Текст книги "Ожидания (СИ)"

Автор книги: Drugogomira

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Ожидания ==========

Ему больше нечего ей сказать. Нечего. Ясно как Божий день – она ему и тогда не поверила и сейчас не верит. В её глазах всё читается. Ему мерещится в них презрение. Ярость. Протест. «Опять Вы!». Казалось бы – куда уж хуже? Оказывается – есть, куда. Еще – есть. Он почувствовал это, неожиданно столкнувшись с ней в дверях номера того «рекордсмена». Ксения всё сообщила ему своим уничтожающим взглядом. Вот вроде кажется – это уже дно. Но потом снизу обязательно постучат и станет понятно – еще не дно.

В любом случае, ему уже нечего терять. Обретя новый мир, он уже потерял в нем – её и себя самого. Заблудился, словно в безлунную ночь в темном лесу, и не видит выхода, плутает. Его болтает, как шлюпку посреди бушующего океана, и земли на горизонте не видать. Она не станет маяком, на который он выплывет. Не станет. Могла бы, если бы он хотя бы видел, что она ему верит. Но она не хочет ему верить. Он понял это после той стычки с фермером в баре. Спровоцировал его, чтобы открыть глаза ей. Нет. Бесполезно. К накрывшему его отчаянию примешивается неприятное чувство разочарования. Ожидания оказались не оправданы. Она – одно его огромное неоправданное ожидание – с самого начала и до самого конца. И головой он это понимает. Только сердце протестует, сердце не согласно, сердце отчаянно хочет, чтобы иначе.

Он рад бы вновь отрастить кожу потолще на месте содранной, но Ксения не дает ему столь необходимого на это времени, постоянно маяча перед глазами. Все его стены её милостью давным давно превратились в руины, а взвесь в воздухе все никак не осядет. Добралась до него, поселилась в нем, он добровольно пустил её внутрь. Поселившись – открыла ему глаза на себя самого, вытянула спрятанное, обнажила. И теперь он пытается спастись от себя. Не может.

«В пыль эти бури смоются сразу, как возьмешь за руку.

Останови меня»

Он плохо спит ночами. «В ночь от себя не скроешься». Он больше не в силах прятать эмоции: они сами проступают на лице. Но, впрочем, какая разница, если она все равно слепая? Она все равно их не видит. Она его не видит. А может, оно и к лучшему… Он не хочет, не желает, чтобы она узрела, что сотворила с ним, лицезрела его на коленях, его падение.

Он должен быть сильнее. Перед ней – только с прямой спиной.

***

Этот ужасный день плохо начался и еще хуже кончился. Мало того, что этот ненормальный каким-то образом пробрался в её номер, он еще и цирк в нем устроил. Ксюша в очередной раз пожалела, что связалась с фермером. Сначала навоз понюхай, потом козу подои, потом красней за него перед всем стаффом, потом сыром потравись – и все это с вынужденной натянутой на лицо улыбкой. Чего не сделаешь ради того, чтобы заткнуть за пояс наглых сотрудников и принести пользу отелю. Потом он руки распускает в лобби: вмазал врачу. Ну, может, тому и полезно – достал уже со своими неуместными шуточками, со своей язвительностью этой! «Моя королева…» еще ладно, можно стерпеть, но «непереносимость лактозы» – это уже за гранью добра и зла. А его нелепые попытки оправдать себя в момент, когда его поймали с поличным под ее окнами… С биноклем в руках! Стоит признаться, она поверила ему – на несколько секунд: допустить мысль о том, что Юрий Сергеевич действительно мог за нее волноваться, было приятно. Допустить и прогнать! Волноваться за нее? Да его кроме себя, похоже, вообще никто не волнует! Так что – может и поделом.

Ладно, ради отеля и прибыли управляющая готова была принести некоторые жертвы, делая вид, что позитивно настроена по отношению к фермеру и его подношениям. Но она ничего такого не имела ввиду! Проникать в ее номер! Как он вошел? Он ее пугает… Что за нелепые объяснения? Разве она давала ему повод?

