Текст книги "Пять дней (СИ)"

Автор книги: feral brunette

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Мокрый холодный мраморный пол. Да, наверное, это был мраморный пол очередного поместья, в которое её доставили. Щека была счесана, на теле целые созвездия из ссадин, а волосы слиплись из-за крови, пота и слюны. Она чувствовала только грубые шершавые ладони, которые схватили её за правое запястье и волочили за собой. Все надежды на добрую гуманную смерть давно были исчерпаны, потому что девушка давно для себя осознала, что просто умереть ей не дадут. Гермиона превратилась в особо важную и ценную пленницу, поиздеваться над которой успели уже все сторонники Волан-де-Морта.

Она чувствовала, как её внутренние органы сжались до предела, а на языке отпечатался металлический привкус крови. Боль парализовала буквально каждый дюйм её тела и хотелось закричать, срывая голос, но сил не было даже на это. Девушка чувствовала, что находится буквально на грани между жизнью и смертью, словно одной ногой уже переступила эту черту. Хотелось поскорее получить свою порцию издевательств, уготовленных для неё очередным Пожирателем, и забыться в бесчисленных попытках умереть во сне. Гермиона всё же рассчитывала на то, что в один день кто-то перестарается, а её тело и душа перестанут сдерживать этот натиск. Она желала, чтобы наконец-то смогла и второй ногой переступить через грань.

Хриплый мужской голос что-то пробормотал, но гриффиндорка не смогла разобрать ни одного слова. Скрежет открывающейся металлической двери резанул по ушам, и девушка случайно дёрнулась, а в следующий миг почувствовала, как хватка на руке ослабла. Гермиона хотела открыть глаза, чтобы понять, куда в этот раз её притащили, но удар об каменную стену пришёлся раньше, чем она собралась с духом. Каждый раз приступ страха усиливался в стократ, когда её доставляли в новое поместье, потому что с каждым домом и магическим перемещением – боль становилась сильнее.

Война продолжалась уже пятый год. Или шестой. Она сбилась со счёта на третьем году, на тысяча двести тридцать первом дне. Её подсчёт сбился, когда Гарри Поттера убили, а следом и Рона Уизли. Золотое Трио навсегда распалось, потому что её друзьям навечно осталось по двадцать лет и их улыбки были запечатлены на старых потёртых колдографиях. Жизнь в её жилах остановилась вместе с сердцами своих лучших друзей. Все чувства померкли, все эмоции заледенели, и только всепоглощающая боль выжила на окраинах обожжённой души.

И ей хотелось остаться рядом с мёртвыми Гарри и Рональдом там, на юго-западе Англии, в Годриковой Впадине. Там остался её последний тёплый вздох и чистая слеза прежде, чем злорадный смех Долохова ворвался в сознание, а Яксли связал её руки. С тех пор жизнь превратилась в один долгий бесконечный день, который закончится лишь тогда, когда сердце наконец-то остановится. Порой ей казалось, что она давно уже умерла, и именно так выглядит её личный Ад: нескончаемые пытки, мерзкие голоса Пожирателей, безумный смех Беллатрисы и постоянные мысли о том самом дне.

Её больной рассудок начинал возвращаться к реальности, и Гермиона открыла глаза. Это было очередное подземелье очередного поместья. В те моменты, когда её мозг зачем-то пытался бороться за жизнь и сосредотачивался на чём-то ещё, кроме постоянных пыток – девушка вспоминала все подземелья, в которых побывала за эти годы. Она могла поклясться, что все они абсолютно разные: каменные стены, полы, запах и железные двери. Когда глаза привыкали к мраку, гриффиндорка начинала осматриваться вокруг, проводить тонкими бледными пальцами по стенам, чтобы определить, где она оказалась в этот раз.

Девушка прекрасно знала, как выглядит темница в поместье Лестрейндж – там было очень мокро и сыро, словно подземелье только осушили после потопа, а пахло там смертью. Знаете, как пахнет смерть? Для Гермионы это был запах огня в перемешку с гнилью, тёмной магией, приторно-металлическим привкусом крови и пепла. Бывали моменты, когда она практически касалась пальцами этой висящей и мерзкой вони, что поселилась в подземельях Лестрейндж. Ей было страшно представить, сколько невинных душ погибло и остались навечно погребены в этих каменных стенах. Но Гермиона продолжала надеяться на то, что следующей жертвой зловонного подземелья станет именно она.

