Текст книги "Фазы Венеры (СИ)"
Автор книги: Хатт Старк Stark Hatt
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Он брал ее сзади, как это делают животные, и она веселилась:
– Ты видел, как сучку кобель лижет, перед тем как залезть на нее? Так и ты давай так!
– А ты видела, как сучка потом себя вылизывает? Может, попробуешь?
Они по-прежнему играли в слова и, раз выиграв, он сказал:
– Хочу тебя взять в попу!
– Ой, ты что,– огорчилась она,– это же больно!
– А если нет? Ты же не пробовала.
– И не хочу. Я боюсь.
– Мы не сразу, постепенно
– Что это значит?
– Ты на морковку согласна? Я все же выиграл у тебя.
– Ну, только если очень тоненькая...
Она села к нему лицом на колени и он вошел в нее. А потом дал в руку морковку
– Попробуй сама
Вера изогнулась и попыталась затолкнуть в себя морковку.
– Нет, лучше ты сам попробуй. Только очень осторожно.
У него это получилось лучше. Его рука лежала на ее, когда они вместе пробовали ее ввести. Вера всхлипнула. Он начал двигаться в ней, и сразу почувствовал, как она расслабилась. Потом когда все закончилось, она откинулась от него с морковкой, все еще торчащей из нее.
– Ну что, больно было?
– Нет, не больно. Но как-то не очень. Она же все-таки твердая. И холодная.
– Ну я же не холодный?
– Ты не холодный,– задумчиво повторила она. – Но у тебя же не морковка.
Они все же попробовали один раз. Но ей было больно, так что она почти расплакалась. Ему тоже было больно. Так что идею оставили.
Один раз она решила нацепить свое платье, в котором пришла сюда. Это было мое любимое – лучше всех на мне сидело,– утверждала она. Оно с тех пор и валялось в углу, еще испачканное и с порванным рукавом. Сейчас она с изумлением смотрела на этот грязный балахон, который больше напоминал халат, да к тому же еще и слишком короткий.
– Что это? – спросила она,– а что сделалось с моим платьем?
Ему нечего было ответить. Но когда ему тоже пришлось надеть свое платье, чтобы выйти за едой, он тоже увидел обвисающие штанины вместо брюк. Он просверлил новую дырочку в ремне и застегнув его понял, что выглядит как пугало.
– Знаешь, Вера,– сказал он задумчиво,– наверное мне нужно сходить за другим платьем.
Ранней ночью, при молодом месяце, они опять входили в волны, держась за руки. Он смотрел на ее тонкое запястье в своей ладони, на худые плечи с выступающими ключицами, на маленькие грудки, торчащие в стороны и не вполне узнавал ее. Черты лица, такого знакомого, начали заостряться, походка, такая плавная и уверенная стала чуть неуклюжей, будто семенящей. Вся фигура приобрела какую-то угловатость.
Одним ранним утром, когда они лежали обнявшись на постели, он почувствовал желание. Вера не пресыщала его, напротив, оно посещало его все чаще. Он привлек сонную еще сестру к себе и после недолгих ласк, когда она обхватила его ногами, одним движением вошел в нее. Она вскрикнула от неожиданной боли, и они отпрянули друг от друга. Растерянно она смотрела на капающую из нее кровь.
– Похоже, я сделал тебя женщиной,– отвечал Сергей.
Каждое утро она просыпалась на его груди и ее невинное чистое дыхание шевелило ее спутанные волосы. И опять она в боли и страсти становилась женщиной, чтобы на другое утро опять стать девой. Но ей становилось все больнее, он видел это, хотя она не жаловалась, отдаваясь ему с прежней страстью. Ее лоно стало совсем узким, и хотя она хотела его любви, это причиняло ей все больше боли. Желание его только росло, но он сдерживал себя и больше не решался входить в нее, хотя они по-прежнему спали обнаженные, прижавшись телами. Он просыпался от того, что ее раскрытые узкие бедра, совсем лишенные волос прижимались к его вздыбленному члену. Но ее плоть больше не реагировала на него. Она спала, обхватив его шею руками, как спят девочки в обнимку с любимой игрушкой.
