Текст книги "«Я торжественно любезен, и я торгую лампочками!» (СИ)"

Автор книги: Dark Paladin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Пролог ==========

В далёкой-далёкой вселенной, в безмерно огромном мире, жили странные люди. Их мир отличен от нашего, у него свои жёсткие своды правил, свои обычаи, традиции.

Одно из правил, которое глубоко засело в головах жителей, пусть его и не повторяли на каждом шагу, гласило – нельзя любоваться закатом. Да, это абсурдный запрет, но что же поделать – правило есть правило. И всем людям приходилось его соблюдать.

========== Глава 1 ==========

– Хоуппи, уже семь утра! Вставай, иначе опоздаешь!

Лениво, тоскливо, еле открывая глаза, юная Хоуппи начинала каждодневный утренний обряд. Наша героиня была уже не маленькой, но спать всё же любила больше, чем работу. Кое-как оторвавшись от постели, девушка недовольно пробурчала: «Дурацкий комитет и дурацкое собрание! Почему именно мне выпала „честь“ его освещать?»

Чтобы хоть как-то окончательно проснуться, она забралась в душевую, включила воду и, подставляя плечи под обжигающие струи, погрузилась в мечты о сладкой мести «главвреду» (то бишь главному редактору-вредителю).

Хоуп была прекрасной девушкой, совсем недавно окончившей университет, и теперь она могла назвать себя журналисткой. После университета по распределению попала в главную городскую газету «Законный гражданин».

Ростом в своей семье была выше всех: до 177 сантиметров выросла! Это удивило даже врача по стандартизации в городской поликлинике, который лично проверял результаты замеров. Нельзя было не отметить длинные каштановые волосы, лившиеся прекрасным блестящим каскадом. Овал лица был красив и переходил в высокие скулы, ясно горел взор её серо-зелёных глаз, которые, казалось, имеют какое-то таинственное свечение. Над глазами покоились довольно пышные брови, а ниже располагался аккуратный носик, который вёл к красивым и пухлым губам. Вся эта прелесть не уступала по красоте тонкой шее, переходящей в чуть широковатые для девушки возраста Хоуп плечи. Высокая грудь гордо вздымалась при её дыхании, и каждый вдох очерчивал контраст женственной груди и тонкой, осиной талии, после которой начинались пышные бёдра. Далеко не каждая модель могла похвастаться такими красивыми и длинными ногами. Жаль, что подавляющее большинство всей этой красоты было скрыто под официальным костюмом журналиста, который начинался чуть выше набойки официально одобренной обуви на невысоком каблуке и кончался лишь под подбородком, где заканчивался широкий, застёгнутый наглухо ворот. Всё-таки престижное издание требовало подобающего дресс-кода.

По дороге к дворцу «Требований и стандартов», где Хоуп ждал ежегодный съезд комитета правил, она думала о предстоящей статье, которую придётся написать, и заранее продумывала, как и чем её «дополнить». Единственное, что девушка любила в своей работе, – это тайно, между строк или даже среди междустрочий протестовать против несправедливых законов, отрицающих свободу слова, личности и мысли. Хоуп крайне везло: так как она была умнее и корректоров, и главного редактора, которые особо не вчитывались в написанное, эти маленькие самовольства оставались незамеченными. Но всё же девушка безумно рисковала. Наказанием за доказанный проступок инакомыслия могло быть изгнание в дикие земли или сразу смертный приговор, что, в общем-то, означало одно и то же.

В этих мыслях Хоуп и провела дорогу до дворца, а за окном её автомобиля мелькали нарядные люди с детьми. Казалось, целый город стремился уместиться на одной, пусть и самой большой, площади. Хотя не так уж и странно это было: как-никак, единый государственный праздник и выходной длиной два дня способствовали появлению народа в самом центре. «Не у всех они есть, эти выходные», – грустно подумала Хоуп.

