Текст книги "В синем городе"

Автор книги: Фарафонтова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

В синем городе белый снег

(Рассказ)

Разлука для любви, что ветер для огня: слабую она гасит, а большую раздувает.

Роже Бюсси-Рабютен

Фонарь за окном покачивался из стороны в сторону и скрипел, надрывая душу. «Тик-так, тик-так, тик-так!»– стучали на ночном столике часы под крыльями двух фарфоровых ангелов. Наташа не могла заснуть. В последнее время неуемное чувство тревоги не покидало ее.

Андрей изменился?.. Как будто, нет… Его поведение по отношению к ней оставалось прежним. В последнее время он стал даже более внимательным и каким-то предупредительно вежливым с ней, но глаза… Глаза выдавали происходившие в его душе перемены. Она еще не могла объяснить, что бы это значило, но во взгляде его до боли знакомых и изученных ею за столько лет глаз поселилось холодное равнодушие. В них что-то потухло. И это ее и настораживало и пугало одновременно. Она сразу почувствовала эти перемены и приготовилась ждать…

За долгие годы совместной жизни Наташа пережила столько страданий и боли, которых с лихвой хватило бы на две жизни: неустроенный быт, вокзалы, перелеты, переезды, потеря ребенка … и бесконечные измены мужа. Всю свою жизнь она сопротивлялась, как могла, несколько раз пыталась уйти, но каждый раз верила его бесконечным обещаниям и клятвам. Лучшие годы были потрачены на все это, но она не переставала надеяться, что придут другие времена, и жизнь перепишется заново, набело, начнется с чистого листа. Ведь не может же так продолжаться до бесконечности!

– Перебесится, – успокаивала ее мама. – Красивый он у тебя. Мужику красота – женщине маета. Он и сам не рад. Бабы липнут, как мухи на мед. Любит он только тебя, Наточка, а с другими – баловство одно. Не повторяй моих ошибок. Терпи! Однажды я не простила вашему отцу, и он ушел навсегда. И что из этого вышло?… Может быть, до сих пор был бы жив… Ребеночка бы вам, – вздыхала она и вытирала слезы платком.

Наташа и сама понимала, что с рождением ребенка в ее жизни все бы изменилось. Теперь, когда дела на фирме, которую два года назад возглавил Андрей, наконец-то пошли в гору, что в последние годы отразилось и на их семейном благополучии, с особой остротой встала проблема рождения ребенка. Но время шло, а долгожданная беременность не наступала, вопреки утешительным прогнозам докторов. И она знала, почему. Видно, Бог не простил ей ее страха перед неизвестностью, ее тяжкого греха… Теперь, спустя много лет, она все подсчитывает возраст ее не родившегося сына. Вот ему уже семь. Она провожает его в школу. Вот ему уже десять… Двенадцать… пятнадцать… Каким бы он был? На кого был бы похож? Ее сын, ее мальчик, которому она не дала шанса на жизнь, прервав на большом сроке беременность, выместив таким образом свою обиду на мужа…

От этого ее дом, который по нынешним меркам с довольным видом называла ее мама полной чашей, для Наташи оставался чашей пустой. И каждый раз, как только в дом завозилась новая мебель или что-нибудь еще из предметов благоустроенного быта, она ловила себя на мысли, что прикидывает, куда бы она поставила детскую кроватку, манеж, наполненный яркими игрушками, шкафчик для детских вещей, какую комнату она выделила бы под детскую и как бы ее обставила.

…А часы все назойливее отсчитывали секунды, минуты – время… Андрей «задерживался на работе». В последнее время это стало повторяться довольно часто и даже вошло в привычку, а он уже и не оправдывался занятостью и неотложными делами. Успокаивало то, что ночевал хотя бы дома. Постепенно она начинала привыкать к своему одиночеству, всячески пытаясь оправдать мужа для своего же спокойствия, отгоняя тревожные мысли. Но с каждым днем ей это удавалось все труднее и труднее.

