Текст книги "Не убоюсь я (СИ)"
Автор книги: Elenrel
Жанры:
Ужасы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
========== I. Праздник ==========
Время Оленей наступает один раз за большую перемену звезд, и никак не чаще. Время, когда огромные стада оленей проходят мимо озера Куйвиэнэн, а ближе всего – к землям, где живут татьяр. Тогда все охотники трех племен квенди сходятся вместе, чтобы петь, танцевать, пить сок забродивших плодов и веселиться, хвастаясь своей удалью. А потом сообща идут на охоту и каждый стремится убить как можно больше оленей, чтобы надолго обеспечить мясом семью и племя. После охоты все снова собираются и чествуют тех, кто пришел с самой богатой добычей.
Этот праздник должен был стать для юного Финвэ, сына Таты, особенным. Отец впервые согласился взять его с собой. Тату заслуженно почитали как самого опытного и отважного охотника среди своего народа: его костяное копье поразило множество и зверей, и чудовищ. Племя приняло Тату как своего предводителя – а значит, он должен быть лучшим, как же иначе? Но Финвэ мечтал когда-нибудь превзойти его. Но пока что он только получил право пойти с ним и с матерью, ведь те отваживались уходить в лес дальше всех, не страшась ни хищников, ни чудовищ, ни обманчивых теней. Никто из квенди не был так храбр, как Тата, это все знали. И так будет ровно до тех пор, пока его сын не покажет, насколько бесстрашен он сам.
Пока квенди готовились, Финвэ старался успеть везде. Он вырезал себе новую костяную флейту, чтобы порадовать гостей, он устанавливал навесы из дерева и шкур, под которыми потом станут пировать, учил нескольких молодых квенди танцевать и даже помогал девам плести гирлянды из цветов и ароматных трав. Все только готовились, а для Финвэ праздник уже начался. Он носился по селению в расшитой рубахе и со вплетенными в волосы лентами и бусинами.
Впрочем, не один Финвэ ждал Времени Оленей с нетерпением. Племени до того долго не везло на охоте и никто не ел досыта, но скоро мяса должно было стать в достатке. Тата хотел повидаться с Имином и Энелем, вождями других племен квенди и своими друзьями. Орнэ и Галма тоже надеялись увидеть друзей, а Махтан все рассказывал, как покажет миньяр новое оружие. Только Татье, мать Финвэ, мало радовалась предстоящему празднику, а больше молчала да подтачивала топорик, хотя во всем племени и так не нашлось бы топора острей. Но ни Тата, ни Финвэ так и не смогли от нее добиться, что же ее гложет, а потому оставили ее наедине со своими мыслями.
Но и Татье покинули невеселые думы, как только вдалеке, от берега озера, послышались звонкие голоса и звуки свирелей. Первыми на праздник пришли миньяр, и впереди них шествовали, неся на плечах копья, Имин и его сестра Инис. Тогда многие татьяр выбежали из домов, радостно приветствуя сородичей. Некоторые принялись трубить в рожки и бить в барабаны из тонких и толстых кож, создавая веселый, многозвучный ритм, от которого ноги будто сами пускались в пляс. Тата и Татье степенно вышли из хижины, в знак приветствия разведя руки в стороны, будто собирались прямо сейчас заключить Имина и Инис в объятья.
– Эле! – воскликнул Имин, и голос его, довольно низкий, но звонкий и мелодичный, легко накрыл все поселение. – В добрый час мы встретились, друзья! Надеюсь, Время Оленей будет удачным!
– Мы счастливы видеть тебя, первый из квенди, – отозвался Тата. – А вместе с тобой твою прекрасную сестру и твоих охотников.
Он подошел ближе и действительно обнял Имина, а затем Инис. Так же поступила и Татье.
– Финвэ, подойди к нам, – позвал Тата, разомкнув объятия.
И тот не заставил себя долго ждать. Ловко проскользнув мимо столпившихся вокруг своих вождей миньяр и татьяр, он в один прыжок оказался подле отца и еще прокрутился вокруг себя на одной ноге, будто в танце. Бусины в его волосах зазвенели, яркие ленты, нашитые на рубашку, взметнулись вверх, как тонкие ветви на ветру. Кроме того, Финвэ успел загодя раскрасить лицо и руки цветной глиной, отчего выглядел еще наряднее.