========== Глава 2 ==========

Проталкиваясь сквозь мириады людей, журналистка с трудом добралась до контрольно-пропускного пункта. Девушка на автомате полезла в сумку, пытаясь найти свой аккредитованный пропуск журналиста газеты «Законный гражданин», и, когда поиски увенчались успехом, подняла глаза и увидела… его. Сам начальник департамента разрешений и допусков встречал гостей и проверял право присутствия на столь «радостном» мероприятии.

«Почему он здесь лично? Это же работа для его подчинённых! А может, в этом году намечается что-то особо важное…» – размышляла Хоуп, пока протягивала свой документ об аккредитации. Постепенно эти мысли стали отходить на второй план. Согласно процедуре для сверки, она потянулась за бейджиком и быстро сняла его через голову, при этом распущенные волосы упали сияющим каскадом. Когда рука журналистки достаточно вытянулась вперёд для передачи пропуска и бейджика, Хоуп приподняла лицо, чтобы рассмотреть главу департамента разрешений и допусков – они не были знакомы и, более того, до сего дня не встречались.

Его подбородок был покрыт короткой щетиной, которая дальше вырастала в аккуратную эспаньолку. Скулы у него были высокими, на одном уровне с началом волос причёски ровной дорожкой, нисходящей от висков. Тёмно-каштановые волосы были коротко – по-армейски – подстрижены. Средний по размерам нос нарушал симметрию лица маленькой горбинкой справа – вероятно, знак прилежной учёбы в военной академии. И казалось, вся внешность его лица была бы обычной, в какой-то степени «стандартизировано-выверенной», если бы не взгляд глубоких голубых глаз, смотрящих нежно и одновременно с тоской. Казалось, они живут своей жизнью, и только небо может соперничать с ними синевой. Несвойственно пышные губы также выбивались из ровного строя типичной для молодых мужчин внешности.

В тот момент Хоуппи больше ничего не бросилось в глаза: обычный стандартный костюм, не самые широкие плечи и не самые большие руки. На вид начальнику департамента можно было дать чуть больше двадцати пяти.

Его глаза манили, притягивали…

«О Боги, я тону в них!» – глубоко вздохнув и наконец отдав пропуск, девушка мысленно приказала самой себе: «Так! Стоп, успокойся! Он – один из тех, кого ты всю жизнь ненавидела, из тех, кто выверяет чужие жизни по линейке, и выдаёт то, что полагается каждому по закону – и ни каплей больше! А иногда и меньше. Это самое важное для всех – право на жизнь! Жизнь, Хоуп!» – она зло выдохнула.

– Добрый день! – дружелюбно поприветствовал девушку начальник департамента. – С Вашими документами, Хоуп, всё в порядке. Вы можете пройти и присоединиться к остальным гостям возле сцены с трибуной. Ваши коллеги Вас ожидают, – сказал он с толикой усталости, но в голосе проскользнули и нотки участия. Мужчина отошёл в сторону, пропуская нашу героиню, и встал в официальную стойку.

– Ваше имя. Могу я узнать Ваше имя? —Хоуп не ожидала от себя такого вопроса. Конечно, профессия обязывала в какие-то моменты быть наглой, но всё же… Глава улыбнулся короткой улыбкой, одними уголками губ, и всё так же, с нотками чуть слышной грусти, но и какими-то новыми, неизведанными, произнёс:

– Александр. Так как Ваше имя мне уже известно, то очень приятно познакомиться, Хоуп. Прошу Вас, проходите, главный редактор «Гражданина» и Ваши коллеги ожидают Вас.

Двинулась Хоуп машинально, по привычке: за всю жизнь, пройдя тысячи кордонов, тело автоматически научилось не создавать очереди и помех в движении людских масс. Губы чуть шевельнулись в беззвучных словах: «Александр, Алекс…».

Так она и шла до трибуны, окончательно запутавшись в своих эмоциях – и тёмных, и радостных в один миг. Метров за десять-двенадцать увидела, скорее почувствовала, «главвреда» – от него за километр несло пошлостью, безграмотностью и алчностью – и заставила себя подойти. Он был в обществе главного корректора «Гражданина» и ещё двух незнакомых персон, наверняка из верхушки политической элиты. Мило улыбаясь, девушка делала то, что и всегда, – не слушала этих мерзких крыс. Но сегодня к ней не пришли обычные мысли, уступив место иным. Не сказать, что Хоуп была этому рада. Когда объявили о выходе патриарха с комитетом, избранных с соблюдением всех законов свода «Требований и стандартов», она автоматически плюхнулась на стул рядом с главным редактором, даже не думая и не сверяя, своё ли место заняла. Удача улыбалась ей: место действительно принадлежало Хоуп.

