Текст книги "Тяжелая ночь Донателло (СИ)"

Автор книги: Cinnamon7

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== This Ain’t a Scene, It’s a God Damn Hearts race ==========

Микеланджело свесился вниз с верхней кровати, с интересом изучая своего соседа. На нижней койке расположился Донателло, направив прикроватный фонарик на журнал “The Machines”. Умник с интересом всматривался в чертежи, представленные на страницах с комментариями и сопроводительными пояснениями к рекомендациям по сборке и эксплуатации. Казалось, данное чтиво было для него интереснее самого хитро закрученного сюжета научно–фантастического романа. Возможно, так и было.

– Эй, Донни, глаза испортишь, – участливо проговорил Весельчак.

– Я натяну тебе их на задницу, если ты не закроешь хавальник прямо сейчас, Майки, – раздалось с соседней койки приглушенное ворчание Рафаэля.

– Пойду поработаю в лабораторию. В самом деле, ложись уже спать, Майки, – бросил Дон, на ходу выключая фонарик.

Расстроенный Микеланджело в итоге так и не уснул.

На следующий день в убежище черепашек…

В комнате с большим количеством телевизоров, собранных в единое целое, удобно устроился Микеланджело, который после утренней тренировки отдыхал за чтением комиксов перед телевизором, по которому фоном шли мультики «Дядя Деда» (к вящему неудовольствию Рафаэля), который слушал криминальные сводки у себя в комнате, колотя боксерский мешок, только бы заглушить раздражающий смех мультяшек. За столом в примыкающей к общей комнате кухне сидела Эйприл. Девушка беседовала с мастером Сплинтером. Они были увлечены обсуждением последней серии «Дикого ангела».

– Скажите, мастер, Леонардо у себя? – как бы между прочим осведомилась девушка.

– Он занят изучением новой дыхательной техники, дорогая. Он должен быть в тренировочной комнате, но я бы категорически не советовал тебе его сейчас отвлекать.

Девушка потупилась.

– Эм… а Донателло?

– Я уже давно понял, что Вам, юная леди, наскучили беседы со старой крысой. Мой сын у себя в компьютерной комнате. Работает, мой мальчик. Не нарадуюсь на него.

Из-за дивана в комнате с телевизорами раздался глубокий вздох.

– Донателло моя гордость, но Микеланджело, определенно, моя радость, – поспешил исправиться Сплинтер.

В комнате звук «Дяди Деды» выкрутили на минимум.

– Сынок украшает серые дни моей старости, не дает мне покрыться плесенью в своих нафталиновых увлечениях. Недавно он открыл для меня хип-хоп, и, ей-богу, я не представляю, как я жил раньше: да Синатра просто щенок в сравнении с Jay-Z!

Из-за дивана послышался удовлетворенный смешок.

Эйприл наскоро поблагодарила мастера Сплинтера за приятную компанию и, преодолев большую комнату, прошла в прилегающий к ней коридор, ведущий в компьютерную комнату

Донателло.

– Тук-тук.

– Открыто, – последовал ответ из-за двери.

Эйприл помахала Умнику рукой и вошла в комнату. Донателло указал Эйприл на свободный стул напротив себя, но девушка предпочла краешек его стола.

– Как дела, дорогой?

Донателло снял цифровые очки и устало улыбнулся девушке.

– Устал. Если честно. Не буду загружать тебя излишними объяснениями. Но помимо всего прочего я работаю сейчас над новым сайтом, хочу запустить «Поддержку потерявшихся юзеров». Мне очень нравится эта идея.

– Командовать людьми или ощущать свое превосходство над юзерами, глупо паникующими из-за синего экрана компьютера?

Донателло удовлетворенно улыбнулся, и эта улыбка преобразила его лицо.

– И то, и другое, пожалуй.

– Как тебе такое: семья мужа моей подруги по колледжу не один десяток лет является патроном Кембриджской олимпиады по компьютерным технологиям. Раз в год они выбирают самый амбициозный проект. Победитель получает пять тысяч долларов стартового капитала, – Эйприл, поймав взгляд Дона, попыталась оправдаться, – Понимаю, деньги небольшие. Однако, – она требовательно посмотрела на Донателло, не дав ему возразить, – личное присутствие там необязательно. Необходимо лишь предоставить свой проект на суд жюри. Решающее слово за патроном, ты понимаешь, к чему я веду?

