Текст книги "Моя музыка полна тобой (СИ)"

Автор книги: D_n_P

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Еще пара постыдных минут и тебя отпускает. Ты оседаешь на задницу, прячешь горящее лицо в сгиб локтя, желая умереть вот прям тут же, около унитаза только чтоб не смотреть ни в чьи темно-лисьи глаза. Сердце раненой птицей бьётся о грудную клетку.

– Зачем ты со мной возишься? Вызови мне такси… – шепчешь замучено. Ты уже почти трезва, и смертельно хочешь скрыться в одиночестве своей квартиры: упасть на постель, накрыться с головой и уснуть так, чтобы утром не проснуться. Идеальный план, которому не суждено исполниться.

– Вставай, надо умыться и переодеться… – тебя тянут с пола, не дают и минуты на выдох, чтобы собраться с силами.

Юнги наклоняет тебя над раковиной и моет лицо, как маленькой, накидывает на голову сухое полотенце, просушивает волосы, не обращая внимания на жалкие попытки отбиться. Да ты и не сильно стараешься, обессиленная и лишённая воли.

Все те же белые сильные пальцы принимаются расстегивать пуговицы твоей блузки, и ты растерянно зажимаешь и края ткани, и замершую на твоей груди руку.

– З-зачем-м это?..

– Надо переодеться, простудишься. Я приготовил вещи, – парень кивает на стопку одежды на стиральной машинке. – Женского белья у меня, к сожалению, нет, – щурит свои нахальные глаза Юнги, – но, думаю, моя футболка сойдёт вместо пижамы, а шорты с завязками должны удержаться на талии. – Он опять возвращается к пуговицам, которые будто рады ему, легко поддаются напору и расстегиваются сами, открывая мужскому взору намокшее белье.

Мужское внимание горячечно заметно, ошпаривает кожу. По телу током разбегается истома. Его прикосновения такие мучительно знакомые, и одновременно новые, странные для тебя. В них сейчас – неизвестная тебе забота. И ты пару минут медлишь, записывая в память эти ощущения. А потом повторно хватаешь его руки, останавливая.

– Не надо, я могу сама…

Юнги подозрительно осматривает тебя с ног до головы, будто не верит словам, но придя к какому-то выводу, вздохнув, отступает.

– Хорошо, я жду за дверью, – он вглядывается в тебя еще несколько долгих секунд, раздраженно цыкает и все-таки покидает ванну, оставляя тебя в долгожданном одиночестве.

Его футболка тебе ниже бедер. А пахнет, не описать словами. Ворох воспоминаний обрушивается на тебя, грозя похоронить уверенность в правильности вашего расставания.

Будто каждый час того лета пронесся перед глазами. Долгие до одури поцелуи, нежно-твердые губы, отнимающие дыхание. Сильное тело под твоими руками и каменный член под бедрами, нагло и уверенно прокладывающий путь в твое тело. Оранжевые вечера, наполненные сексом и тоскливой нуждой, жаждой и неправильным счастьем.

Следующий выдох даётся с усилием. Ты задушенно стонешь, трешь воспалённые глаза. Давишь каждую бабочку в животе, имевшую наглость вспорхнуть в надежде. Пару минут в раздражении мнешь свои мокрые вещи и швыряешь их скопом в сушку: дорогое белье, темные брюки, светлую блузку. Высохнут, уедешь домой.

Еще мгновение на вдох свободного от Мин Юнги кислорода, и прочь из опостылевшей душной ванной.

***

Парень встречает тебя за дверью, всучивает стакан с каким-то мутным варевом.

– Пей, – бурчит он, подталкивает стакан ближе ко рту, внимательно следит, как ты морщишься от неимоверной кислятины, прокатившейся по раздраженному пищеводу. – Утром будешь как новенькая, бабушкин рецепт, – крепко хватает твою кисть и тащит в маленькую, до белого шума в ушах знакомую спальню.

– Послушай, я не хочу, это совсем не то… – ты пытаешься затормозить его уверенный шаг, дергаешь руку из сильного охвата, но чужая квартирка такая крохотная, окончание фразы тонет в темноте и запахе комнаты, где ты была безумно и стыдно счастлива. И ты замолкаешь, опустив голову, пряча даже от самой себя красные щеки.

Это все то… Все то, что ты хотела и давила гордостью весь год. Все, что похоронила, оплакала, но не простила и не отпустила. Ошметков гордости хватило чтобы порвать, но не хватило, чтобы забыть. Что всплыло месяц назад, резанув тебя по новой, после встречи в музыкальном магазинчике.

