Текст книги ""Портал" Выпуск №1, Октябрь, 2016"

Автор книги: Элен Черс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Но воистину свято пусто не бывает, или как там?.. Старичок уже предъявил свои права на временное пользование лавкой.

И тут меня осенило. Временность.

Видимо, в этом и была единственная причина – временность. Должно быть, всякий, кто оказывается здесь, принимает лишь временность своего существования, не задумываясь о выгоде положения, выгоде вообще, и не мороча себе голову, как я, просто пользуется тем, что может предложить эта лавка, – временностью. И, конечно же, не ожидая ничего сверхъестественного, покидает это место, уступая его другому. Следующему.

Окрылённая таким озарением, я впорхнула воробышком в квартиру. Несколько раз посмотрела на умиротворённого старичка на «лавке жизни» (как я тогда её окрестила). А чуть погодя, пребывая в некоторой эйфории от своей догадки, решила вернуться, пообщаться и поделиться соображениями с дедулькой. Почирикать по душам...

Дедулька был мёртв.

Идёт время, вид из окна моей кухни не меняется.

Лавочка по-прежнему обитаема и по-прежнему величается мною «лавкой жизни», но никак не смерти. Ведь смерть в жизни является лишь частью последней…

Хотя и последней частью.

Николай Озеров

ВЕЧНАЯ СЛАВА ЛУИ!

Ранним, но уже не прохладным летним утром к обшарпанной «хрущевке» подлетела видавшая виды «шестерка». Со словами: «Спасибо, братуха! Выручил!» – из автомобиля выскочил десантник-«дембель» во всем своем гордом великолепии – аксельбанты, золотые лычки, шевроны, ослепительно начищенные ботинки… Даже белые парадные офицерские перчатки за офицерским же желтым ремнем, и те – в наличии. Волнение и жара придают блеска и лицу.

В руках ключи. В несколько шагов – у подъезда, в несколько прыжков – на третьем этаже. Распахнута входная дверь.

– Лиза! Привет! Это я! – радостные и громкие крики с порога.

В квартире – мерзость запустения. Пыль. Затхлый воздух.

– Лиза? Привет? Где ты, Лиза? – децибелы падают, речь замедляется. Ноги в ботинках уже не грохочут, а шаркают по полу.

Кухня. В холодильнике – плесень на помидорах и сыре. Кастрюля с приподнятой новой формой жизни крышкой. Пакет молока «Ультраконс».

С треском отворачивается крышка. Мощной прохладной струей молоко вкусно вливается в рот.

Слышатся жадные глотки и голос за кадром: «Ультраконс» – не Лиза. «Ультраконс» дождется!

Алена Печерская

ВЗРЫВ МОЗГА (ЖЕНСКАЯ ЛОГИКА)

Молодая привлекательная брюнетка сидела за столиком кафе, разглядывая меню.

– Можно присесть? – послышался мужской голос.

Девушка томно перевела глаза цвета первых зеленых побегов винограда на мужчину, который уже сел на стул напротив.

– Нельзя. Но раз уж сел, тогда можно, – улыбнулась Лиза. Антон открыл свое меню и начал изучать.

– Что ты будешь?

– Ничего! – она надула губки.

– Что случилось?

– Ничего! – Лиза сложила руки на груди и отвернулась.

– Если ничего, то почему обиделась?

– Я же говорю, ничего!

– Это из-за того, что я опоздал?

– Нет!

– Из-за того, что вчера вечером не позвонил?

Антон уже начал переживать и нервничать, что же он сделал не так, когда Лиза наконец ответила:

– Ты не заметил мою новую прическу!

– У тебя очень красивая прическа. Ты выглядишь восхитительно.

– Спасибо, – заулыбалась Лиза, а потом добавила: – Ты даже не извинился.

– Извини, моя хорошая. Я совсем замотался на работе и не заметил. Извини.

– Иди ты со своими извинениями,– она сердито бросила меню на стол.

Антон решил промолчать. Подошел официант и принял заказы. Через несколько минут Лиза, как ни в чем не бывало, начала рассказывать своему парню, как она с подругой ездила за платьем:

– В общем, мы искали платье, которое мне понравилось. Я видела его в фильме. Искали-искали, а оно не подходит мне, а которое подходит, мне не понравилось. Представляешь? И, тогда я купила себе туфли и сумочку, – она довольно улыбнулась. – Кстати, я тебя простила.

– За что? – поднял брови Антон.

– За то, что вчера, когда мы собирались в кино, ты купил мне большой попкорн, только потому, что я сама попросила, а если бы не попросила – ты купил бы маленький.

– Мм, – потянул Антон, сжимая кулаки под столом. – Можно я отойду на пару минут?

Лиза кивнула, и Антон быстрым шагом направился в уборную.

