Текст книги "Любовь Питера Пэна — кошмар Венди Дарлинг (СИ)"

Автор книги: Cold February

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Семейные ценности [инцестAU] ==========

Пэн не знал, как это произошло. Он даже не знал о ее существовании, когда подносил флейту к губам в Зачарованном лесу, пытаясь выманить своего внука назло своему сыну. И, о! Пэн выманил мальчика, как и планировал, а заодно с десяток идиотов, подчинившихся волшебной мелодии и сходящих с ума вокруг костра. Дети: их неокрепшей волей всегда было так легко управлять!.. Но вместе с Бэйлфаером пришла она. Венди.

Она не была потерянной. Она не страдала от недостатка любви. Она не слышала музыку.

Она взволнованно взирала на развернувшуюся на лесной поляне бесноватую вакханалию своими широко раскрытыми, как у лани, глазами и дергала брата за рукав, пытаясь понять, что происходит.

Дочь. Пэн хищно оскабился, отнимая флейту от губ. У Румпеля была еще и дочь.

Как интересно…

Пэн видел восхищение, вспыхнувшее в ее глазах, когда он встал на ее пути, ослепительно улыбнувшись и спросив: «Что среди этих диких мальчишек делает юная леди?» Это был фарс. Очередная игра, которая пришла ему на ум в ту же секунду, когда он увидел Венди, сверкающую в ночи своей отвратительно девственно-белой сорочкой. Красная тряпка для быка. «Раздавить. Сломать. Уничтожить», – вот, что он хотел сделать с девчонкой. Пэн был уверен: Румпелю бы это понравилось.

И она повелась. Кто бы не повелся: он был одет как принц! О, Пэн чудом сдерживал смех, когда она присела в реверансе со своими алеющими щеками и бегающими глазами. Венди Мойра Анжела – в каком пьяном угаре Румпель давал ей имя? – комкала белую ткань у своих бедер и храбро пыталась выяснить: кто он такой? почему эти мальчики (и ее брат, в частности) танцуют вокруг костра, как в припадке? и почему, когда он играл, она не-слышала музыки?

Она говорила-спрашивала слишком много. Слишком. Поэтому Пэн таинственно усмехнулся и предложил ей узнать самой. Это будет куда более интересной игрой, чем если он выскажет все сразу, не правда ли?..

Она смущалась, когда он протянул ей руку и предложил потанцевать с ним. Это было неудивительно: в конце концов, она была голой. Под тонкой сорочкой не было ничего.

Венди колебалась. Ее рука дернулась в ту же секунду, как он произнес свое предложение, но вкладывать свою ладонь в его Венди не спешила. Она закусила губу и с осторожностью овечки смотрела на улыбающегося волка в маске невинности. Пэн ждал. Терпеливо. Спугнуть малышку сейчас было бы большим упущением.

В итоге она сделала именно так, как он и хотел: скромно растянула уголки губ и приняла его руку.

После она делала это всегда.

Ее первые годы в Неверлэнде были наполнены злым смехом, жестокими играми, издевками и кровью. Она плакала. О! Она так упоительно плакала, рыдала, царапала ногтями землю у его ног и просила, умоляла вернуть ее домой. Он с глумливой усмешкой обещал, что подумает, если она будет вести себя хорошо. И она вела себя хорошо. Даже слишком. Но он никогда не давал ей положительного ответа. Это было местью. Не ей – но ее отцу. Его сыну. И Румпель бесился. Пытался спрятать своего сынишку, чтобы не потерять, как дочь, но провалился, как делал это всегда. Слишком трусливый, неудачливый Темный.

А потом что-то пошло не так. Пэн не помнит, через сколько лет с ее первого дня на острове это случилось, но она поцеловала его. Она. Поцеловала. Его. Его внучка.

Это был один из тех редких дней, когда он не играл с ней в мучителя, а принимал на себя роль короля, заботящегося о своих подданных. С ее стороны это было единственной возможностью получить унцию любви и тепла: Потерянным мальчикам строго настрого было запрещено проявлять к ней дружелюбие и хоть как-то к ней прикасаться. Птица-Венди была игрушкой. Но играть с ней было позволено лишь ему.

Она понятия не имела, кого на самом деле она целовала.

