Текст книги "Память демона (СИ)"

Автор книги: genushka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Северус стоял близко-близко, не обнимая, а лишь согревая спину пышущим жаром телом.

– Ты именно такой, как я думал, – обжег ухо горячим шепотом, и Гарри задрожал.

Северус стал медленно опускаться на колени, по-прежнему не прикасаясь, но согревая дыханием, и будоражащее тепло вместе с ним стекало по позвоночнику. Гарри замер, поджав пальцы на ногах, сминая высокий ворс ковра. Северус остановился и выдохнул горячий воздух возле крестца, словно хотел растопить на стекле морозный рисунок.

Тысячи мурашек рассыпались по телу, и Гарри закусил губу, сдерживая крик. Да что с ним такое? Поцелуй в ягодицу – словно раскаленное клеймо. Гарри все же ахнул и развернулся, не в силах устоять. И упал бы, но Северус поддержал его за бедра. Гарри замер и сжал ягодицы. Но Северус укрощал его, словно дрессировщик опасного хищника – ласкал пальцами затвердевшие мышцы, гладил и разминал, пока Гарри не расслабился, подаваясь вперед, прижимаясь пахом к горячей щеке.

Мир перевернулся. Пустота в сознании заполнилась новыми, неведомыми доселе ощущениями. Они раскрасили ослепительными цветами некогда запретное, и назвать его неправильным стало невозможно. Темная палитра – не для таких чувств.

От счастья не хватало слов даже на мысли, и не было желания говорить. Северус обнимал ноги Гарри, трепетно оглаживал ягодицы и терся щекой о пах, задевая носом вновь твердеющий член. Не в силах больше стоять, Гарри тоже опустился на ковер. Закрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя. Северус аккуратно коснулся его губ, провел языком до носа, ткнувшись подбородком в губы, и Гарри прихватил зубами нежную кожу. Мальчишка. Легкая небритость и мягкие, совсем не колючие щетинки больше щекотали. Гарри улыбнулся, погладил Северуса по выпирающим лопаткам и сам отдался его нежным прикосновениям.

Почувствовав робкий отклик, Северус решительно опрокинул Гарри на ковер и словно перетек в жидкое состояние. Его губы и руки были везде, он кусался и тут же зализывал, гладил и шлепал, сжимал и царапал чувствительную кожу ногтями. Его было слишком много и в то же время не хватало. Гарри извивался и стонал, отключив рассудок, неосознанно сжимая свои соски, обостряя, переполняя себя ощущениями.

Когда его член погрузился в жаркую глубину, он поднялся на локтях, но в полутьме увидел только отблески света на влажных губах и горящие глаза. Стон застрял в горле. Гарри зачарованно наблюдал, как Северус выводит носом восьмерки на его лобке, а потом изгибается, заглатывая член глубже, сжимая его горлом, и у Гарри снова потемнело в глазах.

– Черт, Северус-с-с, прекрати-и-и!

Северус медленно поднял голову. Не отрывая зачарованного взгляда, Гарри смотрел, как напряженная плоть показывается из кольца губ и вновь исчезает внутри. Так порочно, что хотелось запечатлеть этот момент… и спрятать ото всех, особенно от себя. Но сил отвернуться не хватало.

Северус улыбнулся, облизал губы и поцеловал сморщенную кожицу на мошонке. Он вылизывал, слегка прикусывая и лаская ее пальцами, спускаясь ниже. Гарри набрал полные легкие воздуха и задержал дыхание. Он словно погружался под воду и тонул в ощущениях. Не жалея, что позволил себе этот вечер. Запретив думать о бесстыдстве.

Почувствовав прохладную и скользкую влагу между ягодиц, он раздвинул ноги и приподнял бедра. Северус заворожено водил пальцем у входа, покусывая нижнюю губу. Гарри не заметил, когда Снейп успел зажечь свет в комнате. Но теперь хорошо видел, как Северус распластался на краю громадного пушистого ковра и слегка приподнял ягодицы. По равномерному покачиванию бедер Гарри понял, что Северус себя ласкает. Он медленно двигал рукой, оттягивая крайнюю плоть, и Гарри видел крупную темно-красную головку, зажатую в кулаке.

