Текст книги "Чжуан-цзы"
Автор книги: Чжуан-цзы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
– И зачем только ты пришел [ко мне]? – задал ему вопрос Никого Не Стесняющий. – Если Высочайший наложил на тебя клеймо своего милосердия и справедливости[116]116
Образно: конфуцианское учение закрывает путь к познанию истины так же, как наказание отрезает путь к свободе, а слепота – к восприятию внешнего мира.
[Закрыть], отрезал тебе нос [своим суждением] об истинном и ложном, разве сумеешь ты странствовать в области безграничного наслаждения, необузданной свободы и бесконечного развития?
– И несмотря на это, я хочу вступить за ее ограду, – ответил Сын Ласточки.
– Это невозможно! – воскликнул Никого не Стесняющий. – Незрячему незачем [толковать] о красоте глаз, бровей, лица; слепому не познать ни темное и желтое, ни красоты [орнамента] расшитых царских одежд.
– Но, – возразил Сын Ласточки, – ведь Пренебрегшая Украшениями утратила свою красоту, Схвативший Балку[117]117
Пренебрегшая Украшениями (У Чжуан), Схвативший Балку (Цзюй Лян) – эти герои, как и Сын Ласточки (Иэрцзы), больше нигде не встречаются.
[Закрыть] утратил свою силу, а Желтый Предок забыл о своих знаниях, – все они попали под молот на наковальне. Как знать, [быть может], то, что творит вещи, снимет с меня клеймо, восстановит мне нос, чтобы я снова, целый, смог последовать за [вами], Преждерожденный?
– Ах! Заранее этого не узнаешь! – воскликнул Никого не Стесняющий. – Я расскажу тебе [лишь] об основном. О, мой учитель! О, мой учитель![118]118
«О мой учитель!» – см. гл. 6, прим. 86. Вариант этой речи в устах самого Чжуан-цзы.
[Закрыть] Крошишь [всю] тьму вещей, но не вершишь справедливости. Взращиваешь тьму поколений, а не милосерден. [Ты] старше самой отдаленной древности, а не стар. Покрывая и поддерживая и небо и землю, отливаешь и высекаешь тьму форм, а не [проявляешь] мастерства. Вот в чем [я] и странствую.
Янь Юань сказал:
– [Я], Хой, продвинулся вперед.
– Что это значит? – спросил Конфуций.
– [Я], Хой, забыл о милосердии и справедливости.
– Хорошо, [но это] еще не все.
На другой день Янь Юань снова увиделся с Конфуцием и сказал:
– [Я], Хой, продвинулся вперед.
– Что это значит? – спросил Конфуций.
– [Я], Хой, забыл о церемониях и о музыке.
– Хорошо, [но это] еще не все.
На следующий день Янь Юань снова увиделся с Конфуцием и сказал:
– [Я], Хой, продвинулся вперед.
– Что это значит? – спросил Конфуций.
[Я], Хой, сижу и забываю [о себе самом].
– Что это значит, «сижу и забываю [о себе самом]»? – изменившись в лице, спросил Конфуций.
– Тело уходит, органы чувств отступают. Покинув тело и знания, [я] уподобляюсь всеохватывающему[119]119
Всеохватывающий (датун) – одно из определений дао.
[Закрыть]. Вот что означает «сижу и забываю [о себе самом]».
– Уподобился [всеохватывающему] – значит, освободился от страстей; изменился – значит, освободился от постоянного. Ты воистину стал мудрым! Дозволь [мне], Цю, следовать за тобой.
Носильщик и Учитель с Тутового Двора[120]120
Учитель с Тутового Двора (Цзы Сан) – идентичен Цзы Санху, см. гл. 6, прим. 111.
[Закрыть] были друзьями. Однажды, когда дождь лил целых десять дней, Носильщик [сам себе] сказал:
– Как бы с Учителем с Тутового Двора не случилась беда!
[Он] захватил с собой еду и отправился кормить друга. У самых ворот [дома] Учителя [Носильщику послышался] то ли плач, то ли пение. За ударом [по струнам] циня последовали слова:
«О отец!
О мать!
О природа!
О люди!..»
Слабевший голос спешил допеть строфу.
– Почему пел ты такую песню? – войдя к нему, спросил Носильщик.