– Я, кажется, слышал об этом “муже твоей подруги”. Адам Сакс был блестящим выпускником Кембриджа, его фото до сих пор украшает доску почета в главном кампусе. Очевидно, и моё бы украшало, не будь я тем, кто я есть.

Девушка положила руку на плечо друга.

– Не надо, Эйприл. Это лишнее. Я привык. Так, как ты говоришь, подать заявку на участие?

Двумя днями раньше…

Это не Таймс-сквер. Это Бруклин, но и здесь хоть отбавляй и плохих парней, и супергероев в масках.

В здании новой лаборатории еще пахнет свежей краской. Зеркала начищены до блеска, кафельный пол натерт до скрипа.

Из здания выходит красивая женщина в дорогом костюме–двойке. Юбка–карандаш плотно облегает ее стройные ноги. Светлые волосы собраны в высокую прическу сзади. Женщина сжимает в руках папку с копиями отчетов о сегодняшних испытаниях. Эта женщина – наживка. Папка в ее руках – драгоценность. И стоит она дороже, чем новое колье от Tiffany, украшающее шею блондинки. Походка женщины размеренная, но уверенная, каждый шаг ее стройных ножек четкий. За углом ее ждет машина, немного скрытности никогда не помешает.

На соседнем здании сидит человек. Однако человек он лишь на первый взгляд, человеческие его очки и сумка, перекинутая через плечо, его зеленые глаза и пронзительный взгляд. Его руки бугрятся мышцами, но венчает их всего три пальца. Его цель не эта женщина и не папка в ее руках. Его цель – лаборатория и ее главный, сверхчувствительный микроскоп. В сумке Донателло достаточно образцов для изучения, которое, скорее всего, займет всю ночь. Но что-то внезапно заставляет черепашку вздрогнуть. В переулке раздается шум, слышатся звуки возни. Несколько секунд и Донателло уже внизу, готовый вмешаться.

Он видит растрепанные волосы девушки в сером костюме. Видит ее туфли, отброшенные в сторону. Ее голую шею, которую больше не украшает дорогое колье. Видит, как она прижимает к груди единственную драгоценность, за которую можно отдать не только дорогие побрякушки, но и голову. Видит две тени, отбрасываемые некими субъектами в черных пиджаках. Их лица скрываются под черными респираторными масками, их движения резкие и выверенные. Но и Донателло нельзя недооценивать. В ход идет его боевой посох и через минуту тени исчезают. Однако Донателло, пытавшегося последовать их примеру, останавливает тонкая рука.

– Постойте, – говорит женщина сдавленно. Она босая стоит напротив него, сжимая папку правой рукой. У нее на руках накрашены ногти. Донателло смутился.

– Мисс, позвольте мне уйти, прошу Вас.

– Я не могу отпустить Вас, не поблагодарив.

– Я боюсь показаться чересчур самоуверенным, но Вы одна из немногих, спокойно реагирующих на мой внешний вид.

– Когда ты жена микробиолога, тебя уже вряд ли просто удивить. Сигарету?

– Я не курю. Но могу зажечь Вам сигарету.

– Что ж, жаль. Однако, благодарю.

Женщина с достоинством извлекла сигарету из тонкого серебряного портсигара, сжав ее между средним и указательным пальцами. Внезапная вспышка света от зажигалки высветила лицо, у Дона захватило дыхание. Она была прекрасна. Ее черты лица были точно высечены из камня, а выражение холодной отстраненности ее бесцветных светлых глаз делало облик женщины истинно аристократическим. Матовая бледность ее лица, обрамленного светлыми прямыми волосами, не сравнилась бы ни с одной мраморной статуей, ни с одной фарфоровой статуэткой. Эта женщина словно сошла со страниц древних мистических легенд, в которых колдуньи могли обращать в бегство целые города силой одного своего взгляда.

Свет зажигалки погас, дым ее сигареты окутал Донателло, который по инерции поправил очки. На секунду ему стало стыдно за то, как они выглядели. Поцарапанные, перемотанные изолентой. Завтра же закажет себе новые и дело с концом.

Женщина стояла перед ним босая, но держалась с достоинством.