– Твой сын вырос, – сказал Имин, ласково улыбнувшись юноше, – стал уже по плечо взрослому квендо.
Тата поймал сына, который от радости не мог устоять на одном месте, и приобнял за плечи.
– В этот раз Финвэ отправится на охоту со мной и Татье. Вместе мы принесем столько дичи, что тебе вовек за нами не угнаться!
– Разве честно соревноваться с нами в своих угодьях, Тата? – рассмеялась Инис.
Она тоже смотрела на Финвэ, и ее глаза цвета незабудки лучились теплом и весельем, а еще чем-то иным, что сын Таты никак не мог истолковать.
– Что же поделать, если именно мне судьба послала оленей? – в тон ей ответил Тата и, выпустив Финвэ, развел руками. – Но я и в ваших угодьях охотился бы не хуже.
Это хвастовство было лишь шуткой, а никак не призывом к настоящему спору, и теперь смеялись уже все присутствующие. Так было заведено: каждый, не стесняясь, говорил о своих свершениях, и даже немного преувеличить не считалось зазорным.
А потом все уселись под навесами, расставленными вокруг огромного костра, светившего так ярко, что глаза не сразу привыкали к нему. Татьяр вынесли еду на всех: можно было больше не беречь запасы, ведь скоро еды станет вдоволь. В глиняных мисках своего часа ждали закопченная на огне рыба из озера, поджаренные грибы и коренья, свежие ягоды и фрукты и даже остатки мяса, пусть и довольно скудные. Из рук в руки стали передавать чашу с настоем из забродивших ягод, от которого слегка мутилось в голове, зато душа полнилась радостью. Финвэ раньше не пил его много, но теперь сделал большой глоток из чаши, а затем еще и еще. Движения потеряли прежнюю ловкость, зато по всему телу разлились легкость и веселье. И он снова танцевал, сперва с Нинкви – собирательницей меда, потом с Инис и еще с кем-то и снова с Инис. Он прыгал через костер, играл на новой флейте и рассказывал всем, как ждет начала охоты и что ни в коем случае не подведет отца. Родители и Имин смотрели на это благосклонно, и никто не мешал ему пить и дурачиться.
Финвэ уже изрядно опьянел, когда явился Энель с сыновьями, и старший из них, Эльвэ, принялся подшучивать, но его проделки тоже были незлыми. Эльвэ то и дело просил Финвэ пройти прямо по положенному на земле прутику и смеялся, когда тому не удавалось. И Финвэ мог измыслить лишь один способ унять его: тоже напоить. Именно этим он и занялся.
========== II. Охота ==========
Финвэ плохо помнил, что происходило в конце праздника, потому что его необоримо потянуло в сон, а проснулся он, когда звезды уже переменились. Болела голова и ужасно хотелось пить, но около лежанки из шкур, где он спал, стоял кувшин с кислым травяным отваром. Финвэ, не вставая, схватил его и принялся жадно пить, проливая часть на рубашку и размывая и так смазавшиеся узоры на лице и шее. Но от питья скоро стало легче, и сын Таты, уже не страдая, отправился приводить себя в порядок.
Он успел как раз вовремя, когда родители уже собирались искать его. Вооружившись копьем и пращой, Финвэ поспешил к собравшимся у границы поселения охотникам и весело всех приветствовал. В душе шевельнулись чувство стыда и опасение, что он слишком начудил на празднике, но никто из взрослых не выразил недовольства – а значит, все обошлось.
– Первая охота – очень важное дело! – заверил его Эльвэ и указал на Ольвэ, который неуверенно жался за его спиной. – Смотри-ка, мой брат нынче тоже убьет свою первую дичь. Уверен, вы оба будете молодцы.
– Удачи тебе, Ольвэ, – улыбнулся Финвэ. Он не стал говорить, что вообще-то уже охотился, только не с отцом, а с теми, кто не ходит в лес так далеко, и разве что это Время Оленей для него первое. Но смущать и без того взволнованного Ольвэ явно не стоило. Эльвэ и так всеми силами пытался его приободрить и почти преуспел.
