Текст книги "Беглец (СИ)"
Автор книги: e2e4
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 37 страниц)
Я дотрагиваюсь до воды, ожидая, что встречу тепло, но та оказывается неожиданно плотной и давно остывшей.
Тягучий голос – словно воспроизведенная диктофоном запись.
– Шанс есть всегда. Всё вокруг сплетено из шансов. Ты хочешь получить шанс, Майк? – Она расслабляется и смотрит из-под ресниц.
– Может быть. Что ты знаешь о шансах? – спрашиваю я.
– Я ничего не знаю. Это ты. Это твоя голова. – Таким тоном объясняют очевидные вещи.
– Ты когда-нибудь получала шанс?
– О, так ты о Джеймсе. Кто сказал, что мне нужен шанс? Посмотри на меня – разве не прелесть? Я плыву и плыву, раскачиваюсь на волнах, зачем мне думать о каких-то призрачных шансах…
Открываю кран. Вода поднимается, принимая недостающее тепло. Мой взгляд скользит по её фигуре, замирая на щиколотке, разглядывая тонкую золотую цепочку. Шанс.
– Цепочка. Её никогда не существовало, верно? Её придумал я. – Замираю. – И ты, – о, теперь я понимаю, – такая, какой я хочу тебя видеть. – Вскидываю брови. – Умно, очень умно. Браво, Стейс. Я должен испугаться?
Она заливается смехом – и это действительно пугает. Смеётся и смеётся, обнажая зубы, и этот смех кажется потусторонним, словно звучит в глубине воды.
– Испугаться? – удивляется она. – Пожалуй, должен. Ты в придуманной ванной с придуманной подругой, и даже мой смех – фикция. Пора бежать, Майки, хорошо, что ты наконец вспомнил. – Она вздрагивает в беззвучном смехе, словно не слышала более уморительной шутки.
Я улыбаюсь, понимая.
– Так что? Это мой шанс? Не испугаться?
– Будет сложно, Майк. – На губах усмешка, но взгляд – тяжелый, мрачный, – обдает холодом.
Внезапно она прикрывает веки и соскальзывает вниз, под воду, уходя с головой.
Она не утонет, пока я сам того не захочу.
Волосы извиваются мягкими лентами. Под водой она кажется спокойной, умиротворенной, неживой. Медленно выплывает обратно. Её лицо, обрамлённое потемневшими мокрыми волосами, показываясь из воды дюйм за дюймом, всё больше походит на хищную маску.
– Так что, это шахматы? – спрашиваю я.
– Это не шахматы. Это шанс, – выплевывает она.
Неожиданно действительность идет помехами. Глаза болят, пытаясь ухватить изображение, виски ноют от подскочившего давления. Стейси смеется, волны помех искажают лицо, прочерчивают чёрные полосы, ложатся рябью с невыносимым шипением.
– Я понял! Понял! – кричу, и картинка, дрогнув, приходит в норму.
– Ты не можешь понять это сам, – тихо произносит Стейс. – Иначе зачем я лежу здесь, в заполненной кровью ванне?
Что? Нет.
Она проводит по воде и демонстрирует: с кончиков пальцев слетают бурые капли. Я опускаю глаза и тут же вскакиваю, делая шаг назад.
– Так о чем мы говорили? – беззаботно продолжает она. Словно не лежит по грудь в крови, словно на её щеках разводы от туши, а не… – Да, точно, я считаю, ты не должен упускать этот шанс. Майк? Майк, что с тобой? – Голос полон тревоги. – Ты меня слышишь?
Я стою, не смея шелохнуться и раскрыть рта.
– Ты меня слышишь? – слова звучат, будто издалека. Стейси приподнимается, налегая на бортик, и щелкает пальцами. – Майк.
Внезапно она улыбается и отводит руку.
Щелчок – и бурая гладь вспыхивает ярко-голубым пламенем.
========== Sin Sin Sin ==========
– Тебе ещё долго? – заглядывая в кабинет, интересуется Грег.
– Нет, уже все.
Я только что отложил карандаш и, подперев щеку, бездумно пялюсь на бумаги. Потираю сдавленную очками переносицу.
– Какие планы?
Пожимаю плечами.
– Можем посидеть где-нибудь. В пабе, например, – предлагает он.
Я киваю – почему нет – только добавляю, что хочу заехать к Стейси.
По дороге Грег листает учебник, изредка нарушая тишину, но так и не завязывая разговора. Мне не хочется говорить, не хочется смотреть на дорогу: обычная субботняя хандра, усыпить которую способен разве что алкоголь.
