Текст книги "Человек невезения (СИ)"
Автор книги: Фишбейн
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
========== Часть 1 ==========
Иван Воскресенский искренне верил в удачу и волю случая, поэтому все свои проблемы старался спихивать именно на них, даже не задумываясь о других вариантах. Иван оказался от природы неуклюж и жутко неудачлив: он мог зацепиться за собственную ногу посреди улицы и упасть лицом в грудь какой-то тучной женщины; его чаще других окатывал из лужи проезжающий автобус, птицы гадили на пиджак, соль рассыпалась в любых ситуациях, а язык путался прямо перед какой-то важной речью. Он не хотел мириться с некоторыми аспектами собственной жизни, но делать ничего не считал нужным, так как его собственная судьба была ему, увы, не подвластна.
Иван жил с дедом, учился в самой плохой школе в их городе и хотел казаться лучше, чем был на самом деле.
В один день из самых типичных дней, Иван пришел домой и неожиданно понял, что входная дверь совершенно отказывалась открываться. Он тут же, по старой привычке, подобрал несколько причин этой проблемы:
Он вполне мог утром взять ключи от кладовки – они были до безобразия похожи. Иван внимательно посмотрел на ключи в руке – те были, безусловно, от квартиры, а не от какой-то кладовки. Еще Иван предположил, что не той стороной вставлял резьбу. Поэтому он вздохнул-выдохнул, перевернул ключ и вновь его вставил. Замок щелкнул. Иван Воскресенский улыбнулся с огромным облегчением – дед не поменял замки.
Не то что Иван был большим параноиком, но дед страдал старческим маразмом и имел привычку забывать, что Ленинград переименовали в Петербург, а внуку уже шестнадцать, а не шесть. Так же он мог просто выкинуть из головы факт своего совместного жительства с кем-то помимо старой визгливый канарейки.
Иван всю жизнь волновался без причины, поэтому всегда переписывал номера диспетчера лифта, если шел к кому-то в гости в незнакомый дом. Так же он часто проверял шнуровку на своих любимых кроссовках, чтобы случайно не упасть на глазах у множества людей. В прямом и переносном смыслах.
Зайдя в квартиру, Иван в первую очередь разулся, снял куртку и шапку, помыл руки, а после пошел на кухню готовить ужин. Дед ел только варенную и мягкую еду, так как потерял большую часть зубов еще к сорока годам. Иван не сильно любил деда, но пожелания и предпочтения принимал к сведению и иногда мог состряпать что-то типа пюре с котлетами на пару.
– Купи мне сигарет! – гаркнул дед из другой комнаты, отчего Иван дернулся и порезал палец.
– Ты не куришь уже десять лет! – крикнул он в ответ, стараясь наспех приклеить пластырь. Не получилось – клейкая полоска слиплась вдвое и стала совершенно не пригодна к использованию. Больше пластырей не было, поэтому Иван сунул палец в рот, чтобы остановить кровь.
– Поди к черту!.. Тащи свой зад сюда и возьми деньги.
– Так куда мне идти? – насмешливо спросил Иван, включая воду и промывая руку. Куда делся бинт или хотя бы марля?.. Он получал такие пустяковые ранки чуть ли не через день, но все равно никогда не мог потратить кусочек своего времени и сложить предметы первой помощи на видное место.
На самом деле Иван хотел быть более мягким и добрым, но как-то не очень получалось. Или конкретней, получалось только со знакомыми и то через раз, а с дедом у них были слишком натянутые отношения.
Иван взял у деда деньги, хотя точно помнил, что прятал их от него. Он не был жаден, просто дед мог купить много всякой дряни, забыть об этом и накупить всякой дряни во второй раз.
В подъезде Иван запнулся о порожек и беззвучно возмутился. После чуть не зацепился за ножку лавочки.
…Все-таки, стоило разговаривать с дедом более мягко, уважительно, а не так, на отцепись. Он часто делал или говорил что-то, а потом жалел об этом с пламенной ненавистью к себе.
Мимо него проходили десятки людей и почти каждого он хотел попросить купить сигарет, но останавливал себя. Нет, Иван не считал себя робким, просто не особо уважал сигареты и курение, а в таком преклонном возрасте вообще считал дорогим самоубийством.
