Текст книги "Бестиарий"

Автор книги: Эль Бруно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Раньше она редко занималась убийствами, только случаями мошенничества. Ее знания были беспорядочны и бессистемны, несмотря на пройденные ею курсы. Узнав что-то, она упрямо действовала так, как привыкла, встраивая полученную информацию в свой личный алгоритм.

Саша смотрела на фото глазами убийцы, внимательно оценивая элементы обстановки и характер преступления. Так, глядя на пол, она слышала шаги. Глядя на следы издевательства, чувствовала в собственных ладонях чужую жизнь и мысли.

Прошло минут пятнадцать, прежде чем Саша повернулась к Кристиану:

– Думаю, я поняла его. Я словно сейчас разговаривала с убийцей.

– Я слушаю, – спокойно произнес он, не сводя с нее оценивающего взгляда.

Саша чувствовала, как мысли разбегаются, и она говорит на выдохе, нервничает, твердит почти наугад. «Мне надо сдать экзамен чтобы он, возможно, вывел меня на улицу. Потом я придумаю что-нибудь. Не станет же он скручивать меня на людях…»

Ей стало страшно, но тон её голоса звучал небрежно, уверенно.

– Убийца – мужчина. Он очень умело мстит за погибшую мать, сестру, девушку, знакомую… но его хладнокровность как-то не вяжется с очень горячим характером убийства. Переоделся ночной бабочкой, не побоялся засветиться на камерах, – она нервно добавила: – Я не знаю, как много мне следует сообщать… Некоторая информация – чистые эмоции…

Кристиан медленно отошел от окна. Что-то изменилось в его лице – возможно, взгляд сделался острее, и Саше стало совсем не по себе.

– Продолжай.

– У него прямая осанка, которую получилось плохо замаскировать даже на каблуках. Это не балетная или танцевальная осанка и не осанка пловца, он – военный. Он брюнет – люди часто выбирают парики противоположного цвета своему натуральному оттенку волос. В его сообщении фраза «никогда не подниму руку». Так говорят мужчины. Женщина бы сказала «не трону» или «не убью». Поднять руку – чисто мужское выражение, – Саша не смотрела на Кристиана из инстинктивного страха увидеть на его лице презрение и насмешку.

– Всегда опираешься на такие ненадежные факторы, как эмоции и речевые обороты? Это рискованно, – равнодушно произнес Кристиан. – И непрофессионально. Что ещё?

– Он очень не хочет больше никого убивать – об этом говорят слёзы. Он взял маркер, приблизился к живому человеку, которого мучил, и зафиксировал слёзы на его лице. Ему было важно это подчеркнуть – момент раскаяния. Но… мне почему-то кажется, что, пусть и нескоро, но он убьет вновь.

– Почему? Каков критерий?

– Я не знаю, – она ссутулилась еще сильнее. – Просто… чувствую.

– А может он, нарисовав контуры слёз, хотел подчеркнуть боль другого, которой наслаждался?

– Нет, – категорично ответила Саша, позабыв о неуверенности. – Если бы он наслаждался болью другого человека, плевать ему было бы на маркер. Он бы получал кайф в процессе от зверств. И, может, фотографировал бы для себя лично. Слёзы – это в данном случае сантименты, на которых сделан жирный акцент. Он сочувствовал убийце. Он убивал так, как убивает нормальный, но доведённый до отчаяния человек. Сам характер убийства – сложно спланированный, зрелищный, полный символизма – говорит о том, что он потратил немало времени на подготовку, – Саша приблизила лицо к монитору. – Ему будто совершенно нечего терять. Словно в жизни его ничего не было, кроме подготовки к этому убийству. Не важно, кто окружал его и как он жил, все мысли его занимало это преступление. И ничего больше.

– И как он повёл себя после убийства? – спросил Кристиан, продолжая смотреть на Сашу.

Некоторое время она не отвечала, предельно внимательно рассматривая фото.

– Не оставил следов. Долгое время жил этим убийством. Нечего терять, – бормотала она себе под нос. – Оставил сообщение. У меня слишком мало информации…

– И всё-таки.

– Он должен посетить того, за кого отомстил, – ответила Саша.

