Текст книги "Мечты сбываются"
Автор книги: Элен Алекс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
1
Меня зовут Доминик Соланг. Я живу на берегу океана и могу пить кофе по утрам, свесив ноги прямо в этот океан.
Наш город находится на краю мира. Здесь дома в беспорядке разбросаны по побережью, как будто тот, кто однажды сотворил вселенную, просто вытряхнул их из своего мешка изобилия, даже не задумываясь о том, как они тут расположатся. У нас есть соседи справа, слева, «подальше» и совсем «далеко», как выражается моя бабушка Аманда.
По утрам солнце всходит прямо из-за океана и властно заглядывает в окна домов, а по вечерам оно скрывается где-то далеко за городом. Бормотание океана не прекращается ни на минуту, он не дремлет ни днем ни ночью, мы привыкли к его постоянному присутствию.
По берегу всегда рассыпано неопределенное количество человеческих тел – на шезлонгах и под зонтиками, занимающихся бегом, прыжками в длину и пляжным волейболом. Мы можем наблюдать за ними прямо с веранды нашего дома.
У меня есть мама, но так получилось, что моим воспитанием занимаются тетя Бетси и бабушка Аманда. Мама – известный в определенных кругах археолог, и поэтому все эти черепки, горшочки и вазочки очередной древней эпохи, а также фотографии каких-то доисторических чудовищ для нее гораздо важнее переживаний, размышлений и достижений собственного ребенка. Так обычно говорит моя бабушка Аманда.
– А чем бы вы с Бетси тогда занимались, если бы у вас на руках не было Доминик? – недоуменно спрашивает мама.
Бабушка Аманда и тетушка Бетси начинают горько вздыхать и притворяться, что их жизнь не удалась.
– Ну-у, – они начинают смотреть по сторонам и выискивать трагедию там, где она и близко не лежала, – не переживай, мы бы нашли чем заняться.
– Ну-ну? И чем же?
– Ты уже забыла, что твоя сестра так и не стала знаменитой актрисой? – приходится лишний раз вспоминать бабушке Аманде.
– Ой, я вас умоляю, это даже уже неинтересно!
Мама уходит в свою комнату, где она молится и поклоняется какому-нибудь очередному неизвестному божеству, бабушка Аманда в этом уверена.
Итак, меня зовут Доминик, и я люблю яркое солнце, горячий песок и гладь океана. Я могу часами смотреть, как набегает волна на волну, или, закрыв глаза, чувствовать дуновение ветра на лице и делать вид, что задремала на берегу.
На самом деле я не могу спать, когда надо обдумать столько прекрасных вещей, столько восхитительной ерунды, которой заполнен каждый мой день, как говорит моя тетя Бетси. Она знает, что я никогда не сплю на берегу.
Я люблю укутанный снегом лес, пушистые сугробы по колено и большие хлопья снега, неслышно падающие на мир. Но снег в наших теплых краях бывает очень редко.
Я люблю огонь в камине, лежать на пушистом ковре и читать все, что под руку попадется. Или же слушать рассказы тети Бетси о жизни и даже – поучительные монологи бабушки Аманды о необходимости праведных поступков.
На прошлой неделе от меня ушел жених. Он прочел мой дневник, не нашел своего имени на его страницах и умно понял, что в моей душе не отведено для него решающего места.
Тетка Бетси сказала, что глупее предлога для расставания она еще не видела. А я долго думала и в конце концов признала, что все давно шло к такому логическому концу.
Нас связывала одна привычка, мы стояли на месте и боялись перевернуть мир. Несмотря на молодой возраст, мы уже напоминали примирившихся с действительностью супругов, которым лень даже приготовить друг другу чашку чая.
Так что сейчас, когда я уже почти перестала думать о разрыве и могу быть уверена, что в мой дневник никто не заглянет, я сегодня же запишу в него две фразы. Вот они:
«Что бы я ни делала и где бы я ни была, мне всегда кажется, что за мной наблюдает голубоглазый принц. Идут годы, у нас с ним разные жизни, нас окружают разные люди, но незримо он всегда рядом со мной».
На этих мыслях меня прерывает дядя Санди.
– Доминик, – говорит он мне, – ты вовсе не спишь, я давно за тобой наблюдаю.
