Текст книги "Ты была моим городом (СИ)"

Автор книги: Hell_En

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– О чем?

– О жизни без спасения мира.

«Мы не любили друг друга».

– Да. Да, я думала.

– Кто мы в том мире?

Музыка перестаёт играть. И Кларк осознает, что Беллами впервые за долгое время не отводит от неё взгляда. Не буравит. Сам гипнотизирует. Ищет что-то на глубине, где уже не дышат. Находит ли он там что-то, она не знает. Однако едва сдерживает разочарованный вздох, когда его руки перестают ощущаться на теле, и он исчезает в толпе аплодисментов и какого-то нездорового ликования элиты.

Кто они в том мире?

– Ваш кавалер немногословен, может, я могу составить вам компанию?

Голос Билла Кэдогана разрывает приятную атмосферу, словно меч – воздух. Кларк надеется, что у Рейвен и остальных всё получилось.

– У меня есть к вам множество вопросов, а ещё больше к вашим друзьям, которые что-то забыли в моём кабинете.

Сердце ухает в пятки, стоит ей обернуться. Вышеупомянутые уже проклинают охранников, которых удерживают их за локти и предплечья. Толпа перешептывается.

×××

Он ненавидит это. То, что вырывается из горла, немой крик утопающего. Мольба.

– Кларк, мне…

Гриффин оборачивается, ткань её платья шуршит, и голубые глаза озадаченно смотрят на него. Чувствует это по тому, как появляются подкожные иглы. Пистолет крепко зажат в руке. Он жмурится, пытаясь взять под контроль собственный разум, но тот чудовищен. Посылает предательские картинки, размытые, расфокусированные, быстрым шлейфом летящие перед глазами. Боль заполняет его желудок и становится трудно дышать. Здесь спертый, влажный и плотный воздух. Таким не дышат – задыхаются. Запах пороха смешивается с потом и чувством стыда, жаркой волной поднимающейся вверх по спине, шее и горлу. Царапина на предплечье последнее, что тревожит.

Без неё он не справится. Без своего проклятия ему даже не встать на ноги, не сделать вдох. Гребаная ирония.

– Что такое? – спокойный вопрос во время перестрелки.

– У меня, кажется, паническая атака, – выплевывает жёстко, как обвинение, хотя режущая и кромсающая боль едва не вынуждает его скулить.

Беллами стекает по стене, едва не задев картину, баснословно дорогущую наверняка, упирается вспотевшими, слабыми ладонями в пол и поверхностно дышит. Жар обволакивает его, рубашка прилипает к взмокшей спине, а по вискам стекают капли пота. Гриффин присаживается на колени рядом, мягкая и тёплая. Ему даже смотреть на неё не надо, всё равно в голове чётко вырисовывается она, безупречная и прекрасная, привлекательная и убийственная. В этом платье, от которого хочешь – взгляда не отведешь. Пульсация вытаскивает это из недр мозга, решившего сыграть в ящик, по всей видимости. По ладонями фантомно, призрачными вспышками взрывается ощущение её кожи, её чертового тела. Внутри затягивается узел.

– Послушай меня, – её пальцы аккуратно приподнимают налитую свинцом голову, пока веки Беллами подрагивают.

Он не может переступить через себя. Перебороть это, потому что в чёртовой голове не осталось ни одного места, которое бы так или иначе не относило его к Кларк. Он хочет сбросить их себя, поморщится от отвращения к ней, заявить, что справится, но это неправда.

Это нужда.

– Дыши через нос. Глубоко. Почувствуй, что твоё тело принадлежит тебе. Ощути мои прикосновения. Мой голос. Ты не на Санктуме. Ты в безопасности. Ты на Земле.

– Да, – выдыхает он, – но ты здесь. Со мной.

Кларк слёзно выдыхает, но держится стойко. Она сильнее. Всегда была. Вот такой. С твёрдым стержнем внутри. Образцом храбрости. Памятником истинного самообладание. Где-то там из друзья, которые тоже отбиваются от людей Кэдогана. Ситуация вышла из-под контроля ровно в то мгновенье, когда кто-то открыл огонь. А Беллами дёрнул её в сторону прежде, чем пуля вошла в грудь, но успела задеть его плечо. Кровь закапала половину коридора и лестницу, за которой они укрывались. Но из того, что она успела разглядеть, это пуля прошла по касательной, были задеты лишь мягкие ткани, но то, как стремительно бледнел Беллами, выбивала любую устойчивую почву из-под её ног, к слову, чертовски уставших от высоких каблуков. Туфли остались где-то на первом этаже, когда она решила их стянуть.