Он зашел в комнату и начал биться головой о стену. Когда парень вышел, на него странно смотрели.

– Моя девушка, как ядерная бомба. От нее у меня взрыв мозга, – пояснил Антон, стоящим в очереди мужчинам, а те с пониманием кивнули.

Олег Епишин

NOSTALGIA

В гостиной на столе из черного африканского дерева работы итальянских мастеров была расстелена газета. На ней лежал крупный соленый огурец и ломоть черного хлеба. Мягкий свет люстры богемского стекла падал на грубо вскрытую ножом банку килек в томате. Комнату наполнял запах хозяйственного мыла – это на кухне вываривались заранее замоченные полотенца.

Мужчина подошел к столу, налил сам себе в граненый стакан водки. Выпил одним глотком, понюхал хлеб и заплакал...

Сегодня канадский миллионер, бывший автослесарь из Винницы Паша Самородкин в своей квартире в Торонто тосковал по Родине.

Ирена Сытник

ПОЧТИ АНЕКДОТ

Вокруг простиралась тьма, полная тревоги, неопределённости и звёзд. Холодные острые огоньки кололи глаза, пронизывали стужей тело, леденили сердце и наполняли ужасом душу. Что это?! Где он?! Как тут оказался?!

Он взглянул вниз и увидел бесконечную непроницаемую тьму и звёзды... Он поднял голову вверх – та же картина!

Господи, Всемогущий и Всемилостивый! Неужели он умер и вознёсся на небо?! Тогда, где золотые Врата Рая или огненный смрадный зев Ада? Неужели смерть – это стылая бесконечность и бездушный звёздный свет?!

Сердце бешено заколотилось, подстёгнутое адреналином охватившего душу ужаса; волосы на голове зашевелились, по щекам побежали обильные горячие слёзы, рот приоткрылся, выпуская тягучую струйку липкой слюны и протяжный звериный тоскливый вой...

***

Женщина, осторожно обходившая огромную лужу, разлившуюся посреди площади после небрежной работы коммунальщиков и прошедших недавно затяжных дождей, невольно вздрогнула и всмотрелась в темноту. Там, посреди обширной водной глади, стоял на четвереньках какой–то пьяница, тупо глядя на отражавшую звёздное небо воду, и рыдал, подвывая, словно бездомный пёс в голодную ночь...

Татьяна Аверина

ГУСЕНИЦА И ДУХ ЛЕСА

Она жила на нижнем ярусе лесном

Под листьями, что сверху вниз летели.

Привычным и удобным для неё был дом.

Их много там. Они всё время ели.

А кто они? Лохматых гусениц народ,

Средь них Она себя считала главной:

Жевал без устали трудолюбивый рот,

В упитанности не было ей равных.

Не прекращая грызть очередной листок,

Подругам героиня объявила:

– Мне Дух лесной… хрум-хрум…

хотел открыть… чмок-чмок…

Какой ещё я обладаю силой.

– Но где же ты… чвак-чвак…

тот Дух лесной найдёшь?

Ей задали вопрос, жевать не прекращая.

– Он сам меня найдёт… хрум-хрум… эх, молодёжь…

Ведь я же гусеница не простая!

Давным-давно жую… хрум-хрум… порядки чту,

Обычаи поддерживаю строго!

Не надо мне… хрум-хрум… ползти на высоту,

Чтоб там самой искать лесного бога.

И вот Она одна. Наевшись, уползли

Подружки спать.

– Эй, Дух лесной, и где ты?

Чуть слышен этот писк с поверхности земли,

Но дух пришёл.

– Я здесь! – звучит ответом.

– Тебя не вижу так. Сюда, ко мне нагнись,

Нельзя мне прекращать… чвак-чвак… процесса!

– А может ты наверх? Хоть раз приподнимись,

Раздвинь из листьев и травы завесу.

– Я дома, ты мой гость, и должен угождать.

Хотя, твоё лицо… чвак-чвак… зачем мне?

Намеревался ты о силе рассказать,

Какое у меня предназначенье?

С улыбкой лёгкой наклонился Дух лесной:

Лист грызла героиня с увлеченьем

И не смотрела вверх, ведь кругозор такой

Дарован гусеницам всем с рожденья.

Они должны искать, что можно быстро сгрызть,

Смотреть под ноги, а не вверх куда-то.

– Открою я секрет – подняться сможешь ввысь

И там порхать с восхода до заката,

Играя в солнечных лучах…

– Да ты чудак,

Под солнцем у меня засохнет тело!

И я всегда… хрум-хрум… предпочитаю мрак.

– Но станешь ты другой, и в этом дело!

Ты будешь, как цветок под солнцем расцветать,

Изменится вся жизнь и все порядки.

Не ползать по земле, а в воздухе порхать,

Не листья грызть с травой, нектар пить сладкий!

