Текст книги "Вначале был кактус (СИ)"

Автор книги: Грайгери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

 Кактус был печален с одного бока и зол с другого.

  Этим злым боком Рене, несущий кактус, норовил зацепить то служителя гостиницы, то портьеру, то утомлённого туриста, с рассеянным видом бредущего по коридору.

  – Это просто какая-то бесплатная тема для разговоров, – не выдержала мадам Фидель – очередная утомительная сцена извинений закончилась, а её испорченное настроение осталось. – Надо его куда-нибудь пристроить. Может, отпустить на волю или ещё чего.

  – Вы чрезвычайно мудры, мадам, – сдержанно отозвался Рене.

  Кактус им вручили при сходе с корабля вместе с невнятными поздравлениями, и Рене первым делом угодил подарком в таможенника. С тех пор характер у кактуса не улучшился и мысль о расставании показалась Рене довольно удачной.

  – Вот так-так! – сказала мадам Фидель, заходя в комнаты. – Это прямо какое-то ретро! Погляди только, Рене! Они назвали это современной обстановкой!

   – Есть предположение, что в разных мирах время течёт по-разному, – заметил Рене. – Возможно, именно здесь оно немного приотстало.

  – То есть, мы как бы переместились в прошлое? Мне нравится твоя идея, на ней и остановимся, – и мадам Фидель упала в кресло, бессильно в нём распластавшись. – Что-то я устала. Кажется, это прошлое высасывает из меня жизненные силы... – Тут она увидела лежащий на столике туристический буклет и оживилась: – Гляди, Рене! Нам дали настоящую книжечку! С картинками!

  – В предыдущей гостинице книжечка тоже была. И даже потолще.

  – Не привередничай.

  Рене раскладывал вещи, бесшумно снуя по комнате, мадам Фидель погрузилась в чтение.

  – Тут в городе есть знаменитый монумент, посвящённый второй расе. Это очень удивительно, Рене, потому что, ты же знаешь, первая раса второй как-то чурается, и мы так и не выяснили, почему. Этот вопрос замалчивается совершенно бессовестным образом. Что мы, простые люди, должны после этого думать? Обо всём надо говорить прямо, тогда и недоразумений будет гораздо меньше.

  – Вы совершенно правы, мадам.

  – Ах, Рене, считается хорошим тоном пожертвовать этому монументу кактус. Скорей неси нашего колючего друга, мы поедем знакомиться с достопримечательностями. Я хочу выяснить всё, что может пролить свет на эти ужасные замалчивания.

  – Боюсь, это невозможно, мадам: вы велели отпустить нашего друга на волю, я именно так и поступил.

  Мадам Фидель удивилась:

  – Ты ведь даже не выходил!

  – Я выставил его в окно, – невозмутимо отозвался Рене.

  – Значит, он разбился?

  – Нет, я поставил его на крышу фургона. Фургоны тут высокие, а этажи не очень. Там, на крыше, ему будет хватать солнца и воздуха. Я уверен, что он будет вполне счастлив.

  – Пусть он будет счастлив около монумента. Поди и забери его.

  – Сожалею, но фургон уже уехал. Прикажете догнать?

  Мадам Фидель задумалась.

  – Не нужно. Наверно тем людям кактус нужнее, чем нам. Но что, если он упадет?

  – Я узнал, это очень живучий кактус, мадам, – успокоил её Рене. – В случае падения на местную благодатную почву он без сомнения найдёт, где укорениться.

  – Что ж, тем лучше. Вдруг в этом монументе кактусы приносят в жертву? Нет, мы не поедем в это ужасное место, Рене! – мадам Фидель решительно захлопнула проспект и бросила его на столик со всем неодобрением, которого заслуживало жестокое обращение с кактусами, пусть даже гипотетическое. – Пойдём лучше перекусим. Хочу попробовать местную кухню. Мне нужны новые впечатления, и как можно быстрее!

  Обед привёл мадам Фидель в благодушное состояние. Выйдя на веранду, она облокотилась о перила и подставила лицо солнцу. Мимо проезжали экипажи и пробегали дети с собаками и толстыми ящерицами. Всё выглядело до неприличия провинциальным и милым.