И вроде ведь даже объяснилась с ним, но он оказался из тугодумов – не понял ровным счетом ничего. Преследовал ее по пятам и это уже пугало. Еще более неприятный разговор с Семёном случился в коридоре: она пыталась расставить в нем все точки. Честное слово, она никогда и ни перед кем не была так честна, как в тот момент перед этим мужчиной. «Боги, отцепись уже от меня!». Его не брало ничего – и все-таки пришлось врать. Ксения опять не подумала о том, что это вранье будет иметь далеко идущие последствия. Она просто пыталась, наконец, от него отвязаться.

***

Как так получается, что он вечно оказывается в самый неподходящий момент в самом неподходящем для этого месте? Что он вообще забыл на третьем этаже в это время? Ах да, к Льву Глебовичу же шел…

«Снова этот полоумный рядом с ней трется. С утра пораньше…

Похоже, всё ее устраивает… Как ни в чем не бывало…»

Настроение, совсем неплохое благодаря возвращению Стеллы Анатольевны, резко упало в момент, когда он их увидел. Рухнуло. Несмотря на все его предостережения, несмотря на неадекватность мужчины, которую невооруженным глазом видно за версту, Ксения с этим шизофреником общается. Предпочитает это общение общению с ним. Видимо, он всё же заслужил. Действительно заслужил? Юра не мог вспомнить ни одного случая за всю историю их с управляющей знакомства, когда он бы действовал во вред ей. Не считая того случая с гребаным фокусником. Он тогда просто не мог помыслить, что безобидная шутка обернется так. Он знал про себя, что может ранить словами, поведением, но с этим сложно что-то поделать: это форма защиты. Но активными действиями – действиями нет, никогда. Узнав ее лучше, он принял ее сторону, всегда пытался ей помочь, действовал в ее интересах. Одна совершенная под парами алкоголя под грузом эмоций ошибка перечеркнула всё. Превратила так тщательно и аккуратно выстраиваемый хрупкий карточный домик в груду макулатуры, которая тут же была испепелена ее глазами. И теперь она не слышит и не видит его: стоит и милуется с этим фермером.

Отчаяние вперемешку с разочарованием – адская смесь.

«Что ж…»

____________

Юра был даже рад этой «дуэли». Фермер видел в нем для себя угрозу – это и не удивительно. Вспомнилась потасовка в лесу под ее окнами: врач тогда прямо заявил ему о собственной симпатии к управляющей. А потом вывел его на реакцию следующим утром, чтобы поняла, может, у кого тут нехорошие намерения. Не поняла она ничего. В момент, когда в лицо Юры полетела тряпичная перчатка, ему остро захотелось поквитаться и за лес, и за его окончательно испорченную репутацию, и за то самое утро. В сущности, уже плевать, как он будет выглядеть в глазах управляющей. Свое мнение о нем она сформировала и его не изменит. Доказать этим боем он не сможет ей ровным счетом ничего. Но отпугнуть от нее чокнутого – отпугнуть можно попробовать. Он опасен. Опасен для управляющей.

Смотрит на него со скепсисом и укором:

– Юрий Сергеевич, а я Вам запрещаю! – Словно он ребенок, а не взрослый мужчина.

«Запрещаете? Вам что, есть до этого дело?

А, может за фермера своего переживаете?»

– А вот это уже не в Вашей юрисдикции.

Какая теперь разница? Ему уже все равно… А если и нет – она не увидит его эмоций.

***

Боги, долго этот селянин еще будет ее преследовать? Это уже переходит все границы. Ворваться в номер, прессовать в коридоре, нарушить ее рабочий процесс! Может, он и правда… того? С каждой минутой подозрения крепнут…

«Что!? Дуэль!? Да вы в своем уме!? Что за дичь!?

Ладно, этот, но Вы-то куда, Юрий Сергеевич!?»

Она пыталась вмешаться, пыталась высмеять это нелепое, глупое решение – все без толку: врач дал ей понять, что «свидание» состоится. Пыталась запретить… Он посмотрел на нее взглядом, от которого по коже побежали мурашки. «Вы мне не верите. Хорошо, я это принял. Не вмешивайтесь»; «Мне все равно»; «Какая Вам разница?»; «Я не вижу выхода». Черт знает что там было в его глазах. Горечь. Юрий Сергеевич не дал ей возможности считать глубже, покинув планерку. Стремительно пришло осознание – он настроен серьезно, они действительно… Они же… В этот момент внутри поднималось что-то… Протест. Сердце вдруг забилось чаще, где-то в районе горла, под ложечкой неприятно засосало. Ей сейчас кажется, или ситуация выходит из-под контроля? Ей кажется, или в ней рождается липкий страх? Страх – за человека, в отношении которого запретила себе любые чувства.

