Текст книги "Беглец (СИ)"

Автор книги: e2e4

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 37 страниц)

Я лежу на операционном столе, под кварцевой лампой. Запястья стягивают бинты, я не могу пошевелиться, не могу говорить, только смотреть. Впитываю каждый запах, каждую нерастворенную пылинку, каждую частицу слепящего глаза света. Холодный гул приборов – всё, что определяет мою реальность.

Она наклоняется к моему лицу.

– Тсс… Тихо, Майк. Не дергайся, прошу.

Конечно, сразу после этих слов я непроизвольно вздрагиваю. Она проводит ногтем по моей груди. Ярко-красный глянец лака сжимает поднесенный к глазам скальпель. Я не вижу, кривятся ли ее губы в усмешке, сжаты ли в тонкую сосредоточенную линию – мешает рассмотреть маска, но выбившаяся из-под сестринской шапочки прядь светлых волос и густо подведённые глаза возвращают меня в тот момент, где она, смеясь в бокал, произносит признание в своей жестокости.

Неожиданно для себя я вижу, как к столу подходит Шерлок. На нем медицинский халат, в руке железная миска, он смотрит на Стейси, и губы двигаются вовсе не в такт голосу, будто тот с запозданием наложили уже потом.

– Доктор Уилтон. Мне нужны самые лучшие образцы.

– Не волнуйтесь, Шерлок, я буду действовать аккуратно.

– Надеюсь. Ничто не должно помешать эксперименту. Скажите, вы уверены, что хорошо его привязали?

Последние слова превращаются в отдаленное эхо. Я едва вижу происходящее.

– Если не уверены, можете его подержать.

– Местная анестезия? Рискованно. Будет больно.

– О, не волнуйтесь, он ничего не почувствует, – говорит Стейси.

Но я чувствую! Я чувствую, как она нажимает на скальпель, и острое лезвие проводит полосу вдоль солнечного сплетения. Чувствую, как боль, расползаясь нитями, достигает сердца. Я судорожно выдыхаю, её рука дергается, я судорожно думаю, судорожно сжимаю склеенные скотчем губы, закрываю глаза, тут же открываю их, стремясь видеть свет вместо растекшихся по векам разводов. Скальпель легко вскрывает грудь; «расширитель», – говорит она, и я вижу неясные очертания металла в затянутых перчатками руках Шерлока. Он наклоняется ко мне, и я чувствую, как грудь заполняет холодный воздух, как прохлада касается оголенного мяса, это самое мерзкое ощущение в жизни, после самой жизни. Стейси ведёт пальцем по моей скуле, и единственная мысль, на которой я могу сосредоточиться, единственное, что я хочу знать, – почему она без перчаток. В следующее мгновение я зажмуриваюсь, потому что знаю, что будет дальше; что-то дробит мои кости, каждый удар отдается новой вспышкой прохлады. Считаю до десяти – когда же она закончит, я не хочу, чтобы она закончила, потому что знаю. Наконец я чувствую то, от чего волосы на затылке встают дыбом: её пальцы с острым маникюром погружаются внутрь меня, я чувствую их каждой внутренностью, это похоже на самую нереальную близость, но это – самое отвратительное чувство на свете: ощущать, как твоего лишенного кожи мяса касаются острые ногти и подушечки пальцев, где ты чувствуешь каждый узор, каждую деталь выточенного отпечатка. «Боже…», – думаю я, когда она находит что искала и скальпель отсекает мою последнюю возможность не потерять сознание. «Боже, это чудесно, невероятное открытие!» – слышу я, перед тем как окончательно рухнуть в темноту…

Нахожу себя замершим над поздравительной речью. Я не написал ни слова. Все мои мысли крутятся вокруг одного – ненависти к себе. Как я мог так облажаться? Стейси всегда была продолжением меня, а теперь я смотрю на нее новым испуганным взглядом забившегося в угол кролика и испытываю чувства, схожие с тем, как если бы однажды утром проснулся и не узнал собственные руки. Я растерян, но это не просто слова.

И дело совсем не в том, что я уже давно теряю друга, которого у меня не было. Я теряю, возможно, единственную константу, на которую мог опереться. Да, я всегда знал, что она не изменится, что она постоянна, и поэтому не обращал внимания на её причуды, концентрируясь на том, что маячит перед глазами.

