Текст книги "Цена (СИ)"

Автор книги: Gemini

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

========== I ==========

– Давай, Мозоль, быстрее, миленькая, быстрее! – закричала Элли, ударяя лошадь по бокам.

Поводья были отвратительно липкие, но то и дело норовили выскользнуть из непослушных, побелевших от холода рук. Девочка смутно осознавала, что её толстовка одеревенела, неприятно приклеилась к телу из-за снега и чужой крови. Она вся была в его крови.

Джоэл, сидевший впереди, снова покачнулся, и она с ужасом поняла, что удержать его не в состоянии. Элли натянула поводья, затормаживая бег лошади, и мужчина мешком свалился вниз.

Элли даже не помнила, каким чудом ей удалось затащить мужчину обратно в седло, когда он упал в первый раз. Она точно знала, что достала из рюкзака пару футболок, разорвала на полоски и сделала жгут, вроде бы приостановила кровотечение. Дальше всё произошло слишком быстро и как в тумане, и вот уже снова Мозоль несла их во весь опор. Теперь они успели отъехать достаточно далеко, Колорадский Университет давно скрылся за спинами, она измождена, устала и вряд ли сможет повторить этот подвиг.

Элли спрыгнула на землю и быстро склонилась над Джоэлом. На пару коротких мгновений ей показалось, что его грудь не вздымается, из носа и рта не поднимается облачко пара. Девочка быстро прикоснулась к его шее и судорожно выдохнула, когда подушечками пальцев нащупала саму жизнь, что стремительно его покидала – слабое и неровное биение пульса. Она задрала его рубашку. Синяя ткань перевязки окрасилась в грязно-красный цвет.

– Ты не оставишь меня! – яростно зашептала Элли. – Ты, хмурый, нелюдимый козёл, слышишь?!

Словно в ответ на эти слова, Джоэл слабо застонал.

Девочка огляделась. Вокруг лишь сосны, которые укрыл тонкий слой снега, а ей нужна хоть какая-то крыша над головой. Она прищурилась, разглядев что-то чуть дальше, и подбежала к накренившемуся железному столбу. Натянула на ладонь рукав и смахнула с указателя снежинки и грязь. Сто метров до какого-то городка. Джоэл как будто бы знал, где нужно упасть.

Очевидно, что усадить в седло она здоровяка не сумеет. Но, может быть, получится его хотя бы перекинуть. Элли потянула его за руку, пытаясь поднять. Тщетно. Она, злясь на его вес, выругалась и просто плюхнулась на снег рядом.

Что-то ткнулось ей в затылок, девочка, напряжённая, как струна, с трудом удержалась от вскрика. Чёрные глаза Мозоли оказались вровень с её. Бездонные и будто бы печальные, в них она находила отражение собственного испуганного лица. Элли протянула руку и погладила лошадь по носу.

– Ну, чего ты так смотришь, глупая? Я скорее тут же помру, чем его оставлю.

Лошадь, словно бы поняв всю безысходность положения хозяйки, грациозно опустилась на колени, а затем и вовсе легла на живот, подогнув ноги под себя.

– Умница. Мозоль, ты просто умница!

Элли, взяв за руки, затащила Джоэла на лошадь, но даже это далось ей с трудом. Нежелательно было укладывать его на живот, но иного выхода просто не было. Мужчина слабо вскрикнул, когда она это сделала, и продолжал слабо стонать, пока Мозоль поднималась на ноги. Элли взяла её за поводья и быстрым шагом отправилась по тропинке, на которую указывала табличка с надписью «Роллинсвил». Странное название, оставшееся отголоском от прежнего мира, о котором она ничегошеньки не знала.

Вскоре она увидела улочки, заросшие бурьяном, неухоженные тропинки с раздолбанной плиткой, покосившиеся изгороди и просевшие двухэтажные домики. Элли выбрала один, чьи стены были более-менее в порядке, и привязала Мозоль к перилам лестницы на входе.

