Текст книги "Зависимость"
Автор книги: Гарри Уайкс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Гарри Уайкс
Зависимость
Давайте представим, что Вы мертвы и больше ничего Вас не волнует. Поймем, что больше не вернуть те дни, когда сидели молча на скамейке под теплым старым ливнем, вытирали с ноздрей капли, без устали глядели вверх. Вспоминали по вечерам, что больше нет мечты, уставшие, упавшие без сил, глушили рюмку горького виски, втирали в десны правду про людей; они, конечно, же, хорошие.
Нет места тем дням, мы потерялись в густых туманах. Взор на ночной город, убитый взор, упавший на мусорный бак с тушкой бедной зверька на ребре бака.
А после тонет в жизнь наше бытие, и разум слишком сильно увлечен тобой, прошло ну где-то очень много лет, один и нет того, что ныне, а может там, уставший бренный взор, серый пепел на скатерти стола – любовь иллюзия, мы игроки, а одиночество приговор для каждого посмертный.
__________I________
_____Сон_____
Серым асфальтом устланы дорожки, оживленная площадь в центре города под безоблачным небом, залитым лёгким сиреневое оттенком и капелькой сонного солнца в декабре.
Где оно…. Золотистые шары, алые спиральки, бирюзовая мишура и алая пластмассовая звезда. Елка в центре, пустые крыши, оживленные гул и ничто не говорит, да хоть бы, намекнул бы; слишком обремененый мир и мало радости в обычном. Тишина, спокойствие, сопутствующие теплому ветру и бледные лица.
Будете считать потухшие восковые свечи?
– Я очень сильно устал и хочу немного, а лишь одного – залпом Джека
– Это точно того стоит?
– Да! Он же вкусный! Но не только это. Ещё хочу ее, всю такую, с темно – алыми обветрившимися губами, невнятно твердящими одно слово, рассыпанными черными волосами по уставшим плечам, грустными опущенными глазами серого зеркального оттенка и тихим страстным, едва заметным шёпотом ветра за спиной.
Мороз, томный полумрак накрывает нас, и я… опять всплеск адреналина, вновь один на помятой простыне!
– Гарри, не расстраивайся. Все образуется.
– Знаю, но так же понимаю, что это всего лишь слова. Так даже ты сам это знаешь, и понимаешь, что ну ничем они не помогут и ничего не изменят. А все равно говоришь.
– Ну почему ты расстраиваешься? Все же хоро…
– Нет, что тут такого классного, если все наоборот?
– Ладно, спорить глупо. Но все же, что ты хочешь?
– Виски. С колой и льдом.
– Все, больше ничего?
– В принципе-е… и еще ее присутствие без лишних слов и людей. Понимаешь, она больше жизни, ее присутствие ускоряет время, а отсутствие больно кусает за разорванное сердце…
– Так, а ну не плакать! – слова, произнесенные с большей строгостью, испугали Гарри.
– Может, мне уйти?
– Да, дверь вон там… И прости что я так груб. Просто пойми, ремень сам не развяжется, и Джоуи с него не спрыгнет, полон сил и надежд на будущее дерьмо. А теперь, прощай.
– Я тол…
Дверь резко захлопнулась, посыпалась штукатурка, а вместе с ней соскользнув спиной по двери, присел Гарри. Вспотевшие ладони безжалостно сжимали сухие волосы. Стук за стеной, сопровождаемый криками с призывом открыть дверь, вскоре прекратился. Похоже, Джону это сильно надоело.
«Неужели ему так тяжело? Зачем ему какая-то девушка, которая будет любить, если есть полно шлюх, отдающие свои тела за деньги. Он глупый безумец. Только представляю, что как ищет себе любящую домохозяйку и мне становиться не по себе. Как так можно?! Она же никогда не оставит в покое свое мужа, хотя сама будет ходить налево к дорогому любовничку. Высокому мускулистому отшельнику, живущему на берегу моря в гордом особняке, плавающем на белоснежном катере с тремя сочными цыпочками. Сам он либо с гладко выбритым подбородком, либо с густыми зарослями дровосека. Эх, я б наверно тоже ему дал…»
Взору открылся вид в окне, стоило лишь слегка повернуть голову по направлению развивающихся штор.
