Текст книги "В объятиях врага 2"

Автор книги: Эмма Ноэль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Глава 4

– Хорошо, – перебивает меня следователь и нехотя соглашается. – Идите, поблагодарите. Я подожду минутку, а тем временем вызову врача.

Он отходит к свободному столу и набирает номер – надеюсь, врача. А я иду к Вове… Ноги дрожат и не слушаются. Не знаю, куда девать непослушные руки, которые так и тянутся к моему мужчине, чтобы обнять его, забрать его боль через прикосновения. Смотрю в его голубую тьму. На лице никаких эмоций, даже не по себе становится. Словно он и не человек вовсе. Как будто он не чувствует боли.

Второй полицейский, допрашивающий Вову, вежливо отходит сделать себе кофе. Можно на мгновение представить, что мы здесь с Вовой вдвоём. Но я прекрасно понимаю, что за нами следят, и ни одно сказанное нами слово не останется без внимания.

– Спасибо… вам, – говорю несмело, останавливаясь рядом с Вовой. Смотрю на него сверху вниз. Глотаю ком, сжимающий горло. Притворяюсь, что мы практически незнакомцы. Не знаю почему, но интуиция подсказывает, что так надо. Вова смотрит на меня пристально. Тоже так, словно мы едва знакомы, – что вступились за меня и пытались спасти, – добавляю тихо.

– Не за что, – отвечает хриплым голосом. Таким родным. И только я понимаю, что значит эта хрипотца. Она только для меня. Только мне. Проникает под кожу, вызывая волну мурашек на голове. – Главное, что теперь вы в безопасности, – акцентирует внимание на последних словах так, чтобы только я поняла их суть. Подыгрывает мне, тоже обращаясь на «вы».

– А вы? – спрашиваю. Не знаю, что хочу от него услышать. Но я хочу понять есть ли выход из этой ситуации. Я не хочу, чтобы его посадили. Не хочу, чтобы он умер. Я хочу, чтобы мы были вместе. Я действительно словно волчица, дикая, озлобленная, стремящаяся прежде всего вернуть своего зверя. Единственного на всю жизнь, свою истинную пару.

– Со мной тоже всё будет хорошо. А с вашей помощью преступники будут наказаны. Вы обязаны рассказать обо всём, что видели тогда в своём доме.

Рассказать? Рассказать о том, что он в составе четвёрки собственными руками убил мою семью? С какой стати он хочет, чтобы я об этом сказала? Что он задумал?

Или на самом деле ничего? Я не понимаю…

– Но я… не видела, – удивляюсь собственной мысли, внезапно вспыхнувшей в голове. На меня снизошло озарение. – Я кое-что слышала, но я не уверена, что именно, – продолжаю шёпотом.

А что я видела тогда, в день, когда потеряла свою семью? Видела четырёх мужчин с оружием. Видела Вову, как он целился. Видела мёртвых родных. Но я не видела самого главного: я не видела, кто именно нажал на курок. Я только слышала выстрел. Так о чём же я должна свидетельствовать? О своих догадках?

Как я до сих пор не поняла этого, не сопоставила факты? А вдруг это не он убийца? Вдруг он ни в чем не виноват? А я мучила себя и его. Конечно, на невинную жертву обстоятельств он не тянет, но если стрелял не он, это меняет абсолютно всё. Моё сердце можно будет собрать, и мне не придётся дальше мучить себя и выедать мозг ложечкой за то, что влюбилась в убийцу своих родственников. Эмоциональные качели вдруг останавливаются. Они теряют свой смысл вместе с тем, как моя ненависть теряет почву.

Почему он ничего не сказал? Почему ни разу не возразил мне, когда я его обвиняла? Новый поток сомнений охватывает разум и сердце чёрной паутиной. Так он виновен или нет?..