Раздался звук официально одобренного оркестра, игравшего гимн закона «Требований и стандартов», больше напоминавший урчание живота, нежели что-то красивое. Хоуп слышала музыку только в детстве. Когда ей было 7 лет, то на точно таком же собрании вся музыка, что не была внесена в список разрешённой кучкой бездарных злопыхателей, наделённых по вселенской несправедливости властью, попала в список запрещённой. А за нарушение запретов кара была по-прежнему серьёзной.

Под конец какофонии выкатился патриарх со свитой. Хоуп и так было мерзко присутствовать здесь, а тут ещё и разлад с её совершенным оружием, которым она очень гордилась, приключился – её ум отказывался делать работу хоть на йоту сложнее, чем водить карандашом в блокноте закорючки. Слова, которые влетали в ухо, тотчас выходили через росчерки кистей на ранее чистый лист.

«Бла-бла-бла, что-то про то, как все трудятся во имя общего блага…». Через пару минут: «Бла-бла-бла, урожай льна то-то и то-то…». Но стройный ряд блаблалогии* нарушили, как грохот ошеломляющего грома, слова патриарха: «…и вследствие этого, государство и честные граждане более не могут тратить ресурсы на сложные по фасону и разрозненные по цветам костюмы и одежду. Теперь всем гражданам надлежит передать текущую и старую одежду для обмена на новую из одобренной простой ткани. Старая же будет подлежать утилизации».

И тут кто-то из его помощников выкатил на сцену два аккуратно закреплённых мешка.

Назвать это одеждой не было никакой возможности: нить толще (иной раз в корабельном деле используется), а сам материал назвать мешковиной – сделать великую честь последнему. Гадкий же голос продолжил своё гнусное вещание: «Честные граждане, можете быть спокойны! Одежда прошла строжайшую стандартизацию и отбор. Материал очень прочный и долговечный, более того, повышает трудоспособность граждан, так как не даёт одежде отставать от тела, образовывать паразитные шансы расслабляться и лениться! В этом я Вас заверяю!»

Одна мысль кричала в тот момент в голове Хоуп громче других: «Так в этой дряни ещё и тесно!!!» Другие же мысли выглядели примерно так: «Честное государство совсем забыло про честь и охренело?!»

Но во всём этом потоке почему-то хватило место и для Алекса – девушка до сих пор не могла прийти в себя от его взгляда.

Приложив все силы, журналистка заставила себя нацарапать пару цитат и самых общих тезисов. Всё лишь в самых общих чертах, что изрекал и продолжал изрекать противный голос патриарха. В конечном итоге всем гражданам надлежало до наступления завтрашнего комендантского часа (то есть до девяти вечера) обменять всю свою одежду. Всё, на что хватило сил в конце, – это натянуть гримасу на лицо, которая только под определённым углом и при наличии хорошего воображения могла сойти за улыбку, кратко попрощаться со всеми и направиться к выходу. Одна мысль подогревала Хоуп, пока та двигалась к кордону, подобно позавчерашней курице, которую достали из холодильника не для того, чтобы выбросить, а по ошибке положили в микроволновку разогреваться. Ещё раз девушка сможет увидеть начальника департамента разрешений и, может быть, обмолвиться парой слов!

Но на контрольном пропускном пункте была плотная очередь, и всех довольно «быстро» выпускали. Патриарх со свитой уже успел удалиться, поэтому в том, чтобы держать строжайшую дисциплину работники департамента разрешений и допусков не видели более нужды. Из-за этого Хоуп не могла не то что осмотреться, зажатая внутри человеческой биомассы, а даже повернуть голову на несколько градусов было невозможно. Добравшись до выхода и дальше к припаркованной машине, она устала плюхнулась на водительское сидение.