  – Я чувствую себя крайне ленивой, Рене.

  – Я давно подозревал, что сытный обед способствует такому расположению духа, мадам.

  На веранде появился управляющий гостиницей, ставший с последней встречи каким-то взъерошенным и помятым.

  – Мадам, – начал он издалека.

  – Ах, господин Карас, вот и вы. Должна вам заметить, у вас хороший повар, всё было необычайно вкусно. Редкая удача – найти такого повара. Я бы даже сказала, что он слишком хорош. Слишком, господин Карас. Велите ему готовить похуже. Иначе я непременно растолстею и ни за что вам этого не прощу!

  Карас моргнул, переваривая это заявление, потом встрепенулся, вспомнив о чём-то явно более насущном, потому что оно уже было тут, а новые объёмы мадам Фидель – где-то в условном будущем.

  – Тут такое дело, – сказал он. – На крыше фургона нашли кактус. Это ведь ваш кактус?

  – Не волнуйтесь, господин Карас, тем людям кактус наверняка нужнее.

  – В том-то и дело, что это не люди. Они местные и перевозили в фургоне своих покойников.

  – Какой ужас. Вы дали нам номер с видом на покойников?

  Карас оторопел. Мадам Фидель продолжала:

  – А почему фургон такой высокий? – спросила она с интересом. – Они складывают покойников штабелями?

  Управляющий потряс головой.

  – Не сбивайте меня с толку! Дело куда серьёзнее, чем вы думаете! Этот кактус считается у них символом жизни!

  – О. Тогда согласитесь: им он точно нужнее.

  – Вот уж нет! Фургон стоит вон там, за углом, и ждёт, пока вы заберёте свой кактус. Мне с трудом удалось убедить их не раздувать скандал, а теперь я настоятельно прошу вас пойти и забрать этот проклятый кактус!

  – Увольте, – мадам Фидель подавила зевок. – Как я могу пойти и отнять у покойников кактус, сами подумайте. Помимо всего прочего, это просто неприлично.

  – Как вы с ней общаетесь? – Карас повернулся к Рене, внимающему их диалогу с почтительным молчанием.

  Тот пожал плечами. Потом заметил в пространство:

  – Возможно, удалось бы посмотреть, зачем покойникам такой высокий фургон: штабелями они там лежат или, может быть, стоя...

  – До обеда я бы наверно купилась, – оценила мадам Фидель, – но теперь мне слишком лениво и любопытство моё притупилось. Это вы во всём виноваты и ваш слишком умелый повар, – добавила она с ехидцей.

  Несколько мгновений Карас буравил её взглядом, потом махнул рукой и проворчал:

  – Пойду узнаю, не согласятся ли они подождать, пока она проголодается.

  Убедившись, что противник в лице господина Караса бежал, путешественники совершили неспешную прогулку по главной улице города, совмещавшей в себе торговую зону с главным развлекательным центром. За прилавками, где продавали снедь и сувениры, стояли вперемешку люди и лемуры. Вокруг резвились вместе человеческие детёныши и лемурчата, вызывая у туристов бесконечные стоны восторга.

  – Поймай мне одного такого, – велела мадам Фидель, драматически понизив голос. – Очень хочется потискать, такая милая шёрстка, почти как у коалы.

  – Не уверен, что могу похищать чужих детей, мадам, – уклонился Рене.

  – Почему похищать? Мы же его вернём.

  – И всё же.

  – Ты разочаровываешь меня, Рене.

  Рене удручённо молчал. На его счастье, мадам Фидель была довольно отходчива.

  – Экое средневековье, – просияла она через пять минут, обошла лужу, в которой плескалась какая-то животина, и остановилась напротив рекламного щита с ценником на местные красоты. – Вижу, недостатка в турагентствах тут нет. Если после сегодняшнего господин Карас откажется заниматься нашими делами, мы всё равно не пропадём!..

  Вечер разразился фейерверком запахов. Множество ночных цветов развернули полупрозрачные лепестки и наполнили воздух густой смесью ароматов.

  Мадам Фидель провела четверть часа, свесившись в окно и так глубоко дыша, словно собиралась поглотить всю атмосферу разом, потом уселась на подоконнике, обняла декоративную колонну и заявила, что будет здесь спать.

