Текст книги "Лучший вариант для счастья (СИ)"
Автор книги: Чиффа из Кеттари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
“Не уходи, пожалуйста, только не уходи. Не оставляй меня здесь. Не оставляй меня одного. Пожалуйста, я обещаю быть хорошим, я обещаю…”
Стайлз просыпается в холодном поту, сбрасывая с себя липкие щупальца чужого ночного кошмара. Айзек боится так, что воздух в помещении густеет от пропитывающего его ужаса, так, что не нужно быть оборотнем, чтобы почувствовать его страх. Айзек цепляется человеческими еще ногтями за простынь, дрожащие губы выплевывают слово за словом, мольбу за мольбой, молодого волка трясет так, что стоящая у стенки кровать отзывается на эту нервную вибрацию дребезжанием и глухим, но отчетливым стуком.
Стайлз знает, что надо делать, Стайлз уже немного привык помогать волчонку с тем, с чем никто не может – или не хочет – ему помочь. Стайлз гладит юного оборотня по щеке пару коротких мгновений, собираясь с силами, чтобы затем со всей дури отвесить хлесткую и сильную пощечину.
Когтистая ладонь сжимается на запястье, наверняка вновь оставляя синяки, Айзек распахивает горящие расплавленным золотом глаза, приоткрывая рот в глухом рыке, скаля удлиняющиеся клыки.
– Айзек, – нежно, тихо и спокойно произносит Стайлз, глядя в переливчато-золотую радужку. – Айзек, это я, Стайлз. Ты ведь знаешь, что я хочу только лишь помочь тебе?
Стайлз сам удивляется, как он умудряется только проснувшись выдавать такие длинные, слаженные и витиеватые фразы. Но Айзек любит эту велеречивость, она успокаивает его намного лучше коротких рубленных фраз. Главное не повышать тона и показать, что хочешь извиниться за причиненную боль.
– Айзек, – снова зовет Стайлз. – Посмотри на меня, кудряшка. Ты видишь меня?
Оборотень невнятно урчит, разжимая ладонь и теперь уже испуганно глядя на Стайлза.
– Все хорошо, – едва слышно шепчет Стайлз медленно, осторожно и мягко касаясь раскрытой ладонью обожженной ударом щеки. – Прости, что пришлось тебя ударить. Айзек?
Взгляд юноши становится чуть более осмысленным, когда он снова смотрит на Стайлза, судорожно вздыхая.
– Да все в порядке, друг… – ободряюще тянет Стайлз, прекрасно понимая, что нихрена не в порядке.
Айзек кричит по ночам, впивается когтями в постель и в собственное тело, калеча себя, пропитывая весь особняк запахом своего страха и своей крови. Скотту приходится ломать Айзеку кость за костью, пока тот не отключается, перешагнув болевой порог, иначе Айзек не успокаивается. Дерек просто говорит, что бета Скотта – не его проблема, но это – его дом, и орущего ночами Айзека он не потерпит.
Стайлз – единственный, кому достаточно просто отвесить Айзеку оплеуху, чтобы тот проснулся и начал соображать. Единственный, кому Айзек, еще не очнувшись от мутного кошмарного дурмана, не пытается вырвать когтями кадык.
Может быть потому, что Стайлз пахнет так, как по мнению Айзека должно пахнуть счастье. Не его, Лейхи, счастье, а какое-то абстрактное, с нотами молока, ванили и корицы, с тонкими завихрениями цитрусов и имбиря, с вкраплениями шоколада и всепоглощающе-нежного тепла. Айзек, конечно, никому об этом не говорит, потому что – ну кому вообще нужно знать его мнение? Тем более, что для Айзека счастье, его личное, должно пахнуть совсем по-другому.
Айзек догадывается как, но не уверен, что хвоя, бензин, нагретая на солнце кожаная куртка – лучший вариант для счастья.
– Прости, – вымученно роняет Лейхи, зарываясь лицом в подушку. – Стайлз, серьезно… Слушай, а Питер знает? Не хочу, чтобы он свернул мне шею.
