Текст книги "Сила, способная изменить мир: Вера"
Автор книги: Элиза Полуночная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
– Не позволяй сомнениям отравить душу, Аман, – спокойный голос наставника рядом с ним заставил жреца вздрогнуть.
Сколько я уже так сижу?
Верховный жрец протягивал ему кувшин с разведённым уксусом. Аман вылил жидкость на масляное пятно – уборка стала гораздо эффективнее. Жирный блеск уходил с каменных плит.
– Тебя что-то тревожит…
Его Святейшество не спрашивал – он знал. Аман молчал, раздумывая над ответом.
– Течение мирной жизни в Леонхольде нарушено. Много невинных погибло, а мы ничего не смогли противопоставить демонам.
– Вопросы жизни и смерти… Казалось бы, такие простые, но ответы на них такие сложные и понять их дано не каждому…
Наставник наклонился, беря кувшин и забирая тряпку из его рук.
– Спроси совета у Руфеона. Он никогда не оставит своё дитя, – Верховный жрец развернулся, уходя в сторону внутренних залов. Пройдя пару шагов, он остановился и обернулся. – А бывают сложные вопросы, ответы на которые оказываются очень простыми.
Аман непонимающе смотрел на спину удаляющегося наставника.
Снова загадка…
Верховный жрец умудрялся выражать все свои мысли подобным образом. Аман грустно вздохнул поднимаясь, о смысле сказанного Его Святейшеством он подумает позже. А сейчас нужно успокоиться. Он прошёл к статуе Руфеона и опустился перед ней на колени, сложив руки в молитвенном жесте, мысленно повторяя Священные Писания. Их все он знал наизусть.
Аман никогда не молился, не просил Богов ни о чём. Не видел в этом смысла. Руфеон никогда не ответит ему, да и услышит-то навряд ли. Он – проклятый, его душа с рождения отмечена тьмой. Какое дело до него Верховному Богу? Да и просить ему было не о чем. Аман считал, что всё, что нужно, у него и так есть, даже больше, чем он того заслуживал. Когда-то давно наставник что-то в нём увидел и дал ему второй шанс. За этот шанс Аман решил посвятить свою жизнь служению Свету. Стоя на коленях перед статуей, он повторял писания одно за другим, как они следовали в книге. Буря в душе постепенно успокаивалась, на смену ей приходило привычное спокойствие.
Жуткий грохот эхом отразился от сводов собора. Аман подскочил на ноги, хватая посох и оглядываясь, ожидая увидеть, как минимум, новое вторжение демонов. А увидел Аньюриэль: девушка балансировала, стоя одним коленом на бортике чаши для омовений, вторая нога свисала, не дотягиваясь до пола, руками она закрывала уши. На полу валялся металлический торшер для свечей. Видимо, она зацепила его, пока лезла на чашу.
– Искатель?! Вы… вы что творите? – возмущению Амана не было предела. Всё внутреннее спокойствие, которое он так старательно восстанавливал, мгновенно смело лавиной раздражения.
– Прости, не хотела тебя отвлекать, а там на фреске что-то написано, но почти стёрлось. Никак не разобрать… – она растерянно ткнула пальчиком на стену, явно не ожидая от него такой реакции.
– Там описано житие Сорана Великодушного. Весьма скучное между прочим, поэтому его никто не хочет обновлять.
– Вот как. – Она бесшумно спрыгнула на пол и наклонилась, поднимая торшер с пола и возвращая свечи на место.
Аман обратил внимание, что у неё влажные волосы. На девушке была просторная белая рубаха из тонкой ткани с длинными рукавами, открывающая плечи. Талию охватывал корсет на шнуровке из вываренной кожи. И самой необычной деталью гардероба были штаны, обтягивающие бёдра и ноги девушки, – словно вторая кожа, – и заправленные в привычные сапоги на невысоком каблучке. Носить штаны женщинам было не принято. Исключением были воительницы. Аньюриэль можно было отнести к их числу, но посоха при ней сейчас не наблюдалось.
– Если тебе нужно закончить – я подожду, – она осмотрела результат своих трудов и кивнула, видимо оставшись довольной.