Залюбовавшись, он пропустил момент, когда тонкий палец аккуратно протиснулся в узкое отверстие, и невольно подался вперед. Гарри хотел отдаться этому странному и непривычному ощущению, что постепенно становилось приятным. А глядя на замершего Северуса, который явно наслаждался процессом, заводился еще больше.

Почти не осознавая, Гарри активно насаживался на пальцы и зачарованно любовался блестящими глазами, кончиком языка, часто облизывающим верхнюю губу, нахмуренным лбом и черной прядкой волос, прилипшей к влажному виску.

Когда Северус приблизился и начал входить, Гарри видел только сосредоточенно сведенные брови и до боли знакомую морщинку между ними. Снейп? – Да.

– Давай, Северус, – выдохнул он.

Анус полыхнул обжигающей болью, но Гарри даже не вздрогнул, уплывая в какое-то зазеркалье. Где-то там, за стеклом, осталась боль, а здесь было так хорошо, что хотелось кричать.

Северус двигался медленно и осторожно, внимательно присматриваясь к Гарри, а тот жадно ловил ртом воздух и шипел, но подавался навстречу. Северус подхватил его под колени, поднимая ноги. Ощущений стало больше, яркая вспышка пронзила тело от копчика до макушки, заставив закрыть глаза и все же закричать.

Северус ускорил движения, вбиваясь и безжалостно стискивая икры Гарри, а тот елозил лопатками и макушкой по ковру. Оргазм накрыл почти одновременно. Северус рычал, а Гарри сипел, сорвав голос. Оба выплеснули слишком много сил и эмоций. Упав на грудь Гарри, Северус пригладил влажные волоски вокруг сосков, и, засыпая, зачем-то произнес:

– А на яйцах у тебя волос нет. Странно…

Рождество

Рождество праздновали в Норе. Гарри маялся, не зная, куда себя деть, как вести себя с Джинни, что говорить Артуру и Молли. Старшие Уизли улыбались ему. Правда, слегка натянуто. Возможно, у них было много вопросов к Гарри, но они молчали, и Поттер был этому рад. Потому что ответов, которые можно произнести вслух, у него не было.

Он впервые изменил жене. И с кем? С сыном Снейпа! Его мучила совесть, заставляла прятать глаза. Он сидел за праздничным столом, рассеянный, подавленный, совершенно не улавливая, о чем все весело щебечут. При первой возможности он сбежал к детям. Альбус выглядел удрученным и бледным. «Это все из-за меня, – с раскаянием понял Гарри. – Какая же я скотина!»

Лили влезла к отцу на колени и тревожно смотрела большими серьезными глазами.

– Вы с мамой помиритесь? Мы вернемся домой?

Гарри прижал дочь к груди, нежно баюкая в объятиях.

– Не знаю, милая, – наконец проговорил он, – у нас с мамой сейчас трудный период. Надеюсь, все образуется.

– Само собой ничего не образуется.

Гарри вздрогнул и обернулся. За спиной стояла Джинни, сложив на груди руки.

– Я и не говорю, что жду чуда, – Гарри врал. Ему очень хотелось, чтобы произошло чудо, и все вернулось назад, в то время, когда его жизнь была простой и понятной. Когда он еще не знал, каким может быть Северус.

После ночи, проведенной в квартире Снейпа, Гарри никогда не станет прежним. Никогда не сможет забыть. И никогда не сможет прогнать Северуса из своих мыслей. Невозможно стереть из памяти его руки и губы, плавящий тело взгляд необыкновенных черных глаз, горячий шепот, дурманящий разум, заставляющий вычеркнуть из жизни все, что когда-то было дороже всего.

То, что произошло той ночью – сумасшествие. Но именно тогда Гарри был счастлив, как никогда за последние годы. А может быть, и за всю свою жизнь. Он ни на секунду не переставал перебирать в памяти подробности жаркой ночи. Воспоминания вместе с чувством стыда порождали в душе чистое ликование, дикий восторг. Его тянуло вернуться к Северусу. Но это казалось невозможным. Особенно сейчас, когда у него на коленях сидела Лили и доверчиво прижималась маленьким легким тельцем. А Альбус смотрел с такой надеждой… Есть ли у Гарри право убить эту надежду в глазах сына?