– Я сейчас проверю дом и вернусь, – сказала она, обращаясь то ли к Джоэлу, то ли к лошади. Девочка вытащила из-за пояса пистолет и сняла с предохранителя.

Дверь со скрипом распахнулась, дом дохнул на неё запахами затхлости и пыли. Но главное – там царила абсолютная тишина, которая сейчас становилась самой настоящей усладой для ушей. Если бы тут были щелкуны… Страшно представить.

Элли бесшумно прошлась по всем комнатам, осмотрев каждый угол. Вещи валялись в беспорядке, перевёрнутый диван, разбросанная перебитая посуда, разбитые зеркала и экраны телевизоров. Лужа старой засохшей крови в гостиной. Но в целом это место подходило; на кровати в спальне нашёлся хороший матрац, который она сразу же утащила в подвал и накрыла валяющейся там толстой плёнкой. И, конечно, подвал, прекрасный, судя по всему, достаточно утеплённый, где можно переждать зиму. А в том, что Джоэлу понадобится на восстановление как минимум месяц, Элли не сомневалась.

Она бегом вернулась обратно. Мозоль заржала, тряхнув чёрной гривой, и стукнула копытом. Джоэл, приподняв голову, посмотрел на девочку мутным взглядом. Морщины на побелевшем лице обострились ещё заметнее, пролегая глубокими бороздами вокруг глаз.

– Давай, пошли в дом, – говорила Элли, стаскивая его на землю. – Опирайся на меня. Ты должен!

Один раз они чуть не завалились, но дойти сумели. Она устроила мужчину на матраце. Сама побежала на кухню, нашла там две глубокие, но тонкие синие чаши. Понадобятся, а ещё много тряпок и воды, чтобы промыть рану. Первое, чему Марлин учила всех детей – это оказанию медицинской помощи. Штопать она умела. И благодарила счастливый случай, что Джоэл упал на штык вполне удачно и к проткнутым кишкам не прибавились, например, мочевой пузырь или почки. Иначе она бы ничего не смогла сделать, это точно. Мужчина бы просто скончался по дороге сюда.

Элли побросала в одну чашу несколько страниц уже прочитанной книги и подожгла. Вылила в другую чашу полбутылки воды, подержала над пламенем, чтоб чуть подогрелось. Достала из рюкзака аптечку, вдела в иголку нитку и смочила всё в спирте. Вновь задрала рубашку Джоэла, убрала тряпки. Рана выглядела страшно, рваные края уже воспалились – это дурной знак. Кровь, которая едва-едва перестала течь, полилась вновь. Мужчина приоткрыл глаза.

– Ты знаешь, что делать? – невнятно прошептал он.

– Да. Знаю.

Она ещё никогда в жизни так не боялась, но заставила руки, в которых сейчас держала чужую жизнь, не трястись. Она вроде бы сделала всё правильно, хотя стежки в итоге получились некрасивыми и кривоватыми. Джоэл был всё время без сознания, что, несомненно, было к лучшему. Его криков она бы не вынесла. А если бы они были громкие, то могли привлечь незваных гостей, причём заражённых – при самом благоприятном исходе.

Элли убрала комнату. Сходила наверх, нашла старое тряпьё и занавесила им маленькие окошки подвала, чтобы их точно никто не заметил снаружи, даже случайно. Принесла пару одеял. Одним укрыла Джоэла, другое постелила на полу для себя, рядом с матрацем. Свернулась калачиком и впервые за очень долгое время позволила себе по-детски, навзрыд разреветься.