Грейнджер точно так же могла рассказать и о всех остальных темницах – в поместьях Яксли, Долохова, Руквуда, Эйвери и прочих Пожирателей. Но сегодня её притащили в новые «апартаменты». Тут было на удивление сухо, в отличие от мраморных полов, по которым её тащили сюда. Стены были теплее, чем она ожидала, а вместо привычного запаха гнили – пахло просто старостью, будто бы тут давно никого не было. Гермиона услышала, как её сердцебиение выравнивается, и стало совсем тихо. Она уже давно не слышала подобной тишины: никаких криков сверху, никаких всхлипов в противоположном углу – ничего. Почти ничего.

Ей понадобилось несколько минут, чтобы услышать чьё-то тяжёлое дыхание, но так далеко, что это могло показаться миражом. Девушка кое-как встала на ноги, уняв дрожь в коленях, и опираясь ладонями об стены, начала идти на звук. Не исключено было, что это с ней так играло больное воображение, но она продолжала медленно перебирать ногами. Это подземелье оказалось намного больше, чем предыдущие. Глаза привыкли к мраку, а звон в голове понемногу утихал. Наконец-то она увидела в темноте силуэт своего «сокамерника», и ноги тут же оцепенели. В последний раз Грейнджер видела живого человека очень-очень давно, потому что её обыденной компанией были Пожиратели, что продолжали испытывать тело гриффиндорки на прочность.

– Что же ты застыла? – голос был тихим, хриплым. И до боли знакомым. – Я уже и не надеялся тебя увидеть.

Это был мужской голос. Гермиона сделала ещё один неуверенный шаг, прикусив губу и сжав руку в кулак. Силуэт пошевелился, а гриффиндорка тут же застыла в немом ужасе, когда заметила белое пятно во мраке. Сердце снова заколотилось с бешеной скоростью, а ногти больно впились в кожу рук.

– Смелее, Грейнджер, – она точно знала, что Малфой ухмыльнулся в этот момент. Все её окаменевшие эмоции вдруг оголились и прошлись разрядом по всему телу. – Не бойся этой тьмы.

– Иди к чёрту! – Гермиона вложила в эти слова все свои силы.

– Не будь такой грубой, Грейнджер, – Малфой встал на ноги, опираясь руками о стену. – Тебе не идёт.

Парень сделал несколько шагов и протянул руку, чтобы прикоснуться к бледной и холодной коже Гермионы, но она тут же отшатнулась.

– Даже не смей, – прохрипела девушка. – Ты никогда больше не притронешься ко мне.

– Раньше ты говорила совсем другое. Помнишь? Ты говорила, что мои прикосновения – твоя слабость.

– Тебе понадобилось пять дней, чтобы убить во мне эту слабость.

***День первый. 19 сентября, 1995 год.

Она стояла у дверей гостиной, переминаясь с ноги на ногу. Этот день казался ей неправильным, неполноценным и совершенно пустым. Ни одно из поздравлений не смогло вызвать улыбку на её лице, потому что она безустанно выглядывала одного-единственного человека в толпе школьников.

Гермиона высматривала Драко перед завтраком, во время обеда и после ужина. Его не было на совместных занятиях, не пришёл на тренировку, не дождался её с библиотеки. Девичье сердце колотилось, руки дрожали, а дыхание было сбивчивым и неровным. Гриффиндорка оттягивала момент возвращения в гостиную, и даже теперь, стоя у дверей, не решалась зайти, потому что всё ждала родного прикосновения к своим плечам.

Малфой не ответил на письмо, не прислал ответный патронус, а Снейп снял у Гриффиндора пять очков, когда она решилась подойти к нему и спросить, где мистер Малфой. Это был худший её день рождения, о котором хотелось уже забыть, как о страшном сне. Ещё вчера вечером она ждала этого дня, а Драко гладил её волосы и говорил о том, что постарается сделать этот день лучшим в её жизни.

