Текст книги "Когда выпал снег"

Автор книги: Эдгар Чернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Глава 4

В конце «вечера» Анастасия Сергеевна заявила, что «молодым» постелили в дальней гостевой комнате. Мол, там им будет очень удобно и кровать мягкая. Багрянов скривился в подобии улыбки, думая: «Чёрт!».

Но ничего не попишешь, посвящать посторонних в подробности их совместной жизни совершенно не хотелось.

К десяти вечера дом стих, расслабленно закряхтел и задремал. Сергей решил не снимать брюки, понимая, что самое страшное уже случилось и терять нечего, но тем не менее. Спустив подтяжки, поэт снял рубашку и лёг к стене, сразу же к ней отвернувшись. Вскоре кровать заскрипела, сообщая, что Олег лёг рядом.

– Может, ляжешь на пол? – прошептал Сергей, недовольно поджимая губы.

– Ага, щас, – ухмыльнулся тот.

Багрянов перелёг на спину и поморщился, поскольку боль в заду тут же дала о себе знать. Спать, повёрнутым спиной к супругу, было почему-то страшно, хоть Серёжа и понимал, что это глупо. Ну не изнасилует же тот его во сне!

Сергей повернулся на левый бок и посмотрел на профиль Мелисова. Тот ухмыльнулся, глядя в потолок. Багрянов не мог отвести взгляд от мужчины и был излишне напряжён. Когда ему начинало казаться, что на веки садится сон, он силой воли отгонял его и снова впивался взглядом в очерченный темнотой профиль. В какой-то момент Мелисов медленно повернул к нему голову, его глаза казались устрашающе чёрными. Внутри у Сергея всё похолодело, он с ужасом ждал, что будет дальше, боясь моргнуть. И вдруг Олег потянулся к нему, словно хотел поцеловать, но через пару секунд замер и клацнул зубами так, словно планировал откусить ему нос. Багрянов отпрянул назад и ударился затылком о стену. Застонав от боли, он принялся тереть ушибленную голову. Олег ухмыльнулся, наблюдая за мужем, а потом не выдержал и тихо рассмеялся. И Сергей подумал, что это просто ужасный смех. Он так и проспал, прижавшись макушкой к стене, и от неудобного положения позвоночника, утро поэт встретил с болью в шее.

Олега в кровати уже не было, он сидел за столом в столовой и пил кофе вместе с остальными. Багрянов спустился вниз, чуть ли не постанывая от болезненных ощущений.

– Ой, дядя Серёжа проснулся! – радостно произнесла Таня, откусывая от куска яблочного пирога.

– Спит прямо как Спящая Красавица, – с ухмылкой заметил Мелисов.

Сергей бросил на него испепеляющий взгляд и сел за стол.

– Как спалось? – любезно спросила Антонина Сергеевна, наливая гостю кофе.

– Просто потрясающе, – пробормотал Багрянов и снова потёр шею.

– Ещё бы. Тут такой воздух… Ух, прелесть! – заметил Борис Леонидович, делая глоток дымящегося кофе. – Чего-нибудь привести из Москвы, товарищи собравшиеся?

– Домино коробочку, – вдруг оживившись, произнёс молчаливый дедушка Юра.

По его выправке, манере разговаривать и тёплому взгляду голубых глаз, становилось понятно, что он родился в интеллигентной семье. Возможно, даже был дворянином. Сергей смотрел на породистое лицо мужчины и пытался представить его молодым.

– Привезите ниток шёлковых… фиолетовых или сиреневых. Я Тане шью платье, – улыбнулась Анастасия Сергеевна, для которой правнучка была настоящей отрадой. – Олежа, ты ведь тоже едешь?

– Да. Срочно вызвали из комиссариата, – вкрадчиво ответил брюнет и промокнул углы губ тряпичной салфеткой.

– Через сколько едем? – спросил Сергей, испытывая острое желание вернуться в город. Можно встретиться с товарищами, да и нужно как-то поучаствовать в подготовке к похоронам Гринёва.

– Ты останешься здесь, – властно отозвался Мелисов, даже не взглянув на мужа.

– Что? Почему? – в душе поэта снова начало зарождаться возмущение.

– Обсудим это после, не за столом, – отчеканил мужчина, делая небольшой глоток кофе.

– Зоя, а поставь пластинку! – елейно проговорила Антонина Сергеевна, дабы перевести беседу в иное русло.