– Обязательно. Потом он должен покинуть город и отправиться туда, где ему будет спокойно.

Саша агрессивно сдвинула брови и поджала губы. Ее колючий взгляд коснулся лица детектива, скрупулезно его изучая. На сей раз она говорила без всякого страха.

– Достаточно! Теперь расскажи больше о моих родственниках, – продолжал Кристиан. Он не изменил ни лица, ни своей позы.

Саша вздохнула, повернулась к нему.

– Судя по всему, тебя воспитывали, зная о твоём диагнозе, отнеслись к этому ответственно. Ты должен быть маньяком. Тут почти без вариантов. Но… ты им не стал. В тебе есть невероятное умение контролировать себя, самодисциплина, аккуратность, ты работаешь с полицией. Ты много раз уже мог поиздеваться надо мной, и я видела, что тебе этого хотелось. Но ты сдерживался, и тебе даётся это непросто. Сам к такому ты прийти не смог бы, садисты не так устроены, а психопатия у тебя врождённая. Выходит, это влияние значимых взрослых. Вероятно, отец. Будь это мать, всё окончилось бы плачевно, потому что ты ненавидишь её. Предположу, что родители занимают должности, заставляющие их много общаться с людьми. Возможно, в плане наставничества или опекунства – профессия врача, учителя или военного, – она задумалась, цепким взглядом изучая лицо Кристиана. – Ты думаешь, что в чем-то сильно провинился. Это – не совесть. И ты не коришь себя за психопатию. Ты действительно сделал нечто ужасное. Чтобы воспитать тебя таким, тебе требовалось уделять максимум времени. Младших родственников с такими ответственными родителями у тебя нет, хотя… – она нахмурилась. – Нет, я ошиблась. У тебя вполне может быть кто-то именно младше тебя. Если тебя учили брать на себя ответственность за младших, то это тоже могло позитивно сказаться на твоём воспитании.

Кристиан поднял руку и пробормотал уже не холодно, а тихо:

– На этом всё. Для посторонних официально тебя зовут Диана. Ты моя троюродная сестра, за которой меня попросили присмотреть, пока ты находишься проездом в Москве. Сейчас мы позавтракаем, а потом поедем в морг. В этот раз попытка побега будет стоит тебе сломанной руки и полугода жизни. Я люблю насилие над женщиной, если она сама меня о нём просит, и очень, – он вздохнул, выделяя это слово, – очень не хочу, чтобы ты вынуждала меня идти на подобные меры. Ты же понимаешь, что я на них пойду, верно? Или требуется доказательство?

– Нет, я успела убедиться в том, насколько ты…

– Осторожно.

– То, что я этого не произнесу вслух, ни разу не означает, что я не буду так думать.

– Сколько хочешь. Но мы позже обговорим вопрос нашего устного общения.

– Кристиан, – она покачала головой, подняв плечи, – я не думаю, что смогу общаться с кем-то.

– Со мной ты общаешься.

– Ты хорошо меня видишь? – огрызнулась она.

Она права. Я не внимателен к её внешним проявлениям. Сейчас она сидит, вжав голову в плечи, руки её сильно дрожат, она дёргается всякий раз, когда я начинаю ходить и нервно оглядывается, когда я у неё за спиной.

– Ян слова не смогу произнести толком. Буду запинаться, нести околесицу и трястись.

– Понятно. Я дам тебе успокоительное. Разговаривать тебе не требуется вообще. Просто будь рядом и наблюдай.

– Нам обязательно идти туда, где много людей? – нервно спросила Саша.

– Как ты выживала в больнице?

Подумав, она сказала:

– Я пряталась за книгой, могла сильно уйти в себя. Но среди нормальных людей я буду выглядеть странно… – в голосе её начинала звенеть паника. – Они поймут. Они увидят, что я – ненормальная, – Саша стала нервно скрести ногтями ранку у своего подбородка.

Кристиан вздохнул:

– Да, ты выглядишь не лучшим образом. Но успокоительное тебе поможет. Я дам тебе блокнот. На людей можешь не смотреть.