– Постойте, – остановил он девушку ниже него, худую, кудрявую. На вид ей было около двадцати. – Купите мне сигарет, – обворожительно улыбнулся он той улыбкой, которую тренировал перед зеркалом. Ивана, увы, природа обделила умением улыбаться красиво, поэтому со временем он научился этому сам. А еще он долго и кропотливо подавлял в себе привычку заикаться и давиться словами при разговоре с людьми.
– Тебе? – недоуменно спросила его кудрявая незнакомка. Иван увидел, что в ее волосах запутались сухие листья. Сначала он хотел сказать об этом, но потом передумал. – Зачем ты куришь? – протянула она, поставив свои огромные пакеты с покупками на лавочку, где сидел Иван. – На упаковках написано, я читала, что курение вызывает рак легких.
– На самом деле моему деду, он попросил и забыл, что мне еще не продают… Ему, думаю, уже все равно на эти предупреждения на пачке, – ответил Иван, стараясь выглядеть спокойно и убедительно. Как же хотелось описать ситуацию с маразмом и склерозом деда во всех подробностях и красках, но он вовремя одернул себя. Как одергивал каждый раз при порыве излить кому-то душу.
– Ладно, если деду. Мы распоряжаемся своей жизнью, как нам угодно, – вдруг согласилась она. – Только ты донесешь мои сумки до дома, – она хмыкнула, взяла деньги и пошла к ларьку. Купила «Кент».
– Лучше бы «Мальборо», – с досадой вздохнул он.
– Ты же не просил, – справедливо заметила она, а Иван опять мысленно упрекнул себя в невнимательности. Он подхватил ее сумки, в которых неожиданно оказалась куча всякой дребедени: пакет земли для комнатных растений, пластмассовые горшочки и черная краска, в тон волосам незнакомки.
– Я хочу посадить дома много-много цветов, – заметив его удивление, сказала она. Иван вот-вот хотел спросить об этом. Удивительно. – Самых разных, может даже плодовое дерево в большом вазоне… Правда, я еще не придумала, какое. А еще у меня возле дома растет вишня-дичка. Представляешь, за ней совершенно никто не ухаживал! – она посмотрела на него в упор, будто стараясь прочитать что-то в выражении лица или взгляде. У нее самой были глаза травянисто-зеленого цвета. Иван ничего не ответил. Они прошли молча еще две улицы.
Он все хотел заговорить с ней, но что-то его одергивало, останавливая, не давая и рта открыть. Не то что он был трусом, рохлей или параноиком, просто Иван Воскресенский жутко любил оправдываться. Еще он питал тягу к частым повторениям и чувствовал извращенную радость, попадая в передряги. Если коротко, Иван не мог разобраться в себе.
***
Деду полюбился «Кент», но по своей натуре он возмущался, закуривая так называемые «бабские сигареты». Иван же ругался и отправлял деда на балкон, чтобы квартира не прованивалась дымом.
Одним утром, таким же бесполезным, как и все другие, Иван готовил чай и параллельно этому жевал зубочистку. Он много думал обо всем, что когда-либо волновало его или могло в ближайшее время стать проблемой. Такая уж у него была природа – накручивать себя до придела, выжимать нервы как половую тряпку бесполезными, но такими навязчивыми переживаниями.
– Ваня! – не своим голосом крикнул дед и продолжил повторять его имя, отчего Иван вздрогнул и разлил горячий чай на руки.
Он включил холодную воду, чтобы хоть немного снять боль. Иван стоял так минут пять, сунув обожженые ладони под ледяную, колючую воду, стараясь не расплакаться от обиды. Он честно старался быть собраннее, не вздрагивать от каждого громкого слова, не цепляться за порожки и не ударяться мизинцем о тумбочку чаще, чем все остальные.
Когда стало совсем немного легче, он зашел к деду.
– Чего орал?
– Я звал Ваню, – с сомнением сказал дед, сощурив бледные глаза. Иван не стал говорить, что вот он, перед ним. У деда был такой заскок – иногда он мог забыть много лет своей жизни. Так просто, проснувшись одним утром и не понять, где он, и кто люди, которые окружали его.