Вскоре послышался шорох винила, а затем дом заполнило пение Петра Лещенко. Сергей поел немного каши и выпив чашку кофе, вернулся в спальню. Он успел заметить, что Мелисов оставил там пиджак, следовательно, он обязательно вернётся, чтобы надеть его.

И спустя пять минут тот действительно появился.

Сергей, стоящий у окна, впился в него испепеляющим взглядом и грубовато спросил:

– Какого чёрта? Я тоже хочу в Москву.

– Ты останешься здесь на пару дней.

– Зачем?

– Так надо, – Олег взял пиджак и надел его, невольно замечая, что вещь помялась.

Два часа назад позвонили из столицы и сообщили, что Мелисов должен быть на работе, видимо, произошло какое-то ЧП. Появляться в мятой одежде совершенно не хотелось.

– Кому надо? – не отставал уязвлённый Серёжа.

– Вернусь за тобой послезавтра. Всё, разговор окончен.

– И только попробуй не вернуться. Мне надо быть на похоронах! – экспрессивно ответил Сергей и отвернулся к окну.

– На чьих? – изогнув бровь, поинтересовался брюнет, приглаживая волосы ладонью.

– Одного хорошего поэта. Он повесился.

Мелисов как-то странно посмотрел на супруга, но ничего не сказал. Спустя двадцать минут вся семья столпилась у веранды, провожали Олега, который приезжал к ним довольно редко, потому был просто драгоценным гостем. Простившись с каждым, Мелисов остановился возле мужа.

– Веди себя хорошо и скучай по мне, – громко произнёс он и вызывающе ухмыльнулся.

– Ой, буду так сильно скучать. Вообще не знаю, как проживу без тебя эти два дня, – язвительно ответил Багрянов.

Старики не заметили язвительности и ещё раз умилились, какая хорошая образовалась пара. Таня стояла рядом с Сергеем. Когда автомобиль Бориса выезжал на дорогу, она принялась отчаянно махать рукой, провожая любимых дядю и дедушку.

– Веди себя хорошо и не докучай Серёже, поняла? – назидательно сказал Казимир, поправляя берет на голове дочери.

– Я никогда не докучаю! – чуть ли не с возмущением ответила девочка.

– Мне нужно уехать по делам. Слушайся старших, – добавил мужчина, затем посмотрел на Сергея, рассеянно ему улыбнулся и пошёл прочь.

– Прохладно сегодня… Идёмте в дом, – предложила Анастасия Сергеевна.

– Пойдёмте кое-куда? Я вам покажу тайное место, – прошептала Таня, беря Серёжу за руку.

– Ой, нееет, – простонал тот.

– Не будьте таким нелюбопытным! Так вся жизнь мимо пройдёт! – со знанием дела ответила девочка.

Багрянов внимательно посмотрел ей в глаза и сдался.

***

В кабинете было душно, с лица комиссара Довлатова стекали капли пота. Он сидел прямо напротив Мелисова и тому ничего не оставалось, кроме как следить за следами обильного потоотделения на красной физиономии.

Время ползло невероятно медленно, часы нервно отсчитывали секунды, словно оттягивая страшный приговор. Олег приехал в бюро два часа назад и ему до сих пор не объяснили, что происходит. Велели ждать. Время от времени Мелисов вставал и подходил к окну, чтобы хоть немного размяться.

Довлатов молчал, словно язык проглотил, а Олегу совершенно не хотелось говорить. Два часа молчания были прерваны появлением двух мужчин в штатском.

– Капитан госбезопасности Самойлов, – представился тот, что носил чёрную бороду.

– Комиссар Трещёв, – вторил ему его спутник, бледнолицый тип со светлыми вьющимися волосами и залысиной.

Мелисов пожал руку сперва одному, затем второму.

– Нам стало доподлинно известно, что среди сотрудников нашего славного аппарата появились крысы, – сказал Трещёв, когда с приветствиями было покончено.

Все четверо сидели за столом. Духота стала только сильнее.

– Проще говоря, вражеские шпионы. Мы провели расследование и вышли на англичанина, который, судя по всему, сливал информацию в Лондон. Олег Евгеньевич, нам порекомендовало вас ваше руководство, представив одним из лучших сотрудников и переводчиков, – комиссар посмотрел на совершенно непроницаемое лицо капитана и добавил: – Вам нужно провести допрос этого субчика.

