Текст книги "Беглец (СИ)"

Автор книги: e2e4

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 37 страниц)

Зажигалка. Точно.

Собираюсь открыть рот, чтобы остановить направляющегося в мою сторону парня. Но это не нужно. Он и так останавливается. Он и так видит меня.

А я прекрасно вижу его. Стоит, засунув руки в карманы, смотрит на меня, решая. Ещё мгновение, и он отвернется, направляясь прочь. Ну же, Майкрофт. Ты вместо якоря.

Я чересчур преувеличиваю собственную смелость. Я трусоват, хотя и люблю думать, что это не так.

Не решаюсь позвать, лишь делаю знак рукой. Не знаю почему, мне отчего-то нужно, чтобы он подошел. Я чувствую, что был несправедлив. Я чувствую свою ничтожность, трусость; не люблю тех, чья искренность обнажает мои недостатки, но если он не подойдет, я сам догоню его. Сейчас мне нужна эта лакмусовая бумажка. Пусть он покажет, как низко я пал.

– Привет. – Он подходит совсем близко и щурится, вглядываясь в мое лицо, будто пытаясь высмотреть перемены. Я тоже ищу перемены. Всё те же взъерошенные вихры, тот же пронзительный, щемящий взгляд широко распахнутых глаз.

– Привет, – уныло отвечаю я, хлопая ладонью по бетону, предлагая присесть. Он садится по правую руку, точно туда, где той ночью сидел Фрэнсис. Это неправильно. Так не должно быть, это чужое место; меня передергивает от отвращения к самому себе, но просить пересесть было бы глупо.

И он не смотрит на меня. И молчит, упрямо.

– Давай покурим, – выпаливаю я. Он поворачивает голову и окидывает насмешливым взглядом. В темных глазах, на губах – усмешка; я съеживаюсь, ощущая себя маленьким и глупым, будто попав на молчаливый суд, где он оценивает каждый мой поступок начиная с зачатия. Неловко.

– Давай, – говорит он, но я тут же, одновременно с ним, перебиваю:

– Я хотел извиниться.

– Вот как? – спрашивает он, поднося сигарету к губам и смотря на нее, а не на меня. – Что вдруг?

Морщусь, как от пощечины. Он поджигает мою сигарету и раздумывает сидеть. Соскальзывает вниз и отворачивается, нагибаясь через парапет, по-детски свешивая руки за бетон.

– Знаешь что, – говорит он, сделав затяжку. Я сижу вполоборота, опустив голову, наблюдая за движениями грубых пальцев. Он продолжает: – Я и так все понял. Тебе не нужно переступать через себя, выдавливать скудные извинения и всё такое.

Моргаю. Похоже, он действительно понял больше, чем я предполагал.

– Я не воображаю, что знаю тебя. Но кое-что я вижу, – говорит он.

– Что же? – спрашиваю я, соскакиваю с парапета и повторяю его позу. Стою, навалившись на бетон, ожидая его ответа, но он молчит, молчит, молчит. – Грег, – зову я, и он раздраженно дергает головой, будто звуки его имени стали досадной помехой на пути кружащих в голове мыслей.

– Ты помешан на контроле, – отвечает он погодя.

Интересно, что он имеет в виду. И всё? Это и есть моя характеристика? Конечно, чёрт возьми, я на нём помешан, но ему-то откуда знать?

– Что ты имеешь в виду?

Поворачивает голову. Удивлен.

– Будто ты не в курсе.

– Я хочу узнать, как видишь это ты, – отвечаю я.

– Ты преступник и надзиратель одновременно. Как плохой коп, взявший всё в свои руки. Ты что-то там говорил о свободе. У тебя её нет, – говорит он зло. Затягиваюсь, обдумывая его слова. Это серьезное обвинение. Молчаливый судья взял меня за грудки. Молчаливый приговор – не то, что выправит этот день. Не то, что выправит эту жизнь. Если он пришел, чтобы встряхнуть меня, стряхнуть с меня пыль, я останусь благодарен. В ином случае разговор не имеет смысла. Наша встреча окажется ложным знаком, обманкой, призванным запутать ориентиром. Я отпущу цепь и упаду на пол. Вот и всё. Я контролирую и это.

– Предположим, ты прав, – говорю я, глядя на воду. Мне вдруг отчаянно хочется плюнуть вниз. Слюна заполняет рот. Я так и поступаю.

– Предположим, – соглашается он.

