской благодушия так же легко, как большинство джедаев сохраняли его постоянно. Оби-Вану всегда было любопытно, что можно счесть большим мастерством. Сейчас, беспокойно наворачивая круги в кромешной темноте, он бы многое отдал за один шанс выругаться перед Советом – зло, сжав кулаки, бурно жестикулируя, и не гадать при этом, а не перешел ли он на клятую Темную Сторону.

В конце концов, ну что это за организация такая? Один шаг в сторону и все, ты Лорд Ситх. И как Совет расценит его гнев, его вожделение? Что скажет о животной похоти? Или о том, что он мог бы направиться прямиком в комнату Квай-Гона и взять того – без промедления – прямо на полу. А ведь это бы тотчас искупило все годы отчаяния. «Да, Падаван, возьми меня!» – услышал он в своей голове, и возбуждение затопило его, как расплавленная магма. Что делать с этим нестерпимым голодом? А как же нежность и преданность? Он постарался сосредоточиться на них и успокоить мучительное возбуждение, но потерпел ожидаемое поражение.

Значит, в этом все дело? Значит, все его перебранки с мастером – просто результат многолетней неразделенной страсти? Он очень сомневался. Но Оби-Ван понял, что бессилие, разочарование и одиночество были куда более страшными демонами, чем он готов был признать. Он глядел в эти глубокие небесно-голубые глаза слишком долго, его направляли большие, сильные руки, он чувствовал напряжение этого огромного, гибкого тела в битве. Как бы он хотел, чтобы эти руки, и глаза, и тело делали с ним совершенно другие вещи, и невыполнимость желаний не могла умалить их.

– Оби-Ван, – приглушенно прозвучал голос Квай-Гона, и дверь скользнула, открываясь перед ним. В тусклом свете, падающем из коридора, он с удивлением увидел Оби-Вана, который стоял, напряженно замерев посреди совершенно темной комнаты и уже явно успел себя чем-то накрутить. – Для того, кто сидит так тихо, Падаван, от тебя исходит слишком много беспокойства.

Оби-Ван вспыхнул, понимая, что, должно быть, фонил на всю округу.

Квай-Гон включил мягкий свет, чтобы не травмировать глаза ученика.

– Не хочешь ли ты рассказать мне, что происходит? – тихо спросил мастер, проходя в комнату и садясь на кровать Оби-Вана.

Не в силах больше сдерживаться, Оби-Ван на одном дыхании выложил все свои проблемы с Кодексом, подавляемыми эмоциями, сексуальным желанием и любовью, не называя, разумеется, никаких имен.

Квай-Гон неотрывно смотрел на него. Даже сидя он являл собой внушительную фигуру. «Интересно, на сколько сантиметров он может быть внушительнее?» – безрассудно подумал Оби-Ван и немедленно осадил себя, пока мысль не просочилась наружу. Проклятые демоны.

– Кодекс говорит только о тех эмоциях, которые мы не можем контролировать, которым мы позволяем управлять нами. Эмоции, которые мы высвобождаем в Силу, – совсем другое дело, Оби-Ван. Мы уже это проходили, – ни нотки неодобрения не прозвучало в его голосе, но и ни намека на поблажку.

– Да, Мастер, но…

Оби-Ван мерил шагами комнату, почесывая затылок и теребя косичку. Квай-Гон видел, как тот нервничает.

– Значит, ты уже не первый год испытываешь к кому-то сильные чувства, в том числе сексуальное желание, и считаешь, что именно они нарушают твое душевное равновесие? – Квай-Гон всегда обладал раздражающей способностью сводить самые бурные переживания Оби-Вана к исключительно сухим формулировкам. – Пробовал ли ты… поговорить с объектом своей страсти?

Квай-Гон мрачно покосился на своего падавана. Тот перестал метаться и встретился с ним взглядом в попытке разгадать выражение лица мастера, которое, как всегда, было непроницаемым.

– Не… – Оби-Ван облизнул губы. – Не на эту тему, – запинаясь, пробормотал он.

Иногда Оби-Ван надеялся, что в некоторые, вполне определенные моменты мастер слышит его через учебную связь. Временами ему казалось, что было бы лучше и проще, если бы его поймали с поличным, чем признаваться самому. Сложно было даже представить, как бы он подступился к такому разговору.

– Вот и ответ, – живо отозвался Квай-Гон. – Уверен, что такой привлекательный молодой человек, как ты, обязательно добьется успеха, – загадочно добавил он.