– Слушайте меня, квенди! Слушайте меня, миньяр, татьяр и нельяр! – зычным голосом воскликнул Тата, и все, кто говорил, разом умолкли. – Начинается Время Оленей. Мы отправимся в лес и добудем там мяса, шкур и рогов, чтобы утолить голод, сшить одежды и обустроить наши жилища.
Охотники дружно закричали, поднимая над головами луки и копья. А когда настала тишина, Тата продолжил:
– Спустя среднюю перемену звезд мы снова соберемся здесь, будем пировать и чествовать того, кто принесет больше всех оленей. Пусть дичь не укроется от вас, пусть рука ваша не дрогнет, а злые твари обойдут вас стороной. Доброй охоты, друзья!
На этот раз квенди закричали еще громче, а в поселении кто-то принялся бить в барабаны, провожая сородичей. Охотники же тем временем разбились на небольшие группы и отправились прочь, вскоре исчезнув в лесной тени.
Тата никуда не торопился. Он подозвал к себе жену и сына, а еще Атмо и Эктеля – следопытов и охотников, опытных, но все же не таких умелых, как Тата и Татье. Их задача заключалась в том, чтобы помогать бить зверя, а потом тащить туши. И наконец, помахав рукой остающимся в деревне квенди, Тата уверенно пошел к лесу, и Финвэ, как и прочие, следовал за ним. Нетерпение переполняло его, пьянило сильнее забродивших ягод, и он, казалось, не шел, а летел над землей, едва касаясь травы и палой листвы. Он то и дело проверял остроту копья и вынимал из мешочка на поясе заранее припасенные камни, чтобы удостовериться, что, когда понадобится заряжать пращу, сможет сделать это достаточно быстро. От этого его волнение не унималось, а только усиливалось, но оно было приятным – таким, от которого кровь быстрее течет по жилам, а в сердце сами собой рождаются песни.
Финвэ шагал рядом с отцом, не отставая и надеясь заметить следы раньше, чем он. Краем глаза он замечал, что мать отчего-то не очень спешит и лицо у нее такое же настороженное и задумчивое, как перед праздником.
– Неспокойно мне, – призналась Татье после долгого молчания, когда они отошли уже на несколько тысяч шагов от поселения. – Отозвать бы всех охотников и переждать дома, но ты ведь не послушаешь.
– Верно, не послушаю, – Тата не стал спорить. – Я верю твоему чутью, как верил всегда, но Время Оленей бывает лишь раз в большую перемену звезд, и олени скоро уйдут. Не запасем сейчас дичи – нечего станет есть.
Татье на это лишь вздохнула и снова умолкла, вглядываясь в темноту под деревьями. Но Финвэ ничего пугающего там не видел – лес как лес, такой же, как и всегда. Не скользили в чаще тени, что чернее темноты, не горели хищным огнем глаза тварей, не выли вдалеке варги. По всему выходило, что у Татье всего лишь разыгралось воображение – или дурные сны смутили ее накануне.
И верно, время шло, а никакой беды не приключалось. Еще через несколько часов они нашли семейство из пятнадцати оленей, остановившееся поесть и отдохнуть на небольшой открытой поляне. Такая удача выпадает не всегда, и охотники не собирались ее упускать. Быстро и бесшумно они обошли полянку с разных сторон. И когда все разошлись, Тата метнул особый дротик, в наконечнике которого были проделаны прорези, а потому в полете он издавал тонкий свист. Таков был условный знак, и в тот же миг в оленей полетели копья и камни из пращей. Звери ничего не подозревали, но когда первый из них завалился на землю со стрелой в шее, они переполошились и попытались умчаться прочь, в чащу. Но охотники были быстры и умелы, их оружие разило без промаха. Две самки и два молодых самца остались лежать на земле, не успев даже подняться. Еще трех оленей брошенные копья настигли раньше, чем те успели скрыться в древесной тени. Но главная добыча – могучий олень с огромными ветвистыми рогами – ускользнула. В боку зверя осталась стрела Эктеля, но он одним гигантским прыжком пересек поляну и ринулся через лес.