– Круто, что ты так беспокоишься о подруге, – говорит он, продолжая ведомую только ему мысль.
– Я не беспокоюсь.
– О, да брось! Беспокоишься, ещё как! – восклицает он.
– Она не так беспомощна, как кажется.
– Ага.
Уже у порога её дома он останавливается, спрашивая, не намерен ли я взламывать замок. Я достаю ключи и смеюсь его облегченному вздоху.
– На пару минут. Только убедимся, что всё в порядке.
В доме тихо. Минуем коридор, проходим через гостиную и останавливаемся возле закрытой спальни. Осторожно поворачиваю ручку – дверь поддается. Мне остается лишь удивиться: раньше, по детской привычке, она запиралась, даже находясь одна. Видимо, эти времена прошли.
Мы заходим, и я наконец могу выдохнуть.
– Это так ми-и-ло, – тянет Грег, глядя, как Стейс, обняв одеяло, пускает слюнки в подушку.
– Да уж, – едва слышно отвечаю я. – Мило.
Я тоже смотрю, но только затем, чтобы убедиться, что она спит. Сыграть глубокую фазу сна не может даже Стейси.
– Где-то должны быть таблетки. – Осматриваю тумбочку.
– Гляну в ванной, – кивает Грег.
Возвращается не с пустыми руками.
– Ничего нет, только снотворное.
Закатываю глаза.
– Ты же не думаешь, что там действительно снотворное?
Он чешет затылок и протягивает бутылек. Откручиваю крышку.
– Узнаешь?
– Прозак.
– Точно. Поставь обратно. Это не тот маленький секрет, который я ищу.
Пока он ходит, я заглядываю в брошенную на комод сумку и, к своему удивлению, нахожу то, что искал. Черную с золотым тиснением книжку.
– Что это? Дневник? Ты же не будешь читать? – шепчет Грег.
На секунду я задумываюсь.
– Не сейчас.
Достаточно знать, что он существует. Честно говоря, я почти не надеялся.
Поверить не могу, что она ведет его до сих пор. Не уверен, что готов узнать, о чем она писала все эти годы. Может, она вела статистику матчей или, как и раньше, собирала цитаты – а может, писала обо мне. В любом случае, открыв, я уже не смогу отмотать назад.
Собираюсь вернуть его на место, но, когда переворачиваю, один из листов выпадает на пол. Забавно, но я смотрю на Грега – тот всё понимает и, наклонившись за страницей, пробегает её глазами. Неожиданно он улыбается.
– Вы оба больные, – говорит он весело. Смяв, вкладывает лист мне в руку и выходит из комнаты.
Недоумевая, разворачиваю скомканную бумагу.
Дорогой Майк!
Уверена, что данное тебе воспитание (и я говорю не о том воспитании, что мы оба получали вечерами пятницы), не позволит прочесть найденный тобой дневник.
С.
Идиотка.
Я улыбаюсь, вкладываю смятый лист в книжку и возвращаю на место.
Уходя, я всё ещё задаюсь вопросом: что это – шахматы или шанс?
***
Мы входим в прокуренное помещение, и мой взгляд сразу же падает на свободный столик в углу. Я никогда не делаю этого – не сажусь возле стен, и сегодняшний вечер не станет исключением. Грег идет за напитками, а я направляюсь вглубь зала. Здесь многолюдно. Дым стоит в воздухе, тусклый жёлтый свет своей монотонностью сдавливает виски. Гул разговоров определенно не способствует расслаблению. Краем глаза наблюдаю за соседними столами: похоже, никто, кроме меня, не жалуется. Наверное, старею. Всё кажется унылым и до боли прозаичным. Точно. Моя голова болит от прозы.
– Взял нам пиво. – Грег подсаживается за стол и подвигает бокал. Пока я задумчиво вожу пальцем по ободку, он устраивается напротив и вытягивает ноги, протиснув их между моими. – Расслабься. Что, это из-за дневника? Ты ведь не читал? – насупив брови, спрашивает он.
– Нет, просто… – Я стараюсь расслабить плечи, чтобы снять напряжение в шее.
Он наклоняется к столу.
– Просто что? Ты гребаный король мира, вот и наслаждайся этим.
– У королей не бывает выходных, – говорю я скорее в сторону, чем ему.
Он берёт бокал и делает несколько жадных глотков. Смотрю, как дёргается его кадык. Ударь в меня молния, если это не сексуально. Я следую его примеру и прикладываюсь к бокалу, не спуская заинтересованного взгляда. Разрази меня гром, если это не сексуально в ответ.
