Текст книги "Магма (СИ)"

Автор книги: Dayrin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Слушая сердцебиение ==========

Всё началось с ссоры. Крепкой и очень жгучей, как хорошая текила, что настаивалась годами и теперь обжигала горло. И не сказать, что это случалось редко между вами, однако в этот раз что-то незримо изменилось… Словно плотный и густой туман внезапно сменил направление своего скольжения: не заметно визуально, но ты это в любом случае чувствуешь по колебаниям воздуха. И теперь, сидя в автобусе, везущем тебя к нему, чтобы в очередной раз помириться, ты вспоминала, что могло пойти не так.

Раньше ваши ссоры были фееричны. Полны всполохов взрывающихся рикошетных салютов, отскакивающих от ваших душ сотнями вырвиглазно-ярких взрывов. Столько потрясающих шуток, о, ты никогда не оставалась в долгу перед этим монстром, не лезла за словом в карман, отвечая остро и не менее едко, чем он сам. Провоцируя на новый залповый огонь коварной иронии и саркастичности. И вы оба любили это до безумия, ожидая, кто сдастся первым, не выдержит и в конечном итоге рассмеётся, услышав неудачную шутку или подкол; расслаблялись и шли смотреть фильм, порой перешагивая через разгромленные осколки квартиры. Бить посуду было обычным событием, и не важно: начиналась с этого ссора или этим заканчивалась. Главное, что это снимало стресс… А ещё ты покупала новую, и любила это делать. Как итог: каждые выходные ты могла пить чай из разных кружек, и был в этом свой неповторимый шарм… Словно бесконечное напоминание о нем и его дурном характере.

Характере, в который ты невольно влюбилась всей душой, но хранила эти чувства за семью печатями, надёжно спрятав под массивным слоем цинизма.

Рассчитывать на взаимность Папер Джема? Да проще намотать вокруг себя якорную цепь и сброситься в океан… Даже гипотетическая вероятность отношений с кем-то вроде него тебя страшила… ПиДжи был слишком прямолинеен, резок и проницателен, что не могло не настораживать, обижать и даже пугать… А тревожиться и переживать было о чем. Особенно после вашей последней встречи, последствия которой ты едешь сейчас разгребать, провожая тоскливым взглядом проносящийся за окном пейзаж.

Сначала, все шло по вполне привычному сценарию, ровно до того момента, пока ты не затронула струны чужой души, назвав чернильного монстра бесчувственным куском пластилина. Он долго молчал, буравя тебя колючим взглядом, в котором вопреки выражению лица, один зрачок заменил раскалённый добела алмаз на полную боли каплю тоски… Он назвал тебя слепой себялюбивой гадиной и выставил за дверь… С того столкновения всеобщего раздрая прошло несколько дней, и ты решила поступить так, как вы оба поочередно делали всегда, уже не один год вашего знакомства – сделать первый шаг к примирению. И не важно кто был прав, а кто виноват, ваши странные отношения вы ценили слишком сильно, но никогда не говорили об этом вслух…

Гордые? Вполне вероятно… Либо просто глупые…

Автобус с глухим фырканьем выпустил тебя на остановке у его дома прямо под проливной дождь. Неудивительно, что монстр сидел дома – вода для него была неприятна, размывая чернила его тела и причиняя дискомфорт сродни боли, а потому в такие дни его на улицу было не выманить ни под каким предлогом. Ты устало вздыхаешь и идёшь к его входной двери, как на эшафот, мысленно размышляя, что ему сказать и как правильно извиниться, не затоптав в землю чувство собственного достоинства. Этого не любила ни ты, ни даже он. Звонок у входа приятно запиликал, стоило тебе коснуться его мокрым от дождя пальцем. Запоздало сожалеешь о забытом дома зонтике, но ждёшь терпеливо, чувствуя, как по спине текут холодные струи воды. Монстр явно не торопится, словно специально вынуждая непрошеную гостью мокнуть до последней ниточки, и ты немного сердишься за его бессердечность. Дверь неторопливо открывается, а на пороге стоит высокая фигура в розовой водолазке и привычном черно-синем худи, создавая рябь от яркости несовместимых цветов, которые на удивление подходили его странному образу. Ты поднимаешь взгляд к его черепу цвета темного вулканического стекла, всматриваясь в контрастные цвета его глаз, пытаясь угадать настроение друга, что стоял истуканом, злобно щурясь на дождь. В левой глазнице мерцал и плавно вращался острый алмаз, и ты понимаешь, что монстр не в духе, как обычно…

– И тебе привет, ПиДжи, – тянешь мрачно, не дождавшись приветствия, – может, поговорим? Я хочу извиниться, – добавляешь искренне, чуть передернув от холода плечами.