Некоторое время она лежала неподвижно, прислушиваясь, не шуршат ли колеса подъезжающей к дому машины. Но знакомого шороха шин и звуков открываемых ворот так и не дождалась. Сон не приходил. Мелкие капельки тревоги, которые постепенно скапливались над ее головой, превратились, наконец, в сплошную мрачную тучу и обрушились на нее холодным ливнем. Она вздрогнула, как от озноба, натянула до подбородка одеяло и долго лежала так на спине неподвижно, с открытыми глазами, заложив руки за голову в ожидании какой-то неизбежности. Мерный стук часов назойливо заполнял собой наполненную тишиной комнату, отдаваясь в ушах. Наташа вздрогнула от неожиданно посетившей ее мысли: часы отсчитывали ее жизнь, словно песок, уходящий сквозь узкое отверстие в стеклянной колбочке. Ей уже тридцать шесть. А что хорошего было в этой жизни? Любовь ушла. Надежды разбиты. Вновь с особой остротой она ощутила одиночество, которое испытала после смерти самого близкого и родного ей человека – мамы. Мама для нее была не только матерью, но и сестрой, подругой, духовной наставницей. С ее уходом Наташе казалось, что лучшая часть души умерла. С того страшного и скорбного дня началась мрачная полоса в ее жизни. Она оставила работу, закрылась от всего мира в своем доме и всем своим существом потянулась к мужу – единственному в этом мире человеку, кто с теплой нежностью и добротой поддержал ее тогда в трудные времена. Андрей ни на минуту не оставлял ее одну, даже взял отпуск на несколько дней. Был чутким и ласковым с ней, как никогда, и Наташа постепенно ожила, вернулась к жизни. Благодарное чувство любви и нерастраченной нежности с новой силой наполнило ее душу. Она еще больше привязалась к мужу, стала для него не только женой и преданной подругой, но и матерью, чутко реагирующей на каждое движение его души…Постепенно она превратилась в некое подобие его тени. Она по-матерински заботилась о нем, предупреждая любые желания. Он был ее частью, ее жизнью… А теперь все это куда-то исчезает, теряется. Что-то (или кто-то?) неумолимо и беспощадно вторгается в ее жизнь и пытается все разрушить… Ей стало страшно. Она вскочила, отбросила одеяло, села, обхватив голову руками. Потянулась к выключателю. Вспыхнуло бра. Стрелки на часах показывали начало второго. Она нашарила под подушкой мобильный телефон. Но что-то останавливало ее набрать номер… Она словно пыталась отодвинуть, оттянуть время, еще немного побыть в неизвестности, отгородиться таким образом от чего-то, как страус засунуть голову в песок…

«Сейчас что-то произойдет!» – подумала она, и телефонный звонок, как выстрел, разорвал эту нервную тишину, натянутую до предела. Наташа подняла трубку.

– Алло!..

После непродолжительной паузы в трубке что-то щелкнуло, вздохнуло, затем раздались короткие гудки.

– Тик-так, тик-так, тик-так – нервно стучали часики на ночном столике. Тук– тук, тук-тук, тук-тук – бухало где-то возле самого горла ее сердце. «Это позвонила беда», – пронеслось в голове. В ту ночь Андрей домой так и не явился.

Она и не искала его – так в ее жизни уже было и не раз. Не звонила ему. Она просто покорно ждала, спрятавшись от беды, как улитка в своем домике. Весь день она как неприкаянная ходила по комнатам в ночной сорочке и длинном халате, кое-как заколов неприбранные волосы, ни разу за день даже не взглянув на себя в зеркало. Андрей объявился лишь вечером.

– Извини, – сказал он, – у Олега юбилей. Немного перебрали, не хотелось садиться за руль… Сама понимаешь, искать приключения, – и как ни в чем не бывало зашуршал газетой, устраиваясь в кресле возле стола.

Наташа молча поставила перед мужем тарелки с едой. Она даже не стала возражать, что в мире давно уже изобретен телефон, что можно было бы заранее ее предупредить, и что на дни рождения их давнего друга они всегда ходили раньше вместе. Ей вообще не хотелось говорить ни о чем. Чувство холодного презрения, перешедшее в тупое равнодушие, заполнило ее сердце. Затворив за собой двери спальни, она устало опустилась на кровать. В эту ночь муж, не раздеваясь, уснул на диване в гостиной.

Когда спустя несколько часов после ухода Андрея на работу в квартире вновь зазвонил телефон, Наташа долго не решалась поднять трубку. Наконец она медленно поднесла ее к уху.