– Тебя это злит, – говорю я, не спрашивая. – Не стоит беситься потому, что другой человек не оправдал твоих ожиданий. В конце концов, только ты ищешь свободы. Я ищу другое.

– Например? – Он поворачивает голову и смотрит в упор. Я смотрю на воду, но чувствую этот испытующий немигающий взгляд.

– Я ищу порядок, – отвечаю я. – Ты все равно не поймешь, так что не бери в голову, – говорю я, отсекая дальнейшие вопросы. Он делает последнюю затяжку и бросает окурок. Тот летит вниз, ударяется о стену и, пустив сноп искр, ныряет в воду. Я чувствую, что похож на этот рыжий фильтр. Холодная вода, где я на поверхности. Я, как и он, не достигну дна.

Тушу сигарету о бетон.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я между прочим.

– Тебе не кажется, что я то и дело отвечаю на твои вопросы? – огрызается он, запуская пятерню в волосы и зло дергая за вихры.

– Перестань злиться, – говорю я, понимая, как глупо это звучит.

Я не обращаю внимания на его негодующе нахмуренные брови, зато замечаю, что одет он вовсе не по погоде: в кожаную куртку поверх толстовки.

– Ты не замерз? – спрашиваю, желая провалиться сквозь землю. Не знаю, откуда взялась эта отеческая забота. Майкрофт, рядом с ним ты превращаешься в идиота. Я жалею, что некому отвесить мне хорошего пинка.

Он перестает хмуриться и лишь рассеянно хлопает ресницами.

– Нет, – говорит он, улыбаясь. Я спрашиваю себя: это улыбка смущения? Это гребаная смущенная улыбка?

Неожиданно меня подхватывает теплое чувство. Какой же я кретин. Я вдруг вспоминаю все, что сделал с момента нашего знакомства, и уж тут не поможет и пинок, я хренов придурок, сказочный идиот! Перед глазами проносятся кадры: заброшенная стройплощадка, наши отражения в зеркале, лужайка перед домом Олли, его сжавшая дверную ручку рука…

– Господи… Прости. Прости меня, я гребаный мудак, я…

Хватаю его за плечо, разворачивая к себе, вглядываюсь в лицо, пытаясь заметить то ли следы нанесенный мною ран, то ли тень отторжения, злости или же промелькнувшее сомнение, за которым точно, точно-точно последует прощение. Я отчего-то знаю, что он простит, не отвернется, я выгляжу так жалко и глупо, он опешил, мои пальцы сжимают плечо, я не знаю, но надеюсь, что на этот раз мои ошибки не лягут на сердце неподъемным грузом, мне так это надоело, я так устал чувствовать вину…

Боже, что за нелепую сцену я устроил…

– Стой, стой. Успокойся. Всё нормально. – Он смеётся и вскидывает руки в примирительном жесте. – Я не злюсь, я просто не могу злиться после такого. – Откровенность этой улыбки похожа на благословение и индульгенцию одновременно. – Ты ненормальный, знаешь?

– Чёрт, – бормочу я, даже не зная, на что именно. Отряхиваю пальто и хватаю оставленную на парапете пачку. – Пошли в машину.

Почему каждый раз при встрече с ним я веду себя как полный придурок?

***

– Итак, – говорю я.

– Итак, – отвечает Грег, ведя ладонью по приборной панели.

– Как ты здесь оказался?

Он молчит, обдумывая ответ, смотря куда-то мимо меня.

– Искал работу, – серьезно говорит он. – Можешь начинать смеяться.

Хмыкаю про себя. Надо же. Странная ирония, но смеяться мне не хочется. Видя мою спокойную реакцию, он продолжает:

– Понял, что всё это дерьмо. Адреналин, свобода. Пора браться за голову, – говорит он печально. Похоже, сомнения не обошли его стороной. Он, как и я, мучается несоответствиями.

– И ты решил искать работу здесь?

– Я немного знаком с морским делом, – отвечает он, почесывая в затылке. На мой вопросительный взгляд объясняет: – Мы переехали из Ньюкасла. Мой отец был моряком, так что…

– Хочешь сказать, что умеешь водить эти штуки?

Я сказал «штуки»?

– По правде говоря, это все что я умею. А, ну да. И угонять тачки, конечно.

Я невольно улыбаюсь.

– Ты не смеешься, – говорит он, хмурясь. – Почему? Я уж ждал, что ты начнешь издеваться.