– Летающая я? Какая ерунда,

Хрум-хрум… нас не бывает окрылённых!

– Ты выйди из травы и загляни сюда,

Здесь сотни вас, уже перерождённых!

– Желаешь, чтобы я куда-то поползла,

Хрум-хрум… чтоб просто посмотреть на что-то?

Мне недосуг всегда, дела… хрум-хрум… дела.

Жевать, как я, сложнейшая работа.

– Но как иначе доказать мои слова?

Тебе самой увидеть надо это!

– Не надо, мне нужна трава лишь и листва,

И меньше… чвак-чвак… солнечного света.

Но всё же расскажи, что сделать, чтоб летать

И стать, как ты сказал… чвак-чвак… красивой?

– Сначала – перестать без устали жевать

И тело всё опутать паутиной.

Потом – закостенеть и долго так висеть,

Себя внутри меняя понемногу,

Забыть, как ползать и в мечтах своих лететь,

А крылья сами вырастут итогом.

– Какой кошмар! Не есть… хрум-хрум… закостенеть!

Я не согласна на такие пытки.

Ты Дух лесной и должен всё суметь,

Приделай крылья с первой мне попытки!

– Не в силах я… Биологический процесс…

– Я так и знала, чвак, что ты… обманщик!

Мне хорошо и так живётся, без чудес.

Ступай, я вижу вкусный одуванчик!

Летающие гусеницы!.. Что за бред!

Я не даю на то своё согласье!

А Дух лесной с печалью ей смотрел вослед,

И бабочки кружились в лёгком вальсе.

Там были те, кто героиню нашу знал,

Но смог рискнуть, счастливым став при этом.

Рассказ мой завершён. Хорош, иль плох финал?

Решайте. Я не ведаю ответа.

СИЗАРИ

По пути с работы

прохожу я мимо

Городского парка,

где в тени аллей

Часто наблюдаю:

пожилой мужчина

Кормит хлебной крошкой

сизых голубей.

Что-то напевает…

Может, нездоров он?

Возраст престарелый,

дал рассудок сбой?

На лице улыбка,

будто околдован,

Говорит он с птицей…

или сам с собой?

Раз меня окликнул:

– Есть одна минутка?

Ты со мною рядом

Сядь-ка на чуток.

…Называл когда-то

я жену «голубкой»,

А она в ответ мне –

«сизый голубок».

Схоронил супругу…

год разлуке нашей,

А сюда приходишь –

вроде рядом с ней.

Видишь эту пару?

Так и мы с Любашей

Ворковали часто

у избы своей…

Стало сразу стыдно,

что неверно думал –

У мужчины горе.

– Не печалься, дед!

– Я и не печалюсь…

то ж она – фортуна!

Скоро с Любой встречусь,

уж готовлюсь вслед.

Лишь они здесь держат…

Стали мне родными,

Тоже Божьи твари,

слышишь, как гурлят?

Вижу – парень добрый!

Присмотри за ними!

Будет нам покойней…

Если сможешь, брат.

Успокоил деда:

– Никогда не брошу

Сизарей крылатых!

Слово я сдержал:

Каждый день в кармане

приношу им ношу –

Семечки и крошки.

…Деду обещал.

ПРИТЧА О ЛУНЕ

По мотивам современной притчи

Мужчина отдыхал от суеты,

Смотрел с улыбкой в сумрачную высь.

– Скажи, чему здесь радуешься ты?

Для всех сейчас безрадостная жизнь…

Спросил его прохожий, рядом встав.

– Я здесь любуюсь полною луной.

– Чем-чем?

Тон удивления в словах.

– Луной! Она сейчас над головой.

Взгляни наверх! Огромный жёлтый круг!

– Огромный круг! Я должен рассказать!..

Ушёл. Чудак… а может недосуг…

Диагнозы не будем раздавать.

Мужчина только вслед взглянул ему

И снова в небо устремил свой взор:

Покоя не давал его уму

Мерцающий, таинственный простор.

Но не прошло, наверно, полчаса –

В кольцо его взяла толпа людей,

А тишину вспугнули голоса:

– Учитель, про луну скажи скорей!

Посланник твой немного рассказал,

Что круглая и жёлтая она.

Какой размер? Какой материал?

Ещё нам информация нужна.

– Какого лешего! Взгляните вверх,

Чуть-чуть пошевелите головой,

Увидите всё сами без помех.

Вы шутите наверно надо мной?

Но вся толпа ему смотрела в рот,

Она была покорностью полна.

Один, диктуя вслух, писал в блокнот:

«Взглянуть наверх – откроется луна…»

– Ты что там пишешь?

– Кто же, как не я

Ученье для потомков сохранит?

– Ученье? Не смеши, прошу, меня!