– Тебе не показалось. Ты знаешь правду, – говорит Вова. Давит на меня своим мрачным взглядом. Давит словами и уверенностью в голосе. Неужели он хочет, чтобы я его сдала? Он так настаивает, что я начинаю сомневаться ещё больше.

– Хватит. Пойдём, – следователь застаёт меня врасплох. Не услышала, как он подошёл. – Врач скоро будет.

Понимаю, что задерживаться дольше – чревато. Я и так странно себя веду. И разговор наш подозрительно выглядит, не сомневаюсь. Поэтому опускаю взгляд и иду за следователем. Не оглядываясь, не останавливаясь, хотя и очень хочется. Каждый шаг от него – будто шаг в пропасть. Снова нехорошее предчувствие сжимает сердце стальными тисками, но я заставляю себя решительно идти вперёд.

Следователь проводит меня к одному из множества кабинетов участка, внешне ничем не отличающихся, кроме номеров и вывесок с фамилиями и званиями, и исчезает за дверью, попросив минутку подождать. Быстро возвращается и приглашает меня зайти внутрь, а сам уходит.

Захожу и вижу перед собой типичного мента, иначе не скажешь. Наглое, пренебрежительное выражение лица, взгляд глаз-щёлочек, пытающихся проникнуть в голову и изъять оттуда все необходимые данные. Противный, неприятный человек. При взгляде на него сомнения не просто растут, они лавиной накрывают меня с головой. Он не то что не вызывает доверия, а сносит его на корню.

– Пожалуйста, присаживайтесь, – говорит мужчина и откладывает в сторону бумажки и снимки, лежащие у него на столе, прикрывая их папкой. К сожалению, не успеваю рассмотреть фотографии. Но на одной из них, кажется, был Вова…

Глотаю ком собственных сомнений и сажусь напротив мужчины. Нас разделяет большой письменный стол. Мужчина до сих пор копошится в документах на своём столе. Я не решаюсь начать разговор первой. Через несколько секунд он поднимает на меня взгляд. Кладёт руки на стол, сцепив пальцы в замок. А я свои прячу под столом. Прячу, потому что они дрожат. Нервно сжимаю пальцы.

– Вы хотели что-то мне рассказать? – будничным тоном спрашивает мужчина.

И что мне ему сказать? Сдать четвёрку и вместе с ними Вову? Будет ли в таком случае достаточным аргументом то, что он пытался меня защитить? Очень сомневаюсь. Я же так долго об этом мечтала. Они не умрут, но вдруг мои показания станут достаточным аргументом, чтобы засадить их за решётку на долгие годы? Моя совесть останется чистой, преступники будут наказаны.

Но Вова…

Стоит ли моя месть его свободы? Должен ли он заплатить наравне с другими? И готова ли я потерять его и начать жизнь без него сначала? От одной этой мысли сердце сжимается от боли, а душа вспыхивает в адском пламени. Я сгораю в собственном аду, понимая, что не могу этого сделать. Я не готова потерять Вову.

Но как быть с остальными? Я не хочу, чтобы Иван, Алекс и Главный дальше наслаждались жизнью и разгуливали на свободе. Они, ничтожные твари, живы и здоровы, пока Вова сидит там и терпит невыносимую боль.

Они не отстанут. Они будут преследовать нас и дальше. Но ведь я могу сказать, что я видела их троих, а Вовы там не было. Только убийство моей семьи – это далеко не единственное их преступление. За ним всплывут и другие. А они за собой потащат Вову на дно. Сдадут его назло, чтобы отомстить. Они не позволят нам жить спокойно. Найдут способ. Я не могу этого допустить. Пытаясь их устранить таким образом, я сделаю только хуже. Единственный выход для нас – это свалить куда-нибудь далеко, в другую страну, в самый отдалённый уголок мира, где нас никто никогда не найдёт.

Пауза затянулась. Пока начальник отделения терпеливо ждёт, вероятно, списывая моё временное молчание на стресс. Вижу по нервному ритмичному постукиванию пальцев, что запас его терпения вот-вот исчерпается.