– Ты снова это делаешь. Разглядываешь меня.
– Я и не прекращал. – Альтернативная правда в моём исполнении вызывает улыбку.
Если в этом пабе и отдыхает король, то имя его Грег Лестрейд. То, как естественно он развалился напротив, положив руку на спинку сидения и скрестив лодыжки вытянутых ног, умиляет и вызывает восхищение. У меня стойкое ощущение, что кое-кто спешит обозначить свое превосходство перед стаей.
– Что? – спрашивает он на мою улыбку.
– Да нет, ничего. – Стараюсь не рассмеяться. – Я такого ещё не видел. Ощущение, что ты попал в свою стихию. Ты изменился.
– Правда? – Он усмехается. – Не представляю, о чем ты.
– Ты всегда спокоен, но сейчас кажешься самоуверенным.
– Тебе не нравится? – то ли спрашивает, то ли констатирует он.
– Нравится, – говорю я.
«Очень», – говорит мой взгляд.
– Могу перестать.
Серьёзно? Да ну?
– Нет, не можешь.
– Ты прав, – смеется он. – Тебе скучно? Если так, то можем уйти.
– Уже нет, – отвечаю я. Потому что это правда.
– В любом случае прекрати меня разглядывать.
– А то что? Затискаешь до смерти? – ухмыляюсь я.
– О, иди к черту, – он отмахивается и обводит зал взглядом. – Много народу, да?
– Грег.
Он смотрит куда угодно, только не на меня.
– Обычно столько бывает в субботу, во время матчей и после.
– Грег.
– Что это по телеку? Крикет?.. – Он возмущенно кривится.
– Грег!
– Ну что, что? – Он наконец поворачивает голову и улыбается. – Что? – восклицает он с оттенком смущения и смеха.
– Прекрати трещать и смущаться. Да что с тобой? Ты какой-то странный.
– Ничего, просто… – Он потирает затылок. – Просто не смотри на меня так.
– Так? – удивляюсь я.
– Как будто решил съесть на ужин.
– Кто сказал, что я не собираюсь, – говорю я, сделав глоток.
– Ну знаешь… О, Боже. Я краснею. – Похоже, в его запасе целый арсенал смущенных улыбок. – Этот бар странно влияет на нас обоих.
– Очень странно, – говорю я тихо.
– Что ты имеешь в виду? – Он наклоняется к столу. Я делаю тоже самое, как будто есть секрет, который нужно обсудить. – Итак, что за секрет? – шепчет он.
Я нахожу его руку под столом. Это необходимо для таинства посвящения. Точно, именно так.
– Что мы здесь забыли? – спрашиваю я шепотом.
– Я спрашиваю себя о том же.
– Мы должны быть в другом месте.
– Верно. В каком?
– Где нет свидетелей, – говорю я, оглядываясь на сидящего поодаль парня, что пялится на нас минут пятнадцать. Тот делает вид, что увлечен крикетом.
– Свидетелей чего?
– Моей большой проблемы.
– О… Что?
– Ты всё понял.
Он выпрямляется.
– Ты, блять, шутишь.
Я развожу руками.
– Ты не предупреждал, что будешь таким сексуальным, – говорю я, делая глоток.
– Я? Сексуальным? – Он запрокидывает голову в немой мольбе.
– Экстремально.
– Остановись. – Он невидяще пялится перед собой. На его лице – вся боль мира.
– Я ничего не делаю. Это ты виноват.
– Гм…
– Экстремально.
–…
– Меня не отпустит. – Втягиваю воздух. – Невероятно. Он смотрит ошалело, закусив губу. – Я могу умереть. Точно тебе говорю.
– Маленький несносный ублюдок.
Растягиваю губы в ухмылке и киваю, подтверждая его теорию.
– Черт… Ты больной.
– Что?
– Я просто… Боже. Если б я знал, что ты начнешь соблазнять меня здесь, я бы…
– Предпочел не терять времени? – говоря, прикрываю глаза.
– Боже… – Он прикрывает рот ладонью и смотрит неверяще. – Как ты это сделал?
Пожимаю плечами.
– Это? Я ничего не делал.
– Сволочь.
– Ты знал, что я могу быть очень, очень, очень несносным.
Он сглатывает и наклоняется к столу.
– Ты что-то мне подсыпал?
– Ноуп, – говорю я одними губами.