В свою очередь он должен был испытать отвращение. Но… ему понравилось. Конечно, потом он жестко отпихнул ее и смеялся черным злым смехом над жалкими попытками его задобрить, добиться его расположения. И она плакала, она выглядела униженной. Еще более униженной и раздавленной, чем раньше, когда он пинками запихивал ее в клетку. Пэн был зверем в шкуре обаятельного мальчика – вот так Венди и дошла до того, что имела. До участи пленницы на волшебном острове с судьбой оставаться вечно шестнадцатилетней девочкой.

После этого инцидента Пэн стал искать ее внимания. Вопреки всем логичным доводам, Птица-Венди стала ему интересна. И не просто интересна – интересна как сексуальный объект. О! Он по-настоящему хотел ее. Он ловил ее в лесу, придавливал к дереву, оставляя красные отметины на запястьях и нагло крал ее поцелуи. Он пугал ее. И это было совершенно новой весьма интересной игрой. Тень смотрела на это все с подозрением. Ей не очень-то нравились вот такие «родственные» отношения короля Неверлэнда и его домашней зверушки. Это вызывало у Пэна лишь смех.

Примерно тогда, когда вечно-девочке перевалило за пятьдесят, он построил ей домик на дереве. Правда, ее он был недолго. Ровно до той ночи, когда Пэн взял Венди на так любимых ей белых простынях, напоминая, кому принадлежит на этом острове все. И она в том числе. Не то чтобы Венди была против…

Тень и Феликс предупреждали его, что, возможно, Пэн заигрался. Возможно, пришло время сбавить обороты, и… Вместо того, чтобы внять своим правой и тайной руке он сделал Венди своей королевой. Он научил ее сражаться, научил ее лгать. Не так искусно, как он, но все же. Она с хитростью лисицы обводила вокруг пальца Крюка, строя из себя мученицу, и выведывала все пиратские секреты. Капитан обещал сделать все возможное, чтобы помочь ей сбежать от Пэна. Это было смешно.

Птица-Венди не была настолько дурой, чтобы по своей воле лишиться титула королевы. Она знала, что это произойдет лишь посмертно. И лишь от рук ее короля. Именно поэтому она сделала все, чтобы Генри (о! знала бы ты, кого обманываешь, дорогая!) поверил в Питера Пэна. Королева Неверлэнда была великолепной актрисой.

Венди была влюблена. Она была так безумно влюблена в него детской наивной любовью, что сейчас, когда ее жизнь, все, что она знала и во что верила, рушилось на глазах, рассыпаясь на мириады осколков, Пэну было даже немного ее жаль. Бедная, бедная маленькая глупая девочка.

Ее отец, Темный, был шокирован настолько, что, кажется, проглотил язык. Последние вести уже-не-проклятого-Сторибрука! Твой отец спит с твоей все-еще-маленькой дочерью!

Ее брат, Бэйлфаер, или Нил, как он теперь себя называл, был в шаге от того, чтобы не вывернуться наизнанку. О да, милый мальчик, твой дед, что почти-убил твоего сына, очень «тесно» знаком с твоей любимой сестренкой. Кстати, она совершенно добровольно помогала обдурить твоего мальца.

Пэн смотрел на всю эту сцену трепетного семейного воссоединения и раскрытия грязных тайн и не чувствовал ни унции стыда. Его заполнило лишь одно единственное чувство, заставляющее кончики пальцев приятно подрагивать. Наслаждение. Пэну было до ужаса умопомрачительно смешно.

========== Проклятие было снято, но лучше бы нет [проклятыйСторибрукAU] ==========

Комментарий к Проклятие было снято, но лучше бы нет [проклятыйСторибрукAU]

AU: Проклятый Сторибрук. Пэн с Венди попали под первое проклятие.

Питер Пэн – Итон Голд. Отсылка к частному британскому Итонскому колледжу, воспитывающему будущую аристократию.

Венди Дарлинг – Джилл Хук. Джилл от ‘Red Handed Jill’ – псевдоним, который придумала Венди для своей личности пирата. Хук от ‘Hook’ (Крюк).