– Мне жаль, что нет другой альтернативы.

– Мне жаль, что мы не нашли её в прошлый раз, – стонет Беллами. – Напой тот мотив, что… – жмурится так, если бы здесь были солнечные лучи и они резали глаза, – тот мотив, что пела для Атома.

Кларк удивлена, но тихо просит:

– Я буду петь, но ты тоже должен помочь себе. Положи одну руку на сердце, а другую на живот и скажи, что чувствуешь.

– Мне не нужны касания, чтобы сказать, что я чувствую, – едва слышно, на грани сознания, отвечает Блейк, встретившись с её глазами. – Боль. Злость. Горечь. Тоску. И всё это оставила мне ты.

Гриффин застывает. Они наломали дров, и кто знает, сколько им понадобится, чтобы со всем разобраться. Легче крушить, чем восстанавливать.

Легче обвинять, чем прощать. Но не о прощении ли была их история?

В этом вновь предстоит разобраться.

Кларк неосознанно начинает петь. Беллами не отводит от неё взгляда все эти долгие секунды, но смотрит сквозь опять. Постепенно его дыхание выравнивается, и мир больше не похож на вереницу резких черт, причиняющих дискомфорт. Коридор заполняет шум. Кларк видит Мерфи и Рейвен, приближающаяся к ним, и поднимается на ноги, одергивая подол платья, но предпочитает не замечать их немых вопросов и общего замешательства от увиденного.

Не из-за себя. Из-за Беллами.

…мой враг имеет ласковый прищур;

он шепчет мне сегодня: «извини,

но я тебя живым

не отпущу».

×××

– У тебя ПТСР, да?

Рейвен всё такая же, с бравадой, хлесткая и прямолинейная, не потому ли она Рейвен Рейес? Их машина стоит посреди пустыни, растянувшейся на несколько миль, позади остался город, шумный и угнетающий, ещё дальше – их друзья, к которым они не могли вернуться по понятным соображениям: приведут хвост Кэдогана, и им всем конец.

– Тебе Кларк сказала? – напряжённо спрашивает он, вглядываясь во тьму небольшого каньона.

– Нет. Я это заподозрила ещё, когда мы приехали к нашим. Кларк неосознанно врезалась в тебя из-за Мэди, а ты едва на ногах устоял. Если ты хочешь об этом поговорить, я здесь. Это не значит, что я тебя простила или заберу слова назад.

Рейвен садится прямо на песок, упрямая и решительная. Она не уйдёт, пока не заткнет эту дыру необходимой опеки. Их «что-то» с Кольца. Со-лидерное, шестилетнее.

– У тебя тоже это было, – догадывается он. – После Алли?

Рейвен угукает.

– Как ты справилась? – он устало садится рядом, сохраняя какую-то мнимую дистанцию, не зная, поймёт она его или нет. Но если пришла сама, то, наверное, должна быть готова к потрясениям для зоны комфорта. А ведь раньше её не существовало для них. – Ты, разумеется, сильная и всё такое, но… Как?..

– Со стыдом? Никак. Это всё ещё было со мной. Но если в такие моменты рядом оказывается кто-то, кто… – она на миг замолкает, обращая взгляд на звёздное небо, – может столкнуть тебя на землю и сказать: «Здесь ты в безопасности», становится легче. Все ещё отвратительно, но легче. Сначала мне помогала Луна, а потом Мерфи. Кто бы мог подумать, да.

– Ты делаешь его лучше. Он это ценит.

– Это работает в обе стороны, – признается Рейес, а потом прочищает горло, будто сморозила глупость.

Но ведь она – гений, с пороком сердца (у вселенной собственное правило: у всего есть цена), ей не свойственны глупости. Однако, согласно парадоксам, Рейвен совершала их, как и любой другой человек, живущий после апокалипсиса. Как и любой из всех присутствующих.