Парень и девушка не сводили взгляда, питая нежность объятий под мягкими снежным хлопьями. Небрежный, вялый, аккуратный взгляд испепелял, горел вожделением. Мозолистая ладонь медленно ползла по спине вниз, спускаясь все ближе к упругим ягодицам. Хрупкая рука лежит на плече, безукоризненный взор изучал, а улыбка ослепляла. Вот они п
риближаются, постепенно, веки сонно опускаются, тяжело стукаясь ресницами… их губы липнут в одном касании.
«Как это… красиво…и…трогательно»
Гарри отворачивается, но сухая щека осталась все той же…
«Фух, это всего лишь сон»
Гарри поворачивается на бок, а там лежит она, Одра. Познакомились вроде бы давно, но как можно помнить подробности. Так и смысла нет; просто прижавшись к ней, засыпает вновь…
Деревянная лавочка с примерзшим льдом в самом начале снежной аллеи. Быстро тающие клубы дыма из рта Гарри, сидящего долго и засыпающего на холодном воздухе.
– Здравствуйте, – тихий голос, раскатом прогремевший над ухом.
– З-Здравствуйте, а вы кто? – сонный голос из недр горла.
– Я? Одра. Шла мимо, почти дошла до своего подъезда и заметила незнакомца, калачика, свернувшегося в позе "рулетик". Решила, может Вам плохо. Что болит?
– Сердце.
– Бегом в кардиологию.
– Душа…
Широко открытые зрачки, ловкие движения на помощь рук в перчатках, но Гарри не мог встать.
– Неужели все так плохо, что даже подняться не можете. Вам купить что-нибудь в аптеке?
– Нет. Нужно другое лекарство.
– Какое?!
– Присядьте, я все объясню.
– Хорошо.
Одра аккуратно присела и направила внимательный взгляд на Гарри. Тот недолго думая, слез с "лошадки" и, закинув руку ей за шею, рухнул головой на плечо и уснул.
«Стоп! Что за хамство! Хотя, может так и надо; ну ладно; пусть будет так»
Градус объятий превысил норму, жар полыхал между телами."
«Брр… Как же холодно. Я весь продрог. Наверно это был сон… Уж слишком как-то это все не естественно, просто и сразу. Неужели, так бывает.»
Уставшая голова еле-еле повернулась. Веки слегка прикрыли глаза, но за темной рощей ресниц Гарри разглядел знакомые изгибы милого личика…"
Блеклые обветрившиеся губы, прикрытые тонким инеем, плотно сомкнуты.
– Т…ты-ты спишь?
– Н…не…т
– Холодно?
– О-очень.
– Иди с-сюда
– Я р-рядом.
«Боже, как она прекрасна в это мгновение. Надо прижать ее сильнее.» Уставшие глаза Гарри смотрят вверх, в небо. Там та самая темнота, что окутывает тебя по ночам. Там то самое, что владеет тобой в периоды особой грусти, тяжелой. То самое атмосферное черное небо, что расстилается над кладбищем. Звезды умирают, и… люди тоже. Но где и во сколько, звезды не скажут. Мысли вьют, кружат, жужжат, но лишь об одном. Здесь хорошо, пока все живы. Пока меткий удар маятника смерти не ударит по каменному стеклу, этот мир будет идеально красив, а вместе с тем и уродлив. Безобразен до боли и горящего чувства злобы, что так безумно разрывает душу, оставляя горячий пепел и ледяные воспоминания горьким комком на всю гортань
– Молодой человек, не трогайте меня! Что вы себе позволяете?!
– Я-я-я?
– Ну не я же. Мы находимся в приличном месте, а вы позволяете себе такое!
– Какое?
– Лечь на мое и так хрупкое плечо, облокотившись своей дырявой бошкой, и свешивать сопли, бормоча что-то во сне. А ну проваливай, пока я мужа не набрала!
Гарри, сильно опешив, убрал с нее свою голову и сел. Внезапно, упав с неба, появился симпатичный монстр. Клыки, отдающие железным зловонием, тенью лежали на шее. Конечно, раскрытый бюстгальтер мог как-то сбить с толку, но затвердевшая грудь не привлекала.
– Я тебя сожру… Но сначала ты будешь слизывать свою никчёмную кровь с пола, ползать на коленях… Ты сдохнешь как последний шакал, убитый бабой и ее волею. Зловещий смех сотряс безмолвный город.
Голос над ухом усиливался. Двоился, троился. Эхо и возгласы летали по всему пространству. Бежать было некуда. Насмешка не отставала, и он в недоумении упал…
– Это всего лишь сон, Одра? Ведь так?