  Рене пытался образумить её, пугая падением наружу и отсиженным задом, потом попробовал оторвать от колонны, но мадам Фидель хоть и сидела с благостным видом, но держалась крепко и даже норовила отбиваться ногой.

  Рене как раз призадумался, как ему поступить дальше, как в дверь постучали. На пороге стоял Карас, ещё более взъерошенный, чем днём.

  – Простите за вторжение в столь поздний час, – произнёс он, – но я должен предупредить вас об одном неожиданном обстоятельстве. Мадам Фидель?

  – Ах, оставьте. Я в нирване и намерена пребывать тут и дальше. Можете воспользоваться соседним окном, ежели хотите.

  – Это пройдёт, – Карас заметил озабоченный взгляд Рене и решил его успокоить, – местная растительность оказывает на новичков лёгкий наркотический эффект, потом организм привыкает.

  – А после отъезда никаких побочных эффектов от отвыкания не происходит? – насторожился Рене. – Хотелось бы знать заранее о подобных нюансах.

  – До сих пор никто не жаловался. Но позвольте, – Карас прошёл в комнату и уселся на другом подоконнике, как и было велено. – История с кактусом не обошлась без последствий. Пока фургон стоял в ожидании вашего прихода, один из покойников очнулся. Может, летаргический сон, или какая-то накладка... Я не в курсе местных медицинских и похоронных обычаев – благо, туземцы их нам не навязывают. В общем, они считают, что он воскрес из мёртвых и за это должен на вас жениться.

  Мадам Фидель хихикнула.

  – Покойники ко мне ещё не сватались, – сообщила она доверительным тоном. – Всё как-то больше, знаете, живые попадались.

  – Вполне вам верю.

  – Как я не тронута, вынуждена признаться, что это Рене поставил кактус на крышу того фургона, он пусть и женится.

  Карас бросил на Рене косой взгляд.

  – Не думаю, что аборигены одобрят подобную замену. Тем паче, что он, полагаю, выполнял ваше распоряжение.

  – А что, жених достойный? – мадам Фидель решила зайти с практической стороны вопроса.

  – Когда он умер, его вдова была полна печали.

  – Это ничего не значит, – отмахнулась мадам Фидель. – Мой супруг, например, был невнимательный и... невнимательный. А ещё часто прикидывался глухим. В довершение, он отрастил такое брюшко, что на некоторых планетах его принимали за самку на сносях. И всё же, расставаясь, я была полна печали, можете в это поверить? – мадам Фидель ностальгически потёрлась щекой о колонну. – А что это за странная тень вон там, у дерева? Похожа на кота в сапогах, только без сапог и, наверное, всё же, не кот.

  Карас покосился в окно, в ночную темень, слабо побитую фонарями, где просматривалась тень неизвестного в широкополой шляпе.

  – Полагаю, это ваш жених, мадам.

  – Как же вы определили?

  – По хвосту. – Карас слез с подоконника. – Муж у вас был с пузом, а жених будет с хвостом. Кстати, разрешите вас официально поздравить, – и он поклонился – как показалось мадам Фидель, с заметной долей издёвки. Мадам Фидель возмутилась и велела ему убираться вместе с женихом без сапог; дело кончилось перепалкой.

  Зато на следующее утро мадам доложили, что для неё подобран совершенно индивидуальный, тур с посвящением в таинства местной жизни – именно такой, как она хотела: масса впечатлений в комплекте, и даже сверх того.

  – Кажется, от нас тут торопятся избавиться, – обратилась мадам к Рене громким шёпотом.

  В состав экспедиции, помимо мадам и Рене, вошли три человека разной степени бородатости, двое из которых едва просматривались за объёмными вещмешками, гружёная припасами походная тележка, подрагивающая в полуметре над землей, и два аборигена: хвостатый, покрытый короткой шёрсткой лемур в шляпе, и странное существо, словно вылепленное из чёрной смолы, причём смола как будто немного потекла; на сплошном чёрном фоне выделялись только неожиданно светлые глаза и розовый нос. Оба местных старались держаться подальше друг от друга.