Девушка потопталась у Портрета Полной Дамы, но так и не решилась зайти, и только когда нога занемела, она рванула в обратную сторону. Волосы развевались, пока Гермиона бежала к подземельям. Сейчас было не то время, когда можно было просто закрыть глаза на отсутствие Малфоя. Гриффиндорка прекрасно знала о тесной связи платинового семейства и Того-Кого-Нельзя-Называть. Она пыталась себя успокоить, но рой беспокойных мыслей уже больно жалил её рассудок.

Отдалённые голоса и знакомый смех заставил сменить бег на спокойный шаг, чтобы отдышаться до того, как она увидит Блейза.

– Привет, – Гермиона криво улыбнулась, пряча глаза от старосты Слизерина.

– Привет, – Забини добродушно улыбнулся ей. – Что-то случилось?

– Ты Драко не видел? – девушка посмотрела на Теодора Нотта, которого она явно прервала своим появлением. – Я просто… Его не было на занятиях.

– С днём рождения, Грейнджер, – внезапно выдал брюнет, опережая ответ Блейза.

– Спасибо, Теодор, – она прикусила губу.

– Нет, Гермиона, – Забини с долей осуждения посмотрел на своего товарища. – Он… Нет. Я не знаю.

– Он с Пэнс в Бордо, – Нотт самодовольно улыбнулся. – Но они должны вот-вот вернуться.

Девушка сглотнула и странно улыбнулась, будто бы кому-то было дело до её реакции. Она заметила боковым зрением, как Забини пихнул Нотта в бок. В приглушённом свете свечей сверкнули карамельные глаза, что наполнись слезами, и Грейнджер постаралась, как можно быстрее, скрыться в заброшенных коридорах Хогвартса. Ей не хотелось возвращаться в факультетскую гостиную, не хотелось в таком виде говорить с друзьями или в очередной раз отнекиваться от Гарри, говоря, что Малфой никак не причастен к её слезам.

Время отбоя давно наступило, но Гермиона так и не вернулась к себе. Она забрела в старый кабинет Чар, что находился на третьем этаже. Руки закрыли лицо, пока из уст срывались тихие всхлипывания. В который раз Грейнджер уже пряталась тут, утоляя свою потребность в слезах и выбросе не самых приятных эмоций, подаренные ей тем человеком, который когда-то смог показать ей новые оттенки абсолютного счастья.

– Так и знал, что ты здесь, – Малфой стоял в дверном проёме, смотря на свою девушку сверху-вниз. – Ты снова плачешь?

– Где ты был? – Гермиона не подняла голову, зацепившись взглядом за струйку лунного света, что проникала через маленькое окно. – Мне казалось, что мы должны были провести этот день вместе.

– Я был занят, – он подошёл к ней и коснулся её подбородка. – Ты должна смотреть на меня, когда говоришь со мной.

– Ты тоже мне много чего должен, – она отпрянула от него. – Не смей со мной говорить в подобном тоне, Драко.

– Я тебе ничего не должен, Гермиона, – парень силой развернул к себе её лицо. – Ещё раз ты отвернёшься, и я за себя не ручаюсь.

Его голос был тихим, но угрожающим. Она до сих пор не понимала, когда её любящий и нежный Драко превратился во властную и холодную тень прежнего себя. Гермиона смотрела в его серые глаза, и впервые задумалась о том, что она смогла бы быть счастлива без него – Малфой больше не был её тихой гаванью.

– Даже не думай, Грейнджер, – он наклонился к ней ближе, а она почувствовала нотки огневиски. – Ты никогда от меня не уйдёшь. Ты никогда не будешь принадлежать кому-то ещё. Ты моя.

– Я не вещь, Малфой!

– Ты уйдёшь только тогда, когда я тебе позволю, – он отпустил её подбородок и вышел из кабинета, оставив её плакать на полу до самого рассвета.

Это был первый день, когда она начала бежать в обратную сторону, разрывая крепкие серебристые нити, что связывали их.

***День второй. 25 декабря, 1995 год.

В её двери снова постучались. Это, наверное, опять была Джинни, которая весь день пыталась вытащить свою подругу из комнаты. Гермиона пропустила завтрак и обед, проигнорировала сборы старост, а теперь игнорировала подготовку к Святочному балу. Ей не хотелось видеть своё платье, не хотелось делать себе причёску, но больше всего ей не хотелось видеть Малфоя. С каждым днём их отношения ухудшались, и с каждым днём Гермиона всё больше познавала силу страха, что вселял в неё её молодой человек.