– Послушайте, мадам, вы мужа не потеряли случайно? – раздался в трубке молодой насмешливый женский голос. – Андрей был у меня…(Дальше последовала пауза). Он мой! Мой, слышишь? Он любит меня… Я рожу ему, и он бросит тебя!…

– Кто вы? – почти прошептала Наташа.

– Не скажу!.. – в трубке раздался смех, который оборвали короткие прерывистые гудки.

Телефонная трубка медленно сползала по щеке. Чайная фарфоровая чашка, которую Наташа вытирала полотенцем, с беспомощным звоном выпала из ее рук и разбилась вдребезги.

Она брела по городу, чужому и холодному, задевая плечами безликих встречных прохожих. Ветер трепал ее густые распущенные волосы, высушивая неподвижные глаза. Одной рукой она сжимала на груди полы распахнутого пальто. Был конец ноября. Низкие тучи сгрудились в тяжелые серые комья, едва сдерживая влагу, скопившуюся в них. Последние листья, трепеща на ветру яркими парадными флажками, срывались с деревьев и бросались под ноги.

На набережной было пусто. Таким же пустым, серым и холодным встретило одинокую женщину море. Равнодушно толкало оно к берегу ленивые волны и тихо, с легким шуршанием простирывало ими прибрежную гальку. Наташа долго сидела на краю скамейки, запахнувшись длинными полами пальто, и вглядывалась опустошенными глазами в белесую морскую безбрежность.

Перед глазами, словно кадры кинофильма, проносились фрагменты всей ее жизни.

…Вот тоненькая длинноногая девчонка бежит по улице, залитой солнцем. Теплый весенний ветер доносит сладкие запахи дымков с пригородных участков. Жгут сухую прошлогоднюю ботву. В осколках луж наперегонки с девчонкой прыгает мячик слепящего солнца, такого же юного и резвого, как и она сама.

«Я люблю тебя», – читает она начертанные мелом слова на лавочке у калитки дома… Она заливается краской и украдкой стирает написанное рукой, загоняя в ладонь острые занозы. Глаза сияют от нахлынувших чувств, сердце колотится в груди, переполненное необъяснимой радостью…

…А вот раннее весеннее утро… Наташа легко сбегает с крыльца, едва касаясь подошвами земли. Позади школьные годы, экзамены «на отлично»! Впереди – выпускной вечер и новая, неизвестная студенческая жизнь! Она оглядывается по сторонам и скачет на одной ножке по квадратам «классиков», нарисованных мелом посередине двора. Тихонько смеется, бежит к воротам и вынимает из калитки душистую, в холодных капельках росы охапку сирени… Она ощущает сладкий запах упругих колких соцветий, чувствует на своем лице щекотливое прикосновение тугих, ароматных, серебристо-лиловых гроздьев с зелеными сердечками листвы. «Алешка!» – она кружит с цветами по двору, напевает, прижимая букет к груди. «Любит! Любит! Любит!»– восторженно шепчут губы…

Наташа вздрагивает от почти реальных ощущений, а перед глазами снова возникают картины давно ушедшей юности.

По улице, взявшись за руки, идут двое – тоненькая кареглазая девушка с пышными золотистыми волосами, распущенными по плечам, и высокий спортивный юноша. Вокруг звенит трамваями, перекликается умытый летней грозой город. Гроза громыхает где-то у подножья высоких заснеженных гор, над синими холмами Кок-Тюбе, а в воздухе, насыщенном ароматами зеленой листвы, кружится тополиный пух… Пахнет яблоками – в садах поспевает белый налив…

На минуту она закрыла глаза и вдруг до боли, до головокружения ощутила страстное желание встретиться с любимым своим городом – теплым, ласковым, родным, где нет ни горечи разочарований, ни холода одиночества. Там, в этом городе, осталось все: юные мечты, наивные грезы, надежды на близкое безоблачное счастье… Где-то там под сенью серебристых, мудрых тополей затерялся и ее дом, в котором она родилась и выросла. Дом, построенный когда-то руками отца, где было так хорошо, спокойно и надежно. А ведь он есть… есть, ее город!… Как же он без нее? Он ждет, он скучает… И стоит лишь только вернуться… И все вернется, все повторится… И все будет хорошо…

Внезапное решение пришло как выход, как озарение, как спасение!.. Бежать! Бежать из этого холодного, равнодушного чужого города, который так и не принял ее, сделав несчастной и одинокой. Теперь она знает, что надо делать! Она вернется в свой город, и он простит ей бегство. Он распахнет ей свои объятия, согреет ее своим теплом. И все вернет на свои места, сделав ее счастливой, как прежде.

