Текст книги "Реквием по мечте (СИ)"

Автор книги: Evangelista

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Он резко дернул за лиф платья, лопнули на плечах тонкие бретели. Белья на мне не было, грудь тут же оказалась в сладком плену его рук и губ. Эдвард протянул руку и зажал мои запястья над головой у стены. Невыносимо; я хотела касаться его, обнимать, чувствовать ладонями упругость тела. Сражалась за право ласкать его в ответ, но Каллен лишь раззадоривал мое желание.

Когда платье бесформенной кучей кто-то из нас отбросил к окну, а я осталась совершенно обнаженной, он прижался лбом к моему лицу, дыша загнанным зверем.

– Ты пьяна, – прошептал Каллен.

– Так даже лучше. – Он отпустил мои руки, и я обняла ладонями его лицо. – Милый мой, родной мой…

– Ты пожалеешь...

Я не ответила. Словами. Мои поцелуи были полны нежности, они разительно отличались от его животной страсти. Минуту назад мне хотелось пуститься в безумство вместе с ним, не чувствуя ничего, кроме похоти, не думая ни о чем, кроме потребности обладать, не дыша ничем, кроме желания.

Но слетевшая пелена отчужденности с его лица, с его глаз – их искреннее, первозданное выражение заставили мое сердце пропускать по удару каждый раз, когда я касалась его лица губами.

Дальше все было как в сказке, как не на Земле. Мы совпадали в мелочах, мы сливались друг с другом так идеально, что происходящее казалось нереальным. Он брал, а я отдавала, он жаждал, я успокаивала. Когда он стягивал брюки, я ласково проводила ладонями по его спине, плечам, рукам, я зарывалась лицом в волосы, которые снова – я заметила – отблескивали бронзой.

Быстро и почти неожиданно он наполнил меня, и я выгнулась ему навстречу. То ли от неутоленной жажды, то ли чтобы заглушить мои крики, он поймал мои губы, сминая их в первобытном порыве. Резкими и частыми движениями Эдвард врывался в меня, а я обнимала его ногами, чтобы чувствовать еще больше, еще глубже, еще теснее.

Руки Каллена оказались на моих бедрах, властно сжимая, они помогали ему насаживать меня на себя. Я боялась даже вздохнуть, чтобы не спугнуть жгучие волны удовольствия, разливающиеся по всему телу. Обжигая горячими искрами, они зарождались там, где мы с Эдвардом соединялись; я тонула в огне, пропадала и не хотела выживать. Изредка вспоминая, что надо дышать, втягивала в себя воздух. Комнату наполняли мои недовольные стоны, когда он покидал меня, и благодарные вскрики, когда возвращался.

Не переставая врезаться в меня, Эдвард ударил кулаком по стене:

– Что же ты делаешь, дрянь...

Я крепче обняла его. Мне нравилось то, что я делала. Нравилось то, что делаем мы.

Напряженным лицом он утыкался в мою шею и ключицу, я дышала ему в висок, то и дело откидывая голову, чтобы выпустить бесстыжий крик. Так кричать может только сумасшедшая, и сейчас я всерьез считала себя таковой.

Его густое плавкое дыхание обжигало мою кожу. Я вся была огромный огненный шар, сгусток нервов, раскаленное докрасна железо. Мне казалось, что вокруг нас пылал даже воздух.

С отчаяньем я поняла, что напряжение почти достигло критической точки. Наши движения стали еще быстрее, еще агрессивнее. Мои ногти чертили на его спине алые полосы, метки, знаки. Они кровоточили мелкими капельками, и он рычал, когда я в очередной раз проводила царапину.

Уже не чувствовуя сил, чтобы сдерживаться, не понимала, отчего кричала: то ли от счастья, которое заполнило меня, то ли от страха, что практически оторвалась от этого мира.

Через несколько минут я ощущала только тепло его рук и тяжесть расслабленного тела.

– Как ты? – спросил Эдвард, когда дыхание немного выровнялось.

– Удивлена, – улыбнулась я в его шею. – Не представляла, что так может быть, – его кожа была влажной и пахла сандалом.

Мужские губы снова оказались на моих.