– Я искал того, – ответил Учитель, – кто довел меня до такой крайности, но не знаю – кто. Неужели отец и мать желали мне такой бедности? Небо ведь беспристрастно [все] покрывает, а земля беспристрастно [все] поддерживает. Неужели небо и земля были пристрастны ко мне, сделав меня бедным[121]121
Здесь, видимо, представлена социологическая догадка о равенстве всех «вещей».
[Закрыть]? Я искал, кто это сделал, но не мог [никого] найти. Значит, то, что довело меня до такой крайности, – судьба[122]122
Понимание судьбы здесь у Чжуан-цзы ср. гл. 6, прим. 2.
[Закрыть].
Глава 7
Достойный быть предком и царем
Четырежды обратившись к Наставнику Юных с вопросами[123]123
См. диалог тех же героев, в котором четырежды повторяется: «Как я могу это знать?».
[Закрыть] и четырежды [услышав] «не знаю», Беззубый подпрыгнул от радости, пошел и сообщил об этом Учителю в Тростниковом Плаще. Тот сказал:
– Теперь-то ты это понял? Ведь роду Владеющих Тигром[124]124
Из рода Владеющих Тигром (Ю Юй) – род Ограждающего (Шуня).
[Закрыть] далеко до рода Великих[125]125
Из рода Великих (Тай) – комментарий отождествляет его с родом Готовящего Жертвенное Мясо (Фуси), но его характеристика («спал спокойно, пробуждался довольный») относится ко всем людям во времена другого мифического героя – Священного Земледельца ‹(см. 296)›, где более развернуто представлена та же даосская утопия.
[Закрыть]. [Человек] из рода Владеющих Тигром таил в себе милосердие, чтобы привлекать людей и завоевывать [сердца], но еще не начал делать [различие между] человеческим и нечеловеческим[126]126
Речь идет о различиях между субъективным и объективным, искусственным и естественным.
[Закрыть]. [Человек] из рода Великих спал спокойно, пробуждался довольный, мнил себя то конем, то буйволом. Знания его были достоверными, чувства – надежными, свойства – настоящими. Он даже не подошел к [различию между] человеческим и нечеловеческим.
Цзянь У встретился с Безумцем Встречающим Колесницы, и тот его спросил:
– Что сказал тебе Начало Полудня?[127]127
Начало Полудня (Жичжун Ши) – персонаж, по-видимому, аллегорический, хотя по комментарию он – учитель Цзянь У.
[Закрыть]
– [Он] мне сказал: «Когда сам правитель образцово выполняет правила и обряды, никто не осмелится [его] ослушаться и все преобразуются», – ответил Цзянь У.
– Это свойство ложное, – ответил Безумец. – [Применить] его к управлению Поднебесной все равно, что [пытаться] перейти вброд море[128]128
Образное отрицание возможности преобразования мира с помощью конфуцианских «правил и обрядов».
[Закрыть], проложить русло для Реки или заставить комаров перенести гору. Разве мудрец своими знаниями [способен] управлять внешним? [Если сам он], став образцом, начал действовать, то добьется воистину лишь того, чтобы выполнялись его дела. Ведь птица, спасаясь от стрелы, привязанной на бечеве, улетает ввысь; а мышь, [когда ее] выкуривают или выкапывают, роет нору глубоко под Священным холмом. Неужто [у правителя] знаний меньше, чем у этих тварей?
Корень Неба[129]129
Корень Неба (Тянь Гэн) – название звезды, которое Чжуан-цзы делает именем своего героя для отрицания воли Неба, предопределяющей все, что совершается на земле: Корень Неба сам не знает, что делать с Поднебесной. Другой герой – Безымянный, по-видимому, олицетворяет саму материю (дао) и ее законы. Названия горы Темнокрасной (Янь) и реки Заросшей Осокой (Ляо) на карте отсутствуют.
[Закрыть], прогуливаясь на солнечном склоне [горы] Темнокрасной, дошел до реки Заросшей Осокой. [Тут он] случайно встретился с Безымянным и обратился [к нему] с вопросом:
– Дозвольте спросить, [что нужно] сделать для Поднебесной?