Мало того, что этот день – кошмар без конца и возможности проснуться, так и маленькой, но глупой надежде на что-то хорошее под завершение кошмара не удалось сбыться! Домой! Скорее домой! Спать! Проспать этот день и следующий! Проснуться и узнать, что этот ужасный день, что вся эта ужасная жизнь была сном! Длинным, отвратительным и тягучим, как испортившийся кисель, обычным кошмарным сном!

В уголках глаз собирались с силами и после серебрились маленькие слезинки.

========== Глава 3 ==========

Всё было исполнено, как и задумывалось. Оказавшись дома и пропустив вежливые расспросы родных о прошедшем дне и комитете, откинув покрывало, Хоуп сперва погрузилась в сон, а лишь затем тело достигло кровати. Девушке ничего не снилось; лишь смутные образы на долю секунды появились из тьмы, чтобы быть тут же ею поглощёнными. И где-то под конец этой бесформенной чуши раздались слова мамы:

– Хоуппи, вставай. Мы собираемся в окружной департамент по новому распоряжению для получения новой одежды. Вставай, – женщина хоть и понимала, как устала дочь, принялась будить крепко спавшую Хоуп.

– Не одежды, мам. Новых кандалов! Видимо, в старых нам было слишком вольготно! – рассерженно ответила девушка, чуть отошедшая от сна, но не от роя мыслей.

– Доченька, не говори так, хотя бы не говори так громко… Знаешь же, что может произойти? – встревоженно спросила мама, озираясь по сторонам.

– Мам, что они ещё могут у нас забрать? Разве что-то ещё осталось? Посмотри, что у нас осталось от прежней жизни? – Хоуп была на грани срыва.

Мать ничего не ответила, лишь прижала дочь к себе, пригладила волосы и обронила беззвучную слезинку на её висок. Когда-то женщина была известной певицей, и её талантом восхищалось больше людей, чем сейчас служит государству. Была – вот ключевое слово.

– Как соберёшься, сходи в департамент, я тебя очень прошу. Всю остальную одежду, кроме той, что на тебе, мы с твоей сестрой обменяем. Пожалуйста, ради нас, – тихо попросила мама.

Через полчаса или час, когда жесточайшим усилием воли Хоуп заставила себя оторваться от тёплой постели и на скорую руку привести себя в более-менее цивилизованный вид, пройтись по всему списку внешнего вида «добропорядочного гражданина» не было ни сил, ни желания. Девушка вышла из дома и пошла до департамента пешком – благо, находился он в десяти-двенадцати минутах ходьбы. Да и мрачной голове остро нужен был приток свежего воздуха.

Добралась до департамента она к восьми вечера – нужно торопиться, чтобы успеть домой до комендантского часа. Гордо вручив Хоуп её новый мешок, девушку сопроводили в стандартизированную женскую ячейку для смены одежды. Пока Хоуп переодевалась, то сама замечала, как становилась похожей на пыльный мешок с картошкой. Правда, из мешка торчали откуда-то взявшиеся длинные и красивые ноги, а верх мешка венчала милая, красивая головка, притом достаточно успешная для столь юного возраста, с роскошными волосами и удивительными глазами.

Но в тот момент Хоуп думалось лишь о том, что так её и похоронят в мешке. И ведь даже ресурсов государства на гроб не нужно! Присыпал мешок песком, и готово дело!

Было бы преступлением сказать, что тогда её терзали тёмные мысли. Более непроглядного мрака живому существу и представить нет никакой возможности. По дороге домой в голове заиграла шальная мысль, что было бы здорово не спешить домой, а хоть перед смертью тела или души успеть увидеть что-то красивое. Побежать к стене, что ограждает от диких земель, и в минут десять десятого увидеть закат. Успеть насладиться им, пока часов в одиннадцать вечера её путь не будет окончен патрулём. Или ещё раньше, если обнаружат, что домой она так и не вернулась.