п.с. Заглядывайте также в юмористический миник с Пэном и Венди котами с: https://ficbook.net/readfic/9710530

Джилл с глухим хлопком упирается потной ладонью в стекло пикапа. В салоне автомобиля тесно, голова с каждым скачком норовит больно удариться о железную крышу. Пассажирское сидение отодвинуто назад до упора, но одно колено широко расставленных ног Итона все равно упираются в дверцу. Не то чтобы он сильно жаловался, подстраиваясь под заданный оседлавшей его девушкой ритм.

В салоне пикапа жарко. Джилл и Итон задыхаются. Они оба все еще в одежде: ее школьная юбка дерзко задрана кверху, блузка смята и висит на локтях, а бюстгальтер небрежно сдвинут вниз резким торопливым движением; его джинсы приспущены, рубашка расстегнута. Они свалили с одного из уроков, им нужно вернуться к следующему, и у них чертовски мало времени.

Отец посадит Итона под домашний арест, если узнает, что сын снова прогуливает школу из-за мисс Хук. Отец Джилл убьет ее, если станет известно, что она снова ошивалась возле отродья Голда. Боже. Какой инфаркт хватит стариков, когда откроется, что их дети уже давно трахаются.

В салоне пикапа мокро. Пот стекает по шеям вниз. По спине, тормозя у поясницы. По ключицам, груди, животу. Джилл чувствует, как ее смазка течет по ногам, пачкая сдвинутое в сторону белье, боксеры и черные джинсы Итона. Она стонет в его рот, не переставая двигаться и получать колоссальное удовольствие. Их языки пошло сплетаются, губы больно врезаются друг в друга, воздуха не хватает, а внизу все с каждым учащающимся толчком Итона взрывается и горит, заставляя Джилл извиваться. Она сильнее сжимает его плечо, впиваясь ногтями в кожу. Какого черта он даже в такой позе лезет на пьедестал первенства?!

Она чувствует, как его губы на ее дергаются. Джилл знает, что это та самая торжествующая мерзотная ухмылка, которая одновременно так бесит и так заводит, пугая. Джилл без ума от опасности. Без ума от Итона Голда. Какая ирония, что она находит свой адреналин в, казалось бы, самом правильном и замкнутом мальчике? Которой под «правильной» маской оказывается ни черта не правильным.

Итон без ума от нарушения правил. Без ума от Джилл. Джилл Хук – одно сплошное нарушение всего. Девочка из неблагополучной семьи, девочка со средними оценками, девочка, отвлекающая от учебы, от поступления в элитный колледж, в который так хочет, чтобы поступил сын, отец. Не сам Итон, нет. Итону вообще-то абсолютно плевать на колледж. Его в последнее время больше интересует невероятно соблазнительное тело на нем и куда чаще – под ним.

Итон чувствует, как Джилл вокруг него учащенно пульсирует: совсем немного до долгожданной разрядки. Его судорожная хватка на ягодице усиливается. Он скатывается еще больше вниз по сидению, игнорируя тупую боль в колене, и увеличивает темп. Рука плотнее обхватывает и так сжатую до приятной боли грудь. Джил хныкает ему в рот от слишком сильных ощущений и обрывает поцелуй со звонким причмокиванием.

Именно в этот момент проклятие Злой Королевы рассеивается.

Венди замирает, оглушенная нахлынувшим потоком воспоминаний. Лондон двадцатого века, настоящие родители, братья, Бэй, Тень, Неверлэнд, Потерянные, сто лет заключения в клетке, побег в Зачарованный Лес на корабле Крюка. И тот, кто в итоге настиг их. Король проклятого острова.

Пэн.

Венди прошибает озноб: зеленые глаза все так же неотрывно вперены в ее. В жалких считанных дюймах. Грудная клетка напротив часто поднимается и опускается, а горячее дыхание бьет по губам. Ее собственное – смешивается с ударившей в голову паникой от осознания их положения.

О боже, нет!.. Нет! Нет-нет-нет! НЕТ!

К горлу подходит истерика, и Венди хочется разреветься. Она собирает в кулак одеревеневшие пальцы, еще пару секунд назад комкающие чужую рубашку от экстаза, и внутренне вся сжимается. Вся.

Пэн невольно стонет и наконец выходит из собственного ступора. Расслабившиеся пальцы впиваются в кожу с новой силой, ядовитая зелень в глазах ожесточается, а лицо разрезает острая как бритва ухмылка. Насмешливая. Пошлая. Собственническая. Триумфальная.