  – Это что, представители первой и второй расы? – тихонько спросила мадам у Караса.

  – Угу, – подтвердил тот, довольно щурясь.

  – А что, так можно было?

  – Угу.

  – Вы же говорили, что они ни за какие деньги вместе не собираются!

  – Угу.

  Мадам Фидель спустилась с крыльца, вызвав лёгкое оживление среди зрителей. Для приобщения к таинствам жизни она облачилась в полевой костюм маскировочной расцветки (правда, маскировочной она была где-то в другом месте) и совершенно невероятный шарфик, который кричал не только цветом, но иногда ещё и вслух. Мадам купила его из благотворительных целей в порту у какой-то местной бабушки и теперь планировала с его помощью бесить своих заочных подружек из клуба бездельниц-путешественниц.

  – Надеюсь, у этих злюк глаза повыскакивают, – злорадно сказала она, делая селфи на фоне новых товарищей. Товарищи терпеливо ждали, Карас скептически наблюдал с крыльца.

  Закончив, мадам Фидель оглядела собравшихся.

  – Я ваш проводник, – сказал наименее бородатый, приосанившись, – можете звать меня Кэп. Эти двое – носильщики, их можно никак не звать. Афин, – мозолистая рука проводника нацелилась в чёрного аборигена, – э... в общем, тоже проводник.

  – Очень приятно, – неожиданно звучно сообщил чёрный.

  – Я люблю Айседору Дункан! – заверещал шарфик. Лицо Кэпа приобрело странное выражение.

  – Что? – спросила мадам Фидель слегка воинственно. – Вас что-то не устраивает?

  – Ни-ни, – тон у проводника тоже был странный. – Напротив. Очень нам поможет, если вы заблудитесь где-нибудь... в кустиках. Довольно практичный гардероб, я бы сказал.

  – Кстати о практичности, – поджала губы мадам Фидель. – Не лучше ли вместо этих двух несчастных, которых, вы говорите, никак не звать, взять ещё одну грузовую тележку? Я оплачу.

  – Ни-ни, – повторил проводник. – Это часть их взноса за участие в походе. Им очень надо.

  Бородатые носильщики дружно закивали.

  – Ну, пошли, что ли, – скомандовал проводник.

  И команда тронулась в путь. Чёрный абориген занял позицию в авангарде, лемур пристроился позади мадам Фидель, каким-то образом умудрившись оттереть Рене.

  Путь пролегал по живописной холмистой местности, словно на заказ наполненной красочными цветами и букашками, крутящимися в весёлом хороводе. Мадам Фидель даже начала мучиться угрызениями совести: господин Карас хоть и вёл себя порой как совершенно невыносимый тип, зато вон какой красивый маршрут для неё подобрал, а она с ним так холодно попрощалась!..

  – А вас как звать? – спросила мадам Фидель, по привычке обернувшись к Рене и обнаружив вместо него совсем другого персонажа.

  Лемур молчал и смотрел большими, как плошки, трагическими глазами.

  – У него обет молчания, – сообщил один из носильщиков. – А я Борис, кстати. Он тоже Борис, – кивнул он в сторону второго носильщика. – Так получилось.

  – А потрогать его можно?

  – Потрогайте, – разрешил первый Борис великодушно. – Мне не жалко.

  Второй носильщик хрюкнул.

  – Ай, да ну вас! – мадам Фидель даже не стала объяснять, что спрашивала про лемура, тем более, что шедший перед ней Кэп внезапно остановился и она ткнулась ему в спину.

  Тропу переползало неведомое мадам Фидель животное, такое красочное и бархатное на вид, что ей захотелось немедля надеть его вместо шарфика.

  Оба Бориса тут же выдвинулись вперёд, накинули на животину удавку, растянули во всю длину и давай измываться: померили вдоль и поперёк, взяли разные анализы, подсадили маячок, пронумеровали и занесли в базу. Несостоявшийся шарфик плакал и тряс ресничками.

  – Какие необычные у нас носильщики, – заметила мадам Фидель, с интересом наблюдая за их работой.

  – Биологи, – сказал Кэп.