Мысли прервал очередной громкий стук. Гриффиндорка собиралась встать, чтобы сказать Джинни о том, что она никуда не идёт, как дверь с грохотом открылась, а в комнате показался Драко. Точно с таким же грохотом двери и закрылись, скрывая эту пару от любопытных взглядов остальных гриффиндорцев. Гермиона поджала под себя ноги и опустила голову, словно ничего не случилось, а перед ней не стоял разгневанный Малфой. Она уже привыкла к такому настроению своего парня – казалось, что с ней он другим и не бывал. Теперь Драко был мил со всеми, кроме Гермионы.

– Что за представление ты устроила? – парень схватил её за руку. – Какого дементора тебя не было в Большом Зале?

– Я плохо себя чувствую, – прошептала Гермиона.

– Почему ты ещё не собрана? Бал начинается через час, а ты всё ещё в своей пижаме?

– Я плохо себя чувствую, – как заведённая повторила девушка. – Я не иду на бал…

– Ты идёшь на бал, – рявкнул Драко. – Собирайся сейчас же, а я подожду здесь.

– Я плохо себя…

– Не зли меня, Грейнджер, – он притянул её к себе за запястье. – В твоих интересах побыстрее одеться и нацепить на свою мордашку очаровательную улыбку.

Сколько же гнева, ярости и ненависти в его глазах. Гермиона нервно сглотнула, снова почувствовав больной укол в самое сердце – Малфой опять открыл новый уровень боли и страха. Ей было непонятно, зачем он держит её при себе, раз настолько сильно ненавидел её, что был готов в любой момент сорваться.

– Отпусти, – прошептала девушка. – Мне больно…

– Собирайся, – Драко отпустил её руку.

– Я не о руке говорила, – она опустила глаза. – Отпусти меня. Ты же не любишь меня – я больше никто для тебя. Ты делаешь мне больно.

– Ты уйдёшь только тогда, когда я тебе позволю, – Малфой повторил ту же фразу. – Смелее, Грейнджер. Не бойся этой тьмы. Когда-то тебе придётся с ней бороться.

Это был второй день, когда она смотрела в спину своего парня, но чувствовала не то, как разрываются нити между ними, а то, как на её шее затягивается крепкий узел.

***День третий. 7 октября, 1996 год.

Ужин остался нетронутым. Гермиона вполуха слушала рассказ Гарри и болтовню Джинни. Сегодня она поменялась местами с Поттером, и теперь сидела спиной к столу Слизерина, но чувствовала, как серые глаза прожигают её спину. Знала, что это вопрос времени, когда её ждёт разговор с Малфоем по поводу того, что она поменялась местами с Гарри. И знала то, что ей снова будет страшно.

Как только из зала вышли первые студенты, гриффиндорка тут же подскочила со своего места и побежала к дверям. Ей было абсолютно всё равно на оставленные книги и любопытные взгляды сотни школьников, которые смотрели на перепуганную Грейнджер. Не было осознания того, что навсегда убежать не удасться, что это ничего не решит, что это крайне глупый поступок. Но она просто устала. Гермиона уже год жила в подвешенном состоянии страха, у которого были серые глаза и платиновые волосы.

Девушка забежала в женский туалет, держась за грудь, которая сотрясалась из-за сбитого дыхания. Она резко вспомнила, как почти так же убегала летом, когда заметила Малфоя через дорогу от своего дома – он буквально преследовал её. Но тогда у неё была возможность скрыться от него, а сейчас они были на равных условиях.

Дверь туалета открылась, а Гермиона притаилась в крайней кабинке. Громкое сердцебиение оглушало её, и она не могла сконцентрироваться на приближающихся шагах обозлённого слизеринца. Грейнджер успела набрать полные лёгкие воздуха, сжать крепко палочку в руках, пока Малфой не разнёс дверцу в щепки.

– Инфлэ…

– Эскпеллиармус, – опередил её Драко. – Глупая гриффиндорка.