Стайлз тихонько вздыхает, прикрывая глаза и вспоминая Хейла – жаркого, властного, сильного. Стайлз хотел его до одури, но среди дня отвязаться от стаи даже на полчаса было делом практически нереальным, а Стайлз подозревал, что получаса им точно не хватит.
А ночи Стайлз проводит с Айзеком, тихо надеясь, что эти приступы не продлятся дольше пары месяцев – именно на столько, по подсчетам Стилински, у Питера хватит терпения.
– Знает, – Стайлз натягивает одеяло до глаз, неловко и неумело стараясь скрыть от оборотня накатившее возбуждение. Но Айзек никогда не был особо тактичен.
– Чувак, ты возбудился. За две гребанных минуты. Так, будто у тебя в мозгу сейчас порно протранслировалось… Хотя я не очень хочу об этом знать, бро. Ничего не имею против, но не надо подробностей.
– А тебе никто и не обещал подробностей, – Стайлз улыбается, привычно беря себя в руки. Ни одно порно не возбуждало так, как мысли о Питере – обнаженном, горячем, сжимающем запястья Стайлза и…
– Стайлз, хватит, – протяжно воет Айзек, зажмуриваясь и сильнее зарываясь в подушку лицом. – Я тоже подросток, и у меня тоже гормоны… а ты тут… Хватит!
– Прости, – примирительно вздыхает Стайлз, прислушиваясь к тишине в доме. – Никто не проснулся?
– Нет, – вздыхает Лейхи, потратив несколько секунд на то, чтобы в этом убедиться. – Никто не проснулся.
– Дерек на тебя что-то сильно рычит в последнюю неделю…
– Его раздражает, что я не сплю, – ровно бросает волчонок, сворачиваясь калачиком, поджимая колени к груди. – Вот и всё.
Стайлз садится на кровати, деловито-воинственно скрещивая руки на груди. Айзеку не нужно оборачиваться, чтобы понять – Стайлз настроен на разговор, и он не сдвинется с места и не даст спать оборотню, пока не осуществит свое желание.
– Айзек, ты мой бро, – Стайлз терпеливо дожидается короткого угуканья лежащего спиной к нему волчонка. – Я не первую неделю провожу ночи в твоей постели, в самом, черт возьми, прямом смысле. И, между прочим, отказываю охренительному, терпеливому мужику. Но дело даже не в этом. Тебе не кажется, что ты должен бы рассказать, что произошло, пока меня не было?
– Нет, – обреченно бухтит Айзек, безуспешно пытаясь отгородиться от Стайлза одеялом. – Ты же знаешь – я не хочу об этом говорить.
Стайлз со страдальческим вздохом падает на постель, обнимая завернувшегося в плед Айзека обеими руками, утыкаясь носом под ухо, туда, где чуть заметно бьется пульс.
Выудить из Айзека хоть какую-то информацию о той ночи, когда Стайлз остался дома с простывшим отцом и строго-настрого запретил Айзеку приходить, чтобы не волновать родителя, не представлялось возможным. Стайлз знал, что Дерек как-то накосячил – обычно эти кошмары проходили у Айзека дней за десять, а сейчас шла третья неделя, и Лейхи явно не становилось лучше.
***
Когда Стайлз не приходит, кошмары становятся гуще и осязаемее: единственный способ проснуться – почувствовать боль, сильную, вытесняющую все остальные чувства. Стайлз – единственный, у кого получается действовать без применения силы – почти неощутимые для оборотня оплеухи не в счет. Но сегодня Стайлза нет, сегодня шериф громко чихал где-то на фоне голоса Стайлза, объясняющего, что сегодня Айзеку придется постараться справиться самому. Скотта вообще нет в городе – альфа у каких-то родственников вместе с Мелиссой.