Один день он принес купленную в поселке одежду. Вере и себе. Он купил ей что-то свободное, приталенное поясом, чтобы подошло на любой размер. А себе – майку, узкие джинсы, примерно такие, какие носил еще первокурсником.
Когда он был на базаре, где покупал все это, почувствовал знакомый запах. Трубочный табак, травы. Он ожидал встретить ее. Но все же не узнал. Перед ним была женщина с прямой спиной, довольно высокая, смуглолицая. Но моложе. Может, это ее дочь?
– Опять не узнаешь Венеру? – она насмешливо смотрела на него.
– Так это все же ты?
– Как тебе живется?
– Хорошо. Нужно еще заплатить за постой?
– Нет. – она покачала головой, – пока не надо. Потом. Ты теперь с сестрой?
– А ты знаешь? Как?
– Не держи ее взаперти. Возьми с собой сюда. Здесь прогулки есть морские, на катере. Помнишь?
Он помнил. Когда-то давно веселой компанией они садились на "трамвайчик", что за час обегал залив. Особым шиком было кататься при нарастающем ветре по бурному морю, с захлестывающими волнами, пока прогулки еще не отменили.
– Помню,– ответил он. Ему уже не зателось спрашивать, откуда ей это известно.
– Так это и сейчас есть. Бери сестру да и веди на причал. На тот самый.
Вера очень обрадовалась, когда он рассказал ей о прогулке по морю. Они пришли на старую пристань. Она была слишком мала для современных вместительных паромов, что курсировали вдоль побережья. Здесь причаливали только небольшие лодочки, да катера, что могли заходить на мелководье.
Они сидели на самом носу, там, где катер мерно резал волну. Море было спокойным, оно будто отдыхало от дневного зноя. Солнце уже совсем скрылось за окружающими залив холмами, когда катер направился к выходу из залива. Берег отдалялся, и контуры зданий на берегу постепенно размывались. Внезапно ветер сменил направление, усилился, как бывает в этих местах. В считаные минуты волны покрылись барашками пены. Это еще не был шторм, но волнение быстро возрастало. Пена стала временами захлестывать на палубу. Веру окатило соленой водой, но она только смеялась, радуясь, что катер и все пассажиры на нем раскачивались как на больших качелях. Но капитан, невзирая на погоду, пока держался намеченного маршрута. Небо еще сильнее потемнело от наплывающих облаков и вода стала темно-темно-серая, почти черная, только серые гребешки пены мелькали тут и там. Сергей видел, что некоторым пассажирам уже становится плохо от качки. А рядом с ними компания подростков хохотала и подсмеивалась над теми, кто попадал под соленые брызги. Уже наступили глухие сумерки, когда катер подошел к причалу. На берегу стояло несколько фигур встречающих. Он не сразу обратил на них внимание, но когда они направились по мосткам, Вера вдруг воскликнула:
– Смотри, там мама!
Сергей присмотрелся. Было уже довольно темно, и он мог ошибиться. И в самом деле, там стояла женщина, похожая на их мать. Но ведь она должна быть очень стара? Он знал, что она больна, и уже годами не выходит из дому. Но все же эта женщина была очень похожа на мать, такую, какой она была, когда он был студентом. Ей не было тогда и сорока лет. Да, он хорошо помнил ее как раз такой: высокой, с прямой твердой походкой, большой копной волос медного цвета. С грустным выражением ее красивых серых глаз с каким-то особым разрезом. Оно стало таким после смерти отца в геологической партии. Его он помнил смутно, тот все время пропадал в экспедициях, а потом погиб при оползне в горах. Так они и жили вместе с мамой и сестрой. Он хорошо помнил это время. Мама не вышла замуж, она много работала и все время посвящала им. Может быть, это был самый счастливое время в его жизни.
Неужели это она? Да, в отсвете огней с лодки он теперь точно это видел. Ее взгляд был наполнен тревогой и, в то же время, в нем было заметно облегчение.
– Сережа! Зачем же вы в такой шторм пошли? Она наклонилась, обняла Веру, а потом поцеловала и его. – Я так волновалась! Просто места себе не находила! Вы же могли перевернуться!