Если нет отношений, некому и изменять, верно? Так думал почти свободный Мин Юнги, музыкант от Бога, и не думала ты, первый раз в жизни влюбленная до ломки. Непреодолимое препятствие для недоотношений, закончившихся так мерзко. И ты настолько плохо замаскировала боль предательства, даже твой-не твой менеджер быстро разобрался, предпочтя не тонуть с тобой в болоте безответной любви.

– Отпусти мою руку. Я все еще не против уехать домой, хоть и в твоих шортах, – продолжаешь упираться, цепляешься за остатки самоуважения, глуша мысли о том, какая ты сейчас жалкая в его глазах.

Юнги буравит тебя недовольным взглядом, не позволяя вызволить руку из стального капкана пальцев, и в неровном свете луны кажется, что весь он – «лунная соната» Бетховена: сумрачен, опустошен и доведён до крайности.

– Я сегодня очень устал, – наконец тихо произносит он, отпускает тебя, пушит белые волосы. – У меня был трудный с деревянными пальцами ученик, вымотавший до желания упиться вусмерть, примерно как ты, – легкая улыбка касается его губ, но не глаз. – Я вышел в магазин и нашел под окнами тебя. Пожалуйста, все, что я сейчас хочу – это лечь спать, – Юнги опять протягивает руку, заново прося поверить ему. – Обещаю, завтра мы обо всем поговорим. А сегодня просто поспим вместе…

Секунда, другая, пока ты ищешь в себе силы довериться ему, пока дурное сердце бьётся набатом, умоляя чуть-чуть счастья для себя, немного Мин Юнги для жизни. А потом, не мешкая, сама берёшь его за руку и ведёшь к кровати. Глупо, так глупо, но вечер такой долгий, и никак не закончится, а сегодня ты дала обещание о завтрашнем дне подумать завтра.

– Можно спросить? – его тихие выдохи шевелят пряди волос на затылке, и вся ты окружённая теплом его тела как коконом. Руки под одеялом ласково перебирают складки футболки на твоем животе.

– Спрашивай… – выдыхаешь тихо в ответ.

– Почему ты сегодня так пьяна?.. – слова серьёзным ожиданием растекаются почти по шее.

– Мне изменил парень… – закрываешь уставшие глаза, засыпая. – Опять…

И в полусне, чувствуя как крепко впаивают тебя в твёрдую грудь, жмут к самому сердцу, ловишь последнюю мысль:

«Ты еще никогда с ним не ночевала».

***

Лучик солнца деликатно щекотнул тебя светом, и ты, мотнув головой от его игр, не открывая глаз, вместе с зевотой полной грудью вдыхаешь утреннюю свежесть открытого окна. Странно, спросонья лениво удивляешься ты. Окна в твоей квартире всегда закрыты. Откуда тут взялся легкий некондиционированный ветерок? Ты еще раз зеваешь, хватая чистый воздух и вслушиваясь в гомон каких-то мелких пичуг, думаешь, что зря раньше держала окна закрытыми. Дышать ранним утром чудесно.

Ноги скованы какой-то тяжестью, и ты пытаешься вытянуть их в ленивых потягушках, разминая затекшие конечности.

Не получается…

Вытянуть не получается. Пошевелить не получается. Как будто им что-то мешает. Или кто-то…

Ты замираешь в страхе, не дыша, хлебнув воздуха больше, чем положено. Глаза пытаются выпасть из орбит, моментом распахиваясь. Осознание, что это за груз лежит на тебе заполняет по макушку тихим ужасом.

Чужая рука покоящаяся на талии, сжимает тисками, стоит тебе чуть двинуться. Сильные ноги вплетены в твои, и непонятно, где начинаешься ты, а где продолжается крепкое мужское тело, ложечкой впаянное в тебя. Ты в испуге ведёшь плечом, и лицо, прижатое к твоей макушке нежно трется, пускает теплые выдохи гулять по волосам. Да что за хрень-то? Взгляд растерянно мажет по окружающему пространству.

Эта комната… Знакомая спальня утром выглядит другой, совсем скромной и обыденной, облитая не оранжевым, ярким, богатым на оттенки солнцем, а нежным цыплячим дрожащим светом.