– Нет, в этом нет необходимости. Я позову Его Святейшество, – он развернулся и уже дошёл до прохода во внутренние галереи, когда внезапно почувствовал, как что-то дёрнуло его за руку.
Жрец обернулся. Аньюриэль задумчиво смотрела ему в глаза, тонкие пальчики держали рукав его мантии.
Как она это сделала? Впервые он обратил внимание, что девушка ходит совершенно бесшумно.
– Аман… Я… Я хотела сказать спасибо за то, что подлечил меня… Вчера как-то не до того было.
– Не стоит. Это мой долг, – он отвернулся и потянул на себя руку. Ткань медленно выскальзывала из пальцев девушки. – То, что вы видели вчера, Искатель… Иным из нас ещё предстоит усмирить внутренних демонов…
Аман в шоке замер, когда ладошка девушки прикоснулась к его щеке, поворачивая его лицо к ней. Вся злость и раздражение мгновенно испарились, оставляя внутри оглушающую пустоту. Аман не любил прикасаться к коже других людей, он носил перчатки даже несмотря на то, что наставник долгое время отчитывал его за это. Прикосновения причиняли ему острый, почти физический дискомфорт. А сейчас он не мог ничего сделать. Она дотронулась до него… Аман словно со стороны наблюдал, как послушно он поворачивает голову, следуя за движением её ладони. У Анью была очень нежная и тёплая кожа. И это касание не было неприятным. Она заглянула в его глаза, смотря на него снизу вверх.
– Ты не обязан мне ничего объяснять, если не хочешь, – она улыбнулась доброй, искренней улыбкой и аккуратно погладила его щёку большим пальцем. Рука девушки мягко скользнула вниз по лицу, едва заметно гладя его подушечками пальцев и прерывая прикосновение. Аман только сейчас понял, что не дышал всё это время.
Он не понимал, что она делала с ним. Это было неправильно. Он не мог найти объяснения тому, почему она не презирала такого, как он. Почему она смотрела на него так, словно ничего не было? И где-то глубоко в душе разливалось странное, непонятное, щемящее чувство.
– И всё же, я должен объясниться, – он указал рукой на невысокую скамейку у стены и первым прошёл к ней. Анью села рядом лицом к нему. Жрец ненадолго замолчал, подбирая слова для того, что хотел сказать.
– Во время Второго Вторжения демоны оставили кое-что в нашем мире – Красную Луну. Её сотворил сам Казерос. Она затмила Солнце и её тусклый, кровавый свет, столь привычный для фетранийских созданий, залил Акрассию… Красная Луна угасла, когда эсдо повергли Казероса. Но с тех пор в нашем мире рождаются… особые дети. Дети, наделённые демонической силой. Их называют дэронами. Их боятся, за ними охотятся… – Аман ненадолго замолчал, собираясь с решимостью сказать то, что никогда прежде не произносил вслух. – Я дэрон, Искатель… Часть моей души тянется к Первозданному Свету, а другая вечно хочет зла. Но я научился усмирять её… Поверьте мне, я обращаюсь к своей тёмной сущности лишь для того, чтобы противостоять злу… Надеюсь, теперь Вы не отвернётесь от меня.
Аман молчал, глядя на собственные руки, обтянутые перчатками и не решаясь посмотреть на девушку. В поле зрения появилась изящная женская ручка с удивительно светлой кожей. Анью мягко прикоснулась пальчиками к его руке, задержала их так на пару мгновений и, не встретив сопротивления с его стороны, положила свою ладонь поверх его.
– А почему я должна от тебя отворачиваться? – её спокойный голос был подобен перезвону хрустальных колокольчиков.
Аман поднял глаза на неё. Аньюриэль улыбалась ему удивительной светлой улыбкой, от которой на душе становилось теплее.
Она знала о том, кто такие дэроны, ещё до того, как я рассказал. Понимала, кто я, и всё равно пришла…
– Я сужу о других только по их поступкам. И никогда не стану кого-то упрекать за то, какая кровью течёт у него в жилах. Никто из нас не выбирает где и кем родиться, с каким цветом кожи и формой ушей. Разве можно ненавидеть только за факт рождения?