– Наверно да. А что, что-то случилось?
– Да нет, сон просто страшный.
– Не переживай, это лишь сон. И все
– Хорошо. А теперь давай еще немного посидим?
– Почему немного? Я никуда не спешу.
– Вот и славно.
Звезды все так же, медленно умирали. Холодный ветер гулял, содрогая прохожих, сужая их капилляры, сосуды. Но им было тепло. И этого хватало.
Искаженная гримаса Гарри на лице, понурые скулы, когда он понял, что это всего-то были сон. «Люблю ли я его? Кого? Не знаю. Странный вопрос. Мне хочется, чтобы человеком был моим и только, но, посмотрев вниз, я вишу лишь пустоту дыры. Черноту, мглу кружащего больного ужаса в сердце, душе… Разум заграждён, расстроен. Но почему я так часто об этом думаю. Нытик? Нет наверно. А кто? Ранимый и постоянно несущий на себе излишки дерьма, что так удачно мне падают на голову с неба. Тоже не верно. Кто же я, что жаждет боли на мгновение после немой разлуки, или это самые сильные эмоции. А может все это не то, что нужно. Возможно, просто, внутри меня дыра, закрыть которую мне надо силой, летящей неведома куда. Поймать, схватить за шею, задушить, поставить на колени и скрепя сказать – Молись? А смысл, если мне не это нужно. Лишь то, что называется любовь, не то есть самая простая, но крепкая братская дружба. Взаимопонимание, сочувствие и что еще… Ах, да разлука. Мгновение, год, мечты и нет. Любить так долго, чтоб потом забыть про все и утонуть в вязком океане эйфории. Проснуться голым без всего, нагим и обреченным. Любви подвластны все, и только я, наверное, тот самый, что способен без обиды забыть надолго все, что было; пустое как это море, что выпито давно людьми».
Прохлада, ветер гоняет грустные облака, наевшиеся соленой влаги и не могущие более держать ее в себе. Дождь вырывается с мерзостным стуком, разнося барабанный треск под небосводом. Гул безмятежно гуляет по улицам, глотая пыль. Острый стук каблуков неспешных людей развеивает мрак, сеет ночь. На улице темно, но утро. «Пожалуй, надо сходить, прогуляться… Красиво здесь, но стоп, опять они. Те самые, что без лишней робости цепляют губы и кусают их. Сладостно, в порыве страсти нежной, они дают себя друг другу. Но что такое… Она его ударила? За что?! Он отвернулся и ушел? Почему?! Надо спросить…»
– Девушка-а…
– Отстаньте от меня!
Голос дрожал, молил. Волосы, облипшие кожу, не шевелились. Размытая тушь стекала по щеке. Ноги бежала безудержное, забывая про сбитое дыхание. Мысли шумной селью сметали, ломали преграды, говорившие о любви к нему. Он… ничтожество!
– Молодой человек, объясните хоть Вы мне, что здесь происходит?
– Все печально, мой интересующийся друг. Я ей изменил.
– Как? Почему?
– Не знаю. Само все получилось. Я сидел дома, гоняя свой гм… Она без стука влетела…
– Кто она?
– Ну эта, как ее… Мила. Увидев меня, ее глаза загорелись. Искра из ее зрачка хлестнула меня по щеке. Дальше все как в тумане. Она еле-еле стянула с себя платье, прилипшее к потной коже. Спустившись на колени, она… о Боже, зачем Вам это говорю… начала стягивать с меня штаны. Она хотела его, и меня, разумеется. Начала трясти своими дойными грудями, висящими чуть повыше ее складчатого пупка… Что я мог сделать?!… От нее несло «Тройным экспериансом», удушливым как угарный газ и слезоточивым как перцовка. Нагнувшись, она начала смачно чавкать. Белая жидкость струилась из глотки, она давилась эти дерьмом, глотала его… Фу, как противно…
– А дальше-то что?
– Мужик, надоел. Тяжело мне, не видишь? Я люблю ее, свою прекрасную Софи! Пусть она вернется… Помоги, прошу!…
– Не надо…
– Софи?!