Монстр переводит на тебя взгляд и моргает, сменив зрачок на звезду, чем сильно удивил тебя… Он рад тебя видеть? После такой обидной ссоры?

– Заходи, глупая девчонка, – монстр отходит в сторону пропуская тебя внутрь и деликатно избегая случайных касаний твоей влажной одежды, словно кот, который брезгливо обходит лужу.

Ты с облегчением вздыхаешь и входишь в теплый дом, тут же чувствуя мелкую дрожь от резкой перемены температур. Разуваешься, пока монстр закрывает дверь и куда-то молча удаляется, и уверенно идёшь на кухню, чтобы заварить себе чай, который держал для тебя ПиДжи: сам он никогда ничего не пил, по тем же причинам, что держали его не в ладах с водой. Монстр возвращается, тихо подобравшись сзади и накинув на твою голову большое махровое полотенце, приятно пахнущее стиральным порошком.

– Спасибо… – бурчишь в ответ, начиная вытирать волосы, но ПиДжи не позволяет, отстраняя твои руки и начав сушить тебя самостоятельно, пуская по твоему телу дрожь совершенно иного первоисточника.

– Ты хотела попросить прощения. Я внимательно слушаю, Т/И, – серьезно тянет его басовитый голос позади, а твои мысли едва не разбиваются вдребезги от такой близости чистого тембра. В последнее время тебе все тяжелее давалось держать себя в руках рядом с ним. Делаешь над собой усилие и отвечаешь:

– Да… Ты не бесчувственный пластилин, ПиДжи. Эта фраза была обидной, я перегнула. Прости. Можешь просить чего хочешь, – пожала ты плечами, полагая эту плату справедливым наказанием за чрезмерную резкость даже по меркам этой ходячей язвы. ПиДжи вытер твои волосы и перешёл на шею, нечаянно касаясь её пальцами, что на ощупь походили на нежный плис{?}[Бархатная бумага].

– О, это стоило того, чтобы ты сделала, что пожелаю, – он коварно усмехается, и ты даже не глядя отчётливо представляешь его хитрую янтарно-желтую улыбку. Его рука задержалась на твоей яремной вене, пока ПиДжи очевидно задумался о том, что тебе загадать. Неожиданно его пальцы надавили на кожу сильнее, и ты недоуменно поворачиваешься к другу, видя его озадаченный взгляд со знаком вопроса в левом зрачке.

– Это что? – он недоуменно указывает желто-маджентовым пальцем на твоё горло.

– Эмм… Шея? А на что, ты думаешь, это похоже? – ты нервно смеёшься, не понимая вопроса друга, который внезапно явно чем-то очень заинтересовался, подойдя ближе.

– Идиотка? Я в курсе, а что вот это за чувство? – он кладет ладони на твою шею, обхватив ее и несильно надавливая… Это ненадолго выбивает из тебя воздух от ощущения муаровой мягкости его чернильных костей на твоей прохладной после дождя коже, под которой бьётся вспугнутый пульс. Черный скелет ждёт ответа, и ты лихорадочно соображаешь, что он имел ввиду… Неужели…

– Чувство? Ты про пульс? Сердцебиение что ли? – ты показываешь туда, где заходится в волнении твое сердце, и за этим движением внимательно проследил ПиДжи, меняя зрачок на сердце, что делал часто в твоём присутствии, когда был спокоен. Ты точно не знала, что означают некоторые символы его эмоций, но предпочитала не спрашивать об их конкретных значениях, зная, что Папер Джем мог отреагировать резко. До большинства – ты и так сама догадалась, в ходе общения с этим скелетом.