Джинни мягко опустила руку ему на плечо.

– Если хочешь, мы можем вернуться и начать с чистого листа. Мы оба были неправы. Я слишком давила на тебя, а ты совсем закрылся от нас. Но мы – семья, мы должны преодолевать трудности вместе. Сплотиться, а не разобщаться. Что скажешь?

Гарри кивнул и поцеловал дочь в пухлую щечку.

– Поехали домой.

Лили радостно пискнула и крепко обняла отца. Джинни прижала к себе Альбуса.

– Собирайтесь, дети.

Сомнения

Этот вечер расколол душу пополам, словно теперь было два Гарри в одном теле. Он искренне хотел, чтобы его домашние были спокойны и счастливы, изо всех сил пытался угодить Джинни, быть к ней внимательным.

Но вторая его половина ежесекундно рвалась к Северусу. И при малейшей возможности они встречались – в квартире Снейпа, в Хогсмиде, на запруженных людьми улицах маггловского Лондона. Они не могли оторваться друг от друга, трахаясь до умопомрачения, до дрожащих колен, до сорванного, хрипящего горла.

– Прошу, останься сегодня со мной до утра, – просил Северус, не выпуская ладонь Гарри из своей. Сердце Поттера бешено колотилось, убеждая согласиться. Но на периферии сознания стучала мысль: «Домой. Джинни заподозрит. Нельзя!»

Впервые Гарри во сне явилась тетя Петунья, почему-то наряженная в вечернее платье. Она собиралась в церковь на воскресную службу, сердилась, что не может отыскать свои перчатки.

– Давай быстрее, недотепа, – торопила она племянника, – ты и за час не исповедаешься, пока будешь вспоминать все свои грехи.

Во сне Гарри был подростком – щуплым, с тонкой шеей. И мучительно раздумывал, стоит ли признаваться в своей связи с Северусом священнику на исповеди? А вдруг из-за этого их разлучат, и они больше никогда не увидятся? Эта мысль так напугала его, что он стал задыхаться.

– Иди без меня! – изо всех сил закричал он и проснулся от этого крика. Сердце неистово колотилось где-то в горле.

Джинни тоже проснулась. Заглянула в его лихорадочно блестящие глаза и с беспокойством пощупала лоб.

– Ты нормально себя чувствуешь? Весь дрожишь. Гарри, что с тобой?

– Приснился какой-то кошмар, все нормально. Пойду выпью воды.

– Ты точно в порядке?

– Точно, спи. Прости, что разбудил.

Он укрыл супругу одеялом и направился на кухню. В окно заглядывал бледный лунный свет, и Гарри прижался разгоряченным лбом к холодному стеклу. От теплого дыхания стекло запотело, и Гарри пальцем вывел две буквы: SS.

– Ты сходишь с ума, – прошептал он самому себе и закрыл глаза.

Хотелось поговорить хоть с кем-нибудь о том, что случилось. Но некому было довериться. Никто не поймет. Все выглядит так, словно он совратил совсем еще мальчишку. Но это неправда. Северус сам сделал первый шаг. Или Гарри только хочется так думать? Он совсем запутался. Запутался не только в своих чувствах, но и во лжи. Ему приходилось врать постоянно. Придумывать причины для частых отлучек, объяснения, почему так часто бывает печален и задумчив. Каждая новая ложь рождала необходимость лгать Джинни снова и снова. Гарри ненавидел себя за это, но остановиться было невозможно, все зашло слишком далеко.

Чтобы хоть немного успокоить свою совесть и загладить вину перед женой, Гарри был с ней нежен, иногда приносил домой маленький букет цветов или коробочку любимых конфет. Глядя на то, как Джинни радуется, хотелось побиться головой о стену. Ему пришлось сказать, что он вернулся на службу в аврорат. И теперь стало гораздо проще уходить из дома в любое время, даже по ночам, ссылаясь на оперативную работу. Джинни вздохнула с облегчением. Наконец-то все стало налаживаться.

– Я сегодня работаю в ночь, – сообщил Гарри, провожая жену в редакцию.

– Будь осторожен, я люблю тебя, – Джинни поправила перед зеркалом волосы и подкрасила губы.