– Это только твое дело, Грег. Кроме того, это всего лишь работа. Я не сужу людей за то, как они зарабатывают. Это никак тебя не характеризует.

– А ты? Кем работаешь ты?

Открываю рот для ответа, но так и замираю, не проронив ни слова. У меня в запасе арсенал тупых ответов и ни одного правдивого для него. Он вскидывает брови.

Я художник. Гребаный портретист без работы, поэтому вооружился кистью и крашу листья в неестественный ярко-зеленый цвет. Вот кем я работаю. Вот мое предназначение.

– Я редактор, – говорю я после паузы.

– Редактор чего? Что ты делаешь?

– Исправляю романы. Переписываю неудачные места, делаю пометки и возвращаю авторам, – задумчиво протягиваю я.

– Сидячая работа, – удивляется он и выглядит, мягко говоря, неубежденным. Пора уже придумать нормальную легенду.

– Что-то вроде того, – хмыкаю и тут же перевожу тему: – Что ещё ты умеешь? Кроме лодок и машин, имею в виду.

– Эмм… Я хорошо стреляю. – Видя мое недоумение, он поясняет: – Из лука. Знаешь, меня чуть не взяли в сборную, – ухмыляется он, скорее печально, чем радостно. – Но я как обычно всё похерил. Ещё один бесполезный талант.

Постукиваю по рулю, обдумывая его слова. Я уже понимаю всю нелепость ситуации; наше знакомство, наша встреча и мы сами представляются мне самым абсурдным из абсурдов. Это чушь, которую несут с серьезным лицом. Это смех судьбы, это курица, которой не взлететь, это атеист, размышляющий о Боге в прокуренном насквозь пабе. Это я, Майкрофт Холмс, в обтянутом кожей салоне, это свисающая с потолка цепь.

– У меня есть предложение. Пообещай, что выслушаешь.

– Хорошо, – на его лице забавная смесь удивления и настороженности.

– Я знаю, где пригодятся твои таланты.

Он смотрит недоверчиво, но я чувствую распирающий его интерес и улыбаюсь.

– Не думал устроиться в полицию?

– Что? – он открывает и закрывает рот, словно выброшенная на берег рыба. – Спятил? Не говоря о моих убеждениях, кто меня возьмет, с моим прошлым?!

– С каким прошлым? – насмешливо спрашиваю я. – Ты чист, как гребаный небожитель. Кстати, что не так с твоими убеждениями?

Он вспыхивает.

– Ну, знаешь, Майкрофт, ты превзошел сам себя. Уму не постижимо, более идиотской идеи не мог предложить даже я. В полицию! Стать гребаным бобби, мне! Издеваешься?

– Я ведь говорил, это всего лишь работа. Просто подумай. Ты жаждешь адреналина, справедливости, свободы. Последнее, разумеется, я не гарантирую, но, как понимаешь, иногда приходится жертвовать. Ты умен, смел, пронырлив, в отличие от тех, кто служит в Ярде. Чем не вариант, – говорю я серьезно.

– Ты точно спятил… – неверяще протягивает он. – Сумасшедший. Я же ничего не умею!

– Научишься, – говорю я немного жестко.

Он смиреет и отворачивается, вглядываясь в пейзаж за лобовым стеклом.

– Идиотизм.

– То, что сегодня кажется идиотизмом, завтра может сойти за дельную идею. И наоборот. Я не настаиваю и не жду, что ты согласишься. Просто подумай, – произношу я, доставая визитку.

– Что это?

– Мои контакты. Хотя ты, конечно, можешь завалиться ко мне домой…

Он фыркает.

– Вот мой домашний номер. – Наспех записываю цифры на обороте карточки. – Позвони, если надумаешь. Устрою тебя в академию.

Он прячет визитку в карман.

– А что должен делать я? – спрашивает, насупив брови.

– В смысле?

– Ты помогаешь мне, а что взамен?

– Ничего. – До меня даже не сразу доходит, что он имеет в виду, настолько неожиданным оказывается вопрос.

– Благотворительность? Так не бывает. В чем подвох? – Он сверлит настороженным прищуром глаз.

Мне становится жаль. Жаль этот мир, в котором ничего не бывает просто. Просто так. Помочь кому-то. Почему нет?

Знакомься, Грег. Майкрофт Холмс, хренов гуманист, наивный альтруистичный болван. Именно это написано на моей визитке. Да нет, конечно. На ней ничего, кроме имени.

– Взамен ты пообещаешь хорошенько всё обдумать. Идёт? – Улыбаюсь.