– Мама, я не знал, что будет такой ветер,– оправдывался он.– Я бы не брал Веру с собой. А как ты...
– Пойдемте, пойдем отсюда,– прервала она его,– сейчас совсем темно будет, надо возвращаться домой.
И он повел их берегом в сгущающейся темноте. Мама шла сзади, держа Веру за руку и что-то ей говорила. Наверное, успокаивала. Волны заглушали ее слова.
Их рокот был слышен и дома. Он был похож теперь на шепот и шуршание.
Мама поставила чайник. Они сидели на кухне, свет отключили, но нашлась свеча. Она осветила мамино лицо, которое показалось ему сейчас совсем молодым и прекрасным. Она сказала:
– Теперь, когда мы встретились, вы уже не пропадете! Я буду заботиться о вас, – она улыбнулась.
Вера смотрела на нее во все глаза. Она еще раз обняла дочку, погладила по волосам.
– Скучала, а?
– Мамочка, я так рада, так рада, что ты здесь!
– И я, и я рада, моя девочка. Теперь мы все вместе. Ну а теперь, давайте укладываться. – время уже позднее. У вас тут, кажется, только одна кровать? Но, зато большая – как-нибудь устроимся.
Веру завернули в простыню и положили посередине. Сергей лег с краю. При свете свечи мама села на постель с другой стороны и стала стягивать с себя платье через голову. Сергею казалось, что он помнит это платье, темно-синее, с оборками. Он отвернулся и смотрел на летающие по стене тени ее рук. Потом свеча погасла. Он старался заснуть, но сон бежал от него. Осторожно повернулся на спину. Вдруг он понял, что различает уже тихое дыхание Веры. Раньше все заглушал свист ветра. Значит стихает, – подумал он, уплывая в темноту.
Отворив дверь, он стал спускаться к берегу. Дорога была длинной и узкой. Она шла через заросли камыша или какой-то гигантской осоки. Она больно царапала его тело, когда он раздвигал ее руками. Дорога превратилась в тропинку, и пробираться стало все труднее. Но вот он наконец на берегу, весь израненный от порезов растений, подступающих к самой воде. В ней отражается что-то большое. Вокруг свет, мягкий, несильный, но его много. Он рассеивается по воде, по берегу, по небу. Над водой, темной зеленой водой висит большой диск, месяц. Но это не луна. Это вечерняя звезда, она гораздо больше, и розовый месяц пронизан красными прожилками. Вода озера недвижна. Он медленно входит в нее, подняв руки, и чувствует под ногами ступени. Он делает несколько шагов и останавливается. Навстречу ему раздвигая грудью темную гладь ступает белая лошадь, кобылица. Она наклоняет к нему шею, он обхватывает ее и вот он уже на ее спине. Она вскидывает голову и смотрит на него одним черным большим глазом.
Он открыл глаза. Темные стены чуть светлели, приближался рассвет. Вера спала, свернувшись комочком. Приподнявшись на локте, он заглянул через нее. Мама спала, закинув руку за голову, в своей любимой позе. Волосы, которые казались теперь цвета темного меда, разметались по подушке. Ее лицо было безмятежно, чуть заметное дыхание приподнимало простыню на ее груди. Маму звали Исида, редкое и довольно странное имя. Может быть поэтому, мужчины как-то робели, обходили ее стороной.
Под его взглядом она внезапно открыла глаза. Их глаза встретились и она улыбнулась ему. Он не пытался разгадать его, но взгляд был наполнен теплотой, он будто проник в него и разлился по всему телу. Она поднесла палец к губам.
Вера по-прежнему сладко спала, когда они вышли к морю. Оно было спокойно, и плавно катило мелкие волны, будто не было вчера никакого ветра. В предрассветной пелене все казалось зыбким, звуки тонули в туманной сереющей мгле.