– Вот это и будет твоей платой за грубость, маленькая хамка, – довольно тянет монстр, а ты нервно сглатываешь, поняв его совершенно неправильно.

– Ч… Чего? З..зач… зачем? – испуганно отходишь спиной к кухонному диванчику, полагая, что за сказанные тобой в прошлый раз слова, монстр буквально вырвет твое сердце из груди из праздного любопытства. Зная его непредсказуемый и порой агрессивный характер, ты этому нисколько не удивилась бы… Невольно садишься на оказавшуюся близко мебель, наблюдая, как медленно рядом опускается ПиДжи.

– Ты там чего себе надумала уже, извращенка? Я просто послушать хочу, – скелет весело хмыкает, любуясь твоей паникой и тем, как она медленно меняется на возмущение.

– Это я-то? Ну и желания у вас, мистер клякса… – ты чуть успокаиваешься, но в душе плавно растекается волна цунами, снося собой все преграды, пытаясь взять штурмом тщательно выстроенный барьер, за которым спрятаны истинные чувства.

– Что, уже на попятную идёшь, мелочь? Бесчестная… – он берет тебя на слабо, и это действует лучше всего, и ПиДжи это знал, ехидно склоняясь ближе.

– Иди ты, знаешь куда? Слушай уже, и закроем эту тему, – ты сдаешься и раскидываешь руки, ожидая, что скелет будет делать дальше. А внутри все заходится острым страхом напополам с предвкушением… Когда ещё удастся насладиться столь желанной и недосягаемой близостью с этим необыкновенным, притягательным сгустком сарказма?

В том, что он был привлекателен, ты никогда не сомневалась, ещё с первой вашей встречи, отметив темный, переливчатый почти оливково-черный цвет его чернильных костей, на контрасте с яркими полосами фаланг изящных рук и пестрых пятен на щеках, что едва ли не светились в ультрафиолете, настолько были насыщены краской. И глаза… Бесконечно таинственные зрачки с непостоянством их формы, особенно левого, который при смене фигуры в нем, чуть смешивал синий и жёлтый, давая между ними едва заметный оттенок вечнозелёной хвои, который было видно лишь вблизи… А само движение пальцев? Словно созданные для игры на фортепиано, а не для разрушения или применения физической силы, которой в нем таилось на удивление много. На это ты могла смотреть часами, практически впадая в транс, когда монстр показывал небольшие, но интересные фокусы, создавая из чернил разные предметы, что распадались через несколько минут. Это всегда вызывало твой восторг, и ты потом ещё долго упрашивала друга показать тебе это чудо вновь…

Ты наивно полагала, что твой пульс он мог бы послушать и через руку, либо быстро прислонив череп к грудной клетке, но… Никак не того, что монстр с явной тенью удовольствия повалит тебя на кухонный диван с мягким пледом на нем и не ляжет сверху, мягко устроив голову чуть пониже твоих ключиц… Одежда все ещё была влажной и холодной после ливня, пуская рой мурашек по коже, но тяжесть его тела мгновенно всколыхнула внутри подъем жара, согревая кожу и лицо пламенем сильного смущения.

– Ааа… Что ты делаешь? – ты в волнении приподнимаешь руки, не представляя, куда их положить, пока ПиДжи сам спокойно не опустил их своими, оставляя в плену бархатного касания.

– Просто заткни варежку и полежи тихо, – монстр недовольно ворчит, вибрируя голосом, проходящим сквозь твои ребра, окутывая сердце новой волной адреналина. Оно предательски заходится в жутко быстром ритме, выдавая чувства с безжалостным равнодушием к твоей личной тайне, мощно и быстро сокращая стенки, словно стремясь разогреть кровь до состояния магмы и сжечь обладателя изнутри…