– Да, хотела рассказать о преступном поведении…

Глава 5

Наконец-то я осознаю, что сама себя загнала в тупик. Находясь в шоковом состоянии, я не подумала, что, сказав правду, я подставлю Вову. Единственного человека, которому я несмотря ни на что небезразлична. Я не могу быть уверена на сто процентов, что он действительно убил мою семью. А даже если и так… неоднократно спасая меня, рискуя своей жизнью, он давно искупил свою вину, перевесил чашу весов в сторону света… или нашей общей тьмы. Я простила его, независимо от правды… после того, что с ним сделали его же партнёры.

– Да, хотела рассказать о преступном поведении… – говорю, запинаясь на секунду от внезапного осознания, а потом неожиданно для самой себя продолжаю: – …работников вашего отделения.

Мужчина в удивлении вскидывает брови. А я набираюсь смелости, хватаясь за спасительную идею, и продолжаю:

– Там внизу сидит человек. На нем живого места нет, а его допрашивают, вместо того чтобы сначала оказать медицинскую помощь. Я бы хотела знать, за что его задержали и почему так дерзко игнорируют элементарные права человека?

– А вы ему кем приходитесь? – цедит мужчина сквозь зубы. Ему явно пришлось не по душе моё дерзкое поведение.

– Просто человек. Человек, не способный молча закрыть глаза на подобное отношение тех, кто должен защищать добропорядочных граждан.

– А вы считаете его добропорядочным? – акцентирует внимание на последнем слове и выгибает дугой одну бровь, в насмешке искривив губы.

– А вы считаете, что нет? Разве его вина доказана?

– Я вообще-то думал, что вы пришли свидетельствовать против него и остальных, – хмыкает. – Насколько мне известно, вы стали свидетелем его преступлений и преступлений его бизнес-партнёров. Разве нет? Не из-за этого они вас пытались убить? Что вы видели? Советую вам рассказать правду, иначе вы сами станете соучастником их преступлений.

Мужчина заканчивает свою проникновенную речь и смотрит на меня со злостью, недовольством. Словно я пятно на его идеально выстиранной рубашке, от которого хочется избавиться любой ценой.

Откуда они знают, что меня пытались убить? Откуда они знают, что я свидетель преступлений четвёрки? Неужели расследование сдвинулось с места? Они же повесили убийство на кого-то другого. На мужчину, который, очевидно, уже мёртв. Удобно, ведь теперь на него можно списать всё что угодно.

– С чего такая уверенность? – цежу сквозь зубы. – Почему вы решили, что я свидетель?

– Да вы же сами хотели со мной поговорить, – он в раздражении бросает ручку на стол.

– Хотела. Да. Но следователь спрашивал меня об убийстве моей семьи. А я хотела рассказать о том, что произошло сегодня, когда ваши люди меня забрали. Они спровоцировали аварию, где я могла погибнуть. Такие методы у вас считаются нормой? Как и скотское отношение к людям, вина которых ещё не доказана? – гну свою линию, отвлекая полицейского от главного вопроса, в то время как сама панически обдумываю, что сказать дальше. Вариант сдать всех, но не указывать на Вову – совсем не вариант. Это тупо. Он попал в немилость своих же, и они все преступления повесят именно на Вову.

– Не норма, – говорит он, не скрывая своего недовольства. – Скорее, неприятное стечение обстоятельств. Вы всё восприняли слишком близко. Так вы говорите, что этот человек внизу – невинная жертва? – задаёт вопрос прямо.

– Да, – отвечаю уверенно, пожимая плечами.

– А ваша… рана тогда откуда взялась? – кивает, указывая взглядом на мой разбитый лоб. – Кто тогда виноват в смерти нескольких влиятельных лиц в нашем городе? Кто виноват в смерти вашей семьи, в конце концов? Вы же что-то видели? Не возражайте. Вы были в отеле, а раны на вашем теле и испуганный взгляд говорят о многом. И не стоит утверждать, что вы ничего не видели. Не поверю.