– Хорошо, – обескураженно кивает он.

– Вот и славно. Куда сейчас? Я отвезу.

***

– Вот здесь я и живу, – печально говорит он, когда мы подъезжаем к его дому. Я понимаю, что он стесняется того, что я стал свидетелем… чего, собственно?

Никак не комментирую его слова, хотя вижу, что ему это нужно.

Он отчего-то останавливает взгляд на моих перчатках. Я не выдерживаю:

– Послушай. Если ты думаешь, что место, где ты живешь, имеет для меня хоть какое-то, самое мизерное, значение, – то ошибаешься. Это всего лишь дом. Четыре стены. Не вижу, как он отличается от любого другого.

– Не говори ерунды, – ощетинивается он.

Хмурюсь, стягиваю ставшие ненавистными перчатки и швыряю их на панель.

– Так лучше? – цежу я.

– Дьявол, прости. – Он выглядит виноватым. – Просто по одному взгляду на тебя ясно, из какого ты теста.

Здорово. Я мысленно умоляю его заткнуться, иначе сегодняшняя наша встреча снова закончится моим бешенством. Не он ли выговаривал мне за то же самое тогда, на стройке?

– В конце концов, – говорю я спокойно и киваю на дом, – ты даже не выбирал его. Даже эти шмотки, – цепляю воротник его куртки, – говорят о тебе больше, чем дом, машина или то, чем ты занимаешься.

– Почему? – не понимая, хмурится он.

– Потому.

Хочется прикрикнуть на него, сказать, что кое-кому в этой машине стоит повзрослеть, но сдерживаю себя. Всего должно быть в меру, особенно идиотизма.

– Когда-нибудь ты поймешь, – говорю, не сомневаясь, что задеваю его.

– Ясно.

Судорожно придумываю, как смягчить нанесенный моей бестактностью ущерб.

– Ладно. – Мне вдруг становится весело, потому что ни с того ни с сего мы сидим как два надутых индюка. – Подумай над моим предложением. И вали, наконец, домой, – смеюсь я.

Он тоже смеется. Выходит искренне, но немного нервно.

– Больной, – качая головой, прыскает он. – Ты точно ненормальный. Я говорил?

– Ты повторяешься, – усмехаюсь я.

Смотрю, как он посмеивается в кулак, и не могу не подумать об одном.

Боже-Боже. Майкрофт.

Домой я отправляюсь в превосходнейшем из настроений.

========== Did Anyone Approach You? ==========

Вместе с первым снегом зима принесла иллюзию спокойствия. Сейчас происходящее со мной кажется размеренным и предсказуемым. Следующие одна за одной командировки наконец прекратились. Я осел в Лондоне, чему, честно говоря, очень рад, – хотя и понимаю, что ненадолго. Грег (так странно, я снова и снова спешу подумать о нём) принял мое предложение, без труда прошел тесты и готовится начать учебу. Мы видимся даже чаще, чем положено хорошим знакомым. Моя радость скоротечна, но никогда ещё я не был так счастлив заблуждаться. Чудесное время года, и если б не красный нос, я мог бы признаться ему в любви.

– Я, наверное, последую твоему примеру и выброшу свой мобильный. Это невозможно! Мать звонит по десять раз на дню. Цивилизация меня доконает. – Стейси роется в сумочке, пытаясь выключить жалобно стонущий аппарат.

– Знаешь, возможно тебе стоит быть поласковей. Хотя бы с родственниками, – насмешливо говорю я. – В конце концов, семейные связи могут оказаться полезны.

– О, Майки. Обожаю, когда ты так циничен. – Она оглядывается и поднимает пушистый воротник.

– Я пытаюсь говорить доступным тебе языком, – отвечаю я.

– Семья, семья… Знаешь, лучше бы ты, а не моя назойливая матушка, намекнул, что тебе не хватает моей любви, – тянет она, зевая, и приближается, чтобы поцеловать меня в щеку. Я с готовностью обнимаю её за талию.

Мы стоим возле входа в «Асторию». С неба падают первые крупные хлопья снега; Стейси бросает курить – очередная блажь, – поэтому я тяну последнюю за вечер сигарету и смотрю, как она зябнет и кутается в искусственный мех.

– Замолви за меня словечко, если решишь вступить в партию зеленых.

В ответ она фыркает и морщит покрасневший от холода нос.