– Я тоже люблю тебя, Джинн, – с чувством проговорил Гарри. Он обнял жену, она хихикнула, чмокнула его в щеку, оставив розовый след от помады, и выскользнула в дверь.

Гарри с досадой оттер щеку и отправился досыпать. Сегодня вечером они увидятся с Северусом в его маленькой квартире. Мерлин, как же он соскучился! Скорей бы Снейп закончил учебу и перебрался в город. Засыпая, Гарри мечтал о том времени, когда они смогут видеться каждый день. Он познакомит Северуса с Джинни. А что? Ведь он вполне может подружиться с сыном бывшего профессора. Что-нибудь придумается. Джинни и в голову не придет, что они уже несколько месяцев любовники.

– Любовники, – сквозь дрему прошептал Гарри вслух, натягивая одеяло и сворачиваясь под ним клубочком, – мы с ним любовники.

Признание

Гарри лежал на кровати в квартире Северуса и сосредоточенно фокусировался на ощущениях в анусе. Северус уже довольно долго растягивал его, а Гарри изнывал от желания. Но четыре пальца, сложенные лодочкой и входящие в его зад, не позволяли думать ни о чем. Член упирался в пупок и, казалось, лопнет от напряжения, но не это волновало. Гарри замирал и даже переставал дышать, когда Северус начинал ввинчивать в него ладонь. Ощущение безмерного растяжения захлестывало и словно выворачивало наизнанку. А Северус, не мигая, смотрел любопытным взглядом черных глаз на процесс и разве что язык не высовывал от предвкушения.

– Северус, что там такого? Ш-ш-ш, а-а-а-а! Да что же ты делаеш-ш-шь?

Северус потянулся к палочке, трансфигурировал из подушки зеркало, и Гарри онемел. Гладкая поверхность отражала его промежность, поджатые яйца и основание члена, который маятником возвышался над животом. С растянутого покрасневшего по краям сфинктера стекала смазка, а внутри почти скрылась ладонь. Северус поворачивал ее, ввинчивая глубже. Гарри напрягся, когда выпирающая косточка большого пальца задержалась на кожице и, чуть потянув ее, полностью исчезла внутри. Оба затаили дыхание. Гарри пытался прислушаться к своим ощущениям, а Северус с видом маньяка-экспериментатора начал крутить рукой.

Мир раскололся надвое, и Гарри утонул в ощущениях. Он чувствовал пальцы Северуса, ласкающие его там, настойчиво поглаживающие простату. Он дрожал от острого возбуждения и дикого желания кончить. Но ощущал все только половиной сознания, продолжая жадно смотреть на потеки смазки вокруг тонкого запястья, на поступательные движения руки и растянутые стенки, которые то выворачивались наружу, блестя раскрасневшейся слизистой, то загибались внутрь.

– Дьявол, какой нежный и горячий внутри!

Северус стал вколачиваться ладонью в Гарри, активно двигая второй рукой по своему члену. Два мира летели навстречу друг другу и вот-вот должны были встретиться. А когда столкнулись, оргазм накрыл девятым валом. И все. «Плохо» и «хорошо» вновь смешались, осталось только «правильно». Никому другому, даже жене, такого вытворять бы не позволил, убил бы за один намек на столь интимные ласки. Понимание немного примирило с действительностью.

Когда Северус подполз к нему и уткнулся носом в шею, Гарри разомкнул ссохшиеся губы и прошептал:

– Как же я тебя люблю, – и почти отключился.

Северус вздрогнул.

– Ты не поверишь. Я знаю, что в это поверить невозможно. Но вдруг…

Гарри повернул голову, заглянул в черные глаза. Они смотрели прямо в душу, а горячая ладонь на груди словно прожигала ребра, окутывая сердце теплым коконом.

– Это эмпатический канал, – кивнул на свою руку Северус. – Ты будешь чувствовать то же, что и я. Его невозможно обмануть, даже таким существам.

Гарри непонимающе уставился на Северуса, а тот горько усмехнулся и поцеловал его в нос.

– Я не человек, Гарри. Вот здесь, – Северус коснулся груди и головы, – я демон.

Гарри четко ощутил сожаление с легким налетом гордости и еще чего-то странного. Эмоции на грани понимания, но он чувствовал их, как свои. Незнакомые… не человеческие.