Донателло молча поднял ее туфли, валявшиеся в стороне.

– Что же Вы молчите, юноша?

Дон подал ей туфли. Она приняла сначала левую, затем правую. Она протянула сигарету своему ночному знакомцу. Он принял ее, дымящуюся, из ее рук, пока женщина надевала вторую туфлю.

– Затянитесь, – что–то в голосе этой женщины говорило о том, что она не привыкла к отказам. – Будьте же мужчиной.

– Проявление аутодеструктивного поведения не входит в мои привычки, – с этими словами он протянул ей сигарету.

– И все равно. Вы часто поддаетесь соблазну? По глазам вижу, что нет. У вас чудесные глаза, между прочим, – ответила женщина, с нескрываемым разочарованием приняв сигарету обратно. – Вам часто это говорят?

– Нет. Ни разу не слышал.

Небо было черным, плотным, оно висело низко над двумя собеседниками, казалось, ее сигарета была единственным источником света, даже ярче далекого фонаря на другом конце переулка. Ночь сгущала краски, вселяла в смятение в души ночных гостей под плотным черным покрывалом.

– Как Ваше имя?

– Меня зовут Донателло.

– Рада знакомству, – она протянула ему руку.

Поколебавшись секунду, он рассудил, что эта женщина достойна большего, чем простое рукопожатие. Повинуясь неведомому порыву, Донателло, взял ее руку и невесомо коснулся тыльной стороны ее ладоней кончиками своих губ.

– Да Вы джентльмен, Донателло. Такое сейчас не часто встретишь среди мужчин.

Разумеется, если они не гомосексуалисты. А вы, с гомосексуалистами не водите знакомств?

– Не имел чести.

– Вы многое теряете. Я могла бы познакомить вас с моим другом Джереми. Это он выбирал для меня туфли, которые Вы с таким интересом изучаете уже больше двух минут.

– Простите, мэм.

– Не извиняйтесь, – она выпрямила спину и проговорила это, приподняв подбородок, – Вам это не к лицу. Я могу задать нескромный вопрос?

– Не уверен, что это будет уместно, – ответил Дон и, подумав, добавил, – мэм.

Донателло мысленно оглядывал себя со стороны. Свои старые потертые штаны, свою амуницию и ручные гаджеты, свои треснувшие очки и чешуйки на своей холодной коже. Он поежился своим мыслям, чувствуя, какое неблагоприятное впечатление он, должно быть, производил на эту женщину, хоть она этого и не показывала.

Она отвела сигарету от лица, продолжая прямо смотреть на своего собеседника. Ее глаза горели опасным огнем.

– Однако я все же задам его. Вы когда-нибудь были с женщиной?

Над их головами фонарь, покачивающийся на ветру, погас. Женщина снова потянулась за своим портсигаром.

– Никогда, – ответил он, глядя ей в глаза. Его рука тем временем снова нащупала в сумке зажигалку.

– Отчего же?

– Боюсь, наша беседа выходит за границы деликатности, мэм, – ответил он, поджигая ей сигарету.

– Я никогда не встречала никого, обладающего подобной наружностью говорил бы столь же учтиво. И все же я настаиваю, – она коснулась своих волос.

– Кажется, ответ написан у меня на лице, … мэм. Я не похож на человека и никогда не использовал чье–либо тело для своего удовольствия.

– Что ж, повторю это снова: Вы многое теряете. А знаете, что? Приходите ко мне в эту субботу, я арендую небольшую студию. Приглашаю Вас к своему окну.

– Я вынужден, …

– Согласиться на мое предложение, разумеется, – безапелляционным тоном ответила за

Донателло женщина. Дым сигарет окутал ее фигуру. – Что ж. буду ждать.

Она протянула Донателло, застывшему в робком безмолвии, свой портсигар.

– Возьмите, – спокойно сказала она.

Донателло повиновался.

– Если передумаете, заходите, чтобы просто вернуть его. Это дорогая вещь, не выбрасывайте ее… если вдруг передумайте. – с этими словами она развернулась, направляясь в прочь из переулка.

– Вас проводить, мэм?

Она плавно обернулась.

– О, нет. Спасибо. – она кивнула в сторону противоположного конца переулка, где ее, должно быть, все еще ждала машина. – Дальше я сама. До встречи, Донателло.