– Ты только посмотри, – кивает куда-то в сторону. Прослеживаю направление её взгляда. Прямо к нам, в обнимку, направляются Джим и Кэндис. Они останавливаются, Джеймс кивает в приветствии, в то время как Кэндис недвусмысленно виснет у него на плече и показывает полное пренебрежение нашей встречей.

Стейси сухо здоровается, и я, спохватившись лишь прочитав «Привет» по ее губам, протягиваю руку.

– Ну, мы пойдем… – неуверенно говорит Джеймс. Кэндис демонстративно молчит. Пару секунд спустя они скрываются за дверьми ресторана.

Я совершенно отказываюсь понимать происходящее. Какая муха её укусила? Держу пари, я снова не заметил какой-то своей оплошности, но я в жизни не поверю, что Кэндис переживает за то, как я поступил с Клэнси. Я оборачиваюсь к Стейси с немым вопросом в лице.

– О, Майк, не обращай внимания.

Я не обращаю внимания. Мне расхотелось идти в ресторан, только и всего. Достаю и подкуриваю еще одну сигарету. Ненавижу все эти заморочки, а еще больше ненавижу теряться в догадках.

– Не знал, что они встречаются.

Признаюсь, со всеми командировками я немного выпал из жизни, но всё равно обидно, что Джим как друг и напарник не обмолвился об этом и словом.

– Встречаются? О, нет, Майкрофт, ты стал свидетелем отвратительной актерской игры.

Похоже на то.

– Тебя, как я вижу, это не удивляет?

– Я смотрю этот спектакль каждый день. Не бери в голову. Пойдем внутрь.

Я хмыкаю: ей как всегда удалось меня заинтересовать.

– О, Господи!

Вздрагиваю и оборачиваюсь на возглас Стейси.

– Перестань верещать, это всего лишь я.

– Шерлок, – зло говорю я, моментально выходя из себя. – Что ты забыл в Лондоне?

Он с шумом втягивает морозный воздух, видимо, набираясь терпения перед выволочкой, которую, он знает, я ему устрою.

– Дело, братец, де-ло, – отвечает он со смешком, ожидая, что это усмирит братский гнев.

– Сейчас же отправляйся домой.

– Следующий поезд только утром, – раздраженно бросает он.

Внезапно Стейси решает выступить в качестве миротворца.

– Ладно, перестаньте кусаться и вспомните о приличиях, – говорит она.

Шерлок пожимает плечами.

– Приличия, кому нужны приличия.

Я все еще сверлю его взглядом, но в итоге приходится согласиться с доводами разума: раз уж он здесь, ничего не поделаешь.

– Иногда я жалею, что уехал из дома, – бурчу, выбрасывая истлевшую сигарету.

– Не могу сказать того же, – говорит он тихо и вскользь и тут же, опережая мою реакцию, обращается к Стейси:

– По какому поводу маскарад? – спрашивает, кивая на огромные, на пол-лица, солнечные очки.

– Много будешь знать…

Шерлок, кажется, не слушает, оглядываясь куда-то в сторону.

– Тот малый наблюдает за вами с самого моего прихода, – говорит он, обращаясь больше ко мне.

– Репортёр. Идемте внутрь, – тут же решает Стейси. – Нет. Нет-нет-нет. Я знаю этот взгляд. Шерлок Холмс, ты пойдешь с нами и поешь как нормальный человек, – не допуская возражений, отрезает подруга.

Он страдальчески закатывает глаза, но всё же следует за нами внутрь.

***

– Как ты узнал, что мы здесь? – спрашивает Стейси, вертя в руках вегетарианское меню.

Поджимаю губы. Начало разговора явно не вдохновляет.

– Учуял запах «той самой» туалетной воды и не нашел в шкафу его лучшего костюма. Поэтому справедливо решил, что он направился в самый дорогой ресторан Лондона. Мой братец ужасающе постоянен в своих привычках.

Ты, маленький сопляк, перестань говорить обо мне в третьем лице.

– Той самой туалетной воды?

– Женщина, я только что рассказал, как раскусил самого Майкрофта Холмса, а тебя интересуют какие-то духи!

– Стейси, милая, не возражаешь, если я не последую твоему примеру и закажу мясо? – спрашиваю я, напрочь игнорируя брата.

– Что ты, – отмахивается подруга, – было бы жестоко лишать тебя удовольствия полакомиться вырезкой маленького невинного барашка…

– Спасибо, дорогая. Я ценю твою терпимость. А ты, – обращаюсь к Шерлоку, – мог не сочинять этой сказки, тем более, что нужного впечатления она не произвела. Ты прослушал автоответчик, только и всего.