Мужчина откидывается в кресле, сканируя меня внимательным взглядом.

Последнее, что я зафиксировала в памяти – это холодный взгляд мужчины, направившего оружие на моего брата. Взгляд Вовы: хладнокровный, жестокий и бездушный. Но, бляха-муха, я не видела, как он стрелял! Я спряталась. Убежала. Они все были при оружии, и убийцей мог быть любой из четвёрки. Почему я вбила себе в голову, что убийца – Вова?

– Хотите знать правду? – также занимаю защитную позицию, отклоняясь назад и скрещивая руки на груди. – Ладно. Я расскажу. Я что-то слышала. Я была там. Но я испугалась и убежала, – резко наклоняюсь к мужчине, глядя прямо ему в глаза. Он не увидит моих сомнений, потому что их нет. – Я. Ничего. Не видела! – говорю чётко, подчёркивая каждое слово.

Мужчина, имени и фамилии которого я и не пыталась запомнить, вздыхает. Переводит взгляд на свой мобильный. Берет телефон в руки.

– Кажется, наш разговор зашёл в тупик, – говорит он, набирая чей-то номер. – Товарищ генерал, – его голос резко меняется. Из наглого хозяина жизни он превращается в покорного подчинённого, – она отказывается сотрудничать… Да… Я вас понял. Так точно.

Он нажимает отбой и кладёт телефон на стол. Смотрит на меня с нескрываемым недовольством. Сканирует сузившимися глазами.

– Кому вы звонили? – спрашиваю, ведь прекрасно понимаю, что речь шла обо мне.

– Скоро узнаете, – уходит он от прямого ответа, отводя взгляд.

– Мне пора бояться? Нужно срочно искать адвоката? – спрашиваю, не скрывая своего недовольства.

– Почему же? Просто с вами поговорит представитель службы национальной безопасности, который лично ведёт это дело. Возможно, вы что-то вспомните. Может, что-то слышали. Он хороший психолог и поможет вам в случае необходимости. Я понимаю, что вы пережили большой стресс, и память могла сыграть с вами злую шутку…

– Я задержана? – перебиваю его. Мне это надоело. Я хочу уйти. Вместе с Вовой.

– Нет. Но пока отпустить я вас не могу. И настоятельно рекомендую помочь следствию.

– Хорошо, – отвечаю сквозь зубы, понимая, что, если я начну сопротивляться, сделаю только хуже себе и Вове.

Проходит около получаса. Мужчина занимается своими делами, а я тупо смотрю в окно. Мне нечем заняться. Только думать. Думать о том, как я могла попасть в такую абсурдную ситуацию, где каждое следующее решение хуже предыдущего. Где каждое следующее действие провоцирует ещё больший снежный ком неудач. Где за неудачами невозможно разглядеть хотя бы какой-то мизерный шанс на спокойную жизнь. Ситуацию, когда ненависть сжигает дотла, вызывает смятение, а потом заставляет думать о том, как спасти того, кому ранее желала смерти.

Ожидание даётся очень тяжело, так как я понимаю, что в это самое время Вова страдает. Я знаю, что он сильный. Я знаю, что он никогда не покажет, насколько ему больно. Но это не меняет того факта, что он сейчас страдает. И, возможно, думает, что именно в это время я сдаю его… Рассказываю обо всём, чему я стала невольным свидетелем. Неужели он думает, что я на такое способна? К черту мою цель. Мне наплевать, ведь она не принесла мне ни облегчения, ни исцеления для души. Месть больше не имеет значения. Я всего лишь хочу, чтобы Вова остался цел: и телом, и душой. Чтобы он справился с болью, которую ему пришлось пережить ради меня и из-за меня. Я готова зализывать его раны столько, сколько будет необходимо.