– Я сошедший с небес ангел, князь Ада, Астарот. Мне не одна тысяча лет, и я перерождаюсь иногда на земле в человеческом теле. Иначе с ума бы сошел, потому как бессмертен. Смерть, как ни странно это звучит – самая лелеемая мечта высших. Потому что, покаявшись, мы вернемся домой, – Северус посмотрел наверх. – Никто этого не признает, но каждый хочет.

Гарри замер. Он чувствовал и скорбь, и тяжесть на сердце, и светлую ностальгию. И он верил каждому слову, они были близки ему. Северус поглаживал его грудь, но ладонь не смещал, и эмоции втекали в Гарри, заполняя все естество.

– В прошлый раз я появился на земле без своей демонической памяти. Мое тело прожило недолго, всего тридцать восемь лет, но успело наделать столько, что и за тысячу лет не разгребешь.

– Северус?

– Да, Гарри. Меня именно так звали в той жизни. Я прикипел к этому имени, и, узнав о нечаянном потомке, внушил его матери, чтобы назвала его так же. Меня так же.

Гарри встрепенулся, схватил Северуса за плечи и резко опрокинул, подминая его под себя. Он всматривался в глаза, прослеживал линию бровей, водил пальцем по носу и разглаживал пряди волос. Он пытался найти профессора зельеварения, а видел своего любимого мальчика…

– Но как?

Северус по-прежнему держал руку на его груди и положил ладонь Гарри на свою. Тепло, пронизывающее два тела, стало гораздо ощутимее. Северус нахмурился, будто вслушиваясь, и вдруг расслабился, улыбаясь.

– И я тебя, – он потянулся и лизнул Гарри в нос. – В той жизни я не был демоном и прожил обычную человеческую жизнь. Я стал таким, каким меня сделали обстоятельства.

– А сейчас?

– А сейчас я такой, как есть. Только чуть-чуть другой.

Гарри прислушался к эмоциям своего демона. Он грустил, но как-то легко и с удовольствием. От груди веяло приятным теплом, и Гарри кивнул, вопрошающе глядя на Северуса.

– Я одиннадцать лет был сыном проститутки. А на двенадцатилетие ко мне вернулась память демона. И я вспомнил, из-за чего я здесь.

– И из-за чего?

– Из-за кого. Так будет точнее, – Северус улыбнулся и снова лизнул Гарри в нос. – Из-за тебя, конечно.

Он сильнее прижал руку, и Гарри почувствовал всепоглощающую нежность, теплоту, жажду обладания, безумное вожделение и тихую, едва слышную, немного горькую тяжесть в сердце. Что-то напоминающее его личную занозу. Он почти захлебнулся в шквале эмоций и стал глубоко дышать, чтобы успокоиться.

– Я понял еще тогда, в прошлой жизни. Когда я умер здесь и вернулся домой, не мог найти себе места. У меня выработалась болезненная необходимость находиться рядом с тобой. Но что я мог? Ты смертный, зависимый от своей короткой жизни. Я встретил твою мать, и все стало на свои места.

Гарри вскрикнул и отстранился от ладони.

– Мою мать? Она… в аду? За что?!

Северус грустно улыбнулся. И вернул ладонь обратно, окатив Гарри волной сожаления и разочарования.

– Она демоница, Гарри, одна из самых сильных. Огненная красавица, которая вновь окрутила меня, даже без демонической памяти и умений. Да-да, не смотри так на меня. Лили Эванс – это Лилит, она отправилась жить на земле без багажа прошлой жизни. Уж не знаю как – возможно, Мойры пошутили, а может, Люцифер позабавился, но нас снова притянуло. Я всегда неровно к ней дышал, а она никогда не отвечала взаимностью. А тут в кои-то веки кто-то затмил нарисованный мною идеальный образ. И это оказался не кто иной, как ее родной сын.

Гарри вздрогнул, его буквально смыло волной щемящей нежности. Глядя на улыбающегося Северуса, он снова верил каждому его слову. Казалось, в бездонных глазах отражается мама, вспыхивает огнем и превращается в красивую демоницу, приближается… Но Гарри видел только ее зрачки, плавно перетекающие в отражение его самого.