Ещё одна иллюзия рушится. Мой карточный домик дышит на ладан. Лиши его дамы бубей, и он рухнет бессмысленной кучкой смотрящих вверх рубашек. Так наступит полная безоговорочная темнота. Так исчезнут все ориентиры.

Мне интересно: находила ли она понимание хоть в ком-нибудь, раз уж я, по глупости, не пытался понять? Кто-нибудь приближался на расстояние спрятанного за спиной ножа? Говорил с ней не о погоде, а о важном, вызывал если не чувства, то мысли, зажигал огонь в её глазах, хотя бы на минуту, хотя бы на миг? – потому что я не помню иного, кроме рассредоточенного, ничего не видящего взгляда.

Что говорить: я не знаю, с кем она спит, с кем спала, с кем встречается, не вспомню ни одного ее парня!

«Две ложки сахара» – слишком интимное и слишком бесполезное знание.

Вздрагиваю от телефонного звонка. Не знаю, сколько блуждал в мыслях. Выбираюсь из-за стола, чтобы снять трубку.

– Да?

– Майк. Это я, – шепчет Стейси.

– Что? Откуда ты звонишь?

– Всё нормально. Я у Лиззи, – она ни на тон не повышает голоса. – Извини, что так поздно.

– Ничего, я и сам собирался позвонить.

– Хотела кое-что сказать. По поводу Джейми и Кэндис. Как думаешь, они хорошая пара?

– Почему ты спрашиваешь?

– Просто ответь.

– Нет, я так не думаю.

– Хорошо.

– Может, объяснишь? – беспокойно спрашиваю я.

– В общем, я… Нет, ничего. Не бери в голову. – Её слова, её скрытность выводят меня из себя, но я все же не могу злиться, хорошо представляя, как в этот момент, зажав плечом трубку, она качает головой.

– Что ты выдумала на этот раз? – резко спрашиваю я.

– Ох, Майк. Ничего. Я ничего не выдумывала.

Я понимаю, что она лукавит, в очередной раз умалчивает – и меня это бесит.

– Хотел поговорить как раз об этом.

– Майкрофт…

– Нет, послушай меня. Пока ты развлекаешься, ты не думаешь о последствиях. Я не знаю, что на уме у них, но ты не должна принимать их игру. Они сами не знают, что делают. Оставь их.

– Я? Ты видишь, что я никак их не касаюсь?

– Все мы знаем, что тебе необязательно что-то делать, чтобы…

Она перебивает.

– Вот как ты думаешь. Здорово, Майкрофт, просто отлично! – шипит Стейси.

– Да. Именно так. Ты не думаешь, чем все обернется!

– Да что обернется? Что я делаю? Я только хочу, чтобы меня оставили. Это всё, что мне нужно, – говорит она злобно. Я понимаю, что она в ярости и только шепот сглаживает градус её бешенства.

На секунду мне кажется, что она бросит трубку.

– А теперь слушай, – говорит она после паузы. – Это не я, это Кэндис играет с ним. А он, по своей глупости, подыгрывает. Нет никакого сговора! Хотя ты, конечно, можешь продолжать считать меня сукой. Мне интересно: с каких пор Кэндис превратилась в кроткую овечку?

Молчу, обдумывая ее слова. Наверное, мне стоит извиниться. Несмотря на то, что я едва ли верю сказанному.

– Извини.

– Я не говорю, что невинна, – продолжает она. – Но не воображай меня хуже, чем я есть.

Следует пауза, в течение которой я даже не пытаюсь обдумать её слова. Я знаю лишь то, что полной правды так и не услышал.

– Как дела у Олли? – задаю мучающий меня вопрос.

– Майк.

– Да, так будет лучше, ты права. – Вспоминаю детскую привычку и закусываю губу.

– А как твой красавчик? – спрашивает Стейси.

Хм.

– Что ты хочешь услышать? – смеюсь. Даже не представляю, что сказать.

– Если ты решил выпутаться из одних отношений, чтобы вляпаться в другие…

– Нет. Нет, Стейс, ничего подобного я не думал.

– Мы оба знаем, что вся ерунда в твоей жизни происходит помимо твоей воли, – говорит она напоследок. – Спокойной ночи, Майк. И перестань считать меня извергом.

– Спокойной, – бормочу я.

Мне мучительно стыдно за своё ночное помешательство. Не представляю, почему сцена у ресторана подействовала на меня так сильно.