– Вернуться, вернуться, вернуться! – шептала она, ускоряя шаги.

В холодном вокзале было одиноко и гулко так же, как и на опустевших городских улицах. Звонкие Наташины шаги дробно простучали в тишине огромного пустого зала и стихли в углу возле крайней кассы.

И вот уже скорый поезд уносит ее в густую чернильную синеву ночи.

Наташа позвонила брату, сообщив о своем приезде, отключила мобильный телефон и закинула его, как ненужную безделушку, в сумочку. Соседка по купе, габаритная мадам, пожелав ей спокойной ночи, тут же захрапела, а Наташа долго не могла уснуть, глядя в окно на медленно отстающие мерцающие огни, теряющиеся во мраке. Она уехала внезапно, не позвонив мужу, не оставив даже записки. А нужно ли было что-либо объяснять? И нужны ли ему какие-то объяснения? Наверное, он в объятиях своей новой подружки даже не вспоминает о ее существовании. При этих горьких мыслях навернулись обидные слезы, заволокли глаза и скатились по носу на подушку. Наташа вытерла их ладонью и потянулась за носовым платком. Наплакавшись вволю, она почувствовала облегчение и незаметно для себя уснула.

За окнами уже сгущались сумерки, когда поезд после трех суток пути, плавно вливаясь в сверкающее огнями лоно огромного вокзала, медленно подкатил к перрону. Наташа вот уже более двух часов стояла в проходе вагона, прижимаясь лбом к прохладному стеклу, едва сдерживая волнение и всматривалась в густой фейерверк городских огней. Сойдя с поезда, она чуть было не прошла мимо незнакомого мужчины, разглядывающего толпу и отыскивающего в ней кого-то. Этим «незнакомцем» оказался ее брат Сергей, с которым они не виделись несколько лет. Он заметно изменился, возмужал, «потучнел», поэтому Наташа не сразу узнала его. Рядом с ним стояли два высоких подростка и с любопытством смотрели на нее. Наташа вытерла слезы, обнимая смутившихся племянников.

Старенькая «Волга» брата подкатила к сверкающему огнями микрорайону, и Наташа, путаясь в полах своей шубы, поднялась при тусклом свете карманного фонарика в руках одного из мальчиков на седьмой этаж девятиэтажного дома. «Вот так и живем – без лифта, без света в подъезде», – грустно констатировал Сергей.

Невестка Алена суетилась вокруг Наташи, подкладывая в ее тарелку лакомые кусочки – Наташа была любимой золовкой.

– Ну как вы там поживаете в своем Крыму? Как дела у Андрея?– спросил Сергей, закуривая сигарету. Увидев, как нервно затеребила Наташа край салфетки, придвинулся к сестре, обнял ее и, заглянув в глаза, осторожно поинтересовался: «Ну, что случилось, сестренка, рассказывай?»

Перемежая слова со слезами, Наташа поведала свою беду. Алена, отложив мытье посуды, тихо села напротив, горестно подперев лицо ладонью.

– И ты уехала, не сказав ему ни слова? – спросил Сергей, закуривая. – А вдруг он ищет тебя, переживает?

– Нет, нет, не хочу слышать о нем, не хочу! Он бросил меня, предал!..– И она снова расплакалась.

– А он не звонил тебе на мобильный? – спросила Алена.

– Не знаю… Нет!.. Я его вообще отключила. Пусть никто не знает… Никого не хочу видеть, слышать… Ничего не хочу!…

Алена замахала на брата руками, обнимая золовку.

– Курить на балкон! – скомандовала она.

– Да ладно вам. Бросьте. Никуда он не денется. Что он, дурак что ли! От такой женщины! Может быть, разыгрывал тебя кто-нибудь или шантажировал по телефону, а ты и поверила. – И он подмигнул Алене, на что та сердито сверкнула на него своими черными цыганскими глазами.