Когда вечером Юля накинулась на нее в коридоре с комментарием про «двух мужиков», Ксении вконец подурнело. Она до последнего надеялась, что эти двое образумятся, придут в себя и передумают. Это же глупость, такая чушь! Кто придумал так выяснять отношения? Какой Mortal Combat, Юля? И ведь она, как ни крути, к этому причастна. Это же она ляпнула фермеру про парня. Юрий Сергеевич ни в чем не виноват, но ее милостью подставляется под чужие кулаки. Семён Ильич – вон какой здоровый, деревенский мужик. При том совершенно неадекватный! Он же его убьет… Боже… Это. Необходимо. Остановить… Ноги сами понесли её во внутренний двор, Юлька увязалась следом. Начало накатывать: внешне еще более или менее держится, но истеричные нотки в голосе её выдают. Пусть всё это прекратится! Немедленно!

«Пожалуйста, Семен Ильич, уйдите отсюда, я Вас прошу! Проваливайте!»

Он – пришел. Он на нее не смотрел – смотрел поверх ее головы в глаза своего оппонента. Он её слушал, но не слышал. Её здесь словно не было – пустое место. Она бы могла сейчас начать раздеваться – он бы, видимо, и не заметил. Все ее выразительные взгляды наталкивались на камень. Ксения каждой клеточкой тела чувствовала его обращенную к фермеру ярость, так хорошо замаскированную маской видимого спокойствия. В его глазах управляющая ясно читала намерение – это будет бой, бой до победного. Боги…

А дальше… Дальше она не могла смотреть. Но смотрела. Страх – она чувствовала животных страх. Каждый удар, каждая звенящая пощечина – словно по ней самой. Он подставлялся под эти удары снова и снова – из-за ее лжи. Пожалуйста, не надо… Пожалуйста, прекратите! Остановитесь! Пожалуйста, только выстой… Когда врач упал, ей почудилось, что из-под ног начала уходить земля, что воздух перестал поступать в легкие. Она молилась, чтобы он встал на ноги… Нет, не для того, чтобы продолжить. Пусть просто встанет, и она увидит, что с ним все в порядке…

«Вставай же!»

Закончилось всё так же стремительно, как началось.

***

Поднимаясь с земли, Юра собирал последние силы, чтобы вложить их в удар. Он понимал, что еще один привет от фермера – и он проиграл. Семён расслабился, думая, что перед ним – слабак. Но врач пришел сюда не для того, чтобы в очередной раз оказаться поверженным: он должен был показать фермеру, что с ним шутки плохи, должен был поквитаться, должен был отпугнуть от неё этого психопата. Он не мог себе позволить, просто не мог позволить в очередной раз выглядеть лузером в ее глазах. Он не может ей ничего доказать, но может показать, что готов за неё биться и подставляться столько раз, сколько понадобится. Она не должна видеть его сдающимся. Ни эмоционально, ни физически. Он не собирается сдаваться – не сейчас.

Остатки сил были вложены в один удар. В последний.

Принимать от Льва Глебовича поздравления, которые ему не нужны. Не с чем поздравлять. Он не самоутверждаться сюда пришел, вовсе нет.

Протянуть проигравшему руку помощи. Не как соперник. Как врач.

Не смотреть на неё.

Не думать.

_________

Не думать не выходит. Он постоянно думает. О ней. О себе. О том, где он оказался спустя три месяца работы здесь. Заглядывать в себя страшно, а на нетрезвую голову – страшно просто невыносимо. Поэтому – виски. Страху нужно уметь смотреть прямо в глаза. Нужно разобраться в себе и все-таки принять её равнодушие, смириться с ним. Понять, как и куда двигаться дальше.