Саша дрожала:

– Ты сам виноват. Если кто-то поймёт, что я ненормальная, не обвиняй меня в этом. Я около года не была среди людей. Вокруг меня всегда были психи. И теперь я знаю, что все нормальные люди – это жестокие мрази. Двуличные и злые. Каждый, без исключения, безумец под маской обыденности.

– Даже твоя семья?

Саша, подумав, пробормотала:

– Их я теперь тоже очень боюсь.

«Их взглядов. Их реакции на меня».

* * *

Наблюдая за ней, Кристиан заметил ее неуклюжесть, постоянную дрожь в руках. Саша страдала острой формой социофобии, и выглядело это временами жалко. В каждом движении ее тела просачивалось затаённое сомнение, даже если она просто брала при ком-то в руку столовый прибор. Она почти никогда не разжимала кулаков, если ладони ее были свободны. В отсутствии надобности лицемерия ее мимика приобретала расслабленность и неподвижность, взгляд выражал постоянный вопрос: «А я точно существую? Вы уверены? А я правильно существую? Никому не мешаю?»

По дороге в морг они заехали к парикмахеру. Псевдосестре Кристиана требовалось сменить прическу и хоть как-то привести себя в порядок.

Там отрезали ее длинные, тонкие и вечно спутанные волосы, сделав стрижку гораздо более аккуратной и строгой. Она преобразила внешность лишь в сторону неузнаваемости, но не красоты – это было бы невозможно с лицом Саши без использования качественной косметики. Седая прядь выглядела выкрашенной в серебристый цвет, словно бы дань моде.

Затем они заехали на рынок. Она боялась чистых, зеркальных поверхностей, глянцевого блеска пола и ослепительных люстр.

Торопясь уйти, Саша взяла себе свитер потеплее, шапку и кроссовки, даже не заметив, что они мужские. Это была не скромность, а бытовая расчетливость.

Она шла к машине за Кристианом и оглядывалась, понимая, что сбежать сейчас ей ничего не стоит. Ей хотелось сделать это, и угрозы Кристиана не слишком её останавливали. Но в голове ярко вспыхнуло воспоминание, показавшееся ей в ту секунду физически ощутимым. Воспоминание того, как она читала характер преступника с фотографии. Саша силилась понять, что именно тогда случилось с ней – яркая вспышка озарила сознание, переключила крохотный рычаг в ее больном естестве, завела давно уснувший механизм…

Саша стояла перед BMW и смотрела на окно машины, по которому стекали растаявшие снежинки. Возможно, больше случая сбежать не представится. Кристиан, не глядя на нее, что-то просматривал в своем телефоне. Он быстро набирал текстовое сообщение. Мелкий снег таял на его шее, неприкрытой шарфом, ветер нещадно трепал светлые волосы, аккуратно, но просто собранные в хвост. Рынок кричал и жил множеством запахов, голосов, и бытие всего и сразу обострилось кончиком копья, вонзившегося в грудь Саши непреложным намерением, осознанием – более важным, чем вся ее жизнь на тот момент.

Она возненавидела Фишера и не считала необходимым с его стороны спрятать ее в клинику на десять месяцев. Он сказал ей: мне нужен солдат, а не работник. Требуется тот, кто положит жизнь на помощь Кристиану – этого она делать не собиралась.

– Ты узнал, почему Марина покончила с собой, прыгнув с моста? – спросила Саша. В простом вопросе крылся подвох, но Фишер не умел ощущать такие вещи, он ответил, не глядя на девушку и не считая нужным врать:

– Нет. Хотя до сих пор намерен это узнать. И узнаю.

– Зачем тебе это? – требовательно спросила она.

– Что ты испытываешь, когда тебе удаётся прочитать зло в человеке, найти его корень?

– Досаду, – вздохнула Саша, нервно пожимая плечами. – Радость от разгаданной загадки. Печаль.

– Откуда печаль и досада?

– Потому что даже если я найду этот корень, прочту человека, это ничего не изменит. Я не смогу поймать его, не смогу сделать так, чтобы он больше не причинял зла.

Кристиан посмотрел ей в глаза:

– А я смогу.

В ту секунду она приняла самостоятельное решение: пока не сбегать.