Айзек чувствует, как к горлу подступает жгучая горечь страха, как мышцы сводит в предчувствии чего-то очень плохого, но согласно мычит в трубку, понимая, что не имеет никакого права требовать от Стайлза еще больше, чем он и так дает.
Вечером Айзек заворачивается в одеяло, оставляет включенной маленькую настольную лампу и старается заснуть, не думая о том, что ему может присниться сегодня. Айзек вообще старается думать о чем-нибудь хорошем – о запахе весеннего леса, о синеве летнего безоблачного неба. О мороженом наразвес, которое продают в магазинчике в трех кварталах от его бывшего дома. О яичнице с беконом, которую Дерек иногда неохотно готовит по утрам.
Айзек понятия не имеет, насколько эти мысли помогают, он просто засыпает через какое-то время, а потом, позже, снова окунается в вязкий, маслянистый омут кошмара.
У кошмара запах проржавевшего металла, засохшей крови, разбитого фарфора и едкого, неприятного одеколона. У кошмара запах отца и старой морозилки в подвале. Его едкий смех и её немая отрешенность.
Айзек не чувствует себя защищенным рядом со Скоттом.
Раньше, с Дереком, было лучше, но Дерек теперь не альфа.
Айзек чувствует острую, режущую боль под нижними ребрами и привычно догадывается, что это его собственные когти впиваются в тело, окрашивая кошмар запахом свежей крови. Это уже давно не помогает проснуться.
Просыпается Айзек от другого – от учащенного дыхания, от прикосновения ладони, вытягивающей боль, от близости и жара чужого тела.
Дерек тихо ворчит что-то, то ли успокаивающее, то ли раздраженное, забирая разливающуюся по телу боль, прижимаясь слишком тесно, дыша слишком прерывисто и горячечно, беспокойно.
– Как ты? – Дерек обеспокоено смотрит в небесно-голубые глаза, обрамленные пушистым золотом ресниц, смотрит на линию чувственных мягких губ, между которыми коротко проскальзывает кончик розового языка, увлажняя.
– Спасибо, – негромко произносит Айзек, поднимая руку, неуверенно касаясь кончиками пальцев бока Дерека, проводя подушечками по ткани майки. У Айзека глаза человека, который точно уверен, что он спит, потому что в его реальности такого не бывает.
– Сегодня будешь спать у меня, – Дерек встряхивается, поднимаясь с постели, и сонно, очень мило, на взгляд Айзека, хмурится, тряхнув головой. – Не хочу всю ночь бегать к тебе и успокаивать. Бери одеяло, и пойдем.
Айзек послушно прихватывает подушку и одеяло и плетется вслед за Дереком в его спальню, спросонок часто спотыкаясь и путаясь ногами в свисающем конце одеяла.
У Дерека широкая кровать, удобная, Айзек довольно урчит, растягиваясь на в меру жестком матрасе, прислушиваясь к Дереку, устраивающемуся за его спиной на другой половине кровати.
– Прости, – невнятно бормочет волчонок. – За то, что тебе приходится со мной возиться…
– Ну, я в какой-то мере все еще несу ответственность за тебя, – роняет Дерек, переворачиваясь на спину и разглядывая ровную поверхность потолка. – Я тебя обратил, ты мой первый бета.
– Не жалеешь? – Айзек совсем чуть-чуть, на пару дюймов, подается назад, чтобы почувствовать тепло тела своего бывшего альфы.
– Я о многом жалею, – Хейл пожимает плечами, скосив взгляд на волчонка. – Но не об этом. Спи. Надеюсь, что больше тебя кошмары мучить не будут.
– Спокойной ночи, Дерек, – произносит Айзек и тут же заворачивается в одеяло, будто страшась ответа.
Дерек тихо и вполне доброжелательно рычит в ответ, прислушиваясь к преувеличенно-размеренному дыханию волчонка, и постепенно засыпает, уже настраивая себя на то, что проснуться ему придется или от истошного крика, или от запаха крови и боли – оба варианта ему совершенно не нравятся.