Оби-Ван не мог понять, высказывает ли он собственное мнение или говорит абстрактно. И, конечно, оставалась прискорбная вероятность того, что мастер считает Оби-Вана привлекательным, но остается к нему равнодушным. Оби-Ван с трудом придал себе спокойный и невозмутимый вид.

– Не уверен, Мастер, что в данном случае смогу воспользоваться вашим советом, – сказал он, и сердце его сжалось от противоречия между холодным голосом и горячими чувствами.

Квай-Гон внимательно посмотрел на него:

– Думал ли ты о том, чтобы реализовать свои желания с кем-нибудь другим?

Оби-Ван открыл рот и прирос к полу, усиленно отводя взгляд. Это было немыслимо. Даже у него было не столь богатое воображение, чтобы притвориться, что…

– Нет, Мастер, это не приходило мне в голову.

И в жизни бы не пришло.

– Давай посмотрим, – сердечно предложил Квай-Гон. – Этот кто-то – человек?

Оби-Ван кивнул.

– О, весьма удобно. Мужчина или женщина?

– М-мужчина, – Оби-Ван задумался, насколько далеко может зайти мастер, сужая круг возможных вариантов.

– Возраст?

Оби-Ван шумно вдохнул, покачал головой и неопределенно махнул рукой.

– Ну что ж. Возможно, ради возвращения внутреннего спокойствия, мне следует доставить тебе такое удовольствие.

Глаза Оби-Вана распахнулись в немом изумлении.

– Я хочу сказать, Падаван, что, воплотив в жизнь свои фантазии, ты, возможно, сумеешь избавиться от этой конкретной проблемы. Решить ее в голове.

Если бы мог, Оби-Ван уставился бы еще сильнее:

– Вы сделаете такое для меня… а как насчет ваших собственных сложностей?

Квай-Гон слегка улыбнулся:

– О, я уверен, что найду способ с ними справиться. Мы делаем, что можем тогда, когда можем, Падаван.

Оби-Ван потряс головой, отводя взгляд, но колесики уже завертелись: «а что если». А вдруг. У него помутилось в глазах при мысли о том, чтобы притвориться, что он притворяется, что он с кем-то другим. Он снова потряс головой, соображая, что более нелепо: согласиться или отказаться. Ему выпал шанс осуществить свои желания. Но хочет ли он воспользоваться этим шансом, зная, что Квай-Гоном двигает только бескорыстное желание помочь несчастному падавану?

И, конечно, самый главный вопрос: а какая на самом деле разница?

– Это было бы… очень любезно, – заикаясь произнес он, смутно понимая, что разница есть, что ему очень не все равно, с чего Квай-Гону пришла такая идея. Но его джедайское самообладание таяло под спокойным, вопросительным взглядом мастера, как шоколад на языке.

Он зажмурился и одернул себя: «Не время для таких фантазий, Кеноби».

– Но я не уверен, что это хорошая идея, Мастер, – услышал он свой голос как бы со стороны и почувствовал острое желание отвесить себе оплеуху. Он или идиот, или ему на самом деле нравится эта медленная пытка в когтях его хихикающих демонов. Может быть, идея мастера сработает и поможет от них избавиться. Может быть, они с мастером окажутся совершенно несовместимы в постели и его фантазиям и тревожным снам придет неожиданный конец. Но его рот продолжал произносить слова, не считаясь с голосом разума. – Я бы не хотел повредить нашим отношениям, а секс обычно все усложняет.

Ситх тебя раздери, Кеноби, а теперь ты взываешь к его здравому смыслу?

Квай-Гон пожал плечами:

– Как твой мастер, я полагаю, что должен сделать все возможное, чтобы облегчить твои терзания. Особенно сейчас, когда нам поставили ультиматум.

Он выразительно посмотрел на Оби-Вана, и тот мысленно застонал, но вида не подал. Долг – это веский довод, который, несмотря ни на что, безотказно работал, и Квай-Гон прекрасно об этом знал.

– Изучить все возможности – наша обязанность, – признал Оби-Ван; похоже, голос мог подвести его в любой момент, поскольку мозг придавал каждой фразе сексуальный подтекст. – И рассмотреть под каждым углом, – двусмысленно добавил он. Вполне может сработать.

Квай-Гон одобрительно кивнул:

– Уверен, что мы оба достаточно взрослые, чтобы обсудить все возможные недоразумения, до того, как они перерастут в проблему, – заверил он падавана, который к тому времени был уже уверен, что мастер сознательно его провоцирует.

Квай-Гон поднялся с кровати, скинув свою просторную коричневую мантию на стоящее поблизости кресло.