– Мужская солидарность! Как же!…

– Да ладно вам, бабоньки! Любите вы из мухи слонов делать. Все перемелется, сеструха, – потрепал он Наташу по плечу. – Старая мельница, все перемелется, – запел он и пошел на балкон курить.

– На-ка, выпей, успокойся, – протянула Алена Наташе фужер с сухим вином. – Все образуется, вот увидишь. Все мужики сволочи! Но ведь и без них нельзя!.. Но не на мой характер! Я бы эту красапету разыскала и такое ей устроила! Всю жизнь бы икала. Вот ты уехала, сбежала… А ей того и надо. Мужик состоятельный: дом, машина… Хищница! Я бы на твоем месте быстро разобралась, кто в доме хозяин! Зла в тебе нет! Женщина должна быть собственницей. А не то из– под носа уведут мужика и охнуть не успеешь.

– Ну и пусть уводят, – вздохнула Наташа. – Надоела мне эта война! Семнадцать лет воюю! Ненавижу его!…Всю душу мне опустошил! Ничего уж не осталось… Пусть делает что хочет…

– Ну ладно, ладно. Все уляжется! Вот увидишь! Ты устала. Пойдем, я тебе постелю. Тебе надо отдохнуть, успокоиться, поспать. Утро вечера мудренее. – И она обняла Наташу и увела ее в другую комнату.

Утром Сергей долго возился в гараже. Заводил машину, которая явно не хотела заводиться. «Поехал на работу, – пояснила Алена. – Машина вот-вот рассыплется. Нужен ремонт. А на что? Едва концы с концами сводим. Частников-таксистов развелось больше, чем пассажиров. А что делать? Работы нет. Детей поднимать надо. Я и сама каждый день хожу на работу и думаю, что в последний раз. Кругом сокращения».

Наташа не стала дожидаться брата и сразу же после ухода мальчиков в школу, а невестки на работу стала собираться. Закрывая двери на ключ, она услышала, как в квартире зазвонил телефон. Наташа возвращаться не стала. Она спустилась по лестнице и вышла из подъезда. Ей пришлось долго блуждать по незнакомому микрорайону, чтобы поменять деньги. Наконец в одном из обменных пунктов ей выдали груду странных банкнот, больше похожих на конфетные фантики, и она тут же направилась в первый попавшийся супермаркет, чтобы купить подарки племянникам.

Разложив подарки по пакетам, она вышла из магазина и решила немного пройтись. Она брела по знакомым и незнакомым ей улицам и с трудом узнавала родные ее сердцу места. Так изменилось все за время разлуки. Рядом со старыми узнаваемыми зданиями выросли новые. Она прошла по знакомому проспекту и вышла на улицу Комсомольскую – студенческую, успев прочитать на одном из домов другое ее название – М. Тулебаева. На этой улице когда-то располагалось сразу несколько вузов – мед, пед, политех, универ. Вот в этот скверике, что на углу пересечения улицы Фурманова и Коммунистического проспекта, была пельменная – любимое место студентов. Рядом за углом продавались чебуреки. А напротив был студенческий кинотеатр «Родина», куда удирали они с лекций с одногруппниками смотреть популярные фильмы. Теперь в этом здании расположился коммерческий банк с тонированными стеклами и сверкающими рекламными вывесками. На этом месте, кажется, был парк с главной городской танцплощадкой. Теперь здесь возвышается огромный массив современной застройки с магазинами, административными зданиями. И только по сохранившемуся православному собору – музею в центре – Наташа узнала знакомый район. Чужие незнакомые дома, чужие улицы, названия, лица… Все крутилось, мельтешило перед глазами, дышало холодом пугающей новизны и равнодушной отчужденности.

По городу сновали маршрутные такси, на одном из которых через пару часов Наташа добралась до милой ее сердцу окраины.