Захотелось узнать о жизни там, в аду. Развеять мифы и обрести истину, принять или удостовериться. И Северус рассказывал. Рассказывал, целуя в нос, щипал за щеки, дурачился или замолкал. Но ни на секунду не убирал руку от груди Гарри, щедро делясь своими эмоциями и полностью стирая недоверие. А Гарри смотрел в свое отражение в его глазах, и только теперь понимал, что было с ними не так, почему они его завораживали. Взгляд. Слишком взрослый и мудрый, не по годам. Все стало на свои места. Гарри не знал еще, как относиться к новым знаниям, но решил разобраться в себе потом. Не сейчас.

– Ты наполовину демон, Гарри. Можешь переродиться в аду и жить, как тебе и положено – вечность.

– Или?

– Или забыть обо всем, что я тебе рассказал, остаться человеком, прожить достойную жизнь и встретить смерть с открытой душой.

– Так просто?

– Да.

Так просто принять решение, на которое у тебя нет права.

Решение

Они расстались, чтобы встретиться через неделю. Северус все же что-то недоговаривал и просил подумать. Чем быстрее, тем лучше. Зачем нужна эта спешка, осталось для Гарри загадкой. Зато остальное наконец стало понятным. Его страсть к Северусу, граничащая с одержимостью, поведение юноши – слишком взрослое, доминирующее. Стало ясно, что противиться Гарри больше не сможет – не хватит ни сил, ни желания. И трудное решение, которое принял Поттер, шагая к порогу некогда родного дома, принесло долгожданное облегчение. Он поговорит с Джинни. Не скажет всей правды, но озвучит свой выбор.

Жена, конечно, не поймет. Но ей придется смириться. Ритмично шагая, Поттер подбирал слова. Будет нелегко, особенно поначалу, но в конце концов все образуется. Главное – не растерять уверенности в том, что он все делает правильно.

Дома было удивительно тихо и темно. Лишь в детской горел тусклый светильник. Джинни сидела у изголовья кровати Лили, Альбус уже спал.

– Ты детей укладываешь? – шепотом спросил Гарри.

Джинни подняла на него измученный взгляд.

– У Лили жар. Не могу сбить температуру. Зелье помогает, но ненадолго, через час температура возвращается. Не знаю, что делать. Может, стоит поехать в больницу?

Гарри подошел к кроватке. Малышка тяжело дышала, губки пересохли и потрескались. Почувствовав движение, Лили медленно открыла глаза.

– Папочка…

Гарри склонился к ней.

– Тш-ш-ш… Я здесь, милая. Все будет хорошо.

Лили слабо кивнула и снова закрыла глаза. Джинни смочила в травяном отваре кусок марли и протерла горячий лоб дочери.

– Гарри, я боюсь оставлять ее в таком состоянии до утра. Давай в Мунго.

– А Альбус? Оставим его одного? Ты же знаешь, он не любит одиночества, тем более ночью.

– Давай я с Лили поеду в больницу, а ты оставайся с Алом.

– Нет, – Гарри наклонился, завернул малышку в одеяло и поднял на руки. – Ты оставайся с Алом. С Лили все будет хорошо, я обо всем позабочусь.

Джинни хотела было возразить, но, сжав губы, кивнула.

– Как скажешь, Гарри. Мы с Альбусом завтра приедем. Как только он проснется и позавтракает.

– Хорошо, ты тоже ляг, поспи. Выглядишь совсем уставшей. А завтра нужны будут силы.

***

Ночь в больничном коридоре тянулась бесконечно. Колдомедики периодически входили в палату Лили, выходили. Встревоженный не на шутку Гарри ловил их взгляды. Ему в ответ кивали, говорили, что состояние тяжелое, но стабильное. Угрозы для жизни нет. Но у ребенка магическая лихорадка, повлекшая за собой сильнейшее двустороннее воспаление легких. Хорошо, что вовремя обратились, не занимались самолечением.

Под утро стало хуже. Лили перевезли в отделение усиленной колдотерапии. Гарри мерил шагами коридор, сидел на жесткой скамье, раскачиваясь, словно безумный, вцепившись пальцами обеих рук в свои непослушные волосы.

«Пожалуйста, маленькая, только живи, борись, родная моя…», – шептал в исступлении Гарри.