Мелисов ослабил узел чёрного галстука. К такому повороту событий он не был готов. Одно дело – переводы переговоров, дело, конечно, очень ответственное и сложное, а также совершенно секретное, но допросы – это уже полноценная работа НКВД.

– Вы согласны? – поинтересовался Трещёв, доставая из чемодана лист бумаги и кладя его перед Олегом.

Это было не предоставление выбора, а его иллюзия.

Мелисов молча взял ручку и принялся заполнять заявление о неразглашении будущего допроса.

Самойлов не хотел терять времени, поэтому все четверо очень скоро отправились в здание НКВД, которое нынче наводило ужас на всех москвичей. Здесь служил Борис, дядя Олега, и мужчина невольно задался вопросом: «А знал ли дядюшка о том, что меня избрали на столь ответственную роль?».

Олега привели в подвальные помещения, где в зассанных вонючих камерах содержались политические преступники. Отворилась тяжёлая дверь, надзиратель любезно пригласил посетителей войти, и Мелисов увидел перепуганного человека, руки которого были связаны за спиной. Он сидел на табурете посреди камеры и вздрогнул, когда в его обитель вошли четверо.

– Я буду задавать вопросы, а вы переводите ему, – сказал Самойлов, располагаясь на одном из стульев.

– Хорошо, – ответил Мелисов, тоже садясь.

– Трещёв и Довлатов протоколируют. Всё ясно? – в голосе капитана госбезопасности звучали стальные нотки.

– Так точно! – хором отозвались комиссары и переглянулись.

– Спросите, как его зовут, где и когда родился, – сухо сказал Самойлов.

– Добрый день. Представьтесь, пожалуйста. И сообщите дату и место вашего рождения, – обращаясь к пленнику, произнёс Олег на идеальном английском.

Допрос длился десять часов. Мелисов почувствовал себя настоящим чекистом. Самойлов выходил из себя на некоторые ответы англичанина, и Олег тоже начинал злиться. Вопросы, что он задавал, исходили не от него, а он всё равно ощущал, что говорит от своего имени.

Это он, а не Самойлов угрожает англичанину смертью.

Это он, а не Самойлов говорит, что знает о его связи с Дмитриевым и Алехно.

Это он, а не Самойлов заносит руку и обрушивает на голову англичанина чудовищный удар.

***

Таня сводила Сергея к старому, заваленному листьями, пруду. Багрянов подобрал с земли несколько золотистых листков с багровыми прожилками, и закрыл ими солнце, рассматривая на свету.

– Как красиво! – воскликнул он, испытывая прилив вдохновения.

– А вы почитаете мне свои стихи? – спросила Таня, с интересом глядя на парня.

– Ты ещё маленькая, не поймёшь их, – шмыгнув носом, поскольку было очень прохладно, ухмыльнулся Сергей.

– Пойму! Ну почитайте…

– Ладно, слушай, – Багрянов подбросил листы, и они разлетелись в стороны, ветер подхватил их и понёс, словно чьи-то письма.

Кашлянув в кулак, он с чувством и интонацией начал читать:

– Осень. Сказочный чертог,

Всем открытый для обзора.

Просеки лесных дорог,

Заглядевшихся в озера.

Как на выставке картин:

Залы, залы, залы, залы

Вязов, ясеней, осин

В позолоте небывалой.

Липы обруч золотой —

Как венец на новобрачной.

Лик березы – под фатой

Подвенечной и прозрачной.

Погребённая земля

Под листвой в канавах, ямах.

В жёлтых кленах флигеля,

Словно в золочёных рамах.

Где деревья в сентябре

На заре стоят попарно,

И закат на их коре

Оставляет след янтарный.

Где нельзя ступить в овраг,

Чтоб не стало всем известно:

Так бушует, что ни шаг,

Под ногами лист древесный.

Где звучит в конце аллей

Эхо у крутого спуска

И зари вишнёвый клей

Застывает в виде сгустка.

Осень. Древний уголок

Старых книг, одежд, оружья,

Где сокровищ каталог

Перелистывает стужа.

– Ой, как красиво… Но много слов непонятных, – завороженно произнесла девочка. Она села на корточки и подпёрла щёки кулаками, глядя на поэта. – Вы такой… необычный!