Вторник…

Донателло сидит за столом. Его локти уперлись в столешницу. Он обхватил голову руками, очки лежат справа, оправа новая, коричневая, форма квадратная – ни намека на изоленту. Боль терзает переносицу, все его тело охвачено дрожью, Дона лихорадит: если бы на нем сейчас был галстук, он бы ослабил узел, чтобы было легче дышать. Эта женщина не выходила у него из головы. Он ел, а у него перед глазами были изящные своды ее босых стоп; он тренировался и снова видел перед собой ее тонкие аристократические руки, дымящуюся сигарету, зажатую между пальцами. Звук ее голоса, отпечатавшийся в его памяти, бросал Донателло в дрожь. Он не знал, куда себя деть, он ничего не мог делать, стараясь всеми силами сладить с собственными чувствами по отношению к этой женщине. Она была его наваждением, его самой смелой фантазией.

Среда…

Он еще больше замкнулся в себе, избегал любых разговоров. Дон не выпускал из рук ее портсигар. Он осмотрел его целиком, много раз пересчитал сигареты. Когда он впервые открыл его, внутри серебристой коробочки он нашел ее визитку. На ней был только адрес. Он сразу запомнил его, а позже повторял его про себя даже во сне. Он был смущен и сконфужен, в его голове образ этой женщины пульсировал в ярко-красной рамке.

Четверг…

Умник считал дни, по ощущениям, растянувшиеся на годы; он то откладывал портсигар в ящик своего стола, то через минуту снова бросался к нему, как мать к плачущему ребенку, извлекал серебристую коробочку из-под кипы бумаг и прижимал его к пластрону. Он не мог решиться, в то же время он не мог признать, что эта женщина по-настоящему заинтриговала его и он никак не сможет выкинуть ее из головы, если отринет ее предложение, зная, что она будет ждать его появления.

Он видел ее во сне, снова и снова он поджигал ей сигарету, снова вглядывался в ее холодные, точно мраморная плита, черты лица: широко раскрытые светлые глаза, алые губы и выразительные скулы. По ночам он просыпался в поту, тяжело дыша, его голова кружилась, а кровь пульсировала в жилах так неистово, что уже к пятнице Донателло почувствовал себя выжатым, точно лимон.

Суббота…

Она пригласила его к своему окну, но что ждало его внутри? Что готовила ему эта ночь? Все ли с ним будет в порядке, если он все же придет хотя бы ради того, чтобы отделаться от ее портсигара, обжигающего кожу сквозь ткань его брюк? Что будет с ним и сможет ли он жить и работать дальше так, как он привык? Все эти вопросы и многие другие бесконечно всплывали у него в голове, когда он пытался уйти в работу.

Путь к ее дому занял у Донателло в два раза больше времени, чем если бы он просто отлучился в лабораторию в город. Он узнал ее имя. Сделал несколько звонков. Стоически выдержал с десяток долгих гудков, сжав в руках стакан так сильно, что он со звоном лопнул, порезав ему пальцы. Он испытывал боль, и у нее было имя. Диана.

Поднимаясь по пожарной лестнице, он дважды едва не сорвался вниз, его руки дрожали. Найдя нужное окно на самом верхнем этаже, он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы немного прийти в себя. Тем временем на улице уже стемнело, лишь блики, отбрасываемые яркими лампами красного цвета внутри комнаты, слабо подсвечивали площадку перед окном. Донателло заглянул внутрь через стекло. Здание бывшей ткацкой фабрики было переделано под просторное арт-пространство с минимумом декора. Даже старые ниши и крюки, оставшиеся от ткацких станков, были сохранены. Внутри царил полумрак, лишь несколько красных неоновых ламп высвечивали середину комнаты. С потолка на расстоянии вытянутых рук закрепленные на крупных металлических петлях свисали тонкие цепи, на концах которых поблескивали сталью широкие крепления, о назначении которых Донателло лишь смутно догадывался. Такие же цепочки лежали по обеим сторонам на полу.

Донателло потянулся к посоху, закрепленному сзади. Пока понятного было мало.

На середину комнаты вышла женщина. На ней был черный прозрачный халат. На лице – кружевная маска. В ее фигуре Донателло сразу узнал Диану. Его дыхание захватило.