Я ожидал, что успокоюсь этим разговором, и мне действительно ненамного, но стало легче.

Кроме привычек, я никогда не мог предугадать, что сделает Стейси в следующий момент. Я всегда считал, что любая её опрометчивость перед тем тщательно обдумана; но все же производимый ею эффект иначе чем хаосом не назовешь. Разница между нами в том, что она жаждет распространить свое влияние, тогда как я хочу распространить свою репутацию. Я думал, что я зациклен, а она легко прощается с навязчивыми мыслями, но, если приглядеться, всё иначе: я не успокоюсь, пока не переверну каждый камень на берегу, а она возьмет один, чтобы забросить его как можно дальше; я возьмусь строить плотину, тогда как она не успокоится, пока не высушит море. После этого разговора я как никогда понимаю разницу, но мне действительно стало легче хотя бы от этой небольшой определенности.

Я не боюсь за других, не боюсь за себя, за нее: мне страшно от мысли о том, как многое сходит нам с рук. Я с ужасом понимаю, что предел не наступает и что вся грязь, всё безумие, переполнив нас, не встретят преграды вне…

Я не знаю, кого и чего боюсь: не думаю же я всерьёз, что однажды окажусь у нее на пути? Я корю себя за эту мысль, мне противно, что я способен препарировать всё, не имея ничего святого, что оставил бы в стороне. Я способен всерьёз задуматься и задаться вопросом: что для меня Стейси? – но вряд ли найду ответ. Смогу ли я сделать вид, что не знал её, утверждая, что могу поступить так абсолютно с любым человеком, за исключением разве что Шерлока? Было бы это легко? Как бы я поступил? Её нет в моём сердце. Она в моей голове. Я не знаю, что делают в таких случаях.

О, она бы ответила, нашла ответ – не у себя, так у меня внутри.

Как мне быть? Как быть с мыслью, что я осознаю так явно:

Не существуй она, я все равно бы её придумал.

========== Twilight Omens ==========

Встреча с Джеймсом в коридорах Парламента не была неожиданной. Её подстроил я. Не могу и дальше теряться в догадках. Я должен узнать. Хоть что-нибудь.

Замедляю шаг, едва завидев его в одном из бесчисленных лобби третьего этажа. Рядом человек с крысиным лицом – как же его… Роджерс, Роббинс? – заискивающе смотрит на Джима, ловя каждое произнесенное им слово.

Если описывать Джеймса Мэнсфилда в нескольких словах, о нём составится более чем благоприятное впечатление. Младший Девоншир, высокий, с довольно приятной наружностью и удивительно мягким взглядом, в то же время наделен непоколебимым спокойствием и непрошибаемым оптимизмом, который, бросаясь в глаза, не раздражает, а лишь располагает к себе. Поговорив с ним о делах, ты никогда не останешься раздраженным, а, напротив, уйдешь очарованным и уверенным в благоприятном исходе дела. В общем, он обладает качествами, которые заслуживают моего уважения и которые я никогда не стремился развить в себе. Именно таким, в моем представлении, и должен быть британский Премьер (о, уверен, его ожидает впечатляющая карьера): он достаточно либерален, чтобы поспевать за течением жизни, и достаточно консервативен, чтобы не брезговать моральными принципами. Впрочем, составленный портрет имеет мало общности с тем Джейми, которого я привык знать. Утверждая, что из него получится прекрасный Премьер, я говорю о харизме и расчетливости, и умалчиваю о свойственных ему добродушии и наивности и импульсе, которые, надо признать, умело сокрыты костюмом, богатством и официальной должностью в Палате общин.

– Лорд Мэнсфилд, – зову я, остановившись чуть поодаль. Он оглядывается и медлит, чтобы кивком распрощаться с собеседником.

– Мистер Холмс, – приветствует он громко, пожимая мою ладонь. Нелепо слышать такое обращение от того, кого целовал пять или десять раз, забавляясь идиотской детской игрой. Но приходится привыкать к тому, что вся наша работа сопряжена с нелепостью. – Как ты, приятель? – интересуется уже тише, переходя на неофициальный тон. – Слышал, твоего босса не сегодня завтра погонят с насиженного места.

Удивляюсь, как тот до сих пор держится на плаву.

– Ничего. Я привык к тому, что наша контора всем поперек горла.