– Он ушел уже, – ровным голосом сказал Иван, вымученно улыбнулся деду и прикрыл дверь.
Намазав руки кремом от ожогов, Иван и вправду побрел в школу. Сегодня, к своему удивлению, он не почувствовал мук совести, а наоборот, понял, что сказал все правильно.
Дни продолжили походить на клубок шерстяных ниток, спутанный дворовым котом. Иван, по своей привычке и проклятию, один раз попал под дождь без зонта и, надеясь спасти хотя бы кусочек сухой одежды, забежал в супермаркет возле дома.
Он достал из кармана помятые, отсыревшие деньги и вздохнул. Оставалось надеяться, что на них что-то продадут. Цены на коммунальные счета снова поднялись, хлеб и крупы продолжали дорожать, а пенсия деда, увы, не увеличивалась.
Счетами и деньгами вынужденно занимался Иван – он все оплачивал, откладывал, экономил. Из-за тех двух пачек сигарет, за которые дед ему «заплатил», пришлось ходить в школу пешком и не покупать обеды где-то неделю. Нет, Ивану было не сложно. Он хоть и не сильно любил запах дыма и курение в целом, дед радовался возможности выкурить хотя бы одну сигарету в день и не так часто забывал какие-то важные мелочи. Сам Иван совершенно не знал, как это было связано.
Он взял хлеб, бутылку молока, сосиски и пошел на кассу. В очереди недалеко от него стояла та кучерявая девушка, что купила ему сигареты. Иван еще в прошлый раз заметил забавную деталь – она носила кепку цвета хаки, которая совершенно ей не шла.
– Девушка, я попросила сто восемнадцать, а вы дали сто десять, – сказала кассирша с легчайшей ноткой раздражения в голосе. Если бы Иван не так часто ходил в этот магазин, он бы и не заметил. Он всегда обращал внимание на мелочи, незначительные детали в людях, отчего еще больше расстраивался – в нем самом было столько несовершенных привычек, движений и жестов…
– Там же была скидка на… творог? – аккуратно заметила недавняя знакомая Ивана. Сжимая в пальцах еще совсем немного денег, она выглядела очень растерянно. Ивану вдруг стало ее жалко. Так же жалко, как и самого себя в такие неудобные моменты.
– Там написано – по воскресениям. Сегодня воскресенье?
– Нет, понедельник… Я запуталась, – она сконфуженно улыбнулась, а после кинулась отсчитывать деньги, которых не хватало на оплату покупки. – Вы меня простите… У Вас такие красивые серьги! – она вновь обратилась к кассирше, а та смутилась и поблагодарила, дотронувшись до своих гвоздиков в форме ромашек. Иван также расплатился, и уже хотел пойти домой, но столкнулся с кучерявой незнакомкой еще раз возле шкафчиков хранения.
– Переверните ключ, – сказал Иван, и она сделала, как он просил, а уже после обернулась.
– Не могу привыкнуть, – сказала незнакомка со вздохом. – Столько ненужных правил, которые возьми запомни…
– Я с ключом тоже путаюсь. Мы же все люди, – хоть Иван и не сказал чего-то особенного, ее лицо скрасила теплая улыбка. – Как Вас зовут? – ему стало вдруг жутко интересно.
– Варвара, – она наконец-то достала свою черную сумку и нацепила на плечо. Как и кепка, та совершенно не подходила к цветастому платью.
Он представился в ответ и вспомнил, что не сделал этого при прошлой их встрече. Иван мог называть ее «Варечкой или Варей», но именно полное имя полностью описывало внешность, тот нежно-неряшливый образ, который сразу врезался в память.
– Очень приятно, – она легко поклонилась ему, но этот жест совершенно не был похож на позерство. Очень четкие, неброские движения запомнились простотой и случайным изяществом.
– Ты такая странная, – Иван случайно перешел на «ты», а она будто и не заметила.
– Я совсем-совсем недавно переехала и теперь живу возле парка. В этом городе парк такой огромный, но деревья там несчастные… Им не хватает ухода, – Варвара так и стояла на месте, словно и не знала, что нужно делать или говорить дальше. Она крепче стиснула пальцы. – А ты не знаешь, как заводить счет в банке?