Где-то в доме неторопливо тикают часы, отсчитывая секунды и минуты вашей странной, спонтанной близости, и ты постепенно привыкаешь к этому несомненно приятному ощущению тяжести на себе, заодно согреваясь чужим теплом и унимая личную тахикардию влюбленности. Дыхание становится ровнее и глубже, упираясь в чужое ребрами, а мысли вновь из осколков собираются в привычный витраж образов и слов. Ладони сами собой распрямляются, до этого сжатые в кулаки и накрытые чужими длинными пальцами, что едва заметно огладили кожу при твоём движении, надолго оставив на ней чувство прогретого солнцем вельвета. ПиДжи прежде никогда не стремился тебя касаться, но ты стала замечать перемены в последние месяцы общения. Словно незримая граница личного пространства была затерта, утеряв четкую линию, за которую прежде было запрещено переступать. Это стало заметно по сократившемуся расстоянию при просмотре фильмов, когда вы сидели ближе, чем было допустимо ранее, касаясь друг друга плечом или даже бедром. Или в мимолётных жестах, когда скелет позволял себе что-то беззаботное, но на грани грубости, дёргая тебя за ухо и надолго зажимая его между пальцами, очерчивая плавный изгиб нежного хрящика одним из них. Так и сейчас это странное сиюминутное желание услышать стук твоего сердца стерло эту грань окончательно, что не могло не радовать и будоражить одновременно, наводя на определённые мысли о том, что ваша дружба медленно но верно таковой быть прекращает… Переходя на новый, волнительный уровень, к которому тебя столь безапелляционно толкает Папер Джем. Словно отказ не входит в его планы, и он просто делает, что должен, ни капли не теряясь в сомнениях, и не предполагая, что ты таковые очень даже имеешь. Скелет отстраняется, чуть поднимаясь выше и всматриваясь в твои озадаченные глаза цвета топлёного шоколада.

– Приятный звук… Почему оно сначала билось так сильно, а потом стало тише? – тихо спрашивает ПиДжи, цепко ловя твой взгляд и привлекая внимание к сердечку зрачка, в котором опять мешался зеленоватый обод границы двух цветов в нем.

– Эмм… Я нервничала, – просто объясняешь другу, давая понять, что хочешь сесть, немного опираясь на локти и приподнимая корпус, но скелет почти не сдвинулся, из-за чего вы были теперь вплотную друг к другу, оставив в качестве свободной зоны жалкие миллиметры воздуха, в котором почти ощутимы искры, бегущие между вами.

– Волнуешься в моём присутствии, значит? – ПиДжи ехидно щурится, но на щеках ты вдруг заметила новые цветные пятна, которых прежде не было… Скелет смущался, покрывшись необыкновенным румянцем, будто перламутровым облаком накрывшим его темные скулы.

– Из нас двоих сейчас волнуешься и смущаешься только ты, Папер, – мягко тыкаешь пальцем в его бархатную скулу, невесомо проводя под широко раскрытым глазом линию, из-за чего эти пятна иризации{?}[Иризация (от лат. iris – «радужная оболочка глаза», по подобию цветового спектра) – оптический эффект, проявляющийся у некоторых минералов в виде радужного цветового сияния при ярком освещении на ровном сколе камней и особенно после их полировки.] становятся ярче.

– С… смущаюсь? – его голос словно проседает, а символ зрачка меняется на остроконечный ромб, выдавая в обладателе растерянность, которую тот упрямо прячет за маской показной сердитости, стиснув зубы в притворном оскале.

– Ну а что ещё? Злишься? По тебе не заметно… Обычно, когда злятся, по руке не гладят, – ты с трудом произносишь такую дерзость, мысленно давая себе пощечину, и его вторая рука, до этого действительно странно сплетающаяся с твоей, рисуя причудливые узоры пальцем по коже, резко отдергивается под полный досады рык скелета, а сам он отстраняется и садится чуть поодаль. Ты не сдерживаешь вздох разочарования, что удивляет и тебя саму… Конечно, чего ты ещё ожидала от ПиДжи? Что он вдруг признается в любви? Кажется, этот монстр на такое не способен… И саму себя ты тоже громогласно окрестила круглой дурой, не успев как следует насладиться моментом…

– Не неси чушь, мелкая заноза… Извинения приняты, свободна, – скелет скрещивает на груди руки и принципиально вздергивает нос в почти детском жесте упрямства. Ты не выдерживаешь и смеёшься, под его полный токсичности взгляд.