Я чувствую, что он ложится рядом, песок справа от меня приходит в движение.
– Я очень даже крепко сплю, – говорю я, и мы с ним начинаем долго заговорщицки хихикать.
Я люблю дядю Санди. Он – наш сосед справа, друг детства моей мамы и тети Бетси и вообще один из близких людей нашей суматошной семейки.
– Только не разговаривай с ней о Маркусе! – кричит тетя Бетси. – Она еще страдает.
Да, тактичности ей не занимать. Санди удивленно поднимает одну бровь.
– Ты собиралась выйти замуж за человека по имени Маркус? – спрашивает он.
– Что ты, он не любил меня так, как надо.
– А как надо?
– Меня надо любить до комка в горле или, на худой конец, до боли в сердце. Другие отношения мне не нужны.
– А он как тебя любил?
– Меньше. Много меньше своей бейсбольной перчатки.
И мы с дядей Санди вновь заходимся смехом.
– Ты все-таки спросил ее о Маркусе! – сердито говорит тетя Бетси.
– Я должен быть в курсе ее душевных метаний!
– Что бы вы, мужчины, понимали в душевных метаниях! – фыркает тетя Бетси.
– Санди все понимает в женских метаниях, – говорю я.
– Зови его дядя Санди, сколько тебе говорить!
– Я привыкла звать его по имени.
– Ты уже выросла, оставь эти детские штучки!
– Девочки, не ссорьтесь из-за меня!
– Вот еще. Из-за тебя! Мы ссоримся на предмет воспитания.
– Это ты, Бетси, круто завернула. Пойду окунусь после такого заявления.
Я покорно встаю и плетусь следом. Я привыкла ходить следом за дядей Санди. У меня это с детства.
Тетя Бетси недовольно следит за мной. С тех пор как я выросла, они с бабушкой Амандой стали очень подозрительными.
Им кажется, что я все еще ребенок, но теперь имею полное право уходить из-под их контроля. Тетю Бетси и бабушку Аманду это неимоверно напрягает.
Но мне этой весной исполнилось восемнадцать лет. И теперь я просто обязана быть самостоятельной.
Моя тетя Бетси ни о чем не жалеет. Она говорит, что, если бы она обо всем жалела, она была бы сплошной страной потерянных возможностей. А ей есть о чем жалеть, в свое время она окончила известную школу театрального мастерства, где училась вместе с популярными нынче актерами.
Но потом ее любимая сестра Моника родила меня. И тетя Бетси осталась со мной на руках, потому что маме нужно было срочно ехать в очередную экспедицию.
А так как экспедиции моей мамы никогда не заканчивались, то тетя Бетси так и не смогла вернуться к своей основной профессии. А потому она довольствовалась счастьем заниматься мною и своим любимым делом – кулинарией, которым она могла заниматься, не уезжая от меня на край земли.
Вот так и получилось, что меня вырастили тетя Бетси и бабушка Аманда.
У нас большой и уютный дом. Это наше родовое гнездо в полном смысле этого слова.
На первом этаже расположены комнаты тети Бетси и бабушки Аманды. Посередине – огромная гостиная с диванами, обеденным столом и большим телевизором, все как полагается.
Гостиная переходит в кухню, это территория тети Бетси. Нас с бабушкой Амандой там редко встретишь.
А наши с мамой комнаты находятся на втором этаже. Мамина комната снизу доверху заполнена археологическими достопримечательностями, я вожу туда подруг, как в некий исторический музей.
В моей комнате тоже есть все для счастья. Большой стол, кровать, уютные кресла и шкафы, заполненные всякой жизненно необходимой ерундой.
И во всех комнатах – по два окна, одно смотрит на соседний дом, а второе – на океан.
Еще в доме есть две веранды, одна находится на первом этаже, вторая – на втором. Веранды опутаны диким виноградом, на первом этаже мы любим пить чай на закате и смотреть, как величественно темнеют волны океана.
Вокруг дома растут кусты роз бабушки Аманды. Почему они считаются розами бабушки Аманды, я так и не выяснила, потому что занимается ими все та же вездесущая тетя Бетси.
У меня есть мечта – завести большую собаку сенбернара. Но тетя Бетси и бабушка Аманда встали стеной, и я поняла, что проживу свою жизнь без собаки.