Её палочка отлетела в сторону, а на глаза навернулись слёзы. Она подняла голову и посмотрела на Малфоя, который отрицательно замотал головой. Он выглядел так, словно был расстроен её поведением, словно она – провинившаяся школьница. Драко подошёл ближе, заставив Гермиону затаить дыхание. Он выглядел опасным, готовым нанести ей болезненный удар и совершенно никакой любви. Не было тех нежных прикосновений, в которые она когда-то влюбилась.

Это был другой человек. Чужой.

– Чего ты этим добивалась? – он притянул её к себе. – Что ты хотела доказать? Кому ты хотела доказать?

– Отпусти! – эмоции брали над ней верх, а обида и страх закипали в одном котле. – Отпусти меня! Прекрати меня преследовать!

– Ты так хочешь этого? – Драко ухмыльнулся. – Я вот уверен, что твоё сердце кричит совершенно обратные слова, – парень направил вощенную палочку ей в грудь. – Проверим?

– Отпусти меня…

– Империо! – его серые глаза вмиг потемнели. – Ты не смеешь мне врать, Гермиона.

Её руки обмякли, а веки опустились. Из глаз бесконтрольно полились слёзы.

– Что ты чувствуешь по отношению ко мне? Что говорит твоё сердце? Скажи мне правду.

– Я всё ещё надеюсь, что когда-то увижу в тебе прежнего Драко, – голос гриффиндорки дрожал. – Я смотрю на тебя в надежде, что когда-то ты посмотришь на меня, как раньше: с теплотой, заботой, нежностью. Я хочу, чтобы твои прикосновения снова дарили мне чувство спокойствия, чтобы они вновь стали моей слабостью. Мне отвратительно бояться тебя, потому что я люблю тебя…

– Так почему ты убегаешь от меня?

– Ты делаешь мне больно, – она не могла остановиться. – Ты целый год мне причиняешь боль, ты превращаешься в какого-то монстра… На раненого монстра, но ты не говоришь мне о том, кто тебя ранил. Вместо этого ты ранишь в ответ меня. Но твоя душа очень красива, несмотря на то, что изранена.

– Мне бы хотелось, чтобы ты знала, как сильно я люблю тебя, Грейнджер, – Малфой провёл пальцем по её щеке, смахивая слёзы. – Я просто одержим тобой, но это опасно.

– Драко…

– Это был сон, Грейнджер. Ты проснёшься и будешь считать, что это всё было сном. Единственное, что было реальностью – это то, что я направил в тебя палочку и подчинил твою волю с помощью Непростительного. Будь смелее и не бойся тьмы, – он поцеловал её легко и невесомо. – Я – монстр, Гермиона. Не раненый, не заслуживающий прощения – просто монстр.

Она проснулась в своей кровати. Ей приснился очень странный сон, где с ней был всё тот же Драко, а наяву оставался лишь Малфой, который наслал на неё Империус. Гермиона осмотрелась вокруг и заметила на одеяле небольшую записку.

«Ты уйдёшь только тогда, когда я тебе позволю.»

Это был третий день. Это был новый оттенок боли и страха.

***День четвёртый. 31 октября, 1996 год.

Ноги путались, а лёгкие сжались до предела. Она точно знала, кто виноват в том, что случилось с несчастной Кэти Бэлл. Знала, потому что когда-то сама вручила Драко книгу с описанием подобной магии. Знала, потому что видела в нём монстра, которого остальные не замечали. Но куда ей было податься с этими своими знаниями? Кто поверит в пустые слова? Никто. Поэтому Гермиона бежала, сломя ноги, к подземельям Слизерина.

Она успела позабыть, что такое «бежать к Драко». Сейчас в ней не было этих пьянящих эмоций, которые Грейнджер обычно испытывала перед встречей со своим парнем. Теперь любое столкновение с ним в коридоре сопровождалось мурашками по коже, дрожью в коленях и опущеными глазами. Вряд ли Гермиона думала над тем, что скажет в лицо ему и как сможет спокойно смотреть на того, кто смог спровоцировать её на все виды эмоций – от любви к ненависти.

Но ей даже не понадобилось спускаться вниз, потому что Малфой сидел с Забини на скамейке в коридоре. Драко был к ней спиной, но она знала, что он почувствовал её присутствие раньше, чем Блейз увидел её. Так было всегда – эта дурацкая связь между ними никак не исчезала.