– Ах… Чёрт. Мне нужно умыться.
Вскидываю бровь.
– Умыться, – повторяет он, смеясь, и встает из-за стола. Я провожаю его взглядом и, ухмыляясь, утыкаюсь в бокал.
***
Черт, ну где он? За это время можно было принять душ, не то что умыться. Оборачиваюсь – кажется, туалет там. Это глупо, но ещё чуть-чуть – и я пойду за ним сам.
Здесь просто слишком…
Стоп. Вот чёрт. Куда подевался любитель крикета?
Я подрываюсь с места и тут же слышу грохот и громкие голоса. Народ вскакивает с мест, прислушиваясь. Ныряю в проход к туалетам – раздается вопль, потом всё стихает, – следом за мной увязался парень. Тяну дверную ручку.
Твою мать!
Грег стоит, прислонившись к стене, с задранной головой, пытаясь остановить идущую из носа кровь.
– Блейк? – Парень протискивается вперед меня. Закрываю дверь на защелку. Он оглядывает лежащее на кафеле тело. – Блейк! – Подходит ближе и принимается тормошить. Тело издает стон и сворачивается, поджимая колени. Узнаю в нём любителя крикета.
– Ах ты ублюдок! – гнусавит парень, бросаясь на Грега.
– Эй, легче, – в два шага преодолев расстояние, хватаю его за ворот.
– Да я тебя…
Он разворачивается, я ныряю под руку – бью точно по затылку и заламываю руку, прижимая к стене. Он тяжело дышит и старается вырваться из захвата. Вскрикивает от боли.
– Не дергайся, – цежу я. Чувак успокаивается и хрипит, пытаясь вдохнуть. Астма? – Грег, ты в порядке?
Он не отвечает.
– Грег! – рявкаю я, но он молчит, уставившись на лежащего на полу.
Вот дерьмо.
В дверь деликатно стучат.
– Занято! Слушай, – говорю я в ухо, – сейчас я отпущу тебя, ты поднимешь своего друга, дождёшься, пока мы уйдем и только потом вызовешь скорую. Ты понял?
Да что блять за минута молчания?
– Ты понял? – Я сильнее скручиваю руку.
– Я… понял… – Говорит он, хрипя.
– Хорошо. Без глупостей.
Делаю шаг в сторону. Парень оседает на пол, тяжело дыша и держа руку на горле.
– Пойдем. – Хватаю Грега за локоть. – Свое дело ты сделал.
– Стой, – наконец говорит он, – мы не можем бросить их так.
– Ещё как можем, – выдаю я не терпящим возражений тоном и толкаю к выходу.
Возле двери двое парней.
– Вызовите скорую, – бросаю я, оттесняя одного из них плечом.
– Какого хре… Эй, вы! —
Не успеваем сделать и пары шагов, как один из них бросается на Грега, другой – толкает меня так, что я отлетаю к стене и едва не скулю от пронзившей боли. Начинается заварушка. Уворачиваюсь от удара и со всей силы бью уёбку по челюсти. Видимо, сил у меня не много – удар выходит слабым. Парень с матами наваливается на меня. Шипит от боли, когда хватаю длинные волосы, наклоняя вниз.
– Звоните в полицию!
Бью типа коленом в живот и отталкиваю от себя. Кто-то наваливается сзади, пытаясь заломить руки – отвожу локоть и от души прикладываюсь по роже. Разворачиваясь, толкаю прочь. Пока этот мешок с дерьмом пытается подняться на ноги, бросаюсь к Грегу, которого оттаскивают от лежащего на полу противника.
Хватаю Грега, и тот не успевает сообразить, как я почти бегом тащу его к выходу, расталкивая повскакивавших с мест зевак.
Какой-то мудак пытается меня остановить.
– Пошел на хер, – Отталкиваю с пути.
Выскакиваем на улицу и садимся в припаркованную тут же машину. Не пытаясь отдышаться и не смотря на Грега, завожу мотор и даю по газам.
***
Через десять минут мы останавливается на улице… Я и сам не знаю где. Прижимаюсь к рулю, пытаясь сориентироваться.
– Мы недалеко от моего дома, – выглядывая в окно, говорит Грег. – Если темно как в гробу и ни одного фонаря – значит, мы в Ньюэме.
Он смеется. Хохочет в кулак. Я тоже не могу не засмеяться. Мы снова влипли в идиотскую историю, только теперь – на одной стороне.
– А ты не зря ходишь в спортзал.