Она, как всегда, была удивительно права в своих суждениях. Аман сидел, не зная, что ему делать дальше. Любой другой человек уже давно бы сбежал и натравил на него инквизицию. Но эта девушка продолжала сидеть с ним рядом и улыбаться, держа его за руку.
Может это потому что она – силлин? Нет, любой другой представитель её расы просто прикончил бы меня как демона.
Никакой логике поступок Аньюриэль не поддавался… Аман не знал, как на это реагировать. Верховный жрец до вчерашнего дня был единственным, кто знал его тайну. Он заботился о мальчишке-дэроне. Дал ему дом и цель – спасать человеческие жизни. Другие люди, узнавшие его секрет, называли его, в лучшем случае, фетранийским отродьем, кидали в него камнями и собирались сжечь на костре. Аман не питал лишних иллюзий о том, как относятся к таким, как он.
Кончик уха девушки неожиданно дёрнулся вверх. Она резко убрала руку и немного отодвинулась от него, едва заметно краснея. Аман удивлённо смотрел на неё, не понимая причины такой резкой перемены. Впрочем, ответ нашёлся быстро – в ближайшей к ним галерее стоял Верховный жрец.
Они оба молча встали. Аману всегда казалась странной способность девушки так активно шевелить своими ушками, причём правое и левое могли двигаться абсолютно асинхронно. Он вспомнил, что вопрос ушей для представителей её расы слишком интимный, и отвёл взгляд.
– Рад видеть тебя в добром здравии, дитя. – Наставник остановился, поравнявшись с ними.
– Ану арэ ле тие, – Анью кивнула в ответ на его приветствие. (*Пусть Солнце осветит твой путь*)
– Пойдём, я должен многое тебе рассказать.
Они прошли за Верховным жрецом к плите Хроники.
Аман уже прочёл текст с утраченной части. Теперь у него было лишь ещё больше вопросов, чем прежде…
– Эсдо разделили Ковчег Первозданного Света на семь частей, – наставник водил пальцами по строчкам, читая написанное. – Они поклялись спрятать их от мирской суеты. Там, где смертные, чей дух слаб, никогда их не найдут. Если же явятся достойные, пусть ведёт их орёл, несущий меч. И пусть кровь укажет им путь к великой мудрости. И пусть дружба укажет путь к великой силе. Слова Лютерана Первого – короля Лютерии.
Анью с серьёзным выражением на лице стояла рядом с наставником, смотря на плиту. И, очевидно, тоже ничего не понимала…
– Вы понимаете, Ваше Святейшество? – оставалось надеяться на мудрость Верховного жреца.
– Как и ты, дитя, я не понимаю слов Лютерана… Но умею читать между строк – и потому вижу чуть больше других… Так было с Хроникой, – Его Святейшество провёл ладонью по плите. – Многие винят Клемента Первого в том, что он не уберёг реликвию. И я так думал, пока не нашёл в «Книге проповедей» его проповедь о расколе веры.
Аман встретился взглядом с печальными глазами Анью. Очевидно то, в какое русло повернул разговор, ей не нравилось.
– В ней рассказывается история Шеакрии – великой Священной империи, – наставник, не замечая, как нарастает в глазах девушки чувство безысходности и как грустно опускаются вниз кончики ушей, продолжал: – Которая распалась из-за религиозных дрязг и алчности династии Термеров – архиепископов, чья жажда отыскать Ковчег привела к страшной войне. «Помните об этом, и пусть сей раскол убережёт нас от ошибок прошлого». Принято считать, что речь здесь идёт о религиозном расколе. Но истинный смысл куда глубже. Я уверен, что мой мудрый предшественник сам расколол Хронику, чтобы оградить Ковчег от подобных Термерам. Клянусь Руфеоном, я не знал, где он спрятал отколотую часть… Я и теперь не знаю, как кровь может привести к мудрости. Но догадываюсь, как дружба идёт плечом к плечу с силой. В «Летописи Акрасии» сказано, что лучшим другом Лютерана был Кассий – прославленный воитель, сражавшийся вместе с эсдо во времена Второго Вторжения. Если мои домыслы верны, то путь к Ковчегу лежит в Юдию. Туда, где располагалось королевство Кассия – Кабатия. Увы, о самой Кабатии мне ничего не известно.