Следующая неделя была сущим адом. У Джоэла не спадал жар, он постоянно нёс что-то невнятное, хотя иногда Элли удавалось разобрать отдельные слова. Он бредил про Тесс, про дочку, про брата. Про какую-то Жаклин и Роберта, про отца и мать. Часто вёл диалог с несуществующими людьми. Несколько раз начинал громко смеяться, и Элли в ужасе зажимала ему рот ладонью, боясь, что на звуки кто-то может явиться. Иногда что-то говорил про неё саму. Пару раз она просыпалась среди ночи со страхом, что мужчина покинул её, и лежала несколько секунд без движения, пока не улавливала его тяжёлое дыхание.

Потом стало чуточку лучше, Джоэл начинал приходить в себя на более продолжительное время, но ещё был слишком слаб и пребывал в плену инфекции. И всё же как отчаянно цеплялся за жизнь! Она кормила его бульоном из мясных консервов, но прекрасно понимала, что этого недостаточно.

Наступила настоящая зима, почти каждый день шёл снег. Было адски холодно, таких суровых морозов на её памяти ещё не случалось, по ночам даже в помещении шёл пар изо рта. Запасы лекарств и еды стремительно заканчивались. Элли позволяла себе бродить по соседним домам в поисках чего-то полезного, но ей отчаянно не везло. Она исследовала всю округу, потом решила перейти на соседнюю улицу. В маленьком, перекошенном домишке нашла два уже изъеденных червями трупа: девочку постарше и помладше, их черепа были пробиты чем-то тяжёлым. На одной из девочек, примерно её возраста и комплекции, оказался тёплый, толстый пуховик цвета хаки. Элли, борясь с омерзением, сняла его. По-другому было нельзя, иначе она бы вскоре подхватила какое-нибудь воспаление лёгких. Элли тщательно выстирала вещь и сушила потом два дня.

На одиннадцатый день девочка поняла, что если продолжит сидеть на месте, то убьёт их обоих. Она стала отходить от дома всё дальше и с удивлением осознала, что в лесу полным полно дичи. Можно устраивать охоту.

Элли достала лук, который чудом не сломался, при стольких-то приземлениях мужчины на спину. Повертела в руках, встала в стойку, оттянув тетиву, старясь понять, как лучше стрелять.

– Локоть выше подними. Ещё выше. Вот так, – раздался неестественно хриплый голос Джоэла. – Ноги расставь пошире. Долго не целься, иначе рука затечёт, стрелу не спустишь.

– Если я буду стрелять быстро, то могу не попасть, – возразила она.

– Когда руку набьёшь – нет. Ты сможешь. И осторожнее!

Она хотела что-то ответить, но Джоэл уже прикрыл глаза и вновь провалился в сон.

У неё когда-то была подружка, Кларисса. Ух, офигенски же стреляла из лука, а она, дурёха, всегда предпочитала огнестрел. Подружка часто пыталась спорить, что стрелы бесшумны, противник даже не успеет понять, откуда произведён выстрел. Элли парировала это тем, что пуля причинит гораздо больше вреда, в случае чего. Теперь Клара уже давно мертва, но сейчас от неё было бы толку гораздо больше, чем от самой Элли. Это лишний раз доказывало, как несправедливо распоряжается случай: почему дальновидная умница умерла от укуса, а она заработала иммунитет? Неправильно. Несправедливо. Что проку от этого, если близкие люди вокруг неё постоянно умирают?

Первая охота получилась кошмарной. Лес словно бы изо всех сил старался проявить враждебность, подсовывал под ноги хрустящие ветки, подставлял подножки корнями деревьев. Элли чуть не свалилась с большого камня, поскользнувшись на корочке льда, когда в азарте гналась за оленем. Причём попасть в него она так и не сумела, хотя выпустила кучу стрел. Девочка несколько часов бродила по лесу, но в итоге вернулась домой ни с чем. И открыла последнюю банку консервов. Джоэл сказал, чтоб она не торопилась, училась выжидать и преследовать.

Через два дня ей повезло больше. Она приноровилась к луку, научилась сдерживать свою прыть, не бежать сломя голову. Лес принял её. Ночью прошёл настоящий снегопад, земля утопала в сугробах, на ветках елей искрилась белизна. Завораживающе красивое зрелище, и несколько секунд девочка позволила себе просто стоять, дышать морозным воздухом и любоваться окружением.