Но просыпается Дерек не от этого. Айзек, во сне перекатившись по кровати, сейчас прижимается спиной к груди и ощутимо вздрагивает, постанывает, осторожно толкаясь бедрами назад, в пах Дерека. От волчонка сладко пахнет возбуждением и желанием, и Дерек окончательно просыпается, когда слышит свое имя, срывающееся с красивых мягких губ жарким, жаждущим шепотом. Разморенный ночной фантазией, податливый, горячий волчонок, с таким искренним желанием шепчущий его имя, по-настоящему сводит с ума. Волк против воли пытающегося сдержать его человека тычется носом под ухо волчонку, в шею, туда где ярко и вкусно пахнет возбуждением, где учащенно бьется пульс.
– Дерек… – хрипло, просяще. Дерек прислушивается – пока еще Айзек не проснулся, но происходящее уже похоже на изощренную пытку. Ладонь ложится на гладкую ягодицу, сжимая, и несколько секунд Дерек борется с искушением, в конце концов проигрывая – тянет вниз белье Айзека, обнажая упругую красивую задницу, приспускает свои трусы, позволяя себе прижаться членом к гладкой коже.
Прикосновение отзывается в теле волной жарких искр, Дерек вжимается лицом в золотистые кудряшки на макушке Айзека, вдыхая абсолютно родной запах своего волчонка. Рука мнет упругую ягодицу, слегка отводя в сторону, и член удобно, правильно ложится в ложбинку между ягодиц, головка прижимается к сжатому, пульсирующему колечку мышц, и Дерек едва сдерживает рык, едва контролирует свою похоть, находя в себе силы для того, чтобы отстраниться, несколько раз перед этим потеревшись членом о нежную кожу.
Айзек дышит чаще, слабо дрожит в его руках, отзываясь тихим стоном, когда Дерек переворачивает его на спину, сам нависая сверху, целуя уголки приоткрытых губ.
Дерек успевает словить себя на мысли, что все происходящее – форменное сумасшествие, что он не должен так поступать по отношению к едва совершеннолетнему мальчику, не должен подпускать его так близко к себе – у Дерека целый свод запретов, ограничений, условий, – но Айзек, просыпаясь, размыкает губы, давая Дереку возможность скользнуть языком по кромке ровных зубов глубже в жаркую, влажную полость рта, лаская, полностью забирая инициативу у ошалело замычавшего в поцелуй волчонка. Цепкие длинные пальцы мгновенно ложатся на шею и поясницу, не давая Дереку отстраниться, Айзек широко раскрывает глаза, с восхищением и обожанием глядя на Дерека, и Хейл, едва сдерживая скулеж, тонет, захлебывается в этих эмоциях, по-волчьи притираясь щекой к щеке, а телом к телу. Айзек хватает губами воздух – всего мгновение – и снова вжимается губами в губы Дерека, рыча от желания.
– Тише, – властно роняет Дерек, слегка отстраняясь, и Айзек покорно затихает, распластанный под ним, закрывая глаза и скуля, когда Дерек опускает ладонь на его пах, на пропитанную смазкой ткань, уверенно стягивая белье с длинных ног волчонка, раздеваясь сам и снова ложась на юношу, вжимаясь, наслаждаясь ощущениями жара и желания.
– Дерек, – негромко выдыхает Айзек, шире разводя ноги, обхватывая бедра Дерека коленями.
– Все хорошо, – шепчет Хейл, широкими мазками вылизывая подставленную шею.
Айзек с облегчением всхлипывает, хватаясь обеими руками за плечи Дерека, когда тот, коротко облизнув ладонь, обнимает рукой оба их члена, неспешно проводя по всей длине.
– Все хорошо, волчонок, – зачем-то повторяет Дерек, позволяя себе насладиться доверчивой нежностью, плещущейся в глазах Айзека.
Айзек постанывает, дрожа от удовольствия, поглаживая пальцами загривок Дерека, слегка жмурится, когда удовольствие становится ярче, когда Дереку удается найти идеальный для обоих ритм.