Остальные уцелевшие олени были не так важны, как этот. Его Тата не мог упустить. Из его рогов получились бы оружие и инструменты, а толстая шкура могла бы утеплить стену хижины. Его мясо, пусть и жесткое, накормило бы многих, и, к тому же, лучшему охотнику зазорно вернуться без такого прекрасного трофея. Поэтому Тата оставил Атмо и Эктеля припрятать добычу, а затем дотащить до поселения, а сам с женой и сыном отправился по следу.
Татье снова молчала, а Финвэ был, как и раньше, полон нетерпения. Он думал только о том, что раненый олень не скроется, даже если он силен и вынослив. А значит, скоро они его настигнут. И Финвэ хотел сам его убить.
След вел вперед, хорошо различимый: мягкая земля сохранила глубокие отпечатки копыт, кое-где ветви и кусты были поломаны и на них остались потеки свежей крови. Но олень бежит куда быстрее квенди, и идти за ним предстояло далеко, может быть, не одну перемену звезд. Они и спешили, делая всего по две короткие остановки за перемену звезд, чтобы поесть немного сушеных плодов и кореньев и перевести дух. Вместо сна по очереди дремали на ходу. Тата и Татье совсем не уставали, будто это была легкая прогулка, но и Финвэ не отставал и не просил лишних остановок, хотя ему и приходилось куда тяжелее.
========== III. Всадник ==========
Через две перемены звезд лес стал меняться. Поначалу незаметно, неуловимо, так, что даже самого опытного охотника только чутье могло предупредить о надвигающихся невзгодах. То самое чутье, что заставляет остановиться и прислушаться незадолго до того, как в лесу затихнут птицы и попрячутся звери перед приближением чудовища. Чутье, что предупреждает о топкой почве, о недобрых местах, где обитают злобные духи, и побуждает осмотреться в поисках удобного дерева даже раньше, чем взгляд заметит волчьи следы. И это чутье заговорило не только у Татье, которую мрачные предчувствия не оставляли во время всей охоты и даже раньше. Теперь и Тата стал еще внимательнее вглядываться в темноту вокруг, то и дело прислушивался и принюхивался – но назад не поворачивал. Финвэ заметил, что отцу неспокойно, и это чувство передалось и ему, хотя он еще не понимал причину.
– Олень уже близко, – говорил Тата. – Он совсем обессилел. Мы скоро настигнем его и пойдем назад.
– Здесь плохие места? – спросил Финвэ.
– Не хорошие, – отец кивнул, – но и не самые худшие. Но идти по ним недолго, и скоро у нас будет добыча, а живому созданию не придется больше страдать.
Финвэ кивнул, показывая, что признает правоту отца. Дело стоило закончить. Разве можно оставлять раненого зверя долго и мучительно умирать или отдавать его хищникам, когда он мог бы погибнуть быстро и безболезненно и принести племени немало пользы?
Не успели звезды немного сместиться на небосклоне, как вокруг стало слишком, неестественно тихо. Не кричала ни одна птица, не шелестели от ветра ветви, и в повисшей мертвой тишине даже шаги и голоса квенди утихали и глохли, будто слышались через толстую шкуру. Но до оленя оставалось совсем немного. Тата не боялся, ведь не встречалось ему еще ни зверя, ни чудовища, которых он не смог бы убить своим копьем. И Татье практически не уступала ему, да и Финвэ уже прекрасно умел обращаться с оружием. Хотя крылось в этих местах, конечно, и то, что опаснее и страшнее чудовищ, от чего и защититься, и убежать непросто.
Трое квенди шли молча, напряженные, как натянутая струна. Тишина давила, пробуждая чувство тревоги, и Финвэ всеми силами старался не дать ему перерасти в настоящий страх. Вот показались примятые кусты, в которых валялся раненый олень, и кровь на них только недавно засохла. За ними – овраг, куда зверь скатился, и там, внизу, наверняка лежал и умирал.
– Вот мы и нашли его, – Финвэ нарочито бодрым голосом озвучил очевидное и первым полез в овраг.