– Иди прочь, невежда! – ответил Безымянный. – Что надоедаешь вопросами! Я готовился к общению с тем, что творит вещи, как с себе подобным, а пресытившись, собирался подняться на птице неведомых далей за пределы всех шести стран света, странствовать в царство небытия, пребывать в бескрайних просторах. К чему тревожишь мое сердце [вопросом об] управлении Поднебесной?
[Но Корень Неба] повторил вопрос, и Безымянный ответил:
– Наслаждайся сердцем в бесстрастии, соединись с эфиром в равнодушии, предоставь каждого естественному [пути], не допускай ничего личного, и в Поднебесной воцарится порядок.
Ян Чжу встретился с Лаоцзы и спросил:
– Можно ли сопоставить с мудрым царем человека сообразительного и решительного, проницательного и дальновидного, который без устали изучает путь?
– При сопоставлении с мудрым, – ответил Лаоцзы, – такой [человек выглядел бы] как суетливый мелкий слуга[130]130
То же начало, см. ответ Лаоцзы Конфуцию.
[Закрыть], который трепещет в душе и напрасно утруждает тело. Ведь говорят: «красота тигра и барса – приманка для охотников»[131]131
В этой поговорке выражен антиконфуцианский тезис ‹(см. Предисловие, прим. 105, 106)›.
[Закрыть]; «обезьяну держат на привязи за ее ловкость, а собаку – за умение загнать яка». Разве можно такого сопоставить с мудрым царем?
– Дозвольте спросить, как управлял мудрый царь? – задал вопрос Ян Чжу, изменившись в лице.
– Когда правил мудрый царь, успехи распространялись на всю Поднебесную, а не уподоблялись его личным; преобразования доходили до каждого, а народ не опирался [на царя]; никто не называл его имени, и каждый радовался по-своему. [Сам же царь] стоял в неизмеримом и странствовал в небытии[132]132
Даосская концепция государя, являющаяся, по существу его отрицанием.
[Закрыть].
В Чжэн был Колдун по имени Цзи Сянь. Точно бог, узнавал [он], кто родится, а кто умрет, кто будет жить, а кто погибнет, кого ждет счастье, а кого беда, кого долголетие, кого ранняя смерть, и назначал [каждому] срок – год, луну, декаду, день. Завидев его, чжэнцы уступали дорогу.
Лецзы встретился с Колдуном и подпал под его чары. Вернувшись же, обо всем рассказал учителю с Чаши-[горы]:
– Ваше учение я считал высшим, а теперь познал более совершенное.
– Я открывал тебе внешнее, еще не дошел до сущности, – ответил учитель. – Как же тебе судить об учении? Если рядом с курами не будет петуха, откуда же возьмутся цыплята? Думая, что постиг учение и [можешь] состязаться с современниками, [ты] возгордился, поэтому он и прочел все на твоем лице. Приди-ка вместе [с ним] сюда, пусть на меня посмотрит.
Назавтра Лецзы явился к учителю вместе с Колдуном. [Когда они] вышли, [Колдун] сказал Лецзы:
– Увы! Твой учитель [скоро] умрет, не проживет и десяти дней. Я видел странное – пепел, залитый водой.
Лецзы вошел к учителю, зарыдал так, что слезами оросил одежду, и передал ему [слова Колдуна].
– В тот раз я показался ему поверхностью земли, – сказал учитель, – без побегов, без движения. Ему, видимо, почудилась какая-то преграда в источнике моей жизненной энергии. Приди-ка снова [с ним] сюда.
Назавтра Лецзы снова явился с Колдуном. [Когда они] вышли, [Колдун] сказал Лецзы:
– Счастье, что твой учитель встретился со мной. [Ему] лучше, полностью появилась жизнь. Я заметил, что энергия проникает через преграду.
Лецзы вошел к учителю и передал ему [все].
– На этот раз я показался ему в виде неба и земли, [куда] нет доступа [таким понятиям, как] «имя» [или] «сущность». Но источник энергии исходил из пяток. Вот [ему] и почудилось, что мне лучше. Приди-ка снова [с ним] сюда.
На другой день Лецзы снова явился с колдуном к учителю. [Когда они] вышли, [Колдун] сказал Лецзы:
– Твой учитель в тревоге. Трудно читать на его лице. Успокой [его], и [я] снова его навещу.