– Пфф, ха-ха-ха! Ты бы видел себя, ПиДжи… Хозяин кислых щей и борщей, ахаха! – ты искренне заливаешься, откинувшись на спинку диванчика, жмурясь от смеха и хватаясь от него же за ребра. Скелет не выдерживает заразительного хохота и несмело улыбается, меняя зрачок с алмаза на сердце, в котором плещется что-то намного большее, чем простая дружеская привязанность, о чем ты пока лишь догадываешься, не рассчитывая на возможность большего, чем тебе уже было позволено…

Но на этом сегодняшние чудеса поведенческих перемен не завершились, вероятно оставив сладкое на вечер, который вы оба решили посвятить просмотру фильмов в режиме марафона: растянув целую серию кинокартин на целую дождливую ночь. Этот день стал одним из тех, что вы не закончили на разгроме кухни или битве, где в качестве снарядов было всё, что придется под горячую руку. Но ты не спешила делать поспешных выводов, справедливо оценивая, что друг друга довести вы могли и при безобидном, казалось бы, вечере перед экраном телевизора.

Судьба распорядилась иначе…

В этот день ты была уставшей, поехав к другу с извинениями сразу после ночной смены, не сказав об этом ему, а потому на диване в уютном тепле домашнего полумрака спать хочется немилосердно. А уж скрывать свою рассеянность ближе к ночи стало уже нестерпимо, а потому, ты заметно обмякаешь рядом с Папер Джемом, чувствуя тепло от того, как близко он позволил себе сесть рядом, нагло закинув руки на спинку дивана, едва ли не обняв тебя. Однако фильм он смотрит с вниманием экзаменатора, не упуская ни одну деталь, но и не меняя выражение лица, словно закаменев. От непривычной тишины и мерного говора актеров за кадром, ты в неравной битве с усталостью проигрываешь, то и дело клюя носом, пока вдруг не чувствуешь лёгкое движение чужого бока рядом, словно монстр вздрогнул… И ты запоздало понимаешь от чего, резко вздрагивая от осознания, что сонно уткнулась в его раскрытое в приглашающем жесте плечо, едва не уснув полностью.

– Не думал, что я тебе интересен настолько, чтобы не смотреть любимую трилогию, – ПиДжи снова язвит, хитро щурясь, но не меняя позы, словно боялся двинуться с места.

– Ты мне интересен настолько, что я могу тебе довериться, – сонно бормочешь в ответ, потирая глаза, не сразу понимая, что только что ляпнула и замирая, когда до тебя вдруг дошло. Поворачиваешь голову к другу, встречая его напряжённый взгляд и расслабленный изгиб челюстей с опущенными уголками рта. И на пестрых щеках пляшут блики от телевизионного экрана, подсвечивая акварельные радужные всполохи нового смущения…

– Иди сюда, Т/И, – немного хрипло зовёт монстр, и сам ждет, чтобы ты приблизилась, не спуская цепкого взгляда ярких зрачков в пурпурных глазницах, казавшихся почти лиловыми от темноты ночи. Ты придвигаешься, ощущая, как уверенно к себе жмёт чужое тепло сильной руки, позволяя улечься поудобнее, укладывая голову на спрятанный за мягкой одеждой изгиб его ключицы. Где-то над виском щекочет кожу его дыхание, пахнущее сладким ароматом акриловой краски, а глубоко внутри, за крепкой грудиной трепещет его собственная душа, заменив привычное для людей сердцебиение тихим перезвоном звука горного хрусталя…

Лучшая колыбельная в твоей жизни.

И ты сладко засыпаешь, успокоенная его дыханием и звуком жизни в нем. Чувствуя тепло его тела рядом и успокаивающее оглаживание по плечу, едва скрытому коротким рукавом футболки, а потому касание муарового бархата к твоей коже такое волшебное, нежное и… непривычное… Контрастное, с колким характером его обладателя, что таил в себе куда более глубокий и красочный мир, чем он показывал всем остальным, однако… Ты точно знала, какой он на самом деле, и что за тайны скрывает за маской трудного, тяжёлого характера. Ведь он показывал тебе себя настоящего… Доверял не меньше, чем ты ему. И сегодня…