Она отошла на несколько шагов и, повернувшись к нему спиной, сбросила на камни простыню, в которую была закутана. Сергей отвернулся с опозданием и в мгновенном снимке отпечатались плавные контуры и смутная белизна ее тела. Он не удержался и вновь посмотрел туда. Она уже входила в воду. Ее тяжелые бедра, покоящиеся на стройных ногах с узкими щиколотками покачиваясь готовились опуститься в теплое темное море. Белые полушария ягодиц колебались, чуть подрагивая, переливаясь будто идущим изнутри бледным свечением, и ему казалось, что ничего красивей этих двух лун он никогда не видел. Стояла тишина, и слышен был каждый всплеск. Спина чуть изогнулась, когда руками она помогала себе держаться прямо. Ее фигура все больше растворялась в наползающим с моря тумане. Он видел сейчас только белые контуры, но все не мог отвести глаз. Вода уже кажется скрыла ее неожиданно тонкую для такого стана талию. Сейчас она обернется!
Сергей торопливо начал сбрасывать трусы, и только тут заметил, что непослушный член мешает ему. Резким движением он избавился от них и с шумом бросился в воду. Он надеялся, что мать не заметит. Ему было очень стыдно.
Он быстрыми гребками доплыл до нее. Она улыбнулась
– Как здесь хорошо, Сережа! Давай поплаваем немного. Только держись недалеко, а то туман.
Она любила плавать и могла провести в море часы. Сергей едва поспевал за ней. Но заплывать далеко в серую пелену было нельзя. Пришлось поворачивать к берегу. Когда ноги нащупали дно, он остановился. Она стояла рядом и улыбалась. Ее мокрые медные волосы были разбросаны по плечам, они были длинные и спускались под воду, туда, где у поверхности белела ее тяжелая грудь. На нее всегда засматривались мужчины. Они вновь встретились взглядом. Ее улыбка была спокойная и нежная.
– Неужели она знает, о чем я сейчас думаю? – спрашивал себя Сергей. Со стыдом он опустил глаза и вновь уткнулся взглядом в ее литую грудь. Она была тяжела и почти неподвижна. Только легкая волна то закрывала ее совсем, то чуть открывала, обнажая светлые соски до половины. Он сообразил, что она конечно же видит, куда он смотрит, и ему стало еще хуже. Он не знал, как нужно поступить, был в полном замешательстве. Ему хотелось остаться и стоять здесь рядом с ней, в этой молочно теплой воде и любоваться ей. И хотелось убежать, спрятаться где-нибудь от своего стыда. Слова не шли ему на язык.
Когда он вновь поднял на нее глаза, улыбка почти исчезла с ее лица, ставшего вдруг серьезнее, сосредоточеннее. Она взяла его за руку и положила ее себе на плечо.
– Ничего не бойся,– прошептала она,– я с тобой...
Полоска воды между ними исчезла. Его рука скользнула к ней на талию, на ту самую восхитительную тонкую талию, которой он так часто любовался, когда видел ее в купальнике или когда случайно видел ее неодетой дома. Ее твердые соски уперлись ему в грудь, они будто буравили его тело насквозь. Он чувствовал, как его отвердевший член упирается ей в живот. Сергей все сильнее прижимался к обнаженной матери. Теплые нежные руки легли ему затылок, пошевелили мокрые волосы. Она взяла его лицо в руки, слегка отстранила его и внимательно посмотрела в глаза. Он терялся в этом взгляде, мать так никогда на него не смотрела. Она привлекла его к себе и мягко поцеловала в губы. Потом еще раз, немного крепче. Он сам приник к ее рту и долго пил, не имея сил оторваться. Мать положила его руку к себе на грудь, слегка надавила на пальцы, чтобы от почувствовал ее зрелость, что она налита желанием. Рука скользнула по его члену, а потом она обхватила его, раскрыла бедра и обвила ногами. Сергей чувствовал близость ее лона там, под водой. Мгновение он стоял у ее ворот, и вся его жизнь пробежала перед ним. Она всколыхнула бедрами и приняла его в себя. Ее легкий стон раздался над водой. Его руки несли ее тяжелые ягодицы, они то чуть отстранялись, то вновь опускались на него. Он сжимал их все сильней, его пальцы впивались в кожу по мере того, как нарастал в нем ком желания, как приближался неизбежный взрыв. Она обвила его шею руками и спрятала лицо у него за спиной. Ее волосы слепили его, но сейчас глаза были не нужны, он весь сейчас был там, внутри нее. Он чувствовал приближение конца, как чувствуют приближение поезда из-за поворота, когда негромкий шум колес внезапно перерастает в рев и грохот приближающегося состава.