Аньюриэль задумчиво смотрела на плиту Хроники, словно размышляя над услышанным.
– Ваше Святейшество, я благодарна вам за помощь. Ханталэ, – Анью склонила голову в вежливом полупоклоне. (*Благодарю*)
– Береги себя, дитя. Да осветит Руфеон твой путь!
– Я пойду, мне нужно собрать вещи в дорогу, – она посмотрела на него своими удивительными изумрудными глазами. – Аман, ещё раз спасибо за помощь и за то, что вылечил меня. Я рада нашему знакомству. Береги себя. Наваэр.
Анью улыбнулась напоследок и развернулась, идя в сторону выхода. Аман с грустью смотрел вслед уходящей искательнице, понимая, что скорее всего он больше никогда не увидит её. «Наваэр» на иссиларе означает «прощай». В груди расползалось странное чувство, стягивающее сердце, словно стальной обруч. Девушка вышла в распахнутые двери собора. Ветер подхватил пряди волос, заигравшие алыми сполохами под лучами полуденного солнца.
Словно пламя.
Аньюриэль была подобна пламени: дикая, непокорная, яркая, словно горящая изнутри и в то же время тёплая и светлая. Она принесла искру в его жизнь и ушла, забрав с собой свой огонь.
Аман стоял, не зная, что ему теперь делать. Что-то внутри него рвалось за девушкой, хотелось догнать её…
И что дальше? Она следует за своим долгом, а ты – за своим. Ты дал обет служить ордену, служить Руфеону…
Казалось, что душа разрывается на части.
Она же пропадёт одна…
– Аман, ты когда-нибудь задумывался о том, какая сила самая могущественная в этом мире?
Молодой жрец удивлённо посмотрел на наставника.
– Первозданный Свет, разумеется, – вопрос казался ему глупым.
– Ошибаешься, дитя, – Верховный жрец улыбнулся и в уголках глаз собралась сеточка морщин, он медленно двинулся к выходу из собора, Аман направился следом. – В мире всегда будет столько же Света, сколько и Тьмы. Они равны по силам и связаны, одно всегда будет проистекать из другого. Как день сменяется ночью, так и ночь сменяется днём. Таков порядок вещей в нашем мире, такова Гармония бытия… Не было бы тьмы зла, все не замечали бы свет добра. Он бы казался обыденным… И всё же в этом мире есть сила, превышающая и Свет, и Тьму, великая сила, способная менять само Мироздание.
Они остановились на пороге собора. Верховный жрец замолчал, задумчиво глядя на то, как суетясь, бегают горожане, разгребая завалы и ремонтируя дома.
– И что же это за сила, Ваше Святейшество? – Аман понимал, что это знание может оказаться необычайно важным.
Возможно эту силу можно будет использовать в борьбе против демонов.
– Аман, я многому обучил тебя, всему тому, что знаю я сам, и даже больше… Но ответ на этот вопрос ты должен отыскать самостоятельно.
На несколько минут между ними повисло молчание. Молодой жрец впал в тотальный ступор. Сказанное наставником никак не хотело поддаваться осмыслению.
– На долю этой девочки выпало тяжёлое испытание. Столь юная, но уже несёт на своих хрупких плечах ответственность за судьбу целого мира… – Верховный жрец грустно покачал головой. – Но знаешь, Аман, любая ноша станет гораздо легче, если разделить её на двоих.
Наставник по-доброму улыбался, а Аман не мог поверить собственным ушам.
– Ваше Святейшество, неужели вы хотите, чтобы я пошёл с ней?
– Это будет трудный путь Аман… Трудный и очень опасный, я не вправе просить тебя о таком… Поэтому я предоставлю тебе право решать самому.
Казалось, что сердце сейчас выпрыгнет из груди.
– Я пойду! Я помогу Искательнице найти Ковчег! Эта сила спасла Акрассию уже дважды. И поможет в грядущей войне! Я не разочарую вас, Ваше Святейшество!
– Ступай, дитя. И пусть Руфеон убережёт вас обоих в пути! Возьми это, – в руку Амана лёг небольшой кошелёк. – И помни: тот, кто следует за Первозданным Светом, никогда не будет одинок.