– Ты ведь сказала, что поведёшь меня в тайное место, – помолчав, сказал Сергей и поднёс покрасневшие ладони ко рту. Опалил их согревающим дыханием и взглянул на Таню.

– Так вот же оно! – девочка выпрямилась и подошла к пруду. – Мне его открыл дядя Олег. Давно, когда я ещё маленькой была.

– А сейчас ты большая, что ль? – ухмыльнулся Багрянов, тоже подходя к воде.

– Я уже почти первоклашка! – с гордостью ответила Таня.

– Ну тогда ладно.

– Так вот, ночами из этого пруда вылетают феи. Они летают над дачами и читают сны тех, кто спит…

– А если не спишь?

– Тогда ты можешь увидеть одну из фей, и с тех пор тебе никогда-никогда не будет плохо. Всегда будет светло и радостно! – в порыве чувств Таня взяла Сергея за руку, её взгляд был устремлён на пруд.

– Ну ничего себе, – невольно улыбнулся парень и обвёл взглядом окрестности. Осень овладела всем, деревьями, небом, прудом. Холодная печаль поселилась в этих краях. – Удивительно, конечно… А теперь мы идём домой.

Дома Таню накормили супом и уложили спать.

День пролетел незаметно, осенние сумерки наступили неожиданно и неотвратимо. Сергей сидел в той комнате, что вчера, даже в той же позе, вот только теперь у него на коленях лежал блокнот, а в руке был карандаш. Два часа творческих мучений не прошли даром, и родилось стихотворение.

Никого не будет в доме,

Кроме сумерек. Один

Зимний день в сквозном проеме

Не задернутых гардин.

Только белых мокрых комьев

Быстрый промельк моховой,

Только крыши, снег, и, кроме

Крыш и снега, никого.

И опять зачертит иней,

И опять завертит мной

Прошлогоднее унынье

И дела зимы иной.

И опять кольнут доныне

Не отпущенной виной,

И окно по крестовине

Сдавит голод дровяной.

Но нежданно по портьере

Пробежит сомненья дрожь, —

Тишину шагами меря.

Ты, как будущность, войдешь.

Ты появишься из двери

В чём-то белом, без причуд,

В чём-то, впрямь из тех материй,

Из которых хлопья шьют.

Перечитав его, Сергей закрыл глаза и откинул голову назад.

Скрипнули половицы, и на пороге возникла пожилая женщина в сером платье, с белой шалью на плечах.

– Простите, я вам не помешаю? – мягко спросила она.

– Нет, – просто ответил Багрянов, посмотрев на Антонину Сергеевну.

Та подошла к поэту и села в то кресло, на котором давеча сидел Мелисов.

– Серёжа, вы замечательный поэт. Я читала ваши стихи…

– Спасибо, – улыбнулся Сергей, который всегда любил похвалу.

– Вы с Олегом не ссоритесь? Он показался мне каким-то… тяжёлым. Если вы понимаете, о чём я, – в глазах Антонины Сергеевны мелькнула тревога.

Конечно, она волновалась о любимом внуке. Багрянову было неприятно говорить об этом человеке, но приходилось делать вид, что всё в порядке.

– Мы не ссоримся.

– Боря считает, что вы довольно строптивы… – снисходительно улыбнулась Анастасия Сергеевна.

– Даже не знаю, что ответить, – почесав макушку, ответил Сергей. – Я заметил, что вы… все его очень любите…

– Это так.

– Но за что?

– А разве любят за что-то? – помолчав, спросила Антонина Сергеевна и посмотрела Багрянову прямо в глаза. – Любят вопреки. Но Олег действительно хороший человек. Он достоин любви.

***

После десятичасового допроса всем позволили передохнуть. Мелисов поспал четыре часа на жёстком диване, потом выпил чашку чая и был отправлен на допрос Алехно и Дмитриева. С ними комиссары церемонились ещё меньше. Они набрасывались на одного целой толпой и забивали до полусмерти. А Олег должен был слушать их показания, чтобы сравнивать с тем, что говорил англичанин. Подозреваемых избивали жестоко и долго, что руки Мелисова начали болеть так, словно это он бил их. Когда те теряли сознание, их обливали ледяной водой, и всё начиналось по новой.

Олег видел только серые стены, ощущал запах крови и пота, и ему казалось, что это никогда не закончится. Самойлов дал понять, что пока все детали головоломки не сложатся и у следствия не будет полной картины произошедшего, никто никуда не пойдёт.