Глава 6

Открывается дверь. Без стука заходит статный мужчина лет пятидесяти. В военной форме, с наградами – я в этом не очень разбираюсь, но понимаю, что это и есть тот самый «Генерал». Он окидывает внимательным взглядом сначала меня, словно пытаясь просканировать на ментальном уровне, затем смотрит на мужчину напротив меня. Смотрит так, что мне становится страшно. Так смотрят на тех, кого считают ни к чему не пригодным ничтожеством. Мужчина молча встаёт и уходит, подчиняясь безмолвному приказу, оставив меня с Генералом один на один.

– Вероника, правильно? – спрашивает Генерал, усаживаясь в кресло напротив меня. Я молчу. Какой смысл отвечать, если он и так знает. Мужчина ставит локти на стол и сплетает пальцы между собой. – Что с тобой случилось, девочка? – мои глаза невольно расширяются от удивления, потому что в его голосе чувствуется искреннее сочувствие. – Кого ты боишься? Расскажи. Я смогу позаботиться о тебе и защитить. Больше тебе никто и ничто не угрожает. Здесь ты в безопасности.

Он говорит так спокойно, уверенно, методично воздействуя на сознание и вызывая доверие. Ощущение, словно рядом со мной снова папа, воспоминания о котором до сих заставляют сердце ныть тихой болью. И от его голоса, от внезапно окутавшей заботы возникает желание рассказать этому человеку правду. Вот только… нельзя.

Нельзя никому доверять и надеяться на человечность. Потому что её не существует. Даже если этот Генерал порядочный человек… Точнее, тем более если он порядочный человек, он не отпустит Вову.

Я действительно стала соучастницей преступления. Я покрываю преступника. Потому что я его люблю больше всего на свете, больше собственной жизни. Он стал важнее собственной совести, важнее моего горького прошлого…

– Я не боюсь, – говорю, смотря прямо в глаза Генерала. – Я говорю правду. Если вы о смерти моей семьи, я действительно ничего не видела, потому что испугалась и убежала. Из меня никудышный свидетель, – хмыкаю, горько улыбаясь.

– А почему ты сбежала? Чего именно испугалась? – спрашивает Генерал спокойно, мягко, будто с маленьким ребёнком разговаривая. И правда, он очень хороший психолог. Так легко от него не отделаешься.

Блять.

– Я услышала шум, а потом выстрелы.

– И ничего не сказала полиции? Нигде и слова об этом нет. Почему ты сказала, что была в общежитии?

– Я этого не говорила. Они сами так решили. Повторяю, я испугалась. Разве не очевидно? Я боялась, что меня тоже убьют. Поэтому молчала. Тем более, что я должна была сказать: я слышала что-то, не знаю что, и ничего не видела, но что-то случилось? Кажется, в полиции имелось намного больше информации, чем я могла им предоставить. Разве нет?

Генерал устало выдыхает. Несколько секунд он молчит, глядя в одну точку на столе. Потом поднимает на меня тяжёлый, пронизывающий взгляд.

– А сегодня? Что произошло сегодня? Ты тоже ничего не видела? Как ты оказалась в гостинице?

– Отдыхала, – пожимаю плечами.

– И, отдыхая, разбила голову? А ещё сидела зажатая двумя крепкими детинами, вооружёнными до зубов? Детка, не говори глупостей, прошу тебя.

Даже у психолога заканчивается терпение. Знаю, я умею довести до белого каления. Но я ничего ему не скажу.

– Я отдыхала. Разбила голову, потому что споткнулась и упала. От удара, кажется, с памятью незначительные проблемы. Меня везли в больницу. Администрация предоставила мне сопровождение, вот и всё.

– А от кого вас пытался защитить мужчина внизу? – пытаюсь удержать челюсть на месте, которая так и тянется вниз. Чёрт. Я успела наговорить много лишнего…

– От одного настойчивого кавалера. Приставал ко мне. Пьяный какой-то, не знаю. Говорю же, ударилась головой, и теперь память немного шалит.