Лецзы вошел к учителю и передал ему [все]. Учитель молвил:
– На этот раз он узрел во мне великую пустоту без малейшего предзнаменования [чего-либо] и принял ее за признак равновесия жизненных сил. Существует всего девять названий глубин. [Я же] появился в трех: [в виде] глубины водоворота, стоячей воды, проточной воды. Приди-ка снова [с ним] сюда.
На другой день Лецзы вместе с Колдуном снова явился к учителю. Не успел Колдун занять [свое] место, как в растерянности пошел прочь.
– Догони его, – велел учитель.
Лецзы побежал, не смог его догнать, вернулся и сказал:
– Не догнал! [Он куда-то] исчез! Потерялся!
– Я показался ему зародышем, каким был еще до появления на свет, – сказал учитель. – Я предстал перед ним пустым, покорным, свернувшимся в клубок. [Он] не понял, кто [я], какой [я], видел то увядание, то стремительное течение. Вот и сбежал [от меня].
Тут Лецзы решил, что еще и не начинал учиться, вернулся [домой] и три года не показывался. Готовил пищу для своей жены, свиней кормил будто людей, в резьбе и полировке вернулся к безыскусственности. В [других] делах не принимал участия. Лишь телесно, словно ком земли возвышался он среди мирской суеты, замкнутый, целостный и поэтому [познал] истину до конца.
Не поступай в услужение к славе, не становись сокровищницей замыслов, не давай делам власти над собой, не покоряйся знанию.
Постигая [все] до предела, [будь] бесконечен; странствуя, не оставляй следов; исчерпывая дарованное природой, ничего не приобретай; будь пустым и только.
Настоящий человек пользуется своим сердцем ‹разумом›, словно зеркалом. Не следует [за вещами], не идет [им] навстречу, [им] отвечает, но [их] не удерживает. Поэтому преодолевает вещи, но остается невредимым.
* * *
Владыкой Южного океана был Поспешный, владыкой Северного океана – Внезапный, владыкой Центра – Хаос. Поспешный и Внезапный часто встречались на земле Хаоса, который принимал их радушно, и они захотели его отблагодарить.
– Только у Хаоса нет семи отверстий, которые есть у каждого человека, чтобы видеть, слышать, есть и дышать, – сказали [они]. – Попытаемся [их] ему проделать.
Каждый день делали по одному отверстию, и на седьмой день Хаос умер[133]133
Эта притча иллюстрирует одно из основных даосских положений: действия, в которых исходят из человеческого (субъективного) взгляда на природу, нарушают естественный закон вещей и приводят их к гибели.
[Закрыть].
Глава 8
Перепонки между пальцами ног
Перепонки между пальцами ног и шестой палец на руке даются от природы, но для [человеческих] свойств излишни. Опухоль и зоб вырастают на теле [человека], но для природного [они] излишни. Милосердие и справедливость во многих предписаниях распределяются между [всеми] пятью внутренними органами. Однако они не отвечают истине природных свойств. Как перепонки между пальцами ноги – добавочное бесполезное мясо, а шестой палец руки – добавочный бесполезный палец, так и многое внешнее [подобно] перепонкам и шестым пальцам для свойств [всех] пяти внутренних органов. Излишние милосердие и справедливость [вызывают] многие предписания, как слушать и смотреть.
Поэтому излишне острое зрение [ведет к] смешению [всех] пяти цветов, к изощренности в орнаменте, ослеплению темными и желтыми расшитыми царскими одеждами. Не так ли было с [Видящим] Паутину Издали? Излишне тонкий слух [ведет к] смешению пяти звуков, к изощренности в шести тонах, [пристрастию к музыкальным инструментам из] металла и камня, шелка и бамбука, колоколам и шести полутонам. Не так ли поступал Наставник Куан? Излишнее милосердие [ведет к] отказу от свойств, к скованности [человеческой] природы во имя славы, к тому, чтобы все в Поднебесной дули в свирели и били в барабаны, прославляя недосягаемый образец. Не так ли поступали Цзэн[цзы] и Хронист [Ю]?[134]134
Цзэнцзы (Цзэн Шэнь) – ученик Конфуция; Хронист (Ю) – заслуживший похвалу Конфуция (см. «Изречения», гл. I, 15, I, 5, 335). Отрицание положительных героев конфуцианской школы и ее тезисов о «милосердии», «справедливости» здесь достигается уподоблением их излишним «перепонкам», «зобу» и т. п.