– Да, еще бы курить бросить, – иронично замечаю я, – чуть не задохнулся, пока бежал к машине.
– Стареешь, – нагло ухмыляется он.
– Зато ты, как я посмотрю, в отличной форме, – укоризненно качаю головой. – Все этого, конечно, дико сексуально… – Я тянусь к бардачку, чтобы достать салфетки. – Но давай вытрем этот ужас с твоего лица.
Беру его за подбородок, стирая кровь. Он трогает нос.
– Цел.
– Ты точно уверен, что в порядке?
Он стягивает накинутую поверх футболки рубашку.
– Чёрт, придется выбросить, – весело говорит он, пялясь на окровавленный рукав. – Со мной всё нормально, и прекрати кудахтать.
Смотрит внимательным, чуть насмешливым взглядом. Удерживаюсь, чтобы не показать язык.
Вдруг он застывает – становится серьезным, смотря перед собой.
– Они очухаются. Не стоит переживать об этих придурках.
Но Грег поджимает губы.
– Как думаешь, там есть камеры?
– Камеры? – недоумеваю я. – А, камеры. Даже не думай об этом. Завтра никто не вспомнит, что ты вообще там был.
Он поворачивает голову и хмурится, пока я говорю, но мои слова его, кажется, успокаивают.
– Боже мой, это было так глупо… – неверяще протягивает он.
– Серьёзно… Ты, хренов уличный боец, что вообще произошло? – Я обнимаю руль, утыкаясь в сгиб локтя.
– Ты здорово вымотался, да?
– Грег. Этот ублюдок к тебе приставал?
Он отворачивается и смотрит в окно.
Что ж, говорить придется мне.
– Слушай. Если ты думаешь, что виноват в этом или что дело в ориентации. Нет. Сколько раз я вытаскивал Стейси из передряг, только потому что какому-нибудь придурку нравилась её мордашка.
– Ты не понимаешь! – тихо восклицает он. – Со мной такого не было!
– А со мной – было. И, как сам видишь, я не ношу на лбу табличку «гей» или «жертва». Это просто случается, и всё.
Протягиваю руку и дотрагиваюсь до его волос, зарываясь в них пальцами. Он не реагирует, только закусывает губу. Кажется, это моя привычка.
– Вот что мы сделаем, – говорю я решительно.
– Что? – Он поворачивает голову и встречает мои губы.
Поцелуй с привкусом соли, алкоголя и адреналина. Похоже, азарт погони передается через слюну – иначе как объяснить что я, хладнокровный и совершенно спокойный, отдаваясь этой совсем не грубой ласке, чувствую, как ускоряется сердце. Я захватываю его губы, и я, долбаный контрол-фрик, забираю всю инициативу. Может, этим поцелуем я хочу сказать: даже не думай, что я потеряю бдительность. Даже не думай, что случится плохое.
Не случится ничего. В этом грёбаном мире с тобой, пока я здесь и уж тем более пока ты чувствуешь мой язык, ничего не произойдет.
Моя власть начинается прямо сейчас, с твоих губ. С нашей встречи, с того момента, как я перехватил взгляд темных глаз, ты попал в поле моего зрения, в поле моего вмешательства. Но сейчас… Я собираюсь навязать тебе всё, что ты захочешь забрать. Я заберу всё, что мешает сосредоточиться на важном.
Не смей отстраняться и открывать глаза. Этот поцелуй – выброшенный в опущенное стекло флаг. Черный, как твои глаза. Ничего снежно-белого, кроме этой, растворенной на языке, таблетки от бессонницы. Никто не сдается, просто кто-то выключил свет.
***
– Это был самый долгий поцелуй, который видела эта улица.
– Да брось. Разве это поцелуй? Это реанимация.
– О, – тянет он, – ты меня откачал. Я вернулся! Я готов!
– К че… Эй, куда ты? – Он накидывает куртку, выскакивает из машины и, остановившись у капота, отбивает барабанную дробь. Ближний свет бросает тень на лицо. Он похож на инопланетянина.
– Эй, чувак, отстань от моей тачки, – высунувшись в окно, кричу я. – Мой парень надерёт тебе зад.
Он улыбается и, пригрозив кулаком, подходит к водительской двери.
– Вылезай. Ну, давай.
– Как хочешь, но я предупредил.
– Да, и что же он сделает? – Наглая ухмылка.
Выбираюсь из салона.
– Не знаю. Может… затискает тебя до смерти?!
– Ай! Черт, щекотно!
Он принимается удирать. Я делаю вид, что собираюсь догнать, и ловлю его на том же самом месте.