– Представь своего желаемого партнера, – спокойно проинструктировал он, как будто речь шла о тренировке на мечах (и Оби-Ван усмехнулся тому, в какое русло направил его мысли этот комментарий).

Квай-Гон подошел вплотную к ученику, тщательно осмотрел его тунику, расправил ее, как будто падавану предстояло держать экзамен перед аттестационной комиссией. У Оби-Вана перехватило дыхание, и он уставился в одну точку. Ну и что ему теперь делать?

– Открой себя заново. Измени себя. Перестрой. Притворись, – легко играл словами Квай-Гон, поднимая подбородок падавана и встречаясь с ним взглядом.

Оби-Ван не был уверен, не послал ли он свою предыдущую мысль через учебную связь. Становилось слишком опасно: сможет ли он справиться? Да уж, притворись. Как будто ему нужно было что-то изображать, чтобы действовать так, как ему хотелось… И тут Квай-Гон своей большой, нежной рукой взял падавана сзади за шею, притягивая того ближе, медленно, как будто давая Оби-Вану возможность сбежать, если он захочет.

Сбежать, как же. Оби-Ван чувствовал себя тиреллианской антилопой, попавшей под луч прожектора. Все его восприятие сузилось до приближающегося рта, до слова «притворись», виновато повисшего между ними. Краткое мгновение теплое дыхание ласкало его губы, а затем его захватил, полностью завладел им этот исследующий, мягкий рот. Квай-Гон, уже не хладнокровно, скорее изучающе, сладко целовал Оби-Вана, и это мгновенно лишило того остатков самообладания. Он здесь, сейчас, целует своего мастера, мужчину, которого он обожал и желал многие годы, но… но… притворяясь.

Оби-Ван жестко пресек эту мысль, и решительно вошел языком между разомкнутых губ Квай-Гона. Встречая новый требовательный поцелуй, он вытягивал из глубин себя безысходность последних лет, одиночество, любовь, жгучую страсть и выталкивал все это на поверхность. Игра, роли, притворство – все для того, чтобы довериться настоящему, приспособиться к нему. Просто еще одно правило: не важно, что ты испытываешь, – нужно держать лицо.

Совершенно бесполезные навыки, понял Оби-Ван, изливая застарелые бессилие и жажду в поцелуй. Он даже не сомневался: что-то из этого просачивается сквозь учебную связь. Его губы скользили по губам Квай-Гона, ловя и играя, его язык танцевал с другим, мягким, быстрым, ловким. Он не мог точно вспомнить, когда именно обвил руками шею мастера или когда именно они начали вжиматься друг в друга, сливаясь в единое целое посреди комнаты. Притворяясь ли? Страсть выплескивалась волнами. Несомненно, все только к лучшему, даже если это не совсем то – а точнее совсем не то – чем это считает Квай-Гон.

Он прикусил губу Квай-Гона, упиваясь ответным стоном. Его длинные пальцы вплелись в волосы мастера, такие же мягкие и притягательные, как и всегда. Он каждый день помогал расчесывать их, но сейчас, пропуская пальцы сквозь пряди, во время такого поцелуя… он застонал Квай-Гону в рот.

«Годы, годы», – бешено вертелось в голове у Оби-Вана, и он бессознательно отправил свои переживания через связь. «Один взгляд, одно слово, и я бы примчался к вам», – мысленно пробормотал он и тут же, испугавшись сам себя, отшатнулся. Квай-Гона, похоже, больше беспокоило то, что поцелуй так внезапно прекратился.

– Отпусти это, Падаван, – успокаивающе сказал он, и Оби-Ван понял, что мастер все еще думает о себе, как о третьей стороне. И не смог разобраться, что он чувствует по этому поводу: облегчение или разочарование.

Рот Квай-Гона снова накрыл губы Оби-Вана, на этот раз жестко, кусая и проталкиваясь языком. «Отпустить, – подумал Оби-Ван. – Отпустить все. Излить ему свою боль, страх быть отвергнутым и тоску бессонных ночей. Избавиться от них – и снова начать дышать».

Лихорадочные поцелуи переместились к уху Оби-Вана, и он обнаружил, что ревностно цепляется за бессилие и страх. Дыхание мастера обожгло кожу шепотом:

– Отдай это мне, Оби-Ван. Не держи больше в себе.

Но он ни за что не сможет, Оби-Ван теперь был в этом уверен. Как справиться с этим, когда Квай-Гон даже не догадывается о его настоящих чувствах? Только правда способна принести облегчение.

«Возможность обязательно представится», – прозвучал в его голове мудрый голос мастера. Это было его любимое изречение, и Оби-Ван сумел отпустить в Силу хотя бы часть своего беспокойства.

