Текст книги "Держись от меня поближе (СИ)"

Автор книги: Hell_En

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

========== Часть 1 ==========

Хоуп врывается в его жизнь, как смертельное торнадо, с улыбкой, издевательски произносящая «Привет, Кларки», будто такие вещи у них привычны, хотя, на самом деле, – они даже близко не в почёте. Проще ввязаться в противостояние, тысячу раз сменить полюса; сколько раз спасти, столько же подставиться (в процессе возможно умереть или вдруг понять, что чужая рука тянет обратно, за секунду до летального исхода).

Хоуп отключает человечность, (не)принимает неизбежность, переживая смерть Лэндона, и разрушает всё, что Кларк успел построить за две с лишним недели.

«Это то, чего ты хочешь?» – издевательский вопрос, вопрос-пытка. Он ни раз задаётся им, целуя Труди по утрам, выслушивая её счастливый, трепетный монолог о том, как всё хорошо (как всё идеально), и да, до прихода Хоуп всё так и есть. Ни одной причины отказаться от спокойной, размеренной жизни в Фейетвилле. От мечты, которой он грезил веками. Он словно вырывает из книги старые листы, с приличным количеством ошибок, и начинает писать на новых, забывая, что кое-что (-кого) вычеркнуть так и не смог.

У Райана нет слов, нет ничего, только перед глазами картинка двухнедельной давности: госпиталь, ставший роднее отца, запах медикаментов и Хоуп где-то в уголке, ожидающая, когда он придёт в себя. У него вновь плохое предчувствие заполняет грудную клетку, когда он в последний миг хватает уходящую Хоуп за руку. Удерживает, чтобы сказать правду, которую она заслуживает. Удерживает, чтобы отблагодарить, она ведь два раза оттаскивала от края.

Удерживает вовсе не для того, чтобы задержаться в моменте.

И точно не потому, что внутри всё кричит, ноет и умоляет: останови её.

Себя Райан знает, как никто другой, понять, что творится у Хоуп в голове – всё равно что попытка воспроизвести заклинание повторения человеку без магических способностей. Особенно сейчас, когда огня в глазах напротив намного больше, чем реальных эмоций.

Кларк мысленно усмехается: жизнь переворачивается с ног на но голову, точно машина, мчащая по шассе, – со страшным грохотом в кювет.

И он внутри этой машины, покореженной, вывернутой.

И Хоуп снова где-то рядом, в этот раз она – причина.

Уходи.

Хочется кричать.

Возвращайся домой.

Вместо этого тихо говорит он.

×××

Труди уезжает в центр непривычно рано, отказывается от предложения Райана подвезти её, целует в губы на прощание и спешно захлопывает дверь – Райан пожимает плечами, внутренне борясь с замешательством. Обычно Труди не спешит и не отмахивается. У её жизни собственная, отдельная от окружающих, скорость.

Он пьёт кофе, читает утренний выпуск газеты, как вдруг слышит не терпящий промедления стук в дверь. Думает: она что-то забыла, поэтому открывает дверь не задумываясь. Но на пороге совсем не Труди. На пороге незнакомая женщина: старше навскидку тридцати, с красным отливом волос, с солнцезащитными очками, курткой не по размеру, с морщинкой недовольства или даже крайней степени ярости на лбу.

– Ты нужен мне.

Женщина нагло протискивается в дом, отталкивая его плечом, и поправляет волосы. Осматривается и издаёт смешок.

– Всё-таки расстался со своей девушкой, Райан?

Имя в чужих устах звучит знакомо, с толикой ехидства, но женщина не зацикливается на этом, плюют на его тревожный и непонимающий взгляд, будто он всё сам должен понять.

– Собирайся.

Тон отданного приказа – ещё один звоночек. Мозг лихорадочно работает, анализируя, кто эта незнакомка на самом деле, и приходит к одному и тому же выводу – Хоуп Майклсон. И хотя он не последний человек в мире сверхъестественного, Кларк нарочно медлит. Даже мстительно. Если Хоуп влипла в проблемы, где, очевидно, у неё украли тело, то это не даёт ей права вломиться в его дом и поставить перед фактом, что теперь он – её страховка/помощь/напарник.

– Простите, что?.. Мы знакомы?

– Не могу сказать напрямую, иначе без чувств свалюсь прямо в этом оплоте пластмассового совершенства. Думай, Кларк. Думай. Я Аврора де Мартель. И быстрее думай, ты начинаешь раздражать меня.

Кларку чудится дьявольская улыбка Майклсон, выключившей человечность, пока женщина манерно отвешивает ему реверанс. Выходит грациозно, но настолько не вяжется ни с чем в окружающей реальности, что весь спектр эмоций, видимо, отражается на его лице, потому что Аврора гримасничает. Что ж, долгие годы работы на Триаду не прошли зря: они должны ему медаль с успешно законченный экспресс-курсом по театральному.