– Он может быть самым огромным мудаком на моей памяти, но на самом деле он хороший парень. Как и ты. Если хочешь знать, твоё предательство… будто бы лишило меня последней семейной фигуры в жизни. Ты не был идеальным братом, другом – о капитане я вообще молчу – но ты был рядом, когда я этого не просила, когда выгоняла и сомневалась в себе. Ты оставался тем, кто верил, что я чего-то стою; что я больше, чем просто девчонка, знавшая всё благодаря компьютерной программе, однажды побывавшей внутри меня. Прости, что не сделала того же.

– Рейвен…

– Заткнись, иначе я заплачу. Просто заткнись и обними меня уже. Я скучала по тебе, Беллами, – она тянется к нему, цепляется за плечи. – На Кольце ты пообещал, что, если я когда-то выйду замуж, то ты проведёшь меня под венец. Я надеюсь, обещание всё ещё в силе?

– Ты собралась замуж? – его удивление разгорается, Беллами пытается заглянуть ей в лицо, но девушка хохочет. – Мерфи, что?..

– Нет, идиот, я просто заполняю неловкую тишину. Ни белый, ни платья мне не идут. А вместе так вообще ужас.

Беллами усмехается. Типичная Рейвен.

– После того, как ты сказала: «Так много для семьи», я подумал, что, оказывается, у «всегда» тоже есть срок годности. Прости меня. Я тоже виноват. Я так виноват…

– Моё «всегда» на твой счёт всё ещё в силе.

– Моё обещание отвести тебя под венец тоже.

×××

Кларк смахивает пот со лба и рвёт бинт привычным движением, мысленно думая о Левитте и Октавии, которые пытаются завершить их задание.

– Наконец-то, это ни какая-то трава, а стерильный бинт, – смеётся Мерфи как-то отстранённо. – Так что, замяли конфликт с Беллами?

– Ты это устроил. Специально ушёл из зала, чтобы у нас не осталось выбора, – осознает Гриффин, заматывая его раненую ногу.

– О, ты создала новый вариант слова «спасибо, Джон, что сделал всю работу за нас», – кривится парень, шипя.

– Что вы все имеете ввиду? Он ненавидит меня. Я не могу простить его. Мы даже поговорить не можем нормально.

– Он не раздумывал ни секунды на твой счет, – Мерфи не изображает вселенской усталости, она такая и есть. – Никогда. Может, это чего-то стоит? Не знаю заметила ты или нет, но он боится умереть после того, как ты убила его. Но, когда мишенью вновь стала ты, он подставился. Беллами может делать вид, что тебя нет, но он всегда держит тебя в поле зрения.

– Я не просила… – огрызается Кларк, понимая, как это глупо, но все чувства затягиваются в такой узел, что за век не распутать. История их жизни. – Всё усложнять.

Джон теряет терпение, но, видимо, вспомнив инцидент с их перепалкой несколькодневной давности, успокаивается и объясняет как маленькому ребёнку. Кларк это задевает: из них двоих он всегда был большим ребёнком.

– Это его суть. Защищать семью. Можешь тысячу раз его предать, но Беллами тысячу раз станет мишенью вместо тебя. Засунь свои оправдания куда подальше, самой от них не тошно? Вы оба постарались, чтобы всё разрушить. Чтобы всё восстановить, тоже надо работать вместе. И тогда ты ответишь на вопрос: сила это или слабость.

– Что?

У Гриффин ворох дежавю крутится в голове.

– Связь между вами. Я не буду произносить это слово вслух. Ни за что.

– Даже если дело касается Рейвен?

– Схватываешь налету, Гриффин.

Если он и умело скрывает ложь, Кларк в этот вечер, возможно, видит больше, чем ей показывают.

×××

Когда они сидят у костра, а потом Рейвен на танец под хрипы еле живого радио приглашает хромающий Мерфи, чрезмерно манерный, но не теряющий оптимизма, несмотря на скорый конец, Кларк переводит взгляд на милующихся и поднимающихся на ноги Левитта и Октавию. Они с Беллами вновь оказываются на этой границе. Он улыбается, смотря на счастливую сестру, и она готова поклясться, что он сейчас ещё более счастлив, чем сама Блейк, кружащаяся в руках Левитта. Огонь танцует тоже: тенью на песке, жаром на лице мужчины, что всё же смотрит на неё. Так же, как в том треклятом зале.