Губы Квай-Гона с жаром прокладывали дорогу вниз по горлу падавана. Мастер тяжело дышал, и касания его языка казались прохладными. Оби-Ван вцепился в него, зажмурив глаза и наслаждаясь щекочущими, искристыми прикосновениями бороды к шее и ключицам. Квай-Гон дернул его за ремень, затем за пояс, и Оби-Ван, следуя примеру, дрожащими руками нетерпеливо снял тунику с мастера. Через мгновение они скинули на пол сапоги и всю остальную одежду. Квай-Гон потянул своего юного падавана обратно к кровати и, наткнувшись на нее, с размаху сел. Оби-Ван опустился перед ним на колени.

Его мечты воплощались в жизнь. Он устроился между ногами Квай-Гона, собственническим движением скользя руками вдоль сильных бедер. Оби-Ван всматривался в своего мастера, наставника, учителя, часто и возбужденно дыша. Квай-Гон выглядел столь же взволнованным, его глаза были затуманены, темный член возбужден. Оби-Ван с силой притянул к себе голову мастера, грубо и жестко целуя его, чувствуя, как идеально они совпадают в своем неистовом желании.

«Годы», – вновь подумал Оби-Ван.

Квай-Гон застонал, когда плоский поджарый живот падавана прижался к его горячему члену. Он слегка качнул бедрами, и Оби-Ван, прервав поцелуй, наклонился, захватывая между губами сосок, посасывая и порхая по нему языком, осторожно прикусывая. Квай-Гон громко охнул – не то потому, что его сосок оказался таким чувствительным, не то, наоборот, от недостатка внимания к его члену.

Впрочем, это было уже не важно. Оби-Ван сел на пятки и, наклонившись, вобрал твердый член в рот.

Квай-Гон гортанно вскрикнул, вцепившись в край кровати. Он переместил руки на голову падавана, ритмично поднимающуюся и опускающуюся между его коленей. Язык Оби-Вана прошелся вниз по члену мастера и начал подниматься, описывая спираль.

«Да, да, – восторженно твердил про себя Оби-Ван, глубоко всасывая пульсирующий член. – Да, давайте. Я хочу, чтобы вы кончили. Очень сильно». Его собственное возбуждение превратилось в огромное, почти физическое желание увидеть, как мастер полностью теряет контроль, отбрасывает свою проклятую невозмутимость и наконец просто трахает его в рот.

«Не сопротивляйтесь, не сдерживайтесь, не надо, кончите, просто кончите для меня», – Оби-Ван почти был готов умолять. Он крепко сжал бедра Квай-Гона, поощряя его глубокие толчки, жестко всасывая, облизывая.

Затем сбавил обороты, и Квай-Гон застонал, чувствуя, как яростные, неистовые движения превращаются в медленные и ласковые. Оби-Ван на мгновение отвлекся, потянувшись к краю кровати и доставая из-под матраса маленький тюбик. Квай-Гон в предвкушении восхищенно смотрел на него, дыша тяжело и возбужденно.

– Да, – сипло выдавил он, раздвигая шире ноги, глядя, как Оби-Ван наносит на пальцы прохладную смазку.

Оби-Ван отстранился и немедленно почувствовал через учебную связь вспышку разочарования. Он мгновенно исправился, проведя языком от головки до мошонки, обдавая член горячим воздухом. Квай-Гон часто и неглубоко задышал. Он вздрогнул, когда язык Оби-Вана нашел его вход и начал описывать круги, намеренно дразня, быстрыми, точечными движениями.

– Падаван… – полумольба, полуугроза.

Оби-Ван осторожно и медленно вставил в Квай-Гона палец, повернул, чуть вытащил и снова надавил. Длинное, вырвавшееся сквозь сжатые зубы Квай-Гона шипение послужило ему наградой. Он установил осторожный, подготавливающий ритм, который совершенно не соответствовал обжигающей, иссушающей его годами жажде. Рот снова принял член мастера, прохладный от слюны, но все еще твердый. Бедра Квай-Гона двигались в такт с ртом и рукой Оби-Вана, добавившего еще один палец и теперь дразнящего чувствительную простату, заставляя мастера тяжело дышать и вздрагивать. Рука Квай-Гона лежала на коротких волосах Оби-Вана, ухватившись за его хвостик на затылке, направляя его вверх и вниз, в основном вниз, сильнее, дальше. Оби-Ван застонал вокруг члена Квай-Гона, и мастер зашелся в бессвязных благодарностях, когда вибрации горла окутали головку. Рука и рот работали в унисон, и Оби-Ван совершенно пропал.