– Я всегда считала тебя более смышленным, – Аврора раздражённо вздыхает и подходит к камину, дотрагиваясь до их с Труди фотографии. Морщится неприязненно. – Что ж, по крайней мере, игра становится ещё интереснее, но мне нужно вернуть моё тело. Щеголять в этом старомодном, выше моих сил.

– Хоуп? – это даже не вопрос, вздох возмущения, неверия и абсолютной запутанности.

– «Бинго!», сказала бы я, не будь на шее клейма, обещающего мне вечную агонию. Женщина, в чьём теле я нахожусь, любит игры с острыми предметами, а ещё ловушки и грубые маневры. Мы можем поскорее убраться отсюда? Ещё чуть-чуть и меня вырвет радугой.

– Что за чертовщина на этот раз? – интересуется он со смирением и тихим злобным удовлетворением на задворках: раздражать её – что-то из прошлой жизни.

Аврора недовольно хмыкает, заметив перемены в голосе, позе и лице.

– Видеть проблески Кларка намного приятнее, чем пацифистку Труди.

×××

Миссия проходит успешно. Хоуп и не сомневается в другом исходе, но начинает сомневаться в себе. Вид заряженного адреналином Кларка, стоящего с трезубцем, вернувшем ей тело, улыбающегося ей, одной ей, ей, без человечности, со шлейфом крови за спиной, как-то робко, пугает. Точнее даже не его вид, а собственные ощущения по этому поводу. Ни выключенная человечность, ни примирение с паршивой жизнью, где ей было суждено потерять всех, кто когда-то был дорог и важен, не пугают так, как осознание, что Райану Кларку она никогда не сможет причинить по-настоящему смертельную боль.

×××

Машина мягко притормаживает в одном квартале от их с Труди домом.

– Мы идеальная команда, ты так не считаешь? – Хоуп теплеет, улыбается ностальгически и обманчиво лёгким движением руки стряхивает невидимую нитку с его плеча, обтянутого кожей чёрной куртки. – Мы могли бы многое изменить. Вместе. Отомстить всей Триаде. Вдоволь отдохнуть. Расслабиться.

Каждое новое предложение идёт по звуковой и интонационной градации по убыванию. Тихий, хриплый голос, с придыханием. Кларк знал многих женщин, которые с ним флиртовали, но Хоуп в этой ипостаси предстает перед ним впервые. И, конечно, это обескураживает, замедляет все реакции, растягивая, доводя до исступления, заставляя сбиваться во всех смыслах – сердцем, ориентирами, убеждениями. Райан не отвечает, боясь с треском провалиться, выдав, как охрип голос, как тело поддается на чары, совсем не магические, как сильно желание.

– То, что Труди где-то рядом, даже интереснее, не правда ли?

Пути к отступлению она отсекает одним уверенным движением, когда забирается на его бёдра, и не усаживается сразу: ёрзает специально, прикидываясь, что никак не может обрести удобства. Касается шеи пальцами, утопает ими в ёжике кудрявых волос, едва не сжимая кожу на затылке, и мучительно жарко целует кожу шеи. Кусает. Трётся. Создаёт почти электрические разряды. Какие-то импульсы определённо достигают мозга, иначе почему Кларк прикрывает глаза на секунду, едва не моля время замедлиться до максимально возможного минимума, и сквозь зубы всё же выдаёт нетерпеливое «Хо-о-о-уп», то ли призывая к действию, то ли вынуждая остановиться, пока всё не зашло слишком далеко. И перехватывает её руки, внезапно устремившиеся вниз по груди, сжимает пальцы в своих ладонях, скованных спазмом, и молит всех святых, когда либо существовавших (существовавших ли в принципе?) и монстров, чтобы она остановилась/осталась.

Впаялась в кости. Растворилась в крови, как какой-то синтетический наркотик. Призналась, что сама скрывает всё то, что скрывает он под семью замками на дне Бермудов собственной головы.

Иронично, но похоже он навсегда обречён молить её об этом. Обо всём.

– Ты не хочешь этого делать.

– Ты не знаешь чего я хочу, – прерывает она резко, высвобождая руки и требовательно притягивая к себе за чёрную кожу. – Прекрати играть подростка, сколько тебе? Шестьсот? Больше? Я не думаю, что ты настолько стар, чтобы не распознать определенные сигналы.

Губы Хоуп замирают в миллиметрах от его рта призывно, искушающе, дразняще; приподнимая уголок насмешливо, она читает каждую малейшую реакцию: расширившиеся зрачки, тяжёлое дыхание, подрагивающие пальцы, хотя дрожь – нужно отдать ему должное – он скрывает хорошо. Но она трибрид. Вероятно, она даже слышит стук его сердца, трепещущего хуже листьев на ветру.

– Ты противишься неизбежному, – тихая константация сродни уносящему в гипноз заклинанию. Последовательна, неспешна, метка. – Если бы не твой чёртов моральный компас, всё случилось бы куда раньше. Но эта игра в кошки-мышки быстро надоедает.

– Ты могла справиться сама, – Кларк, наконец, обретает голос, но не твёрдость, не уверенность. – Зачем пришла ко мне? Почему продолжаешь наносить мне эмоциональный урон вместо физического?