– Я хочу чаще слушать твое сердцебиение, Т/И…

…вы точно перешли границу обычной дружбы…

Комментарий к Слушая сердцебиение

(｡•̀ᴗ-)✧

========== Очерчивая шрамы ==========

Предпоследним шагом перед прыжком в пропасть собственных чувств стал день, когда вы обнажили свои шрамы друг перед другом. И случилось это немногим позже ваших ночных посиделок в обнимку, после которых ты смотрела на монстра совершенно иначе, подолгу задерживая взгляд то на его перламутровых пятнах, заливающих мглисто-черные скулы оттенком мутного смущения, вызванного одному ему известными мыслями, то на руках, задумчиво перебирающих чернильные нити, такие же бархатные, как и его пальцы, меняющие яркий цвет от ярко-желтого то маджентового и оливково-черного на ладонях. А он будто замечал это, позволяя тебе задумчиво смотреть на него, делая движения плавнее, словно давая возможность насладиться собой… Чувствуя от этого ответное удовольствие, поднимая на тебя чуть затуманенный взгляд с перемешанными в зрачках цветами, надолго впериваясь глаза в глаза до тех пор, пока ты не отведешь стушевавшийся взгляд. Странная, занятная вам обоим игра, суть которой ты понимала не слишком отчётливо, однако прекращать не собиралась, не теряя, впрочем, прежней колкости в ответ на его едкие замечания и подколы.

И один из них зашёл слишком далеко в этот день…

В этот раз Папер Джем пришел в твой дом почти на ночь глядя, но по милости неаккуратного водителя, окатившего из лужи, спешно снял всю верхнюю одежду, стоило тебе закрыть за ним дверь. Он вздыхает с явным облегчением, брезгливо отбрасывая вещи в случайном направлении и возводя глаза к потолку в жесте сильного раздражения… А ты не можешь отвести от него взгляд, во все глаза рассматривая темноту ребер, испещренную татуажем из ультрамариново-черных нитей, шедших прямо сквозь кости, создавая рисунок, перемеженный шрамами, подобный инопланетной застывшей магме или мрамору, который словно светился глубоко внутри… Где-то там, где мерцает звезда его души… Потрясающая любое воображение красота, которой хочется касаться, но ты сдерживаешь порыв, лишь едва заметно дернув рукой, что не укрылось от пристального внимания монстра.

– Что, так нравлюсь, малышка? – издевательский тон сквозит в каждом слове и ноте его низкого голоса, и ты подхватываешь его колкость, вознамерившись не остаться в долгу.

– Нормально спрашивать такое? Давай я разденусь и спрошу так же, вот весело будет, – нагло заявляешь ему в ответ, ловя подозрительный острый взгляд, вопреки раздражению подчёркнутый зрачком в форме сердца.

– Да у тебя кишка тонка, мелочь, – монстр нагло вздергивает нос и гордо проходит в твою гостиную, по-хозяйски падая на диван. А ты злишься такой провокации, желая немедленно поставить наглеца на место.

– Ой ли? Ну ты сам напросился, чернильный засранец, – елейно отвечаешь, вплывая за ним следом, и начинаешь расстёгивать рубашку под его полным шока взглядом, в котором зрачки начали менять форму в хаотичном порядке и с такой скоростью, что цвета смешались в акварельное хвойное пятно полностью.

– Ты с ума сошла, Т/И, – его хриплый голос не спрашивает. Он просто констатирует факт… А твоя рубашка, тем временем, уже соскальзывает на пол, словно в замедленной съёмке, обнажая круглые нежные плечи и линию мягкой груди в черном лифчике, опускаясь ниже и открывая вид на плоский и уязвимый живот. Нарочито неспешно встаёшь в полоборота, чуть склонив голову, демонстрируя изгиб шеи, а затем и спину, с ложбиной тонкого позвоночника и острых лопаток, перечеркнутых обсидиановыми линями татуировки в форме крыльев, идущих почти до поясницы, где белой линией нежную кожу пересекал длинный тонкий шрам.

– Что, так нравлюсь, малыш? – мстительно тянешь в ответ на его молчание, наслаждаясь маленькой победой в этой битве неозвученных чувств, от которых каждый волосок твоего наполовину нагого тела встаёт дыбом.