– Вен… – хриплая издевка прерывается отточенным за время проклятия ударом кулака в нос.

Венди Дарлинг ненавидела насилие. Поэтому во время проклятия отец Джилл учил дочь рукопашной борьбе.

Венди резко слезает с Пэна и дергает ручку двери под болезненное чертыхание. Бежать! Как во времена больных игр короля Неверлэнда, когда он загонял ее как дичь во времена скуки. Спасаться. Плевать на стянутую одежду: в лесу, где они остановились, Венди никто не увидит. Бежать! И поскорее! Единственная мысль, пульсирующая в сознании. Но рефлексы Пэна оказываются быстрее.

Венди вываливается из пикапа, расшибая ладони и колено в кровь, удерживаемая за лодыжку. На глазах проступают слезы, а из горла вырывается вскрик, когда ее тянут обратно в машину.

– Куда это ты собралась, Птичка? – саркастично справляется Пэн. – Мы еще не закончили!

Ее бьет мелкой дрожью. В течение ста лет Венди Дарлинг была жертвой и игрушкой садиста. Но Джилл Хук, напротив, независимой девушкой, готовой всегда дать отпор обидчику по научению своего отца. Венди не хотела, да у нее и не было времени думать, каким образом это все приключилось: Сторибрук, Итон, Джилл, «папа»-Джеймс-Киллиан.

Она переворачивается, игнорируя боль в конечностях, и со всей силы пинает Пэна в колено. Он издает очередное болезненное шипение и на пару секунд – спасительных секунд – ослабевает хватку. Дерущаяся с ним Птичка – концепция совершенно новая и слегка ставящая в тупик. Но – Пэн скалится – это чертовски заводит.

Венди удается удрать лишь на несколько шагов, как ее с громким хлопком придавливают к кузову, выворачивая руки. Голые грудь и живот неприятно сводит от контакта с холодным стеклом и железом, а от чувства разгоряченного тела на ней и абсолютной беспомощности сдают последние нервы. Губы касаются ушной раковины, и леденящий до самых потаенных уголков души шепот обдает ухо:

– Это было больно знаешь ли.

О, жаль только, что недостаточно! Это крошечная малость того, что ей хотелось бы с ним сделать!

Пэн бесстыже пробирается своей лапой ей под инстинктивно втянувшийся живот и спускается вниз, резко притягивая к себе за бедро. Венди в шоке округляет глаза и дергается в остервенелой попытке вырваться, когда чувствует голой ягодицей до сих пор не опавший стояк. С губ слетает истерическое:

– Не трогай меня!

– Но буквально минуту назад тебе даже очень нравилось, как я тебя трогал!

Пэн глухо смеется ей в ухо, и Венди улавливает знакомую хрипотцу. Больной ублюдок! Она ненавидит его. Прямо в эту секунду особенно сильно. Он разрушил всю ее жизнь, разлучил с братьями, держал в качестве домашней зверушки в клетке, заставляя жить в страхе и чувстве собственной никчемности. Украл сто лет ее жизни, ее взросление. А в этом чертовом мире забрал ее девственность.

Не то чтобы Джилл была против. Джилл любила Итона. Такого своенравного и дерзкого, затюканного отцовскими ожиданиями и возлагаемыми надеждами всех вокруг как лучшего ученика школы. Но Джилл – не Венди, а Итон – не Пэн. Это совершенно противоположные личности, у которых нет ничего общего. Венди будет повторять себе это снова и снова.

Как будто это действительно спасет ее от того, что она на самом деле теперь к нему чувствует.

Как будто это спасет самого Пэна.

Он сдавливает ее бедро, впиваясь пальцами до кроткого хныканья. Синяки точно останутся: слишком чувствительная кожа, проверено еще Неверлэндом. Повторно проверено Итоном Голдом в треклятом Сторибруке во время ужимок под трибунами школьного стадиона и быстрого секса в салоне пикапа.

Внутри вновь вспыхивает гнев, подогревая невыносимо-растущее возбуждение. Пэн врезается в изгиб подставленной шеи намеренно болезненным поцелуем с раздраженным рычанием.