Таков бич всех неплохих людей – ужасно хотеть стать необходимым, вписаться в общую картину социума, чтобы поддержать ее, даже если втайне они ее ненавидят.

Она решительно потянула на себя дверь пассажирского сиденья и столкнулась взглядом с Кристианом. Саша была готова поклясться, что в ту секунду его глаза смеялись.

Я бы сравнил ее с горгульей из-за ее угловатости, вечно склоненной вперед шеи и тощих рук. Наверное, другие люди заметили бы ее красивое сердце. Я же видел в ней фонарик, без которого пришлось бы искать моих чудовищ на ощупь.

* * *

Судебно-медицинский морг между небольшим кладбищем и набережной, носящей грустное название «Госпитальная», был сразу не заметен с дороги. К нему примыкал корпус, где расположилась лаборатория. Неряшливая, грязная территория двора, требующая ремонта, здание крематория… Тонкие осины и клены росли здесь беспорядочно, в их сломанных ветвях притаились галки – таково было последнее пристанище убитых, забытых и истерзанных. Со стороны пропускной будки слышался смех – на холоде охранники согревались горячим чаем в термосе.

– Привет, Кристиан, – немолодой уже мужчина в ватнике без интереса посмотрел на Сашу и помахал рукой детективу. – Она пришла, ты вовремя.

Она – Вера – была лучшим медицинским экспертом в царстве мертвых, талантливым криминалистом, химиком, и Кристиан прекрасно это знал. И использовал её.

Покалеченный временем и колёсами машин, асфальтированный подъезд вел на неопрятную внутреннюю территорию морга, заставленную редкими автомобилями.

Неприятно звонкий голос Веры разносился по коридору, пока она ругала какого-то нерадивого лаборанта, и это значило, что она – не в настроении. Саша на всякий случай спряталась за спину Фишера. Ей стало страшно. Ноги подгибались, в горле пересохло. Она каждую секунду старалась следить за своей мимикой, чтобы на ней случайно не отобразился ужас.

Увидев Кристиана, Вера отпустила свою жертву и, недобро сдвинув брови, зашагала к нему навстречу. Он сразу заметила возле детектива застывшую незнакомку. Саша улыбнулась вежливо и слегка виновато.

– Этот тип тащит сюда исключительно тех, кого намерен от себя отвадить, – скептически сообщила ей Вера вместо приветствия.

– Моя сестра. Полжизни не виделись, но теперь таскается за мной везде, тоже хочет стать детективом, – усмехнувшись сказал Кристиан. – А еще мне нужно взглянуть на труп. Ей тоже.

Вера едва удостоила девушку вниманием, подчеркивая то, что намерена разбираться с нахальным Фишером:

– Крис, ты – одно дело, но ей – не положено.

– Ничего страшного, – робко вмешалась Саша. – Кристиан всё равно не верит, что я на что-то сгожусь, – она нервно и беспомощно улыбнулась.

– Ну, конечно, он же всех умней, – Вера, вскипев, недовольно посмотрела на детектива.

Кристиан мельком, но очень внимательно, взглянул на Сашу. Он выговорил медленно:

– Ты же рухнешь в обморок, если увидишь труп.

– Трупы мне видеть уже приходилось, – тихонько возразила Саша. Вжав голову в плечи, она спрятала руки за спину. – И пока со мной всё в порядке.

– Ты – женщина. С тобой по жизни ничего не может быть в порядке, – прищурился Кристиан.

– Помолчи, – строго цыкнула ему Вера. – Ты, прямо, как мой преподаватель. Тоже думал, раз я – единственная девушка на курсе, значит, можно устроить раздолье для своего шовинизма, за который ему дома достается от властной женушки. Ей разрешается посмотреть на тело, – Вера царственным движением руки сняла с вешалки два медицинских халата и протянула им.

Замечена способность к адаптации. Способность читать людей машинально заставляет Александру видеть слабые места в человеке, на которые можно надавить. Она использует свой беспомощный, неказистый облик, большие глаза и мимику, как инструмент манипуляции. То есть, даже собственную слабость она сейчас использовала, как оружие, чтобы манипулировать Верой и заставить её позволить ей посмотреть на труп.