Дядя Санди сказал, что тогда в знак солидарности со мной он тоже не будет заводить свою любимую породу какую-то ужасную тибетскую борзую, чтобы мне было не так обидно.
Бабушка Аманда сказала, что тибетскую борзую она бы тоже не перенесла. Хотя при чем тут она – и собака нашего соседа справа?
Но Санди – уже давно практически член семьи. Все наши проблемы он обычно принимает близко к сердцу, и его достижениям мы тоже радуемся вместе с ним.
Тетя Бетси всегда говорит мне, что мечты сбываются. А это значит, что, может быть, у меня еще будет собака.
Но бабушка Аманда всегда при этом добавляет, что, если мечты сбываются, значит, наступает старость. Такая вот у них странная философия.
Бабушка Аманда любит, чтобы в жизни все было запланировано и выполнялось по строго задуманному свыше расписанию.
– В нашем роду принято в восемнадцать лет встречать свою любовь, в девятнадцать – выходить замуж, а в двадцать лет рожать первого ребенка.
Бабушке Аманде повезло, в свое время она родила сразу двоих, мою маму и тетю Бетси. Но в остальном в высшем расписании были небольшие сбои.
Как-то: в двадцать один год мама уже развелась. А тетя Бетси – так и не встретила свою любовь, не вышла замуж и никого не родила.
– Моя любовь – это ты и кулинария, – обычно говорит мне тетя Бетси.
– Мне льстит этот сравнительный ряд, – говорю я.
– Когда у тебя будет любимое занятие, которому ты без страха и упрека будешь готова посвятить жизнь, ты меня поймешь, – говорит тетя Бетси.
У дяди Санди есть такое занятие, которому он смело отдавал жизнь, время, чувства и эмоции. Это была его профессия, он был кинорежиссер.
Санди Хоггард – известный режиссер, востребованный обществом, обласканный зрителем и журналистами. В его блистательной биографии не было ни одной прорехи, он был идеален.
У него все герои в фильмах – живые. Ну не знаю, как это получше объяснить, но он даже Хилари Кейл снимает ненакрашенной!
В его фильмах нет загорелых стройных женщин с кукольными личиками и упругими локонами, мужчины не играют бицепсами, трицепсами и всем остальным. Зато шутят так, что кажется – им все в мире по плечу, и за ними хочется идти, куда бы они тебя ни позвали.
А еще все его фильмы о любви, но это не совсем обычные мелодрамы. В его фильмах никогда нельзя понять, с кем останутся главные герои.
Нет, вроде бы весь фильм ты все понимаешь. Но в конце обязательно хлопаешь себя по лбу и говоришь, ой, как это я не заметил, что главная героиня больше жизни любит именно этого героя, а не двух других?
В его фильмах столько загадок и такая разминка для ума, что мало не покажется. И говорю я об этом не как человек заинтересованный или потому что знаю Санди Хоггарда лично.
Я говорю как простой зритель, любящий хорошие истории, от которых потом долгое время нельзя спокойно спать.
Такой вот у нас знаменитый сосед и друг семьи. Но мы любим его не за это, мы знаем, что он действительно особенный и ему можно доверять.
Он и меня когда-то снял в двух своих фильмах. В «Счастье где-то рядом» я появляюсь в виде ангела с крыльями, а в «Ланче на природе» играю девочку, у которой герой спрашивает, по какой дороге идти, а девочка начинает читать ему свои стихи.
Он снял бы меня еще где-нибудь, но бабушка Аманда сказала, что это непомерно завысит мою самооценку. И дяде Санди после долгих споров о том, что завышенная самооценка это не так уж и плохо, пришлось сдаться.
На мое восемнадцатилетие дядя Санди хотел сделать грандиозный подарок. Он обещал увезти меня в горы и научить кататься на лыжах.
Но тетя Бетси и бабушка Аманда бог знает что устроили. Она стали орать, что никуда меня не отпустят, что мы свалимся с вершины, или свалюсь одна я и непременно, а дядя Санди, как мужчина, уцелеет.
Бабушка Аманда даже слегла поболеть и показать лишний раз всем и каждому, как она немощна и стара.
– Никому нет дела до моих болезней, – говорила бабушка Аманда.