Когда она вышла на знакомой остановке, сердце ее сжалось при виде родной улицы. Несколько минут стояла она на остановке у пятачка перед магазином, оглядываясь по сторонам в надежде увидеть хоть кого-нибудь из знакомых. Вот здесь, возле остановки, был маленький базарчик, а теперь возвышается какое-то сооружение с заколоченными окнами и полуоторванной вывеской «Ремонт обуви». Вид давно не беленных стен домов с облупившейся штукатуркой и покосившихся заборов производил угнетающее впечатление. Наташа шла по улице, вглядываясь в лица прохожих с надеждой узнать кого-нибудь. Но никто из знакомых ей так и не встретился. В одной из пожилых женщин, согнувшейся под тяжестью сумок, она едва уловила какие-то знакомые черты, но так и не смогла вспомнить, кто это. Между домами показалась крыша школы. Наташа повернула за угол, прошла несколько метров и остановилась. С трудом узнаваемое облупленное здание школы представляло собой еще более печальное зрелище. Розовая школа с голубыми чистыми окнами, просторным широким крыльцом, какой она сохранилась в Наташиных воспоминаниях, теперь выглядела такой маленькой, жалкой и убогой, что Наташа почувствовала, как защипало у нее в носу, и невольные слезы навернулись на глаза. Некогда просторный школьный двор утопал в кольце разросшихся деревьев. «Так ведь это же наша аллея! Аллея выпускников! – промелькнуло в голове. – Где-то здесь есть и мое деревце, посаженное перед последним звонком…»

Неожиданно резко зазвонивший звонок с урока прервал ее воспоминания, и навстречу высыпала стайка ребятишек – мальчишек и девчонок. Обгоняя один другого, размахивая портфелями, они шумно промчались мимо.

Сгущались синие сумерки. Небо заволокло тучами, и редкие снежинки закружились в воздухе. Наташа медленно шла вдоль улицы, не разбирая дороги.

Ноги сами принесли ее в знакомый переулок. Она ускорила шаги, она почти бежала, задыхаясь. Вот переулок, еще один. Здесь должны быть тополя, калитка… Снег пошел сильнее. Он уже не кружился редкими снежинками, а валил белыми густыми хлопьями. Дом, ее родной дом, к которому так рвалось сердце, вырос неожиданно как из-под земли. Ни тополей, ни скамейки, ни даже забора не было рядом. Ставни запрокинулись. Крыша съехала набок. Весь он сморщился, как старичок, скривился. Под пустыми оконными глазницами темнели потеки, словно слезы. Время как будто замерло, остановилось. Вокруг ни души. И только снег с тихим шуршанием сыпал и сыпал с высоких небес.

Скрип приближающихся шагов заставил Наташу вздрогнуть и оглянуться. Прямо перед ней из мелькающей снежной кутерьмы неожиданно появился худощавый высокий подросток. Он шел медленно прямо на нее. Когда юноша приблизился, она едва не лишилась чувств. Это был… Алешка. Те же глаза, те же кудрявые непослушные волосы, закрывающие красивые сросшиеся брови, та же походка. Тот же упрямый подбородок и тот же пробивающийся темный пушок над верхней губой. Наташа побледнела и почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Молодой человек приблизился почти вплотную, обошел стоявшую посередине узкого тротуара женщину, бросив равнодушный взгляд в ее сторону, и последовал дальше.

– Алеша! – вскрикнула Наташа, и ей на секунду показалось, что она сходит с ума. Парень резко остановился.

– Алеша! – прошептала Наташа, протягивая руки и делая несколько шагов в его сторону, боясь, что явившийся из сумерек призрак в одно мгновение исчезнет так же неожиданно, как и появился.

Юноша с удивлением разглядывал незнакомку, пытаясь понять или вспомнить что-то. Так ничего и не поняв, он недоуменно спросил:

– Кто вы?

Наташа подошла поближе. Она чувствовала, как дрожат у нее колени, и сердце больно пульсирует в висках:

– Ты, вы Алексей?…

– Да

– Соколов? Алеша?!

– Он самый. А в чем, собственно говоря, дело?..

Наташа приблизила свое лицо к удивленному лицу юноши и вдруг поняла, что происходит какая-то ошибка. И это вовсе не призрак и не сон. Перед ней стоял молодой человек – точная копия ее Алешки, но это был не он.

– Простите, я, кажется, ошиблась. – Она опустила голову. Молодой человек пожал плечами и пошел дальше. Наташа молча смотрела ему вслед, потрясенная неожиданной встречей. Внезапная догадка мелькнула у нее в голове.

– А отчество твое… ваше?

– Ну, Алексеевич!.. Что вам нужно? – Юноша остановился. Наташа снова поспешно приблизилась к нему. Она так торопилась, что чуть не упала, поскользнувшись на обледенелой дороге.

– А ваш отец… он… Где он?