Но домой девушка всё же вернулась, шумно захлопнув дверь в своём многонорном* доме. Ещё бы на семь минут припозднилась – последствия были бы плачевными!..

========== Глава 4 ==========

Завтра на работу. Нужно будет с самой лучшей стороны осветить святотатство, что вчера вершили над волей и свободой человека, коих в жизни и так почти не осталось. Как не хочу! Я отказываюсь, слышите? – вопил внутренний голос журналистки, разрывая всё изнутри. – Спать. Не быть здесь. А ещё лучше просто не быть…

Где-то вдалеке раздался звук, похожий на звонок в дверь, но этого просто не могло быть: время было уже около половины десятого вечера. Наверное, это игра воображения в полудрёме.

– Чем могу… Нет, она хорошая… Не забирайте… – узнав голос мамы, Хоуп открыла глаза.

– Нет. Вы всё неправильно поняли. Просто она забыла во дворце свою вещь, а я лишь хотел отдать её, и недолго поговорить.

– Правда? Вы меня успокоили. Вы знаете, она же журналист в главной городской газете «Законный гражданин» и очень хорошая девочка, – Мама Хоуп, державшая до тех пор руки скрещёнными на груди, нервно, но одновременно со вздохом облегчения всплеснула кистями.

– Мадам, я ни в коем случае не сомневаюсь в Ваших словах. Если можно, я поговорю с Вашей дочерью пару минут? – мягко настаивал мужской голос.

Через несколько секунд в комнату девушки вошла мама. К тому моменту Хоуппи уже успела встать.

– К тебе пришёл человек из департамента. Он хочет с тобой поговорить, – после маминых слов Хоуп встала и собиралась выйти в открытую дверь в коридор, но, поравнявшись с матерью, услышала еле различимый шёпот: – Будь умной девочкой…

На пороге их каморки стоял Алекс – тот самый Алекс из департамента. Хоуп охватила секундная радость, которую она тут же постаралась подавить, порадовавшись единственный раз за всю жизнь тусклому освещению в их квартирке, из-за которого она вряд ли разглядит голубые глаза парня.

– Алекс…андер, чем обязана высокой чести визита начальника департамента разрешений и допусков? – немного взволнованно спросила Хоуп, подойдя к нему. Она не могла разглядеть деталей в полумраке, но ясно видела мягкий взгляд Алекса, поэтому немного запнулась при произношении полной формы имени гостя.

– Вчера во дворце Вы забрали Вашу аккредитацию, но забыли Ваш бейджик. Я пытался Вас разыскать, но среди тысяч приглашённых гостей сделать это оказалось весьма непростой задачей… – даже несмотря на красоту Ваших длинных волос, добавил он про себя, – Вот Ваш бейджик, пожалуйста, не теряйте его, – мужчина мягко улыбнулся, протягивая девушке бейдж.

Липкий холодок страха и в то же время чувство признательности окутали Хоуп. Первое чувство ползло от низа спины вверх к шее, второе же разливалось светом благодарности от груди вниз, наполняя тело изнутри теплотой приятных чувств. Ведь люди и за меньшее пропадали на срок тридцать суток, и только потом родные узнавали, что они были «приглашены» в лагерь перевоспитания. И как же она сегодня шла по улице и, более того, была в департаменте без бейджа? Хоуп не просто родилась в рубашке, а в целом костюме да ещё и с серебряной заколкой в волосах.

Но вместо слов теплоты, которые сами подступали к горлу, девушка неожиданно выпалила:

– Это всё? Если так, то прошу Вас покинуть наш дом! Мне рано утром нужно в редакцию, а время сейчас позднее.

Если бы в тот момент Хоуп сумела бы разглядеть глаза Алекса, то можно было увидеть, что они округлились и стали чуть печальнее обычного.

– Зачем Вы так? Я же хотел Вам помо… – начал было гость, но девушка перебила:

– Помочь? Помочь? – казалось, хозяйка дома была вне себя от ярости. – Вчера и так хорошо помогли всем честным гражданам государства! Новая программа по экономии гробов? В чём родился, в том и похоронился? А теперь Вы стоите тут и ждёте слов признательности, как от собаки, которую вчера высекли, а сегодня снизошли до того, чтобы покормить и дать сахарную косточку?!