– Попался.
– Кажется, да.
Мы стоим, обнявшись. Улица совершенно пустынна. Это обостряет чувства. Волна нежности зарождается внутри и вырастает крыльями, ударяя по плечам. А может, это вес его рук, и я – всего лишь романтический идиот.
– И зачем ты меня вытащил?
– Милая ночь.
– Милая ночь?
– После того, как мы поссорились сегодня – и не говори, что это не было ссорой. Самая настоящая ссора. Я подумал, что должен что-то изменить.
– Например?
– Показать то, чего ты не видел.
– Показать или дока… – Он закрывает мой рот ладонью.
– Посмотри. – Он смотрит наверх.
Я немного ошеломлен. Небо сплошь в молочно-белой россыпи звёзд.
– Звёзды? В Лондоне? Уверен, никто не давал такого разрешения.
Он смеётся.
– Видел подобное?
– Ну, обычно я смотрю сверху вниз, так что нет – не видел. То есть, технически видел. Они ведь существуют независимо от погоды.
– Независимо от погоды… – задумчиво протягивает он.
– Не знал, что ты интересуешься такими тонкими материями.
– Ты интересуешься.
– А, ну тогда всё в порядке, – улыбаюсь я. – А то я решил, что проморгал момент, когда тебя подменили инопланетяне.
Он отстраняется.
– Что ещё ты проморгал? – с улыбкой. – Как думаешь, он выдержит нас обоих? – Он подтягивается и садится на капот джипа.
– Моего самомнения ему не вынести. Нам понадобится домкрат.
– Обожаю работать руками, – говорит он, притягивая меня к себе.
– А я зарабатываю ртом. Ты знал? Иногда и руками, но больше ртом.
– Иди к черту, – шепчет он и, наклоняясь, целует.
За миг до того, как соприкасаются наши губы, в воздухе проносится мысль: «Ах ты гребаный везунчик». Гениальная фраза. Её автор не так безнадежна.
Избавляю его от куртки и промокшей потом футболки и прижимаюсь губами к холодному плечу. Не хочу испугать, вызвав ассоциации с произошедшим в туалете паба.
– Ты уверен, что…
– Заткнись, – выдыхает он.
Веду губами по коже и провожу языком по соску. Ещё раз. Слышу его тяжелое дыхание и буквально чувствую, как под руками вспыхивает жар. Мой язык устремляется вниз, к пупку. Он следит за моими действиями.
– Тшш… – шепчу, ощущая, как в панике сокращаются мышцы живота. Дотрагиваюсь до груди, прослеживая рельеф подушечками пальцев.
Осторожно расстегиваю ремень и кнопку на джинсах. Он запрокидывает голову, с шумом втягивая воздух.
Мы собираемся прыгать?
Оттягиваю резинку трусов и высвобождаю член.
Оу.
– Я должен это как-то прокомментировать? – спрашиваю не своим голосом. – Он обреченно стонет. – Ясно. Самое время заткнуться.
Прижимаюсь к нему, впитывая запах. Скольжу рукой вниз под мошонку и нежно массирую пальцами. Он выдыхает и кладет руку мне на плечо. Продолжая поглаживать, наклоняюсь и провожу языком по все длине затвердевшего члена, смачивая слюной. Его сжимающая плечо ладонь – лучший путеводитель: я исследую напряженный пенис, выискивая самые чувствительные места. Когда кончик языка несколько раз скользит по уздечке, он стискивает моё плечо – вот оно. Осторожно поглаживаю мошонку и еще раз провожу языком – от основания к концу, как если бы слизывал подтаявшее мороженное. Ловлю головку губами и делаю круг языком; ещё один, и ещё. Его пальцы вцепились крепко, это отвлекает от мыслей о собственном члене. Острый язык поглаживает уздечку; я двигаю головой так, чтобы головка скользила по языку и влажной изнанке щек. Могу представить, что сейчас он стискивает зубы и распахивает глаза в удивлении. Но мне нужно слышать; сегодня – да.
– Всем членам команды приготовиться ко взлету, – говорит он нелепым голосом. Его палец скользит по бедру, прочерчивает зигзаг и подбирается к члену. Влажные губы, дразня, касаются головки.
– Френс…
– Капитан Фрэнсис, лейтенант. Соблюдайте субординацию, если не хотите получить взыскание. – Язык кружит по крайней плоти. – Мы начинаем полет через пять… четыре… На счет три захватывает головку губами. Насчет два я перестаю соображать.