Склоны оказались крутыми, но не настолько, чтобы у квендо не получилось спуститься, а вот олень выбраться оттуда уже не мог. Свалившись, он переломал ноги и сумел только отползти на несколько десятков шагов, где и остался, ожидая гибели. Финвэ подошел, занеся копье. Олень лежал на боку, и стрела оказалась под ним, так что он сам же ранил себя еще сильнее. Длинные ноги выгнулись под неестественными углами, бок опускался и поднимался слабо, но часто. Почуяв охотников, зверь поднял голову, и в его черных глазах заплескалось столько тоски и боли, что его страдание, казалось, сейчас переполнит сердце животного и выплеснется наружу. Финвэ замешкался и опустил копье. Зверь был так красив и его было так жаль, что он едва не расплакался, как на своей самой первой охоте. Тата тяжело вздохнул за спиной у сына, а затем отодвинул того в сторону и одним точным ударом добил оленя. Несколько мгновений он стоял над мертвым зверем неподвижно, опустив голову, будто просил прощения. Тем временем Татье быстро отыскала крепкую палку, чтобы примотать к ней добычу и так нести.
– Давайте поторопимся, – сказала она.
Оставаться здесь дольше, чем необходимо, и так никому не хотелось. Лес просто так не затихает, а звери без причины не таятся. Так что Тата и Татье ловко взвалили концы палки себе на плечи и полезли вверх по склону, а Финвэ шел в пяти шагах впереди, разведывая путь. Он первым выбрался наверх и первым увидел, какая напасть грядет.
С севера, из болот и непроходимых чащоб наползал туман, серый, холодный, липкий, от одного прикосновения которого по хребту бежала противная дрожь. Он клубился, тянулся длинными языками, обвивался вокруг древесных стволов. Плохой туман, недобрый, в нем заплутавшие путники теряются навсегда, а на смену привычным зверям приходят совсем иные создания, могучие и злобные. В такую пору чудовища выползают из нор, выходят из глухих чащоб, чтобы сделать квенди своей добычей. Финвэ уже встречал такой – но в хижине, у очага, где живой жаркий огонь разгонял серую муть. Случалось ему в такой час и покидать дом, но никогда он не уходил так далеко.
Финвэ предупредил родителей, но те уже и сами все видели, ведь туман потянулся и по дну оврага и густел с каждым мгновением. Тата и Татье заспешили наверх, но когда они выбрались, то оказались уже в непроницаемом сером облаке, где едва можно разглядеть пальцы вытянутой руки.
– Мы бросим оленя? – спросил Финвэ, озираясь по сторонам. Он очень боялся потерять родителей из вида.
– Нет, – отозвался Тата. – Мы не сможем идти быстро, что с добычей, что без нее. И он поможет мне и Татье не потеряться. А ты возьми, – он протянул руку и сунул Финвэ конец веревки. – Привяжи к поясу и иди сбоку от меня.
Финвэ так и поступил, закрепил веревку и поравнялся с отцом, для верности решив не отходить от него больше чем на два шага. И так все трое двинулись назад, стараясь держаться нужного направления и высматривать по пути хоть какие-то приметы. Но туман неумолимо сгущался, и не заплутать в нем становилось так же трудно, как что-то разглядеть, опустив голову в молоко. Сырой и промозглый, он забирался стылым неуютным холодом под одежду, заставляя сжиматься и ежиться. Мех на шкурах промок, стал тяжелым и неудобным. В тумане тонули все звуки и запахи, и Тата уже просто шел куда-то, вроде бы назад, но и направление определить не получалось. Если бы ноги не стояли на земле, квенди и вовсе потеряли бы верх и низ.
Финвэ оставалось только полагаться на отца и мать, на их чутье и опыт, ведь сам он перестал понимать, куда идти, почти сразу. И теперь привязанная к поясу веревка стала единственным, что не давало ему потеряться и пропасть. Он старался не думать, что будет, если на них сейчас выскочит голодная тварь. Как отбиться, если ничего не видишь?