Слышно было лишь тяжёлое дыхание, неровное и тяжелое дыхание двоих людей.

– Хоуп, Вы многого не знаете. По-Вашему, я принимаю законы, стандарты и правила? – тихо спросил Алекс. – Так вот, это вовсе не так. И академию я заканчивал не на факультете разрешений, а на защиту населения. Грезил, что буду помогать людям… Но через полгода моей работы, всё подразделение защиты прикрыли, а защитников переквалифицировали в контролёров. И, кстати, почему бы мне не обозлиться на человека, работающего в главной газете, которая продвигает пропаганду блага новых законов и поощрения массового послушания и повиновения? А что, по-моему, справедливо, если бы и я испытывал эти чувства к такому человеку, как Вы, Хоуп. Но моего опыта и остроты взгляда хватает, чтобы понять – Вы не такая, у Вас доброе и чистое сердце. Но всем нам нужно, а иначе говоря, приходится служить государству, патриарху и комитету…

Хоуп, какое-то время ещё вглядываясь в сумрак, за которым скрывалась синева его глаз, пыталась определить: правду ли он сказал?.. При этом сердце учащённо шептало, что каждое слово было чистейшей правдой.

– Я не знала, правда, – только и сказала она. – Большое Вам спасибо за бейджик. Ещё больше я благодарна за Ваши слова. Спасибо…

– Всё в порядке, заблуждение – часть нашего времени и в том числе общая идеология, – ответил Алекс. Через минуту обоюдного молчания он добавил: – Время уже позднее, Вам нужно выспаться да и мне собираться пора. Но позвольте узнать Ваш номер телефона? Вдруг Вы снова что-то потеряете, а так я смогу Вам написать в «WhereApp» и оперативнее Вас найти…

Слова были сказаны от всей души, но угловато; казалось, Алекс был смущён. Это ничуть не испортило момент, а наоборот, придало естественности этому вечернему разговору, и улыбка разлилась по лицу девушки:

– Хорошо. Только давай на ты. И можешь звать меня Хоуппи: мне так нравится больше… А Хоуп меня зовёт главный редактор «Гражданина». Я всегда напрягаюсь от такого обращения, как будто бы я на работе.

Продиктовав свой номер и записав номер Хоуп – так, на всякий случай, вечерний гость удалился в послезакатную мглу, пожелав доброй ночи.

«Эх, Алекс…. С тобой я и правда хотела бы встретить закат!» – мечтательно размышляла девушка.

В эту ночь ей снился Алекс. Как они вместе, держась за руки, подходят к стене и ждут заката. А с первыми оранжевыми лучами, когда диск солнца катится ко сну, он наконец нежно целует её. И всё былое растворялось – оставался только Алекс да розовеющее небо.

Где-то на фоне играла прекрасная мелодия, и, когда Хоуп разбудили, она ещё звучала звонкой трелью в голове девушки, позволив подпевать и выжить в этот день под свой ритм.

========== Глава 5 ==========

В издательстве творился обычный кошмар: кроме того, что нужно было в самых лучших словах расписать новые законы, так необходимо было уточнить для всех «одарённых», почему они обязаны их соблюдать. И как только девушка заставила себя сесть за статью, подбадриваясь, помимо мелодии, тем, что она обязательно ввернёт в середину слова о трактовке буквы закона и скрытый намёк на непоколебимость человеческих чувств и природы.

Но в этот самый момент раздался звонок её рабочего телефона, как будто бы кто-то мог проникнуть в её разум и стал действовать на опережение крамольных помыслов.

– Хоуп, тебя вызывали в отдел кадров издательства.