Судя по всему, эти его чувства никому не нужны. Она его не видит. А может, оно и к лучшему? Нет. Что тут может быть к лучшему? Ей действительно все равно. Разочарование ощущалось все острее, пускало корни, обвивало ими нутро, забивая собой чувство отчаяния. Разочарование вперемешку с отчаянием – адская смесь.

Просто тяжелый день. Но…

Жизнь его закаляет, каждая новая боль делает сильнее, заставляет двигаться дальше. На коленях она его не увидит. Никогда. Только в полный рост, с гордо выпрямленной спиной, поднятой головой и прямым взглядом.

– Я бы… Хотела извиниться… Это моя вина, что всё так… Получилось, – внезапно прозвучавший фактически над ухом голос – её – выводит Юру из состояния транса.

«Надо же, смотрите, кто пришел…»

– Да Вы-то тут причем? – врач смотрит на Ксению и отводит глаза. Она действительно ни при чем. Условно… По крайней мере, в эти разборки он сам ввязался.

– Этот Семён начал за мной ухаживать, я сказала, что у меня есть парень, а он почему-то подумал, что это – Вы…

«Вот как? То есть, все-таки «при чем»… Неужто она, наконец, сама увидела, что связалась с психом?»

– Знаете, Ксения, я из тех людей, которые не стесняются сказать: «А я ведь говорил». Я Вас предупреждал, что он неадекватен.

– Предупреждали… В следующий раз я к Вам обязательно прислушаюсь.., – смотрит прямо, не отводя взгляд, развернувшись к нему на стуле.

– Ооо, какая честь для меня.., – произносит он с иронией, ухмыляясь в свой стакан, – «Улыбается…», – Прислушается, значит. Неужели? Внутри загорается что-то, отдаленно напоминающее лучик надежды. Его только что зажженный ею маяк.

– Можно воды? – обращается управляющая к бармену.

– Лучше виски…

«Может, хотя бы с виски она расслабится и получится, наконец, нормально поговорить?»

– Нееет… Спасибо, давайте воды.

Маяк гаснет.

– А обещали прислушаться.., – произносит он, силясь скрыть накатившее очередной волной чувство разочарования, – Неоправданные ожидания…

Его неоправданные ожидания…

***

Но что бы не случилось – каждый вечер он все равно смотрит в ее окна. Наверное, это осознанное желание быть ближе. Лишний раз её увидеть. Хотя бы издалека. Сегодня на них растянута черная ткань. От него? Или действительно прислушалась – и все же от шизофреника? Хотелось бы надеяться…

Хруст веток заставляет отвлечься. Подобный он уже слышал несколько ночей назад…

***

– Ксения Борисовна, можно? – Стелла Анатольевна стучится в кабинет управляющей, лицо ее выглядит озадаченным. На часах 12:02.

– Ксения Борисовна, добрый день… Ксения Борисовна, Вы не знаете, где Юрий Сергеевич? – медсестра мнется в дверях, не решаясь войти.

– Здравствуйте, Стелла Анатольевна. Нет, не знаю, – Ксюша пожимает плечами, но что-то в выражении лица гостьи заставляет ее напрячься, – На планерке его сегодня не было, – «Но он и так на ней через раз», – Что-то случилось?

Женщина побледнела сильнее прежнего.

– Ксения Борисовна… Дело в том, что… Юрия Сергеевича нигде нет. Он не вышел на работу. Он всегда предупреждает, задерживаясь даже на 3 минуты. И трубку не берет. Уже Лев Глебович в медкабинет заглядывал, тоже ищет его. Вы простите, что я Вас побеспокоила, но я подумала, может он Вас предупреждал? Его последний раз видели с вчера вечером – с Вами. В номере все вещи на месте.., – женщина смотрела на нее испуганно, растерянно…

«Что значит – нигде нет и трубку не берет!?

Что значит – последний раз?»

Рука непроизвольно тянется к телефону. Главное – дышать глубже. Главное – унять пробившую её насквозь внутреннюю дрожь.

12:05 Исходящий вызов: Юрий Сергеевич

Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети

Комментарий к Ожидания

Возможно, я излишне драматизирую, и следующие пару серий нам покажут под веселую музычку, как они умеют…

Но мне не понравилось состояние, в котором врач пребывает всю серию – от начала и до финального “Неоправданные ожидания”. И мне, наконец, понравилась Ксения.