Пытаюсь выйти из ситуации, говоря первое, что приходит в голову. Главное – не делать пауз, иначе он точно мне не поверит.

– И никто вам не угрожал? Не пытался навредить?

Он мне и так не верит. Этот Генерал, как и остальные, знает гораздо больше, чем пытается показать.

– Ну, прям так, чтоб навредить – то нет. Просто цеплялся пьяный мудила, но ничего плохого он мне не сделал. Не успел.

– Как его зовут?

– Кого? – переспрашиваю. Больше подловить себя на словах я не дам.

– Пьяного, который к вам приставал, – уточняет Генерал.

– Не знаю. Я с ним не знакомилась. Зачем он мне нужен?

– А мужчина внизу?

– Какой именно мужчина внизу?

– Тот, о чьём здоровье вы беспокоитесь. Вы с ним знакомы?

– Нет.

– Но он вас защитил?

– Да.

– И вы с ним незнакомы?

– Нет.

– Почему же он вас защитил?

– Не знаю. Возможно, потому что он всё же добропорядочный человек? – уже не просто говорю, шиплю на эмоциях.

Генерал задаёт вопросы настолько быстро, что я не успеваю ни обдумать ответы, ни сориентироваться. Становлюсь слишком раздражительной. Боюсь, что скажу что-то не то, не так, и мои ответы не будут совпадать с его, если Вову начнут спрашивать о том же…

– То есть получается, что один незнакомец к вам стал приставал, а второй – заступился? – Генерал не смотрит на меня, записывая что-то в блокнот.

– Да, – отвечаю сдержаннее.

– А откуда на нем побои? – мужчина поднимает на меня пронзительный взгляд.

– А мне откуда знать?

– Так вы не видели, кто его так?

– Нет.

– И он непричастен к убийству вашей семьи?

– Нет, – максимально спокойно отвечаю.

– Откуда такая уверенность, если вы ничего не видели и если вы с ним незнакомы?

И снова я попалась на собственных словах…

Черт!

Глава 7

Зараза! Да он к каждому слову цепляется. Придирчив до тошноты.

– А я теперь в каждом незнакомце должна видеть убийцу? С таким же успехом я могла бы и вас заподозрить, и вашего следователя, – отвечаю в его же манере.

Генерал хмыкает, улыбаясь. Что смешного? Получил ответку?

– То есть вы не знаете, кто его избил?

– Не-ет! – протягиваю раздражённо.

– И свидетельствовать против него вы не собираетесь?

– И о чём же я должна свидетельствовать? О том, что он заступился за меня? Не знала, что это преступление.

– Так кто его побил? Не тот пьяный, что приставал к вам?

– Не знаю. Это произошло не при мне. А может, это ваши так его? А?! – наклоняюсь вперёд, сжимая пальцами край стола. – Или, может, ваши, когда останавливали так же, как и машину со мной, спровоцировав аварию? Может, это по вине полиции с ним такое случилось? Что на это скажете? Или вы теперь своих сотрудников пытаетесь оправдать? Или собственную халатность? Сколько времени уже прошло, а мне ни слова не сказали, что произошло с моей семьёй, кто их убил и когда преступники будут наказаны. «Из-за наркотиков», вот что мне сказали. И на этом всё! Понимаете? А теперь вы хотите за мой счёт оправдать свою халатность? Исправить собственные ошибки? Не получится, увы…

Моя пылкая речь не производит должного впечатления на Генерала, но, по крайней мере, заставляет его заткнуться. Он несколько минут что-то записывает в свой блокнот, а потом поднимается.

– Мы всего лишь надеялись, что вы поможете нам заставить этих подонков ответить за свои преступления, – говорит мужчина, направляясь к выходу. – Пойду проверю, оказали ли вашему добропорядочному гражданину медицинскую помощь. Ждите здесь, – и это звучит не как просьба, а как приказ.