– При чем тут твои болезни? – удивленно спрашивали ее мы с дядей Санди.
– Я не переживу, если ты уедешь в горы, – говорила она мне.
– Все люди ездят в горы! – возмущенно говорила я.
– Это чужие люди, они меня не интересуют, у них есть свои бабушки, чтобы за них волноваться, – говорила бабушка Аманда.
– Волноваться это не значит перекрывать полную свободу, – говорил дядя Санди.
– Ну вот, ты мне еще скажи, что я ей полную свободу перекрываю, – совсем расстраивалась бабушка Аманда.
Словом, они с тетей Бетси постарались отравить мне весь праздник.
Тогда Санди подарил мне сухопутные лыжи на колесиках. И мы с ним сделали вид, что успокоились.
Мы вставали рано утром и тренировались, катаясь по дороге позади нашего дома, пока там не было машин, чтобы научиться сносно держаться на этих лыжах на колесиках и не терять времени потом, когда мы окажемся в горах.
Или нас все-таки отпустят туда тетя Бетси и бабушка Аманда. Или мы уедем сами.
Катаясь на лыжах-роллерах по утрам, мы с ним хохочем шепотом, чтобы не разбудить весь квартал. Я никак не скоординируюсь на его учении: толчок – скольжение, а надо еще не забывать отталкиваться палками.
Санди говорит, что у меня нет никакой координации, как между слухом и голосом, и что он со мной теряет время, и как я буду кататься на снегу, если я ни на что не способна на асфальте?
Но я вижу, что ему весело, и мы здорово проводим время. У него по жизни нет никаких родственников, поэтому он очень привязан к нашей семье.
Своих родителей Санди почти не помнит. Вначале им занималась какая-то тетушка, которой тоже потом не стало, потом – какой-то опекун, который чуть не лишил его родительского дома.
Но вопреки всему Санди не отбился от рук, а стал приличным человеком. Вместе с моей тетей Бетси он окончил школу искусств и стал режиссером. Вот и вся его история.
На несколько месяцев он обычно уезжает на съемки очередного фильма, а отдых всегда проводит на нашем пляже или у нас на веранде, уплетая пироги тети Бетси. Бабушка Аманда при этом треплет его по волосам и говорит, что вот наконец-то мальчик повзрослел и теперь надо его удачно женить.
Мальчику сорок лет, как моей маме и тете Бетси, и он говорит, что ему рано жениться, у него еще много дел. При этом всегда подразумевается, что моей маме и тете Бетси выходить замуж уже поздно.
Но бабушка Аманда не теряется, она включает телевизор и находит канал, по которому как раз передают то, что надо.
– Смотри, Санди, Кэролайн Мембир развелась.
– Ты думаешь, он не знает? – отвечает вместо Санди тетя Бетси.
– Пусть обратит на нее свое внимание, – не отчаивается бабушка Аманда.
– Он знает ее как облупленную, она у него в двух фильмах снималась, – говорит тетя Бетси.
Мы с дядей Санди давимся от смеха пирогом.
– Чего ты смеешься? – набрасывается на него бабушка Аманда. – А Кэтрин Диас чем тебе не подходит? – не сдается она.
– Она уже влюблена, – терпеливо отвечает дядя Санди.
– В кого это?
– В Николаса Ланга.
– Отбей!
Бабушка Аманда бьет по полу своей палкой, и мы с Санди просто падаем со стульев от хохота.
– Не смешно! – обиженно констатирует бабушка Аманда. – Я в ответе за твою судьбу перед твоими родителями.
Бабушка Аманда поднимает глаза к небу, откуда, как предполагается, строгие родители Санди наблюдают за нашей несерьезной компанией.
В воде мы с Санди секретничаем. Тетка Бетси нас не слышит, а бабушка Аманда в связи со старостью на берег выходит редко. Она наблюдает за нами с веранды, и потом я обычно долго выслушиваю, что я не так и не то делала на пляже.
– Через неделю я везу в горы свою съемочную группу, – говорит дядя Санди.
– Ах! – говорю я.
– Но я не совсем уверен, что мы поступаем правильно.
– Ты обещал!
– Надо постараться получить их согласие.
– Они его не дадут.
– Может, они правы.