– Знаю, – удивился Иван.
– Я вот недавно научилась. Так прикольно! – от восторга она чуть ли не подпрыгнула на
месте. – А почему скидка только по воскресениям? – вдруг спросила Варвара, хотя Ивану показалось, что ответ ей был не слишком интересен.
– Чтобы люди чаще ходили в магазин в этот день, – все же объяснил он, а Варвара пару раз кивнула. – Или ее ставят на то, что скоро просочится.
– Ага… Я запомню. Поможешь мне кое-что донести? – совершенно наивно спросила она и пристально на него посмотрела. Если бы Иван не был настолько промокшим и уставшим, он бы отшатнулся – радужки глаз оказались черными, как потухшие угли. Они были другого цвета в их первую встречу. Ивану запомнился какой-то смутный теплый оттенок.
– Что? – растерянно спросил он.
Вместо ответа Варвара потащила его в отдел садовода. Она купила многоженство удобрений, два огромных горшка, предназначенных не иначе, как для комнатных пальм, и десять кило земли с какими-то минералами.
Почти возле выхода она заметила пожухлый саженец груши.
– Вы ее чаще поливайте, – сказала Варвара невзначай продавцу-консультанту. – И груша любит, когда с ней разговаривают. А лучше перенесите к другим деревьям, чтобы ей не было скучно, – на ее слова продавец-консультант неуверенно улыбнулся, будто и не знал, шутила она или говорила на полном серьезе.
Все-таки, Варвара все больше казалась ему какой-то несерьезной, слишком наивной с ее банальными просьбами и разноцветными линзами. Хотя судить кого-то, совершенно ничего не зная, было глупо. Иван опять одернул себя.
Перед ее домом, у первого подъезда, росла вишня, и ее ветви доставали до окон третьего этажа. Наверно, когда она зацветет, будет красиво. У Варвары была очень маленькая квартира.
– Куда ставить обувь? – спросил Иван. Он наследил у порога, забыв вытереть ноги, поэтому почувствовал себя как-то глупо и неуютно. Как всегда. Эти эмоции стали ему почти родными.
– Сюда, – ответила Варвара, а он только сейчас заметил, насколько крошечная у нее оказалась стопа. Как у ребенка. – В магазине мне говорили пойти в детский отдел, но я не поняла почему. Или это они так пошутили? – Варвара пристально на него посмотрела и вдруг спросила: – Вань, а хочешь, я померю?
Еще никто не мерил обувь, чтобы показать Ивану и спросить его мнение. Ему стало очень приятно.
Варвара надела белые лодочки, закружилась в них по гостиной, заставленной комнатными цветами. Подол ее платья-сарафана то поднимался, то опадал рывками, отчего создавалась иллюзия какого-то невероятного танца.
После на ее ногах оказались темно-зеленые туфли на каблуках. Варвара призналась, что совершенно не понимала как на них ходить. Иван сделал вывод – она вообще мало что знала, не много умела, но чем-то цепляла его – своей искренностью, легкостью.
Ей нравилось рассказывать ему незначительные мелочи о том, как ей искали нужный размер и примеряли множество пар босоножек, балеток, ботинок, туфлей и лодочек пока не нашли подходящие.
Через какое-то время, попив чаю, Иван понял, что пора бы валить домой – кормить деда и его визгливую канарейку, писать реферат по биологии и гладить рубашку на завтра. Варвара понравилась ему, у нее дома он чувствовал себя поразительно спокойно. Иван предложил ей созвониться.
– У меня нет телефона, – призналась Варвара, очень расстроившись. – Вообще, зачем он? Если я захочу с кем-то поговорить, я просто приду в гости.
– Ты что, жила в глухой деревне? – раздосадовано спросил Иван.
– Ну… Да, – Варвара кивнула своим словам, а ее личико сделалось очень грустным.
Что делать в такой ситуации Иван не представлял.
– Ты можешь прийти в любое время, я буду рада тебе.