Пэн ненавидит все вокруг, а особенно ее прямо в это мгновение. Из-за ее строптивого побега, из-за этого жалостливого идиота Киллиана он оказался заперт в теле настоящего подростка, на черт знает сколько времени отрезанный от Неверлэнда, от своих Потерянных. Со всеми «изюминками» этого мира: школой, строгими правилами, бушующими гормонами и вечным стояком по утрам. О, и вишенка на торте, у него был отец. Его выродок, что устроил чертов Ад из всего того, что Пэн так отчаянно ненавидел. Строгих рамок, жесткой дисциплины, ответственности. Все вокруг заставляли Питера Пэна строить планы на будущее, думать о времени, когда он будет взрослым. Одна мысль об этом заставляет все внутри переворачиваться и срабатывать рвотный рефлекс.

Румпель. И к провидицам не ходи, без собственного ублюдка тут явно не обошлось. Итон не замечал, но Пэн наконец-то понял, что означали эти надменные улыбки при единичных контакта. Румпель этим наслаждался, Румпель злорадствовал. Что ж, не стоило бросать папочке столь откровенный вызов, придется в итоге сводить счеты. Но не ему одному. Чертова Реджина. Чертова Злая Королева!

Пэн вырывается из поглотившей его злобы, только когда Венди жалостливо скулит под ним, прижатая к машине слишком сильно. Он тут же без задней мысли слегка отстраняется и мягко целует ее в плечо, тут же стопорясь, потому что… Какого хрена он делает?!

Нет! Не может быть, чтобы чувства Итона к Джилл так сильно на него повлияли! Он Питер Пэн, он не может!..

Пэн с остервенелым рычанием отпускает зажатые одной рукой запястья и разворачивает вскрикнувшую Венди к себе лицом. Глаза широко распахнуты, рот приоткрыт, а грудь часто поднимается и опускается, привлекая внимание соблазнительно очерченными сосками.

Венди задерживает дыхание. Джилл шутила над Итоном, что порой он дикий, но черта с два. Кто из них дикий, так это Пэн. С полностью черными глазами, жестко сжатыми челюстями и чрезмерно напряженным телом хищника, готового броситься в атаку. С его магией.

Пэн резко выдыхает через нос и поднимает болезненно-острый взгляд прямо на ее глаза. Венди хочется плакать, Венди хочется убраться отсюда подальше. Особенно, когда он дергано облизывает губу и медленно выплевывает ей в лицо с обвинением:

– Это все твоя вина!

А затем порывисто нападает на ее губы.

Венди мычит в протесте, давит ладонями на вновь навалившееся тело и царапает ногтями открытые рубашкой плечи. Но все это бесполезно. В особенности потому, что когда его язык нагло раздвигает ее губы, а руки вновь ложатся на бедро и грудь, Венди сладко стонет и податливо выгибается навстречу, зарываясь пальцами в короткие волосы.

Джилл Хук была слишком сильно очарована Итоном Голдом. Итон Голд был слишком очарован Джилл Хук. Они любили друг друга. И как бы противно и отвратительно не было Венди Дарлинг и Питеру Пэну, но теперь и они любили друг друга тоже. Не то чтобы они признались в этом друг другу или хотя бы себе в ближайшее время. Итон и Джилл занимались сексом, когда воспоминания вернулись. Вполне логично, что Пэна и Венди повело по накатанной, да?

Пэн обрывает поцелуй, тут же спускаясь губами на область под скулой. Никто из них не хочет смотреть друг другу в глаза, никто не хочет показывать собственную слабость. Особенно Пэн. Ее дыхание тяжелое, его тоже. Он запрокидывает ее бедро себе на талию и входит плавным глубоким толчком. Венди ахает, впиваясь ногтями ему в предплечья, а Пэну приходится прикусить ее кожу, удерживая рвущийся стон. Потому что, черт возьми, да. Он снова в ней. Наконец-то!

После дикого всплеска адреналина, злости и страха Пэну и Венди хватает пары минут для задержавшейся разрядки. Венди остается с дрожащими ногами почти висеть на его руках, полностью разомленная и удовлетворенная. Немного ненавидящая себя, но все же. Пэн остается удерживать ее, прижимаясь к взмокшему лбу. Их обоих одолевают абсолютно противоречивые мысли, которых каждый бы желал, чтобы никогда не было.