Когда мы лежали в теплой постели, он обнимал меня обеими руками, а я пыталась устроиться поудобнее, на подушках у моей шеи блеснул подаренный мужем кулон. Я сжала его пальцами и поймала взглядом преломленный свет в гранях выложенной камнями семилистной лилии.

Почему-то мысль, что по закону я принадлежу другому мужчине, показалась мне чужой и неправильной. Сейчас мне чудилось, что я могу принадлежать только Эдварду. Что в моей жизни был и будет только он.

 

***

Я ощущала полнейшее счастье все те несколько дней, что нам оставалось провести во Франции. Когда мы находились вне отеля, он все так же шел за мной по пятам, но теперь я стремилась оказаться ближе к нему, задеть рукой, вдохнуть запах. То, что он был позади, вселяло в меня уверенность, мне нравилось, что каждую минуту он наблюдает за мной.

Сидя в темном зале при просмотре фильмов, я ощущала его руку на своей ладони, иногда она соскальзывала на мои колени. Я жалась к нему, самой себе напоминая бездомную кошку, у которой есть только этот большой и сильный человек, опасный и дикий, но притягивающий с неведомой силой.

Разнообразием наше пребывание в номере не отличалось: я либо спала, либо он любил меня. Казалось, что время летит, словно заговоренное. Мы перебрались в мою спальню, кровать здесь была двухместной и более удобной, но когда Эдвард однажды повалил меня на свою постель, я ощущала небывалое единение с ним, с его миром.

Мне хотелось знать о нем все. Я болтала, не останавливаясь, все так же забрасывая его вопросами и между делом рассказывая мельчайшие факты своей биографии. Он улыбался, почему-то все так же снисходительно, но на вопросы отвечал, хоть и обобщенно. Я узнала, что он родом из штата Мэн, что растила его одна мать и что ему даже пришлось побывать на войне.

Я была увлечена своим счастьем настолько, что почти ничего вокруг не замечала. Скандал с крупными кражами, вспыхнувший с самого начала фестиваля, прошел словно мимо меня. До того памятного вечера, когда я осознала окончательную и бесповоротную влюбленность в Эдварда, боязнь оказаться жертвой преступников в моей голове еще мелькала. Но вот после гораздо большая опасность дамокловым мечом нависла над моей головой: ничто не способно было заставить меня оторваться от него и загнать поглубже впервые испытанные чувства.

Вернувшись однажды в отель после очередного киносеанса, я обнаружила, что добрая половина моих украшений и дорогих нарядов исчезла. Кредитки, ноутбук и небольшая сумма наличных тоже пропали. На полу и столах в беспорядке разбросали то, что ворам не приглянулось.

Мои руки сами собой потянулись к спрятанной голубой коробочке. Пальцы растерянно пробежались по лепесткам цветов и золотистым стеблям. Красная роза, синяя орхидея, белоснежная лилия с шестью лепестками.

Подошедший сзади Эдвард поцеловал меня в висок и прошептал:

– Я звоню Джейку, – и отступил, а я попыталась поймать его руками и не дать уйти. На послезавтра был назначен вылет, и я отчего-то именно сейчас ощутила, как мало у нас осталось времени.

 

***

Мы знали, что обязаны будем скрываться.

– Твой муж меня тут же пристрелит, если узнает, – гладя меня по волосам, улыбался Каллен. – И с тобой что-нибудь сделает. Ему по статусу не положено такое прощать, детка.

И я заглядывала в его глаза, в зеленый металл, не тронутый улыбкой, и понимала: я сама с собой что-нибудь сделаю, если такое случится.

Однако был один человек, который оказался в курсе тщательно скрываемой тайны.

В последний день фестиваля я нарядилась в ужасно неудобное, но шикарное платье. Зеленое, облегающее и длинное. В разрезе подола то и дело мелькала обнаженная нога, и Эдвард с невозмутимым лицом шепнул, когда я стояла на красной дорожке, что бы он со мною сейчас сделал и как этот разрез ему нравится.

Одному из репортеров наверняка удалось заполучить снимок, где мои щеки заливает румянец, а глаза лихорадочно отблескивают.

Приблизившаяся после церемонии вручения наград Джесс была одета в короткое черное платье с умопомрачительным вырезом на спине. Ее точеная фигурка соблазнительно смотрелась в дорогом наряде.