– Кстати о конторе, – говорит он, отводя меня в сторону от окна. – Что ты знаешь о «Восточном Ветре»?

– Боже, Джим, тебе жить надоело? Не ввязывайся! С твоими возможностями нечего и делать на континенте. Просто выполняй, что говорят, и не привлекай внимания, – шиплю я в бешенстве, хотя и знаю, что фигура Джеймса оставлена для более важных свершений, чтобы вот так запросто отправлять его на верную смерть.

– С возможностями? Да с какими к черту возможностями? Забудь, Майк, я знал, что ты не поймешь, – говорит он, закусив губу.

– Это из-за Стейси? – спрашиваю я чуть громче, чем следовало бы. – Из-за нее ты решил выступить пушечным мясом? Это ты не понимаешь. Через полгода ты станешь отработанным материалом. Так что бросай эти мысли, если уже начал учить сербский.

– Адамс сказал, что им не нужны добровольцы.

– Ты пошел с этим к Адамсу?! – едва не срываюсь я и отхожу на шаг, стараясь взять себя в руки. Не могу поверить, что он говорил с нашим боссом в МИ5 в обход, чёрт возьми, меня. – Пошли, потолкуем в другом месте.

Через двадцать минут мы заходим в более-менее отдаленное от Вестминстерского дворца кафе. Джим устало сбрасывает пиджак. Ослабляю узел галстука и устраиваюсь за столиком посреди зала. Хотел бы думать, что моя мнительность не оправдана.

– Две чашки кофе, и не беспокойте нас зря, – раздраженно бросаю я, когда к столику подходит официантка. Она сразу приносит заказ. Смотрю на Джеймса: он сидит, уставившись на сцепленные замком пальцы. Никогда еще мне не приходилось видеть этого человека в отчаянии. Всё его очарование растворяется в жутком запахе пережаренной машиной арабики.

– Ты давно видел Стейс? – спрашивает он.

– Вчера. – Конечно я видел её вчера. Об этом красноречиво свидетельствует полная пустых бутылок кухня.

– А я тогда, в ресторане. И ни разу с тех пор. Она меня избегает, – говорит он, не скрывая эмоций. Возникает пауза. – Если ты что-то знаешь, скажи, – просит почти умоляюще.

Я удивлен его словами, но кое-что я действительно знаю. И, в отличие от него, уж точно не собираюсь делать из этого тайну.

Отпиваю глоток из чашки. Морщусь, хотя другого не ожидал. И все же такой кофе не помешает: горечь на языке отлично отвлекает от горечи в мыслях.

– Я просил её оставить вас с Кэндис в покое. Видимо, она сочла это разумным.

– Странно.

Он не притрагивается к кофе.

– Что именно?

– Что она тебя слушает. В смысле, что она хоть кого-то слушает.

Мне впору быть оскорбленным.

– Не думаю, что имею представление о её мотивах. Разве что о ваших с Кэндис, – говорю я, не скрывая скептицизма и смотрю на него. Долгим взглядом, под которым он действительно тушуется. Вижу сожаление – хороший знак.

– Мы с Кэндис. У нас ничего не было, если хочешь знать.

– Не хочу. Мне не нужны подробности. Кэндис решила позлить Стейси, ты решил позлить Стейси. Стейси решила позлить вас – что неудивительно, учитывая, что она гораздо злее вас обоих, – усмехаюсь я.

– Ты знаешь? – В голосе слышится облегчение.

– Да. Но не думай, что я дам совет, который ты хочешь услышать.

– Я люблю её, – говорит он с решимостью.

– О, конечно ты её любишь. Ты стремишься к ней, как Титаник к айсбергу, который его потопит. Поверь, в этом нет ничего нового. Выкинь эти чувства, и обрати свой взгляд на кого-нибудь другого.

– Ты не понял. Я люблю ее.

Закатываю глаза.

– Серьёзно? Думаешь, кого-то это волнует? Её например? Она играет с тобой, как с клубком пряжи, тебе это нравится?

– Что мне делать? – спрашивает он, несмотря на то, что я уже сказал. Будто не услышав моих прошлых слов.

Забавно. Что-то в моей внешности или характере заставляет считать, что я с равным успехом могу подарить, а могу и отнять надежду. Люди хотят моего совета и именно мне доверяют право вогнать пулю в изувеченный раздумьями лоб.

– Почему ты спрашиваешь у меня?