– Ну ты и бестия, Т/И, откуда в тебе столько наглости? – его голос прямо над ухом заставляет тебя вздрогнуть, а мысли выпорхнуть из головы роем тысячи бабочек, когда его теплый палец касается шрама на пояснице, мягко очерчивая его белесый контур, – откуда этот шрам?

– Что касается наглости – у меня лучший учитель… А шрам… Получила его давно… Тебе правда интересно, ПиДжи? – тихо спрашиваешь, немного вздрагивая от сотен мурашек, когда он кладет на него всю ладонь, даря коже блаженное чувство касания теплой бархатной бумаги.

– Хочу знать… А ещё, откуда эти крылья? – просто отвечает монстр, шагнув ближе и едва заметно касаясь всё ещё голыми ребрами твоей обнаженной спины, по которой скользили пальцы, очерчивая темные перья рисунка.

– Ну… В детстве любила влезать в неприятности. И однажды умудрилась упасть прямиком на битое стекло спиной. Осколок был большой, даже швы накладывали… А крылья… Это символ свободы. Знаешь… От чужого мнения и злых шепотков за спиной… От собственных грехов и тянущих вниз мыслей, страхов и неуверенности… Свободы от самой себя, как… Независимость, – ты немного морщишься, вспоминая, как было больно, больше имея ввиду пережитые душевные страдания, но рука позади тебя давит на кожу сильнее, поднимаясь выше, вновь обводя контуры татуировки на лопатках, мягко опуская и вторую ладонь на спину. Ты слышишь его дыхание над ухом, словно немного прерывистое, как будто от боли или сдерживаемого напряжения, о котором он точно не скажет, даже если спросишь. А потому ты решаешь задать другой вопрос.

– Джем, а откуда на твоих рёбрах эти следы? Твои… Шрамы… – задаешь его, мысленно отмечая, что все чаще зовёшь его именно так, словно ласково, позволяя это обращение к нему, лишь оставаясь наедине. Душа сильно тяжелела, когда ты осознавала, что он никому не позволял подобного кроме тебя…

– Таким я был рождён, Т/И. Выглядит не очень, могу даже не спорить, – в его голосе, притихшем на полтона, сквозит тягучая нота грусти, но ты спешишь оборвать ее, повернувшись к скелету лицом и ловя его пристальный прищур со зрачком-слезой в левой глазнице.

– Ты ошибаешься, – даришь ему слабую улыбку, боясь обидеть в столь деликатный момент, но решаешься, продолжив, – тебе идёт каждый до единого и… ты действительно красивый, Джем.

Выражение его лица меняется, заливаясь перемешанными красками его тела, выдавая сильное смущение с виду спокойного скелета, в глазнице которого зажигается яркая остроконечная звезда искреннего счастья. И видя это чудо, ты улыбаешься смелее, дружелюбно толкая его в плечо кулаком и поднимая с пола рубашку.

– Стриптиз окончен, я полагаю. Пойдем пиццу есть и кино смотреть, мачо, – застегиваешь одежду от ключиц до живота, замечая жадный чужой взгляд, цепко вылавливающий каждое твое движение. Заметив замешательство друга, спешно подбегаешь к шкафу, выуживая оттуда первую попавшуюся рубашку, что когда-то купила по незнанию размера почти вслепую, а теперь она лежала без дела. Повезло, что мужская и однотонно-черная, а потому наверняка подойдёт монстру.

Не дожидаясь его, ты вихрем влетаешь в кухню, торопливо вытаскивая из духовки пиццу, которую делала сама всё утро, и она незамедлительно заполнила помещение густым ароматом печёных помидоров, колбасок и тягучего сыра. Невольно бегут слюнки при взгляде на эту аппетитную корочку и поднимающийся над начинкой пар.

– Вот это я понимаю – еда! – громкий голос позади заставляет тебя вздрогнуть и резко развернуться, неловко выпуская из руки прихватку и нечаянно касаясь ладонью раскаленного противня.

– Ай, твою мать! – вскрикиваешь так, что даже скелет вздрагивает, пока ты спешно трясешь обожженной рукой.