– Мама, мамочка!! – он закричал, забился в ней, когда она приняла его судорогу в себя.
Она пошевелилась в его объятиях, и он вдруг почувствовал, как прохладна утренняя вода.
Исида вышла на берег первой. Было уже совсем светло. Сергей опять не мог не смотреть зачарованно на ее тяжелые бедра над узкой осиной талией, на узкую спину с разбросанными по ней прядями мокрых волос темной меди. Он без стеснения уже разглядывал ее восхитительно колыхающуюся грудь, белый живот и блестящие темный треугольник влажных волос под ним, белые, нежные бедра. Сознание того, что он только что был там, внутри этого дворца, разрывало его радостью. Он подал ей простыню и она, вскинув руки, чтобы убрать мокрые налипшие на полную грудь волосы, улыбнулась ему благодарно.
– Не бойся,– повторила она.– Ты мой муж теперь, вместо отца.
Когда они вернулись в дом, девочка еще спала, и было видно, что она улыбается во сне. Мать разбудила ее поцелуем.
Он ходил по поселку, куда мать послала его по хозяйственным делам и все время думал о ней. О ее теле. О том, как она посмотрела на него там, в море, перед тем, как стать его женой. Он не мог думать ни о чем другом. Заданий было много, и он вернулся уже к вечеру.
– Я постелю Верочке в саду, под навесом,– сказала Исида,– ей там будет хорошо. Как ты думаешь?
Его тело горело. Он ждал ночи, когда можно будет вновь соединиться с ней. Все мысли возвращались к ней, к ее телу. Несколько раз она ловила его взгляд и успокаивающе улыбалась ему. Чтобы как-то отвлечь от этого, она попросила Сергей почитать что-нибудь сестре перед сном. Наконец, та заснула. Ей уже нужна была взрослая кровать, хватало и двух плетеных кресел.
Когда он вошел, она ждала его на большой широкой кровати, накрытая белоснежной простыней. На этой постели он когда-то спал в обнимку с сестренкой. Как давно это было. Было ли? Он уже не был уверен. Контуры материнского тела угадываются по белыми складками. Она повернулась к нему. В нетерпении Сергей скользнул под простыню и сжал Ариадну, прижавшись к ней всем телом.
– Не спеши, не спеши Сереженька,– шептала она,– слегка отстраняясь.– у нас есть время. Она еще раз нежно поцеловала его в губы. Он припал к ее груди и целовал соски попеременно, а она смеясь, подставляла то один, то другой. Они набухали на глазах, раскрываясь как цветки навстречу его поцелуям. Он гладил ее бедра а она смотрела на него молча а глаза становились все темнее. Она видела нетерпение сына и когда он попытался раскрыть ее бедра, помогла ему. Что-то остановило его, когда он оказался перед ней, когда его член коснулся ее нежных раскрытых губок ее лона. Кажется, это был ее взгляд, устремленный прямо в его широко раскрытые глаза, прямо в его глубину. Сейчас он вошел в нее робко, как входят в храм. Там внутри все было торжественно и высокие своды и стены с колоннами и длинные ряды скамей. Где-то впереди, освещенный узкими лучами, бьющими из стрельчатых окон, его ждал престол. Все узнаваемо, но и не знакомо. Ее глаза, пристально на него глядящие, закрылись, когда он погрузился в нее, а затем опять открылись. И в этом взгляде было столько любви, сколько волн есть в море. И эти волны несли его. Они становились выше и выше. Исида откинула голову назад и вздохнула. Глаза ее вновь закрылись. Казалось, она тоже вошла в храм, только с другого конца и теперь молится о встрече с ним. Ее дыхание участилось, грудь сильнее вздымалась под его напором, он рвался к ней вперед, вперед, пока звезды не рассыпались в нем и с победным криком не наполнил ее своим семенем. Она чувствовала, как это поток разливается у нее внутри горячей лавой, как затекает эти кипящие струи с самые удаленные уголки ее тела.