Сам Дерек оставляет засосы на плечах и шее, на нежной коже – темные пятна, метка собственности, страсти, желания, и каждая сойдет к утру, не оставляя и следа на гладком алебастре.
Айзеку нужно меньше времени, чтобы дойти до пика – он изгибается под Дереком, издавая длинный, напоенный удовольствием стон, и кончает, пачкая свой живот и ладонь Дерека спермой, обмякая через несколько секунд. Дерек хрипло взрыкивает, продолжая дрочить на распластанное под ним тело, и бурно кончает, когда Айзек приподнимается на локтях, увлекая его в долгий, глубокий поцелуй.
Дерек не отпускает мальчишку в душ, вылизывает его сам, тщательно очищая гладкую кожу от капель семени, аккуратно вылизывает мягкий, болезненно-чувствительный член, и снова целует Айзека в губы, делясь вкусом спермы и собственным ненормально-болезненным желанием быть рядом, защищать, оберегать. Не отпускать от себя, не давать уйти. Лейхи удивительно податливо принимает всё это, Дереку даже кажется, что Айзек понимает все его эмоции, вложенные в этот поцелуй.
***
Чего Питер не понимал совершенно, так это почему из-за непроходимой рефлексии своего племянника он должен отказывать себе в далеко не маленьких радостях жизни типа секса со своим неугомонным, жаждущим помочь всем нуждающимся человеком.
По запаху удовлетворения, исходившему от обоих волков в одно достаточно солнечное утро, когда Стайлз заваривал шипучие лекарства для отца, нетрудно было догадаться о том, что произошло между ними ночью – хотя бы в общих чертах. По тому, как Дерек избегал любой интонации кроме рыка в разговоре с Айзеком, нетрудно было догадаться, что Дерек, в свойственной ему манере, решил волчонка защитить от себя самого.
По тому, что Стайлз вместо обещанных десяти-двенадцати дней проводил рядом с Айзеком уже третью неделю, нетрудно было догадаться, что происходящее только усугубило ситуацию.
– Откуда столько альтруизма? – Стилински недоверчиво щурится, разглядывая своего волка.
– Какой альтруизм, о чем ты? – Питер ехидно кривится, качая головой и подталкивая к Стайлзу банку с каким-то кремом и записку, написанную рукой Дитона. – Я предпочитаю, чтобы ты ночевал в моей постели, Стайлз.
– Действительно, какой уж тут альтруизм, – беззлобно хмыкает Стилински, садясь рядом с Питером на диван. – Это реально успокаивает, мужик…
Питер громко фыркает, обнимая своего человека за плечи, настойчиво притягивая его к себе.
– А почему Дитон мне об этой мази ничего не сказал? Я ведь спрашивал… – Стайлз непонимающе хмурится.
– Скорее всего дело в вашей общей беде, – Хейл демонстративно всплескивает руками. – В неумении правильно выражать свои мысли и задавать вопросы.
– Так… значит… – Стайлз вчитывается в инструкцию, написанную мелким почерком. – В общем, лучше всего – массаж с этой штуковиной? Я умею делать массаж, – Стайлз воодушевленно подскакивает, несколько раз проходясь вдоль дивана. – Ты ведь не против?
Питер демонстративно фыркает еще раз, на этот раз в ответ на прозвучавший в голосе Стайлза сарказм, и медлит несколько секунд, давая подошедшему к двери лофта Дереку замереть, прислушиваясь к последнему вопросу Стайлза.
– Я не против того, что ты уже месяц спишь в его постели, думаешь, что меня можно чем-то удивить?
– Благослови Луна твои широкие взгляды, волчище! – Стайлз негромко смеется, наклоняясь к оборотню, коротко целуя в переносицу – Питера всегда обескураживала эта ласка, сбивала весь ехидный настрой. Так и сейчас он еле сдерживает широкую улыбку, ограничиваясь чуть приподнятым уголком губ.