_________

В тексте: Soufee – Руины

========== Бег ==========

Он лежал в каком-то вонючем сарае на деревянном полу. Кости адски ломило, голова соображала туго. Точнее, она совсем не соображала – кажется, ему вышибли все мозги. Все, что врач помнит наверняка – посторонние звуки в зарослях кустов, ощущение удара тяжелым тупым предметом по голове, головокружение, шум в ушах… Вместе с болью пришла темнота. Когда очнулся – обнаружил себя уже на поводке. А дальше – какой-то вязкий туман, чередование забытья и коротких отрезков в состоянии неуверенного сознания. Кажется – это один их таких моментов… Постепенно перед глазами начали всплывать картинки, размытое лицо склоненного над ним человека, чьими стараниями Юра здесь оказался. Семён.

«Вот когда он Вас на цепь посадит в своем сарае, тогда Вы вспомните мои слова…»

Какая, однако, пророческая оказалась мысль… Надо же… Судьба немного посмеялась над врачом, а если быть точнее, зло расхохоталась ему в лицо: в этом самом сарае на цепи оказался он сам, не управляющая. Какое счастье – так гораздо лучше.

Тело отказывалось слушаться, кожу тут и там саднило и жгло. Всё ясно – раны. В раны попадает грязь, пыль, всякое, раны горят огнём… От пола исходит запах сена и, кажется, навоза. Долго он так лежит? Сколько времени прошло? Часов? А может – дней? Живот скрутило от боли и, кажется, все-таки голода, голова трещала, раскалывалась, виски пульсировали, мышцы все до одной нестерпимо болели.

Юра смотрит на рваный рукав своей рубашки и вспоминает какие-то детали: вначале, когда фермер притащил его в сарай, он еще пытался оказать сопротивление этому шизофренику. Ошибка. Тошнота и головокружение, двоение в глазах, связанные руки – он был не соперник здоровому мужику, одолеваемому жаждой мести. Несколько ударов по почкам, несколько мощных ударов кулаком в лицо, в голову, несколько ударов под дых – вполне достаточно, чтобы жизнь, которая последнее время и так не казалась медом, перестала радовать окончательно. Растекающаяся по всему телу боль, резь в спине и боку, хватаешь ртом воздух, а он не поступает. Кислород становится необходимостью номер один. Сил, чтобы попробовать подняться на ноги и продолжить борьбу, нет. И теперь он на цепи, как какая-нибудь коза или корова, в тугом ошейнике, словно дворовая псина. Ошейник впивается в шею, мешая полноценно дышать, рот заклеен скотчем, тут и там запекшаяся кровь. Что нужно этому ненормальному? Хочет избавиться от конкурента? Убить его? Это смешно – неужели этот чудак не понимает, что Ксения все равно не будет с ним. Врачу казалось, он видел этот посыл в ее глазах тогда, у бара. Он видел в них еще что-то… Что-то, что тогда не до конца уловил, а теперь уже не может вспомнить.

«Ну уж нет, я еще поборюсь…»

Семён доберется до неё… Нужно копить силы.

***

Дни тянулись тягучей резиной, пока она медленно сходила с ума от отчаяния. Оборванный телефон врача, заплаканные глаза, съеденные ногти, до одного опрошенный стафф, истерика в номере Льва, истерики в собственной комнате, страх, липкий, съедающий нутро страх, пустота в душе. Неизвестность! И полная, абсолютная беспомощность. Что-то случилось… С ним что-то случилось!!! Что? Что? А если он, выпив, ночью заблудился в лесу? Попал в болото? Пошел купаться на озеро и утонул? А если утром отправился по делам в город и попал в аварию? А если… Невозможно было об этом думать, но мысли – одна ужасней другой – роились в голове, не давая работать, не давая спать, не давая сосредоточиться на чем-либо вообще. Телефон прилип к ее ладони. Ксения молилась: пусть хотя бы смс, что «абонент находится в зоне действия сети». Пожалуйста, хотя бы каплю призрачной надежды на то, что он жив.

«А если я его потеряла?»

Потеряла, не успев обрести. Не успев сказать.