На свежем снегу прекрасно можно было разобрать следы. Элли выследила явно взрослого, но совсем небольшого золотистого оленя. Не стала приближаться к нему и торопиться, хотя рот наполнился слюной, а в животе предательски заурчало. Затаилась за деревом и наблюдала. Потом подняла лук и выстрелила ровно через два удара сердца, угодив точнёхонько в голову.

Вечером она устроила целый пир, наконец-то наевшись до отвала. Джоэла едва не вывернуло, когда он попытался съесть мясо, но наваристый бульон выпил с удовольствием. Омрачало дело только одно – таблетки заканчивались, а до выздоровления было ещё очень-очень долго.

Она не охотилась три дня, ровно на столько хватило туши оленя. Джоэл по-прежнему много спал, но бодрствовать мог уже больше, чем раньше. Он всё ещё был слишком слаб, хотя то и дело порывался встать и начать ей помогать.

– Ты ведёшь себя, как маленький! – не выдержала Элли, когда он в очередной раз преисполнился энтузиазмом.

– Зато ты как всегда перечишь старшим, – усмехнулся он.

– Вот грохнешся в обморок, посмотрим, кто из нас был прав, – буркнула она. – Я что, лошадка тебе, таскать потом по всей комнате?

– Кстати, как Мозоль?

– Стоит в гараже, я ей там целое стойло организовала.

– Всё-таки до чего дурная кличка! – мужчина чуть улыбнулся. – Ты так и не рассказала, почему Мозоль.

– Потому что она прилипчивая. Неужели не замечал? Ты отойдёшь – она за тобой. Ты в одну сторону – и она туда же. Ну и… Мозоли от неё, – смущённо добавила Элли.

– Когда Саре было пять, я купил ей котёнка, – просмеявшись, сказал Джоэл. – Она назвала его Гадючкой. Бедное животное никак не могло запомнить, где его лоток. С тех пор глупее клички не слышал. До того, как мы с тобой завели лошадь.

Элли почти физически ощутила, как мужчина приоткрыл перед ней дверь в собственное прошлое. Это всегда случалось настолько редко и неожиданно, что девочка поначалу терялась, но с искренней радостью впитывала каждое его воспоминание. У неё не было ни матери, ни отца. Догадывается ли этот вечно хмурый и строгий человек, что со временем стал заменять их обоих?

– Ладно, спать давай, – заявил Джоэл. – Убери свою книгу, зрение не порти. Завтра при дневном свете прочитаешь.

А потом у них закончились лекарства. Поначалу казалось, что мужчина уже достаточно окреп, чтобы обойтись без таблеток. Но не тут-то было. Через три дня возвратился жар, а сны стали всё продолжительнее. Рана снова начала опухать. На следующий день он уже проваливался в объятья лихорадки, начиная нести всякую ерунду. Элли просто не знала, что с этим делать, выкарабкается ли он на этот раз. Самое простое, что она могла предпринять – это постоянно менять компрессы, сбивая температуру.

Собираясь на очередную охоту, она села около его матраца. Мужчину бил озноб. Элли проверила рану, посмотрела на вздутый живот, чёрные нитки шва в красном обрамлении кожи. Чёрт, как же срочно нужны антибиотики!

Тогда она ещё не знала, что буквально через несколько часов добудет их, но в новом мире у лекарств непомерно высока цена.

***

Жизнь научила Джоэла не прокручивать в голове давнишние события постоянно и не мучить себя разными «если бы да кабы». Уже двадцать лет он следовал этому правилу, с самой смерти дочери. Возможно, поэтому стал таким чёрствым ублюдком. Но зато благодаря этому же не сошёл с ума.