С ума сошёл ты, верно?.. Без обид –

Ты ПРОСТО голову приподними!

Но собеседник вновь схватил блокнот:

«Не сложно – ПРОСТО голову поднять

И ПРОСТО посмотреть на небосвод…»

Но дальше не успел он написать:

Мелькнул перед глазами жёлтый круг…

(Мужчина резко в челюсть дал ему).

– Что это было?

В голосе испуг.

– Луна!

– О, боже! Видел я луну!

Толпа с восторгом новость приняла,

Был луновидец мигом окружён.

«Увидел он луну! Хвала ему, хвала!»

Звучали выкрики со всех сторон.

А луновидец потирал скулу.

Махнув рукой, пошёл мужчина прочь,

По-прежнему любуясь на луну,

На тихую, безветренную ночь…

С тех пор минуло двадцать сотен лет,

А «Лунное писание» в ходу,

Читаем, чтоб луны узнать секрет,

Но нет учителя, нам на беду,

Он мог когда-то вдарить по зубам,

Чтоб в поле зрения вошла луна…

Но кое-кто внушает нынче нам,

Что, вроде бы, луна и так видна.

КРЫЛЬЯ

По мотивам современной притчи

Белокрылый ангел в кисее метели

Был почти невидим для простых людей,

Да к тому же, люди в небо не глядели,

В катакомбах зданий прятались скорей.

От подруги детства не было известий,

Что-то приключилось, надо навестить.

Рядом с нею вырос в чистом поднебесье,

Их связала крепко верной дружбы нить.

Словно процарапан в снежной круговерти

Этой нити росчерк… Вот её окно!

Силуэт знакомый тенью на мольберте,

Безысходной грустью веет полотно.

На крыльце подъезда в плащ заправил крылья.

Грязные ступени, запах нечистот.

Чтоб шагнуть вовнутрь, сделал он усилье,

Под ноги метнулся чёрно-белый кот.

Вот её квартира, номер восемнадцать,

У соседей справа тявкает щенок.

Он себя заставил: «Надо улыбаться!»

С трепетным волненьем надавив звонок.

Звук противный, резкий. И шаги, чуть слышно.

– Кто?

– Открой, подруга, это я, твой друг!

Извини, что раньше вырваться не вышло,

Как обычно – в небе не хватает рук!

Приоткрыла щёлку.

– Я тебя не знаю!

Но, глаза увидев, в их попала плен.

– Проходи на кухню, угощу я чаем,

За столом расскажешь, кто ты и зачем…

И пошла, ссутулив узенькие плечи.

Он, слегка растерян, устремился вслед.

На спине под тканью след рубцов замечен –

Две бугристых стрелки. Белых крыльев нет.

Кто наделал это? Ангелы не злятся,

Наш герой, наверно, злился в первый раз.

С их последней встречи лет прошло… двенадцать!

Ведь не так уж много… Что же с ней сейчас?

Голос, взгляд, движенья скованны, инертны.

Где азарт и лёгкость? Где стремленье ввысь?

У его подруги вид уставшей жертвы.

– Ты меня не помнишь? Ну же, приглядись!

– Нет, уже сказала – вряд ли мы знакомы.

Скоро муж вернётся, пей и уходи,

Он гостей не любит… отдыхает дома.

Кулачки прижала к худенькой груди,

Будто защищаясь. Где её улыбка?

Почему потухли искорки в глазах?

Омуты в ресницах колыхались зыбко,

В них не искры – тени, не веселье – страх.

Подойти, прижаться, поделиться силой,

Как давно, когда-то… Но, увы, нельзя.

Не узнала даже, и уйти просила,

И, похоже, в гости прилетел он зря.

Позвонили в двери. Встрепенулась птицей.

– Муж! Тебя молю я – просто уходи!

…Это так – прохожий, попросил напиться,

Он совсем ребёнок, милый, погляди!

– Я пока умоюсь, через две минуты

Наведи порядок, ужин разогрей.

Ты отлично знаешь – не люблю я смуты. –

Голосом суровым муж ответил ей.

– Я уйду, но прежде… (слёзы, так некстати…)

Знать хочу: зачем ей крылья оторвал?

– Так они мешали мне с женой в кровати,

Чтобы знать такое, ты, парнишка, мал!

– Ты её не любишь, ты её погибель!

Крикнул ангел громко, убегая вон,

Устремляясь в небо, прочь из этой зыби.

«Почему погибель?» – слышалось вдогон.

В белых хлопьях снега ангел незаметен.

Людям не до неба, смотрят вниз они.

И ответ, чуть слышный, не доносит ветер:

«Крылья – не помеха искренней любви!»

Ирина Булахова

ГРОЗА

Солнце бледным желтком расплескалось

И уже не слепило глаза.

Где-то там в небесах зарождалась,

Косяком заходила гроза.