– Это ты сделал! – вскрикнула гриффиндорка. – Я знаю, что это был ты! Ты проклял её. Зачем ты это сделал?

– Очень невежливо, Гермиона, – спокойно ответил Малфой, и даже не пошевелился. – Я занят. Потом поговорим.

– Да пошёл ты к чёрту со своей занятостью! – она подошла ближе, доставая с кармана палочку. – Ты – мерзкий ублюдок! Подонок! Мразь!

– Успокойся, – он говорил тише, но это пугало. – Не заставляй меня делать тебе больно.

– Ты делаешь мне больно на протяжении года и тебя это как-то не особо задевало. Зачем ты проклял Кэти? Что она тебе сделала? Ты совсем уже рехнулся?

– Заткнись! – Малфой резко встал, и Грейнджер тут же скрутилась от сильной боли в области солнечного сплетения. – Чем активнее ты будешь сопротивляться – тем быстрее выплюнешь свои лёгкие, желудок и все остальные органы.

– Сволочь… – прошептала девушка. – Бездушный монстр…

– Если ты позволишь себе кому-то сказать то, что только что тут орала, то получишь с утренней почтой внутренности своих драгоценных родителей, – он наклонился над ней, накручивая себе на палец её пряди волос. – Или ты хочешь, чтобы я отправил им запасное ожерелье? Так у меня есть ещё пару штук.

– Не смей, – в глазах темнело от боли. – Не тронь их…

– Смелее, Грейнджер. Не бойся этой тьмы.

Она хотела что-то ответить ему, но веки закрылись, а тело уплывало подальше от реальности. Боль постепенно отступала, пока в голове перемешивались голоса Забини и Малфоя.

– Ты что совсем? – возмутился Блейз. – Ты мог что-то безобиднее выбрать?

– Она должна меня ненавидеть, Забини. Должна, потому что я должен быть уверен в том, что она уйдет тогда, когда я её об этом попрошу. Я не хочу, чтобы она колебалась в своём решении.

Возможно, что ей этот разговор причудился в приступе боли. Возможно, что они говорили совершенно не о ней. Она не могла знать этого, потому что всё, что она запомнила наверняка – это то, что это был четвёртый день, когда ей снова стало страшно. Новый вид страха, в перемешку с ненавистью.

***День пятый. 30 июня, 1997 год.

Прежде она не видела такого страха в глазах лучшего друга. Он пронёсся мимо, а Гермиона даже не была уверена в том, что он заметил её. Что-то изменилось, и это «что-то» происходило на Астрономической башне. Пока Гарри мчался прочь оттуда, то она направлялась туда. Грудь ходила ходуном, а палочка не дрожала в руке. Грейнджер успела несколько раз упасть и счесать себе колени, пока добежала сюда. Но она опоздала.

Всё, что она увидела – это мёртвое тело Альбуса Дамблдора и самодовольного Драко Малфоя, который стоял с палочкой в руке. Гермиона показалась на башне, а на её глазах были слёзы. И дело было совсем не в смерти директора. Нет. Просто вместе с ним для неё окончательно и умер Драко, которого она любила. Его серые глаза навсегда стали для неё пустыми, кожа бледной, а сердце ледяным. Это был монстр – это была тьма, которую он прежде велел ей не бояться.

– Орбис! – вскрикнула гриффиндорка, но парень легко уклонился. У неё совершенно не было опыта в дуэлях. Особенно против того, кому так долго принадлежало её сердце. – Экспульсо! Баубиллиус!

Гермиона сеяла заклинаниями, но всё было мимо. И кто знает, что помогало Драко: или неопытность девушки, или её чувства, что слились воедино и теперь крушили стены внутри неё. За спиной Малфоя показались прибывшие Пожиратели, которые уже вовсю громили окрестности школы. Гриффиндорка узнала Беллатрису Лестрейндж и Антонина Долохова, о которых в последнее время стало слишком много статей в прессе.

– Брось, Грейнджер, – Малфой рассмеялся. – Левикорпус!

Она оказалась подвешенной в воздухе верх ногами, пока парень подходил всё ближе. Теперь весь гнев внутри неё сменился отчаянием. Были ещё безысходность, боль, чувство жалости к себе. Гермиона смотрела на своего противника, которому хватило одного заклинания, чтобы победить. Потому что он руководствовался головой, а не сердцем.