– Почему ты не снимешь кепку? – вдруг спросил Иван. Он сомневался – ему не хотелось ее обнадеживать скорой встречей. Скажет он, что придет, а дед, например, словит инфаркт, забудет где он, не покормит вовремя канарейку или впустит в квартиру вора – и что дальше? Иван считал своим долгом отвечать за сказанные слова и не забирать назад данные обещания.
– Эт… – она замялась. – Я могу снять, если ты хочешь. Только не удивляйся.
– Хорошо-хорошо, – пробурчал Иван. Не так страшно что-то пообещать – Варвара делала очень вкусный травяной чай. Ему еще никто не готовил чай… Если даже у него не получится что-то, Варвара никуда не убежит и не денется.
Ее волосы у самых корней были болотно-зеленого цвета. Он еще не видел такой интересной покраски.
– Это не краска, – сказала Варвара, предугадав его вопрос. – Это мои волосы. Мне их жалко опять подкрашивать в черный… Знаешь, я думала, что будет хорошо, но мне совершенно не идет!
– Погоди, – опешил Иван. – Почему зеленый цвет? Даже не зеленый, а какой-то… Грязноватый.
– Он не грязноватый, а натуральный, – будто обиделась Варвара. – Очень красиво выглядит. Хотя как я тебе покажу – все закрасила, – она с сожалением вздохнула. – Только корни остались.
– У тебя не может быть натуральный цвет зеленый, – грубо сказал Иван, чувствуя, как его разыгрывают. Это он не любил почти так же, как чувство неловкости.
– Всегда был, может, – упрямо сказала Варвара, а ее глаза стали лазурно голубыми, как самое чистое озеро. Или небо после дождя. – Всю жизнь жила, и был.
Иван проморгался. Наваждение не прошло.
– Ты не человек? – ошалело спросил он, а Варвара неожиданно ойкнула.
– Я даже не знаю, как объяснить… – она взволнованно вздохнула, а ее волосы на секунду взметнулись вверх, как от ветра, но тут же опали. – Так заметно, да? Но у людей столько своих странностей, я замечала, что я на их фоне иногда даже теряюсь. Представляешь, я!
Иван представлял нежить немного в другой ипостаси. Совершенно в другой. Он никогда не думал, что будет пить с ней чай и тащить ее сумки до дома, но все это казалось так по-человечески, что совершенно не вязалось друг с другом
– Я кажется понимаю, кто ты…
– Ты угадал, – опять согласилась Варвара, даже не дослушав. Иван предположил, что Варвара была лесной мавкой, и оказался прав. – Ты наблюдательный.
– Нет, мне сложно в это поверить, но все же… Ты слишком беспечна.
– Я всегда была такой, – сказала она с легкой улыбкой на губах. – И да, Вань, заходи как-то, поболтаем…
Иван согласился с ней, поблагодарил за чай и собрался уходить.
Он схватил свой пакет с продуктами и выскочил за дверь, бегом спустился по лестнице и чуть не упал. У него дрожали руки. Иван дошел-долетел до дома в кошмарном состоянии неверия. Одновременно ему было тепло на душе, так хорошо, что все проблемы казались просто выдумками, но так же он чувствовал себя обманутым – какие, блин, лесные мавки? Но глаза, волосы, странные разговоры…
Дед был дома, курил свой «Кент» и даже покормил канарейку.
– Где был, напастье? – миролюбиво спросил он. Иван с облегчением выдохнул – в этот вечер дед словил просветление.
– В гостях, – коротко ответил.
– Бутерброды будешь? Я сделал, – гордо сказал дед и указал на огромную тарелку.
– Ты потратил весь хлеб, сыр и колбасу? – Иван чуть не схватился за голову.
– Ты хлеб еще купил, – спокойно ответил дед. – Успокойся, внучок, мне было скучно.
Остаток вечера Иван давился вкусными бутербродами, запивая черным чаем и думал о Варваре. Он досадливо вздохнул – реферат и глаженная рубашка сегодня были точно в пролете.