Ветер, путая длинные гривы,

Тучи по небу гнал табуном.

Басовитым густым переливом

Разворчался разбуженный гром.

Громыхнуло могучим раскатом

(Видно сильно разгневался Бог!)

И рассыпалось дробным стаккато

(Ну, точь-в-точь в погремушке горох.)

Подхватил барабан, и тамтамы

Поддержали настойчивый ритм.

Звонкой медью звенели литавры –

Музыкальный внося колорит.

Грозно копьями молний сверкая,

Долго спорило небо с грозой.

Гром устало ворчал, затихая...

Ливень хлынул сплошной полосой.

ЛЕВКОЙ

Утомленное солнце

Нежно с морем прощалось...

И.Альвек

Утомленное солнце устало клонилось к закату.

Обдавало прохладой, стихал изнуряющий зной.

И повеяло вдруг позабытым давно ароматом –

Это пахнет левкой. Упоительно пахнет левкой!

И припомнилось вмиг, как бродили аллеей когда-то,

Как смотрел ты в глаза, любовался моей красотой...

(Утомленное солнце устало клонилось к закату)

Как сорвал для меня ярко-алый душистый левкой.

Кто тогда был неправ? Не найти нам теперь виноватых.

Разбросала нас жизнь – я с другим, и ты тоже с другой...

Но когда утомленно склоняется солнце к закату –

Вспоминаю тебя и тот алый душистый левкой.

ПОРА ВДОХНОВЕНИЯ

Утренний сад вдохновение

Мне посылает в тиши.

Музыку слышат осеннюю

Чуткие струны души.

Вот паутинка колышется –

Ткал её знатный мастак!

Осенью пишется, дышится –

Даже поётся не так.

Грустно нахохлились зяблики

В мокрых поникших кустах.

Листьев резные кораблики

Плавают в луж зеркалах.

Два бесприютных каштанчика

Грею в горячих руках.

Тянет ко мне листья-пальчики

Клен в желто-красных тонах.

Выплесну все сокровенное

С самого донца души.

Осень – пора вдохновения!

Ты уходить не спеши.

ПРОЩАНИЕ

Месяца медный круг

Кто-то повесил на гвоздь...

Кто для тебя я – друг?

А может незваный гость?

Сердца неровный стук...

"Да что ж ты стучишь не в такт!"

Ночь приглушила звук.

"За что ты со мною так?"

Призрачный силуэт.

Всхлипнула тихо вода...

Ты мне сказала: – "Нет!"

Хотелось услышать: – "Да!"

Восток заалел. Рассвет.

Ничком упаду в траву.

Тебя уже рядом нет.

Я сильный. Переживу!

Инесса Мартын

ДАО ПО-РУССКИ

Дороги выбирают нас –

не мы их, как учили в школе.

Путь к дому, в храм иль на Парнас,

Зависит ли от нашей воли?

Да сами люди – те дороги.

Пройти их значит жизнь прожить.

Одни что зимы: стройны, строги,

Другие – как весной любить.

А мне достались сразу все:

Тропинки, тракты, рельсы, реки,

И ветер скоростных шоссе,

И синь-озёр Карельских веки.

Бывало, угадаю в них

Того, кто всех дороже станет:

Учитель, Друг, Сестра, Жених –

Но вновь за встречей расставанье.

Скрещенье истинных путей

Не отменяет параллельность.

Идти дорогами людей –

Навеки сохранить им верность.

И по моей душе живой

Легли дороги – семьюстами.

Нет, не прощаюсь ни с одной.

А шрамы назову стихами.

ВЫСОКИЕ КАБЛУКИ

Когда-то я любила туфельки на шпильке,

И что ни вечер, пара новая на мне.

И сколько же сердец мужских влюбленных, пылких

На каблуки я нанизала по весне!

Замочки, бантики и ремешки из стразов…

А если лакированный носок?

А если в сеточку колготки? Тут уж сразу

К ногам моим готов упасть казачий полк.

А свадебные лодочки белее снега?

Я так на них навстречу счастию неслась!

Прошли та беззаботность юная и нега.

Нога моя распухла, раздалась.

Теперь ношу надежную платформу

Или удобнейшие сабо, что стучат

Мне вслед: «Ты потеряла форму

И далеко тебе до тех девчат,

Что, как и ты когда-то, мчатся на свиданья,

Надев превысоченнейший каблук».

Но по такому поводу страданья

Не тем чета, когда давно я услыхала вдруг:

«Да, ты сегодня выглядишь отменно,

И туфельки что надо на тебе.

Но, понимаешь, есть другая. И, наверно,

Она теперь – не ты в моей судьбе».

Как захромали ноги вдруг от этой фразы!

Как подломился, ненавистным став, каблук!