– Вы, вы обознались, женщина! – резко выкрикнул подросток и поспешил прочь.

Наташа постояла с минуту и сделала было уже первый шаг в сторону, как неожиданно из темноты раздался срывающийся голос юноши.

– Нет отца!.. Нет его! Умер он! – И далее последовал скрип поспешно удаляющихся шагов.

– Папа! Межгород!..

Сергей сбросил куртку в прихожей, взял у сына телефонную трубку и закрыл за собой двери гостиной.

– Кто там, сынок? – высунулась из кухни Алена. – На-ка почисть картошку, – обратилась она к сыну. – А где же тетя Наташа? Уж ночь на дворе. Она не сказала, куда пошла?

– Нет. Когда я пришел из школы, дома никого не было, – ответил Илюша.

– Как бы не заблудилась, – вздохнула Алена.

– Это в своем-то городе? – удивился мальчик, принимая из рук матери нож и кастрюлю. – Она ведь выросла здесь.

– Так это когда еще было. Аккуратней. Пальцы не порежь. Сережа, – обратилась она к вошедшему в двери мужу. – Чему ты радуешься? Что за настроение! Где твоя сестра? Ночь на дворе!… А вот и Наташа! Беги открывай! – повернулась она к сыну, заслышав звонок в дверь. Но младший, Антошка уже мчался в прихожую встречать тетю.

– Где ты гуляешь? Алена меня затерроризировала… Что с тобой, сестренка, на тебе лица нет! – принимая из рук пакеты и помогая сестре раздеться, спросил Сергей.

– Да так, ничего. Ездила на свидание… с детством, – выдохнула Наташа.

– Ну и как, свиделись?

– Да. С нашим домом…

– Знаю, Наташа. Там живут бомжи. От него ничего не осталось. Ты не пугайся. Кругом разруха. Нет того дома, нет того города, да и Родины той нет. И ничего уже не вернешь… Ты больше не гуляй одна. Завтра я повожу тебя, если хочешь, а в воскресенье все вместе поедем в горы, в Медео. И настроение будет совсем другое.

– Надо съездить на могилу отца.

– Обязательно. А сейчас ужинать! Мамуля лагман приготовила. Вот еще за что я люблю свою жену! – обнимая и звонко целуя разрумянившуюся Алену, проговорил Сергей. – А ну, мужики, руки мыть и за стол, – скомандовал он. – Смотрите, какой вам тетушка торт привезла! Пировать будем! Доставай стопарики, – подмигнул он жене.

– А ты и рад случаю! – ворчала Алена, протирая рюмки. – Тут как тут!..

– Ладно тебе! Сестренка приехала впервые за столько лет!.. Да что с тобой, Натаха? Ты не заболела часом? – Брат отодвинул в сторону тарелку, взял сестру за плечи и повернул к себе. – Опять слезы? Что случилось?

– Сереженька… Я узнала… Лешки нет… Это… правда?

– Ах вот оно что! Ну уж раз знаешь теперь, то чего скрывать. Спился парень. Вот с того самого момента, как не дождалась ты его из армии, замуж вышла и уехала, так и в жизни его все наперекосяк пошло. Женился, развелся, женился снова. В общем, что уж тут говорить. Сын у него остался, с бабкой слепой живет. Ослепла она, когда второго сына похоронила. Из Чечни не вернулся парень. Он прописан в России был у своего отца, оттуда и призывался…Плохо живут. Пацан, Лехин сын от первой жены, с десяти лет сам зарабатывает. То машину кому помоет, то разгрузит кому что. Отец-то живой был, все пропивал. Хороший ведь был парень, помедлив, продолжил он. – Чемпион Казахстана по гребле на каноэ. Гордость школы! Спортивный институт закончил, столько наград! А погиб-то как! Забрался на восьмой этаж на новостройке и сиганул вниз… Царство, как говорится, небесное. Ты думаешь, он один такой? Твоих и моих одноклассников, считай, половины в живых нет: один спился, другой удавился, третий от передоза умер. – И он начал перечислять одного за другим общих умерших знакомых и друзей.