– Да. Я так рада, что это не измена, а подобие мерзости той… Люблю тебя, Георг. Идем отсюда… И да, спасибо Вам… эм…
След Гарри был виден на снегу, а самого его – нет…
Смерть безумна и быстра. Раз взмах косой и ты уже мертвый лежишь подле нее. Она упала, звонко брякнув и испарилась, как жизнь твоя. Простая, но в то же время запутанная, ушла от тебя. Душа летит, откуда не вернется. Где-то там, что ближе к сердцу, покалывало и давило временами, её больше нет. Безумно быстро умирает и медленно воскресает. Увидев пластичную резину, которой мягко обтянуло череп, ты не в себе. Молчишь, стоишь и громко изнутри кричишь. Кипит твой разум, безмятежно стекает по щеке слеза. Ты помнишь как он жил и что творил? Конечно, да. Ты любишь или разлюбил? Наверно не то, и не другое. Ты равнодушен? Конечно, нет! Я помню, как еле передвигал ногами и делал то, что для нег
о великий подвиг. Шагал он тяжко, задыхаясь, при каждом вздохе поднимая голову, сверкая зрачками, пытаясь разглядеть Иисуса. Пытаясь попросить помощи, таблеточки заветной. Но ответа нет, лишь ветер с севера рисует на щеках замерзшие узоры. Поверить в то, что так все быстро, я не могу. Извольте, вы понимаете какая это мука, держать его закрытые глаза на руках, скрестив голени и опустив смиренно голову? Ведь он не придет, не скажет ни привет, ни как дела. Лишь молча он лежит и недвижим. Все прекратилось для него, и он не в состояние терпеть столь сильные тяжелые минуты, что сладкий запах воздуха щекочет легкие. Его слишком мало, как и времени, текущего из пожарного гидранта. Мы все когда-то ляжем и уснем. Навеки, и нас внезапно все возлюбят. Но знайте что, скажу я Вам, люби сейчас, пока он с вами. Пока он ждет тебя с учебы, оценок, разговора ежедневно, посиди ты с ним. Ведь он уйдет, ты это конечно вспомнишь, но будет слишком поздно; придёт самое худшее – никогда.
«Когда-нибудь я полюблю мучения, и все, что убивает изнутри. Но, внезапно, в одно мгновение ты теряешь интерес буквально ко всему, глотая слезы, плюешься на пыль дорог, стараешься заметить ту, что зацепит и потащит за собой. Влюбиться и не отойти от мысли, что хочешь ты ее… на ней жениться. Обзавестись детьми, влюбить в них мир. Воспитывать, прикладывая немало сил. Но сам все ближе и ближе к земле…»
– А, после смерти ты стоишь безмолвный, придя домой из другого дома. Сумки остаются полу, кисти ослабели. Туман заграждает, и ты опускаешься в немом падении. Жестокий злой взгляд, быстро поднимающаяся и опускающаяся грудь, истошные звуки изнутри души, слеза течет и не останавливается ни на секунду. Ты теряешь его. Навсегда. Он ушел и не вернется. Сидел, молчал, порой лежал и не возникал. Изрядно он кричал, но только потому, что все внутри ломается и рушиться. Скрепят суставы, загнивают кости, ломается воля. Он съежен, сомкнут. Крепкие цепи держат его, грызя остатки сердца. Кровь стекает по голове, и он недвижим. Раньше вы вместе обсуждали все, политику включая, параллельно говоря о кризисе в стране и доказывая, что нету лучше «Карбоне». Он ругал тебя, обзывал и говорил… Все потому, что он тебя любил. Причем так сильно, что описать все сложно. Грубый и ворчливый он жаждал счастья лишь тебе. Любви он другой не знал, как забота о тебе. Молчать, потом сквозь скрип в душе отпускать гулять тебе чуть позже, чем обычно. Вытаскивал из любого дерьма, в котором ты тонул стократно. Он забрал его…
– Кого?
– Кусочек сердца…
– Надолго?
– Навсегда…
– Так в чем же дело?
– Позволь, он дорог мне алмаза, золота, сапфиров…
– И только?
– Нет! Не только. Он дорог, чем эта вся земля. Он больше всей ее. Любовь его больше, обширнее, чем ты себе представишь. Как жаль, что я понял все слишком поздно…
– Гарри, слышишь ты меня?! Га-а-арри!
– Что случилось?!
– Ты уснул и что-то бормотал…
– А, ты, кто?
– Папа твой…
– Пп-п-а-па?