Женщина смотрела прямо на него. Ее губы тронула игривая улыбка. Она обернулась к окну спиной, ее черный халат упал на пол. Дон внезапно осознал, что перестал дышать еще минуту назад. У него бешено колотилось сердце.

В комнате, выхваченная из темноты отсветами красного цвета, появилась мужская фигура.

В руках незнакомец сжимал тонкую кожаную плетку.

Донателло так напрягся, что отвел взгляд от окна. Он отвернулся в сторону, его взгляд устремился в сторону грубых кирпичных зданий внутреннего двора. Он смотрел на них, но все еще видел перед собой фигуру в черной маске на глазах. Дон тяжело дышал, его очки запотели, он стащил их с носа трясущейся рукой и предпринял безуспешную попытку протереть их уголком рубашки, повязанной на поясе. Однако, внезапно Донателло в порыве снова метнулся к окну, словно то, что он наблюдал за процессом со стороны, могло как-то на него повлиять.

В это время в комнате на перерыв никто не уходил.

Женщина стояла обнаженной лицом к окну, казалось, она все еще смотрела на Донателло.

Ее руки были закреплены двумя цепочками, свисавшими с потолка, а ноги, слегка расставленные в стороны, – такими же цепочками у пола. Незнакомец в темной маске стоял позади Дианы, его рука сжимала хлыст, в взгляд сладострастно блуждал по телу женщины.

Внезапно он размахнулся, и тонкий хлыст с шумом опустился на бедро Дианы. От удара она плавно выгнулась вперед, поймав взгляд Донателло, она облизала губы. Удары хлыста подначивали ее, а осознание, что за ней наблюдают, заставляло ее тело пылать.

Мужчина опустился к лодыжкам Дианы и провел рукой по внутренней стороне ее ноги к бедрам, остановившись Там. Он ласкал ее пальцами, Диана сладко стонала, а Донателло едва сдерживался, чтобы не упасть в обморок.

Его тело била крупная дрожь, он забыл, как дышать, грудь сдавило так сильно, словно на нее уселся приличных размеров медведь.

Мужчина опустился перед Дианой на колени, он гладил руками ее гладкие красивые ноги, затем остановил их на ее бедрах и коснулся ее языком. От наслаждения Диана запрокинула голову назад. Незнакомец продолжать ласкать ее языком некоторое время, сжимая сильными руками бедра Дианы. Она извивалась в его руках, громко стонала, прикрывала глаза от удовольствия. Обездвиженная, она была готова кричать от сладкой истомы, ее тело горело огнем, она продолжала смотреть в сторону окна, словно ожидая, что сможет получить какую-либо ответную реакцию.

Окажись она сейчас на пожарной лестнице напротив Донателло, реакция в виде крупных капель пота, покрывающих его лоб и шею, была бы ей ответом.

Мужчина обошел Диану и снова встал позади нее. Он легко и с достоинством избавился от нижней части своего эрото-аутфита, под его смуглой кожей перекатывались мышцы, они эффектно смотрелись в свете красных ламп. Мужчина сделал шаг в сторону Дианы, обхватил ее талию руками, задержал руки на середине ее тела. Крупными ладонями он сжал ее грудь. Губы Дианы тронула легкая улыбка, она снова прикрыла глаза.

Донателло ловил каждый вздох Дианы.

Тем временем мужчина, обратил взгляд вниз, его движения были плавными, его тело двигалось размеренно. Спустя секунду он вошел в Диану сзади, не встретив препятствий. Глупо ожидать сопротивления от человека, связанного по рукам и ногам, сладко извивающегося под твоими ласками. Соски Дианы были возбуждены. Маленькие и темно-розовые, они аккуратно располагались в ореоле ее небольшой, но красивой груди. Тело Дианы двигалось в такт движениям мужчины, она стонала, выгибалась вперед, пытаясь соединить руки. Время от времени она поворачивала голову в бок, касалась щекой незнакомца, а он касался языком ее шеи, влажной от пота.

Донателло переводил взгляд с лодыжек Дианы на ее руки, с рук на ее грудь, с ее груди на крепкие руки ее партнера, с него на цепочки, закрепленные у потолка, с них на красные лампы и так по кругу. Его голова готова была разорваться, в теле бешено пульсировала кровь, он не мог справиться с дыханием и в какой-то момент импульсивно рассудил, что с него довольно.