– И… – Венди едва слышно подает голос, заставляя Пэна напрячься. Ей по-человечески и по-женски страшно, но она должна спросить: – что теперь?..

Пэн отстраняется, чтобы с острым прищуром заглянуть ей в лицо и облизнуть губы.

– А теперь ты снова будешь послушной Пташкой, Венди, – он командует: – Полезай в машину! И сиди там до тех пор, пока я не вернусь, – и угрожает, конечно же: – И только попробуй куда-нибудь улизнуть. Снова!

– Что ты собираешься делать? – осторожно интересуется она, и он с усмешкой вскидывает брови.

– Это допрос, дорогая? Не припомню, чтобы мы стали настолько близки.

Венди хмурится, отворачиваясь, и прикусывает губу, чтобы не высказать ничего лишнего. Ублюдок.

– Но так и быть, я скажу тебе, – обдает ее ухо лукавый шепот. И прежде, чем Пэн исчезнет по своему обыкновению, до Венди доносится жестокое и кровавое: – Я убью своего сына и Злую Королеву. Ты знаешь их как отца Итона и Реджину Миллс.

========== Танец теней [оторванная-тень-Венди-AU] ==========

Комментарий к Танец теней [оторванная-тень-Венди-AU]

AU: Пэн оторвал тень от Венди, еще когда она пришла за Бэем. Тень Неверлэнда – тень Пэна (а не отдельное существо). Кроме того, все тени имеют очертания владельцев (как у Диснея), а не «безлики».

Когда Феликс совершенно непривычно для себя мнется и говорит, что видел в Темной Лощине «нечто странное», Пэн заинтригованно осматривает его с ног до головы и отнимает от губ флейту. Адская мелодия продолжает свое звучание, пожирая память Потерянных и вселяя в них верность королю проклятого острова. А губы самого короля разрезают лицо надвое в бритвенно-острой улыбке.

– И что же это за «нечто странное», Феликс? – с усмешкой спрашивает Пэн, но так и не дожидается ответа.

Облокачивается о свои колени, краем глаза следит за скачущими вокруг костра Потерянными. И Венди. Ну конечно. Сегодня домашней зверушке короля Неверлэнда разрешили выйти из клетки.

Венди Дарлинг, пугливая птичка с грустными глазами и мягкими перышками. Создана для игр и забав конченного манипулятора и садиста. Она напрягается и вытягивается натянутой до боли струной, стоит взгляду Пэна задержаться на ней дольше трех мучительно-долгих секунд. Три секунды – за столь короткое время в голове монстра способна родиться совершенно безумная идея. Венди знает это. Не понаслышке.

Пэн скалится – абсолютно недобро, с предвкушением очередного злого развлечения, и она сотрясается от мелкой дрожи. Крупные капли холодного пота лижут затылок, стоит высушенной костром земле позади хрустнуть под тяжестью пары зеленых сапог. Венди знает: Пэн пугает ее. Он король Неверлэнда и передвигается по острову совершенно бесшумно. Все это – лишь очередная потеха.

И та становится все более явной. Цепкие пальцы жгутами ложатся на хрупкие плечи, впиваясь тысячами игл под кожу, заставляя сидеть на месте, а шепот с привкусом веселья обдает уши:

– Венди-Венди-Венди!

Венди хочется удавиться от столь бесстыдного вторжения в личное пространство. От обвившихся вокруг тела змеиными кольцами рук. От щеки, почти сталкивающейся с виском. От торса, плотно прижавшегося к спине. Венди порывисто сжимает ноги, чтобы не дай бог не соприкоснуться с широко разведенными бедрами Пэна своими, – и это не ускользает от его глаз. Она сгорела бы со стыда, увидь ее мать или отец в таком компрометирующем положении.

Но для короля Неверлэнда проверять свою Птичку на прочность привычное дело. Только для него.

Венди замирает каменным изваянием, в то время как Пэн устраивается на бревне поудобнее с ней между своих ног и интересуется как ни в чем не бывало:

– Как думаешь, что такого интересного нашел Феликс? – Венди не может видеть, но чувствует, как его брови театрально выгибаются. – Чур не подсказывать! – притворно-сурово хмурится он, бросая беглый взгляд на свою правую руку. Так увлекается забавой со своей Птичкой, что совершенно не замечает: вместо должной кривой ухмылки на угловатом лице – несвойственная напряженность. – Ну же!