Изнеможенный, он откинулся на подушки и медленно возвращался назад, к реальности. Исида положила голову ему на грудь и ждала, пока дыхание успокоится, пока легкий ветерок из окна немного охладит разгоряченное тело. Но внутри ее не утихало жжение его заряда. Ей казалось, что в ней началась какая-то работа, что они соединились там внутри, и она оплодотворена.
Он на мгновение задремал, но сразу проснулся от ее поцелуев. Она целовала его, губы, руки, грудь, бедра – не оставляя обойденным ни один кусочек. Ее нежные пальцы пробегали по всем закоулкам его тела. Вот губы смело обхватили его орган, и он стал увеличиваться, наливаться силой. Он гладил ее грудь и чувствовал, как та опять была налита жаром. Дыхание Исиды стало глубже, она прерывисто вздыхала. Она раскинулась под ним, как сдающаяся крепость, и он рывком отворил ее ворота. Ему было тесно сейчас в ее горячих глубинах, и он прорывался внутрь с боем. Она стонала, вилась под ним, пока он шумно дыша раз за разом врывался в нее. По телу Исиды проходили волны, сотрясались и рушились одно за другим внутренние укрепления. Стоны превратились в свист, вырывающийся, казалось, из самого горла. Ее пальцы с длинными ногтями уже глубоко впились в его спину. В последнем порыве она вся раскрылась ему навстречу. В нее ударила молния, разряд ее страсти был такой силы, что чуть не лишил ее чувств.
Сергей видел ее лицо, такое милое, любимое с детства, каким бывало, когда она сидела у его кроватки и молча глядела на него долго и нежно. Сейчас оно было искажено мукой, которую причинил ей он. Из-под опущенных век проглядывали слезы. Он целовал эти глаза, продолжая входить в нее раз за разом, продолжая мять ее податливую грудь. Он чувствовал, как его бедра ударяются о нее, как осадный молот бьет и рушит преграду. Нежный живот сотрясался от ударов, которые он наносил, безжалостно врываясь в ее лоно. Молодое кипящее семя уже зрело в нем, бродило в его теле и грозило выплеснуться, разбить ее заслоны, как пушечные ядра разбивают крепостные стены. Он придавил, расплющил ее покорное тело, прижал его к кровати и с победным криком вновь взорвал его изнутри, выплеснул в нее всю свою молодую страсть.
Она сказала: Как я люблю тебя, мой сын, мой муж! Ты мой бог, ты моя жизнь. Я твоя, когда только ты этого захочешь. Она не произносила этого, но эти слова чудились ему в ее взгляде.
Он не мог и минуты провести без нее, без ее ласковых и добрых слов, которые она роняла невзначай. Они не так много говорили, но много смотрели друг на друга. Вера глядела на них и смеялась. Она играла в купленные игрушки, которые он раздобыл в поселке. Иногда, заперев дверь, они бросались друг к другу даже в дневные часы, когда солнечный жар зажигал жар в них самих. Ее широкие бедра продолжали притягивать Сергея, они манили его как ворота в мир. Когда-то он вышел из них и вот теперь возвращался в них раз за разом. Он жил, купаясь в наслаждениях, утопая в ее бедрах, засыпая на ее мягкой груди. Ночами они сплетались в объятиях и стонали, мучая друг друга. Исида была опытна в любви, она умела довести его до высот, где они парили долгое время, не желая спускаться на землю.
Она будто стала более стройной, ее тело стало упругим, грудь тугой. Он видел, как ее походка становится легче, пружинистей. Взгляд стал искристый, брызжущий весельем, силой. Они иногда боролись теперь, катаясь по кровати, и она часто одерживала верх, несмотря на то, что он сопротивлялся на полную силу. А один день, когда они купались на пляже он встал совсем близко от нее и заметил, что стал чуть ниже нее ростом.
Он жил ей, жил внутри ее не мог дождаться часа который она назначила для любви. Он не помнил, где же Вера? Просто в какое-то время она исчезла. Пустая кроватка в саду, в которой она спала еще недавно.
Он заметил ее и спросил
– Мама, а для чего здесь эта кроватка?
Она удивилась.
– Как, ты не помнишь? Это же для твоей сестренки приготовлено, когда она родится.