Как ты тут оказалась? В голове свежо и пусто, будто утренним ветерком выдуло все мысли. Руки на талии, крепкая грудь, дышащая тебе в спину, никак не дают сосредоточиться. Сзади опять шевелятся, плавно притираясь вздыбленной утренней эрекцией по твоим ягодицам, и сердце знакомо пропускает удар. Хочется подставиться, выгнуться навстречу, встретить толчок своим центром. Тело звенит хрусталем, натягивается тонкой струной, и ты щипаешь себя за руку в попытках собраться обратно в человека здравомыслящего.

Боль отрезвляет. И да, ты не спишь.

Что ж, осталось убедиться, что за спиной тоже некто знакомый. Ты косишь глазами через плечо, в раздрае прикусив до следов нижнюю губу, и… БУ-У-УМ.

– Чё-ё-ёрт…

Воспоминания обрушиваются каменным потоком, и каждое будто попадает по голове, высекая искры из глаз. Вчерашний вечер, продавщицын менеджер, соджу, ключи от машины, такси, ледяной душ, унитаз, мужская футболка, стакан кислятины, знакомая спальня и руки, жмущие тебя тесно к стройному телу – воспоминания поджаривают тебя на адской сковородке, жалко нельзя каждое выкопать как картошку из недр памяти.

Ты застываешь изваянием, пытаешься тихо протолкнуть вздохи в сухую глотку. Во рту все еще вкус вчерашнего кислого бабушкиного пойла, но на удивление, действительно, чувствуешь себя огурцом. Еще одно воспоминание всплывает на поверхность – обещание разговора, но стоит ли оно того? Что Юнги может сказать? От гордости итак одни ошметки.

«А сейчас у огурца вырастут ножки, и он бодренько поскачет домой», – мысленно подгоняешь себя ты и еле дыша выкручиваешься из мужской жадной охапки, выпутываешь ноги. Ползком, по-пластунски покидаешь кровать, оглядываясь напоследок. И подвисаешь. Не надо было этого делать. Спящий Мин Юнги щемит тебе сердце тоской и болью. Похожий на ангела с растрепанными белыми волосами, персиковыми губами, розовыми скулами, так и не скажешь, что этот ангел трахает качественно, отменно и сладко: до трясущихся кисельных ног, до жаркой истомы. Тот, будто почувствовав твой томный взгляд трепещет ресницами по щекам, будто собирается проснуться.

Только не это.

Ты, подпрыгнув, мечешься по комнате в поисках сумки, телефона. Найдя, торопишься к двери, еще надо забрать вещи из сушки. Или ну их? Пусть выкинет. Такси вызовешь уже на улице.

– Опять сбегаешь? – хриплый голос цедит слова, сбивает с шага, обрушивая на тебя неподвижность. – Только и делаешь, что бежишь…

– О чем ты? Мне надо идти. У меня работы выше крыши, – выдыхаешь ты, не оглядываясь. Делаешь еще пару шагов в направлении выхода, но следующие слова буквально толкают тебя в спину своей наглостью.

– Тебе не кажется, что ты задолжала мне разговор? – и тут ты уже оборачиваешься, удивленная сверх меры, что зачинщиком непонятного разговора должна выступить ты.

В смысле, блядь? Какой разговор? Что этот порнушный ангел трахал не только тебя, а еще кого-то с нежным и ласковым голосом? И что там обсуждать?

– Не пойму, про что ты сейчас буровишь? – фыркаешь ты, собрав остатки здравых мыслей, покинувших тебя при виде полуголого Мина, опирающегося спиной на изголовье со скрещенными на груди руках. – Разговор о чем? О том, мы с тобой приятно проводили время, а потом прекратили? Этот разговор уже год как просрочен.

– Значит, так ты думала про наши отношения? Просто приятно проводили время? – Юнги раздраженно откидывает одеяло, одевается, не обращая внимание на твои недоумевающие взгляды, знаками вопроса скользящие по его широкой спине, по длинным ногам. Парень даже тылом умудряется показать свое недовольство и гнев.

А у тебя в голове стоит безмолвный вопль «просто, что происходит»?! Кислород медленно выжигается в ближайших метрах от тебя, вспыхивая под веками, пока ты хватаешь ртом больше положенного утреннего воздуха. Злость накатывает волнами, такое чувство, что Мин Юнги делает из тебя полную дуру.

– Ты сказал отношения? – тянешь ты, окончательно разозлившись. Как он смеет говорить об отношениях? Тот, кто на протяжении трех месяцев молча пользовался твоим телом, пока ты любила больше жизни! – Наш трах меньше всего был похож на отношения! – тон голоса независимо от твоей воли начинает набирать обороты, и ты хлопаешь себя по губам, замолкая.