И разлетелись в стороны все стразы,

Как слезы, что из глаз скатились вдруг!

И я босою нищенкой себя осознавая,

Домой плелася, по булыжникам скользя.

Поджав все пальцы ног, того не зная,

Что покорить одними шпильками нельзя.

Теперь чем больше годы – ниже каблуки.

Но о прошедшем вовсе не жалею.

Храню любимые все туфли. Ведь они как дневники

Той юности, что я насквозь прошла аллею.

Есть у меня сейчас любовь супруга,

Которому я нравлюсь и в лаптях.

А есть еще дочурка, мне подруга.

И часто в ресторане иль в гостях

Я слышу: «Как изящна Ваша дочка

И так на Вас похожа красотой».

И отвечаю им с улыбкой: «В точку

Вы комплимент направили приятный свой».

Нет, мне не жаль ушедших шарма или обаянья.

Все в деточках моих они теперь.

А дочери скажу: «Ты на свиданье?

Как будешь уходить, закрой плотнее дверь.

Ну, покажись! Да ты принцесса просто!

А туфли! Каблучища не сломай,

Когда спешить ты будешь на красивых шпильках острых

Не в мой ушедший – в свой грядущий май».

ВОЛШЕБНИКАМ НУЖНО ПОРОЙ ОТДЫХАТЬ

Волшебникам нужно порой отдыхать.

У магов обязаны быть передышки.

Им тоже однажды упасть бы в кровать

и свет приглушить, полистать вяло книжку –

не ту, где таинственных рун письмена

судьбу объяснят не свою, а чужую,

а просто журналы: парфюм, имена,

реклама. О большем мечтать не рискую!

Ах, зелье целебное трудно варить

всю жизнь для других, если хочется – чаю.

И фее приестся для вас ворожить,

коль просьбы одни на пороге встречают:

– Верни мне обличие Принца, как встарь!

– Я Золушка. Туфельки к балу готовы?

– Желаю возжечь светоносный Фонарь.

– Мне аленький цветик, а сёстрам – обновы!

Для магов работа нелёгкая в кайф,

но личная жизнь и у них ведь бывает.

Болеют, влюбляются, слышат: «Прощай».

И снова прощают, прощают, прощают…

Не жалко чудес для других им – возьми!

Но только запомни: они же не вечны.

И стать им порой так охота людьми,

а мантии чтоб не давили на плечи.

Стянуть с головы сине-звёздный колпак,

рассыпать волос непослушную гриву.

Забыть волшебство, погрузиться во мрак

приморской ночи, ожидая отлива.

Чуток пожалейте, когда он устал,

и самого сильного, лучшего мага.

Пускай же отложит свой верный кристалл,

от сказки до счастья ему лишь полшага.

САД КАМНЕЙ

Всему своё время, и время всякой вещи под небом:...

время разбрасывать камни, и время собирать камни.

Из Еклессиаста

Было время – я камни бросала

И считала круги на воде.

Было время – на шею цепляла

И бросалась с обрыва в беде.

Было время – я камни жевала

Вместо хлеба, без соли и щей.

Было время – я их собирала

И считала в порядке вещей,

То, что камни – они не алмазы,

Их в сережки на уши не вдеть!

Было время – желала я разом

То, что оптом нельзя восхотеть.

Но теперь-то все камни вернутся,

Что посеяла я на пути,

И в брильянты они обернутся.

О, судьба, я прошу, помоги!

***

С моря друг возвратился. В подарок –

галька. Мир на ладони моей!

Блеск алмаза – он менее ярок.

Начинаю слагать сад камней.

Ирена Сытник

А НОЧЬ – НА ТО ОНА И НОЧЬ

А ночь – на то она и ночь –

Соитие земли и неба.

Усталость быта превозмочь

И вырваться из тела склепа,

Стрелой пронзив полог небес –

Под звёздами, над облаками –

Лететь, лететь, лететь к тебе,

Неисполнимыми мечтами...

На то и ночь... Она одна

Объединить с тобою может.

Когда ни берега, ни дна,

И лишь желание до дрожи.

Когда возносит в вышину,

А то затягивает в бездну...

Дай, на тебя хоть раз взгляну –

И снова к жизни я воскресну.

СВАДЕБНАЯ КЛЯТВА

Я за тобой пойду в огонь и воду

Пуд соли разделю напополам,

Все проживу отпущенные годы,

И никогда тебя я не предам.

Мы будем вместе в радости и горе,

Двоим любые беды по плечу.

И пусть бушует жизненное море –

Любовью все увечья залечу.

Я поддержу, когда в пути споткнёшься,

Прощу грехи, невольный адюльтер.

Бывает всё на длинной жизни стёжке:

Судьба нас ставит в тот ещё партер*.

И даже если быт любовь нам застит,

Почтеньем мы рутину победим.