– Ты жадный, знаешь? Пытаешься держать меня на расстоянии руки, но всё равно льнешь, когда я так близко. Мы вроде друзья?

– Тебе не кажется, что статус друзей остался где-то за пределами того момента, когда ты оказалась на моих коленях по собственной воле?

– Ты и не против. Как всегда, хочу, чтобы ты сделал тот же выбор, что и я, – цитирует его слова недельной свежести. Кажется, они задели тебя, сильнее, чем ты показываешь. – Хорошо, возможно, я недостаточно откровенна с тобой.

Кларк не успевает возразить, не успевает понять, что кроется за двойным дном слов, Хоуп впечатывает его губы в свои одним рывком, выбивая дух из них обоих. Его рука сжимает талию Майклсон инстинктивно, чтобы не упала, меняя угол соприкосновения бёдер и вызывая довольный синхронный стон. Хоуп настойчиво сплетает их пальцы, неаккуратно задевая кожу ногтями, и усиливая давления ладонью на ладонь. Выгибается. Льнёт. Нуждается. Запускает пальцы второй руки в волосы, будто никак не может понять, почему ей нравится прикасаться к нему, прижимать и жаться.

Между ними нет ни глотка воздуха.

Ни толики сопротивления.

Когда всё же Кларк отрывается, голова гудит, словно его сильно приложили к стене или он резко встал с кровати после длительного сна. Хоуп не похожа на себя: ни на одну из своих сторон. Тяжело дышащая, удивленная, сбитая с толку и всё ещё желающая и желанная.

– Ещё, – тянет она сбито, задушенно, просяще.

Он сминает её губы сам, отвечая взаимностью, в крах разбивая свои же заверения о том, что это не то, что нужно (необходимо почти до боли в костях). Хоуп может хоть сколько над ним смеяться, что одним поцелуем разрушила неприступную крепость, но он мстителен. Он заберёт её без остатка вместе с собой. В конце концов, ни одна Хоуп любит устраивать танцы на пепелище. Кларк сжимает пальцы на талии, усиливая соприкосновение, и целует настойчивее. Гладит по спине поощрительно, проклиная себя за каждую секунду наедине с ней. За эту близость. За вероятную во всех мирах измену своей девушке. Но тело Хоуп предательски, до слабости в коленках подходит к его, словно всё так и должно быть. Словно они пазлы одной мозаики.

Когда воздух всё же заканчивается, они тяжело дышат друг другу в лицо, изнывая от гудящего напряжения.

– Что ты д-делаешь?

– Хотела проверить, на самом ли деле, ты так хотел счастья с Труди.

Слова не звучат убедительно. Её трясёт. Она не в ладах с собственной бравадой. Как долго он желал увидеть её такой. Смертельно долго, но даже взглянуть не может, потому что он приходит в себя с трудом, не осмеливаясь открыть глаза – не осмеливаясь принять правду.

– И что поняла?

– Что ты пойдёшь на всё ради меня. Что не откажешься на мой счёт так же, как Джози. Из нас могла бы выйти потрясающая созависимая пара, готовая пожертвовать собой ради остальных, но и это в прошлом. Что, в конце концов, ты хороший лжец, но теперь я вижу тебя насквозь. Ты хочешь меня. Но я – нынешняя я – не вписываюсь в твой идеальный мир, с воздушными замками и подушками безопасности, где нет места боли. Разве ты сам не понимаешь, что это фальшивка? Ты сменил одну паршивую жизнь, с непринимающими тебя родственниками, на другую паршивую жизнь, где единственная женщина, что отдаётся тебе без остатка, слепо заглядывает тебе в рот. Повторюсь, ты жалкий. Кларк был лучше. Кларк был выше этих сантиментов.

Поток слов выбивает его из колеи в конец, и первую часть речи Кларк, честно говоря, успешно пропускает мимо ушей, но пытается поймать ускользающий смысл уже в процессе, примерно понимая, о чём Хоуп может начать говорить.

– Что ж, поздравляю тебя с, наверное, самым большим монологом в твоей жизни, но – сюрприз – мы одинаковые. Твоё отключение человечности – аналог моего идеального мира, с воздушными замками и подушками безопасности, где нет места боли. Добро пожаловать, Хоуп. Ты ничем не лучше. Ты бежишь от друзей и эмоций, считаешь, что это спасёт тебя. И каково на вкус спасение? Что ты оставляешь после себя? Кровь, пепел и слёзы. Вместо того, чтобы столкнуться со своими страданиями, ты обрекаешь на них других. Человечная Хоуп была выше этого. Ты лавируешь. Задай себе все те вопросы, что задал я. И тогда поговорим. А до тех пор…

Кларк мысленно усмехается: жизнь переворачивается с ног на но голову, точно машина, мчащая по шассе, – со страшным грохотом в кювет.

И он внутри этой машины, покореженной, вывернутой.

И Хоуп снова где-то рядом, в этот раз она – причина.

… возвращайся домой.

Хочется кричать.

…уходи.

Вместо этого тихо говорит он.