Не дождавшись окончания действа за окном, Донателло покинул свой пост на пожарной лестнице и, перебравшись на крышу, остановился, только очутившись в паре кварталов от студии Дианы. Он сам не заметил, как пробежал так много, не оглядываясь назад.

На одной из Нью-Йоркских крыш вспыхнуло пламя зажигалки, стройную мускулистую фигуру окутало облако сигаретного дыма. Защелкнулся серебряный портсигар. Это была самая тяжелая ночь в жизни Донателло. И она еще не закончилась.

В уютно обставленной квартире в Верхнем Ист-Сайде зажегся свет. Эйприл не спалось. Она чувствовала, что что-то происходило, но никак не могла взять в толк, что именно ее тревожило. Ответ девушка тщетно пыталась найти в суете прошедших дней, но что-то как будто ускользало от нее.

Щелкнул чайник, кухня наполнилась приятным ароматом свежего кофе. Эйприл сидела на барном стуле у окна, откинувшись назад. Она прикрыла глаза. И подумала о друзьях. Жизнерадостный и по-детски наивный Микеланджело с его неискоренимой любовью к мультикам, вспыльчивый, но добрый Рафаэль, вежливый до скрипа в зубах Леонардо с мечтательным взглядом, умный и загадочный скромный Донателло. Донателло. Она повторила это имя одними губами, оно прозвучало у нее в голове медленно и мелодично, словно древняя музыка. Она произнесла его одними губами медленно и плавно, словно пробуя его на вкус. Донателло… Сколько раз она приходила к нему, сколько часов просидела на краешке его стола в компьютерной комнате, слушая его рассказы о литературе, философии и поэзии. А сколько дней она провела, храня воспоминания о его голосе с таким необычайно бархатистым тембром. Он всегда говорил тихо, его интонации волновали ее, и когда она возвращалась домой в убежище, она продолжала слышать эхо его голоса у себя в голове. Каждый раз, думая о лучших друзьях, она останавливалась на нем и ей становилось сложно контролировать поток ее мыслей. Она рассказывала ему все. О неприятностях на работе, о своих родителях, о парнях, с которыми встречалась. Он терпеливо выслушивал ее, давал свою экспертную оценку ее личной жизни с видом истинного знатока. И она слушалась его. И продолжала встречаться с кем-то время от времени. Потому что это было правильно. Но то, что она каждый раз вспоминала о нем, возвращаясь домой после свидания, правильным уж точно не было. Она бы никогда не осмелилась даже вообразить себе иной вариант развития событий, никогда бы не отважилась что-то изменить. Она видела границы, чувствовала, какую прочную стену он выстроил между ними. И она не собиралась ничего менять. Однако это вовсе не значит, что ей этого не хотелось. Она несколько раз легкомысленно упоминала, что ее дом – их дом, и что они могут явиться к ней в любое время дня и ночи, если того потребуют обстоятельства, в тайне мечтая, что Он однажды постучится в ее окно.

Когда она сидела в его комнате, она смотрела на его руки. Не такие крупные, как у остальных братьев, все-таки род его занятий лежал в несколько ином направлении. Но эти руки, собравшие множество полезных вещей в доме, починивших бесчисленное количество мебели и техники, создавшие много новых удивительных вещей, написавших несколько километров компьютерных кодов, эти руки с длинными тонкими пальцами, чьи движения всегда были так точны, эти руки… они были прекрасны. Эти руки, которые никогда не касались ее без разрешения. Эти руки, о которых Эйприл тайно мечтала, не решаясь признаться в этом даже себе самой. Она казалась себе такой глупой и даже легкомысленной в разговорах с ним, но он никогда не посмел бы выразить при ней свое недовольство, он всегда был сдержан и рассудителен, говорил тихо и вкрадчиво. От колебаний его голоса у нее по телу бежали мурашки.

В последнюю неделю они не разговаривали. Его словно подменили. Он был бледен, его руки дрожали, он то и дело поправлял очки, снимал, чтобы протереть и без того чистые стекла. Новые очки необычайно шли ему, хоть Эйприл и привыкла к старым, какими бы они ни были. Она несколько раз вызывалась принести ему новые, но он каждый раз отказывался. А тут раз, и новые очки сменили старые. И все поменялось. «Разбил», – объяснил он.