– Они просто перестраховываются. Сейчас на лыжах даже младенцы катаются.
– Младенцы еще не катаются, – недоверчиво говорит дядя Санди.
– Катаются-катаются, я по телевизору видела.
Он пристально смотрит на меня и понимает, что я вру. И мы опять хохочем.
Мы плывем с ним брассом наравне, это он меня научил. Через время я устаю и переворачиваюсь на спину. Дядя Санди – тоже.
Тетя Бетси наблюдает за нами с берега, приставив ладонь козырьком ко лбу.
– Вы уже подготовили там все для съемок? – спрашиваю я.
– Да.
– Понастроили декораций?
– Немного.
– Вы все время будете снимать в этом горнолыжном лагере?
– Нет, мы и на студии будем.
– Почему ты едешь именно в наши горы и не хочешь поехать куда-нибудь подальше?
– Подальше – по смете будет гораздо дороже.
Я брызгаю на него водой.
– Ты рассуждаешь, как промышленник.
– Я и есть промышленник, кино – это мой бизнес.
– Кино – это еще и моральный аспект.
– Ну с моралью у меня вроде всегда все в порядке, – говорит Санди, – краснеть перед обществом не приходится.
– Да, – поддакиваю я, – бабушка Аманда видела все твои фильмы по несколько раз и еще ни разу ни в одном эпизоде не отвела глаза от экрана.
– Вот видишь, – улыбается он, – это большой показатель.
– А сколько продлятся съемки? – спрашиваю я.
– Три месяца, но все будет зависеть от погоды. Мне нужно много снега.
– А еще что тебе нужно?
– Большая заснеженная поляна среди сосен, где я мог бы уронить вертолет.
– По-настоящему?
– Да.
– С людьми?
– Нет, там будет специальный кран и комбинированные съемки.
– А почему ты не снимешь все на студии?
– Мне нужен настоящий заснеженный склон, древние сосны, огромные сугробы и яркое солнце, – мечтательно говорит он.
– Вот бы посмотреть.
– На съемки тебя точно не отпустят, у тебя же экзамены.
– О да, я и забыла.
– Какая безответственность!
– Не беспокойся, бабушка Аманда с тетей Бетси тщательно проследят и напомнят вовремя. Что бы я без них делала?
– А сама взрослеть не собираешься?
– Не-е-ет, – улыбаюсь я и оглядываюсь на берег.
Тетя Бетси машет нам рукой, ей кажется, что мы слишком далеко заплыли. Дядя Санди тоже оглядывается.
– Они с тобой никогда не отдыхают, – говорит он.
Мы разворачиваемся и плывем к берегу.
– Они обещают отдохнуть, когда я выйду замуж, – говорю я.
Санди смотрит на меня очень внимательно, стараясь скрыть улыбку.
– И когда ты выйдешь замуж?
– Но я не хочу замуж!
– А что ты хочешь?
– Сбежать из дому с какой-нибудь заезжей цирковой труппой.
– И кем ты там будешь?
– Ну что ты, Санди, я же шучу! Побег с цирковой труппой – это вовсе не моя биография.
Он поднимает одну бровь.
– А что – твоя биография?
– Побег с какой-нибудь съемочной группой!
– Доминик, я серьезно.
– Хорошо-хорошо, совсем серьезно: моя биография – мраморные полы, витые колонны, звон хрустальных бокалов, выезды в открытом автомобиле, огромные шляпы с вуалью и дамский мундштук с сигаретой.
Он смеется.
– Особенно про мундштук мне понравилось, – говорит он.
– А о чем мечтаешь ты? – спрашиваю я.
Санди задумывается.
– Ты знаешь, ни о чем. Моя жизнь удалась. Все, чего я хочу, сбывается, все планы претворяются в жизнь. И рядом со мной люди, которые меня понимают.
Я смотрю на него во все глаза.
– Вот бы и мне такую легкость и простоту существования, – говорю я.
Санди смеется и тоже брызгает на меня соленой водой.
На мелкоте к нам подплывает тетя Бетси, она соскучилась, и ей хочется поговорить.
– Вы о чем разговаривали? – спрашивает она.
– О жизни, – отвечаем мы с дядей Санди почти одновременно и хитро смотрим друг на друга.
