Текст книги "Run to you (СИ)"
Автор книги: Дарт Снейпер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
– Схожу, – говорит Дерек, и Стайлз настолько этого не ожидает, что отшатывается, неуклюже покачнувшись. Дерек – в который раз? – спасает его от падения, потянув на себя, и смеётся тихо:
– Ты такой неуклюжий, Стайлз.
– А ты придурок, хмуроволк, – бурчит Стилински. Он прижат щекой к груди мужчины, но почему-то в голове ни единой мысли по поводу того, чтобы отстраниться. Дерек такой тёплый, живой и крепкий, и от его запаха так кружится голова…
– Если ты не отлипнешь от меня, мы станем звёздами, потому что через минуту у меня урок, – говорит Дерек. Стайлз обиженно хмыкает, показывает ему язык – ребяческий жест, непонятно откуда взявшийся – и уходит. Дерек кричит ему вслед:
– Я заеду за тобой в воскресенье в семь!
Стайлз улыбается, как полный придурок, весь урок литературы, за что получает непонимающий взгляд учительницы (трагедии Шекспира мало располагают к радости) и смешок Скотта. Стайлз ни-че-го не говорил Скотту о своей влюблённости в Дерека Хейла, но что-то ему подсказывает, что вездесущий Маккол уже и так всё знает. Стайлз поворачивается к Эллисон и встречает лукавый взгляд. Он раздражённо чертыхается. Отлично, знает не только Скотт.
К свиданию Стайлз готовится с особенной тщательностью. Он грёбанных полчаса перебирает вещи, которые водятся в его шкафу, и каждую откидывает со словами «не то». Шериф, заглянувший в комнату сына, смеётся и шутит про то, что его малыш уже совсем взрослый. Стайлз кидается в него синим свитером, и отец, понимающе кивнув, закрывает за собой дверь.
У Стайлза в гардеробе целая куча этих свитеров. Как правило, безразмерных. Синие, белые, красные… Он, тощий омега с тонкой шеей и узкими запястьями, кажется в этих свитерах особенно худым. Правда, ему всё же везёт, и Стайлз отыскивает в самом дальнем уголке шкафа клетчатую рубашку: когда-то он её любил, но теперь и не вспомнить, почему о ней позабыл. Рубашка сидит как влитая, в сочетании с чёрными джинсами она смотрится действительно здорово, и Стайлз, глядя на себя в зеркало, с неожиданной, пугающей его уверенностью думает о том, что он выглядит не так уж и плохо. Тот Стайлз, которого он видит в отражении, действительно привлекателен. Наверное, это здорово. Ему хочется понравиться Дереку Хейлу (даже если учитель не имеет права ходить на свидания со своими учениками), ему хочется этого даже сильнее, чем получить высший балл на итоговом тесте по химии (опять-таки именно из-за Дерека Хейла).
Когда Стайлз, наконец, полностью готов, шериф заглядывает к нему в комнату и говорит:
– Тебя уже ждут, Стайлз.
Стайлз благодарно улыбается, наскоро обнимает отца (он так редко это делает, что чувствует мучительный укол вины, когда видит удивление в глазах шерифа) и, обувшись, вылетает из квартиры. Дерек – неизменно неотразимый в своей кожаной куртке – смотрит на Стайлза слишком долго и слишком внимательно. Как будто что-то не так. Стилински смущается, нервно сжимает пальцы в кулаки и интересуется:
– Мы поедем куда-нибудь, или ты будешь пялиться на меня вечность?
– Ты потрясающе выглядишь, Стайлз, – говорит Дерек, и Стайлзу хочется сказать, что Хейл может оставить эти дешёвые комплименты для девушек, но он смотрит Дереку в глаза, и слова забываются, отходят на второй план.
Они целуются в машине, прижимаясь друг к другу, как ненормальные, будто бы к этому и сводится их свидание.
Когда они приезжают в кафе – неизменный атрибут, а как же, – у обоих губы припухшие и искусанные. Стайлз думает о том, что выглядит настоящим наркоманом. Судя по всему, Дерек думает точно так же.
Ужин – самая неудачная часть свидания. На них все пялятся, и Стайлз ощущает себя очень неуютно. Наверное, Дерек это чувствует, потому что предлагает провести вечер в менее людном месте. Стайлз, у которого от нервов кусок в горло не лезет, только за такой вариант.