– Давай! Убей меня! Позволь мне полететь вниз вслед за Дамблдором!

– Ты смелая, Грейнджер, – Малфой легко коснулся её лица. – Всегда была смелой. Ты не боишься тьмы.

– Прекрати трепаться, – огрызнулась девушка. – Или тебе нравится оттягивать момент триумфа? Чего тебе не хватает? Возможно, моих признаний, что я любила тебя? Что я была готова на всё ради тебя, а ты просто прошёлся по моим чувствам? Так это в прошлом, Малфой. Твои прикосновения – больше не моя слабость.

Это был пятый день. Пятый день, когда она познала новые оттенки чувств к этому человеку. Это был тот день, когда она всецело была заражена ненавистью к нему, когда он превратился из её слабости в её врага.

– Сейчас я ослаблю заклинание, а ты меня ранишь, – он оторвал свою руку от её лица. – Ранишь так же сильно и глубоко, как я тебя. Любым тебе известным заклинанием, чтобы я взвыл от боли. И уйдёшь. Я говорил тебе о том, что ты уйдёшь только тогда, когда я тебе это позволю.

Гермиона не успела переварить все его слова, когда рухнула на пол, а Малфой всучил ей в руки палочку что выпала у неё, когда он подвесил её в воздухе.

– Смелее, Грейнджер. Не бойся тьмы.

– Сектумсемпра! – её голос был таким холодным, переполненный ненавистью и злобой.

Драко отлетел в сторону, покрываясь сотней глубоких порезов. Гермиона посмотрела на него в последний раз, а его глаза были вновь серыми – такими, как в тот самый день, когда он признался ей в чувствах.

– Уходи, – прохрипел Малфой, давясь кровью. – Быстрее…

***

И вот, они встретились спустя столько лет. Совершенно другие, с другими оттенками чувств, с другими ранами, но всё с теми же воспоминаниями. Гермиона так и стояла в нескольких шагах от него, не решаясь сделать шаг назад. Она будто бы застряла между прошлым и настоящим, потому что не знала, какие воспоминания берут в ней верх: те, которые заставили её возненавидеть этого человека или те, которые были до этого.

– Тут мрачно, как в аду, – прошептала девушка, даже не особо осознавая к чему были сказаны эти слова. – Ты знаешь, где мы?

– А ты знаешь как там? – Малфой снова опустился на пол.

– Последние несколько лет я там живу, – Гермиона села рядом так близко, что чувствовала тепло, исходящее от Драко.

– Мы в Италии. Это поместье Забини.

– Блейз? Он тут?

– Нет, – он опустил голову. – Всех, кто когда-то помогал мне – убили.

– Разве Волан-де-Морт не лелеет своих приспешников? – Грейнджер горько усмехнулась, понимая всю абсурдность этого разговора.

– Знаешь, почему они тебя не убили до сих пор?

– Им это доставляет какое-то животное удовольствие – пытать меня.

– Нет, ты – моё наказание, Грейнджер. Ты всё ещё жива, потому что ты – моя слабость.

Гермиона прищурила глаза и повернулась к Малфою, который по-прежнему сидел с опущенной головой. На миг ей показалось, что это чистой воды издевательство, но нет. Она впервые за много лет увидела не просто Драко, а увидела наконец-то в нём того парня, которого так отчаянно пыталась отыскать под маской монстра в стенах школы.

– Мог придумать что-то более правдоподобное, Малфой, – у неё не было сил на споры с ним, ей это давно было неинтересно. – Не весь мир крутится вокруг тебя.

– Не весь, но вот наказания у Волан-де-Морта – это отдельный вид искусства.

– И за что он наказывает тебя?

– За то, что не смог от тебя отказаться. Тебе понадобилось пять дней, Грейнджер, а мне не хватило бы и всех жизней.

– Я не…

– Мне тоже пришлось пережить пять дней, которые ломали меня, но разве можно сломать разбитого?

***День первый. 9 сентября, 1995 год. Малфой-Мэнор.

Он чувствовал, как закипала кровь в его жилах, а сердце рвалось из груди. Вся мебель в комнате превратилась в груду обломков и мусора. На руках чувствовались оковы, что с каждой секундой становились тяжелее. Малфой подошёл к окну, когда дверь его спальни открылась и в комнате показалась Нарцисса.