Эта мысль была невыносимой. Невозможной. Она сжирала её изнутри.

Лев нанял поисковый отряд, который шерстил лес, прерываясь только на ночь. Два дня люди приходили в отель ни с чем: уставшие, измученные, голодные, промокшие, продрогшие, с паутиной на одежде. Пустые. По озеру плавали лодки – искали утопленника. Несколько раз управляющая пыталась прорваться в лес с ними – все лучше, чем сидеть на месте, трясясь каждую минуту, каждую секунду ожидая страшных новостей. Но Федотов ее не пускал, аргументируя это тем, что девушка находится в таком состоянии, что в лес ей просто нельзя – искать придется ее саму. Владелец тыкал ее носом в мероприятия, отчеты, проблемы – не для того, чтобы тыкнуть, а для того, чтобы чем-то занять. Он тоже переживал за Юрца страшно, но старался не демонстрировать этого на людях, не показывать этого своей управляющей. Хоть кто-то должен ей быть примером спокойствия, холодного духа и трезвого ума.

Юля ходила за ней по пятам: горничная довольно скоро поняла, что ее жалкие попытки вселить в подругу надежду звучат довольно неубедительно – она сама в них не верит, и в голосе нет твердости. Ксюша ее не слушала, смотрела чужим взглядом. На третий день в ее красных от слез и отсутствия сна глазах Юля прочла безумие.

Отец… Отец внезапно прозрел. Он вдруг понял, что настолько погрузился в собственные любовные переживания, что совсем забыл про дочь. Ведь ту как ни спроси – всё у нее хорошо. А теперь – теперь она сама на себя не похожа, сама не своя. Это не дочь его – это ее тень. Жалкое подобие ее тени – с залегшими под глазами тенями, съедаемое страхом неизвестности.

Утром третьего дня Борис Леонидович, не боясь гнева Федотова, привел в отель одичавшего МихМиха.

– Давай… Рассказывай, что мне рассказал.

Бывший егерь отеля, с опаской глядя на Льва Глебовича, за спиной которого стояла поникшая управляющая, доложил:

– Иногда ночью я прихожу на территорию отеля за едой. Айбек выносит. Так вот, когда в прошлый раз приходил, видел в здешнем лесочке мужика с лопатой.

«Мужика с лопатой…», – эхом отозвалось в голове Ксении, сосредоточенно ловившей каждое слово.

– И на кой мне эта информация? – взвился Лев. – Мало ли тут мужиков с лопатами по лесам бродят. Я тебе сказал – чтобы духу твоего здесь не было!

– Лев Глебович, разрешите.., – вмешался главный инженер, – Дело в том, что это точно не был кто-то из моих ребят. Мои все отдыхают уже давно в это время…

– Да? – владелец с сомнением посмотрел на Бориса Леонидовича, а затем – на егеря. – Как выглядел, сможешь описать?

– Ну, бородатый такой, в костюме таком бежевом, при галстуке… Я еще подумал: «Зачем ему лопата?». Странным это мне показалось…

Земля поплыла у Ксюши из-под ног. В день, когда Юрия Сергеевича здесь видели последний раз, на территории отеля действительно находился бородатый человек в бежевом костюме и при галстуке. Семён Ильич. Фермер, у которого с врачом явная вражда. Который добивался и не добился ее внимания. Которому она сказала, что у нее есть парень. Который подумал на врача…

– Лев Глебович.., – подала она голос…

– Погоди, мелкая! Бородатый? Ночью? В костюме? Бежевом? – Федотов изо всех сил напрягал память, которая последнее время его подводила. – А где видел?

– Рядом с домом персонала. У него еще вид был такой при этом – вороватый… Словно он не здешний.

«Не здешний…

Да, он не здешний… Все сходится… Боже… С лопатой…»

– Лев Глебович! – фактически закричала она, силясь привлечь к себе внимание владельца.

– Чего тебе, мелкая? Не видишь, взрослые мужики разговаривают? Ну не лезь! – Лев изо всех сил напрягал память. Кого-то это описание ему напоминало. Но вот кого?

– Лев Глебович… Это мог быть Семён Ильич. Поставщик наш.., – Ксюша смотрела ему в глаза, надеясь лишь на то, что Лев в очередной раз не встанет в позу, что услышит ее.