Легко было придерживаться подобной стратегии днём, но ночью, когда остаёшься во мраке, это гораздо сложнее. Воспоминания плясали вокруг него, словно тени, норовили ужалить побольнее. Он стойко отмахивался от них, но всё-таки не мог отогнать полностью. Впрочем, он считал, что у него получалось достаточно успешно, пока в его жизни не появилась Элли. Она умудрилась забраться в самое сердце и разворошить целое гнездо дремавших и не слишком-то активных вот уже много лет теней.

Он подошёл к девочке и выключил фонарь. Забрал из-под руки книжку, загнул страницу, делая закладку. Снова читала в темноте, а ведь говорил же, что не надо.

То, что он без малейшего промедления любого был готов убить за неё, он знал. Но то, что готов пожертвовать человечеством – нет. А оказалось, что не просто готов, а принёс его на алтарь и лично воткнул туда нож с особым цинизмом.

Джоэл вышел на террасу и уселся на крыльцо. Небо сегодня идеальное, безоблачное, луна светит высоко. А вокруг – тишина. Это была хорошая ночь.

Он слишком хорошо помнил всё то, что произошло в его день рождения, когда мир полетел в развернувшееся пекло, а его дочь умерла у него на руках из-за выстрела военного. Говорят, что время смывает грани воспоминаний, сглаживает углы. Видимо, в новом мире это нихрена не работало.

Джоэл прекрасно помнил, как долго состоял в бандах, грабя на улицах «туристов», отбирая еду, одежду. Убивая, предавая, совершая все те ужасные вещи. Например, однажды он спокойно оставил в живых главу банды, который держал кучу женщин, как игрушки для утех и личную собственность. Не пустил ему пулю в лоб там же, потому что с ним было выгодно заниматься бартером. Ещё он долго работал с Тесс, занимаясь контрабандой и ни дня не проживая без стычки с кем-нибудь. Сколько же крови на его руках.

А ещё он точно так же, в мельчайших подробностях, помнил тот день, когда вынырнул из пучины лихорадки и обнаружил, что Элли до сих пор не вернулась. Всё внутри холодело от одной лишь мысли, что он мог бы не успеть к ней. Конечно, рациональная часть его рассудка подсказывала, что девочка справилась со всем без него. Но сердце говорило, что без него было бы хуже.

Он помнил алые от крови ладони Элли, россыпь красных брызг на её лице. Огромные, испуганные и ничего не понимающие глаза. Как её трясло в его руках, её рыдания и неразборчивый шёпот. И труп извращенца, которого она почти покромсала на кусочки. Девочка нанесла так много ударов ножом, что его голова почти отделилась от тела, был виден белый хребет в сплетении красных жгутов мышц.

Сначала Джоэл испугался, что эта тварь всё-таки успела с ней что-то сделать. Он долго расспрашивал девочку, поток слов лился, не переставая. Про то, что это была община каннибалов и прямо на её глазах разделали человека (о складе с подвешенными на крюках трупами он сам предпочёл не упоминать). Про маслянистый взгляд Дэвида, про то, что хотел сделать её «особенной», а она сломала ему палец и плюнула в лицо.

Про то, скольких людей она убила. Про то, как Дэвид нашёл её в баре и запер дверь на ключ.

Элли долго просыпалась с криком, ему приходилось сидеть с ней, поглаживая по волосам, пока та не проваливалась в новый беспокойный сон. Она замыкалась, целиком погружаясь в себя. Отвечала на его вопросы не с первого раза. Очень редко проглядывала та девочка, которую он знал почти год, весёлая, озорная и неунывающая. Так одновременно похожая и не похожая на его дочь. Мужчина изо всех сил пытался её как-то развеселить, вдохнуть былой задор. А про себя жалел, что не мог воскресить ту мразь и убить его второй раз.