  На второй жертве науки мадам Фидель стало скучно смотреть просто так и она заставила биологов читать поясняющую лекцию. На третей жертве Борисы осмелели и подрядили Рене фиксировать объект. Рене в итоге обиделся, потому что объект его описал, и остальных писунов биологи держали сами. День прошёл весело и незаметно.

  К вечеру снова заблагоухала растительность, среди ветвей на фоне неба проносились мелкие крылатые ящеры. Смоляной абориген скользил впереди зловещей чёрной тенью.

  – Вы что же, за ним идёте? – спросила мадам Фидель у Кэпа.

  – Конечно, – легко согласился тот, – он нас ведёт к конечной цели.

  – А вы нам тогда зачем?

  – Я поведу вас обратно.

  – Почему не он?

  – Он обратно не пойдёт.

  – С чего это? – насторожилась мадам Фидель.

  – Занят будет.

  – Чем?

  Кэп помешкал.

  – Затрудняюсь ответить, – наконец решил он.

  – Гм. А второй абориген нам зачем?

  – Вот это я без понятия. Мне сказали, он ваш жених.

  «Жених» в подтверждение очень громко и трагически вздохнул.

  – Что?! – возмутилась мадам Фидель. – Это всё Карас! Не знаю даже, что у него более фантастично: фантазия или наглость. Я ему сказала, что интересуюсь новыми впечатлениями, так он теперь изо всех сил сватает ко мне разные глупости!

  «Разная глупость» снова протяжно вздохнула.

  – Это он может, – согласился проводник, сдержанно ухмыляясь. – Вот на этой поляне, пожалуй, и заночуем.

  На сон грядущий мадам Фидель захотелось выйти подышать свежим веселящим воздухом. Прямо перед входом в палатку стоял лемур со шляпой в руках и таращил глаза. Мадам Фидель отшатнулась.

  – Рене! Он на меня пялится!

  – Действительно, мадам. Я слышал, у лемуров зрение играет в жизни немаловажную роль.

  – Я тоже это слышала, причём сегодня. Сделай что-нибудь!

  – Боюсь, врождённая этика не позволяет мне причинять вред живому существу, которое не проявляет агрессии, мадам.

  – Я не предлагаю причинять ему вред! Просто отнеси его... куда-нибудь, и оставь там.

  Рене послушно отнёс лемура на край поляны. Обратно тот пришёл сам и через минуту снова торчал столбом перед входом в палатку. Но уже в следующее мгновение его словно ветром сдуло: около палатки бесшумной тенью возник второй абориген, во мраке ночи от него был виден практически только один жизнерадостный оскал. Этим оскалом он едва не довёл до заикания Кэпа, вышедшего посмотреть на причину шума.

  – Простите, – сказал Кэп, – это я от неожиданности...

  Все сделали вид, что поверили.

  Утром мадам Фидель споткнулась об Афина, свернувшегося колечком на пороге. Вторым удивительным открытием было отсутствие поблизости лемура.

  – Ах, – умилилась мадам Фидель, – вы всю ночь охраняли мой сон? Спасибо, добрый человек... ай, ну, вы поняли...

  Следующие два дня прошли в таком же безмятежном порядке. Мадам Фидель радовалась жизни, за исключением тех моментов, когда натыкалась на неупокоенного лемура, вызывавшего у мадам противоречивые чувства: ей одновременно хотелось и погладить его, и дать хорошего пинка. Его чёрный собрат целеустремлённо продвигался вглубь леса, а по ночам сворачивался кольцом у входа в палатку. Иногда посреди ночи случалась всеобщая побудка, когда не разобравшийся в ситуации шарфик начинал кричать «Джеронимо!»

  – А это что такое? – как-то спросила мадам Фидель на привале. На стволе упавшего дерева красовался бесформенный нарост, покрытый полупереваренными мотыльками. – Хищный гриб, что ли?

  Биологи как на грех жевали, поэтому ничего не ответили, Кэп только скривился, а лемур отсел подальше.

  К «грибу» подлетел ещё один мотылёк и с размаху впилился в вязкую мякоть, погрузился внутрь и вскоре смешался с остальной массой; поверхность гриба плыла, перемешивая крылышки и лапки. Ещё раз подивившись причудам природы, мадам Фидель последовала примеру лемура и тоже отсела от гриба подальше. А то мало ли что...