Шерлок щурится, а затем продолжает как ни в чем не бывало:

– Конечно автоответчик. Заглянув в шкаф, я остался приятно удивлен. Кажется, мой брат так и не сумел влезть в свой лучший костюм.

Я решаю не искушать судьбу и заказать вегетарианские каннеллони.

Стейси фыркает.

– Он же худой как щепка.

Мысленно корю её за то, что повелась и подхватила эту тему.

– Да, но этого недостаточно, – ухмыляясь глядя на меня, отвечает ей Шерлок.

Я спокоен. Я чертовски спокоен. Я самый спокойный старший брат в этом гребаном городе.

– Шерлок, милый, придержи шутки о моем перфекционизме, тем более, что они давно устарели.

– Разве? – пожимает плечами Шерлок.

Мы делаем заказ. Стейси просит подать «самый лучший стейк», надеясь впихнуть его в Шерлока. Держу пари, ей это удастся.

– Стейси, – говорю я, когда она заказывает вино на троих, – не уверен, что спаивать моего брата – хорошая идея.

Мы оба смотрим на Шерлока. Тот сидит, задумавшись, явно не обращая внимания на нас и происходящее.

– Пусть пьёт. Я буквально слышу, как вертятся шестеренки в его голове. Ты ведь тоже слышишь этот назойливый скрежет? – усмехается она.

– Жаль, что твои шестеренки уже давно не радуют своим движением, – парирует Шерлок.

Стейси вскидывает брови и накрывает руку Шерлока ладонью.

– Верно, Шеза. Не переживай: ты самый умный юнец в этом зале.

С удовольствием смотрю, какой эффект произвела подколка Стейси.

Несколько минут, пока мы в тишине ковыряемся в закусках, я обдумываю произошедшее у входа, бросая короткие взгляды на занятый Джимом и Кэндис столик. Судя по полному равнодушию Стейси, она имеет абсолютное представление о том, что происходит.

– Какая отвратительная актерская игра, – говорит Шерлок, заметив объект моих взглядов.

– Думаешь? – интересуется Стейси.

– Судя по всему, блондину интереснее наш столик, чем его спутница.

– Ой, да ты что? – скороговоркой щебечет Стейс, тотчас оборачивается, внаглую, и встречается взглядом с Джеймсом. – Изумительный соус к поленте, правда, Майк? – отрезает она.

– Даже не представляю, из чего он.

– Некоторые рецепты должны держаться в тайне, не находишь?

– Да, но иногда эта тайна мешает насладиться всеми оттенками вкуса.

– Ваш секретный язык не такой уж секретный, – раздраженно перебивает Шерлок.

– Я лишь переживаю, что твоя гениальная голова не выдержит наших разговоров.

Смеёмся. Шерлок строит кислую мину, и мне становится совестно.

– Ладно, Стейс. Объясни наконец, что происходит.

Стейси усмехается, поднеся бокал ко рту.

– Видишь ли, Майк, кое-кто пытается вызвать мою ревность.

– Само собой. Мне непонятно, достигла ли попытка цели.

– Верно ли я понял? Вы обсуждаете дела сердечные? Ладно мой брат, но от тебя, Стейси, я такого не ждал.

– Что поделать, Шерлок, все мы стареем.

– Вот уж нет. Меня эта чепуха не коснется.

– Никогда? – иронически интересуется Стейс.

– Любовные терзания – не моя область. Это целиком и полностью поприще Майкрофта.

Моя подруга не может сдержать улыбки.

– Однажды, милый Шерлок, ты сдашься без боя, и, уверяю, настанет очередь Майкрофта. Смеяться, – последнее слово она произносит одними губами.

– Вот как?

Слова Стейси и шутливое удивление Шерлока не вызывают абсолютно никакой реакции. Соус действительно отменный, а я орудую приборами с абсолютно каменным лицом.

– Боюсь, как бы ни были сильны ваши родственные чувства, за все годы ты так и не разобрался в характере брата. Прости, Майк. Ты, а не твой брат, совершенно не создан для любви.

– А ты, Стейси? – резко отвечаю я, разозлившись.

– А я создана для вина. – Она смеется глазами и отпивает глоток.

Смена блюд немного охлаждает мой пыл. Стейси абсолютно права. Порой я не испытываю к ней и малейшего подобия любви.

