сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Если бы у них было больше времени, Стив обязательно показал бы ей Лондон. Он говорил: «Этот город на любителя», но знал, что Диана полюбит его: полюбит так, как полюбил он сам. Полюбит, как полюбила его самого.
Если бы у них было больше времени, Стив дарил бы ей цветы. Самые разные: магнолии, фиалки, лилии, подснежники – но не розы, потому что, мама говорила, розы — это вульгарно и грубо. «Никогда не дари розы женщине, которую любишь, Стиви».
Диане, наверное, понравились бы ландыши, хотя сама она опасна как шиповник. В Британии ни того, ни другого, к сожалению, не растет. Но Стив хотел достать. И он достал бы.
Однажды Стив поцеловал бы Диану снова. Может, сразу после того, как она в очередной раз спасла «не совсем хороших, но не таких уж и плохих» людей. Они бы горланили: «Чудо-женщина!», а он, добропорядочный гражданин Лондона и беспросветный дурак, взял бы ее лицо в свои ладони и в порыве чувств поцеловал. Он бы плакал, когда война закончилась, потому что родина – это одно, а фронт – совсем другое; фронт – это сиплые вскрики, это мертвые дети, это номерные знаки и отнятые дома, люди, имена. Стив сжал бы ее в объятиях, ткнувшись носом в пропахшие копотью волосы, и пожелал бы никогда не отпускать – про себя, потому что вставший поперек горла слезный ком не дал бы ему вымолвить и слова. Диана попыталась бы спрятать улыбку, но Стив чувствовал бы ее даже сквозь плотную ткань пальто. Руки у него дрожали.
Диана научила бы его (или попыталась) изготовить лук, копье и стрелы из подручных средств. Она бы не вела себя как дама, но Стив, несмотря на осуждающие взгляды, и не просил. Стив любил Диану и, хоть в браке они не состояли, одной постели – почти – не делили, любовь его была взаимной. Он бы целовал ее украдкой в уголок губ, за ухом и в кончик носа; целовал бы ее пальцы и выступающую костяшку на ее запястье, а Диана обязательно накрыла бы ладонью его гладковыбритую щеку. Диана тоже безумно любила его. Стив научил ее говорить об этом вслух.
Уже после Второй Мировой (которая сломала бы Диану как ту несравненную амазонку, которой она всегда была, не будь он рядом) Стив сводил бы ее в кино. Что-то среднее между «местами для поцелуев» и детьми, баррикадировавшими первые три-четыре ряда. Определенно, они оба увлеклись бы кинолентой, потому что первый в жизни фильм Дианы на большом экране просто не мог стать посредственностью – не тогда, когда ее проводник – сам Стив Тревор. Джон Дейвис великолепно играл сорванца Оливера Твиста и, будь сэр Диккенс жив, он бы непременно похвалил и мальчонку, и сценаристов – всех причастных к картине людей. И даже так, Стив все равно держал бы ее за руку. Диане было бы, наверное, все равно на фильм. Она бы переплела с ним пальцы и уронила голову на плечо Стиву.
А будь у них еще немного времени, Стив бы женился на ней. Он бы готовил Диану за полгода, объясняя, что такое брак, с чем его едят и для чего он нужен любящим людям. Стив бы принес ей мамино кольцо в бархатистой коробочке и, встав на колено, сделал бы предложение. Чудо-женщина, конечно, всегда в разъездах, но дом Дианы здесь, со Стивом, и она говорит «да», потому что так говорят утонченные дамы на телевизионных экранах и в красивых книжках. А еще потому что любит его. И, судя по искрящимся глазам напротив, она делает правильный выбор.
Они бы сыграли свадьбу тихо: сходили бы на могилу матери Стива за пару дней до непосредственной церемонии – «ты бы ей, определенно, понравилась», говорил Стив, но Диана видела этот взгляд, такой же, как взгляд ее матери на бездыханное тело своей сестры, и понимала: Стив бы хотел, чтобы она была рядом, чтобы именно она, а не секретарша подбирала подвенечное платье его будущей жене. На церемонии собрались бы самые близкие, и Диана лишь раз, ближе к закату, глянула бы в сторону порта – отыскать Фемискиру им так и не удалось. Тем не менее, она улыбалась – Диана никогда не была бы так близка к абсолютному счастью.
И... возможно, когда-нибудь, когда Диана смогла бы обосноваться в одном конкретном месте, а Стив был бы уже не в том возрасте, чтобы колесить по миру так часто, они бы завели детей. Одного или двух, шумную девчонку, пошедшую в свою несносную мать, и кроткого, но добросердечного мальчика, который, собственно, тоже многое вобрал бы от матери – видимо, гены амазонок сильнее генов обычных людей. И, хоть Диана постоянно вторила: «Ты необыкновенный, Стив. Никогда не забывай об этом», было что-то, что не давало ему покоя. Что-то, собственно, не особо помешавшее бы их счастливой семейной жизни.
Однажды они бы похоронили Стива. На закате лет, успев распрощаться, в окружении, может быть, уже внуков – дети Дианы на вид казались бы определенно старше своей матери – в любви, в которую она верила все эти годы. В любви, благодаря которой стала больше человеком, чем амазонкой или богом, чья кровь и бежала по ее венам. В любви, которую она сама способна дарить.
Или, может, внуков не было бы вовсе, потому что не было бы и детей. Может, даже не было бы свадьбы, равно как и не было бы медового месяца в Альпах. Может, не выдержав разрыва, их отношения распались бы, так толком и не начавшись.
Но во всех этих бесконечных «если бы», лежало лишь одно-единственное условие – Стив выжил. Неважно как. Неважно, со сколькими конечностями. Неважно, кем он вернулся. Но вернулся. Но остался жив.
Если бы у них было больше времени, Стив любил бы ее.
Если бы у них было больше времени, Диана ответила бы, что любит его тоже.
Если бы у них было больше времени. Хотя бы проститься.
Если бы. Ах, если бы.
Но времени у них не было.