Все сломались. По очереди сдали друг друга. И для Мелисова было загадкой, действительно ли эти трое работали заодно, или это невыносимые муки толкнули их на это.

– Я люблю Родину! – орал и плакал Дмитриев. – Прости меня, Родина…

Всё закончилось в шесть утра. Тогда все четверо вошли в кабинет, где больше суток назад Олег сидел напротив Довлатова и смотрел, как по его красному лицу стекает пот. Капитан госбезопасности пожал руку Мелисова и с чувством произнёс:

– Отличная работа! Поздравляю!

Олег ничего не сказал. Кивнув, ответил на рукопожатие.

– А теперь отдыхайте, товарищи. Все свободны до пятницы.

Мелисов приехал на дачу на служебной машине. Сергей вышел на крыльцо после всего семейства и поразился: лицо того было белее мела, под глазами пролегли синяки. Не отвечая ни на какие вопросы и повторяя: «Всё хорошо, нам пора», он сел за руль своего авто, оставленного здесь. Сергей опустился на переднее пассажирское сидение и помахал Тане, стоящей у машины.

Та одарила его широкой улыбкой и тоже помахала.

Мелисов выглядел устрашающе, и Багрянов решил ничего не спрашивать. Они приехали домой в гробовой тишине. Олег отказался от ужина и скрылся в своей комнате. Он так сильно устал, что отключился, как только его голова коснулась подушки. Сергей же погрузился в размышления. Он вспоминал странный взгляд Бориса, что вернулся через пару часов после отъезда в Москву, да и слова Анастасии Сергеевны о строптивости не давали покоя. Багрянову было неприятно от мысли, что дядя Олега, который состряпал их брак, ещё каким-то образом будет в него лезть. Чего только стоил рассказ о солдатском ремне!

***

На следующий день хоронили Гринёва, после чего были поминки в поэтклубе. Сергей немного размяк после вина и пролитых слёз, идти домой совершенно не хотелось, поэтому он вместе с другими поэтами поехал на квартиру к ныне очень модному музыканту. Они ели, читали стихи, пили. Время летело незаметно, казалось, только что был день, а уже в окна заглядывала беспросветная тьма.

Багрянов стоял у стены, рядом ошивался Виталик, с которым Сергей познакомился пару месяцев назад. И вдруг входная дверь отворилась, в душную квартиру залился подъездный холод. Багрянов замер, сердце болезненно ёкнуло. Мелисов не вошёл, он влетел, словно чёрный ворон. Его чёрное пальто было расстёгнуто и полы встрепенулись, когда он стремительно подходил к Сергею. Все замерли и перестали смеяться, только патефон продолжал крутить запрещённый джаз.

– Живо домой, – процедил Олег, останавливаясь напротив Багрянова.

Его белоснежное лицо контрастировало с чёрными волосами, глаза горели страшным огнём.

– Ну пошли, ну, – сказал Виталик, не обращая внимания на Мелисова. Его ладонь лежала на плече Багрянова.

Олег медленно перевёл на него взгляд и вдруг грубо толкнул в грудь. Виталий попятился назад.

– Ну чё? Чё тебе надо? – тихо, с жёстким вызовом спрашивал Мелисов, идя на «противника».

Тот замер и вдруг шагнул к нему навстречу, судя по лицу, намереваясь сказать что-то грубое, как вдруг Олег с силой заехал ему кулаком в лицо. Так, что мужчина схватился за нос и упал на пол. Кто-то взвизгнул. Мелисов рухнул на Виталия и стал наносить ему удары. Отчаянные, сильные, хаотичные. Бил он обеими руками, быстро чередуя их. Никто не решался сдвинуться с места, Олег казался невероятно опасным, даже безумным. Лицо Виталика уже превратилось в фарш, а он всё бил и бил его…

– Успокой своего мужика! – в ужасе прошептала Крылова, глядя на Багрянова.

Тот не сдвинулся с места. Он понятия не имел, как его успокоить, да и ситуация была настолько кошмарной, а жестокость запредельной, что поэт впал в ступор.

Олег остановился. С его рук стекала кровь. Ни на кого не глядя, он встал и направился на выход. Остановившись у двери, мужчина исподлобья посмотрел на Сергея. Тот медленно вышел из квартиры.