– Милый, что с тобой? – женщина подошла к нему вплотную, положив руку на плечо. – Расскажи мне.

– Всё нормально, – огрызнулся Драко. – Я в порядке.

– Это из-за мисс Грейнджер? – тихо спросила Нарцисса, тем самым разжигая в сыне ещё больший пожар.

– Глупо было надеяться, что ты этого не заметишь, да? – его плечи опустились. – Да… Но давай не будем говорить об этом – это подвергает тебя опасности.

– Когда наша семья столкнулась со всем этим кошмаром в прошлый раз, то Люциусу пришлось сделать всё, чтобы я его возненавидела, – глаза женщины блеснули от слёз. – Он стал монстром для меня – сделал всё, чтобы оттолкнуть меня, чтобы я не была его слабым местом.

– Но вы же вместе столько лет после того.

– Мне понадобилось пять дней, чтобы возненавидеть его, но гораздо меньше, чтобы понять его.

– Пять дней? – Драко вскинул бровь. – Ты возненавидела отца за пять дней?

– Пять долгих и мучительных дней, и одно признание. Не позволяй какой-то судьбе указывать тебе, кого и как любить. Женщина никогда не забудет свою первую любовь, как бы плохо она не закончилась.

– Но…

– Будь смелее. Драко. Не бойся этой тьмы.

Это был его первый день, когда пришлось закрыть глаза, чтобы больше не видеть перед собой ту девушку, которая прежде отгоняла всю эту тьму. Первый день, когда он понял, что дальше будет больнее, и не только ему.

***День второй. 23 декабря, 1995 год.

Она сидела в библиотеке до самого позднего вечера, несмотря на то, что все занятия закончились и последующие несколько дней были выделены для подготовки к Святочному балу. Малфой знал, что она прячется от посторонних глаз, но в самую первую очередь, она пряталась именно от него. Он сжал руку в кулак и тяжело выдохнул, когда мысли вновь начали зарываться в воспоминания, где Грейнджер ему улыбалась, где касалась его волос и прижималась к нему всем телом. Сколько бы он не пытался отогнать это прошлое, закрывая его на десять замков в своей ментальной библиотеке, но оно не отпускало его.

Наконец-то послышались отдалённые шаги – тяжёлые, медленные и неуверенные. Драко встал с подоконника, пытаясь изобразить безразличие, с которым теперь всегда встречал Гермиону. Эта эмоция была ему противна и чужда, когда дело касалось Грейнджер, но по-другому нельзя было. Это было ради неё.

– Ты засиделась что-то, – его голос был тихим. – Я думал, что библиотека будет тоже закрыта.

Она промолчала в ответ, просто прошла мимо него, прижав к себе книги. Её молчание и было его наказанием. Малфой мог бы просто отпустить её, оттолкнуть, прогнать, но он выбрал совершенно другой вариант. Он боялся, что стоит ему отвернуться и с ней что-то случится. Теперь среди толпы волшебников можно было легко наткнуться на Пожирателей Смерти, которые все, как один искали способ угодить своему хозяину. А вот эта хрупкая гриффиндорка – она была идеальным способом достижения этой цели. Малфоя не заботила жизнь Поттера или Уизли, его беспокоила только её жизнь.

Только вот он сам был опасностью для неё: общение с ним, её любовь к нему, её касания – это всё было опасно, как для неё, так и для него.

– Отвечай мне, когда я говорю с тобой, – он схватил её за запястье. – Почему ты тут, а не в гостиной?

– Я хотела просто отвлечься, – голос Грейнджер дрожал. Каждое её слово резало его по-живому, вколачивало кол в его сердце. – Отпусти… Мне больно.

Он снова сделал ей больно. Ему хотелось упасть на колени перед ней в извинениях, в объяснениях, но он просто ослабил хватку, не сводя глаз с её лица. Малфою нужно было, чтобы она возненавидела его, чтобы перестала пытаться высмотреть в нём прежнего парня, который был влюблён в неё без памяти. Он нуждался в том, чтобы когда наступил тот самый момент – она смогла уйти без раздумий, смогла его бросить.