Они гуляют по набережной до самой ночи. Не целуются (Стайлз боится, что его оттолкнут, а Дерек слишком задумчив и отстранён для этого), просто говорят о какой-то ерунде. Разговор течёт плавно, неторопливо.
– Почему ты так не хочешь, чтобы был кто-то, кто будет тебя защищать? – спрашивает Дерек, будто очнувшись от своих мыслей. Стайлз не знает, что ответить. То есть знает, но… Он кусает губы и всё же решается, даже не замечая, как берёт Дерека за руку, переплетая их пальцы. Честное слово, он не понимает, что делает, а Дерек не говорит ему ни о чём, потому что совсем не против.
– Я не люблю выглядеть слабым, – говорит Стайлз после минутного молчания. – Все почему-то уверены, что омеги – непременно хрупкие фиалки, которых нужно оберегать от любой напасти. А я не такой. И я… Ну, может, я просто не знаю людей, которые согласились бы быть сильными ради меня.
Он улыбается кривовато и невесело, а Дерек замолкает задумчиво. Стайлз видит, что он о чём-то напряжённо думает, но не рискует спросить – страшно. Да и не его это дело.
В конце свидания они снова целуются. Стоят на лужайке у дома Стайлза и целуются, неторопливо, мягко, будто бы изучая друг друга. А потом Дерек говорит:
– Спокойной ночи, Стайлз.
– Спокойной ночи, Альфа, – отзывается Стайлз и улыбается. Он не знает, насколько идёт ему улыбка, не знает, что этот его тёплый тон заставляет Дерека Хейла вздрогнуть и прищуриться задумчиво. Стайлз этого всего не замечает. Он замечает только приятный вес кожаной куртки Дерека на своих плечах (просто ему в какой-то момент стало холодно, а Хейл, не принимая никаких возражений, заставил его надеть куртку) и кружащий голову запах его.
Его альфы, и пусть это звучит до чёртиков слащаво. Пусть. У Стайлза такое настроение, что он даже согласен на все эти милые нежности, столь свойственные парочкам. Но Дерек только улыбается и советует ему лечь спать прямо сейчас, чтобы выспаться перед химией.
Он забывает свою куртку, и Стайлз всю ночь проводит, прижавшись к ней и уткнувшись носом в гладкую кожу.
Месяцы летят стремительно и торопливо. Дерек приглашает Стайлза на свидания каждое воскресенье (каждое-каждое), и они, наверное, давно должны считаться парочкой, но… Но – нет. Дерек никогда не заговаривает об отношениях, а Стайлз, с каждым разом всё сильнее и сильнее влюбляясь в него, сходит с ума. Он делится этим со Скоттом (тот крайне обижен, что Стайлз не рассказал раньше). Маккол советует ему самому об этом сказать, но Стайлз – омежья сущность – боится. Ему совсем не хочется услышать отказ. Ему совсем не хочется услышать напоминание о том, что такие романы запрещены. Потому что для него самого все эти «нельзя» не имеют никакой значимости. Ему же так хорошо, когда Дерек рядом. А значит, можно всё.
Ну, разумеется, он не выдерживает. На одном из свиданий (третий месяц их недоотношений, через несколько дней у Стайлза должна начаться течка) Стайлз всё же не выдерживает. Они сидят на мягком диванчике в уютной кофейне, голова Дерека покоится на коленях Стайлза, и Стайлз неторопливо перебирает чёрные пряди.
– Дерек, – говорит он, кусая губы. Хейл вопросительно мычит, довольно закрывая глаза. Стайлз не знает, где взять сил для того, чтобы это сказать, но всё же выпаливает:
– Мыжевстречаемсяда?
– Что? – непонимающе хмурится Дерек, и Стайлз раздражённо вздыхает. Как он ненавидит это всё.
– Мы же… – он замолкает, не зная, как подобрать слова, и умоляюще смотрит на Хейла, но тот не понимает, совсем не понимает. Стайлз вздыхает. – Мы же встречаемся?..
Выходит тихо и глухо.