– Мои поздравления, – оскалилась она. И окинула взглядом Эдварда. Куда смотрели его глаза, я не представляла: он снова нацепил очки. Но понадеялась, что куда-нибудь подальше от шикарных ног поздоровавшейся блондинки. – Хоть и не «Лучшая актриса», но приз за лучший сценарий – ваш.

– Это та, что подвигла тебя на побег тогда? – холодно осведомился Каллен у самого моего уха.

Я кивнула, чуть развернув к нему голову. Когда его губы оказывались так близко, мне стоило неимоверных усилий держать себя в руках.

На лице подруги расплылась хищная улыбка. Она растягивала губы, и обнажались жемчужные маленькие зубки, а глаза ее щурились в довольстве.

– Я была права, не так ли? – протянула Джесс. – Я в таких делах никогда не ошибаюсь.

– О чем ты? – я сохраняла максимум спокойствия.

– А то ты не знаешь, – фыркнула та. И как можно тише шепнула: – Если не хочешь, чтобы все узнали, держитесь друг от друга подальше.

Напоследок она подмигнула мне, сложив в воздушном поцелуе густо накрашенные губы.

Джессику я провести не могла.

То время, что нам отвела судьба, закончилось слишком быстро. В аэропорту меня как обухом по голове ударили: все, финита ля комедия. Теперь я шла позади и наблюдала, как Каллен бодро шагает к регистрационной стойке.

Я же хотела остановить время. На этой стороне океана у нас еще была возможность побыть вместе, своровать пару счастливых мгновений, вдыхать только воздух нашего с ним мира, отдающий морем и сандалом. Когда самолет совершит посадку в США, неизвестно, что с нами станет.

– Что дальше? – спрашивала я у него.

Каллен криво усмехался – когда он делал так, все во мне словно обрывалось – и без тени сомнений отвечал:

– Мы сядем на самолет и полетим домой, детка, – будто это было то, о чем я спрашивала.

Я вглядывалась в его лицо, а он снова улыбался. Его эта улыбка была слишком широкой, слишком спокойной, так не улыбался никто: так изрыгали проклятия, плевались словами ненависти. А он так улыбался.

В самолете меня посетило ощущение дежа вю. Мы опять находились рядом, его рука опять покоилась на подлокотнике. Я не знала, стоит ли мне положить свою рядом, можно ли легко коснуться пальцами его ладоней. Есть ли кому-то дело до наших рук? И снова весь полет нервы в моем теле походили на пружины.

 

***

Муж встретил меня напряженной улыбкой. Он совсем недобро оглядывал Эдварда, и беспокойство, которым пропиталось все в этом доме, наполнило меня до макушки. Я теребила складки легкой юбки и кусала губы, чтобы не закричать от страха. Неужели он что-то знает?

Больше всего на свете мне хотелось сейчас снова услышать тягучее «детка», чтобы Эдвард сказал это своим низким хрипловатым голосом, сказал и улыбнулся. Я попыталась сказаться усталой, но Джейкоб тоном, не терпящим пререканий, объявил, что нас с ним ждет уже накрытый обед. Супруг снова глянул на Эдварда и процедил сквозь зубы:

– А к тебе у меня дело. Подожди пока в кабинете, – и обнял меня одной рукой.

Я краем глаза уловила, как Эдвард приподнял подбородок и вскинул бровь. Темноволосая горничная предложила ему пройти за ней. Каллен улыбнулся ей так, что можно было подумать, будто это самый воспитанный и галантный человек на свете.

Мы сидели по разные стороны прямоугольного стола. Я не знала, что можно сказать, какую тему выбрать. Говорить о поездке не хотелось, рассказывать о планах – тоже. Я не могла понять, о чем мне разговаривать с сидящим напротив чужим человеком. Узы брака показались мне жуткими тюремными цепями, которые до крови натирают кожу и не дают вырваться.

Я не любила обстановку в этом доме, но столовая была местом, подавляющим любые теплые чувства. Ее я ненавидела с особым рвением, вопреки тому, что сам Джейкоб больше этой комнаты обожал разве что только свой кабинет. Он оформлял столовую сам, и его тяжелый характер, отсутствие вкуса и странные взгляды на жизнь в полной мере отразились на интерьере.