– Спасибо, Ваше Святейшество! Спасибо за всё! – Аман низко поклонился наставнику и легко сбежал по ступеням собора, направляясь в сторону центральной площади, высматривая среди прохожих хрупкую фигурку девушки с вишнёвыми волосами.
Я смогу уберечь её от тьмы. И от той тьмы, что внутри меня, в том числе.
***
Верховный жрец Барут.
Он стоял на крыльце собора, глядя, как удаляется синий плащ Амана.
Аман. Мальчик, что стал мне сыном. Моё величайшее достижение и моя величайшая тайна…
Барут нашёл его в те годы, когда ещё был простым странствующим жрецом. Мальчишка-дэрон, пойманный жителями небольшой деревеньки. Измученный и избитый, покрытый запёкшейся кровью своей и не только. Грязный, стянутый ржавой цепью по рукам и ногам так, что суставы были вывернуты под неестественным углами. Он лежал на полу железной клетки, глядя в одну точку совершенно пустыми алыми глазами. Мальчишку ждал костёр. Он убил пятерых детей за то, что те его побили…
Барут забрёл в эту деревню случайно – хотел набрать во флягу питьевой воды, да купить немного овса для своей кобылки, которая исправно тащила телегу. И не смог пройти мимо. Он уже не помнил, что говорил людям, но мальчишку ему отдали. Казалось, что они даже рады были от него избавиться.
Наладить общение было не просто, но, как оказалось, доброта и забота способны на многое. Уже через два дня мальчик вернулся в человеческую форму. Оказалось, что у него очень красивые синие глаза. Через неделю он заговорил, сказал, что зовут его Аман. Возвращаться Аману было некуда – его мать селяне забили камнями насмерть у него на глазах, а отец сбежал сразу после его рождения, увидев алые глаза сына…
Жрец привёз мальчика в собор и начал обучать всему тому, что нужно знать молодому жрецу. Рассказывал о добре и зле, свете и тьме, и о том выборе, что делает каждый живущий. Аман постепенно «оттаивал», стал чуть более открытый. Хотя он не переносил прикосновений, всячески их избегая. У мальчишки оказался потрясающий по своей силе дар, и Барут стал обучать его азам целительства… И сам не заметил, когда стал воспринимать Амана как сына, гордясь его успехами и печалясь вместе с ним о неудачах, как бился с этими перчатками и в итоге сдался… Как, стремясь стать для него примером, сам становился лучше и в итоге Карелий, предыдущий Верховный жрец, избрал его своим преемником.
Аман был его триумфом. Он доказал, что выросший в любви и заботе дэрон не становится кровожадным чудовищем. Но никогда и никому он не откроет эту тайну – это означало бы подставить под удар своего воспитанника.
И всё же было то, что долгие годы тревожило Барута. Аман рос и из угловатого мальчишки стал красивым юношей. Но всё так же продолжал сидеть над книгами, периодически прибегая к нему с тем или иным вопросом. Хотя все молодые послушники его возраста тайком бегали встречаться с девицами в сады, что были на границе города. На подобное жрецы смотрели сквозь пальцы. Юное сердце часто бывает подвержено порывам чувств, и многие послушники уходили из собора, так и не приняв обета. Служение Руфеону было делом исключительно добровольным.
Годы шли, Барут стал Верховным жрецом и часто отправлял Амана по поручениям, с которыми тот идеально справлялся, какими бы сложными они не были. Из юноши тот стал молодым мужчиной, но всё так же не было в нём следов хоть каких-то эмоциональных симпатий. Да, Аман был привязан к нему как к наставнику, но любая попытка Барута прикоснуться или взлохматить и без этого торчащие во все стороны волосы, и мальчишка напрягался, словно загнанный в угол зверь, ловко уворачиваясь от протянутой руки. Это печалило сердце старика.