Она отворачивается, встаёт и уходит к каньону, бездумно глядя в небо. Разговор с Мэди через связь по планшету только поднимает тревожность. Их миссия закончена. Доказательства вины Кэдогана подтверждают его задумку уничтожить мир, но они всё равно не решаются вернуться в дом, чтобы случайно не навести его, наверняка разъяренного и требующего крови, их крови, на друзей и семью. Вот они и отсиживаются в какой-то пустыне, ожидая чего-то. Ожидая финального аккорда. Слыша неуверенные шаги за спиной, Кларк уже готовится к очередному разговору, выворачивающему наизнанку и без того вымотанную душу.

– У меня есть ответ, – поэтому решает играть на опережение.

– На что? – теряется Блейк.

– На твой вопрос, – она нервно сглатывает, боясь новой порции боли. – В том мире мы ушли вдвоём после случившегося с Дексом. Мы просто плюнули на всех, стали эгоистами и ушли. Мы путешествуем и ищем себя. Я рисую тебя, когда тебе это совсем не надо, а ты читаешь мне по памяти о Древнем Риме, греческой мифологии и почему Август лучше.

– И, что, мы находим себя? – он не хочет разрывать устоявшуюся гармонию, но хочет быть вовлеченным в этот разговор, хочет дать ей знать, что он готов слышать её.

– В конечном счёте, да, я думаю.

Спустя секунду они синхронно обращаются к друг другу.

– Прости меня.

– Прости меня.

Одновременно. С одинаково горящими глазами. С тревогой, что другой не простит. С боязнью опять всё обратить в прах. В этом они превзошли многих. Два подростка, что когда-то люто не переваривали общество друг друга, в итоге стали мужчиной и женщиной, пережившими вместе что-то пострашнее банального «огня, воды и медных труб» – теми, без кого жить очень и очень тяжело. Они справлялись, конечно, в силу обстоятельств, что всегда их разлучали, но порознь совершали так много ошибок. Одна даже привела к фатальным последствиям.

×××

Рейвен плотно стягивает губы, делая вид, что ей всё равно, танцуют они в пустыне под умирающий голос какого-то певца, ей незнакомого, накануне того, как умереть, или разбираются в своих отношениях у каньона.

– Мы оба просто безупречные танцоры. Оба хромающие, оба…

– Какая же ты зануда, Рейес. Я пригласил тебя на танец, а ты только и думаешь о том, как мы смотримся. Какая разница?

– Как у тебя это получается? – она заглядывает в глаза, будто в них все ответы. – Казаться беззаботным за минуту до гибели. Метафорически. Ты ведь всегда так боялся этого. Смерти.

– Ну, мы умрём вдвоём. Рядом друг с другом. Это чего-то да стоит.

Рейвен даже если бы могла здесь разреветься, всё равно этого бы не сделала, но сердце так ноет. Тоскливо. По неслучившемуся более продолжительному их «вместе».

На краю жизни каждый из нас становится сентиментальным. И в этом нет ничего, чего можно было бы стыдиться.

– Иначе было бы отстой, помню, – кивает она, утыкаясь носом в его шею.

– Рейвен, – Джон вдыхает запах её волос, пропускает их сквозь пальцы, замечая как всё более прозрачной становится кожа, и выдыхает чистосердечное, горькое, но искреннее, – мне с тобой тоже не пусто. И я хочу, чтобы у нас было больше времени.

– Я тоже хочу.

×××

Кларк сдавленно кивает, а потом делает то, чего боялась слишком долго. Кларк боялась стать его проклятием, лишь прикоснувшись к губам. Так много людей пострадало, так многих не стало из-за того, что её губы говорили: «Я тебя люблю». Она целует сначала несмело, будто замерзая, но как только его рука ложится на её талию, заставив жар разлиться в животе, сильнее прижимается к его горячей коже. Есть только он, его руки и его губы. Есть мышцы, которые перекатываются под её руками, блуждающими то по его плечам, то по спине, сминая футболку.