– Да…
«И я проснулся, окутанный зловещей вьюгой. Один, в безмолвной муке рядом с замерзшим столиком, сидящим на скамейке. Снега молчаливо падает на нос. Все больно и безумно страшно забыть кого-то. Но самое ужасное ждет впереди. Хотя нет, хорошее. Я жду только его…»
Холодный свет полосой прошил пространство двери насквозь. Плотный порванный ремень, в пятнах, крепкими нитями обвисший на разбитой люстре у подножии стола, извит змеей; сваленный детский стульчик. Ужасная картина, многим не понять. Жидкость едва стекает по грязным обоям «в цветочек» , убитый горем с коричневым стеклянным пузырем уткнутый головой в скрещеные руки на коленях. Чёрная кепка мягко спикировала подле кучерявых волос, запачканная сухой кровью. Тусклый свет на бледном лице, разорвана футболка осколком, что ближе к сердцу. Ему не жить. Мертв. Одеяло небрежно брошено на кровати, подушка взбита, все как надо. Но нет его, и не вернется. Глаза закрыты, не поднимутся…
– Джордж, поче-е-е-му?
– Почему?! Это ты мне говоришь, шавка?!
– Что? За что-о-о…?
– Я тебя убью, тварина!
Занесенная рука, пустая бутылка над головой; удар в висок, опущенная рука, вдоль кисти которой стекает алый ручей, она неподвижна. Под черепом волосы, пропитанные безвинностью. Блеснуло бликом в руке лезвие, пронзило плоть.
«Что я сделал? Зачем…»
На полу лежит скелет с натянутой кожей в алых лоскутах. Раньше он был жив, но лишнее желание и её, маленькой жизни, нет.
Трезвость мыслей расплывшегося тумана; грёзы, захватив мысли, сбежали, оставив последствия – повешенного сына и убитую жену. Силы оставили присевшего страдальца, грязные ладони обхватили сальную волосы, зарыдав по-детски. Кровь и слезы, душа кровоточит.
Зимний мороз. Беспечный ветер срывает шляпы с прохожих. Пора ехать прочь отсюда, как можно дальше, сбежать из города, забыться, переполненный совестью, пик наступил, и она больше никогда не будет пустой.
Звенящий звук по рельсам, свист сквозь ветер, приносящем иней на лысину. Густой столб дыма вдалеке; под ногами скользкий склон; звук вонзенных колес в холодную плоть разнесся по округе; на утро все газеты освещали заголовок "БОГ ВСЕ ЖЕ ЕСТЬ" и рядом в маленькой графе последние события, судьбоносный локомотив; оцепленная квартира, бледные тела в изящных смокингах, дрожащий голос миссис "Энни" – "Прости меня Боже, как же я грешна, зачем меня только дуру повело подсматривать в глазок двери"; нервные сухожилия, перебирая щётки, несмолкаемое тряслись и отныне, вся седина выпала.
«Я видел все во сне, что позапрошлой ночью мне приснился. Ее тонкий хрусталь блестящих волос, закрытый взор, опущенное лицо. Нервное дребезжание ресниц, выпачканных черной тушью. Она была божественна. Бегу к ней с раскрытыми руками, хочу обнять. Она стоит, ехидно хихикает в рукав, а потом хлопок. Исчезла. Раз, два, а может три я бегал, самонадеянный дурачок, пытаясь закрыть ее в объятиях. Шанса нет, пытаться смысла тоже. Присел унылый, наклонился. Рисовал, тогда не помню что… Мужчина, жена, дети… лишь палочки, облака из ртов и что же ещё; изображение сердечка. Устал от беготни, точно угомонился. Опять тот звук, но сзади. Ловить не пытался даже, знаю бесполезно. Нежные черные локоны упали на шею. Обомлел. Горячее дыхание, громкий шепот…
– У-у-успокойся-я… Не то-о-ропи со-о-бытия… Е-ще рано-о…
Вновь испарилось, в голове молчание. Ведь знаю, что люблю ее. Ту самую, что прибежала на часок ко мне во сне. Не видел, но искал. Не нашел, но жду. Готов преодолеть, что угодно и ждать сколько угодно лет, лишь бы она точно была моей. А порой все же они, те самые ребята, что любят подругу безответно, наверно счастливы хоть кем-то воздыхать. Увижу и пойму, она или нет… А пока пожалуй проснусь…
Опять все вновь, по очередному кругу, прошлое испарится, потухнет и улетит, минуя всех, меня, других людей."