В этот раз он не предложил ей зайти, хотя до этого она никогда не спрашивала у него разрешения. Но сейчас, видя, каким встревоженным и рассеянным он был, как бесстрастно и холодно смотрел на нее, она не решилась даже спросить, все ли в порядке. Попыталась списать это на волнение перед конкурсом. Все-таки, все могут время от времени бывать не в духе.

Из размышлений Эйприл вырвал стук в окно. У нее перехватило дыхание. Встревоженная, она метнулась к гостиной, мысленно приготовившись увидеть там кого угодно, но только не того, кто смотрел на нее через стекло, стоя на пожарной лестнице.

Увидев Донателло, Эйприл едва не выронила кофе. Попытавшись придать себе невозмутимый вид, она поставила чашку на туалетный стол, подняла слайдер-окно и отошла на середину комнаты. Он вымок до нитки. По его коже стекали крупные капли воды.

– Привет, Эйприл, – сдавленно поздоровался он. Он не смотрел на нее.

У Эйприл бешено колотилось сердце. На часах была полночь.

– Что-то случилось? – аккуратно поинтересовалась Эйприл.

Он помолчал, потер шею в нерешительности.

– У тебя не найдется чего-нибудь сухого? Мне нужно протереть очки, – несколько рассеянно ответил Дон с теплотой в голосе.

Секунду Эйприл собиралась с мыслями.

– Конечно.

Она скрылась в кухне и через минуту протянула ему вафельное кухонное полотенце. Он принял его из ее рук, снял очки и стал методично стирать капли со стекол.

В комнате повисла напряженная тишина. У Эйприл было много вопросов.

– Я не хочу показаться навязчивой, но ты меня напугал. Ты уверен, что все в порядке?

Донателло вернул очки на прежнее место и медленно поднял на нее глаза. В них отразилось нечто, что Эйприл много раз видела во взгляде Рафаэля. Его глаза пылали странным огнем.

Под его кожей перекатывались мышцы, он был напряжен, словно сплошной нерв. Эйприл испугал его взгляд. Не дождавшись ответа (с которым Дон не спешил), девушка скрылась в ванной и вернулась в гостиную, протянув своему ночному гостю большое махровое полотенце.

– Спасибо.

Терпение Эйприл было на исходе.

Она колебалась, ей безумно захотелось обнять его, но его взгляд так сильно настораживал ее, что она не решилась сделать и шага в его сторону.

Он сел на диван, завернувшись в полотенце, снова снял очки и снова протер их.

– Подойди, пожалуйста, – твердо сказал он.

Эйприл старалась унять дрожь, сотрясавшую тело, казалось, она даже не дышала. Она подошла к дивану и остановилась в двух шагах от Донателло.

– Ближе.

Тяжело дыша, Эйприл подчинилась.

Он снял полотенце с плеч и встал, поравнявшись с ней.

Эйприл пыталась уговорить свое сердце биться чуть потише.

Он взял ее руки в свои и сжал их в ладонях.

Эйприл сделала над собой усилие, чтобы не упасть в обморок. Она изучала ковер у себя под ногами, не в силах поднять глаза.

Донателло протянул руку к ее лицу и мягко взял ее за подбородок, приподняв ее голову.

Она заглянула в его глаза. Он смотрел на нее так же тепло и приветливо, как смотрел всегда, когда они разговаривали в другие дни, но было в этом взгляде что-то новое, неведомое, чего раньше Эйприл никогда не замечала. Он смотрел на нее с обожанием. И как бы Эйприл не пыталась убедить себя в обратном, ей это не удавалось. Он погладил ее щеку указательным пальцем, руку он не опустил.