На следующий день сразу после школы он снова пошел к ней в гости. Ему просто был необходим ее горячий чай, как спасение от очередного неудачливого дня. Иван стоял под подъездом как придурошный, забыв номер ее двери. Его съедало чувство стыда и растерянности – Иван не мог поверить ей, но она так ревностно доказывала свою правоту, что заставила его засомневаться.
Спустя десять минут он проскочил с каким-то соседом.
– Привет! – Варвара светилась от счастья.
Еще она сказала, что от неумения плохо смыла цвет, поэтому зеленые волосы стали на пару тонов темнее натуральных, а в некоторых местах так вообще остались черные пряди.
– Зачем ты красилась? – спросил Иван, проходя на кухню, где Варвара наливала чай.
– Я думала, что это слишком необычно и меня… Вычислят, что ли? – она неуверенно хихикнула. – Я вообще мало чего понимала и сейчас не многим больше.
– А зачем тогда смыла краску? – хмыкнул он, помешывая чай крошечной чайной ложечкой и пересчитывая лепестки заварки.
– Потому, что ты не верил мне до последнего. И до сих пор не веришь. А еще цвет какой-то отвратительный был, – Варвара коротко улыбнулась. Иван осмотрелся: на полочках стояли множество горшочков, некоторые из них треснули от времени, но все равно не стали выглядеть менее внушительно.
– Жалко, что папоротник отцвел… – вдруг сказала Варвара.
– Что? Он же не может, – удивился Иван.
– Но летом цвел. В наших руках вся природа получает силу, которую могла утратить когда-либо… Или же просто ему понравилось, что я с ним говорила.
Потом Ивану взбрело в голову написать ей список, что из ее действий и слов выглядело очень странно, а что – вполне нормально и могло бы сойти за поведение самого обычного человека. Так же он решил добавить про то, как оплачивать коммунальные, пополнять мобильный счет и много другое.
Иван давал ей читать и спрашивал, все ли понятно. Варвара говорила, что запомнит. Ее так искренно интересовали карточки оплаты, счета в банке, проценты ипотеки, а Иван рассказывал, как заказывать пиццу по интернету. Варвара смеялась и говорила, что у нее все равно нет никакой техники для этого. А потом она почему-то показала свой блокнот – исписанный в каждой клеточке, потертый, но там были… Заметки по современному миру. Все, что Ивану казалось обыденным, Варвара предпочитала записывать и изучать. Она вклеила в блокнот листочек, полностью заполненный советами Ивана.
– Почему в магазинах так дорого? – спросила она, а Иван разъяснил, что нужно было получать какой-то свой процент прибыли, чтобы зарабатывать на товаре и торговле. – Но я работала в теплицах возле полей и леса какое-то время. Там покупали все очень дешево, в разы дешевле, чем в магазинах, – а Иван ответил ей, что, наверно, она говорила об опте.
– Так делают, чтобы люди брали продукты в больших количествах. Магазинам выгоднее купить много дешево, чтобы ставить проценты от рыночных цен, – сказал Иван.
– Ты так много об этом знаешь! – поразилась Варвара, а ее глаза от восторга стали голубыми, как самое чистое лазурное озеро. – Я изо всех сил стараюсь запомнить и понять… Но ничего! У меня есть столько времени! – она воодушевленно подскочила, а Иван ни к месту подумал, что пока она хоть немного адаптируется в этом новом для нее мире, вишня-дичка за окном зацветет еще не один раз.
– Как самый обычный человек, – улыбнулся Иван и, расслабившись, зацепил локтем вазу с каким-то красивым растением. Зачем, спрашивается, ставить на журнальный столик цветы?! – Пардон… то есть извини… – вздохнул он и вжал голову в плечи. В виски тут же ударила кровь, а горло сдавили цепкие пальцы смущения и стыда.
– Ничего-ничего, – Варвара взяла цветочек за поломанный стебелек и провела по нему большим пальцем, не говоря ни слова. В этот момент ее глаза напоминали светофор: вспыхивал карий цвет, его заменял черный, голубой, сероватый, как утренняя дымка, а после остался тепло-зеленый, привычный Ивану. Цветочек ожил в ее руках, окреп и зацвел. Правда, вазон так и остался разбитым, осколки перемешались с землей. Иван тут же метнулся за веником, сгреб весь мусор в совок; от злости на себя и собственную невнимательность у него подрагивали пальцы. Варвара совершенно не обиделась.