  Вскоре путники вышли к большой поляне, чуть ли не в центре которой красовалась объёмистая чёрная куча бесформенных очертаний; она глянцево отсвечивала на солнце и зрителям не сразу удалось разглядеть подробности, но чем больше вырисовывалось деталей, тем в большее волнение все приходили. Откуда-то из глубин выплывали к поверхности розовые носы, в беспорядке высовывались наружу частично то ли растворённые, то ли переваренные конечности, чтобы через пару секунд снова уйти в глубину. Вся эта биомасса неодобрительно смотрела на путешественников множеством мельтешащих в общем хороводе светлых глаз.

  – О, нет, – не выдержала мадам Фидель, без труда опознав в куче собрата давешнего «гриба». – Только не говорите, что собираетесь идти туда!

  Афин не ответил: он застыл, пожирая бесформенную массу жадным взглядом.

  – Мы же не отпустим его туда, правда? – обратилась мадам Фидель к Кэпу. Тот стыдливо молчал.

  – Я должен попрощаться, друзья, – сказал Афин, повернувшись к путникам, – мой текущий этап жизни окончен, спасибо, что были в нём. Позвольте пожать вам лапы на прощание – я знаю, у вас такой обычай. – И он торжественно обменялся рукопожатиями со всеми, включая лемура, который слишком поздно понял, что происходит.

  Через пару мгновений они уже стояли и смотрели в удаляющуюся чёрную спину. На поверхности кучи увеличилось число глаз, пустых и гипнотизирующих.

  – Эта штука может видеть? – спросил Рене тихо.

  – Никто не знает, – так же тихо ответил один из Борисов.

  – Объясните, наконец, что тут происходит. И почему вы ничего не делаете?

  – Мы тут не можем ничего поделать, – один из Борисов с печальным вздохом поскрёб бороду. – Уж таков местный способ воспроизводства. Ну, то есть, один из способов. А нам, простым свидетелям, только и остаётся, что уважать его как одно из проявлений многообразия жизни.

  Лемур не выдержал и всхлипнул, мадам Фидель погладила его по голове.

  Афин уже достиг своей цели и, раскинув руки, прильнул к скользкой и полужидкой на вид поверхности. Довольно быстро он начал погружаться и терять очертания.

  – Ничего отвратительнее в жизни не видел, – заметил один из Борисов.

  – Точно! – отозвался второй с ядерной смесью омерзения и восхищения в голосе.

  Кэп вычищал из глаза внезапно попавшую туда соринку, но добился только того, что она попала и во второй глаз тоже. Лемура тошнило под кустом.

  Афин всё больше погружался, вскоре уже сложно стало отличить, где заканчивался он и начинались другие. Вскоре он и вовсе исчез.

  – И как это, как его, многообразие жизни конкретно функционирует? – спросила мадам Фидель, сдержав позыв последовать примеру лемура.

  – Ну-у, – протянул какой-то Борис, – в деталях ещё не установлено, потому что обычно нас не приглашают, но если в общих чертах и основываясь на более примитивных видах, которых наблюдать немного проще, то у второй расы есть три пола: условно женский, ведущий вегетативный образ жизни, условно мужской, как наш друг Афин, и третий, который не размножается.

  – И зачем он нужен? – заинтересовался Рене.

  Борис бросил на него хитрый взгляд.

  – Насколько мы поняли, представители третьего рода заботятся о детёнышах, поскольку остальные два – сами видите... Родители из них никакие. Из этой конструкции через какое-то время образуется порция, хм, яиц, которые или будут подобраны бесполыми сородичами или послужат пищей другим организмам... скорей всего. У совсем примитивных видов этой системы размножения бесполые служат для распространения яиц по территории и выкармливания личинок самцов на первых порах.

  – А самок?

  – А их они просто бросают, отнеся подальше: те прорастают и живут как растения пока не созреют и не начнут привлекать самцов.

  – Погодите, – опешила мадам Фидель, – вы хотите сказать, что вот это – самка?!

  – Ну... частично.

  – Какой ужас. А я ещё думала, что это с земными женщинами природа несправедливо обошлась!.. А почему вам на этот раз разрешили присутствовать?