Что ж, я подожду. Надеюсь, что мои слова заставят Генерала и его свиту отстать от Вовы и отпустить его. Это единственное, что меня сейчас интересует. Не месть, не моя ненависть и боль. Правильно сказал Вова, я должна отпустить прошлое и подумать о себе. А моя жизнь без него теряет всякий смысл. Поэтому, думая в первую очередь о себе, я думаю и о нем. Хотя кого я обманываю: о нем я думаю больше, чем о себе. Я отдала ему своё сердце. Отдала себя без остатка.

В скором времени мне надоедает сидеть и просто ждать. Моё сердце, а за ним и тело, тянется к Вове. Я должна узнать, всё ли с ним в порядке. Встаю и выхожу из кабинета. По пути встречаю нескольких полицейских, но они, озабоченные своими проблемами, не обращают на меня внимания. Иду в направлении приёмной, где в последний раз видела Вову. Останавливаюсь, не дойдя несколько метров до цели, так как слышу голос Генерала, отчётливо доносящийся из одного из кабинетов.

– … Можешь не беспокоиться. Наша программа защиты свидетелей работает чётко. Девушка будет в полной безопасности.

– Именно на это я и рассчитываю, – это говорит Вова. Генерал разговаривает с ним! – Я могу с ней поговорить? В последний раз?

– Не стоит. Для её же безопасности будет лучше, если вы больше никогда не увидитесь.

То есть как больше никогда не увидимся?? Моё сердце отказывается принимать такую реальность. Хочется броситься в кабинет, схватить своего любимого врага и никогда не отпускать.

– Хорошо, – сдержанно отвечает Вова. Он согласился. Но зачем?? О какой безопасности они говорят? – Тогда я тоже исчезну.

– Так будет правильно. Я тебе дам чистые симку и телефон. Ты всё равно должен оставаться на связи.

И где мне его потом искать? Я на такое не подписывалась. Нахрена мне программа защиты свидетелей? Я хочу быть с Вовой! Хотя единственная положительная деталь в этом запутанном пазле таки есть: Вове ничего не угрожает.

Только я собираюсь войти к ним и возмутиться, как слышу шаги в кабинете в сторону выхода и почему-то пугаюсь. В последний момент отступаю, прячась за углом. Готовлюсь к тому, чтобы в случае чего сделать вид, что я только что вышла и просто иду по коридору. Слышу поступь двух пар ног: одни шаги лёгкие и уверенные, другие тяжёлые, уставшие. Я понимаю, что второй – это Вова. Из-за ранений ему тяжело передвигаться. Они идут в противоположную от меня сторону.

С каждым их шагом, с каждым медленным шагом Вовы в противоположную от меня сторону я чувствую, как моё сердце умирает. Медленно, но уверенно останавливается. Каждый шаг моего зверя от меня вгоняет в сердце острый нож. Тоска сжимает шею тугой петлёй. Становится трудно дышать. Боль комом стоит в горле. Душа летит в пропасть. Я теряю его, и он добровольно делает этот выбор. Вова уходит от меня, бросает меня одну. Ради меня? Снова? А он не пробовал спросить у меня, действительно ли мне так будет лучше?..

Ноги прикипели к полу. Стоило бы вернуться в кабинет, где меня оставил Генерал. Или же броситься сломя голову и догнать Вову. Сказать, что я не согласна ни на какую программу защиты свидетелей. Тем более что свидетельствовать я не собираюсь. Я не буду давать показания. Только не против него. А каждое моё слово против любого из четвёрки может стать приговором для того, кто стал для меня всем.