– Мне не в первой целовать твои похолодевшие губы, – он усмехается, жадно вглядываясь в её лицо, словно боится забыть малейшую деталь, Кларк безумно хочется остановить время, но всё, на что её хватает, это клубящаяся внутри безысходность. В тот раз хотя бы умирала она одна, теперь же… – но хотя бы раз хотелось отойти от этой тенденции.

– Пообещай мне, что разыщешь меня там. В том мире, куда мы попадём, если это возможно. Пообещай, что, – её голос ломается, она не успевает стереть скатившиеся слезы, застывая при виде стремительно бледнеющей кожи Беллами, своей собственной. Это почти похоже на вознесение, только без тёплого света, этот – холодный, смертельный.

– Всё в порядке, Кларк. Я найду тебя. В любой из вселенных. Найду, испорчу первое впечатление и ты, скорее всего, подумаешь: «Что за гребаный мудак».

– Я запомню, что отдала этому гребаному мудаку сердце, – хрипит Гриффин, не отнимая взгляда от его лица, которое больше не искажается в гримасе отвращения при взгляде на неё. – Только дай знак, что это ты, и я пойму. Я всё пойму.

– Мне придётся найти сигнальную ракетницу для этого? – и как он только находит силы шутить? – Я в деле.

– До конца?

– До самого конца.

Комментарий к three

Да уж, для главы понадобилось больше времени, чем я планировала изначально, но из-за целого вагона причин вышла такая задержка. Простите меня. Но в любом случае, мы на пороге конца, как и они. Следующая глава – эпилог. И она, я надеюсь, выйдет намного быстрее, чем эта.

Всех благ, дорогие читатели, если таковые ещё есть. Искренне вас люблю🖤

P.S. Строки стихотворения отсюда: https://vk.com/wall-9073074_603592

========== four ==========

×××

– Я ощущаю тепло солнечного света, вижу, как растут деревья, чувствую запах полевых цветов. Это так красиво. И никогда не смогу забыть о том, где нахожусь.

Мэди поднимает голову вверх. Воздух мягко перебирает её распущенные волосы, пока снизу доносится приглушенный шум и копошение. Она загадочно улыбается, точно зная, кто за дверью, но делает вид, что чересчур занята, и продолжает писать:

– Более двухсот лет назад ядерная катастрофа уничтожила все живое на Земле, превратив ее в радиоактивную пустыню. К счастью, некоторым удалось уцелеть. Несколько раз выжившие теряли своих близких, своих друзей, себя. Но затем…

«Тшш!» – шипит кто-то снаружи, но будто опомнившись, запоздало замолкает. Мэди хмыкает, дописывая то, как всегда хотела закончить книгу.

– Преодолев путь через всю вселенную и обратно, человечество вернулось домой, обратно на Землю, и это больше не мечта, это реальность. Наша прекрасная реальность.

Она откладывает в сторону шариковую ручку и, вдохнув полной грудью, несдержанно прижимает к себе солидного объёма книгу. Прежде, чем сюда ворвётся орава непослушных детей, Мэди успевает поймать минуту обретенного покоя. Она наконец-то закончила то, что так долго и скурпулёзно обдумывала, о чём спрашивала остальных, и вот – результат прямо в её руках. С истертыми рёбрами её ладоней страницами, мятыми уголками и даже одной наполовину залитой чернилами страницей (за малышом Чарли никто не может уследить, он суёт свой нос всюду, где посчитает нужным, особенно в её работы, но кто осудит? перед его очарованием невозможно устоять! даже Мерфи не может).

– Так долго, – конючит Лу неожиданно громко, её отдергивает Август: «Будь терпеливее!».

Мэди оборачивается, вновь подумав, что эта рассудительность у него от матери и кричит: «Входите». Минутная заминка, наверняка неверящие переглядки, а потом комнату и балкон наполняет смех, потрясенные вздохи и нетерпеливые вскрики. Чарли вьётся вокруг малышки Алекс, и присутствие щенка заметно помогает ей чувствовать себя увереннее в компании остальных детей, а потом Лу тянет её к себе, зацепившись за ладошку, и Мэди переводит взгляд на брата. Август шаркает ногой, но не торопит, хотя неприкрытый энтузиазм, сверкающий в его глазах, говорит об обратном.

– Ты закончила? Скажи, что да, – пытается перекричать остальных маленький Генри, выглядывая из-за плеч Шарлотты и Кевина.