– Ты мой друг, Майк, и знаешь её лучше всех, к кому ещё мне идти?

Я не был бы так уверен. Впрочем, я не из тех, кто считает, что одна десятая лучше нуля и что показная близость лучше искреннего равнодушия.

– Если хочешь знать, как завоевать её… кхм… сердце… Ты сделал достаточно, чтобы помешать самому себе. С другой стороны, раз уж ты не намерен проявлять благоразумие, постарайся быть искренним, как ты это умеешь. Тогда, возможно, ей станет тебя жаль. Обнаружив это, ты сам откажешься от своей идеи. Да, – делаю паузу, – пожалуй, ты можешь выбрать длинный путь.

Он мрачнеет.

– Можешь сделать кое-что для меня?

– Могу, – отвечаю я. Под давлением сочувствия к такому хорошему человеку, как Джеймс, я могу многое.

– Можешь привести её на новогоднюю вечеринку в Коннот? Только не упоминай, что там буду я, ладно?

Задумываюсь. Безусловно, я мог бы прийти сам и привести её, тем более что мы и сами раздумывали пойти. Но теперь ко всему добавились возможные последствия. Моя интуиция молчит. В конце концов, он взрослый человек, который просит о небольшой услуге. Я только и делаю, что говорю «да» или «нет». Моя роль сводится к двум или трем буквам.

– Да.

Он вздыхает с облегчением и принимается за остывший кофе. Следующие пять минут проходят в молчании.

– Если понадобится помощь, обращайся ко мне, – говорит он, нарушая тишину, намекая, что в случае необходимости найдет для меня хорошее местечко под солнцем. А слухи шепчут, что такая необходимость появится совсем скоро.

– Спасибо, но обо мне уже заботятся. Как и я позабочусь, чтобы ты не лез на верную смерть с «Восточным Ветром».

– Я решу это сам, – отрезает он. – Именно так я и поступлю, если…

Ему не нужно продолжать.

– Тогда я сделаю всё, чтобы тебе помешать. И как друг, и как напарник. Ещё раз повторю: выкинь это из головы.

– Я прекрасно знаю, что не дождусь твоего понимания, – говорит он резко. – Как напарника и как друга. Ни с Сербией, ни со Стейси.

– Да! Да, черт возьми! Потому что пока ты витаешь в облаках, она не пощадит тебя ни единым движением мысли! – срываюсь на крик, ударом по столу опрокидывая чашку.

В зале повисает тишина. Все смотрят на нас. Тяжело дышу, пытаясь унять гнев, и даже не смотрю на Джима. Не могу сказать, что мне стыдно за эту вспышку.

– Прошу прощения, – говорю я застывшей за баром официантке.

Я оставляю Джима наедине с мыслями. Звон прикрепленного к двери колокольчика – звон чашки, звон воцарившейся тишины – не отпускает меня ещё долго.

***

– Угадай кто?

Я знаю кто. Я знаю эти холодные ладони. Этот город не согреется до наступления лета, но эти пальцы останутся холодными вопреки погоде. Вопреки здравому смыслу, наоборот показаниям термометра, всегда назло.

Я слышу её дыхание сквозь музыку и гул голосов. Оно в моей голове. Весь мой слух обращен, чтобы слышать, как раскрываются её легкие. Как вздымается грудь. Торопилась. Поднималась по лестнице, спеша. От нее не пахнет ничем. Я не чувствую парфюма. Раньше её пальцы помнили дым. Теперь нет и этого. Только холодные ладони. Она не пила, не успела пропитаться запахами, запыхалась. Только что пришла и сразу поспешила ко мне. И этот смех. Она в настроении.

Задержалась из-за приятного дела, которое как-то связано со мной.

– Стейс.

– Неа, – растягивает она. Слышу грубый смешок Грега.

– Что, ты нарядилась в Клеопатру? – спрашиваю, усмехаясь.

– А вот и нет. – Она наклоняется к самому уху. – Сегодня я – это ты. – Её низкий голос вибрирует, отражаясь от стенок черепа. Я чувствую необъяснимую дрожь.

Отнимаю её ладони, поворачиваясь.

Черт.

– Сюрприз! – визжит Стейси, заливаясь смехом. – Майк, Майк, посмотри, тебе нравится? – она крутится на месте, давая себя разглядеть. На ней узкий черный смокинг. Волосы забраны назад. – Правда здорово?! – щебечет она.