2
Вечером ко мне приходит Ванесса. Бабушка Аманда говорит, что у Ванессы слабая нервная система, а тетя Бетси – что у Ванессы просто нет силы воли.
Несмотря на отсутствие силы воли и массу других недостатков, Ванесса – моя лучшая подруга. Она живет недалеко от нас, так что мы с ней с детства привыкли крутиться неподалеку друг от друга.
Ванесса влюбляется во все, что встречается на ее пути. Если у нас в доме во время чаепития включен телевизор и у нас в гостях находится Ванесса, мы в очередной раз выслушаем, какой голубчик Николас Ланг, какая умница-красавица Кэролайн Мембир, какая очаровательная страна Гонконг и какой лучший город в мире – Рим.
Все, что показывают по телевизору или упоминают окружающие ее люди, приводит Ванессу в неописуемый восторг и благоговение. Посторонний человек счел бы все это за грубое притворство.
Но мы знаем Ванессу с рождения. Она была влюблена в каждую свою игрушку, кофточку, платьице и печь, в которой разогревалась ее молочная смесь.
Ванесса знает, что мы с Санди через неделю удираем без спроса в горы, она счастлива за нас и огорчена за бабушку Аманду и тетю Бетси.
– Сами виноваты, – говорю я, – если бы они нас отпустили, не пришлось бы врать.
– Они в ответе за тебя.
– Санди тоже в ответе за меня. Что со мной может случиться, если кругом будут взрослые люди?
– Бабушка Аманда и тетя Бетси переживают.
– Пусть привыкают, что я уже выросла.
Ванесса сидит на моей кровати, поджав ноги к подбородку, и разрабатывает стратегический план.
– Давай я приду к вам в гости с утра пораньше и буду их отвлекать.
– Как ты будешь их отвлекать? – говорю я, в очередной раз просматривая список крайне необходимых вещей, которые нужно будет тайно вынести из дома в раннее утро побега.
Вообще-то дядя Санди сказал, что все необходимое он купит по дороге, начиная от носков с подогревом и заканчивая теплыми курткой и шапкой. Лыжи нам выдадут на месте.
– Я приду к ним завтракать, – говорит Ванесса, – и буду вести отвлекающие разговоры.
Я отрываюсь от своего списка.
– Но они и так не будут волноваться, – говорю я, – они будут знать, что Санди просто забрал меня на показ своего фильма. Они даже не подумают о том, что во время завтрака мы уже будем подлетать к горнолыжному лагерю.
– Ну а вдруг? Вдруг понадобится моя помощь?
Вот такая она, Ванесса, добрая, бескорыстная, желающая обнять весь мир, всегда должна быть всем полезной.
– Ну хорошо, приходи к ним завтракать, – соглашаюсь я, – скрасишь их одиночество в мое отсутствие.
Потом мы с ней обсуждаем Маркуса, которого она недавно встретила в автобусе.
– Представляешь, отрастил челку до носа, ничего не видит, меня не заметил, он страдает по тебе, – делает вывод Ванесса.
– Да ну? – недоверчиво говорю я.
– Верно-верно, – кивает Ванесса, – очень страдает.
– Это ты загнула, он уже и думать забыл обо мне. А впрочем, как и я о нем, – говорю я, подавляя зевоту.
– Не может быть! Все вокруг только и говорили о вашей свадьбе, а они уже и думать друг о друге позабыли.
– Всем просто было нечем заняться, вот они и сплетничали.
– Все видели искренность ваших чувств!
– Не смеши меня, какая искренность чувств, если мы с ним знали друг друга с детства! О какой свадьбе могла идти речь? Замуж выходят за человека нового, таинственного и неразгаданного, а потом открывают и изучают его всю жизнь.
Ванесса сидит с открытым ртом и надкусанным печеньем в руке.
– Скажи, что ты пошутила! – говорит она.
– Я пошутила? Да я серьезна, как ясень!
– С тобой не соскучишься, – качает головой Ванесса. – Маркус мог бы открывать тебя всю жизнь.
Я пожимаю плечами.
– Наверное, ему показалось, что он уже все открыл.
Ванесса тянется за очередным печеньем, промахивается и опрокидывает тарелку с печеньем на пол. Потом мы с ней ползаем под столом, все там подбираем и стряхиваем с рук прилипшие крошки в тарелку.