Порванная простынь кровати, протяжный смешанный аромат туалетной воды. Ночь была бурной… Она влетела, не сказав и слова. Уронила на кровать, облепила. Стащив с себя фиолетовый топик и короткие штаны, залезла сверху на меня. Ослепила, сверкнув черным нарядом. Специально прислонившись сверху, пыталась заманить меня нежной плотью. Брать ее, или отпускать. Тяжелое решение, но, я не подумав, отдался без слов. Истомные крики, скрип кровати, разбросанная одежда, довольный взор,
неугомонная страсть. Я внутри, она все ждет. Мгновение, мы лежим в обнимке. Поверх ее моя рубашка, слегка видны они, вставшие упругим колом…, вертлявый зад. Она уснула, а вслед и сам засопел.
Присел, уткнулся в потолок. Она, привстав, слегка выпрямила спину и сытым взглядом оглянулась на меня. Тихими шагами прошла, виляя бедрами. Наклонилась настолько низко, что взор на мгновение залип. Ехидная улыбка, сверкающие зрачки, мягкие локоны щекотали. Сама медленно приземлилась возле бугорка, сев на колени.
– Тебе понравилось?
– А ты как думаешь?
– Кончено, нет.
– Ну что ты, по-моему, вчера шикарно мы общались. Вон, даже кровать перекошена.
– Еще бы нет. Ты так меня ругал.
– Наверно заслужила.
– Возможно, но мне пора…
– Куда?
– Работа, все она виновна в том, что редко видимся с тобой.
Она так быстро убежала, что тот последний поцелуй, казался самым прекрасным, а на щеке еще чувствовался след от него.
«Тут резко вспомнил весь полный вечер, когда злой зашел домой. Мне было чуждо все, ничем не успокоить. Искал лишь способ заглушить противное. Выговор на работе, у друга дочка родилась. А дальше все поплыло. Не помню даже почему, но гнев тогда я сильный подцепил. Все внутри меня болело, горело пламенем; как так, наверно я огорчён на то, что редко вижусь со своей любимой. Мне лишь бы к ней, ее прижать. Она работает, и что поделать нам? Нет ни кольца, ни фото свадебных, когда нес бы её на руках. Давно были бы счастливы, любили дни, ведь есть мы друг у друга. Но громкое название любви не говорит, что она одна, незаменима. Давно бы сделал ей признание, что силы все иссякли, мысли обречены во снах, смотреть, лишь, на нее. Любви, однако, много повидал, но эта настоящая.»
Следующий день казался предательски солнечным. Что могло быть хуже солнца на фоне ужасного настроения? Наверно, серая плохая погода на фоне безумной радости и искрящей улыбки. Что должно нам мешать поступать, как мы хотим – лишь то, что выбрали в качестве цели.
Неспешный шаг, бурлящий мозг, уставший взгляд, моросящие мурашки, бетонные скулы. Шелест листвы, плывущее небо, угасающий закат. Грустное лицо, бледная кожа.
– Вам чем-то помочь? Вы слишком убиты…
– Не что вы, лишь плохо упавший свет, неухоженные…
– Постойте, я вижу, что не так. В чем дело…
– Не скажу…
– А все же?
– Позвольте, я скажу вам это молча.
– А как мне слушать?
– Сидя рядом…
Сообразив как можно быстро, плащ угрюмо съехал по скамейке – она, упав, тихонько зарыдала в плечо. Неровный шепот вечера, приятный запах звезд, молчание Луны, яркий свет от фар, пустой шорох тротуара, бриз легкого неспешно ветра…
«Плащ вроде не особо намок, но ей наверно хорошо. Ладно, пусть все так будет. Пока мы рядом, все нормально. Пока все есть, конечно, хорошо. Но плохо, мы сами его себе придумаываем.
– Я… шла домой. Беспечная, веселая. На улице цветет апрель. Тепло, даже слегка прохладно. Там, куда спешу, меня ждет дочь и муж мой верный, очень сильно его люблю! Конечно, грустное повидала, но это было слишком. Звоню я в дверь, никто не отвечает. Наверно, обняв мою дочурку, они уснули сладко. Протяжный скрип… и сумки сразу на пол… Мой муж… он… весь посинел… лежит молчит. Окно открыто. А там она, внизу лежит…
– Тише, тише моя хорошая. Все будет хорошо. Лишь стоит верить…
Взволнованные гудки посреди ночи.