– А ты этого хочешь? – спрашивает Дерек, и Стайлз, ожидающий любого ответа, но не этого, удивлённо вскидывает брови. Затем кивает, затолкав куда подальше желание покраснеть и отвернуться. Дерек пожимает плечами и прижимается щекой к животу Стайлза, опять закрывая глаза. – Ну, значит, встречаемся.
И у него всё это выходит так просто, будто… Стайлз даже не знает.
Стайлзу почти восемнадцать, и он всё ещё девственник. И он всё ещё безумно хочет Дерека Хейла. Поэтому он склоняется к уху мужчины и тихо шепчет:
– Исполнишь одно моё желание?
– Исполню, – соглашается Дерек, хоть и хмурится подозрительно. Стайлз закусывает губу и говорит:
– Будь со мной в эту течку.
У Дерека Хейла такой вид, будто его ударили по голове чем-то тяжёлым. Он не пытается отговаривать: знает, что это бесполезно. Он не пытается спорить, или заявлять, что Стайлз ещё несовершеннолетний, или делать какую-либо из тысячи противных Стилински вещей. Он просто спрашивает:
– Ты уверен?
– Абсолютно, – отвечает Стайлз. Дерек вздыхает, тяжело и с надрывом.
– Первый раз – это всегда больно.
– Ага, знаю.
– То есть тебя это не смущает?
– Я не боюсь боли, Альфа. И я доверяю тебе.
Дерек улыбается. Он так редко улыбается настолько искренне и тепло, что у Стайлза сердце в груди сходит с ума и больно колотит по рёбрам. Он закрывает глаза и закусывает губу, чтобы не улыбнуться в ответ совсем глупо и радостно.
Дома он отмечает дни, оставшиеся до течки (она через три дня, через три), и нервно вздыхает. Стайлзу так везёт, потому что отец как раз уезжает в командировку на всю течку сына, а значит, не помешает, и… И он то ли счастлив, то ли боится до чёртиков.
Отведённые три дня проходят слишком быстро. Стайлз делится со Скоттом своими опасениями, а тот зовёт Эллисон, и Эллисон действительно помогает справиться с нервозностью, и утешает, и говорит, что всё будет здорово, главное – не паниковать. Стайлз думает, что очень сложно приказать себе не паниковать. Но он постарается. Потому что он просто хочет этого. Хочет, чтобы Дерек поставил метку (и плевать он хотел на всё и всех), хочет, чтобы Дерек был только его…
Они уже обговаривали это. У Дерека богатая семья, он работает учителем только по собственной инициативе, и работа эта не является для него уж очень любимой. Он в любой момент может уйти. И официально быть со Стайлзом. Разве это не здорово? Они договорились только, что Дерек доучит детей до конца года. А до конца года остаётся совсем немного времени, каких-то три месяца. Ведь мелочи же.
В первый день течки Стайлз поднимается очень рано. Он пока в состоянии связно мыслить, но Дерек запрещает ему появляться в школе и обещает, что приедет, как только проведёт все занятия. Стайлз ждёт его целый день (и состояние постепенно ухудшается). Доходит до того, что он попросту забирается в ванную и сидит там, потому что вода позволяет хоть немного остудить пыл, а Стайлз не может перестать думать о Дереке.
Обнажённом Дереке, прижимающем его к себе, вдавливающем в кровать…
Стайлз стонет и делает воду холоднее. Это чёртова пытка, невыносимая, сумасшедшая пытка.
– Привет, – говорит Дерек спустя несколько часов. Он одет строго и официально, а Стайлз обнажён и завёрнут в одну тонкую простыню. Это настолько резкий контраст, что Стилински хочется рассмеяться. Но он этого не делает.
Он приближается к Дереку и начинает расстёгивать пуговицы на его рубашке. Выходит из рук вон плохо – дрожащие пальцы не слушаются, и именно в тот момент, когда рубашка всё же оказывается расстёгнута и соскальзывает с плеч Дерека, простыня, мягко шурша, планирует на пол. Стайлз оказывается совсем обнажённым, возбуждённым и…
И у Дерека в глазах – нечто яркое и неконтролируемое, так что Стайлз только и успевает охнуть, а потом его тащат в спальню, и вдавливают в кровать (именно так, как нужно, господибожеправый), и целуют глубоко, горячо, долго, и Стайлз сам отвечает со всей яростной, отчаянной страстью, на какую только способен.