В голову лезли назойливые мысли, рисуя страшные картины похорон с маленьким гробиком, утопающим в цветах, с заплаканными родными и друзьями. Гарри тряхнул головой. Нельзя думать о плохом, нельзя представлять себе это, можно накликать беду. Но страшные видения возвращались. Гарри ударил себя по щеке. Только не раскисать, надо держаться!

Едва рассвело, в больницу прибыла Джинни с сыном. Увидев бледного осунувшегося за ночь мужа, миссис Поттер тихо расплакалась. Альбус обнял мать и положил ей голову на плечо. Гарри приблизился и протянул руку, замирая, не решаясь дотронуться. Джинни подняла заплаканное лицо.

– Она же не умрет, Гарри? Скажи, что она не умрет, – молила она дрожащими губами.

– Все будет хорошо, Джинн, с ней хорошие колдомедики, они знают, что делать.

Поттер обнял жену и сына, словно пряча их от беды, которая бродила совсем рядом. Лишь ближе к обеду им позволили войти в палату. Лили не спала, казалась совсем худенькой и какой-то полупрозрачной. Джинни бросилась к ней, шептала ей успокаивающие глупости, стараясь казаться бодрой и не расплакаться.

Неделя состояла из поочередных дежурств в больнице и нескольких часов дома, когда взволнованные родители позволяли себе принять душ и отоспаться. Гарри читал дочери добрые сказки и рассказывал забавные истории, но поправлялась девочка медленно, почти не вставала с постели. Только через неделю ее разрешили перевезти домой. Но нужно было соблюдать режим, продолжать давать лекарства, следить за питанием. Тем не менее, это была маленькая победа над болезнью. Поттеры повеселели, Джинни испекла любимый шоколадный торт, и они пили чай прямо в детской, роняя крошки на пол и кровать. Крошки – это такая мелочь.

После обеда Гарри вспомнил, какой сегодня день. Его будет ждать Северус. Сейчас он казался таким далеким, бесконечная изматывающая неделя отодвинула мысли о Северусе на второй план. Гарри не стал размышлять об этом. Он просто взял с полки зачитанную до дыр книгу любимых сказок и читал, читал, читал Лили. Так долго, что язык стал заплетаться, а буквы запрыгали перед глазами, составляя новые, не существующие слова.

Перед сном душа снова рванулась к Северусу. Надо хоть объяснить ему причину, рассказать о болезни дочери. О том, что Гарри не может переложить всю ответственность на плечи жены. Гарри придумал много объяснений, содержащих слова «долг» и «обязанности». Он мысленно рассказывал Северусу о том, что значит быть человеком. Надежным, готовым пожертвовать собой ради близких, брать инициативу в свои руки, когда кажется, что судьба неотвратимо вмешивается в жизнь.

Но Гарри остался дома. Ведь за всеми правильными словами стоял страх, и Гарри просто знал, что если увидит Северуса, коснется его, вдохнет любимый запах… не сможет сказать своему демону «нет». Что бы ни говорил Снейп, Гарри – всего лишь человек.

«Трус, ты жалкий трус!» – вопил возмущенный хор голосов в голове. Гарри крепко зажмурился и чмокнул разметавшиеся по подушке волосы жены.

Опоздал?

Легкий майский ветерок кружил белые лепестки диких абрикосов, которые никогда не успевали созревать, но каким-то чудом умудрялись не замерзнуть зимой и цвели каждую весну. Настроение Гарри было совсем не легким и не весенним. Он стоял у квиддичного поля Хогвартса под руку с Джинни, с другой стороны к нему прижималась Лили, а Альбус с благоговением рассматривал величественное здание школы.

Гарри ни за что не пошел бы на этот матч, но он был приурочен ко Дню Победы, и он не мог отказать Минерве. Да и Бринстоун обещал прийти, посветить физиономией, как он сообщил в письме, где витиевато намекал, что Поттера наконец вернули на работу.

Джинни потащила Гарри здороваться с МакГонагалл, и пришлось улыбаться, делать вид, что ему интересны новшества школы. Возможно, Гарри и было не все равно, но только не в Хогвартсе. Когда он одновременно хотел сбежать, исчезнуть, спрятаться, и в тоже время вытягивал шею, глядя на толпы школьников, спешащих занять места на трибунах. Пристально вглядывался в лица носителей зеленых галстуков, пытаясь отыскать любимого мальчишку, которого предал. Демона, с которым отказался уйти.