Они спустились всего на один пролёт, когда Мелисов вдруг вжал Серёжу спиной в стену, наваливаясь всем телом. Он молча смотрел на него почти что чёрными глазами, потом сделал шаг назад и поднёс окровавленную руку к лицу. Растопырив пальцы, он продолжил смотреть на поэта, только теперь как бы через решётку.

– У тебя было с кем-нибудь с момента? – и он пошевелил безымянным пальцем, на котором было кольцо.

Его голос звучал низко и хрипловато.

– Нет, – сдавленно ответил Сергей.

– Только попробуй, – Олег сказал это совершенно спокойно, оттого и страшно.

Опустив окровавленную руку, Мелисов продолжил спускаться по лестнице, и вышел из подъезда. Багрянов сглотнул, нервно ослабил узел галстука и пошёл следом за мужем. Сердце бешено колотилось в груди.

Глава 5

Выйдя из подъезда, Сергей увидел Мелисова. Тот стоял под уличным фонарём и медленно оттирал платком кровь со своих пальцев. Багрянов вдруг осознал, что оставил пальто в гостях, но вернуться не решился. Олег сунул платок в карман и сел в автомобиль, Сергей решил не испытывать судьбу и последовал за ним.

«А если он убил Виталика? Что тогда? Посадят… Но ведь это даже хорошо, я освобожусь», – думал Багрянов.

Отчасти он понимал, что неправильно желать такого, ведь парень пострадал ни за что, у них с Серёжей ничего не было, но желание освободиться от ужасного брака становилось сильнее некоторой морали.

Вечерняя Москва была пустой и прекрасной. Изредка появляющиеся прохожие терялись в лёгкой осенней дымке, фонари разливали по улицам свой холодный призрачный свет. Багрянов смотрел в окно, и в какой-то момент сообразил, что Мелисов едет в противоположную от дома сторону, но спрашивать что-либо не стал. Олег и без того внушал Сергею ужас, а после сегодняшнего он убедился, что этот человек способен на очень многое, и ещё не раз покажет себя. Багрянов старался не думать о том, почему Мелисов настолько непонятный и странный. Он чувствовал, что стоит только позволить этим мыслям обосноваться в голове, как поэта затянет в жуткую клоаку. Возможно, душа у Мелисова чёрная, как грязная река, и туда вообще не стоит соваться, поскольку неизвестно, каково дно и глубина.

Машина остановилась, вырывая Серёжу из пут размышлений. Впереди виднелся главный павильон ВДНХ, справа расстилался пустырь: недавно были снесены несколько дореволюционных построек.

– Знаешь, что здесь будет? – спросил Олег.

Сергей взглянул на мужчину. Тот смотрел в лобовое стекло, продолжая сжимать руль руками, перепачканными засохшей кровью.

– Дворец Советов. Это будет здание, опережающее время, четыреста двадцать метров в высоту, стометровая статуя товарища Ленина на крыше, восемь миллионов кубометров объёма, – карие глаза Мелисова блестели, губы дрогнули в улыбке. – Великое идеологическое здание нашей советской Родины. Ты только представь! Красные звёзды можно будет увидеть даже с самой окраины Москвы. Ведь это не конец, будут небоскрёбы, рассекающее небо.

Сергей потрясённо слушал мужа, неотрывно глядя на его профиль. Он даже не знал, что его ошарашило больше: то, что тот после всего произошедшего заговорил о подобном, та страстность, что в эти секунды звучала в его голосе или вовсе то, о чём он говорил. Небоскрёбы с горящими красными звёздами на крышах, Дворец Советов, стометровая статуя Ленина…

– Прекрасная неприступная крепость, – добавил Мелисов, продолжая рассматривать пустырь.

Машина ещё немного постояла на месте, и поехала в сторону дома. Оказавшись в квартире, Багрянов прошёл в гостиную и сел на диван. Ему было зябко. Вскоре в комнате появился Олег. Подойдя к Сергею, он сел рядом с ним и положил одну ладонь ему на спину, другую на колено. Багрянов напрягся, готовясь к тому, что, возможно, придётся давать отпор.