Я подавляю стон. Сегодня она разыгрывает снятую со стойки бара в Челси кокотку.

– Оу. Что же, Майкрофт, может, ты наконец нас познакомишь?

Она улыбается самой лучезарной улыбкой. Её ярко-красным губам впору посвящать сонеты.

Моргаю. Конечно. Грег.

Тот, не дожидаясь моей запоздалой реакции, протягивает ладонь.

– Грег Лестрейд.

К моему удивлению, она не принимает рукопожатия, а приближается, чтобы поцеловать его в щеку. К моему удивлению, её губы касаются кожи. Яркий след помады – её клеймо.

Она кажется посторонней в этой атмосфере искусственного праздника. Выбивается из картины. Как соблазнительный плод в окружении червивых яблок. Как одно червивое яблоко в корзине соблазнительных красных плодов. Разницы нет: червяк не глуп, выбирая самую сочную мякоть.

Бывает так, что, слушая песню, ты очарован куплетом, но ненавидишь припев. Или идиотский проигрыш. Или бесполезное кричащее гитарное соло в конце.

– Стейси. Очень-очень-очень рада знакомству.

Грег смущается, но не подает вида, лишь трёт перепачканную щеку. Весь вид Стейси говорит: вот так-то лучше. Меня не покидает ощущение, что она наблюдает за нами так же тщательно, как я наблюдаю за её концертом.

– Кажется, это не совсем знакомство, – шутит Грег. – Мы уже виделись.

Мне интересно, произнесена эта шпилька со всей наивностью или же вставлена специально.

– Да, верно. Мы виделись дома у Майка. Не думала, что ты помнишь. – Она прижимает руку к груди, и в этом жесте больше легкомыслия, чем позволено за два часа до полуночи.

Итак, Стейси платит той же монетой, предпочтя забыть о том позорном инциденте на концерте. Я и сам не знаю, почему ожидал неодобрения подруги, но Грег ей, кажется, нравится. Не могу сказать, что это не повод для беспокойства.

Тот переносит замечание стоически, в отличие от меня. Я смотрю на черную атласную бабочку, что так явно выделяется на бледной коже подруги, и представляю, как та затягивается, перекрывая доступ к воздуху. Если быть объективным, она всего лишь ответила на шпильку в собственный адрес. Нужно взять себя в руки, или я начну бросаться на каждого, кто посмеет взглянуть в его сторону.

Сегодня даже цвет её волос повторяет мой. Боже.

– Чудный вечер, правда? – выдыхает Стейс и, не дожидаясь ответа: – Я немного опоздала с подарком, но всё же, – говорит она, обращаясь ко мне. – Дай-ка.

Берет мою руку. Через секунду пальцы сжимают металл ключей.

– Ура! – Она подпрыгивает не месте, хлопая в ладоши.

– Стейси, – бормочу я, немного опешив, глядя на раскрытую ладонь.

Грег вскидывает брови, присвистывая. Вероятно, он изучает мою реакцию, но еще не знает, что я не собираюсь отказываться от подарка Стейси. Даже ради благоприятного впечатления.

– Припарковала её возле твоего дома. – Она вздыхает. Далее по сценарию притворное умиление: – Такая пташка!

– Боюсь даже заикаться о своём подарке, – нервно смеется Грег.

– По правде говоря, – отвечает она тихо, будто вернувшись в себя обычную, – это мои извинения. Не стоит переживать о подарке, Грегори. Ты в жизни не будешь и в половину виноватым перед ним. Извините. – Она отходит от нас, направляясь в другой конец зала.

Я смотрю на Грега. На его лице написаны все эмоции разом.

– Итак… Что это было? – Его губы движутся как в пантомиме. Его губы. Губы-губы-губы.

Он задал вопрос?

Я прячу лицо в ладонях и отнимаю их, стараясь сохранить невозмутимый вид. Ему, конечно, совершенно непонятно произошедшее и наш со Стейси немой диалог. Мне прекрасно понятно, за что она извинялась, но это вовсе не проясняет её мотивов, а, как всегда, добавляет хаоса. Как будто его мало.

– Что бы ни происходило дальше, ничему не удивляйся, – наконец говорю я.

– Постараюсь, – неуверенно отвечает он. – С тобой все нормально? – Он берет меня за рукав.

– Да. Если не сложно, принеси что-нибудь выпить.