В один день она сказала
– Пожалуй, тебе нужна новая одежда, эта как-то болтается, ты не против? Я схожу в поселок и принесу тебе оттуда что-нибудь.
В ту ночь она держала его в руках, а он бился на ней в любовном забвении. Когда он затих, он заметил на ее лице блаженную мечтательную улыбку.
– Что, мама? – спросил он.– что это ты?
Она повернула лицо. Долго на него смотрела, не отвечая, только продолжала улыбаться.
– Ты знаешь Сережа, я жду ребенка...
– Правда, мама? Это так замечательно. У нас будет ребенок! Как ты думаешь, это будет братик или сестричка?
Улыбка ее погасла. Она ответила задумчиво:
– Это будешь ты...
Ночами они еще лежали в обнимку на постели и он прижимался лицом к ее большой растущей груди. Из окна временами тянулся прохладный ветер и тогда он прижимался к ней в поисках тепла ее большого тела. Он обхватывал ее растущий живот и прикладывал ухо, пытаясь услышать, что там происходит. Если юношеское желание разгоралось в нем, мама нежно гладила и целовала его, а потом ласкала его плоть губами и языком, пока он не избавлялся от любовного жара и не успокаивался. Однажды, мучимая тем же, она просила его целовать ее в лоно над набухшим уже большим животом, и он исполнил эту ее просьбу, хотя ему там было душно и он не испытывал никакого чувства. Но это было только один раз. Потом он стал спать в саду, где стелила ему мама.
Как-то они пошли в поселок. Она брала его за руку, когда надо было переходить дорогу. На набережной он почувствовал какой-то знакомый запах, его принесло ветром. Но откуда он знаком ему?
– Ты чувствуешь? Что это за запах, мама? – спросил он ее. Она ничего не ответила, только улыбнулась ему.
Они подошли к одной из торговок, что сидели, разложив товар прямо на земле на набережной. Это была старая гречанка или армянка в пестром бесформенном платье. Перед ней среди разложенных сувениров и всяких местных поделок стояла чашечка кофе, а в руке она держала дымящуюся трубку.
– Здравствуй, Венера, – сказала мама
Сергей разглядывал разложенный товар и вдруг увидел красивый кораблик, трехмачтовый бриг с настоящими парусами из парусины, с миниатюрным румпелем и крошечным медным колоколом на корме.
– Смотри, мама, какой красивый кораблик!
– Нравится? Хочешь я куплю его тебе?
Гречанка наклонилась, взяла кораблик в свои узловатые пальцы и протянула ему.
– Бери, Сережа
Ее черные слезящиеся глаза на мгновение заглянули в него. Он не понял, почему, но ему вдруг стало страшно. Он не взял протянутую игрушку, но сразу отвернулся и отошел.
– Тебе не нравится игрушка?– спросила мама
– Нет, нет
– Так возьми ее! Она взяла из рук торговки и дала ему.
Он вдруг проснулся среди ночи, и тихонько заплакал. Над ним были звезды, их было множество над головой. Но одна, поднявшись над горизонтом, светила ярче других ровным белым светом. Он когда-то знал, как она называется. Очень давно. К его кроватке, стоящей в саду подошла мама, которую разбудил его плач.
– Спи, спи, Сереженька. – Она наклонилась и поцеловала его.– Это наверное ночная птица тебя испугала, спи родной.
– Мама, а где мой кораблик?
– Он здесь, здесь. Видишь, он стоит у твоей кроватки...
Он засыпал и просыпался и вновь засыпал. Он видел, как наклоняется к нему мама, очертания ее лица были смутными, но такими родными. Она говорила ему шепотом:
– Скажи: ма-ма.
Он повторял за ней. Кораблик все стоял рядом, и когда мама давала ему его, он пытался попробовать его на вкус. Она смеялась и он смеялся и счастливо махал ей рукой.
Светился рассвет, веял теплый ветер с моря. Он спал улыбаясь во сне. Может быть, ему снилось, как они стоят с мамой и с сестрой на палубе трехмачтового корабля. Он держит курс на восходящую утреннюю звезду.
Через несколько дней в местной больнице родился младенец, мальчик. Назван Сергеем.
С.Хатт