– Я не знаю, – шепчет Венди, молясь всем богам, чтобы Пэн от нее отвязался.

Но в Неверлэнде только один бог. И ему очень нравится играть со своей непокладистой зверушкой.

– Птица-Венди, не расстраивай меня, – голос облачен в обиду, но в нем так и сквозит потаенная угроза. – Неужели нет ни одного предположения?

– Тень принесла еще одну девочку? – наобум выдает она, не представляя, какая еще находка может привести Феликса в замешательство.

Пэн фыркает на это и неожиданно дергает Венди за волосы, заставив издать жалобный писк. Зеленые глаза опасно сужаются, а голос облачается в шипение:

– И зачем, по-твоему, мне на острове еще девчонки?

Ему вполне хватает одной разряженной в мораль и вбитые в голову скучные правила лондонской леди. Давно бы уже пора перестать ей быть с перештопанной по три раза пожелтевшей сорочкой, спутавшимися волосами и грязью под ногтями вперемешку с запекшейся кровью – его, в основном. У миленькой с виду Пташки на диво острые когти.

Пэна интригует, как мальчишку-подростка (каким он и должен быть), насколько хватит выдержки Венди Дарлинг до того, как она полностью одичает. Не то чтобы он уже не держал ее в клетке. Но то – для личного успокоения. Пэн лишь с виду мальчишка, он на личном опыте знает, насколько опасны могут быть женщины, даже маленькие. Они заползают к тебе под кожу, пробуждают позывы похоти, необузданной страсти, чертовой привязанности. Выпустить Птицу-Венди к стае бушующих подростковыми гормонами Потерянным – равно посеять зерно хаоса, подорвать весь порядок, держащийся на жестокости, крови и страхе. Кто-то неизбежно проникнется жалостью, попадет под чары отдающих теплотой глаз, искусанных губ, мягких прикосновений. Неизбежно восстанет, бросив остальным – а главное, ему! – вызов. И все ради желания залезть к девчонке под юбку.

Абсолютно не то, что нужно.

Венди впивается отросшими ногтями в обвивающую ее руку, так намеренно удачно придавливающую грудь, и раздраженно восклицает:

– Не знаю! – Пэн явно оказывается недоволен ее строптивостью, и по телу растекается жидкая паника. – Ты просил предположение!

– Но не такое же глупое! – кривится он и резко поднимается на ноги.

Пэн сам не может определить, почему его так злит версия бестолковой наживки для братьев Дарлинг. Наверное, потому что не хочет признавать: Тень в последнее время ужасно распоясалась. Вечно пропадает в Темной Лощине с другими тенями, отзывается на зов с опозданием и, кажется, будто в зияющих белой пустотой глазницах залегло какое-то недовольное ожидание. Откровенно говоря, это бесит! Откровенно говоря, Пэну нужно спустить на кого-то своих собак. Этим «кем-то», естественно, становится «милая сердцу» Венди.

– Вставай! – жестко командует он и совершенно неподходящим образом галантно протягивает руку. Бросает пыль в глаза, притупляет бдительность.

Венди недоверчиво щурит глаза и вжимает голову в шею, смотрит снизу вверх исподлобья.

– Зачем?

– Проверим твою теорию, конечно же! – Пэн нетерпеливо трясет рукой, недвусмысленно намекая, что если Птица-Венди не пошевелится, у него закончится терпение, и ему придется тащить ее за волосы.

– Можно мне просто вернуться в клетку? – устало выдыхает она, прикрывая глаза.

Венди так устала от его издевательств, которые с каждым годом в Неверлэнде становятся все агрессивнее, что даже согласна на впивающиеся в кожу неровные палки и лютый ночной холод, гуляющий сквозь прутья. Все лучше, чем терпеть общество этого демона, – так она себе говорит.

Ее желание Пэна откровенно забавит.

– Моя дорогая Пташка соскучилась по своей клетке? – ехидно поддевает он. – Не волнуйся, я верну тебя на место. Но чуть позже.