  – Афин оказался хитрецом и согласился привести нас сюда, если мы в ответ позаботимся о его потомстве, пока не придут его сородичи.

  – Так он, получается, без вас не повёл бы нас сюда? – уточнила мадам Фидель. – И вы ещё и заплатили за то, чтобы вас взяли?

  Биологи переглянулись и зарумянились.

  – Мы слишком поздно об этом узнали, – сказали они, смущённо потупившись.

  – И ещё вещи тащили?

  – Справедливости ради, вещи в основном наши: контейнеры для образцов, аппаратура... – невнятно оправдывались Борисы.

  – Я всегда подозревал, что Карас более предприимчив, чем с виду кажется, – заметил Кэп.

  – Ну, это неправильно, – заявила мадам Фидель сердито. – Не про Караса, конечно, а вообще. Вам заплатят за работу, не сомневайтесь, – обратилась она к биологам. – И вообще, науку надо поддерживать, это наш гражданский долг. А то в неведеньи чуть не доглядишь и окажешься втянутым в сцену постороннего совокупления с членовредительством!..

  – Танцуют все! – приказал шарфик.

  Лагерь разбили на краю поля, подальше от устрашающей кучи, и несколько дней ожидали, наблюдая за преобразованиями «плодового тела», как назвали чёрную кучу биологи.

  К всеобщей радости, после Афина других камикадзе не случилось. Масса затвердела и покрылась коркой, а где-то через неделю корка пошла трещинами и из трещин начали вылетать кромешно-чёрные яйца. Разлетались они довольно резво и далеко. Одно опрокинуло с ног лемура и тот так кричал, что остальные присутствующие едва не поседели, за исключением Рене, который седеть отказывался из эстетических соображений; лемур после этого случая залез на дерево и не слезал до самого ухода.

  Когда бомбардировка яйцами кончилась, их собрали и сложили на специально подготовленной площадке, окружённой силовым полем, разными камерами и датчиками. Биологи приготовились ухаживать за потомством Афина. В чём конкретно должен заключаться уход, они не знали, но собирались сориентироваться по ходу дела, и выглядели при этом очень уверенно. Они надеялись, что из некоторых яиц успеет кто-нибудь вылупиться и в качестве признательности позволит как следует себя изучить.

  – Может быть, если бесполые сородичи убедятся в нашей полезности, они позволят нам пойти с ними? – мечтали Борисы. – Было бы неплохо посмотреть на их поселение или что там у них есть...

  Их мечтам не суждено было сбыться: родственники Афина пришли слишком рано – из яиц ещё никто не вылупился. Подвиги биологов по уходу за яйцами их тоже не впечатлили. Напротив, эти похожие на бесхвостых кенгуру создания скорее были недовольны: они ворчливо перекрикивались, встав перед кучей яиц и бросая на посторонних недовольные взгляды. Кэп напряжённо прислушивался к перебранке.

  – Наверно обсуждают, как будут их нести, – предположил Рене, – сумок на всех явно не хватит.

  – Мы могли бы помочь, – оживились Борисы.

  – Сомневаюсь, – отозвался Кэп, – они очень недовольны тем, что мы нарушили равновесие. Слишком много потомства одного выводка. Да ещё изъяли из круговорота, оставили других без законной еды.

  – О, нет! Мы нарушили их биологическое равновесие! – один из Борисов дёрнул себя за бороду.

  – А раньше тебе это в голову не приходило? – огрызнулся второй.

  – Что ж, они теперь выкинут часть яиц обратно? – обеспокоилась мадам Фидель.

  – Нет, – не очень уверенно ответил Кэп, – кажется, этот вариант не обсуждается.

  Рене с любопытством присматривался к кенгуру, невольно ощущая с ними некоторое сродство.

  – Я так понял, мы с ними не пойдём? – спросил он.

  Биологи приуныли.

  Кенгуру пришли к какому-то решению, забрали часть яиц и ускакали. Борисы до конца дня ходили в растерянности вокруг оставшихся, ломая голову: то ли яйца оставили им на передержку, то ли бросили за ненадобностью.