Не помня, как добралась до кабинета отдела кадров (девушка даже не знала раньше, где тот находится), Хоуп легонько постучала и, дождавшись разрешения, на негнущихся ногах вошла. Дело было в том, что её «повышали» в должности до главного корректора. Настоящим повышением это было сложно назвать, ведь теперь она больше ничего не сможет изменить, кроме грамматических и стилистических ошибок. А если посмеет… Ей всё дали понять одним лишь распоряжением, без слов. Более того, издёвка была хорошо спланирована, так как теперь девушке придётся читать и хорошенько вчитываться в чужую крамолу. Хоуп хотелось упасть, распластаться на полу и плакать. И будь, что будет.

Но, вспомнив мелодию из сна, сам сон, лучезарный закат и Алекса… Его номер записан в её телефоне, и она может ему написать! Эти мысли согрели девушку, и она поступила иначе.

– Позвольте мне перед подписанием всех официальных бумаг переговорить с главным редактором? – спросила Хоуп молодую кадровичку, которая была всего лишь на пару лет старше. В ответ услышала лишь:

– Вам не стоит утруждать себя, ведь приказ о Вашем назначении исходит от главного редактора «Законного гражданина».

Хоуп смогла выдавить лишь сухое: «Благодарю», подписала документы и вышла. «От главного редактора…» – эти слова застряли в её юном, до этого безупречно холодном уме. Вернувшись на бывшее рабочее место, девушка узнала, что ей звонили во время отсутствия. И поскольку её новое рабочее место ещё неподготовлено, и не все вещи перенесены, на сегодня Хоуп свободна.

«Ещё и в моих вещах хотят порыться, крысы! Ненавижу!» – благоразумно сказала она про себя. Дойдя до машины, открыв дверь и сев в салон, девушка начала плакать – как никогда прежде, лишь чуть приглушая завывания усилием воли и руки.

Сколько времени провела в забытье, наша героиня не знала. Можно было бы прикинуть по времени выхода из отдела кадров и посмотреть, который сейчас час, но делать этого решительно не хотелось. Не хотелось вспоминать весь этот кошмар и тратить последние силы.

Хоуп стала думать о последнем: чего хочет от этого насквозь прогнившего мира и решила потратить последние силы, написав Алексу в «WhereApp»:

«Алекс, привет. Прости, что так внезапно, это Хоуппи. Я всё потеряла, у меня не осталось ничего, кроме мамы, сестры и… тебя… Если синева твоих глаз мне не врала, то прошу: приезжай ко мне после работы в департаменте, ты мне очень нужен!»

Через две минуты, показавшихся вечностью, она наконец получила ответ: «Привет. Рад слышать тебя, но не новости. Свободно гово… печатать не могу, буду у тебя через полтора часа. Дождись меня.»

Душевный подъём и радость, что Алекс скоро будет рядом, придали сил. Но при этом на душе всё равно было погано и темно: в голову лезли всякие мысли, начиная от: «Кто он? Ты знаешь его два дня! Не стоит ли он за недавними событиями?..» и заканчивая чем-то вроде: «Как же было бы хорошо его увидеть!».

Отогнав от себя эти мысли, даже в воздухе проведя рукой, как бы убирая их из своего мира, Хоуп трезво рассудила, что уже нет разницы. Если сейчас не открыться, а думать о том, что они ещё могут всё забрать и как сильнее могут её унизить, то жить абсолютно незачем.

Почувствует ли она ещё хоть что-то, если у неё всё ещё пытаются что-то отобрать, если таким образом пытаются унизить? А ведь при таком раскладе до пыток уже не так и далеко?..

«Нет, я хочу наполнить остаток жизни чем-то хорошим, чем-то светлым, чем-то, что больше, лучше, чище меня. А не сгнить внутри и снаружи, лишившись души и борьбы… даже помысла к борьбе и противостоянию! Нет, этого им у меня не отнять! Пора домой, ведь ещё нужно себя в порядок привести. План действий готов, газ в пол, мысли и сожаления в прошлом, теперь только действия!»

========== Глава 6 ==========

Умыв заплаканное лицо и уложив растрепавшиеся волосы, Хоуп в своей квартирке ждала человека, которому хотела всё рассказать. Рассказать, довериться и открыться.

Как хорошо, что дома она одна.

Девушка считала минуты до приезда Алекса, заламывая руки и терзаясь сомнениями. А вдруг забудет? Отвернётся?..