Скольжу рукой вверх, находя сосок; другая продолжает ласкать мошонку. Кончик языка, едва касаясь, быстро скользит по погруженной в рот головке, поигрывая и щекоча. Он прерывисто вздыхает и расслабляет пальцы. Я беру чуть глубже, обильно смачивая слюной. Захватываю губами и двигаю головой вверх, продолжая скользить языком и не выпуская головки до конца. Снова погружаю головку и, чуть надавливая губами, двигаюсь вверх, не давая члену выскользнуть изо рта. Рука, лаская подушечками пальцев, устремляется вниз живота, отдавая свое тепло. Он не выдерживает, и из груди вырывается низкий стон. Я знаю, что он на грани, потому что чувствую горьковатый вкус выступившего секрета. Едва ощутимо сжимаю член у основания, надавливая на канал и перекрывая доступ сперме.
– Боже, черт, просто дай мне кончить! Френс!.. – Он продолжает мучить, словно не слыша. Принимает член все глубже, ускоряя темп. Когда я чувствую, как головка касается горла, он сглатывает, вызывая животный вскрик.
Чертов Фрэнсис. От зародившегося возбуждения не остается и следа.
Вбираю член почти до конца, и губы скользят вверх, медленно, то и дело останавливаясь; язык настойчиво ласкает заднюю поверхность ствола. Грег чертыхается, приглушенно стонет и сжимает челюсти, едва не срываясь на рык. Выпускаю член изо рта. Горячее дыхание обдает головку; Грег задыхается и впивается в мое плечо, но тут же отпускает, цепляясь за капот. Облизываю его снизу вверх, с нажимом; два пальца скользят за мошонку, поглаживая. Он вскрикивает, обрушивая поток ругательств. Я улыбаюсь, скольжу языком вверх и заглатываю головку. Мои ладони находят его руки, сжимая; губы смыкаются на уздечке и когда кончик языка обводит вход, он стонет, кончая. Сперма ударяет в горло.
Воу! Честно говоря, немного обескураживающее ощущение: у меня во рту обмякший член, его обладателю сейчас явно не до шуток, а мне щекотно и хочется смеяться. Боже… Что за ненормальный день…
Я выпрямляю затекшую спину и застегиваю его джинсы.
– Эй, ты живой? – спрашиваю, видя, что Грег тяжело дышит и пялится мимо меня с совершенно отсутствующим видом.
– Не уверен, – бормочет он.
– Эй, не пугай меня.
Он хмурится, встречая мой взгляд с каким-то нелепым вызовом.
– Я просто подумал. Как могло получиться, что я прожил последние двадцать лет, даже не зная о том, что я гей? – Его голос звенит обвинением.
– О, в задницу! Ты серьезно? Ты, блять, вздумал винить меня? – закипаю я. – Не мог подумать об этом раньше?
– Что? Я не. Я не виню тебя. Я только… Извини, я немного…
–…в шоке, – продолжаю я за него.
– Да. – Он утыкается в сцепленные замком руки. – Слушай, не злись, я правда немного сдурел от всего этого. – Он тянет меня ближе, прижимая к себе. – Мне казалось, я всё обдумал, но к такому нельзя подготовиться, понимаешь? Прости. Мне никогда не было так хорошо.
Вздыхаю и обнимаю в ответ.
– Рад слышать.
– Ты не возбужден, – говорит он.
– Я был немного занят. – Наконец даю выход напряжению и смеюсь. – Самую малость. Боже, какая нелепость…
Он улыбается и целует в висок.
– Я был не в себе, когда… Слушай, а мне показалось, или нам посигналила машина?
– Ага.
– Хм. – Он вскидывает брови и моргает. – Окей.
***
Мне кажется, он чертовски прав, говоря, что к такому нельзя быть готовым. Сколько ни думай, реальность делает иначе; поступать, как задумано нами, – против её природы, против законов Вселенной. Я думал бесконечно долго; мне казалось, решение было, и я его принял, но… Фрэнсис? Моя голова выкидывает всё новые фокусы: серьёзно, минет – не самое подходящее время для мыслей о бывшем дружке… Ну, не совсем дружке и не совсем… И я бы мог оценить иронию, если б за той не тянулись тоска и горечь. Кажется, мое нежелание отпускать Фрэнсиса сыграло со мной же сначала в поддавки, а потом в прятки – и в итоге запятнало в салочки в самый неподходящий из моментов. Чёрт, как же я устал от собственной глупости. Хотя как раз это было умно. Я понял, что влюбляюсь как последний идиот, и, подсунув воспоминания о Фрэнсисе, подсознание напомнило, что бывает с такими влюбленными дураками после. Стейси была права: не испугаться будет сложно.