Стены увешивали заказанные мужем картины. Все они, как я могла судить, пытались изобразить известные сюжеты темного и богоборческого романтизма. Работе, слишком сильно походящей на «Последний день Помпеи», было отведено главенствующее положение: она помещалась над Джейкобом, всегда восседающим во главе длинного стола. Иногда я подумывала, что он специально сидел спиной к ней. Остальные присутствующие волей-неволей пробегались взглядом по устрашающему «шедевру», и это несомненно отражалось на бодрости их духа.

Излишество позолоты и сложных орнаментов, роскошь гарнитура и неумелое сплетение стилей заставляли меня почти никогда не заходить в помещение.

– Как мой подарок? – невпопад спросил Джейк.

– Очень красивый, спасибо, – выдавила я.

– Ничего с ним не случилось? – он отпил вина из бокала. Неуместно подумалось, что золотая корона и кубок из драгоценного метала сейчас были бы ему очень к лицу.

– Нет, что ему будет, – я улыбнулась. – Ты меня балуешь.

Он откинулся на спинку венского стула.

– Тебя грех не баловать, – он усмехнулся, скользя по мне цепким взглядом. – Я соскучился.

Жадный взгляд, который раньше вызывал во мне жар, остановился в районе моей груди. Я опустила глаза, пряча отвращение.

 

***

Той ночью я кричала от отчаяния. Руки мужа касались меня везде, и тело, помнившее совсем иные прикосновения, отторгало его ласки, обоняние улавливало чужой аромат, некогда желанный, но ненавистный сейчас. Я отвечала ему с отчаянием обреченной, была страстной и искусной, мечтая лишь о том, чтобы все это побыстрее закончилось.

– Ты тоже тосковала без меня, малышка? – тяжело опустившись на подушки, он притянул меня к себе. – Я почувствовал.

Уткнувшись лицом в грудь мужа, я думала об Эдварде.

Желваки на его лице напряглись, когда он покидал кабинет Джейкоба. Я словно случайно прошла тогда мимо, схватившись за него взглядом. Он посмотрел раздраженно, но тут же эмоция сменилась: в его глазах заплясали бесы.

– Прощайте, миссис Блек, – он остановился и протянул мне руку. – Было приятно с вами работать. Надеюсь, еще увидимся.

Натянуто улыбнувшись, я вцепилась в его большую ладонь. Эдвард оставил в моей руке маленький комочек бумаги.

– Мне тоже было приятно, – голос вроде бы не дрогнул. – Прощайте.

Позже, оставшись наедине с собой, я развернула клочок. И все равно воровато оглядывалась, точно за мной кто-то следил. Любые упоминания о Калене в этом доме казались мне настоящим кощунством.

На смятом отрывке был наскоро записан адрес и номер телефона, который я тут же вбила в телефонную книжку под заголовком «Массаж».

В обед следующего дня я получила сообщение с этого номера, совсем немногословное: «3.30 дня».

– Сегодня у меня массаж в половину четвертого, – рассеянно пялясь в экран Айфона, обратилась я к Джейку.

– Тайлер отвезет тебя.

– Ты отказался от идеи с телохранителем? – невзначай осведомилась я.

– Я ищу другого, – пожал плечами муж. – Каллен будет гораздо ценнее в иной ипостаси.

– Может, бросишь эту затею?

– Нет.

 

***

Я уже собралась постучаться в обшарпанную дверь, когда она распахнулась. За порогом стоял Каллен, жестом он пригласил меня внутрь.

Тут же бросившись к нему, обняла за шею и почувствовала его ладони на талии. Прошедший день казался невыносимым без него, но ради этого ощущения я могла прожить еще тысячи, миллионы таких бесполезных, бессмысленных и мучительных дней.

– Нам нужно поговорить, – пробормотал он, когда мы, обнимаясь, лежали в чужой постели.

– О чем? – расслабленно мурлыкнула я.

– О том, что происходит, – смысл его слов оставался неясным.

– О Джейке? Ты думаешь, он знает? Поэтому такой злой? О чем он говорил с тобой вчера? – эти вопросы не давали мне покоя.