В тот день играли финал, Слизерин против Рейвенкло. Гарри удивился количеству зеленых знамен на трибунах. Сразу после войны Слизерин не пользовался популярностью, и количество студентов на факультете ощутимо снизилось. Тогда Гарри пристально следил за Хогвартсом. Испытывая острую ностальгию, часто приходил в гости к своему декану, участвовал в восстановлении школы и искренне переживал за травлю одного факультета.

Когда посещение Хогвартса перешло в разряд обязательной программы просвещения молодого поколения, Гарри много говорил о том, что неважно, на чьей стороне были погибшие родители, что их детям одинаково больно. Но каждый год МакГонагалл пожимала плечами и показывала на немногочисленных представителей факультета. Или дети научились уговаривать шляпу, или всех хитрых оставляли на домашнем обучении. И они перестали акцентировать внимание на проблеме. Гарри больше не спрашивал о ситуации, а МакГонагалл, наверное, не считала ее важной и не беспокоила его.

Несмотря на ужасное настроение, Гарри улыбнулся. Жизнь продолжается. Не прошло и двадцати лет, а дети уже забыли о прошлых обидах, а может, их родители нашли в себе силы простить.

На трибуне преподавателей, куда Гарри и Джинни поднялись вместе с МакГонагалл, толпилось много народа. Школе требовались постоянные дотации, и приходилось устраивать общественные мероприятия для привлечения меценатов. Чем больше знаковых личностей появлялось на подобных праздниках, тем значительнее становилось ежегодное финансовое вливание из внешних источников. Гарри это понимал, потому нацепив улыбку, здоровался с чиновниками и журналистами. Но мысленно он был далеко.

Гарри так углубился в свои мрачные размышления, что вздрогнул от неожиданности, когда кто-то сзади взял его за локоть. Стремительно обернувшись, успев за секунду представить себе, что это быть может Северус, но он увидел шефа. Бринстоун смущённо кашлянул:

– Нервишки шалят? Привет, Поттер.

Гарри неопределённо пожал плечами:

– Добрый день, мистер Бринстоун. Не то, чтобы шалят. Просто не ожидал.

Шеф сразу стал серьёзным и снова прокашлялся:

– Есть разговор, Поттер, отойдём на минутку.

Джинни слегка подтолкнула мужа к начальнику и, приобняв Лили, начала что-то ей тихонько рассказывать, показывая на поле.

Гарри молчал. Бринстоун испытывающе разглядывал его. Аврор Поттер не выдержал первым:

– Мистер Бринстоун, давайте без обиняков. Может быть мне стоит подать рапорт об отставке и начать искать работу?

Пожилой аврор укоризненно прицыкнул:

– Не спеши, Поттер. Я рад, что ты здесь, в полном здравии, хотя и отощал, должен признать. Есть хорошая новость. Можешь вернуться на службу. Прямо со следующей недели. Потрепали нам нервы с той историей, но всё уже травой поросло.

Гарри почувствовал, как изнутри поднимается волна гнева, смешанная с обидой. Натянутые в последние дни до предела нервы звенели натянутой струной.

– Я подумаю, – стараясь из последних сил держать себя в руках, сквозь зубы произнёс Поттер, разглядывая лёгкие облачка над полем стадиона.

– Понимаю, – кивнул Бринстоун и засопел словно беременная самка громамонта.

– Я хотел бы перейти в отдел особо тяжких, – вдруг ни с того, ни с сего ляпнул Поттер и сам удивился. Ни о чём таком он даже не помышлял.

– Хочешь сменить отдел? – протянул Бринстоун, сверля его глазами, – Работать под руководством Бутчера? Давай обсудим это в понедельник в моём кабинете, не здесь. Идёт, Поттер?

Гарри нахмурился и кивнул.

– Идёт.

Он поискал глазами жену. Джинни разговаривала со своим редактором, посмеиваясь и пожимая плечами. Бринстоун протянул ему руку:

– До понедельника, Поттер?

– Да, – рассеяно кивнул Гарри и пожал протянутую крепкую ладонь, – до понедельника.