Нам не страшны ни беды, ни напасти,

Когда друг друга мы не предадим!

____________________________________________________________________________

* тут – Положение борца в спортивной борьбе, когда он, находясь на ковре, стоит на коленях и опирается о ковер руками

РАЗГОВОР С ДОЖДЁМ

За окном тихо дождь шелестит,

Ручейки, словно слёзы, по стёклам.

Он рыдает, как бедный наймит,

Над которым висит меч дамоклов.

Что ты, дождь, нагоняешь тоску?

Что скулишь за окном жалкой псиной?

Я и так скучно жизнь волоку,

Так и ты пеленаешь кручиной.

Ну-ка, вдарь по земле батогом

Струй упругих, хрустальных, звенящих!

Пусть прокатится тучами гром,

Молний вспышки сверкают почаще!

В душу пусть закрадётся мандраж,

Сердце вздрогнет и гулко забьётся.

Мир уснувший грозой взбудоражь,

Напои из живого колодца.

Жить хочу, а не дни проживать!

Не тянуть жизни лямку уныло...

Так пролей, дождь, свою благодать,

Чтоб водою уныние смыло!

Ирина Каденская

ЭМИГРАНТКА

В каком-то городе, где осень и печаль

Сжимает сердце холодно и грубо -

Пальто, перчатки, черная вуаль

И тонкие искусанные губы.

И русый локон, выбившийся вниз

Из прядей, что зачесаны так гладко.

В каком-то городе к Вам обратятся: мисс,

мадам, миледи или...эмигрантка.

И звать Вас будут Кэт или Катрин.

И сидя гувернанткой у камина

С чужим ребенком, глупым и дурным,

Вы вспомните, что были Катериной

В той жизни, что прошла, как будто сон,

И больше никогда не повторится.

Вы были влюблены, он был влюблён,

И падали снежинки на ресницы...

...И падали под страшный возглас «Пли!»

Тела, тела... вокруг шумели ели,

И запах крови и сырой земли.

Любимый Ваш в двадцатом был расстрелян.

Кому-то – девять грамм, кому-то – крест,

А по ночам всё также снится милый...

Его в овраге том похоронили,

Вас – через двадцать лет на Пер-Лашез.

А ОТ МЕНЯ И ДО ТЕБЯ…

А от меня и до тебя –

Слова, как бусины, на нити...

Мой ангел с именем Хранитель,

И белая, в снегу, земля.

Свечи мерцающий огонь...

Иллюзия, что всё – как прежде.

Осколками своей надежды

Я режу до крови ладонь.

Ведь от тебя и до меня –

Слова, забытые вначале –

Те, что мы так и не сказали...

И тонкий лед небытия.

ПРИНЦЕССА С ГЛАЗАМИ ЛАНИ

«Как много в миру печали...»

Какой-то мудрец изрек.

Летают над морем чайки,

И лижет волна песок...

Пронзительно крикнет птица,

Защиплет туман глаза.

Принцесса любила принца.

И верила в чудеса.

Ждала его в мрачной башне

C высоким резным окном.

И день проходил вчерашний,

Чтоб завтрашним стать потом.

Принцесса с глазами лани,

И жемчугом в волосах.

И солнце играло в гранях

Витражных. И на часах,

Что меряли год за годом,

За веком там таял век...

В день ясный и в непогоду,

Когда шел над башней снег.

И день, как смола тягучий,

Полынью горчил опять.

А в общем, обычный случай,

Однажды устала ждать...

И тихо пройдя к балкону,

Она, не найдя ответ,

За чайками вдруг, вдогонку,

Взлетела в закатный свет...

И лишь на кусочке ткани

Из слов прочитали вязь

Принцессы с глазами лани:

"Прости, я не дождалась"

ОН УХОДИЛ НА ФРОНТ

Он уходил на фронт и с ней

Прощался в хаосе вокзала.

И молча девочка стояла,

Которой не было родней.

В горошек платье, поясок,

Приколотая к кофте брошка.

И думал он: "Еще б немножко

Побыть с ней вместе. Хоть часок".

Протяжно крикнул паровоз,

Качнувшись, тронулись вагоны.

И омут глаз ее зеленых

Дрожал от набежавших слез.

А сердце разрывала грусть,

Предчувствие большого лиха.

Но он, обняв, шепнул ей тихо:

"Не плачь, дуреха, я вернусь".

Мелькала насыпь, за окном

Тянулись голубые ели...

И как пронзительно хотелось,

Чтоб это оказалось сном.

Но дальше был не сон, а ад –

Траншеи и заградотряды,

Гул разрывавшихся снарядов

И стоны раненых солдат.

«Я лишь одной тобой живу...»

она в письме его читала.