Это прецедент или она, в принципе, так себя ведет?

В пропитанном холодом и покрытом пожелтевшим, мелким кафелем, помещении, было страшно. Тусклые лампы предсмертно мигали, угрюмый инструментарий и аппаратура походили на части адского механизма. На морозильной камере в углу лежал пакетик из «Макдональдса» и смятые, резиновые перчатки. Сильно воняло хлоркой, а полы блестели – видимо, недавно делали плановую уборку. «Сеня, твои легкие на второй полке снизу, я переложила. Галя», – значилось на желтеньком листочке, на холодильнике. Рядом валялся изрисованный шариковой ручкой резиновый магнит, изображающий Джека-фонаря. С улицы был слышен плач. Из коридора – смешки и чьи-то голоса. Паноптикум.

Саша вместе с Кристианом, прошелестев бахилами, огляделась и ненадолго утратила возможность двигаться из-за увиденного: на вытянутом столе лежало, ничем не прикрытое, тело мужчины.

Это чувство у нее было неконтролируемым – стоит ей лишь на несколько секунд замереть, сконцентрировавшись на человеке, и вот уже Саша представляла себя в его шкуре. Теперь, увидев труп, она почувствовала, что ниточка внимания, протянутая между ними, неожиданно превратилась в гниющую, ноющую пуповину, и тлетворность невозмутимо проедает в солнечном сплетении дыру. Спектр ее чувств нагнетался густым фоном и заглушал звуки. В ее сознании всё стало двигаться плавно, будто под водой.

Кристиан приблизился к телу, засунув руки в карманы, а Вера сказала:

– У вашей преступницы немалая физическая сила.

– Это мужчина. И теперь я вижу больше, – Кристиан сдержанно улыбнулся. – Диана, хочешь взглянуть?

Когда девушка приблизилась к трупу, ее мимика вновь, как вчера ночью, приобрела странное, окаменелое выражение. Говорить при Вере она очень стеснялась, поэтому достала блокнот и стала записывать. Рука у неё сильно дрожала. И чем отчаяннее Саша пыталась это скрыть, тем сильнее она дрожала. Это не укрылось от взора патологоанатома.

– Ты в порядке? – спросила она.

– Да, я… тороплюсь просто, – Саша неуверенно улыбнулась и снова посмотрела на труп. Набравшись смелости, она произнесла: – Убитый ведь имеет криминальное прошлое, верно?

– Я ещё не проверила. Только закончила заниматься телом. Его пальчики придут ко мне после обеда, – ответила Вера. – А почему ты решила, что это – криминальное прошлое?

Саша сглотнула. Надо отвечать. Она почувствовала, как земля под ее ногами плывёт и вот-вот провалится.

– Элементарно, – внезапно ответил Кристиан. – Тот, кого мы ищем, за что-то ему мстил. По всей видимости, наша жертва совершила преступление. Когда мы узнаем, кто он, сможем в этом убедиться.

– Н-нет, дело не в этом, хотя ход твоих рассуждений логически верный, – наконец, пробормотала Саша. – Просто у него есть физиогномические черты убийцы. Мимические морщины прямо указывают на то, какие эмоции мы выражаем чаще всего. У нервных людей асимметричный рот, как бы постоянная усмешка – один угол губ постоянно поднят и половина верхней губы может быть толще другой, например. Выражение гнева бывает разным и по-разному отображается в морщинах на лице. Например, морщинка у переносицы. Она может быть вертикальной, когда человек хмурится, словно усиленно рассуждает над чем-то. А бывает горизонтальная морщинка у переносицы. Это выражение гнева, когда надбровные дуги движутся вниз, к носу. Это говорит не только о постоянной гневливости и тяжёлом характере, но ещё и о потенциальной способности убить. Эта морщинка передалась нам от наших агрессивных предков.

– То есть, дело только в одной морщинке? – с сомнением спросила Вера.

– Нет, конечно. Она, вообще-то, часто встречается у мужчин его возраста. Один фактор может ничего не значить. Но у него при этом тяжёлая челюсть, очень тонкие, втянутые губы, глубоко посаженные глаза и скошенный затылок. И это – не считая деталей на руках. Когда признаков очень много, это уже не совпадение, – попыталась оправдаться Саша. – При этом они ничем не уравновешиваются. Я бы сомневалась, если бы у него были ровные пальцы или другая форма глаз и ушей.