Он уходит, а я остаюсь стоять под звуки витающей в воздухе «Stupid Girl» Garbage.

Donʼt believe in fear

(Ты не веришь в страх)

Donʼt believe in pain

(Ты не веришь в боль)

Donʼt believe in anyone

(Ты не веришь в тех)

That you canʼt tame

(Кого не можешь приручить)

Я так и не понял, было ли извинение Стейси признанием в содеянном, признанием вины или признанием в искренности? Неужели я непоправимо жестоко ошибался на её счет? На мгновение мне показалось, что в её глазах промелькнула просьба. Лишь на мгновение я увидел, что передо мной самое беззащитное существо во Вселенной.

– Что это? – спрашиваю я, когда Грег, вернувшись, протягивает бокал.

– Водка с тоником. Подумал, ты не захочешь пить шампанское, – отвечает он, делая глоток.

– Я уж решил, ты хочешь меня споить, – смеюсь я, но натыкаюсь на взгляд, смысл которого настолько двояк, что списываю всё на обман зрения.

Пару минут или больше мы молчим, обозревая всеобщее веселье. Как только я думаю о том, что почти никого не знаю, замечаю, как машет рукой Элизабет. Она пританцовывает, держа в руках бокал, рядом с ней Джемма Циммерман и её вечный прихвостень Робби Найт. Замечаю ещё пару знакомых. Стейси нигде нет, и я чувствую зарождающееся беспокойство.

– Я должен кое-что прояснить, – говорю я Грегу. Он кивает.

– Стейси – моя подруга. Я имею в виду, действительно подруга. Мы знакомы с детства.

Грег явно хочет что-то сказать, но боится показаться бестактным. Ну надо же. И все же он не выдерживает:

– Она… Не похожа на… Эмм…

Решаю облегчить ему задачу.

– На человека, способного снискать мою дружбу?

– Точно, – соглашается он. – Не имею в виду ничего такого, но она кажется…

– Глупой, – продолжаю я за него.

– Извини. Я мало что понял. Даже не разглядел толком – только помаду. Честно говоря, она меня оглушила, – смеется он.

Боюсь, на это она и рассчитывала.

Мне хочется сказать, что она хорошая, но не поворачивается язык.

– Она совсем не такая. Узнаешь ближе, и она тебе понравится, – говорю я убеждённо.

Он отпивает глоток и пожимает плечами, что означает «сомневаюсь».

«Сомневаюсь, что понравится» или «Сомневаюсь, что захочу узнать её ближе»? О, она тебе понравится, уверяю. Она уже задалась этой целью.

– Не суди по первому впечатлению. Многие в этом зале его не оправдают.

Он смотрит мне через плечо.

– Например он?

Оглядываюсь. Несколько долгих секунды мы со стоящим неподалеку Фрэнсисом обмениваемся довольно прохладными взглядами. Я предпочитаю не замечать, что в первое мгновение сердце пропустило удар. Слава Богу, он достаточно умён, чтобы действовать исподтишка, а не на виду у всех. Сегодня он безобиден, если вообще ещё не наигрался в месть.

– И он в том числе, – говорю, замечая, что моя реакция привлекла внимание Грега.

Останавливаю проходящего мимо официанта и меняю наши пустые бокалы.

– Скажи, а это нормально, ну, дарить друг другу такие подарки? – спрашивает он, явно не одобряя.

– Не совсем. Поверь, я найду, чем ей отплатить, – отвечаю я, отмечая его недовольство, умалчивая о том, что оно меня злит. – Если мы и дальше будем общаться, тебе стоит научиться не зацикливаться на материальной стороне. У этих людей столько денег, что кажется, будто их нет вовсе.

– Прости, что лезу не в свое дело. Ты, кстати, забыл её поблагодарить.

– Черт. Да, я забыл. Со мной бывает. Иногда.

Борюсь с желанием поцеловать его в лоб. О, я неисправим.

Мы молча пьем уже по третьему бокалу шампанского, когда к нам, пританцовывая, подходит Стейси.

Выдыхаю, и беспокойное шевеление в груди сходит на нет.

– М. Кстати, – говорю, привлекая её к себе, чтобы поцеловать в щёку. – Спасибо, – и тут же шепчу на ухо: – Ты знаешь, что можешь сказать мне все что угодно.