Нет, человечество не заслуживало спасения, он не жалел о выборе. За двадцать лет оно сполна обнажило своё хищное лицо, искажённое похотью, животной жестокостью, яростью. Если бы ему ещё раз пришлось убить того доктора, что собирался вскрыть Элли череп и извлечь грибок для вакцины, он сделал бы это снова. Если бы пришлось ещё раз стрелять в Марлин – в Марлин, которая говорила разумные вещи, следовала благим намерениями! – тоже, не задумываясь. Потому что тогда, пробираясь в операционную больницы, Джоэл помнил свою дочь, заходившуюся в предсмертных хрипах. Тесс, что принесла свою жизнь в жертву. Те тела на крюках и окровавленную Элли, ставшую ему дочкой.

Возможно, он действительно отобрал у человечества последний шанс. Но тот мир, в котором цена призрачного спасения – жизнь невинной девочки, он принять не готов.

========== II ==========

Свет вечернего солнца лениво пробирался через полуоткрытое окно, ровными линиями стелясь по столу, рассыпаясь бликами в металле рубанка, инструментов и стекле лупы. Деревянная стружка укрывала пол, от паяльной лампы всё ещё исходило тепло. Запахи масла и дерева смешивались, вились по комнате невидимой дымкой, въедались в одежду и волосы. Запахи – это то, что Элли всегда забирала с собой, уходя из дома Джоэла. Не то, чтобы она была против.

К привычному аромату мастерской добавился кофе. Упаковку напитка Элли притащила с собой (она никогда не понимала, как можно пить эту блевотную жижу, но Джоэлу очень уж нравилось). Кофе стоил ей белки – идеально подстреленной в глаз, за такую тушку она могла выручить гораздо, гораздо больше. Но истратила свою добычу на подарок, на сраную упаковку кофе в двести грамм. Жалела ли? Едва ли.

Она пришла наводить мосты. Не то, чтоб поддавшись проповедям Томми «ты отдаляешься от него, Элли, неплохо бы пообщаться с Джоэлом, Элли». Вовсе нет. Возможно, ей просто не хватало тихого бормотания из кассетного магнитофона про лестницу в небо или про отель Калифорния; запаха мастерской и гитар, развешанных по стенам; деревянных фигурок, расставленных на полке, которую она когда-то помогала вешать. Да, пожалуй, ей не хватало Джоэла в своей неизменной клетчатой рубашке, склонившегося над столом и ваяющего что-то из бесформенного бруска, в котором он уже увидел конкретные очертания.

Да, ей не хватало Джоэла настолько, что она обменяла белку на сраный кофе.

На носу Джоэла очки. Очки – лишний штрих к множеству серых нитей в черноте волос, они всегда напоминали, что старость дышит в затылок даже ему, такому большому, сильному и надёжному. Очков Джоэл стеснялся, носил только дома, хотя Элли не понимала, почему. Сама же дразнила его, конечно, но глубоко в душе считала – он дожил до своего возраста, и это охрененное достижение. Стесняться тут нечего. Но ему знать, что она так думает – необязательно.

Джоэл заканчивал в шерсти деревянного медведя очередной завиток, сосредоточенно, будто скальпелем орудовал. В каком-то смысле так и было, каждое движение спасительно и помогало вдохнуть жизнь. Ей нравилось смотреть, как он работал. Но сейчас её внимание привлекла новая гитара – с тонкими вставками чёрного по бокам. Лак уже застыл на поверхности, струны ещё не натянуты. Она подушечками пальцев пыталась найти шероховатости в покрытии, и не находила ничего.

– Как назовёшь гитару? – Джоэл поставил на стол медведя и смотрел на неё, откинувшись на спинку стула.

Элли ляпнула первое, что пришло в голову:

– Морган.

– Мужским именем? – Джоэл засмеялся. – Оригинально.

– А то. Мне кажется, что это мужик. Имею право на мнение.

– Конечно, имеешь. Оставь Моргана в покое и подай старику банку с маслом.