Эдвард невесело усмехнулся своим мыслям, но тут же тяжело вздохнул.

– Его это тоже касается, – продолжил он. – Но не совсем так, как ты думаешь. Помнишь кулон, что он подарил тебе?

Я кивнула, все еще ничего не понимая.

– Этот подарочек может стоить мне жизни. – Я почувствовала, как воздух вокруг застыл бетонной глыбой. Севший, совсем не мой голос просипел:

– Что?

– Эта побрякушка не была подарком любящего мужа от чистого сердца. Это был… своего рода конверт.

Я бестолково моргнула.

– Я сейчас вообще не понимаю, о чем ты говоришь.

– Этот кулон был полый. Внутри Джейк спрятал микрочип, который нужно было перевезти через границу, не вызывая подозрений.

Я вздернула брови и повторила:

– Что?

– Разработка компании твоего мужа. Планировалось, что ими будут оснащать наши военные самолеты. Чип должны были забрать у тебя во Франции, а дальше он отправился бы в Иран. Твой муж должен получить за это целое состояние и заручиться помощью парочки сильных союзников.

– Ты-то откуда это знаешь? – то, что он произносил, походило на сюжет дешевого боевика.

– Я охранял не тебя, а твою побрякушку. И покушение в Норвегии тоже устроил он, ради повода нанять тебе лже-телохранителя. Даже те кражи на фестивале были для отвода глаз. В нужный день к тебе в номер забрался человек и взял кулон. Я обязан был увести тебя из отеля и убедиться, что безделушка не с тобой.

– Ты хочешь сказать, все, что было между нами – это просто… – опешив, начала я.

– Нет, – резко прервал меня Эдвард. – Это случилось вне плана. Я люблю тебя, детка. Ты это знаешь, – он пристально посмотрел в мои глаза и повторил. – Знаешь.

Я сглотнула, не в состоянии сложить факты в связную историю. Все это напоминало мне обрывки негодного сценария.

– Но ведь кулон остался у меня, – вспомнила я, – его никто не забрал…

– Подменили, чтобы законникам в голову не пришло искать именно его, если вдруг ты составишь полный список украденного и будешь настаивать на расследовании.

Мне бы и в голову не пришло этим заниматься.

– Некоторые вещи трудно просчитать, – словно услышав мои мысли, продолжил Эдвард. – Иногда проще перестраховаться.

– Зачем ты рассказываешь мне это?

– Потому что только ты можешь меня спасти.

– От чего?

– Никакого чипа в твоем кулоне не оказалось, детка. Сделка сорвалась, Джейк готов передушить всех, кто хоть на метр приближался к нему, – он сжал зубы. – В особенности тех, кто был в курсе дела.

Я вздрогнула. Внутри меня все сжалось от страха. Он прочел мой бессловесный вопрос, выраженный одним взглядом:

– Джейк, я, курьер со стороны заказчика и сам заказчик. В первую очередь подозрения падают на меня.

– А ты… виновен? – запоздало поинтересовалась я.

– Сейчас мы бы с тобой здесь не лежали, будь это так, – хмыкнул Каллен, поцеловав меня. – А выбирали бы квартирку где-нибудь подальше. – Ты мне поможешь?

– Помогу, – словно клятву за священником повторяла я.

Я была в благоговейном восторге от его слов о нашей собственной квартире. За это я могла бы отдать все.

Все, что угодно. Без исключения.

– Та девчонка, Джессика, кажется… – нахмурился он. – Помнишь тот вечер, когда ты сбежала от меня?

Непрошенная улыбка расплылась на губах:

– Да.

– Скажи мужу, что давала ей свой кулон поносить, – предложил он, сжимая мои ладони сильнее. – Скажи, что она надела его на вечеринку, а после вернула. Ведь на том кулоне, что давал тебе муж, было семь лепестков?

– А на том, что остался после кражи – всего шесть… – пробормотала я.

– Скажи, что сначала не обратила на это внимание, подумала, будто ошиблась. Но это не дает тебе покоя и ты хочешь проверить, настоящие ли камни или Джессика подменила безделушку, – инструктировал он меня.