– Интересно, зачем этот спектакль Кэндис? – спрашиваю я, якобы равнодушно.

Стейс кривит рот.

– Шерлок, дорогой, закрой уши. То, что я скажу, отобьет аппетит всему ресторану.

Шерлок ухмыляется, делая знак – «продолжай».

– Они отчего-то решили, что раз не вышло по отдельности, получится дожать меня сообща. Мне остается лишь надеяться, что они наконец обратят взгляды друг на друга. Каждый из них стоит другого.

– И обоих ты дразнишь, – говорю я с осуждением.

– Возможно. Каждый развлекается, как умеет. Твои слова.

– Найди другие игрушки, – цежу я как можно тише, стараясь, чтобы моя злость не стала достоянием других столиков.

– Не стоит спускать на меня всех собак. – На этот раз она серьёзна.

– Не буду, если скажешь, что у вас с Кэндис ничего не было.

Шерлок, до этого задумчиво поглощавший стейк, смотрит с недоумением.

– У нас ничего не было, – говорит Стейси после внушительной паузы. – Доволен?

Я мысленно зажмуриваюсь.

Трудно сказать, доволен ли я, зная, что она солгала.

Предпочитаю уделить внимание горячему, ограничившись коротким «вполне».

– Надеюсь, ваши сексуальные предпочтения не передаются по воздуху, – говорит Шерлок, не скрывая удивления.

– Предпочтения. Кому они нужны. Уж ты, Шерлок, всегда был далек от условностей.

– Возможно, но я никогда не размышлял об этом в таком ключе.

– Кстати, что за дело привело тебя в Лондон?

– Умоляю, Стейси, мы и так сказали достаточно. Только не за столом, – прерываю я.

– Почему нет? Сегодня уже ничто не испортит аппетит.

– В Лондоне новый Потрошитель. Три проститутки, один почерк. Я не мог не взглянуть.

– Боже, Шерлок! – морщится Стейси. – Избавь меня от подробностей. Не сомневаюсь, твоя поездка не прошла даром.

Я смотрю на улыбающегося Шерлока и едва ли не впервые ощущаю гордость. Надеюсь, то, чем он занимается, ему действительно по душе.

– Кстати, что от вас хотел репортёр?

Стейси смотрит на меня, спрашивая разрешения рассказать. Я решаю, что лишней откровенностью этот вечер уже не испортить, и говорю сам:

– Видишь ли, один мой знакомый был неосторожен, обнаружив свою ориентацию перед прессой. Стейси любезно согласилась изображать его прикрытие.

– Да, и теперь эти идиоты ждут не дождутся нашей помолвки. Меня не должны видеть с Майком или с кем бы то ни было. Приходится хитрить, чтобы они не могли сделать фотки. Слава Богу, скоро это закончится.

– И что это за важный «знакомый»? Твой бойфренд? – глядя на меня, интересуется Шерлок.

Бывший бойфренд.

Я молчу, и никто на свете не выбьет из меня признания.

Стейси наблюдает за мной самым выразительным из взглядов.

– Знаете что, мальчики? Кто-нибудь хочет десерт?

***

Я ловлю кэб для Стейси, с неудовольствием наблюдая за их гневным перешептыванием. Они не прячутся, но явно не желают быть услышанными. После нескольких бесплодных попыток, одна из машин останавливается.

– Итон-сквер, – говорю я и оборачиваюсь, желая поторопить подругу и предотвратить надвигающуюся между ними ссору. Шерлок, со сложенными на груди руками, хмурится, но ни на шаг не отступает от Стейси.

– Ты все понял, – слышу я. – Только попробуй, хоть словом.

Брат горделиво вскидывает подбородок, показывая, что если он и не понял, то разговор в любом случае окончен.

Стейси целует меня в щеку.

– Я позвоню, – говорит она, садясь в автомобиль.

Когда машина отъезжает, подталкиваю Шерлока вперед.

– Пройдёмся.

Мы идем по улице, он достает пачку, и я, подумав, всё же беру у него сигарету.

– Итак, что сказала Стейси? – спрашиваю, щелкая зажигалкой.

Он идет в шаг со мной.

– Как ты, вероятно, понял, мне запрещено об этом говорить, – досадливо отвечает брат. Я знаю, что его так и распирает рассказать, но не собираюсь настаивать: пусть думает, что на этот раз его выдержка осталась непоколебимой.

– Надеюсь, родители в курсе, где тебя носит?

– Я надеялся, ты сам им скажешь…

– Шерлок!