– Тогда выходит, что каждый преступник должен обладать такими признаками.

– Признаков много, они у каждого проявляются индивидуально, – с охотой отозвалась Саша. – Вот, например, вы. У вас большие глаза, но при этом тяжёлый подбородок и небольшой рот. С виду кажется, что вы хрупкая, ранимая девушка, но у вас непростой характер, вы упрямы, умны, в то же время взбалмошны. Такой, как вы, лучше не давать должность начальника или директора, потому что вы не умеете контролировать свою любовь к власти.

– Так, хватит, – нахмурился Кристиан. – Я здесь не за этим. Ты впечатлишь её в другой раз, ладно?

– Не выносит, когда кто-то перетягивает одеяло на себя, – тихо заметила Саше Вера. – Видела бы ты, как он работает с Димой вместе.

Кристиан, перестав обращать внимание на патологоанатома, требовательно спросил:

– Почему убийца провел с ним много времени? По времени всё, что он сделал в хостеле, уместится в один час, но преступник скрылся на рассвете. Что он там всё время делал?

Саша молчала. Потом ответила тихо, продолжая смотреть на труп:

– Он разговаривал.

Кристиан заинтересованно прищурился, словно строгий профессор математики на экзамене или инквизитор на допросе.

– Жертва умерла за несколько часов до ухода убийцы. Едва ли он общался с трупом.

– Тем не менее, он говорил. Он долго планировал это убийство, долго старался. Это была его возможность выговориться. Возможно, имел место монолог…

Детектив переглянулся с девушкой, и та окоченела под его бесстрастным взором.

– Всё ясно, – и Кристиан, забыв про свою временную помощницу, быстрым шагом вышел из комнаты.

Саша собралась выскользнуть за ним, но Вера её остановила:

– Подожди. Выходит, ты сестра Кристиана? Я никогда о тебе не слышала.

«Проклятье!»

– Троюродная, да, – Саша смотрела в пол. Без Кристиана ей стало гораздо труднее держать себя в руках.

– Я не могла не заметить. Ты… боишься его?

Саша подняла на неё взгляд и потрясла головой:

– Конечно, нет. Просто в моргах мне и правда неуютно. Трупов я не боюсь, а вот сама атмосфера – давящая.

Она умела врать, придумывать на ходу и играть. Много раз она притворялась перед медсестрами и опасными больными. Провести Веру труда не составило.

– Понятно. Что ж, надеюсь, вы сработаетесь. Крис один берёт на себя все дела, а помощники ему попадались бестолковые. Ты здорово разбираешься в физиогномике. Отпечатки пальцев тоже изучала?

– Конечно. Ещё графологию, сетевой профайлинг, изучение походки, мимики, привычек, предметного мира вокруг человека…

– Ого! И такая юная еще. Я тоже моргов сначала немного боялась, но потом привыкла. Ну, не стану тебя задерживать, – дружелюбно улыбнулась она.

Саша попрощалась с Верой и поспешила выйти в коридор.

Голова у неё кружилась, к горлу подступала тошнота. Она почувствовала, что пол перед глазами качается, а потом реальность помутнела, и Саша поняла, что плачет. Потом кто-то взял её под руку. Это был Кристиан. В первую секунду она отскочила от него, как ошпаренная. Вырвавшись, она пошла сама, чуть успокоившись.

– Очень неплохо для человека, вроде тебя, – заметил Кристиан.

Саша молчала. Её не хватало на ответ.

– Похоже, нужно дать тебе немного отдохнуть. Будь так добра, не высовывайся больше. Я уже успел оценить твои мозги и демонстрации не требуется.

«Это не ради тебя, – подумала она, посмотрев на него с ненавистью.

– Просто мне тоже интересно стало. Всё равно, я вроде как пытаюсь к тебе в доверие втереться».

– Ты узнал там всё, что хотел? Так быстро? – вяло спросила она, садясь в машину.

– Да.

– И что ты узнал?