[Закрыть]
Излишества в спорах [ведут к] нагромождению фраз, [будто] черепицы или узлов на веревке, к наслаждению тождеством и различием, твердостью и белизной, безудержными бесполезными словами ради минутной славы. Не так ли поступали Ян [Чжу][135]135
Одно из немногих выступлений Чжуан-цзы против Ян Чжу ‹см. Предисловие, прим. 90›.
[Закрыть] и Mo [Ди]?
Все эти учения с перепонками и шестыми пальцами не составляют подлинной истины в Поднебесной. Подлинная истина в том, чтобы не терять природных свойств. Следовательно, при объединении уничтожаются перепонки, а при разделении – лишние пальцы. [Однако] длинное не должно считаться излишним, а короткое – недостаточным. Хотя лапки утки коротки, [но] попробуй их вытянуть – причинишь боль; хотя ноги у журавля длинны, [но] отруби их – причинишь горе. Если не отрезать то, что от природы длинно, не удлинять то, что от природы коротко, не нужно будет и устранять боль. Ах, сколь противны человеческой природе милосердие и справедливость! Сколько боли причиняет людям милосердие!
Тот, кому разрежут перепонку между пальцами, заплачет; тот, кому откусят лишний палец, закричит. У одного – излишек, у другого – недостаток, а боль у обоих одинаковая. Современные милосердные с засоренными глазами печалятся о бедах мира, а немилосердные, насилуя природные свойства, алчут богатства и почестей. Ах, сколь противны человеческой природе милосердие и справедливость! Сколько шуму они вызвали в мире со времен трех династий![136]136
Так называемые династии Ся, Шан-Инь, Чжоу – традиционное обозначение времени от последних веков III тысячелетия до первых веков I тысячелетия до н. э.
[Закрыть]
Тот, кто с помощью крюка и отвеса, циркуля и наугольника придает [вещам] надлежащую [форму], калечит их природу; тот, кто с помощью веревок и узлов, клея и лака укрепляет [вещи], вредит [их] свойствам. Тот, кто [заставляет людей] изгибаться в обрядах и танцах, оберегать милосердие и справедливость, чтобы внести успокоение в умы Поднебесной, лишает их постоянных [свойств][137]137
Пример доказательства по аналогии: «обряды» и «музыка» используются конфуцианцами, чтобы калечить природу человека, как крюк, циркуль и прочий инструмент используется плотником для того, чтобы калечить природу вещей.
[Закрыть]. У [всех вещей] Поднебесной есть постоянные [свойства]. К постоянному относится то, что скривилось без крюка, выпрямилось без отвеса, округлилось без циркуля, стало квадратным без наугольника; что соединилось без клея и лака, связалось без веревки и тесьмы. Так [все] в Поднебесной, увлекая один другого, рождаются и не знают, почему рождаются; одинаково обретают и не знают, почему обретают. Такой порядок был и в старину и в наше время, [он] не может быть нарушен. Как может связанный милосердием и справедливостью, точно клеем и лаком, веревкой и тесьмой, наслаждаться природными свойствами? [Они] вводят весь мир в заблуждение. Небольшое заблуждение изменяло направление; великое заблуждение изменяло [человеческую] природу. Откуда это известно? С тех пор как [Ограждающий] из рода Владеющих Тигром смутил Поднебесную своим призывом к милосердию и справедливости, каждый по принуждению поспешил следовать за милосердием и справедливостью. Не изменилась ли из-за [появления] милосердия и справедливости и человеческая природа?
Попытаемся [высказать] об этом суждение.
Со времен трех династий каждый [человек] в Поднебесной из-за вещей изменял [свою] природу. Ничтожные люди жертвовали жизнью ради наживы, мужи – ради славы, военачальники – ради рода, мудрецы – ради царства. У этих людей различные занятия, различные прозвания, но, жертвуя собой, они причиняли своей природе одинаковый вред.
Так, Раб и Рабыня вместе пасли стадо и оба потеряли своих овец. Спросили Раба, что [он] делал? Оказалось, что читал дощечку с записью гадания. Спросили Рабыню, что [она] делала? Оказалось, что играла в кости. Занимались они различными делами, но оба одинаково потеряли овец. Так, Старший Ровный, жаждавший славы, умер у подножья горы Первого Солнца; разбойник Чжи[138]138
Подробнее о Разбойнике Чжи.