– Сыровар твой? – задумчиво переспросил Федотов. – А ведь дело говоришь… Они ведь друг другу лещей раздавали на днях…, – он на секунду замолк и продолжил, обращаясь к егерю: – Останешься здесь. Будешь помогать искать. Собаку свою, как ее там, приведи, болота с ней обойди. А ежели чего – опознаешь мне этого копателя. А ты, – повернулся он к старшему инженеру – Накорми. Мне в строю нужен живой егерь, а не полуживой! Мелкая, пошли!

Возражений МихМиха они уже не слышали.

***

3 часа Юре потребовалось только на то, чтобы ослабить веревку на запястьях настолько, чтобы можно было освободить руки. Фермер несколько раз за день заглянул в сарай, проверяя своего пленника. Один раз подошел вальяжно и несильно пнул лежащего в сене врача ногой в живот, оценивая реакцию. Невероятно сложно было в тот момент не скривиться от пронизавшей все тело боли, не подать голос. Юра прикидывался, что находится в отключке, надеясь, что его притворство выглядит убедительно. Со свободными руками врач может попробовать дать ему отпор, даже находясь на цепи: силы начинали потихоньку возвращаться. Здесь главное – эффект неожиданности. Пока руки стянуты жгутом, ни о каком отпоре не может идти речи. Семен уходил, и врач возвращался к своему занятию. Миллиметр за миллиметром, но веревка поддавалась – он чувствовал все больше свободного пространства между кистями. С каждым завоеванным сантиметром в нем росла надежда.

Очередная проверка, очередной пинок, в этой раз под ребра: Юра стиснул зубы, зажмурился, уткнувшись лицом в пол, но голоса не подал. Очередное бурчание, какие-то угрозы в свой адрес и адрес управляющей – дверь захлопнулась. Очередные манипуляции со жгутом, еще немного усилий, еще – и наконец ему удалось освободить кисти от разболтавшейся веревки. Боже, как же затекли руки!! Действовать! Врач нащупал онемевшими пальцами ошейник. Кажется, цепь крепится к нему самым обычным карабином – замка вроде нет. Постепенно кровь начинала приливать к пальцам, возвращая их к жизни. Он нащупал защелку, надавил – крючок поддался. Еще немного – и цепь упала на землю. Содранный скотч полетел на пол следом. Юра, шатаясь, поднялся на ноги, ощущая дикую слабость в ногах, на которых он собирался сейчас бежать. Впрочем, кто знает, может быть силы найдутся лишь ползти.

Он осторожно приоткрыл дверь и выглянул на улицу. Сарай находился у самого забора, от леса врача отделял лишь он и небольшое пшеничное поле. Самого фермера на горизонте пока не было, однако Юра понимал, что медлить не позволительно: тот может появиться из ниоткуда – например, из соседней постройки, в любую секунду. Ползком вдоль стены, за сарай, через забор, в поле – не останавливаться! Этот шизофреник вряд ли дурак – догадается, в каком направлении скрылся враг. А может у него и собака есть… Судя по ошейнику, вполне вероятно…

Он полз в этой пшенице, не рискуя подняться на ноги – так его сразу станет видно издалека. Сначала показавшееся маленьким поле никак не хотело заканчиваться. Откуда брались силы, врач сам не понимал. Понимал. Жить хотелось. Кроме того, до Ксении нужно было каким-то образом, но добраться раньше, чем это сделает фермер – предупредить ее и охрану отеля. Вызвать полицию. Этот человек опасен для окружающих, но в первую очередь – для неё. Он не знал, насколько далеко от отеля находится эта ферма, вроде кто-то говорил, что неподалеку. Но направление движения – направление совершенно неясно. Ему нужно в лес, а оттуда – на дорогу. Дорога всегда куда-то приведет.

Наконец, последние метры поля – и он в лесу. Еще чуть-чуть углубиться и можно встать с живота на ноги. Спустя несколько минут Юра, наконец, смог себе позволить эту роскошь. Пригнувшись к дереву – вдруг его все еще заметно с фермы – врач оглянулся и поднялся в полный рост: нет, кажется, его все еще не хватились. Солнце вот-вот начнет садиться, а значит, нужно торопиться, каким-то образом ускориться: до дороги необходимо добраться до темноты. Ночевать в лесу – в холоде, на сырой земле, в компании диких животных в этом состоянии он точно не может себе позволить.