– Их в любом случае надо поймать, – ответил Кристиан. – Хотя мне и не хочется. Но надо кое-что проверить.

– Их? – нахмурилась Саша.

– Конечно.

Фишер больше ничего добавлять не захотел, но Саша в упор не могла понять ход его размышлений:

– То есть, у него был сообщник? Почему ты так подумал?

Кристиан пожал плечами, процедил:

– Отстань!

– Не хочешь блеснуть интеллектом?

– Нет!

– Если ты не будешь со мной делиться, я не смогу работать в полную силу.

Манипуляция сработала. Кристиан, подумав, заговорил:

– Убитый – не здешний, перебивался от заработка к заработку на стройках. Зарплаты ему хватало только на то, чтобы снимать койко-место в квартире. Не сидел. Дело в том, что бетонная пыль содержит в своем составе измельченный песок. Чаще всего он – сланцевый, а значит, въедается в кожу рук, его проблематично вывести, и на ладонях остается едва заметный, светлый осадок. Вывод: убитый работал на стройке.

– Почему не на заводе?

– Ты внимательно изучала фото?

– Да.

– Нет, – резко ответил Кристиан. – Иначе бы ты заметила среди вещей убитого лист с расписанием, написанным шариковой ручкой, а также список улиц. Там везде ведутся строительные работы от одного и того же застройщика. Ты упомянула, что преступник разговаривал после убийства, но не знала, с кем. Это – не монолог. В комнате нет никаких посторонних следов, кроме тех, что оставили в ковре туфли на шпильке, но я заметил распахнутое окно. Ни на нём, ни под ним ничего не найдено, но сообщник пробрался именно так – ему открыли изнутри, когда началось представление. Я сомневался в этом, конечно. А потом сосредоточился на шрамах, которые свидетельствовали о борьбе. Он отбивался не от одного человека, а от двух. Второй появился позже. Я не люблю объяснять, Александра, – добавил он. – Меня раздражает чувство потерянного времени.

– Куда мы едем? – резко спросила Саша.

– Менять тебе бинты для начала. И прекрати головой вертеть.

* * *

Вера показалась Саше хорошим человеком. Она явно была не в курсе чудовищной натуры своего друга. И он действительно помогает расследовать какое-то дело полиции, хотя зачем-то врёт, что не ловит преступников.

«Он мог бы просто пригласить меня работать, – думала Саша с раздражением, обидой и досадой. – А вместо этого зачем-то запихал меня в психушку и начал мучить. Он сказал, что ему нужен солдат, а не помощник. Он сказал, что не ловит преступников. Я не понимаю ничего! И не уверена, что хочу понимать. Мне нужно только вычислить момент, когда я смогу сбежать. И следует быть очень осторожной, ведь я не смогу убежать к семье…»

Вот почему теперь она думала о Вере. Патологоанатом могла стать неплохим её шансом припереть Кристиана к стене. Осталось чуть-чуть подождать. Саша запомнила адрес ее работы. И она знает теперь, что ей сказать, когда она увидится с ней в следующий раз…

«Ты пытаешься создать условия для Стокгольмского синдрома, – думала Саша, глядя на Кристиана. – Ничего у тебя не выйдет. Подожди немного, я тебе еще отплачу за то, что ты сделал с моей жизнью».

Кристиан вошел с девушкой на кухню и вытащил аптечку. Он аккуратно снял фиксирующий воротник, и она подавила желание почесать шею. Бережно, что противоречило его тону и характеру, он размотал пояс, препятствовавший кровотечению.

– Ты почему не дышишь? – строго спросил он, внимательно рассматривая рану.

Саша нервно призналась сквозь сжатые губы:

– А как думаешь сам? Просто жду, когда ты закончишь.

Она зажмурилась от искреннего неприятия и отвращения. Ее ладони сами сжались в кулачки. Ей казалось само его дыхание тлетворным, как у ходячего мертвеца.

Кристиан игнорировал это и никак не прокомментировал её ответ. Ваткой со спиртом он протер рану и смог рассмотреть ее лучше. Если бы порез оказался глубже хотя бы на один миллиметр, спасти девушку было бы невозможно.