...он не почувствовал удара,

Когда упал лицом в траву,

Что вдруг закрыла горизонт,

В ней таяли и дым, и звуки...

И нежною была, как руки

Любимой девочки его.

Тина

ПАРА СТРОК

Город сонный, слегка простуженный,

Потонул в полуночной мгле.

Тусклый свет от луны-жемчужины

Мягко стелется по земле.

За прозрачными занавесками –

Силуэты продрогших лип,

Объясняется ветер жестами:

От простуды совсем охрип.

Разыгрался, шалит, как маленький,

В ледяное стучит стекло.

Только я не боюсь ни капельки –

Мне от строчек твоих тепло.

Я окутана этой нежностью,

Палантином ажурных фраз.

С лёгким привкусом неизбежности

Кофе в чашке моей сейчас.

Мысли сами ложатся рифмами,

Остаётся лишь пара строк.

Может, будут чуть-чуть наивными,

Но ведь ты не бываешь строг.

Светлой музе за вдохновение

Наперёд оплачу счета.

Лишь продлилось бы наваждение,

Лишь бы ты продолжал читать...

ПОЧТИ НЕ СТРАШНО

Эх, братишка... у нас тут пекло, и опять зарядили грозы.

Воздух сплошь из песка и пепла, лагерь сонный, как под наркозом.

Передышка вторые сутки, тишина просочилась в вены,

Ожиданием давит жутким, ненавистное тянет время.

Чтобы попросту не свихнуться, пофигистом стал, бесшабашным,

Словно кровь заменили ртутью. И не страшно... почти не страшно...

Лишь ночами, бывает, ною, – тихо, чтобы никто не слышал.

Вспоминаю в саду левкои, голубей на окрестных крышах.

А сегодня припомнил, братик, тот далёкий июльский вечер:

Мать – красивая, в летнем платье, ты забрался к отцу на плечи,

Мы бредём полосой прибоя, и в закатном усталом солнце

Счастье – тёплое и простое – словно волны о берег, бьётся.

И как будто не с нами было – кадр из фильма, картина маслом.

А реальность – в окопе стылом и закате кроваво-красном.

Вот вернусь, и поедем к морю. Верь мне, слышишь, ведь я же старше –

Мы сильнее смертей и горя. И не страшно... почти не страшно...

НОЧЬ

Багряным вспыхнула закатом

И тьмой укрыла всё вокруг.

Такая робкая когда-то,

Вошла, как старый добрый друг.

Сейчас тиха и безмятежна,

Но вскоре ласковой рукой

В круговороте страсти нежной

Двоих утопит с головой.

Искрясь рубинами в бокалах,

Дрожа в мерцании свечей,

Срывая с губ припухших алых

Слова, что нету горячей,

Взовьётся – дерзкая, шальная,

Дразня изысканной игрой

До исступления, до края,

Всё увлекая за собой.

И разольётся негой сладкой...

Вдохнув дымок от сигарет,

В окошко выскользнет украдкой,

Пока не занялся рассвет.

Лишь обернётся на мгновенье,

Чтоб в нежном сумраке теней

Запечатлеть своё творенье

На чёрном шёлке простыней.

АПРЕЛЬСКОЕ БРЕДОВОЕ

Сонный апрель. Не звенит и не греет.

В мыслях и чувствах сплошной кавардак.

Счастье своё пристегну к батарее,

Ключ от замка зашвырну на чердак.

Вынесу с мусором боль и разлуку,

В форточку выгоню дым от обид,

Ревность спалю под горячую руку,

Буду смотреть, как прикольно горит.

Неба хочу, чтоб светлее и выше,

Свежих ветров, щебетания птиц,

И аромат зацветающей вишни,

И полыхающих алых зарниц...

Чайник кипит, в третий раз подогретый,

Больно плечом задеваю косяк.

Ну же, весна! Настоящая, где ты?

Мне без тебя не проснуться никак.

Сарвар Турдибоев

ЖИЗНЬ КОРОТКА, ЗАЧЕМ ЖЕ В СЕРДЦЕ ЗЛОСТЬ

Жизнь коротка, зачем же в сердце злость?

Ведь этот мир, как постоялый двор.

Здесь каждый день сменяет гостя гость.

То славный муж, то пьяница, то вор.

Ждёт пораженье каждого из нас.

Хоть верный раб, хоть знатный господин.

И я приму тот жребий, не страшась,

Ведь проигравший жизнь не я один.

Но радует меня одна лишь мысль:

В моём селе весной цветёт миндаль.

И лепестки его, как снег, как пыль,

Уносит ветра дуновенье вдаль.

И может быть когда-то, в тёплый день,

Те лепестки покроют холмик там,

Где в памяти родных оставив тень,

Я начал путь к неведомым мирам…

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ГРУСТЬ

Я люблю тебя, грусть. Ты черстветь не даешь