Дерек с грохотом и разливающимся в воздухе ревнивым раздражением открывает железную дверь лофта.
– Я пошел, – Стайлз срывается в сторону лестницы, избегая встречаться с Хмуроволком и выяснять причины его явно не жизнерадостного настроения.
Дерек на дядю смотрит с нескрываемым раздражением несколько долгих минут. Питер привык к этому взгляду – он достаточно часто появлялся в лофте племянника, а этот взгляд давно уже стал своеобразным приветствием.
От предложения пойти выпить Дерек дергается, как от пощечины.
– Какого черта здесь происходит? – Дерек неприязненно кривится, принюхиваясь. – Что ты тут делаешь?
– Стайлза жду, – просто роняет Питер, откровенно растягивая разговор, давая Стайлзу время и давая Дереку дозреть.
– Насколько я знаю, он здесь снова проторчит до утра, – Дерек скрещивает руки на груди, исподлобья глядя на дядю. – Собираешься всю ночь здесь провести?
– Зачем же? – Питер беззаботно пожимает плечами, слегка улыбаясь. – Твоему волчонку, – Питер совершенно игнорирует лазурные искры, вспыхнувшие в зеленых глазах племянника, – просто нужно расслабиться. Старым добрым способом. Поверь, Стайлз в этом профи, – Питер мечтательно урчит, слегка закатывая глаза. – Талант.
Дерек давится рыком, глядя на дядю, а Питер про себя тихо радуется своей репутации законченного извращенца.
– Если поможет, – Питер с ленцой улыбается, – и если обоим понравится, думаю, нет препятствий, чтобы продолжать эту своеобразную… терапию. Куда меньше времени и сил отнимает, в сравнении с целой ночью рядом с беснующимся оборотнем. И удовольствия больше.
Последней фразы Дерек откровенно не выдерживает, и, коротко рыкнув на дядю, уходит к лестнице, оставляя Питера прислушиваться к происходящему на втором этаже.
Тронуть Стайлза Дерек не посмеет, разве что нарычит – но к этому Стайлз привычен.
Стилински, недовольно ворча, спускается через несколько минут – притихший, непонимающе хмурящийся,– и сходу впечатывается лицом в грудь поднявшегося ему навстречу Питера.
– Что случилось, малыш? – никаких скандальных криков со второго этажа не доносилось, вообще почти никаких слов, поэтому представить произошедшее там, наверху, Питеру было сложновато.
– Это ведь не какой-то оборотнический афродизиак был? – бормочет Стайлз от которого веет откровенным, почти шокированным изумлением.
– Нет, – честно отвечает Хейл, бережно обнимая своего человека за плечи. – Просто массажный крем. Хороший.
– Ты меня использовал, – вздыхает Стайлз, укоризненно качая головой.
– Может, немного, – Питер целует Стайлза в макушку. – Что случилось?
– Ну, скажем так, я невольно стал свидетелем начала очень откровенной сцены… – Стайлз слабо хмурится, вспоминая Дерека, прижимающего вышедшего из душа Айзека к стене его спальни, жадно, собственнически забирающегося ладонями под прикрывающее бедра волчонка полотенце. – И Дерек на меня нарычал, – жалуется, ткнув Питера локтем под ребра. – Не очень внятно, но общий смысл “вали отсюда” я понял. Из-за тебя всё.
– Наверное, мне стоит попытаться загладить свою вину, – Питер настойчиво подталкивает Стайлза к выходу из лофта, понимая, что скоро стоны Айзека окажутся доступными и человеческому слуху.
– Да уж это точно, – Стайлз замирает, мотая головой, когда слышит два довольных рыка со второго этажа. – Да. И мороженое с молочным коктейлем – это только начало.
– Как скажешь, – Питер целует Стайлза в висок, коротко хмыкая. – Мороженое и молочный коктейль с собой?
– Не тупи, волчара. Ты же не думаешь, что я собираюсь потратить с таким трудом освобожденный вечер на Макдональдс? Конечно, с собой.