«Как и что? Чего случилось? От чего такое резко… как все это обидно! Не понять одно, как это было. Но так же, почему оно случилось. Простой упрек, плохое слово, страшный вой от мыслей в голове пустой. Я засыпаю…»
Ранний утренний рассвет. Солнце еле-еле ползет из-за горизонта. Розовый блик присел, а затем резко вскочил и прилип к быстро идущему поезду. Желтая полоса вдоль вагонов, сонные попутчики, стук колес… А совсем рядом, где начинается переезд, сухой асфальт держит на себе тень, отбрасываемую девочкой. Громкий крик «Прощай», бросок телефона с громкими нудными гудками, и поспешное устремление по дорожке на рельсы. Летящий смех, отдающий пронзительным скрипом железных колес и эхо…
– Сто-о-ой…
– Зачем? Я хочу умереть…
– А смысл?
Громкий голос в трубке сказал – «Я тебя люблю», но услышать это было уже поздно. Локомотив унес ее… Кровавый всплеск из сонной артерии, синева губ, почерневшее небо.
Холодный пот, влажные волосы.
«Она все спит. А скоро утро. Как же это хорошо…»
"Я увидел её и понял одно – она прекрасна. Да, хотел заполучить одну в этот момент другую, но жалел, что не ее. Все решило мгновение, когда в глазах увидел многое. Больше не пытался бродить дальше, так уже и бесполезно. Так произошло со мной. Больше ничего не желал. Самые приятные моменты хорошо ощутимы. Но, если они впервые, то чувствуются очень ярко и так сильно, что хочется писать про это книгу…
"Циановые стены, пол из линолеума. Вроде стоим на расстоянии буквально трех метров, а ведём себя как маленькие счастливые дети."
– Я тебя вижу – ты стоишь справа
– А ты слева…
– Смотрю на тебя и улыбаюсь
– И я
Мы разошлись… У меня внутри все горело, было тепло. Это было непередаваемо.
Спустя какой-то час с небольшим, вновь увиделись, мимолетно потерлись прохладными носами, пересеклись взглядами одинаковых зрачков, улыбнулись и пошли на остановку.
_____II______
_______А может все-таки это любовь?_______
– Здравствуй, – мило улыбнулась Кэрри.
– О, привет! Хорошо доехала?
– Да, а ты долго ждал?
– Да не особо. Дошёл до магазина, взял кофе в автомате и вернулся.
– Понятненько. А куда пойдем?
– Предлагаю в парк.
– Я согласна. Веди.
Скоро ушла бы зима, но все так же лежит чёрный рыхлый снег, с крыши капают холодные капли и лёгкий туман, затмевающий блик солнца.
– Классно выглядишь.
– Спасибо. А долго нам еще идти?
– Да нет, уже рядом.
Туман рассеивается, облака уходят, и город погружается в тяжелую серую атмосферу.
– А вот и та самая беседка, на которой мы посидим с тобой немного.
– Хорошо.
Гарри присел и она, рядом. Нежное движение рукой, мягко обхватившее хрупкую талию; ее плавно рухнула плечо. Теплые обнимашки явно сделали день радостнее.
– Так вот, я не люблю говорить про себя
– Ладно тебе, не бойся. Если мне приходиться гулять с человеком, то предпочтительнее, чтобы он был собой. Не хочу видеть маски для работы, учебы, семьи, прогулок. Желаю видеть того, кем ты являешься.
– Не знаю… Наверно не получится.
– Ничего страшного.
– Хорошо… Знаешь я любила одного человека, целый год, но он подло изменил
Под глазом слегка намокло.
– Ой, что это я.
– Да ничего такого, продолжай…
– Самое обидное было бы, если увидела его где-то или получила сообщение. Он мне написал…
По щеке поползла хрустальная слеза, увлажняя бледную щечку.
– И я…
А дальше молчание. Кэрри уткнулась лицом в плечо, тихо всхлипывая, изредка поднимая и опуская голову.
– Опять я это… Не надо было краситься
– Ладно, если тебе будет лучше, могу я рассказать про себя.
– Давай, буду внимательно слушать.
Слова со свистом вылетали, грудная клетка ровно двигалась, соответствуя размеренно речи, без намёка на что-то ужасное истории. Сложный сюжет, контрастная середина, непонятное начало, поблекший конец.
Все так же нет солнечного света, прикрытого хмурым фоном облаков
Дальше они просто сидели. Кэрри присела на колени Гарри, обхатившего её крепко за талию и слушавшего нервное сердцебиение, тяжелое дыхание; как капает дождик и как медленными шагами уходит зима.