– Я заберу своей собаке, – говорит Ванесса, – она не откажется.
– Если бы у меня была собака, она бы тоже не отказалась от тарелки с печеньем, – вздыхаю я.
– Маркус тоже собрался поступать в наш университет. – Ванесса не уходит от темы.
– Откуда ты знаешь? – равнодушно спрашиваю я.
– Его родители сказали моим родителям.
– Ладно, пусть поступает, места всем хватит, – разрешаю я.
Ванесса смеется.
– Его родители жалеют, что вы расстались.
– Это они тебе сказали?
– Нет, по их лицам видно.
– А-а.
Мы сидим под столом на моем цветном одеяле, которое Ванесса зачем-то прихватила с собой с кровати, когда полезла подбирать печенье с пола. Я представляю, что, если сюда зайдет тетя Бетси, ее хватит удар от увиденной картины.
Бабушка Аманда редко поднимается ко мне в комнату. Она горестно рассказывает всем, что ее старости уже не хватает на то, чтобы забраться на второй этаж собственного дома.
– Он тебе уже совсем безразличен? – недоверчиво смотрит на меня Ванесса, продолжая тему о Маркусе.
– Ну почему же. Я привязана к нему, как к нашей веранде, к пальме у входа и к кустам роз у заднего крыльца, – смеюсь я.
– И как к океану на закате, к скалам вдали и к звездам в ночной тиши? – лукаво спрашивает она.
– Не-е-ет, – говорю я, – океан, скалы и звезды – это то, что мне еще только предстоит встретить.
И мы с ней улыбаемся. Мы уже обсудили все вокруг и думаем, чем бы заняться дальше.
Но тут приходит тетя Бетси. И мы с Ванессой выслушиваем пространную лекцию о том, как негигиенично и невоспитанно сидеть на полу под столом на чистом спальном одеяле.
– Если никто не видит, то можно, – пытается вставить Ванесса.
– Только не скажи это при бабушке Аманде! – назидательно поднимает вверх указательный палец тетя Бетси.
Прежде чем идти дальше, нужно немного рассказать о Маркусе. Я знаю его с детства, как и Ванессу, он тоже все время был где-то неподалеку.
В детстве принимаешь мир таким, какой он есть. И даже не задумываешься, почему в твоей жизни присутствуют именно эти люди, а не какие-нибудь другие.
Просто выходишь на улицу, а там тебя ждет твоя компания. И какие-нибудь проблемы и разногласия, которые были вчера, благополучно забыты, потому что сегодня опять случится много нового и интересного.
С детства нас с Маркусом дразнили женихом и невестой, и к подростковому возрасту мы уже воспринимали это так же естественно, как овсяную кашу на завтрак. Знаешь, что это не очень вкусно, но понимаешь, что будет так, а не иначе.
И потому, когда мы выросли, наше будущее для окружающих было уже вопросом решенным. Да и нам самим казалось, что мы являем друг для друга судьбу, счастье и любовь.
Поэтому обжигающей любви юности у меня не было, возле меня все время крутился Маркус. А когда с человеком общаешься такое количество лет, трудно заметить, как, оказывается, мы духовно далеки друг от друга.
И только когда мой внутренний мир приобрел для меня какие-то более-менее ясные очертания, я стала потихоньку осознавать, что мы с Маркусом совершенно разные люди. Мы с ним никогда не держали одной точки зрения ни на один предмет, событие или явление.
– Нет одинаковых людей, – объясняла мне бабушка Аманда, – мы с твоим дедушкой Фредериком тоже никогда не держали одну точку зрения ни на один предмет, событие или явление.
– О да, споры были такие, что пыль столбом по всему дому стояла, – говорила тетя Бетси.
– Я бы так не сказала, – качала головой бабушка Аманда, – Так вот, о чем это я, – продолжала она, – на том и стоит наш мир: как нет идеальной книги или совершенного фильма, везде есть какой-то изъян, с которым кто-то будет не согласен, так и не бывает людей, точки зрения которых идеально совпадали бы.
– Я не об этом, – говорила я, – я пока не совсем понимаю, но мне кажется, что мир гораздо больше и притягательнее того маленького мирка, который мы с Маркусом для себя создали.