– Она не могла, потому что увидела ее только за несколько дней до того, как я была на той вечеринке…

– Ему сейчас не до этого. Да и тебе сыграть дурочку будет гораздо безопаснее, – опроверг мое предположение он. – Джейк знает, что изделие другое. Пусть считает, что ты не в курсе и думаешь, будто подруга могла обворовать тебя.

Почти слово в слово повторяя слова Эдварда Джейкобу, я мысленно вспоминала наставления своего первого учителя актерского мастерства: «Не изображай. Просто живи этим. Верь в это».

Я верила. Я верила в то, что Джессика отобрала мое любимое украшение. Что я сейчас люто ненавижу ее за это: как же она могла так обойтись со мной? Как она посмела украсть драгоценный подарок любимого мужа? Я верила в то, что этот человек, мой муж, единственный, кто поможет мне и защитит. Если бы Каллен сказал поверить и в то, что после этого мне необходимо взять пистолет и перестрелять всех, кто будет сомневаться в моей лжи, я бы поверила. Я бы сделала.

Джейкоб молча забрал из моих дрожащих рук украшение. Он вертел его в руках с задумчивым видом, пока я рассказывала о терзаниях своей души. И, наверное, из всего моего монолога он услышал только: «Джессика Стенли».

– Это та, с которой мы отдыхали в прошлом году в Испании? – прервал он меня.

– Да, но тогда она была брюнеткой, а сейчас перекрасилась в светлый. Надо сказать, зря, – я похлопала ресницами и зачем-то добавила: – Она еще увела у меня роль, в «Белоснежке». Может, не такая уж она и подруга…

Я глубоко вздохнула. Джейкоб рассеянно оглядел меня.

– Я отвезу украшение Робертсону, – муж поднялся из-за дубового стола. – Надо же, я и сам забыл, сколько было этих лепестков. Прямо сейчас и поеду.

Я посмотрела в окно: тьма уже плотной пеленой накрыла улицу. К ювелиру в такой час точно не поедешь.

– Не переживай, Белла, – сказал он, перешагнув порог. – Я все выясню.

Веки, моментом отяжелевшие, сами собой закрылись, а вздох облегчения и обреченности прозвучал в уже опустевшей комнате. Часы тикали ровно и звучно, будто пульс в висках.

 

***

Утром следующего дня я снова получила sms. В нем был напечатан новый адрес, время и короткое «я люблю тебя» в конце. Надо ли говорить, что назначенного часа я ждала чуть ли не в прихожей, нетерпеливо раскачиваясь из стороны в сторону.

– Кстати, он повелся, – сказал мне Эдвард, когда я вдоволь утолила жажду поцелуев. – Нашел связь между курьером и твоей подружкой. Оказывается, они провели не так давно веселую неделю вместе в Монако. – Он гладил мои волосы и в этот раз казался гораздо довольнее. Мне нравилось думать, что это из-за меня. – Осталось совсем чуть-чуть, детка. Ты ведь уже сделала первый шаг, теперь нужно идти до конца.

– О чем ты? – подняв голову, недовольно пробормотала я. – Он посчитал, что этот ваш микрочип у Джессики, он тебя не тронет…

– Ты думаешь? – обхватив мое лицо руками, процедил Каллен. – А как ты представляешь дальнейшую нашу жизнь? Сначала ты будешь спать с ним, а потом бежать на пару часов ко мне? Или ты в самом деле считаешь, что он совсем успокоился? Нет, детка, нам нужны радикальные меры. Я не собираюсь делить тебя с ним.

«Нашу жизнь», – мысленно повторила я.

– Что еще нужно? – в этот момент я больше всего боялась услышать ответ. Наверное, во мне наконец проснулось что-то вроде женской интуиции.

– Ты должна будешь свидетельствовать против него, – как на духу выложил Эдвард. – Скажешь, что он заставил тебя перевести этот чип через границу.

Я неслышно выдохнула. Только пару минут спустя пришло осознание.

– Свидетельствовать? – переспросила я. – То есть… подожди, я должна буду это сказать полиции?

– Нет. ФБР.

Я села на кровати.

– Они ведь посадят всех, Эдвард! И его, и тебя, и меня!