Наконец раздаётся долгожданный звонок в дверь.

– Пожалуйста, Алекс, будь за ней, – шептала Хоуп, поворачивая в замке ключ.

И за порогом, приветливо и мягко улыбаясь, стоял Алекс.

Хоуппи бросилась ему на шею, а парень от удивления только и сумел промолвить:

– На такой тёплый приём я и не смел надеяться…

Они прошли в комнату Хоуп, где та, заварив чай, рассказала о событиях сегодняшнего дня. О том, как рада, что встретила Алекса, о своей благодарности и о сегодняшнем сне…

– Ты знаешь, я и правда хочу сейчас лишь одного… Хочу встретить закат, только с тобой, с тобой одним. Давай бросим всё и пойдём к стене – наслаждаться им вдвоём. Только вдвоём, ты и я, Алекс! Ты согласен?..

Алекс нежно, успокаивающе гладил Хоуппи по спине и ободрял словами, что и он этого хочет больше всего на свете. Что сегодня ему тоже снилась его Хоуппи и их совместный закат. Что кроме огненного неба и света её глаз у него ничего не осталось в этом мире!..

Но тем не менее Алекс просил хотя бы попытаться привыкнуть к новому месту, потерпеть ради близких, ради всех честных людей, живущих своей малой, простой жизнью. Говорил, что их закат ещё впереди.

И она верила. И она пыталась.

***

Но даже пытаться было трудно, ведь каждый новый день для Хоуп означал муки, не сравнимые с каторжным трудом под палящим солнцем.

Ту запредельную ложь, которой пичкали людей авторы статей (журналистами их язык не поворачивался назвать) невозможно было представить. Это – чистой воды яд, который разлагал умы и души людей. И Хоуп приходилось читать каждую статью. Приходилось читать и исправлять самые простые ошибки, чтобы автор не выглядел идиотом в глазах читателей, хотя на самом деле он и являлся таковым.

Ей каждый день хотелось всё бросить, сдаться, сломаться… Но Алекс неизменно приходил на помощь. Подбадривал, говоря, что его Хоуппи ему очень нужна; и её глаза для него дороже всех закатов, ведь сияют прекраснее двух заходящих звёзд…

Алекс держал её руку и гладил по спине, успокаивал и говорил, что очень, очень хочет разделить закат с ней одной в целом белом свете.

Хоуппи хватало этого, чтобы поддерживать жизнь мозга, души, сердца и тела, хватало какое-то время.

***

Однако в один момент она сломалась.

Сломалась, не выдержав гнёта тревог. Не сумев противостоять окружающей лжи, она сломалась, затерялась, погибла среди строк, букв и хвалебных песен гнусным запретам. Она оказалась похоронена под статьями, колонками и очерками, восхваляющими надругательства над свободой человека. Похоронена, как сама и предсказывала, в кошмарном мешке для картошки.

В этот день Алекс получил сообщение: «Дорогой мой, самый важный и прекрасный человек в этом мире… В этом мире под сенью синего неба, пасующего лишь перед твоими глазами, есть только ты и наша мечта, которую мы делим на двоих. Сегодня я увижу закат из своих снов, но без тебя всё будет бессмысленно, как и большая часть жизни ранее. Будь у западной стены после комендантского часа, я буду тебя ждать возле многовекового дуба. Я хочу успеть до того, как нас успеют поймать, хочу раскрыть тебе всю свою душу, раскрыться вся под нашим общим закатом. Жду…»

Алекс кинул взгляд на электронные часы – они показывали 20:08. Может, ещё не поздно?..

Алекс ринулся к машине. Хотя дорога была неблизкая и лежала через весь город, может, он сумеет вновь помочь своей Хоуппи до наступления комендантского часа.

Но и Алекс понимал, что безоговорочного счастья в этом городе и в этой стране для него и Хоуппи не будет. И в самом худшем случае (или в лучшем, он ещё не знал) они вместе успеют испытать настоящее счастье – пусть и на пару мгновений…

Перед тьмой…

Перед тьмой вместе, навсегда.