Он елозит задницей по простыням, пачкая их смазкой, а в животе всё сворачивается в тугой ком возбуждения, и, Боже, это прекрасно. Он немного зажат, потому что всё ещё боится – совсем чуть-чуть, ведь не может же не бояться, даже если это Дерек Хейл, всё равно…
Дерек целует его в шею и шепчет:
– Мы можем… подождать.
У него такой взгляд, что Стайлз более чем уверен – нет, не «можем». И Стайлз просто тянет его к себе, молча целуя, напористо, порывисто, страстно, до металлического привкуса крови на языке. Их запахи сплетаются в нечто целое, потрясающее в своей яркой контрастности.
Дерек раздевается неторопливо, будто бы дразнит Стайлза. А у Стилински не хватает сил ни на что, кроме того, чтобы кусать нервно губы да дышать через раз, во все глаза на него глядя – на такого родного и близкого, такого нужного, правильного и важного, что от этого даже больно.
– Не бойся, – говорит Дерек, прижимаясь к Стайлзу всем телом; Стайлз готов заскулить, потому что от подобной близости возбуждение становится почти невыносимым, и голова кружится, и не хочется думать, хочется только, чтобы всё уже началось – сил нет терпеть.
– Никаких пальцев, – говорит Стайлз. Ему отвратительна сама мысль об этом. – Просто сделай это, Альфа, – говорит он и улыбается сквозь стон, потому что Дерек – будто назло – скользит губами вниз по шее Стайлза, а шея у него такая чувствительная во время течек, что хоть вешайся. – Просто… сделай…
Дерека не нужно просить дважды. Он целует Стайлза (поцелуй выходит рваным, коротким, потому что обоим до отчаянного не хватает воздуха, неоткуда этот воздух брать, и чужие губы в тысячу раз важнее него), гладит по животу… Стайлз закрывает глаза, когда Дерек отстраняется. Ему нужно постараться успокоиться, и Стилински уговаривает себя, что всё будет в порядке. Волшебные слова «Это же Дерек» почти полностью уничтожают всякие опасения. Это – Дерек Хейл. Его Альфа, которому можно довериться всегда и во всём.
Стайлз слышит треск разрываемой упаковки и закрывает глаза. Ему приходит на ум забавная мысль о том, что Дерек наверняка прихватил с собой кучу презервативов, и Стайлз тихо хрипло смеётся. Дерек прижимает ладонь к его губам, и Стайлз легонько кусает его за палец.
– Не открывай глаз, если страшно, – советует Дерек, и Стайлз кивает. Он жмурится и кусает губы. Дерек убирает ладонь с его рта, и Стайлз чувствует, как Хейл сжимает его бёдра: крепко, сильно, наверняка до синяков, но сейчас это даже кажется нужным.
– Пожалуйста, давай обойдёмся без нежности, – просит Стайлз. Он так боится этой слащавой сахарной вставки вроде «Потерпи, мой котёночек», потому что это ужасно и ничерта не успокаивает. Дерек фыркает и целует Стайлза в уголок губ.
– Я знаю, что тебе это не нравится, не стоило напоминать, Стайлз, – отзывается он, и у Стилински в очередной раз сердце пропускает удар, потому что, чёрт побери, только Дерек Хейл умеет произносить его имя так, что… что это просто неописуемо потрясающее чувство, согревающее изнутри.
Первый толчок – самый болезненный и тяжёлый, потому что, конечно, выделяемая во время течки смазка здорово облегчает проникновение, но это всё равно больно. Впрочем, так даже лучше, потому что эта боль – она правильная и нужная. Стайлз ни капельки не мазохист, но ему кажется, что так лучше. И он впивается ногтями в плечи Дерека, склоняет его к себе, открывая глаза и целуя. От поцелуев во рту остаётся лёгкий привкус крови, а в голове – туман.
– Двигайся, – говорит он, и это больше всего похоже на приказ. Но Дерек только усмехается и прижимается губами к шее Стайлза, оставляя засос, и Стайлз почти кричит просто потому, что это неописуемое чувство, и, кажется, он готов кончить от одного этого. Он с такой силой закусывает губу, что та отдаётся щемящей болью. Стайлзу плевать.
Дерек двигается. Старается отыскать нужный угол проникновения. Стайлз кусает губы и жмурится от боли.