– Они посадят только его, детка, – он тоже поднялся и, обняв, прошептал мне на ухо. – А нам дадут новые паспорта и увезут на другой конец света. Программа защиты свидетелей. Мы начнем все заново. Я открою собственный бизнес, а ты будешь рожать мне детей, пойдет? – и он улыбнулся самой широкой из своих улыбок. В этот раз я не углядела в ней ничего бесовского. – Много денег нам государство не даст, – продолжил Эдвард, – но… ты ведь можешь пользоваться банковскими счетами мужа?

Я кивнула.

– Большинство счетов оформлено на меня. Что нужно будет говорить? – выдохнув, я перешагнула Рубикон.

 

***

– Джейкоб Блек, вы арестованы на основании обвинений в преступлении против интересов государства, в частности – в шпионаже. У нас есть орден на ваш арест. Вы имеете право хранить молчание, а так же имеете право на адвоката. – Я уже разговаривала с этим мужчиной пару дней назад. Он мельком посмотрел на меня, будто бы не узнал даже, и вернул свое внимание к моему мужу.

– Что за чушь вы несете? – тот сидел на своем любимом месте за столом, и тон его не оставлял сомнений: в этой ситуации супруг все равно чувствовал себя главным.

– Пройдите с нами, мистер Блек. Иначе нам придется применить силу.

Я однажды снималась в такой сцене, и сейчас пыталась воспроизводить то, что тогда заставлял меня делать режиссер. Бестолково переводила взгляд с мужа на незнакомых статных людей, словно рыба хлопала ртом и изредка повторяла: «Джейкоб! Что происходит?! Что случилось?».

Человека, с которым я прожила под одной крышей почти шесть лет, с которым впервые почувствовала себя настоящей женщиной, который, если взглянуть на вещи честно, никогда плохо не обращался со мной, уводили из нашего дома под конвоем. Уводили, арестовав на основании моих показаний. Его в моей жизни больше нет и, наверное, не будет. Я даже толком не выяснила, что с ним сделают: посадят ли на всю жизнь, на несколько лет или приговорят к смертной казни?

Его лицо, с застывшей маской ужаса и сомнения, его заведенные за спину руки и поникшие плечи навсегда отпечатались в моем сознании. И позади них всех, возвышаясь над головами замеревших, висела пугающая своей живостью вариация на Брюллова: люди, обуреваемые первородным страхом стихии, их позы, полусломленные и пригнутые к земле, в которых ясно читалась неминуемая участь. Огонь на картине, как мне казалось тогда, по-настоящему горел, и молнии посверкивали своей смертоносной красотой, и тягучая лава, прекрасная этой змеиной вальяжностью, почти лизала пятки бегущим.

Сказать, что я была не готова к этому, было нельзя: полчаса назад я перевела все деньги с наших счетов, оформленных моим именем, на выданные Калленом реквизиты.

Джейкоб уже переступил порог дома, когда я вспомнила о роли растерянной жены и вскрикнула:

– Я позвоню адвокату!

По тому, как через плечо покосился на меня муж, стало ясно: он все понял.

Адвокату я все-таки позвонила и велела ехать прямиком туда, куда увели Джейкоба, не заезжая в наш дом. Разговорчивый мистер Мэй еще два раза переспросил: «Может, мне все-таки заехать, милочка?», но я с усталой улыбкой категорически отказалась.

– Джейку вы нужны больше, – и положила трубку.

«Сегодня в собственной квартире задушенной нашли популярную актрису Джессику Стенли». В гостиной кто-то не выключил телевизор: «Девушка была избита, а из ее апартаментов вынесли почти все ценные вещи, – блондинистая ведущая не умолкала, – по заключению, которое сделали эксперты на месте, она пролежала здесь около недели».

Да, мистер Мэй, Джейку вы нужны гораздо больше. Мне вы помочь не в состоянии.

 

***

Я устроилась на диване с бутылкой вина. Единственное, по чему я буду скучать, когда мы уедем, – винный погреб Джейкоба и этот диван. Мягкий, уютный, только на нем я могла спокойно сидеть в собственном доме.

Весь день на улице стояла невыносимая жара, большой город с его густой, как тесто, духотой опостылел мне до зубного скрежета.

– Прокатимся? – зайдя в гостиную, предложил Каллен. В его глазах сиял лихорадочный блеск победы. – О, я вижу, ты уже расслабилась, – он многозначительно посмотрел на бутылку Шато Марго.