– Бетси, о чем это она? – расстраивалась бабушка Аманда.
– Она о том, что ей кажется, что Маркус – не ее человек.
– А кто ее человек?
– Ей кажется, что она его еще не встретила.
– Где же она его встретит, если кругом один Маркус?
– Ну вот пусть поступит в университет, там и встретит.
– Но мы же не знаем тех, кого она там встретит, а вдруг у них что-то плохое на уме?
– А вдруг ей мало того, что на уме у Маркуса?
– Так создайте себе мир побольше, – обращалась ко мне бабушка Аманда.
– С Маркусом этого не получится.
– Каждый человек сам творец своего счастья, – настаивала бабушка Аманда.
– Боюсь, что Маркус – это не мое счастье.
– То есть ты хочешь сказать, что он – прошедший этап?
– Ну почему же прошедший? Мы все к нему привыкли, пусть крутится неподалеку. Он уже – как наши ступеньки и перила на веранде. Такой же близкий, но от этого ни холодно ни жарко.
– Бетси, ты слышишь, что она опять выдумала? Маркус – это перила на веранде!
Словом, мне трудно было им что-то объяснить. Они не слышали меня и не хотели слышать, не понимали и не хотели понять.
Они не понимали, зачем нужно менять то, что годами слажено, отработано и худо-бедно действует. Вот есть молодой человек, который неплох собой, не слишком глуп, почти не зануден, по-своему ласков и приветлив.
Но я знала, что он никогда не совершит поступок, который выбьет землю у меня из-под ног. И я никогда не захочу проговорить с ним от рассвета до заката о какой-нибудь ерунде.
Не скажу, что он был уже прошедшим этапом, нет. Пусть мы дружим семьями, иногда они приходят к нам на обед или приглашают нас к себе на барбекю.
Но это не тот человек, перед которым я хотела бы встать на колени и сказать, что не могу заснуть без мысли о нем и не могу дождаться нового дня, чтобы вновь его увидеть.
Он уже ничем не мог удивить меня. А я его ничем удивлять и не хотела.
Ванессу я тоже знала с детства, но мы с ней никогда не были зависимы друг от друга, всегда ценили чужое мнение и не угнетали свободу друг друга. А если Ванесса иногда хотела за мной повторять, то это был только ее личный и моральный выбор.
Мы с Ванессой собрались стать журналистами. Мы ведь с ней мудры не по годам и понимаем, что только в этой профессии наши бурные фантазии смогут развернуться всласть.
Долгие годы, начиная с моего раннего детства, мои хлопотливые бабушка Аманда и тетя Бетси вели кропотливую работу, стараясь направить мои затаенные способности и мечты в правильное русло.
Они записывали меня во всевозможные кружки и тревожно присматривались к моим способностям и достижениям.
– Быть может, ты хочешь стать актрисой? – спрашивала меня тетя Бетси.
– Вряд ли, – отвечала ей бабушка Аманда, – вспомни, как она играла третьего волхва в прошлом году в рождественском спектакле. Ни экспрессии, ни эмоций.
– Какие эмоции, она же шла во втором ряду, зачем ей было напрягаться? – отвечала тетя Бетси.
– Да хоть в четвертом! Актрису ничто не должно смущать! Она должна и во сне вживаться в роль!
– Ничего подобного. Без камер все актрисы – нормальные люди.
– Актриса всегда должна представлять себя под камерами!
– Все-таки надо было отдать ее в балет, – меняла тему тетя Бетси.
– Да ее в три балетные школы не приняли. Ты же видела, как она ставила ноги!
– Надо было подольше с ней заниматься, человека разумного всему можно научить.
– Я сама не хотела, – напоминала я, – и специально ноги не так ставила, я вам уже сто раз признавалась.
– Напомни, напомни мне о моем склерозе, – вздыхала бабушка Аманда.
– А вокалом, как она занималась вокалом! – вспоминала тетя Бетси.
– Лучше не напоминай! – говорила бабушка Аманда.
– А вспомни, как она хотела быть криминалистом! Весь дом был усыпан этим железным порошком.
– Может, ты все еще хочешь быть археологом, как твоя трудолюбивая мать? – подозрительно спрашивала бабушка Аманда.