Она отстраняется, и я рад расцветшей на её губах улыбке. Я вижу, что мои слова поняты верно. Продолжая роль сегодняшнего вечера, она прикладывает ладони к залитым румянцем щекам. Ради бога.

– Я подумала, что раз уж сегодня я – это ты, я могу ненадолго украсть твоего спутника.

Интересно.

Грег смотрит на меня, ища поддержки, явно не зная, что делать.

– Только если он сам не против, – говорю я елейно, в тон Стейси.

– Я не против, – бормочет он со слабой улыбкой.

– Не волнуйся, она тебя не съест, – говорю я то ли серьезно, то ли шутя. – Она вегетарианка.

– Я не волнуюсь, еще чего, – недовольно отвечает Грег.

Мы со Стейси переглядываемся. Какой же он милый.

– Вот и правильно, – щебечет Стейси и берёт его под локоть.

Мне остается лишь проводить их взглядом.

– Верну его до полуночи! – кричит она уже у лестницы и добавляет что-то про волшебство.

Улыбаюсь в бокал. Если она фея-крестная, то в эту секунду я мысленно сжигаю её на костре. Ревности, разумеется.

***

В отсутствие Грега скрашиваю досуг в компании Лиззи и ее бойфренда Джереми.

– Не видели Стейси? – подлетая к нам, спрашивает Джим. – Она же была здесь, стояла на этом самом месте! Эх… – Он оглядывается и с досадой топорщит волосы.

– Боже, Джейми, возьми себя в руки, – удивляется Лиз, – иначе мы решим, что ты изменяешь милашке Кэндис.

– Плевать на Кэндис, – нетерпеливо отмахивается Джим, принимаясь высматривать мою подругу. – Где она? – Не найдя её взглядом среди сбившихся в кучки знакомых, он резко оборачивается к нам.

– Чувак, я стою на этом самом месте уже двадцать минут, и не видел никого, хотя бы отдаленно напоминающего Стейси. Неужели ты думаешь, что мы могли не заметить саму…

– Ладно, стоп-стоп. – Я, смеясь, пихаю Джереми в плечо. – Хватит издеваться над бедным парнем.

– Ты только посмотри, на нём же лица нет, – жуя, говорит Лиз. – Хочешь канапушку? – спрашивает она, сунув тарелку с закусками под нос Джиму.

– Ой, убери.

– Ну так что. Мы можем прямо сейчас все вместе поискать Стейси, – шутливо предлагает Джереми. – Я не готов смотреть на муки друга, а вы?

– Она скоро вернется, – говорю я, задумчиво наблюдая за тем, как в бокале Джереми тает кубик льда.

Совсем скоро полночь, и я несомненно угадываю намерения Джима. Впрочем, пусть царящая атмосфера веселья затронет и его. Все забылись, все надеятся, что следующий год обязательно принесет счастье. И никто не вспоминает, что ровно год назад думал и ждал того же. Я и сам из раза в раз попадаюсь на удочку этого заблуждения.

– Перестань лавировать, как фрегат, – просит Джереми, когда Джим, сделав круг по залу, возвращается к нам. – Этот ветер дует в другую сторону. Что?! – возмущается он, когда Лиззи бьёт его ладошкой. – Весь аппетит перебил. Вон твоя Стейси, с прекрасным незнакомцем.

Я оборачиваюсь и действительно вижу поднимающихся по лестнице Стейси и Грега.

– С кем она? Что за черт, кто это? – бормочет Джим.

– Видимо тот, кто оказался проворней тебя, – философски заключает Джереми. – Ай! Да что ты меня лупишь?

Я открываю рот, чтобы сказать, но замираю, увидев, что Грег не скрывает искренней улыбки и слушает болтовню моей подруги, не замечая ничего вокруг. Кажется, ему абсолютно все равно, куда и к кому с подачи Стейси ведут его ноги.

Стейс подзывает официанта и берёт с разноса три оставшихся бокала шампанского. Передаёт их Грегу, затем говорит что-то ещё, и официант, метнувшись, приносит бутылку.

– Кто откроет шампанское? – спрашивает она, подходя к нам.

К моему удивлению и неожиданности, её голос звучит по-привычному низко и устало.

– Давай я, – говорит Грег, ставя бокалы на стоящий у стены высокий столик.

– Давай, потому что, доверь это Майкрофту, и в криминальных сводках напишут, что я умерла от удара бутылкой – так он на нас смотрит.