Мелисов принялся оглаживать вымытыми руками его живот, ноги, бёдра, спину и грудь. Сергей с тревогой ждал, что за этим последует что-то ещё, но Олег просто лапал его и с жадностью рассматривал лицо, тяжело дыша. В этих прикосновениях было тепло, желание, был истинный секс, и ещё столько всего, что у поэта голова шла кругом, но он не терял бдительности. Давать отпор не понадобилось – вдоволь насладившись, брюнет откинулся назад, его затылок оказался на стыке спинки дивана и подлокотника.

– Ну, как тебе мои родственники? Только честно.

– Они неплохие люди, – глухо ответил Сергей.

– Гадаешь, как у таких «неплохих людей» мог появиться такой злой и ужасный я, да? – улыбнулся Олег. – У тебя на лице всё написано.

– Ты меня перед друзьями опозорил, – Багрянов откинулся на спинку и потёр лицо. Он бы хотел звучать жёстко и устрашающе, но получилось подавленно и даже испуганно. В общем, жалко.

– Они бездарности и бляди.

Мелисов считал большинство литераторов людей с низкой социальной ответственностью, поэтому испытывал липкий ужас, думая о том, что его светлый Серёжа может оказаться под их дурным влиянием.

– Они разные. Как и все люди, – почти шёпотом ответил Багрянов.

– Это всё пустые слова. За ними ничего, одна бездонная пустота.

Сергей перевёл блестящий взгляд на Мелисова. И опять этот тёмный, какой-то нехороший, колдовской взор прожигал его, заглядывал в душу.

Олег резко встал и прошёл к окну. Взял с подоконника портсигар, неспешно вытащил сигарету и закурил.

– Когда я впервые тебя увидел, ты читал свой стих о засохшей татарке и красной подушечке для золотого шмеля. На тебе был смешной синий бант, штиблеты, – вдруг заговорил он, глядя прямо перед собой, чуть подрагивающим от переизбытка эмоций, голосом. – Ты весь светился ясным внутренним светом. Улыбнулся, и как выстрелил в сердце, потом посмотрел мне в глаза – контрольный в голову. Ладонь у тебя была тёплая, тяжёлая, чуть влажная, и несколько волос прилипли ко лбу. И на правой щеке у тебя была маленькая болячка, которую ты расчесал.

Багрянов был потрясён. Он очень смутно помнил их первую встречу, а Олег, оказывается, хранил в памяти такие незначительные детали. Сердце невольно ускорило своё биение.

– Я тогда все брюки засыпал пеплом. Хах. Ты не такой, как они. Ты – это что-то совсем иного толка, – негромко, с хрипотцой добавил Мелисов и посмотрел на кончик своей сигареты, а потом затянулся.

Олег оставил сигарету в зубах и лёгким движением руки убрал волосы, лезшие в глаза, назад. Багрянов невольно поразился их густоте и черноте, при свете электрической лампы они казались совершенно нереальными.

Мелисов повернулся к Сергею и медленно зашёл за диван, на котором тот сидел. Встав у него за спиной, мужчина наклонился и, вытащив сигарету изо рта, выпустил струйку дыма в затылок супруга.

– Рыдать без слов, метаться, ощущать,

Что кровь свинцом расплавленным, не кровью,

Бежит по жилам, рваться, проклинать,

Терзаться ночи, дни считать тревожно,

Бояться встреч и ждать их, жадно ждать;

Беречься каждой мелочи ничтожной,

Дрожать за каждый шаг неосторожный,

Над пропастью бездонною стоять

И чувствовать, что надо погибать,

И знать, что бегство больше невозможно, – страстный шёпот и горячее дыхание обожгли ухо.

Серёжа облизал губы, ощущая себя приколоченным к спинке дивана. Удушливое состояние вызывало головокружение, забирало все силы. Приложив немалые усилия, Багрянов встал и повернулся к Мелисову. Тот убрал руку в карман и вернул сигарету в зубы, искры серебристого пепла упали на бархатную обивку. Ничего не говоря, Сергей ушёл в свою комнату. Закрыв дверь, он прижался к ней спиной и посмотрел в потолок, стараясь успокоиться.

Уснуть ему так и не удалось. В окно заглядывала белолицая луна, искрящиеся серебристые звёзды на чёрном бархате неба лишали поэта покоя. Он прокручивал в голове события прошедшего дня и никак не мог успокоить мятущуюся душу. Не выдержав, Багрянов встал с кровати и прошёл в гостиную, волшебную и светлую от лунного света, щедро льющегося в окна.