«Да, я так долго ждал этого, ждал вас», – подумал Оби-Ван и снова простонал, намеренно низко, вызывая дрожь в теле мастера.

Квай-Гон чувствовал, как годы добровольного отречения и страха плавятся в нем, как желание Оби-Вана омывает его, словно волны прибрежный песок. Оби-Ван осторожно отпустил толику безысходности, и жадность, с которой Квай-Гон принял ее, слился с ней, изумила его. Он снова застонал, и этого оказалось более чем достаточно.

«Да! Хорошо!» – восторженно ободрял он, чувствуя, как Квай-Гон напрягся и кончил, крича от удовольствия, еще ближе притягивая голову Оби-Вана, сжимаясь вокруг его пальцев.

«О небо, да», – Оби-Ван лизал, и сосал, и глотал, а его мастер, запрокинув голову назад, изогнув шею и запустив руки в волосы падавана, безудержно вбивался ему в рот.

Квай-Гон тяжело дыша, рухнул на кровать, и Оби-Ван, выпрямившись, убрал из него пальцы и изучающе посмотрел на мастера. В экстазе он выглядел еще великолепнее, чем Оби-Ван мог себе вообразить: длинные каштановые с проседью волосы разметались, выбившаяся прядь прилипла к бороде. Глаза были плотно закрыты, но он жадно ловил ртом воздух, постепенно выравнивая дыхание. Грудь, мускулистая, великолепная, выточенная годами тренировок – Оби-Ван дотронулся до нее и Квай-Гон чуть дернулся; движение пальцев стало успокаивающим. Одна рука была заложена за голову, другая – согнута и покоилась на гладком, плоском животе.

«Красивый», – мысленно прошептал Оби-Ван. Восхищение только распалило его желание.

– Я… – начал было он, но слова застряли в горле.

Мастер приподнял голову, лениво подзывая рукой, лежащей на животе. Оби-Ван забрался на кровать и оседлал бедра Квай-Гона, рассеянно скользя взглядом по его лицу.

– А теперь, Падаван, полагаю, самое время в рамках нашего упражнения озвучить, что же больше всего беспокоит тебя в твоем неразделённом желании, – произнес Квай-Гон низким, удивительно спокойным голосом, учитывая, что буквально минуту назад он испытал сильнейший оргазм. Он слегка приподнял бровь и прошептал: – Помни, мы все еще в ролях.

Оби-Ван задумался. Он приподнялся на колени и окинул взглядом их влажные от пота тела. Его член по-прежнему жаждал внимания, и то, как Квай-Гон ерзал под ним и снова возбуждался, ужасно отвлекало. Он собрал в кулак всю свою смелость – напускную, на самом деле – и наклонился вперед, зажимая оба члена между их животами. Квай-Гон подавил вздох, и Оби-Ван улыбнулся про себя. В ролях или нет, а физиологическая реакция была вполне очевидна. Оби-Ван оперся на локти, положив руки на плечи мастеру. Он легонько, почти осторожно поцеловал Квай-Гона в шею, быстрым движением языка пробуя на вкус кожу, глубоко и жадно вдыхая. Квай-Гон вздрогнул.

Оби-Ван спрятал лицо на плече у Квай-Гона – его пульсирующий член и так довольно убедительно демонстрировал то, как слабеет его выдержка. Уткнувшись носом в шею мастера, он мягко прошептал:

– Меня беспокоит, что мое желание остается незамеченным, – начал он. – Меня беспокоит, что Совет не одобрит его, полагая… – он споткнулся, подбирая слова, его дыхание ластилось к коже Квай-Гона, – полагая, что подобные отношения ни в коем случае не должны занимать мысли их лучшего падавана-оперативника.

«Не говоря уж о лучшем мастере», – добавил он уже про себя, чтобы не выйти из роли, и продолжил:

– Иногда по ночам я не сплю, думая об этом челове… о вас, – исправился он, в надежде сохранить остатки здравого смысла и не запутаться в собственных хитростях. – Иногда это меня ужасно злит… Я готов буквально сорвать с вас одежду и… – он покраснел и тяжело сглотнул. Он все еще ощущал на языке вкус Квай-Гона, и его сердце забилось быстрее при мысли, что все происходит на самом деле. – Так не честно – долг, традиции. Я – человек и заслуживаю любви, секса и взаимности, – он почувствовал новый прилив отчаяния и приподнялся, чтобы заглянуть в глаза мастеру.

Даже если они и притворялись, Квай-Гон все равно должен был понимать, что это базовые потребности. Даже – права. Даже для джедаев.