Элли фыркнула, но просьбу выполнила. Она присела рядом на стул и смотрела, как Джоэл опускает кисточку в банку.

– Как сегодняшняя вылазка?

– Продуктивно, – Элли улыбнулась, вспоминая удивлённое лицо Джесси, когда он нашёл запасы текилы за панелью заброшенного дома. – А твоя?

– Встретили группу людей. Они направляются в Нью-Гемпшир. Не захотели ехать к нам, но зато мы обменялись припасами.

– Так странно встречать не мудаков.

Морщинка сосредоточенности пролегла между его бровями. Кисточка в его руках ловко наслаивала масло по медведю.

– Это всегда будет странно.

Элли подпёрла ладонью щёку, пальцем вырисовывала спираль в пыли на столе. В своих мыслях она ходила по кругу. Как выйти к правильному решению? Существует ли вообще грёбанное правильное решение? Обида всё ещё цвела внутри неё, горечь от догадок как именно распорядились её судьбой, тогда, у «Цикад», не спрашивая и скорее всего умыв в крови. Она не могла отмахнуться от своих выводов. Но как быть с тем, что часть её души всегда будет стремиться домой?

Стремиться сюда?

– Ты придёшь завтра? Или ещё когда-нибудь? – как бы невзначай спросил Джоэл.

Элли молчала несколько долгих секунд. Лучше бы ему вообще не поднимать эту тему, не ворошить то тревожно-хрупкое перемирие, которое она поддерживала в своей душе изо всех сил. И всё же… И всё же.

– Не знаю. Наверное. Кто ещё подаст старику банку, если не я?

Джоэл насмешливо фыркнул, но в его лице Элли читала облегчение. Она и сама испытывала то же самое.

– На ужин-то останешься?

Элли кивнула.

На языке и в голове вертелись бессвязные слова про ценность бесценного. Слова благодарности за ощущение дома – родительского дома, которого у Элли никогда не было. Про то, что родные чувства помимо её воли остужают обиду и подозрения, облегчают ношу в груди.

Но… На сегодня она и так сделала большой шаг навстречу.

Элли отправляет слова в пыльную кладовую к сотне других невысказанных. У неё в распоряжении ещё куча времени, практически бесконечный запас, и она уж наверняка успеет извлечь все накопившиеся на свет.

Когда-нибудь.

***

Мария не трогала в доме Джоэла ничего. Всё осталось на тех же местах, на каких Элли запомнила: кружка с совой у раковины; недоделанная гитара в мастерской; брошенная книга на комоде в спальне. Многочисленные рубашки, кожаные куртки и охотничье снаряжение. Всё, что составляло Джоэла по частям.

Возможно, Мария не хотела трогать его вещи, пока Элли и Томми не вернутся. Она суеверна, и, вероятно, то был какой-то странный, наивный акт веры «пока я не нарушаю баланс, с ними всё тоже в порядке».

Или Мария дала ей самой решить, что делать с вещами Джоэла. Как быть с пустотой отчего дома.

Элли доделала гитару, которую он не закончил. Оставалось-то только натянуть струны и нанести ещё слой покрытия. Она бы могла справиться и с большей работой, если понадобилось бы – Джоэл учил её. Гитары – одно из того многого, чему он её научил.

Элли хотелось оставить как можно больше воспоминаний. Она и спустя месяцы с трудом ходила, потеряла килограммы веса, уже скулы, ключицы и рёбра торчат так, как никогда раньше. Она все ещё хромала и не могла разогнуть спину, ещё бы чуть-чуть – и Эбби убила бы её в театре, это точно. Но травмы Элли не останавливали.

Дина помогла ей снять с себя мерки. Родители Джесси притащили в дом швейную машинку. Элли научилась работать с кожей и подогнала под себя потертую, песочного цвета куртку Джоэла.

Элли думала, что если оставит вокруг себя как можно больше воспоминаний, то станет легче.

Легче не становилось.