– Тяжелый день, – опустив ноги с дивана, улыбнулась я. – Но идея с прогулкой нравится. Мне необходим свежий воздух. Да и попрощаться с этим местом, наверное, стоит.

Каллен протянул мне руку, и когда я уцепилась за нее, почувствовала мертвецкую холодность кожи.

Его машину я видела впервые.

– После суда мы покинем город. Какое-то время будем врозь, – сообщил он, вперившись взглядом в освещенную городскими огнями дорогу. – Поживем в разных штатах, на разных концах страны.

– Я знаю, – и в первый раз закурила. В его бардачке нашлись только крепкие мужские сигареты, но я была довольна и этим.

И он замолчал. Мы ехали, не говоря ни слова, каждый смотря в свою сторону: я – в окно, на пробегающие мимо пейзажи, представляя, что скоро буду оторвана от этих мест навсегда, а он – упрямо и гордо на дорогу. Всю свою жизнь, о которой я знаю до удивительного мало, Каллен шел только вперед, делал это с бычьим упорством, словно всегда повторяя: «Не мытьем, так катаньем».

Совершенно неожиданно его машина завернула на неасфальтированную дорогу и покатилась, плавно подскакивая на неровностях грунта.

– Ты о чем-нибудь жалеешь? – спросил он, остановившись. Тоже закурил. Блестящий огонек неярко освещал лицо мужчины в темноте погасших салонных ламп.

– Нет, наверное, – ответила я. – Жалко разве что бросать карьеру.

Каллен усмехнулся.

– Выходи, – и выбросил только наполовину скуренную сигарету. – Выходи, говорю, чего уставилась?

Пальцы отчего-то не слушались. Они нащупали ручку, нажали и впустили ночной воздух внутрь машины.

Я мешком вывалилась из авто, еле удержавшись на ногах. То ли от алкоголя, то ли от внезапно возникшей дрожи в коленках.

– Я тебя предупреждал, что ты пожалеешь, – повернувшись ко мне спиной, начал Каллен.

Позади меня была машина и дорога, со всех остальных сторон окружал только уснувший лес. На негнущихся ногах я шагнула к Эдварду.

– Я честно тебя предупреждал, – он развернулся. В руках у него оказался пистолет и платок: я отчетливо видела их в свете фар. Лицо же было скрыто теменью. – Я не врал.

Обернув пальцы куском ткани, он схватился за ствол оружия, а потом по-доброму рассмеялся.

Лесной сон складывался из множества звуков: ночные птицы, быстрые шорохи, скрип стволов.

– Я благодарен тебе за все, что ты сделала. Ты здорово помогла мне, детка. И в постели ты была хороша.

Я знала, что его словам можно верить: уже ему-то было с кем сравнивать.

– А чип, – не к месту спросила я. – Ты все равно его продал в Иран? Или нашел другого покупателя?

– Все, что тебя сейчас интересует? – Каллен усмехнулся. Нормальные люди так давятся собственной кровью, а он – усмехается. – Какая разница. Новейшая разработка уплыла к нашим врагам, только федералы считают, что это Джейк ухитрился. И будут считать, потому что ни до суда, не до завтрашнего утра он не дотянет: наши заокеанские приятели об этом позаботятся.

– И о Джессике ты заранее подумал…

– Был очень удивлен, узнав, что вы близкие подруги. Хотел сначала просто дать Блеку наводку на нее. А тут ты, готовая на все… Удача меня просто преследовала. Зря я только курьера убрал, федералы все равно сработали быстро, Джейк едва успел узнать, что тот исчез.

– И кулон ты заменил?

– Я вытащил оттуда только самое ценное, – исправил меня Эдвард. – Знаешь, детка, от начала и до конца все это было моей затеей. А твоему мужу изначально отвели роль пушечного мяса. Все разыгралось как по нотам по большей части благодаря тебе.

– Ты с ним работал, да? Иначе бы он не доверился тебе… – зажмурившись, выдавила я, не вслушиваясь в его слова.

Мой взгляд снова опустился на пистолет, когда я открыла глаза. Черный и гладкий, даже красивый.