Венди с горьким вздохом разлепляет глаза и с видом идущей на эшафот смертницы вкладывает свою руку в протянутую. Пэн тут же рывком поднимает ее, ноги путаются, запинаясь друг о друга, и она неуклюже влетает лбом ему в грудь, цепляясь за ткань рубахи на предплечье. Над головой слышится довольный смешок, а следом Венди подавляет отчаянный позыв вывернуться наизнанку – уже знакомый побочный эффект при магическом перемещении.

Все это длится не больше пары секунд. Голова перестает ходить ходуном, и Венди отодвигается от Пэна. Ему отчего-то очень нравится использовать против нее тактильный контакт: подавать руку, удерживать за плечи, шептать в уши злые слова, обнимая, касаться… Пэн вообще единственный, кто может ее трогать. Нельзя никому – даже Феликсу. И Венди до сих пор не может определить: в ужасе она от его вольностей и зла от вопиющей наглости или… благодарна.

Темная Лощина – место, где живут тени Неверлэнда. Место мрачное и пугающее, без единого лучика света. За костлявыми ветвями не видно неба, а все кругом в багровых тонах, как будто долину залило кровью. И только зловещий ветер свистит в округе, забираясь, кажется, в самую душу.

Венди обнимает себя руками и поджимает пальцы босых ног. Она не знает от чего ее больше знобит: от того, что это место приводит в ужас, или от того, что здесь все пропиталось смертью и лютым холодом.

Но Пэна эта обстановка, кажется, более чем устраивает. Он жгутом сцепляет пальцы у Венди на тонком запястье и тянет за собой прямиком в чащу. Туда, где свист звучит громче всего.

Венди хочется покинуть этот безжизненный лес. И поскорее! Все здесь пугает ее. Все здесь заставляет ее чувствовать себя неуютно, сжиматься в беззащитный комок из нервов и страха, остервенело мотать головой на каждый шорох. Венди слышала десятки рассказов о том, как кровожадные бестелесные создания под предводительством Тени Пэна набрасываются на пиратов и выдирают их тени. «Так смешно было смотреть, как они корчатся от боли». Венди не приемлет насилие, и уж тем более она не приемлет убийства. Несомненно – именно поэтому для «прогулки» в подобное место Пэн выбирает ее компанию.

А может… Когда-то Пэн заставил Венди оторвать и ее тень. Это было так давно, что она уже и не помнит подробностей. Только внезапно возникшую пустоту, словно довольно важной части у тебя больше не существует. И оглушающий страх, когда смотришь на свое отражение. Угольно-черное с белыми пустыми глазами и неживой улыбкой.

Пэн рассказывал – он часто щедр на спонтанные ночные беседы у клетки, – что тени – сосредоточение темных потаенных желаний, этакие «грешки». Гордыня, жадность, зависть, гнев, обжорство, лень, похоть. Чем дальше от тебя тень – тем меньше ты им поддаешься. «Это неимоверно удобно, Птица-Венди, ты так не считаешь?»

Она считает на самом деле. Будь у нее тень – неизвестно во что бы выросла тонкая ниточка привязанности, неизбежно возникшая от общения с Пэном. Трудно отрицать: он настолько же красивый, притягательный и очаровательный, насколько злобный, жестокий и безжалостный. Кроме того, он единственный, кто проявляет к ней хотя бы толику… доброты? Ну, если «добротой» считается забота о своей любимой игрушке-зверушке. У Венди идут мурашки по телу, а в душе надрывается сдавленный крик, стоит только подумать о том, что случилось бы, дай она ему хотя бы намек о какой-то привязанности. Показать монстру, какую власть он имеет над жертвой, поистине страшно. Показать это Пэну – страшнее вдвойне.

– Хватит плестись, иди быстрее! – ворчит Пэн, дергая Венди на себя, и она едва не выкалывает себе глаз возникшей перед лицом острой веткой.

Венди хочется спросить: «Что с этим лесом случилось? Виновата угасающая магия острова, живущие здесь тени или сам король Неверлэнда, сотворивший очередное гнилое, как его собственное сердце, место? А может, оно было таким изначально? Может, место детских грез с самого своего первого дня таило за красивой картинкой ложь и испорченность?» Венди не успевает задать этот вопрос, потому что неожиданно сталкивается лицом со спиной внезапно остановившегося Пэна.