– Мне пора…
– Так скоро?
– Увы. Ладно, потом еще обязательно увидимся. До скорого…
– Пока…
Гарри еще немного постоял и ушел, не понимая простой истины – она сильно изменит его жизнь.
Спустя семь недолгих дней, отмеченных красной чертой в мыслях, снег почти растаял. Ступни прохожих ощущают твёрдый асфальт, но не всех радует это ощущение…
Стоп, а Вы видели когда-нибудь зверя? Не того, что встает на задние лапы при виде желанного куска мяса, который способен лишь ходить по кругу за клеткой, изредка хрипло рыча на мух, а именно ад, воцарившийся в мирном Гарри. Частые глубокие вздохи, безумные удары разрывающие грудь; в глазах пылают искры, злобная улыбка и пронзительный гомерический смех, витающий в голове. Изогнутые пальцы на холодных кистях сильно разрывающие плоть середины души, футболка расходиться по швам, треща как свежая капуста, окровавленные рваные лохмотья, яркое сияние с левой стороны и неистовая боль. Ну, так вот, видели настолько яркую фантазию и живые эмоции; значит пора познакомиться.
Любовная пара гуляет неторопливо, трепетно держась друг за друга. Внезапно из глубины парка послышалось рычание и громкие возгласы.
Насторожившись, Джон все же решился проверить. Шёл осторожно по дорожке, дабы остаться в тени.
«Я не знаю, что в Гарри было такого, но это выглядело неистово. Подойдя ближе, я заметил Одру и поздоровался с ней. Мне кажется, его делила на части неощутимая мной сила. Помню знакомые ощущения; жаркое разрывает на мелкие кусочки и крик похожий на безысходность рвётся наружу.»
– Какая мерзкая погода, лужи, снег, вязкая грязь. Зато безоблачное небо, пахнущее росой и звездами. Она говорит, что мы не будем друзьями! Хотя до этого утверждала, что хочет обмениваться со мной сокровенным и стать лучшими друзьями. Ведь нет! Любит она другого! И все тут! Раньше были хоть какие-то приятные дружеские объятия, а теперь лишь знакомые после целого месяца счастливого общения.
«Да, наверно, ему, правда, тяжело. Ладно, пора идти. Джон постепенно удалялся, а голос его не стихал. Приблизившись к памятнику, расположенному почти вплотную с банком, все ещё слышал отчетливо его голос, утихший спустя несколько выкрикнутых реплик. Впечатлений хватило не только мне, но и тем трем ребятам, которые удивленно смотрели на него со скамейки.»
Прохладный свет фонаря, отбрасывающего кривую тень, робко освещает сидящего на бетонных ступеньках Гарри.
«…Опять я видел тебя, уже впереди, не рядом. Твой спокойный силуэт и лёгкое покачивание бёдер. Те самые, синие обтягивающие штаны, что где-то там, в недавнем прошлом созерцал. Ты помнишь, мы сидели вместе? Конечно, помнишь. Присела на колени и что-то говорила, тихо. Говорить про себя ты не могла, сам открыл все лишь для тебя, ставшей роковой ошибкой. Тогда сразу угодил к тебе в друзья, лишь потому, что история была неуместна. После тихих слез в мое плечо и влажных грустных глаз, твоя улыбка озарила день, хитрый счастливый взгляд мне дал понять, что ты не моя; мне лишь ты нужна. Мой взор унылый и обычный, манил к себе рукой. Ты, ехидно улыбаясь, все дальше убегала от меня. Влечение накрыло – догнал, прижал, обнял. Лишь мягкое касание поверх твоих волос, спокойное и ласковое перебирание. День тот казался долгим, но надо было поспешить. Пошли обратно по тропинке и весело что-то обсуждая, я молча слушал. Моя рука легла в твою ручку. Потом в карман, но полностью не уместилась. Вспоминаю спустя год и это звучит мило. Солнечный день, надоедливый снег поверх равнин. Вот и остановка, ты уехала.
"Мы будем лучшими друзьями. Спасибо тебе. Ты, правда, очень хороший. Мне очень сильно нравится общаться…" А потом один звонок и душераздирающие фразы… "Ты понимаешь, дело не в тебе. Я просто лишь… люблю другого. Не надо больше мне писать, звонить, забудь про эту суету и каждый вздох в моё вспоминание; теперь спокойно можешь спать и просыпаться ни о ком не думая. Прощай…"