Он не замечает, как с губ слетает тихий стон, потому что теряется в ощущениях. В горле встаёт ком, не дающий дышать, а в животе – самый настоящий пожар, и Стайлз скулит, тоненько и жалобно, будто умоляя продолжить. Он чувствует себя таким мягким и податливым, таким покорным, что даже не понимает, что с ним. Наверное, так и нужно, так и правильно, Стайлз не знает наверняка.
Он знает только, что следующий толчок приносит то же самое – звёздный дождь в голове, разноцветные пятна, расплывающиеся перед глазами, и Стайлза хватает только на то, чтобы зарыться пальцами в волосы Дерека, сжав в кулаках пряди, и потянуть на себя, чтобы поцеловать. Никакой нежности – это должно быть грубо, жёстко, требовательно, потому что только так и может быть, только так и правильно, а все эти щенячьи нежности пусть останутся для других омег…
Кровать немелодично скрипит, пока Дерек вбивает Стайлза в матрас движениями своих бёдер. Стайлз теряется в ощущениях; он скулит, стонет, хрипит, потому что чувств слишком много для того, чтобы молчать, они распирают изнутри, давят на рёбра, готовые прорваться наружу прямо через них, и Стайлз топит свои стоны в губах Дерека, жадно впитывая его тяжёлое дыхание, и Стайлз полосует ногтями спину Дерека, потому что это так ярко и остро, что у него нет сил на то, чтобы терпеть.
Всё заканчивается слишком быстро: Стайлз на пределе, а Дерек двигается так размашисто и быстро, что по комнате разносятся пошлые шлепки кожи о кожу, и этого, честное слово, достаточно для того, чтобы почувствовать себя попросту невероятно. Он кончает себе на живот со сдавленным стоном, так и не притронувшись к себе, а за ним следует Дерек, чтобы в следующий момент прижаться к Стайлзу и лениво поцеловать его в шею.
– Боже, – выдыхает Стайлз, жмурясь. Он боится – если откроет глаза, всё это исчезнет, ничего этого не будет. – Боже…
– Я люблю тебя, – говорит Дерек.
У Стайлза на секунду останавливается сердце.
Наверное, он ослышался. Ведь не может же быть такого, чтобы правда, ведь не может же…
– Я серьёзно, – говорит Дерек, и Стайлз ощущает, как его целуют в уголок губ. – Я люблю тебя, чёртов Стайлз Стилински, и я знаю, что ты тоже любишь меня, поэтому предлагаю тебе сейчас просто помолчать и отдохнуть перед, – он легко двигает бёдрами, и Стайлз громко стонет, зажимая себе рот ладонью, – новым заходом.
Стайлз так до безобразия счастлив, что ему хочется кричать об этом на всех углах. Скотт с Эллисон – любовь у них куда более неторопливая, мягкая и спокойная, нежели у Дерека со Стайлзом – только посмеиваются. Ещё бы. У Элиссон на пальце красуется кольцо (им обоим уже есть восемнадцать, и Скотт очень хочет как можно быстрее сделать Арджент полностью своей), и она вся светится изнутри. Если честно, Стайлз предполагает, что она беременна, но даже если и так, Скотт об этом явно ещё не знает. Отличный сюрприз, пожалуй, если она действительно…
– Ты опять в своих мыслях? – спрашивает Дерек, садясь рядом и крепко его обнимая. У них двойное свидание, и в этой маленькой кафешке очень уютно. Дерек приносит заказ, и Стайлз с довольным видом забирает свою Колу. Вообще-то Дерек очень любит читать ему нотации на тему того, что эту гадость пить нельзя, но Стайлз ведь тоже весьма упрям, поэтому выбора у Хейла особенного нет, приходится смириться.
Стилински пожимает плечами и прижимается к груди Дерека. Эллисон и Скотт, забыв о своих заказах, увлечённо милуются, слишком занятые друг другом, и поэтому Стайлз не испытывает неловкости. Он всё ещё не справился со своим дурацким пунктиком насчёт того, что на него все пялятся.
Учебный год давно позади, впереди – жаркое лето, Скотт и Эллисон по-прежнему счастливы вместе, Дерек Хейл больше не учитель химии, а у Стайлза Стилински на шее красуется метка.
Всё прекрасно.