Время тянулось мучительно медленно, и только количеством шагов кое-как получалось его измерить. Финвэ насчитал примерно полторы тысячи. И тогда нечто новое и пугающее нарушило тишину. Где-то в лесу слышалась мерная, тяжелая поступь, будто шла лошадь, только намного крупнее и тяжелее обычной. Не понять – далеко или близко, впереди или позади. Звуки искажались, а земля под копытами невидимого коня гудела и стенала, будто от боли. Финвэ зажал себе рот, чтобы не взвизгнуть от страха. Он слышал страшные сказки о том, кто это. Шепотом, словно боясь призвать на свои головы беду, говорили квенди о Черном Всаднике – существе, которое лишь немногие видели и о котором еще меньше живущих способны рассказать. Скачет черная фигура на черном коне, и ужас бежит впереди нее, и не поразить Всадника никаким оружием, и не боится он ни огня, ни колдовской песни. Одних Всадник убивает огромным черным копьем, других же забирает с собой в неведомые земли далеко на севере, и никто из тех несчастных более не возвращается.
Не сговариваясь, Тата и Татье бесшумно опустили оленя на землю. Теперь уж было не до добычи – лишь бы живыми уйти. А затем Тата несильно потянул веревку, увлекая перепуганного сына за собой.
– Не бойся, милый, – прошептала Татье в самое ухо Финвэ. – Просто иди, и все будет хорошо.
Она сама не очень-то верила в правдивость собственных слов, но от ее голоса Финвэ стало немного спокойнее.
А Всадник скакал где-то в тумане, и под копытами его коня все так же стонала земля. Не понять было, отдаляются от него квенди или, наоборот, приближаются, а может, он, издеваясь над ними, движется по кругу, словно уверенный в себе хищник вокруг раненой добычи. Крепко держа копье, Тата шагал вперед, остальные следовали за ним. Если он и боялся, то не показывал страха, и его стойкость передавалась Финвэ. И как бы ни хотелось ему закричать и убежать прочь, как можно дальше, надеясь, что самое жуткое из чудовищ за ним не угонится, он этого не делал. Если кто и мог защитить его, то родители.
И так они прошли еще тысячу шагов, пока не достигли небольшой поляны, заросшую высокой травой и редкими кустами бересклета. Туман здесь немного рассеялся, так что видно было до другого края поляны. Да только от того, что открылось взору, Финвэ остолбенел от ужаса, даже отчаянный вопль застыл у него в горле, так и не выйдя наружу.
На середине пустого пространства квенди поджидал сам Черный Всадник. И он не был страшен – нет, он был воплощением чистого кошмара. Конь его был втрое больше, чем любая дикая лошадь, полностью черный, будто сделанный не из мяса и костей, а из тени и мрака, и туман клубился у его копыт. Его огромные красные глаза горели злобным огнем, а из пасти, казалось, сейчас выглянут волчьи клыки вместо лошадиных зубов. Морду коня оплетали ремни, на них тускло блестели накладки не из кости, не из камня, а из какого-то неведомого материала. Но еще страшнее был сам Всадник. Тоже намного выше любого квендо, он был весь одет в такой же неизвестный черный материал, облегающий его огромное тело, словно хорошо подогнанная шкура. Голову его покрывал глубокий черный капюшон, под ним виднелась только чернота. Но хотя у Всадника и не было лица, его взгляд чувствовался явственно. И взгляд этот словно обдирал до костей, выворачивал наизнанку саму душу, обжигал яростным огнем и пронзал смертельным холодом. А в руке у него было длинное черное же копье, такое, какое вряд ли может поднять квендо, с очень острым, хищно поблескивающим наконечником, и сейчас Всадник занес оружие для удара.
Копье выпало из ослабевших пальцев Финвэ, и он мешком осел на траву, не в силах даже бежать. Сердце в груди замерло, а потом выдало бешеную дробь, руки и ноги похолодели и стали будто ватные.
– Хватай Финвэ и беги! – прокричал Тата.