  На следующий день на поляне появилась новая компания кенгуру и стало ясно, что ненужных яиц биологам не достанется. Они утешились тем, что подавали аборигенам яйца, а те укладывали их в брюшные сумки и тут же покидали поляну. Когда последний кенгуру упаковал своё яйцо, обнаружилось, что ещё одно яйцо осталось. Вышла небольшая заминка. В сердцах Борисов затеплилась надежда. Но кенгуру, поколебавшись и скривив морду, в конце концов взял яйцо и попросту зажал его подмышкой. Едва он повернулся к людям спиной, как яйцо пошло трещиной и от него отвалился кусок скорлупы; что скрывалось внутри, разглядеть никто не успел: кенгуру стремительно удалялся.

  – Не-ет, – взвыл какой-то Борис, протянув руки им вслед и порываясь ринуться вдогонку.

  Кэп уронил руку ему на плечо.

  – Мужайся, – велел он.

  Обратный путь прошёл под сенью лёгкой печали – потерянного товарища было жаль. К тому же, биологи грустили по утраченной добыче, а мадам Фидель переживала по поводу печальной женской доли. Лемур скорбел по привычке.

  Наконец, настала пора прощаться. Сначала откололись Борисы, потом и Кэп заявил, что ему пора сворачивать.

  – Вон крыша гостиницы, не заблудитесь. А багаж ваш и Рене донесёт.

  – А как же... – мадам Фидель кивнула на лемура.

  – А это, извините, не моя проблема, – Кэп развёл руками.

  Путники остались втроём. Несколько минут они молча переглядывались, потом мадам Фидель это надоело.

  – Ну что, – сказала она, подбоченившись. – Веди меня к своей неутешной вдове. Знакомиться будем.

  Вдова жила в небольшом домике на дереве. Когда пришли гости, она сидела посередине лестницы, раскачивалась из стороны в сторону и тихонько подвывала. На плечах её покоился венок из траурных, увядших цветов.

  При виде посетителей она замолчала и изобразила уже знакомый мадам Фидель взгляд плошками.

  – Здравствуйте, – вежливо начала мадам. – Я вам вашего заблудшего покойника привела, а то вы его наверно потеряли...

  Глаза лемурихи неведомым образом сделались ещё больше. Заблудший покойник стоял, приняв отрешённый от мирской суеты вид.

  – Не могли бы вы спуститься, пожалуйста?..

  Помедлив, лемуриха сошла на землю и подошла к гостям, беспокойно косясь на недопочившего супруга.

  Мадам Фидель собралась с духом и убрала венок с плеч остолбеневшей от такого самоуправства вдовы.

  – Он всё равно уже завял, – пояснила она, бросив венок и снимая свой крикливый шарфик, после чего изящным рулетиком уложила его на плечах лемурихи. – Вот, – она повернулась к лемуру. – Этот шарф – святыня моего народа. В нём содержится отпечаток моей личности, поэтому та, что носит его, в некотором смысле тоже является мной. Я передаю этот... э... сакральный отпечаток твоей вдове (добровольно и в здравой памяти, прошу заметить), так что теперь можешь жениться на ней ещё раз и жить дружно (или как получится) в печали и радости, пока опять не помрёшь, или даже дольше...

  – Моя красота растёт с каждым днём! – крикнул шарфик.

  Лемуры просияли. Затем оба повалились наземь и обхватили ноги мадам лапами, о чём-то возбуждённо лопоча.

  – О, нет, только не это! Отпустите меня немедленно! – Мадам Фидель отступала в попытках вырваться из захвата, но лемуры держались крепко и волочились следом. – Не надо мне поклоняться, я этого не люблю!..

  Как выяснилось, у бывшего покойника имелось потомство. Из дома на дереве выскочили три лемурчика разного возраста и присоединились к мероприятию по заключению почётной гости в объятия. Мадам Фидель выпала возможность потискать маленьких лемуров, и даже не потребовалось их похищать. Иногда мечты таки сбываются.

  – Да что ж это такое! Прекратите меня щупать! – стенала мадам Фидель. – Рене, спаси меня!

  Но Рене, как на грех, был далеко и ничего не слышал, делая вид, что рассматривает маникюр, которого у него не было.