[Закрыть], жаждавший поживы, умер на вершине Восточного Кургана. Смерть их вызвана различными причинами, но оба они равно сократили свою жизнь и причинили вред своей природе. Почему же следует восхвалять Старшего Ровного и порицать Чжи?
Из тех, кто в Поднебесной жертвует собой, одни делают это ради милосердия и справедливости, тогда их обычно величают благородными мужами; другие – ради имущества и богатства, тогда их обычно прозывают ничтожными людьми. Жертвуют собой одинаково, почему же становятся благородными или ничтожными? Разбойник Чжи так же сократил свою жизнь и повредил своей природе, как и Старший Ровный, откуда же [появилось] между ними различие, как [различие] между ничтожным и благородным?
[Умение] подчинять свою природу милосердию и справедливости, даже [столь] совершенное, как у Цзэн [цзы] и Хрониста [Ю], я не называю сокровищем; [умение] подчинять свою природу [всем] пяти вкусам, даже [столь] совершенное, как у Юйэра[139]139
Юйэр – тонким вкусом, способностью различать смешанную из различных рек воду сближается с легендарным поваром царя Ци – И Я, но относится ко времени мифического Желтого Предка (см. также «Хуайнаньцзы», цз. 13, VII, 228).
[Закрыть], я не называю сокровищем; тех, кто подчиняет свою природу [всем] пяти звукам даже [столь] совершенно, как Наставник Куан, я не называю чуткими; тех, кто подчиняет свою природу [всем] пяти цветам даже [столь] совершенно, как [Видящий] Паутину Издали, я не называю зоркими. Я называю сокровищем обладание не милосердием и справедливостью, а лишь своими свойствами. Я называю сокровищем не обладание милосердием и справедливостью, а лишь предоставление свободы своим природным чувствам. Я называю чутким не того, кто слышит других, а лишь того, кто слышит самого себя. Я называю зорким не того, кто видит других, а лишь того, кто видит самого себя. Ведь смотрит на других тот, кто не видит самого себя; овладевает другими тот, кто не владеет собой, [такой] завладевает тем, что принадлежит другим, а не тем, что обрел он сам; стремится к тому, что пригодно для другого, а не к тому, что пригодно для него самого. Ведь те, кто стремится к пригодному для другого, не стремятся к пригодному для них самих. Они одинаково порочны, пусть это даже Старший Ровный или разбойник Чжи! Мне стыдно перед природными свойствами, поэтому я не осмеливаюсь упражняться в милосердии и справедливости с первым и не решаюсь предаваться порокам с последним.
Глава 9
У коня копыта
У коня копыта, и [он] может ступать по инею и снегу. Шкура защищает [его] от ветра и холода. Он щиплет траву, пьет воду, встает на дыбы и скачет. Такова истинная природа коня. Ему не нужны ни высокие башни, ни огромные залы.
Но вот Радующийся Мастерству сказал:
– Я умею укрощать коней.
[И принялся] подстригать им гриву, подрезать копыта, стал их палить и клеймить, взнуздывать и стреноживать, запирать в конюшне и загоне. Из [каждого] десятка погибали два-три коня. [Он] стал укрощать их голодом и жаждой, пускал рысью и галопом, заставлял держать строй. Спереди [им] угрожали удила и шлея, сзади – кнут и хлыст. Коней же погибало более половины.
Гончар сказал:
– Я умею лепить из глины.
Круги [у него] соответствовали циркулю, а квадраты – наугольнику.
Плотник сказал:
– Я умею обрабатывать дерево.
Изгибы [у него] соответствовали крюку, а прямые [линии] – отвесу.
Разве [своей] природой глина и дерево стремятся соответствовать циркулю и наугольнику, крюку и отвесу? Но все же [мастеров] славили из поколения в поколение:
– Радующийся Мастерству умел укрощать коней! Гончар и Плотник умели обращаться с глиной и деревом!
Это – ошибка тех, кто правил Поднебесной.