Шаги по коридору заставляют меня вернуться в реальность. Быстро возвращаюсь в кабинет, понимая, что необдуманными эмоциональными действиями я могу навредить Вове. Вдруг это часть его плана, и он меня сам найдёт потом? А сейчас, вмешавшись, я только испорчу всё. Нужно потерпеть. Довериться ему. Вова же сам говорил, неоднократно просил, чтобы я доверяла ему. Он не может меня бросить. Не после всего, что произошло между нами. Не после того, как наши души сплелись в единое, нераздельное целое. Пусть и мучительное, но нераздельное…

Возвращаюсь в кабинет. Успеваю вовремя, прежде чем шаги приближаются и дверь открывается. Я стараюсь успокоить дыхание и биение сердца. Цепляю маску спокойствия и безразличия. Играю роль. Я это умею. Я умею притворяться так, чтобы даже глаза не выражали моего истинного состояния. Оглядываюсь, когда Генерал заходит в кабинет. Провожаю его взглядом, пока мужчина садится в кресло. Он кладёт руки на стол перед собой. Вздыхает, глядя на меня тем же пронзительным, сканирующим взглядом. Подозревает что-то? Вряд ли. Просто пытается запугать, не говоря при этом ни слова. Вот только после пережитого мной, после общения с Вовой – на меня такое уже не действует.

– Всё в порядке с твоим защитником, – говорит Генерал. – Ему оказали медицинскую помощь. Поскольку ты против него свидетельствовать не собираешься, его отпустили. Что он будет делать дальше – уже не наши проблемы.

Интересно, что за игру ведёт этот Генерал? Вове он сказал, что я свидетель и под защитой, хотя я отказалась давать показания. И Вова чётко дал понять, что он собирается залечь на дно. Мне же Генерал говорит, что Вове оказали помощь и отпустили. Не сомневаюсь, Генерал в курсе, что мы с Вовой не случайные знакомые. Если он знает Вову, то он понимает, что Вова не будет заботиться о безопасности первой встречной. Для этого надо быть кем-то очень важным для него. Этот Генерал что-то скрывает, и чтобы выяснить, что именно, возможно, стоит подыграть ему? Совсем немного…

– Его просто отпустили? – вскидываю брови, изображая искреннее удивление. – А если я ошиблась? Неужели у вас больше нет доказательств, и вся надежда была исключительно на мои показания?

– Конечно же, нет. Но если бы ты что-то видела, могла что-то рассказать, это бы поставило точку на их преступной деятельности. Понимаешь? – наклоняясь ближе, говорит с надеждой, пытаясь оказать давление на моё чувство справедливости. Если у меня таковое имеется.

– Вы меня удивляете, – а я, наоборот, откидываюсь назад и скрещиваю руки на груди. Смотрю на этого Генерала с презрением. – Вы знаете о преступной деятельности определённой группы людей, а свалить свою работу хотите на плечи одной хрупкой девушки? – поднимаю в удивлении одну бровь, криво улыбаясь ему. Вижу, как изменяется выражение его лица. Он зол. – Чтобы поставить точку на преступной деятельности богачей, нужно иметь стальные яйца, а не быть ссыклом, – сквозь стиснутые зубы цежу в ответ на его заявление.

Генерал несколько секунд молчит. Буря негативных эмоций, вспыхнувших на его лице, быстро утихает. Лицо разглаживается, как и мелкие морщины. Глаза снова выражают только уверенность, тщательно меня сканируя.

– Твои слова и обвинения не беспочвенны, Вероника, – он неожиданно соглашается со мной. – Но ты не понимаешь всю глубину проблемы. Ты видишь только вершину айсберга. А то, что внутри, прячется от твоих ещё юных глаз. Такие люди, прежде чем выйти на поверхность, готовят надёжную почву. Они создают вокруг себя такую систему, так отрабатывают схему, что избавиться от них становится практически невозможно. Для них полиция – ничто. Для них убийство человека или десятка людей – это как раздавить таракана, оказавшегося случайно под ногой. Чтобы посадить преступников такого уровня, нужна не менее сложная схема, понимаешь?

– И у вас эта схема есть? – спрашиваю, когда Генерал делает паузу, на мгновение замолкая.

– Есть. Но теперь в этой схеме не хватает одной очень важной детали – тебя.