Ругаться год спустя, так себе занятие.

Похоже, кто-то так не думает.

– И это говорит та, которая после секса ВСЕГДА собиралась и уезжала домой! – Мин в два широких шага приближается к тебе, цепляет за локоть, притягивая к себе. Его лицо цветёт яркими оттенками чувств – ты никогда такого не видела: обида, гнев, боль, отголоски страсти. Как будто вечно холодный парень вдруг приподнял завесу своего равнодушия, позволив заглянуть одним глазом в кипящий котёл его эмоций. – Как будто все это время я был для тебя постельным мальчиком…

На каком моменте ты перестала что-либо понимать? Вариться в эмоциях и чувствах – твоя участь, а не Юнги, одним махом обрубившего вашу связь. Переживать о странных отношениях, связывавших вас – тоже твоя прерогатива. А сейчас парень доказывает и видом, и словами, что ему тоже больно.

– Но ты ни разу не остановил меня… – твоя голова клонится вниз, будто миллион мыслей, взорвавших мозг слишком тяжелы для того, чтобы шея их удержала. Вены наливаются свинцом, сгиная тело к полу. Ты шепчешь вниз, будто адресуешь ногам свою обиду, – Я приходила каждый день, но часто дверь была закрыта. Ты не хотел меня видеть…

Парень перехватывает тебя за талию, отводит ладонью пряди с твоего лица, пытаясь поймать взгляд, и его близкое дыхание как всегда выстреливает по тебе толпой мурашек. Сумасшествие.

– Посмотри на эту квартиру, тебя разве в ней оставишь? – выдыхает в лицо Мин, машет рукой в приглашающем жесте, призывая осмотреть скудную обстановку. – Ты садилась в дорогую тачку и уезжала обратно в свою богатую жизнь. Как я мог? Чтоб ты меня потом возненавидела? Чтоб я себя потом возненавидел? Так я себя и ненавидел! – восклицает парень, сжав пальцы на твоей талии. – 26-летний музыкант, перебивающийся частными уроками музыки, вложивший все, что было в музыкальный магазин, который только сейчас стал приносить прибыль… – Юнги замолкает, задумавшись, разглядывая твой одуревший вид, а потом добавляет, прищурившись, – И что ты сказала про закрытую дверь? Я ее закрываю, когда ко мне приходят ученики. Сосед, работяга с местного завода каждый раз ломится, ругаясь, что мы спать ему не даём. Но ты всегда могла постучать. Ты же стучала, да? – он поднимает пальцем твое лицо, но ты прячешь взгляд, ошарашенная его словами.

Никто не делал из тебя полную дуру. Ты и есть жалкая, недоверчивая, придурочная баба.

– Юнги… – кривишь губы в попытке сдержать позорные всхлипы. – Скажи, а ученицы? Взрослые ученицы у тебя были? – момент истины, после которого можно лечь и умереть. Без шуток. Момент, после которого ты себя возненавидишь в любом случае.

– Обычно у меня берут уроки дети, взрослых нет. А год назад была, да… Певичка вроде, для клипа брала уроки игры на пианино. Вечно занятая, вечерами с ней занимались. А что? – вскидывается тяжелым интересом Юнги, буравя тебя взглядом. – Подожди… Ты хочешь сказать… – парень замолкает, отшатывается от тебя, вцепившись пальцами себе в волосы, растрепывая их еще больше. – Так это я тебе изменил??? Да ты, наверно, с ума сошла, раз так подумала…

Забытая сумка с бряцаньем падает вниз. Молча прячешь в руки мокрое от слез лицо. Хочется кричать в сложенные ладони. Ты бы сейчас все отдала, чтобы вернуться в тот день, в тот момент. Протянуть руку и толкнуться стуком в дверное полотно. Не рассуждая, не думая, взять и довериться парню, которого боготворишь. Но поезд давно ушёл, теперь ты сожрешь себя мыслями, ненавистью, бесплодными сожалениями.

Полная дура – это слабо сказано.

– Послушай… – тяжёлые руки укрывают плечи надеждой, склоняют горячую голову на мужское плечо. – Давай спокойно умоемся, позавтракаем. Оставишь мне мои шорты и переоденешься. А потом начнем все заново… – охрипшим от чувств голосом прямо в твое загоревшееся ухо. – Я буду первым, кто решится сказать. Слушаешь? Я Мин Юнги, музыкант и начинающий бизнесмен. И прошлым жарким оранжевым летом я был влюблён в далёкую как космос нуну…