Я думаю, что мастер, управляя Поднебесной, поступил бы иначе. Постоянное в природе людей то, что [они] ткут и одеваются, возделывают землю и питаются, – это и называется [их] общим свойством. [Некогда они] были едины, не делились на группы, [и это я] называю естественной свободой[140]140
В данном абзаце Чжуан-цзы развивает даосскую утопию о «естественной свободе» людей на заре человеческого общества, противопоставляя ее конфуцианскому «золотому веку» совершенномудрых царей.
[Закрыть]. Поэтому во времена, [когда] свойства были настоящими, ходили медленно и степенно, смотрели твердо и непреклонно. Тогда в горах еще не проложили дорог и тропинок, на озерах не было лодок и мостов; все создания жили вместе, и селения тянулись одно за другим. Птицы держались стаями, звери ходили стадами, травы росли со всей пышностью, а деревья – во всю свою длину. Поэтому можно было гулять, ведя на поводу птицу или зверя, вскарабкаться на дерево и заглянуть в гнездо сороки или вороны. Да, во времена, [когда] свойства были настоящими, [люди] жили рядом с птицами и зверями, [составляли один] род со всеми существами. Разве знали о [делении на] благородных и ничтожных? [Ни у кого] одинаково не было знаний, [никто] не нарушал своих свойств, [все] одинаково были свободны от страстей, и это [я] называю безыскусственностью. В безыскусственности народ обретал свою природу.
Когда же появились мудрецы, то [умение] ходить вокруг да около прихрамывая, стали принимать за милосердие; [умение] ходить на цыпочках – за справедливость, – и [все] в Поднебесной пришло в замешательство. Распущенность и излишества стали принимать за наслаждение. Сложенные руки и согнутые колени стали принимать за обряды. И [все] в Поднебесной стали отделяться друг от друга.
Кто сумел бы, не повредив дерева, вырезать жертвенную чашу? Кто сумел бы, не повредив белого нефрита, выточить скипетр и булаву? Как [сумели бы] ввести милосердие и справедливость, не нарушив природных свойств? Как [сумели бы] ввести обряды и музыку, не отбросив естественных чувств? Кто [сумел бы] создать орнамент, не спутав [всех] пяти красок? Кто [заставил бы] пять звуков, не спутав их, отвечать шести трубочкам? В том, что ради сосудов искалечили дерево, вина мастеров; в том, что ради милосердия и справедливости нарушили природные свойства, вина мудрецов[141]141
Обвиняя конфуцианцев в том, что они уродуют свободного человека, Чжуан-цзы уподобляет усмирение людей укрощению коней и другим действиям, которые нарушают природные свойства «вещей».
[Закрыть].
Пока кони жили на просторе, они щипали траву и пили воду. Радуясь, сплетались шеями и ласкались, сердясь, поворачивались друг к другу задом и лягались. Только в этом и состояли их знания. Но когда на коней надели ярмо, украсили им морду [изображением] луны, они научились коситься и выгибать шею, упираться и брыкаться, ломать ярмо и рвать поводья. Поэтому в том, что кони приобрели [подобные] знания и научились разбойничьим повадкам, виноват Радующийся Мастерству.
Во времена рода Пламенных Помощников[142]142
Род Пламенных Помощников (Хэсюй) – это имя отождествляется с именем Предка Огня, хотя последнего идентифицируют со Священным Земледельцем, которого Чжуан-цзы упоминает рядом с теми же Пламенными Помощниками. Другое же отождествление: Хэсюй – Хуасюй (хэ и хуа означают красный цвет), как и содержание фрагмента, позволяет заключить, что речь здесь идет о такой же утопии, которую изобразил Лецзы в Стране Всеобщего Процветания.
[Закрыть] народ жил, не зная, что [ему] делать; ходил, не ведая куда. [Человек] набивал себе рот и радовался, похлопывал себя по животу и отправлялся гулять. В этом состояли все его способности. Но когда появились мудрецы, они [ввели] преклонения и поклоны, обряды и музыку для исправления формы [поведения] в Поднебесной; вывесили для [общей] радости милосердие и справедливость, чтобы внести успокоение в умы Поднебесной. И тут народ принялся ходить вокруг да около прихрамывая, и так пристрастился к знаниям и к соперничеству в погоне за наживой, что его нельзя было остановить. В этом также вина мудрецов.