Внезапно Донателло наклонился вперед, мягко привлекая ее ближе. Эйприл показалось, что она была готова расплавиться, ее тело перестало ее слушаться. Его губы аккуратно коснулись ее губ. Он словно тянул время, словно испытывал самого себя, силясь угадать, насколько далеко он позволит себе зайти. Он коснулся уголка ее губ и отстранился, поймав ее взгляд. Он погладил ее по щеке и привлек ее к себе, в этот раз гораздо уверенней и требовательней. Их губы сомкнулись, Эйприл ответила на его поцелуй, обхватив руками его торс. Краешком сознания она все еще не верила в то, что происходило, но все ее тело было так наэлектризовано, что не пропускало внутрь ни единой мысли сомнения. Он сжал руками ее плечи, целуя ее, он провел руками по ее рукам, почувствовав волну мурашек, прокатившуюся по ее коже в ответ на его прикосновения. Она почувствовала, как он улыбается. Переместив руки на ее талию, он поднял ее с той же легкостью, что любой из нас поднимает по утрам желанную чашку кофе. Она обхватила ногами его бедра. Через минуту он опустил ее на край кухонного стола.

Эйприл мысленно усмехнулась.

Она дала волю рукам. Пальцами она нежно водила по его коже, с удовольствием ощущая силу его рук. Коснувшись пластрона, она опустила руки ниже и развязала узел рубашки на его бедрах. Донателло целовал ее шею, Эйприл сдавленно стонала. Он помог ей снять майку. Ее грудь, круглая и упругая, дразнила его близостью возбужденных розовых сосков. Он наклонился к ней. Губами он невесомо коснулся ее соска, кончиком языка он провел по ореолу. Эйприл выгнулась вперед навстречу его движениям, стараясь сдержать стон. Ее руки лежали у него на плечах. Она наслаждалась его кожей, все еще влажной от дождя, холодной и шершавой. Он поцеловал ложбинку на ее шее и снова поцеловал ее в губы. Эйприл прижалась к нему всем телом. Она боялась открыть глаза, словно все это могло оказаться сном, которому не суждено было сбыться. Она потянулась к молнии на его штанах. Когда она помогла ему избавиться от лишней одежды, их движения стали сбивчивей, словно они оба торопились, словно у них друг на друга оставались считанные минуты. Через какое-то время она сидела перед ним совершенно обнаженная.

Дождь барабанил по стеклам. Донателло снял очки.

Он задержался между ее ног, раздвинув их пошире. Эйприл протянула руку и ощутила его эрекцию. Внизу живота у нее все сжалось, напряжение сковывало движения, все тело трепетало от жара его прикосновений. Она подвинулась вперед, а он положил руку ей на бедро, другой рукой сжимая то, о чем Эйприл не рискнула бы мечтать, даже изрядно напившись. Он подался вперед. Она была такой влажной, что у Донателло захватило дыхание. Он подразнил ее, не позволяя ей двигаться, и наконец, вошел. Она громко застонала. Он не встретил сопротивления, ощутив, как узко и горячо было внутри ее тела. Он едва сдержался, чтобы не кончить прямо сейчас. Цепляясь за остатки воли, он стал двигаться, сначала медленно, затем куда быстрее и требовательней, позволяя обоим насладиться близостью друг друга. Она обхватила его шею руками, ее дыхание обжигало кожу. Его рука лежала на ее спине, другая сжимала ее бедро. Он мягко отстранил ее от себя, не разрывая сладости соединения, она легла стол, он положил ее правую ногу себе на плечо, а левую согнул в колене, Эйприл уперлась ей в краешек стола. Он придвинулся к ней ближе. Любуясь ее телом, он продолжал дразнить ее, ощущая, как безумно бьется его сердце. Рукой он провел по ее талии. Он даже не подозревал, насколько прекрасной она могла быть, лежа обнаженной на столе в свете кухонной лампы. Разгоряченная и покорная, она была открыта перед ним, ее тело завораживало: интригующие изгибы ее бедер, изящные своды стоп, мягкие волны растрепанных волос… Донателло зажмурился. Он поцеловал ее лодыжку, покоящуюся на его плече у основания шеи, продолжая двигаться, то замедляясь, то ускоряясь, оттягивая момент разрядки. Она ласкала свою грудь, ее волосы багровыми волнами рассыпались по столу, она кусала губу, сдерживая стоны, прорывавшиеся наружу сквозь сбившееся дыхание. Почувствовав, что сдерживаться он больше не в силах, Донателло сделал несколько быстрых движений внутри нее и кончил ей на бедро. Он зажмурился, позволив волне наслаждения накрыть себя целиком. Эйприл тяжело дышала, лежа на столе. Она наклонила голову в бок и посмотрела на него затуманенным взглядом.