Он опомнился первым и бросился на Черного Всадника. Подскочив, Тата метнул копье, метя прямо ему в голову, и даже попал. Но кость только глухо стукнула обо что-то твердое и раскололась. Но Тата не отступил и потянулся за висевшей на поясе дубинкой. Он даже выхватил ее, но больше ничего не смог сделать. Неторопливо, будто и впрямь насмехаясь, Всадник нацелил свое оружие на Тату и ударил. Его копье метнулось вперед резко, как молния, и пронзило грудь квендо. Тот, насаженный на оружие, как на вертел, умер почти мгновенно, и Всадник просто стряхнул его тело на землю, словно прилипшую грязь.
Финвэ смотрел на это во все глаза и не мог отвернуться или сделать что-нибудь еще. Тем временем Татье схватила его за плечи и поволокла прочь, словно тушу. Но поздно! Не успела она преодолеть и нескольких шагов, как чудовище обратило на нее внимание.
– Беги, Финвэ, спасайся! – отчаянно вскричала Татье и просто толкнула сына от себя так, что тот упал на землю.
Но и теперь Финвэ все видел, хотя отдал бы что угодно, чтобы сейчас ослепнуть или вовсе умереть. Татье подняла свой топорик и угрожающе взмахнула им, чтобы Всадник напал на нее и не навредил ее сыну. И тот тронул коня и проехал дальше.
Всадник протянул руку, и Татье изо всех сил рубанула по ней, но он даже не стал защищаться. Каменный топор раскололся и сломался так же, как костяное копье, оставив в руках Татье лишь обломок топорища. А после этого чудовище наклонилось, и схватило мать Финвэ свободной рукой за шею, и подняло на коня. Та отчаянно отбивалась и хрипела, но вскоре затихла в страшной хватке. И тогда Всадник просто развернулся и ускакал куда-то в лес.
Финвэ остался один. Он лежал на траве, свернувшись и поджав колени к груди, и беззвучно рыдал, сотрясаясь всем телом и будто задыхаясь, захлебываясь собственным горем и ужасом. Он не знал, как долго валялся так, но когда решился пошевелиться, руки и ноги затекли и плохо слушались. Не вставая, Финвэ подполз к распростертому на земле отцу. В груди у Таты зияла дыра, в которую можно было бы просунуть две руки, и через нее виднелись окровавленные внутренности. Вокруг раны плоть почернела и будто бы уже начала разлагаться, хотя прошло совсем немного времени.
– Нет, не может быть, – бездумно повторял Финвэ. – Очнись, отец. Умоляю, очнись! Это мне все причудилось, ты же не мог умереть!
Но звезды медленно совершали свой оборот по небу, а Тата не оживал и тело его постепенно остывало, становилось холодным, как земля или камень. Нескоро, но Финвэ успокоился. Он закрыл неподвижные, остекленевшие глаза отца и собрался донести тело до поселения, но поднял его – и понял, что ничего не получится. Тогда он снял с его шеи ожерелье из когтей и зубов чудовищ, которых Тата убил. Отец носил его на удачу и, в отличие от всех прочих украшений, никогда не снимал.
Чтобы насыпать курган над телом, ушло бы много времени, а накопать и перенести столько земли, чтобы сделать его высоким, в одиночку было просто не под силу. Поэтому Финвэ похоронил отца как мог: снял дерн, выкопал руками и обломком копья неглубокую яму. Он бережно опустил туда тело и снова укрыл дерном.
– Прощай, мой отец, вождь Тата, – проговорил он, заставляя себя не сбиваться и не всхлипывать. – Пусть твой дух обретет покой, а твое тело станет землей и даст жизнь деревьям и травам.
Затем Финвэ поднялся на ноги и подобрал свое копье и обломок отцовского. Утер слезы и, шатаясь, побрел домой.