А чего я хотел? Одна константа в этой жизни – зеро, и глупо полагать, что иной путь окажется легким и приятным. История повторяется и повторяется, но на самом деле единственное постоянство – ноль, исход любой жизни. Должно быть, Грегу будет приятно узнать, что он – моя заключительная попытка. Он опять отвечает за всё человечество.
В прошлый раз он справился, а теперь?
========== Reveal ==========
– Боже, этот ливень когда-нибудь кончится? – Грег ёжится, запахивая штору.
– У меня такое чувство, что дождь идет прямо в спальне, – говорю я, передергивая плечами. И правда, кажется, словно капли стекают по коже. Методичный стук о стекла сменяет шорох захлестнутых ветром капель. В дымоходе завывает, как в преисподней.
Я сижу в кровати с накинутым на плечи одеялом. И я блядски болен, впервые за долгое время.
– Это я должен был заболеть, – говорит Грег. Он возвращается в кресло и продолжает чтение, держа книгу прямо перед глазами.
– Если б ты заболел, я бы сошел с ума.
– Да уж, могу представить. Носился бы, как наседка или – о! – шпарил горчичниками.
– Быстро ты меня разгадал, – вздыхаю притворно. Он морщит нос и продолжает читать, скрыв лицо книгой.
– Ты что, плохо видишь?
– Я, в отличие от некоторых, не так стар и вижу прекрасно. Это привычка. Вообще, тебе пора мерить температуру.
– Уже. Тридцать восемь – таблетки действуют, я в добром здравии.
– Выглядишь, будто при смерти, – отвечает он. – Дай-ка. – Он подходит, взбивает подушку и заставляет лечь. С трудом отвоевываю положение полулежа: в конце концов, я не инвалид.
– Что ты вообще читаешь? – интересуюсь раздраженно, потому что мне «никаких книг и умственной деятельности» не прописано. – Что это? Джейн Остин? – Прыскаю и захожусь хохотом.
– Иди в задницу, – бурчит он. – Да, Джейн Остин, представь себе.
– Кое-кто у нас рома-а-нтик, – тяну я, улыбаясь. Выходит немного издевательски, поэтому он отворачивается в кресле, показывая неприличный жест.
Дождь терроризирует окна мелкой крупой капель. В момент, когда порывы ветра особенно сильны, кажется, что они и вовсе не выдержат натиска.
– Это великий роман, если хочешь знать, – обиженно говорит он.
Я понимаю, что немного перегнул палку, и все же мне весело. Хотя бы это отвлекает от мерзкой ломоты в спине.
– Конечно. Особенно мне нравится то место, где он делает ей предложение, – говорю я. – Я писал по нему сочинение, ещё в школе.
Он спускает ноги с подлокотника и оборачивается. Его веселый прищур говорит о том, что пришла моя очередь терпеть насмешки.
– Что ж, теперь я знаю твой самый страшный секрет. Я не жилец.
– А ты догадливый.
– Ты не в том положении, чтобы выделываться, Майкрофт, – говорит он полушутя.
– Да, пожалуй, не в том, – полусерьезно отвечаю я.
Комната погружается в шум дождя. Он смотрит поверх книги.
– Ты боишься меня потерять?
Его вопрос вызывает удивление со знаком минус.
– Ты куда-то собрался?
– Мне интересно, чем заняты твои мысли. Просто ответь. Боишься?
Вот он – вопрос, на который существует лишь один правильный ответ. И плевать, правдив он или нет. Он ждёт, что я скажу то, что он хочет услышать. У меня нет выбора, кроме как ответить «да». Я пятился слишком долго, дожидаясь, пока спина не упрётся в кирпичную кладку.
– Я уже ничего не боюсь.
– Круто. Мне неприятно, кстати. Просто, чтоб ты знал.
– Я не это имел в виду.
– Да? Так объясни.
– Я ответил правду. Извини, что она тебе не нравится. Я не хочу тебя терять, но я не боюсь. Даже если после тебя останется выжженная земля, это факт, с которым ничего не поделаешь. Нет смысла бояться. Это случится, и всё.
– Я тебя понял. А я вот боюсь. Что ты удивляешься, это новость? Вот такой я дурак, – раздражается он.
– Эм… Да. Нет. Наверное.