«Солнце садится на Западе… Мох растет с северной стороны»

Дорога, по его предположениям, должна проходить как раз где-то севернее. Ему ничего другого не остается, кроме как вспоминать навыки ориентирования на местности. Ребра и мышцы по-прежнему ноют, ноги подкашиваются, в ушах стоит шум, звон… Надо идти.

«Как хочешь. Но иди»

***

– Значит, слушай сюда, – Лев исподлобья смотрел на свою управляющую, – Давай адрес фермы, я сейчас звоню своим ментам, и мы туда едем. Ты едешь со мной – он вроде как на тебя глаз положил, значит, будет рад тебя видеть. Позвони ему сейчас, скажи, что жаждешь с ним увидеться. Пока будешь отвлекать, полиция по территории поищет… Только отвлекай его как-нибудь покачественнее, вымани подальше куда-нибудь…

– Лев Глебович, есть проблема.., – Ксюша подняла на владельца полные отчаяния глаза, – У Семена Ильича телефона нет. Он не пользуется гаджетами, говорит, они – зло…

– Точно чокнутый! Ну значит так поедем. Нанесешь ему неожиданный визит, скажешь, что мимо проезжала и решила навестить. Пригласишь прогуляться, показать тебе красоты местной природы. А мы там все за это время обшманаем.

Ксения кивнула. Она была готова на любой, самый дикий план, готова была изображать кого угодно и делать что угодно, лишь бы вызволить его оттуда. Сейчас девушка почти на сто процентов была уверена в том, что врач – на ферме. Третий день – на ферме, в плену. Думать о том, что там с ним мог творить этот сумасшедший с лопатой, было просто невыносимо: те полтора часа, которые понадобились владельцу на то, чтобы дождаться «своих ребят», она лезла на стену. Страх, живший в ней все эти дни, выскребал нутро. Сегодня наверняка все решится. Сегодня все станет ясно, она его увидит, живым или… Остается только молиться. Пусть он, пожалуйста, будет жив… Она зацепилась за мысль и повторяла ее как мантру: Семён не похож на человека, способного совершить такое страшное преступление. Не похож… Не похож…

***

Как Юра не старался не сбиваться с намеченного направления, он все же заплутал. Дороги не было не то что видно, ее не было слышно. Он совершенно не понимал, куда идет. Телефон бы сейчас не помешал, да вот беда – у него его нет: видимо, шизофреник этот забрал, он не помнит. В лесу темнело и холодало, время от времени тут и там раздавались какие-то шорохи. Сначала он думал, это Семен все же его выследил, и вслушивался в напряжении в окружающую тишину, готовясь к борьбе. Раз за разом нападения не случалось. Спустя какое-то время нервы перестали реагировать на скрип стволов, шуршание в листве… Он успокоился. Но всё шло к тому, что нужно готовить ночлег. А у него даже спичек нет… Без воды, без еды, без огня, в холоде и очень уязвим. Врач надеялся, что здесь не бродят кабаны…

Очередной громкий хруст ветки заставил его прижаться к дереву: здесь точно кто-то ходит. Совсем рядом… В наступающих сумерках лес просматривается очень плохо, он не видит сам объект, определяя направление лишь по звуку. Звук раздался откуда-то справа, метрах в 5-10. Снова – ближе. Еще ближе. Правее и сзади. Юра резко обернулся, принимая стойку. Кто бы ты ни был, тебе не поздоровится!

В двух метрах от него замер… Михаил Михайлович, бывший егерь отеля. Кажется, он с трудом узнавал врача в таком виде – разглядывал его с подозрением. МихМиха самого было сложно узнать: всклоченный, немытый, словно бы больной, взгляд диковатый. Но, несмотря на весь его отталкивающий, в целом, вид, врач выдохнул с облегчением. Мало того, что это не фермер, так это еще и человек, который знает этот лес, как свои пять пальцев. Знакомый! Ему не придется здесь ночевать.