– Брось, Майкрофт, из нас двоих ты обладаешь большим дипломатическим тактом.

Обреченно вздыхаю.

– Хочу перебраться в Лондон. После школы.

– Не знаю, Шерлок, вряд ли мама будет рада отпускать тебя в столицу так рано.

– Она будет не против знать, что я у тебя под боком.

– Вот уж не думал, что ты согласишься на это добровольно.

– Я не поеду в Астон.

– О, разумеется, даже не думай об Астоне. Оксфорд еще куда ни шло.

– Майкрофт! – Шерлок останавливается, возмущенный, и задерживает меня. – Ты же не серьезно, братец?

Прогорклый выдох превращает его лицо в едва уловимый ориентир.

– Почему нет? – спрашиваю я, затягиваясь.

– Мааайк, – тянет он, и даже в заполненной дымом темноте видно, как его взгляд смягчается до состояния расплавленной патоки.

– Ладно, Шерлок. Я подумаю. И всё же мне приятно, что ты задумался о будущем.

Неожиданная черта, которая, не будучи присуща мне, никогда не казалась возможной в Шерлоке.

– Давай перейдем на ту сторону. Поймаем кэб.

***

Дома Шерлок без сил, прямо в ботинках, валится на кровать. Я понимаю, как он, должно быть, вымотался, и, решив не доставать его придирками, ухожу в гостиную. Нужно дописать речь, которую мой начальник зачитает на вручении грантов во вторник. И кое о чем подумать. Пожалуй, о многом.

Я никогда не рассматривал жестокость Стейси всерьёз. Всё, весь её обращенный в мир характер, казался не более чем блажью, шуткой, игрой на публику, прихотью искушенной жизнью старлетки. Я готов считать, что это её вынужденная защита от мира, её попытка не допустить вторжения, но никогда и вообразить не мог, что всё это искренне и всерьёз. Я не знаю, уже не понимаю, похожи ли мы; кажется, мы похожи ровно на ту долю, на которую катастрофически отличаемся друг от друга. Раньше мне казалось, что она дополняет меня, и если я не мог отыскать конец какой-то мысли, она была рядом, чтобы указать направление. А сейчас. Я мучаюсь от отвращения к ней, от отвращения к себе, к собственной слепоте, от невозможности повлиять хоть на что-то. Мне кажется, она неумолимо ускользает, и всё, что я могу, – ухватиться за память о ней, сомкнуть пальцы на невесомой накидке, которую она, смеясь, тут же сбросит с плеч. Тщетно пытаюсь понять, не моя ли это вина, и в то же время боюсь узнать, что я был тем, кто подтолкнул её к этому образу мыслей, действий, жизни. Я просто не могу взять на себя вину, она раздавит меня вдобавок к тому грузу, что уже давит на мой полусогнутый хребет.

– Шерлок. Шерлок, проснись…

Он открывает глаза и смотрит рассредоточенным взглядом.

– Что случилось?

Борюсь с желанием залепить ему хорошую пощечину, чтобы он очнулся.

– Что сказала Стейси? Почему я не должен об этом знать? Ну, Шерлок, говори. Это важно!

Он моргает. Взгляд становится ясным и фокусируется на моем лице.

– Сказала, что ты порвал с бойфрендом и чтобы я не заикался говорить на эту тему. Что случилось?

Я медленно сажусь на кровать.

– Ничего, Шерлок. Прости. Спи.

Он бормочет «ненормальный» и зарывается лицом в подушку.

Возвращаюсь в гостиную под аккомпанемент неясных мыслей. Я совершенно не понимаю, как жестокость к другим соседствует с желанием оградить кого-то одного, меня. Боже, ненавижу полутона. С удовольствием залез бы к ней в голову, но не могу посметь и приблизиться, между нами никогда не было той искренности, она никогда не говорила о главном, что спрятано у неё, а не у меня внутри. Я был эгоистом, и понял это… Поздно? Я вдруг совершенно ясно понимаю, что не знаю, совершенно не знаю человека рядом с собой. Это она, всегда она, копошилась в моих мыслях, никогда не открывая себя. В секунду, когда я думаю об этом, меня охватывает ужас. Не могу поверить, что допустил даже намек на такое. Знаю, что она любит, что ненавидит, что презирает, знаю оттенки её эмоций, но совершенно не знаю, что скрывается за этой праздничной шелухой. Мне остается лишь представлять самое худшее, мне, в сущности, ничего не остается, я…