– Хватит! – вмешалась Алена, заметив, как бледнеет Наташа. – Ей и так плохо. Земля им пухом! О жизни надо думать! Что ты завелся, не видишь, она и так не в себе уже от этих новостей! Давайте ужинать, заодно и помянем. Такова жизнь-то теперешняя. Мужики – народ хрупкий, не каждый выдерживает, когда жизнь ломает. Беречь их надо. – И она обняла Наташу, придвинув ей тарелку. – Ешь, остывает.

Всю эту ночь до самого утра Наташа так и не сомкнула глаз, вглядываясь в темноту за окном огромными сухими глазами.

На другой день они съездили на могилу отца, где Наташа положила к памятнику несколько гвоздик. Несколько пунцовых цветов осталось у нее в руках, и брат молча, ни о чем не спрашивая, проводил ее к печальному холмику, занесенному снегом, без оградки, с одним лишь скромным крестом и потемневшей фотографией, с которой улыбался совсем юный еще ее Алешка. Наташа долго смотрела на любимые, размытые ветрами и дождями черты. Она не плакала. Слез не было. Опустившись на колени, Наташа положила на могилу гвоздики, которые заполыхали ярко, словно костер на нетронутом ослепительно-белом снегу.

Несколько следующих дней она провела как во сне. Вместе с братом и его семьей она съездила на высокогорный каток, покаталась по городу, побывала в гостях у двоюродной сестры, посидела в кафе с подругой детства. Все эти события как-то проходили мимо, не оставляя следа в ее опустошенном сердце. И однажды утром Наташа поняла, что рано или поздно ей надо возвращаться. Она попросила брата в тот же день свозить ее за билетом, а на недоуменные вопросы коротко ответила: «Пора домой!» И тяжело вздохнула.

Сначала она хотела лететь самолетом, а потом передумала. Торопиться было некуда, а в дороге она надеялась за трое суток хоть немного прийти в себя и привести мысли в порядок. Чтобы оттянуть какое-то жизненно важное решение, которое ей надо было принимать, и контуры которого были так неясно обозначены.

Поезд был подан к перрону за полчаса до отправления. Прощание было коротким и трогательным. За несколько дней, проведенных в доме брата, она отогрелась душой, мальчики привязались к ней и называли ее наша Наташа. Алена горько сетовала на то, что Наташа мало погостила. Они долго стояли, обнявшись, с братом. Он обещал ей приехать с семьей на следующее лето. Прощаясь, Наташа достала из сумочки подписанный конверт, в который вечером накануне отъезда она вложила стодолларовую купюру. Сергей взял конверт из ее рук и прочитал: «Соколову Алексею Алексеевичу».

– Передашь? – спросила она тихо.

– Добро! – ответил брат, как в детстве понимая сестру с одного взгляда.

Наконец сигнальный свисток объявил отправление, и поезд, медленно набирая ход, замелькал освещенными окнами, постепенно растворяясь в синеве вечернего города.

Сергей еще раз помахал удаляющемуся поезду, затем достал из кармана мобильный телефон, набрал номер:

– Алло… Отправил. Посадил… Встречай. Поезд 138, вагон 12. Прибывает шестнадцатого в 10.05 местного. Что? Все нормально. Конечно, с цветами! Только с цветами! Непременно! Давай. Пока.

И улыбнулся, обняв подошедшую с сыновьями жену: «Все будет хорошо, Аленушка, все будет хорошо!»

Наташа долго вглядывалась в темное окно. Ночной город с его сверкающими огнями давно остался позади. За окном в черном небе время от времени появлялся тоненький серпик месяца, который медленно плыл за вагоном, сопровождая поезд. Где-то далеко мелькали последние сиротливые огоньки и снова пропадали во тьме. Соседи по купе ужинали, пили чай, о чем-то разговаривали, укладывались спать. Наташа тоже постелила, но уснуть не могла. Она возвращалась домой в полной уверенности, что там ее никто не ждет. Душевная пустота с большей силой овладела ее сердцем. Нет, она не жалела о поездке, но то, чего она искала и к чему стремилась, оказалось лишь тенью, миражом, жалкими обломками прошлого. Ничего того, что когда-то она оставила здесь, в этом странном и чужом теперешнем городе, она не нашла, как и самого того города, оставшегося лишь светлым воспоминанием. И она снова одна, растерявшаяся и еще более одинокая. Прошлого нет, будущего тоже. Как жить дальше? Что делать? Куда стремиться, на что надеяться?…