========== IV. Наследник ==========
Туман вскоре рассеялся, но Финвэ возвращался долго. За время пути он несколько раз останавливался, сворачивался в комок где-нибудь в овражке или меж древесных корней и горько, отчаянно рыдал. За всю свою жизнь он, наверное, не выплакал столько слез, сколько теперь. Но еще страшнее, чем горе, его терзал стыд. Финвэ понимал, что если бы не валялся на траве, будто мешок, может быть, мать успела бы уйти и жертва отца не оказалась бы напрасной. Или, если бы он был храбрее, то они втроем, может, смогли бы отогнать Всадника. Тот, конечно, ужасен, но и его родители – великие охотники. А может, ему стоило самому остаться и задержать чудовище, ведь Тата и Татье куда важнее для племени, чем он. Но Финвэ тогда был слаб, жалок и бессилен. Он не сделал ничего. И это знание впивалось в душу больнее, чем когти и зубы хищника впиваются в плоть.Оно жгло сильнее, чем ужасный взгляд Черного Всадника, оно буквально раздирало Финвэ изнутри. Но вместе с тем Финвэ понимал, что своим запоздалым раскаянием никому уже не поможет.
– Хватит, – сказал он себе, когда до поселения оставалось не больше половины перемены звезд. Его собственный голос звучал глухо, как-то гнусаво и казался чужим, но Финвэ продолжил:
– Татьяр не нужны слезы, татьяр нужен вождь.
Если по его вине вождь встретил свою смерть, он, Финвэ, сын Таты, должен был его заменить.
Родной дом встретил Финвэ приглушенными голосами и напряженным ожиданием. Туман накрыл весь лес, но большинство охотников вернулось, остальных же собирались искать. Невредимыми пришли с добычей Имин и Энель. Не хватало только Таты и Татье.
Но когда Финвэ вернулся, все разом заговорили и добрая половина квенди кинулась ему навстречу.
– Где Тата и Татье? – наперебой спрашивали они. – Остались с добычей? Им нужно помочь? Где они?
Финвэ, который провел много времени в лесной тишине, опешил и как будто оглох от этого гула. Его разум вскоре вовсе перестал воспринимать вопросы, сыплющиеся на него, будто орешки из мешка. Вместо того чтобы сразу отвечать, он поднял вверх обе руки, призывая к тишине, и в одной он сжимал ожерелье Таты, а в другой – обломок его копья. Говорить вдруг стало ужасно тяжело. Звуки снова застревали в горле, и их приходилось будто бы с силой проталкивать наружу.
– Мой отец… – едва смог выдавить из себя Финвэ, но после стало чуть легче: – Тата погиб. Его убил Черный Всадник своим копьем.
Последнюю фразу он произнес в полной тишине. Квенди требовалось время, чтобы осознать случившееся, и сейчас на Финвэ смотрело множество глаз, широко распахнутых в страхе и растерянности. И через несколько ударов сердца Финвэ заговорил снова:
– Мою мать Татье Черный Всадник схватил и увез на своем коне. Моей матери тоже больше нет.
Финвэ, не выпуская из рук ожерелье и копье, медленно побрел к родительской, а ныне только его собственной, хижине, и толпа расступалась перед ним. Уже за его спиной снова заговорили все разом. Некоторые плакали, заламывая руки, иные же проклинали Черного Всадника. Кто-то рассуждал о том, как тяжело теперь будет без вождя. Наверное, Финвэ должен был остановиться и сказать что-то еще, но мыслей в голове просто не осталось. Он видел только вход в свою хижину, темную, холодную и пустую, где мать больше не разведет огонь, а отец не зажарит мяса. Где они не будут все вместе шить одежду и вырезать из кости оружие, инструменты или просто безделушки. Дом казался похожим на мертвеца, на пустое холодное тело без души. И так теперь будет всегда. От этой мысли на глаза снова навернулись слезы, но Финвэ не позволил себе плакать.
Он преодолел где-то половину пути до хижины, когда чья-то сильная рука легла ему на плечо. Финвэ остановился, но оглянулся не сразу, а когда все-таки повернул голову, несколько мгновений тупо смотрел перед собой, не в силах задержать взгляд на лице другого квендо. И лишь после он узнал Имина. Лицо старейшего из квенди было бледно, а глаза влажно блестели, но в остальном он оставался спокоен.
– Я оплакиваю Тату и Татье вместе с тобой, – сказал он и крепко обнял Финвэ. – Твоя боль – моя боль, и твое горе – мое горе. Я был другом твоему отцу и твоей матери, а теперь буду другом тебе, если ты позволишь.