Сергей лёг на диван и тихо застонал. Положив руку на сердце, он мысленно принялся успокаивать его, словно читая заклинание или молитву. И сам не заметил, как уснул в ярком свете лунного прожектора.

Когда он открыл глаза, за окном уже полной грудью дышал осенний солнечный день. Багрянов сел и сонно осмотрелся. В квартире царила мёртвая, пугающая тишина. «Неужели я один?» – подумал поэт и, встав, вышел в коридор. Дверь в ванную была открыта, и Сергей бесшумно подошёл к ней. Каким же было его удивление, когда он увидел Олега, сидящего на кафельном полу. На нём были только бежевые брюки со спущенными подтяжками. Он сидел, приникнув спиной к стене, босой, с влажными волосами, зачёсанными назад и горящим взглядом; мужчина курил и сбрасывал пепел в стеклянную пепельницу, стоящую между его разведённых выпрямленных ног. Во всём облике Мелисова, в его внешнем виде и позе было столько свободы и лёгкости, что Сергей просто замер, положив ладонь на дверной косяк.

– Сегодня я смотрел, как ты спишь, – вдруг сказал Олег, не глядя на Серёжу. – По твоей щеке полз солнечный зайчик, а я сидел и смотрел. И смотрел, и смотрел, и смотрел, и смотрел…

Багрянов сглотнул. Повинуясь странному порыву, он стремительно подошёл к Мелисову и опустился рядом с ним на корточки. Положив ладони на щёки мужчины, поэт заставил его посмотреть на себя. Рука Олега, сжимающая сигарету, замерла над пепельницей.

– Если ты меня любишь… отпусти… ты ещё можешь быть счастлив, не трать на меня время, слышишь? И мне дай… дай шанс на счастье… Прошу тебя, – прошептал Сергей, глядя в бездонные глаза. – Отпусти…

Олег слегка дёрнулся, будто выходя из оцепенения. Покачав головой, он поднёс сигарету к губам и затянулся.

– Нет, это невозможно.

– Почему? – в отчаянии прошептал Сергей.

– Ты сам только что ответил на свой вопрос, – выпустив дым носом, Мелисов оставил бычок в пепельнице.

– Господи… Это всё правда, что ты говоришь? Или ты чудовище? – дрожащим и охрипшим голосом спросил Багрянов.

– Конечно, я чудовище. Вот только почему это должно быть неправдой?

Сергей медленно убрал руки с лица Олега. Выйдя из ванной, он рассеянно побрёл в сторону гостиной, но Мелисов опередил его и перекрыл дверной проём своим телом. Он улыбался, в глазах плясали весёлые чертята.

– Что ты хочешь? – сдавленно спросил Багрянов.

– О, Серёжа, я хочу так много… – томно прошептал Олег и, схватив парня за запястье, увлёк его в гостиную, шагая спиной вперёд.

Войдя в комнату, Сергей вырвался из хватки и стал отступать. Мелисов шёл на него до тех пор, пока Багрянов не оказался у окна. Олег продолжал улыбаться. Некоторое время он любовался лицом Серёжи, а затем потянулся к его губам своими, но тот схватил тюль и закрыл им лицо. Мелисов рассмеялся и прижался щекой к щеке мужа, полупрозрачная ткань слегка царапала кожу.

– Так не считается, Серёжа, – игриво прошептал Олег.

Багрянов сделал два шага в сторону и оказался в ловушке. Слева находилась стена, справа рука Мелисова легла на оконное стекло, перекрывая возможный выход, сам же мужчина стоял прямо перед ним и смотрел на него сквозь тюль. Сергей подумал, что всё это иллюстрирует его жизнь. Ловушка.

– Что может быть слаще твоей кожи? А этих губ? Медовых, яблочных, смородиновых, летних. Видишь, с тобой я говорю, как поэт, – чувственно прошептал Мелисов, не переставая улыбаться.

Сергей повернул голову и посмотрел на ладонь Олега, прижатую к стеклу. Пальцы оставляли следы на чуть запотевшем окне, и в этом было что-то чарующее и щемящее.

Багрянову на миг показалось, что они находятся на море тёплым летним днём, когда медовый орех солнца перекатывается в сливочных облаках. И меж ними не этот тюль, пахнущий мылом, а морская пена. Кто-то должен утонуть, выживет только один. А если утонут вместе? Что тогда?..