Аману перевалило за двадцать пять и Барут был бы рад, даже если бы тот проявил интерес к какому-нибудь молодому послушнику. Однако сердце мальчишки было глухо к чувствам… Ученик по-прежнему всё свободное время посвящал книгам и оттачиванию навыков магии Света и целительства. За Аманом закрепилась слава чудотворца. И видит Руфеон, как он гордился им и в то же время боялся за него…
Когда Аман вернулся с очередной порученной ему миссии, Барут заметил, что что-то в его воспитаннике неуловимым образом изменилось. Он, как всегда, пришёл отчитаться и поведать печальные вести о нескольких уничтоженных демонами поселениях на юго-западе Артемиса. А затем рассказал о девушке, дважды спасшей его жизнь за один день. Верховный жрец слушал и не мог поверить в то, что видит – глаза Амана горели удивительным светом, которого там не было прежде. Он впервые видел такой взгляд у воспитанника… И глядя на то, как нервно расхаживал мальчишка по комнате, негодующе рассказывая о неспособности некоторых отдельно взятых волшебниц осознать ценность человеческих жизней, Барут улыбался… Странные перемены в Амане заметили все жрецы. Он то был необычно активным, то странно задумчивым. Было очевидно, что эта встреча оставила след в его сердце.
Девушка и вправду была невероятно красива. Волосы цвета войлочной вишни, зелёные глаза в обрамлении длинных ресниц и кожа цвета драконьей кости. Юная силлин, странствующая в поисках Ковчега Первозданного Света. Не самый подходящий выбор, но не ему судить желания чужого сердца. Возможно Аман, будучи дэроном, просто не чувствовал в простых людях подходящую для себя пару… В том, что воспитанник влюбился, Барут уже не сомневался. Стоило мальчишке узнать, что девушка ушла в Молчащие холмы, из которых последние несколько дней приходили известия о бесчинствующих разбойниках, как и духа Амана не осталось в соборе. Лишь молодой послушник прибежал с вестью о том, что тот решил навестить руины Первой Часовни…
Барут знал, что Аман, как и все жрецы, давал обет служения Руфеону. Он сам принимал у него этот обет. И тем не менее смотрел на происходящее сквозь пальцы, понимая, что пришло время отпустить воспитанника, как бы тяжело это не было для них обоих. Он видел, как нервничает Аман, ожидая прихода девушки и боясь быть отвергнутым и, очевидно, сам не понимая того, что творилось в его сердце.
И тем не менее увиденное смогло удивить Верховного жреца, хотя за свою долгую жизнь он уже забыл это чувство. Аман позволил ей прикоснуться к себе и, казалось, сам был в шоке от подобного. Эта удивительная девушка словно не замечала всех тех внутренних стен, которыми мальчишка отгородился от окружающих. Барут стоял в проходе галереи, не веря собственным глазам – Аньюриэль всего за несколько дней смогла сделать то, что он не смог за долгие годы. Барут смотрел на округлившиеся глаза Амана, на ласково улыбающуюся ему девушку, на то, как она погладила его воспитанника по щеке и понимал – она приняла его таким, какой он есть. Руфеон наконец-то услышал его молитвы и послал мальчишке ту, что смогла растопить его сердце.
Юная красавица силлин, владеющая запретной магией… Да, он видел те руны, что она чертила на полу собора собственной кровью. Подобное казалось невозможным. Дети Кратоса не могли владеть кровавым искусством. Но за свою долгую жизнь Барут понял, что нет ничего невозможного. Аньюриэль, как никто другой понимала, каково это – быть отверженной обществом, но не сломалась, продолжая по-доброму смотреть на мир своими прекрасными глазами.
Она сможет позаботиться об Амане, сможет провести его своим путём принятия самого себя.
Руфеон был поистине мудрым Богом.
Способность ученика любить казалась Верховному жрецу необычайно важной. Ведь именно она отличала детей Акрассии от демонов Фетрании. Именно любовь должна была дать человеческой части души Амана силы противостоять внутренней тьме. Любовь была той самой могущественной силой, что могла изменить само Мироздание.
Барут смотрел, как уходит Аман – мальчишка-дэрон, ставший ему сыном, и понимал, что это путешествие не будет простым. И не только из-за демонов, охотящихся за Ковчегом. Самый тяжёлый бой, который предстоял его воспитаннику – бой с самим собой и своей внутренней тьмой. Одинокая слеза скатилась по морщинистой коже.
О, Руфеон, помоги ему на этом пути, убереги своё дитя от ошибок!