Он наложил на шею аккуратную повязку и снова надел ей фиксирующий воротник. Затем подался назад и сказал, глядя куда-то в сторону:

– На данный момент ты полезна, только если жива. Ты успела засветиться перед моими знакомыми, так что умереть я тебе не позволю. Теперь, если ты от меня убежишь, я сломаю тебе ноги.

Слова звучали сухо, как из динамиков магнитофона.

– Ты же понимаешь, что тогда со мной точно нельзя будет договориться, – осторожно заметила Саша.

– Просто найду тебе замену, – не смутился он. – Смерть инвалида от несчастного случая подстроить легче, чем убить недавно найденную, здоровую сестренку, понимаешь? Так что сначала я сломаю тебе ноги. Это будет страшная трагедия. А потом еще осложнение, внезапный тромбоз из-за случайного заражения крови – ты ведь к себе так неаккуратна.

Он медленно повернул к ней голову, и Саша почувствовала себя добычей динозавра. Она молчала, всматриваясь в неподвижное лицо манекена и не знала, что сказать, как не знала бы, что на это сказать мёртвому зайцу. Неприятный спазм в горле не позволял ей говорить.

– Тебе придется так или иначе со мной сотрудничать. Воротник будет на твоей шее еще сутки, ты неуклюжа и вечно вертишь головой. Позволь уточнить, ты не собираешься сейчас умирать?

Саша мрачно прошипела:

– Пока нет.

– Предупреди, если захочется.

– И что тогда?

– Пристегну тебя наручниками к кровати и некоторое время ты будешь питаться большим количеством сладкого. Это чуть-чуть поднимет уровень эндорфинов. Кстати, хочешь конфетку?

* * *

Саша сидела на кухне уже почти два часа. Порой Кристиан видел ее с закрытыми глазами. Он не нарушал ее одиночества, а она и не думала общаться с ним. Иногда ему казалось, что даже не наблюдая за Фишером, Саша всё-таки видит его сквозь стену, отделяющую кухню от кабинета. Это постоянное ощущение присутствия было Кристиану неприятно и незнакомо.

Когда пришло письмо, детектив сидел в соседней комнате. Едва он нажал курсором мышки по иконке почты два раза, как Саша открыла глаза, снова ощутимо напряглась и нахмурилась, не заметив, как задержала дыхание. Поэтому, когда Кристиан зашел на кухню, она смотрела на него без удивления, с ожиданием:

– Есть результат анализа отпечатков пальцев убитого? Ты стал клацать мышкой и клавишами более быстро.

«Это не внимательность, а следствие ее всегдашнего напряжения. Многие люди долго не выдерживают в подобном состоянии», – немедленно рассудил Кристиан.

– Его зовут Артур Асламбеков. Сорок три года, не женат, дважды разведён, не служил. У нас есть его адрес. Официального места работы нет. Его задерживали два раза в позапрошлом году по подозрению в изнасиловании и убийство девушек, один раз по подозрению в краже. Отпускали. Я дал запрос Диме поднять подробности всех случаев его задержания.

Саша оживленно спросила, подняв брови:

– Слушай, если наш мститель знал, кому именно мстить, то мы можем совсем скоро его найти. И это объясняет, почему убийца постарался избавиться от документов. В том хостеле не было регистрации по паспорту.

Внезапно она поняла, что выпалила это искренне. Ей становилось интересно это расследование.

– Да, вероятно, скоро мы вычислим преступника, – отозвался Кристиан безразлично. – Пока что поедем на тот адрес, который указан у Артура адресом прописки. Придется контактировать с ненадежными элементами, – и пояснил на взгляд Саши: – с людьми. Ты ездишь со мной, но не вмешиваешься. Просто смотришь, как я допрашиваю, делаешь заметки, ясно?

– Это я могу. А когда уже закончится твой экзамен?

«И что, чёрт возьми, будет потом? Когда ты дашь мне возможность поболтать с Верой наедине?»

– Сначала поймаем убийцу. Потом мы вернёмся к проблеме, которая раздражает меня уже год. Потом я займусь перепиской твоей жизни. Нужно менять тебе имя и дать тебе новое существование. Тогда ты будешь готова к работе со мной.