– Рассаживайтесь поудобнее, – она садит к себе на колени Аврору, копию Октавии, пока остальные занимают места на её кровати. – Итак с чего начнём?

Август, пока дети наперебой спорят о том, с чего начать, шепчет, поднявшись на носках, ей в ухо: «Не думай, что тобой гордятся только мама и папа. Я тоже горжусь, и Лу гордится, но она малявка, ещё не понимает». Мэди смотрит на его веснушчатое лицо, она больше не сердится на его вчерашнюю выходку с этой книгой. Слова Беллами обретают смысл: Август просто боялся, что написание истории станет для неё выше семьи. Выше него. Но это никогда не было так, впрочем её вина в том, что она не смогла ему этого показать, но сейчас Мэди отвечает, приобняв его за плечо, пока Лу любопытно глядит на них.

– Ты же помнишь: мой брат…

Он перебивает, всем сердцем желая доказать, что он больше не обижается, что всё в порядке.

– Ты тоже моя ответственность. И Лу. И Ро тётушки Октавии и дяди Левитта, и…

Он глотает побольше воздуха, чтобы, очевидно, перечислить всех присутствующих и не только, но Мэди мягко кивает.

– Я знаю. Садись с нами.

***

– Боже, я уверена, что видела, что Мерфи почти прослезился, когда ты, Мэди, сказала… – Кларк, взмахнув вилкой в воздухе, хмурится, припоминая, – как же? Лу!

Девчушка смеётся, пародируя маму, которая смешно рассекает воздух вилкой, Кларк закатывает глаза, поняв, что сама совершила оплошность, когда Беллами с нажимом прокашливается. И что-то шепчет Лу на ухо, отчего та становится прилежной и самой послушной дочерью на свете.

– Беллами, клянусь, если ты разрешил ей заполнить комнату теми бабочками из леса, нас ждёт серьёзный разговор, – напоминает Кларк.

– Да, Кларк нас ждёт серьёзный разговор, – кивает он.

Октавия хмыкает, перекладывая салат для Ро, которая яростно мотает ногами в воздухе, а Левитт о чем-то говорит с Августом.

– Мерфи всегда был сентиментальным, особенно, когда дело касалось детей.

– Ты назвала её «Дом Хаоса», помнится, этого названия не было в списке потенциальных, – интересуется Беллами, усадив егозу дочь на колени. – Расскажешь?

– Ах, это, – Мэди загорается с новой силой, и Беллами с Кларк переглядываются, как гордые родители, – ты рассказывал, что хаос изначально имеет древнегреческие корни. Что это беспорядочная стихия, существовавшая в мировом пространстве до образования известного человеку мира. И я подумала, что это неплохая метафора. Когда вы впервые преземлились на Землю, то хаос стал жить в каждом из вас, и вы пронесли его сквозь тысячи световых лет, а потом… Потом вы обрели дом. И он, соответственно, тоже.

– Мне нравится, – улыбается ей Октавия. – В этом так много души. Ро, не тащи, пожалуйста, в рот этот цветок, ладно? Левитт, куда ты смотришь?

– Кстати о Мерфи и Рейвен. Итак, почему же новоиспеченного семейства нет с нами?

– О, думаю, они очень заняты. Друг другом.

Компания понимающе улыбается.

Когда Кларк аккуратно прикрывает дверь в детскую, то Беллами привлекает её к себе сзади, уткнувшись в макушку, а потом, тихо шепча, мажет губами по её шее и щеке.

– Настало время для серьёзного разговора, не правда ли, моя дорогая?

– Имей совесть, мой дорогой, – она изворачивается в его объятьях, успев перехватить четыре кратких поцелуя, и шепчет в ответ, нарочно касаясь губами того места за ухом, где вьются, даже спустя столько лет, непослушные волосы. – Они только уснули.

– Мэди?

– Она с Люком, – вздыхает Кларк, зная, что это вызовет его тяжёлый, раздраженный вздох. – Ей двадцать, мистер Блейк, ты не можешь вечно её опекать.

– Я знаю. Знаю, но… Чёрт, что творишь, мисисс Блейк?

– Отвлекаю тебя от раздражительных мыслей.

– Моя вечность с тобой идеальнее, чем я мог себе представить.