– Вот криворукая, ничего тебе доверить невозможно, – ПиДжи закатывает глаза и хватает тебя за запястье, оттаскивая к раковине силой, включая холодную воду и подставляя ожог под струю… Он поднял свою ладонь до твоего предплечья, чтобы жидкость не попала на него самого, а сам он буквально вжал тебя собой в мойку. И пока ты ощущала, как отпускает боль от ожога, в общие чувства вмешалась неловкость от столь откровенной позы… И вопреки всему, так не хочется, чтобы он отстранялся… Чтобы терялось касание его тепла, согревающего словно изнутри, проникая под кожу и вливаясь в кровоток раскаленным докрасна новым чувством…

Чувством желания… Твои барьеры обрушивались с каждым днём, вниз под откос…

Ты нервно сглатываешь, убирая ладонь из под струи, выключая воду, а монстр отпускает тебя, невозмутимо уходя к обеденному столу за тарелками, ожидая твоей компании и пищи, что продолжала будоражить желудок умопомрачительным запахом, чтобы отправиться смотреть очередной фильм.

– Что будем смотреть? – спрашиваешь ПиДжи, нарезая пиццу на одинаковые кусочки, с сожалением вспоминая, что ничего толком не выбрала в этот раз, надолго погрузившись в самокопание.

– Мне всё равно, – лениво тянет Джем, нагло утаскивая один кусок в тарелку, а второй поднося ко рту, смачно откусывая. Ты успела отметить яркость цветов, мелькнувших за его челюстями, невольно замерев в изумлении.

– И что ещё я о тебе не знаю, ПиДжи? – ты указываешь остриём ножа в сторону его рта, поняв, что именно тебя только что смутило. А монстр как ни в чем ни бывало медленно прожевал и проглотил пиццу, высунув затем три языка на обозрение: небесно-синий, жёлтый, и вычурно-пурпурный, для верности ещё и поочередно пошевелив ими и втягивая обратно за зубы.

– Что, попробовать захотелось? – опять провоцирует скелет, ехидно подмигивая.

– Не раньше чем ты мне в любви признаешься и попробуешь мой, – высовываешь свой язычок, не оставаясь в долгу перед обалдевшим от такого ответа монстром и унося тарелки с угощением в свою комнату, где планировался киносеанс на сегодняшний поздний вечер. Но стоило тебе поставить их на стол, удовлетворенно вздыхая от зрелища красивых кусочков пиццы, как тебя тут же резко разворачивают, впечатав спиной в дверцы высокого шкафа в потолок.

– Решила поиграть в провокацию, мелкая? – ПиДжи сердится, обжигая алмазным взглядом, и ты понимаешь, что фильм вы сегодня при таком раскладе точно не посмотрите, предпочтя очередную перепалку занудному сюжету в сотый раз увиденной кинокартины.

– Ты первый начал, мне просто было интересно, – невозмутимо пожимаешь плечами, чувствуя давление чужих рук, согнутых в локтях и прижимающих тебя всей поверхностью крепких мужских предплечий к прохладной плоскости мебели.

– Странный интерес для той, у кого дома есть мужская рубашка и явно не моя, – шипит скелет, прищуривая глазницы, из которых едва не сыпались искры, расщепленные граненым зрачком.

– Нет смысла убивать человека, если тебе так нравится эта вещь. Можешь себе оставить, мне все равно велика оказалась, когда купила, – ты беззаботно ухмыляешься, а в груди грохочет напуганное сердце, которое пустила в скач чужая… ревность… Эта мысль разливает в душе вулканическое тепло, и ты радостно отмечаешь, как меняются эмоции в любимых глазах, уступая место песочным часам замешательства, а позже кружочку двухцветного испуга. Ты не смогла сдержаться от столь умильной картины, быстро приблизив к нему лицо и кратко чмокая в уголок рта. Ей богу, умей он это делать подобно одному из своих создателей, то ушел бы в перезагрузку ничуть не хуже. Но вместо этого Папер Джем отступил, густо наливаясь иризацией смущенного румянца, впервые не найдясь с язвительным ответом.

Твоя маленькая победа, ставшая отправной точкой перед последним головокружительным прыжком в пропасть…