– А почему ты переехала в город? – спросил Иван, стараясь забыть о вазоне.
– Все меняется, – охотно ответила Варвара, будто ждала этот вопрос. – Лес умирает, увядает, я не могу помочь – люди сотворили ему столько горя… Я могла остаться с лесом, как остальные, но… – она замолчала и отвела взгляд. Иван буквально ощущал, как ей щемит сердце.
«Ты жить хотела, вот что», – между тем подумал Иван и только хотел озвучить это, как она перебила: – Почему на улицах столько бездомных?
– Ну…
– Их лишили дома, как меня! И никому не дали чего-то взамен! – ее лицо стало взволнованным. Иван невольно отшатнулся. Неужели Варвару настолько волновала чья-то судьба?
– Большинство из них, я уверен, сами лишили себя дома, – лояльно ответит Иван. Он рассматривал цветочек в ее руках, для которого она еще не нашла новое место.
– А я? А как же я?
– А думаешь, кому-то есть до тебя дело? – беззлобно спросил он. Варвара нахмурилась и отвернулась. Она встала и прошла мимо него, куда-то на кухню.
Иван допил чай и ушел с чувством собственной вины. Так обидеть ту, которая ничего плохого ему не сделала? Не сказала ничего из-за цветка, который, несомненно, был для нее очень важен. Иван опять отметил, что нужно думать, прежде чем что-то говорить.
Ему больше шла фамилия Неудачников, чем своя собственная. Один раз в школе ему назначили мыть окна, а он чуть не вывалился со второго этажа, после чего в течении дня глотал успокоительное. А еще через какое-то время дед все-таки поменял замки.
В тот день Иван обреченно сидел на ступеньках под дверью, от волнения даже не подумав позвонить в специальную службу по снятию замков. Дед все чаще забывал его – теперь только раз-два в неделю он помнил своего внука шестнадцатилетним высоким парнем, а все остальное время – маленьким мальчиком, на которого он только-только оформил опеку. Бывало, что дед вообще забывал все связанное с ним. Обидно, но винить деда Иван не видел смысла.
Иван вышел на улицу и ходил по парку до темноты, пока не стало холодить пальцы. Он только после понял, что ему некуда идти. Совершенно некуда. Потому что однодневное забвение деда не повод менять замки еще раз и тратить на это деньги.
Он купил себе глинтвейна, отхлебнул и сел на длинной лавочке в парке. Было так темно, что каждый раз Иван вздрагивал, если кто-то проходил слишком близко. Холодно. Завтра была суббота, да к черту какая разница? Иван вернулся домой, позвонил в дверь – никто не открыл, подергал за ручку – так же бесполезно.
Вдруг вспомнился свой глупый вопрос:
«А разве кому-то есть дело до тебя?», – тогда он это сказал не со зла, но… Если у Варвары вправду никого нет? Как он мог ляпать какой-то абсурд, даже не думая? В его случае это всегда приводило к случайным обидам.
Друзья у него были. Но одновременно с этим Иван мог поклясться головой, что они не считали его своим другом. Вдруг подумалось, что ночевать в антикафе не так плохо, и Иван уже двинулся туда. На небе были такие красивые звезды…
Зазвонил телефон, а на экране высветились «Деда» и фотография их канарейки. Иван от волнения чуть не выронил его.
– Привет. Э…
– Ваня! Какого черта ты не дома? С девкой какой-то шалить вздумал?! А резинку купил?! – тут же посыпался на него град вопросов. Ивану перехватило дыхание. Вспомнил.
– Ты замки поменял, я звонил, но ты не открыл, – на одном дыхании выпалил он и со всех ног побежал в сторону дома. – Сейчас откроешь? Пожалуйста…
До дома Иван добежал в рекордные десять минут, влетел в открытую дверь и накинулся на деда с объятиями и чуть ли не слезами счастья.
После дед молчал, задумчиво курил «Кент», а через какое-то время сказал:
– Прости. Повезло тебе на такого вот опекуна, – он невесело рассмеялся, а Иван подумал, что лучше уж так, с человеком, который хоть немножко его любил, чем с другими родственниками или в детском доме. Родители Ивана были… Он уже и не помнил кем и куда они делись из его жизни.
– Других не было, – просто сказал Иван, хлопнул деда по плечу и пошел спать.
В воскресенье, свой любимый день недели, он встретил в магазине Варвару.
– Скидки, – она улыбнулась тепло-тепло и дотронулась до его руки. – Спасибо, ты мне очень помог. Без тебя я бы пропала, завяла бы и поломалась, как какой-то росточек… У нас в лесу кто-то подрубил саженец дубка – тем людям то что, а он умер, – Иван удивленно посмотрел на нее – она не в обиде? Он опять себя накрутил, или же Варвара просто решила простить его? Или сделать вид, что все хорошо…
С ее волос уже сошла почти вся краска, поэтому они были какого-то травянистого цвета, в тон глазам.
Она долго мялась у входа в магазин, а потом предложила Ивану зайти к ней. Он согласился. Делать было нечего, а сидеть дома с дедом ему не особо хотелось.
Дома у нее было все так же тесно и уютно.
– Чай? – спросила она растеряно. Будто за пару дней между ними образовалась пропасть. Хотя, по сути, они не наводили мосты, чтобы их разрушать.
– Да, – согласился Иван, и они замолчали. Молчание длилось так долго, напряжение отталкивалось от стен и врезалось в головы неприятным звоном, но вмиг прервалось, когда Варвара запела. Она пела так мягко, нежно, что Иван как взаправду чувствовал шелковое прикосновение ее голоса, которое окутывало его, успокаивало. Она была каким-то лучиком – ярким, смешным, пока нечетким. Он мог не думать о ней, но когда думал, чувствовал теплый свет между легкими, и дни уже не казались такими серыми и отвратительными.
Варвара… Варя пела до жути ироничную песню «Иван Человеков», на героя которой он всегда хотел равняться, быть таким же… Или хотя бы немножко похожим.
– Я красиво пою? – спросила она, прервавшись. Когда исчезло ее пение, вмиг оборвалась атмосфера, и мир вокруг снова приобрел тускло-синее краски.
– Никогда не слышал ничего лучше, – честно ответил Иван.
– Я же мавка, – просто сказала Варвара. – Все еще не веришь? – вдруг спросила она, заметив скепсис на его лице.
– Верю, ну, или хочу верить, честно…
На ней было цветастое платье. Она повернулась к Ивану спиной, обернулась и кивнула на замочек.
– Расстегни, – попросила Варвара, а Иван не смог отказать ей. Молния заела – она рассмеялась и сказала, что купила его на распродаже за какие-то гроши. Иван дернул сильнее – платье спало с плеч. – Видишь?
У нее не было спины. Нет, не так, она просто была прозрачная, будто невидимая… Сквозь нее (тот крошечный кусочек, который уже не закрывало платье) можно было увидеть легкие, которые судорожно и нервно вздыхали и опадали, ребра, позвоночник.
– У всех мавок прозрачная спина, а когда мы танцуем…
– …получается невероятный танец, – с замиранием сказал Иван, помогая с замком во второй раз. Он никогда не видел ничего подобного, но это заставило его не отшатнуться, а скорее почувствовать обжигающую вину.
– Да, – сказала Варвара, а потом, будто схватившись, спросила:
– Ты не испугался?
– Такое… Немного необычно, – честно ответил Иван, стараясь унять дрожь в пальцах. – Почему ты ушла из леса? – вновь просил он, так как раньше ее ответ показался ему неполным, не достаточно честным.
– А я не говорила? – она удивилась и повернулась к нему лицом. Только он видел ее спину, чувствовал от этого холод и жуткую дрожь неверия, а когда смотрел в глаза – какое-то болезненное, родное спокойствие. Но Иван быстро одернул себя – девочка с зелеными волосами и маленькими ступнями, которая, по сказкам и легендам, одним своим поцелуем могла выпить жизнь, а объятиями защекотать до смерти не то что пугала, а вызывала желание пару раз тряхнуть головой и сбросить наваждение…