Текст книги "Плен (СИ)"

Обыкновенный день, каких в неделе семь, в месяце тридцать, а в году триста шестьдесят пять. Урок Защиты от Темных Искусств – своеобразное проклятье – на должности преподавателя этой дисциплины никто более чем на год не задерживается. Очередная жертва – профессор Снейп. Никто и не сомневался, что этот предмет перейдет в новые руки, но подобная перестановка кадров смутила всех.

Это далеко не первое занятие со Снейпом, мы успокоились и приняли его как необходимое зло. Привыкнуть можно ко всему.

Я привыкла раньше всех – к его непосредственному существованию. Я даже находила необъяснимую прелесть в том, что он был. Просто был – и ничего лишнего.

И вот сейчас он тоже был. Это так несущественно, но, да – он мерил шагами пространство между рядами, наблюдая за нами из-под приспущенных ресниц. Я украдкой бросала взгляды на невозможно четкий профиль, плотно сжатые губы – и снова опускала глаза на исписанный лист пергамента. Бледно-желтый материал впитывал в себя чернила – контраст, отражение которого впечаталось в облик мрачного зельевара. Человек науки, пергамента и темно-синих чернил. Мрачный, нелюдимый и болезненно-блеклый. Худое лицо в рамке черных волос.

До чего же странно и невообразимо.

Я никогда и никому не признаюсь, в кого была влюблена. О, нет.

– Итак, я полагаю, вы закончили работать со своими конспектами, – его голос медленно разрезал тишину. – Приступим к контрольному опросу.

Справа от меня подавленно вздохнули Рон и Гарри. Я нервничала не меньше их, мне все казалось, что я обязательно что-то забуду.

– Тема опроса: теория невербальных заклинаний. И не забудьте подписать листок – анонимные работы я даже проверять не стану, – Снейп остановился и многозначительно посмотрел в нашу сторону.

Краем глаза я заметила, как Рон недовольно скривился и вывел крупными буквами свою фамилию в правом верхнем углу листа. Поразмыслив немного, он дописал номер курса и факультет. Я тихонько хмыкнула и перевела взгляд на профессора. Скрип перьев затих и в классе воцарилась тишина.

– Итак, первый вопрос: определение невербального заклинания.

Снейп снова двинулся вдоль рядов, пристально вглядываясь в лица учеников.

– Второй вопрос: теория применения.

Рон заерзал на скамейке.

– Гермиона, правда, ты мне поможешь? Я же ничего не знаю, – его шепот едва не переходил в хныканье.

Я пнула его ногой под партой, чтобы не шумел.

– Помогу, Рон, только для начала я сама все напишу, ладно? – я надеялась, что мое раздраженное шипение кроме Рона никто больше не слышит.

– Преимущество невербальных заклинаний, – продолжал профессор.

Это уж я знаю. Ни с чем не сравнимое удовольствие – ощущение тяжести многочисленных знаний и легкости, с которой перо скользит по бумаге, перенося на нее на зубок выученные правила. Я дописала последнее слово и поставила точку.

Снейп молчал. Три вопроса? Маловато, я готова была ответить еще хоть на десять. И самое интересное в самостоятельную работу не попало. Я отложила перо в сторону и теперь исподтишка наблюдала за широкой черной спиной, возвышающейся над партой, за которой сидел Невилл. Бедняга посерел от страха, снизу вверх глядя на слизеринского декана.

Рон аккуратно прикоснулся к моему плечу – я даже удивилась, откуда в нем взялось столько нежности. Он смотрел на меня умоляющими глазами и тыкал пальцем в лист пергамента.

– Ты, что, Рон, совсем ничего не знаешь?

– Ты же обещала помочь мне, – прошипел он.

– Ладно, раз обещала, значит, помогу. Но, учти, Рональд, это последний раз, – я облокотилась левым локтем о парту, повернувшись к Снейпу спиной, а к мальчикам – лицом.

Мысленно проклиная себя за излишнее добросердечие, я аккуратно подвинула свою работу к Рону и Гарри – так, чтобы видно было обоим. Они, не раздумывая, принялись за списывание, благо, на это обычно уходит меньше времени, чем на самостоятельное обдумывание вопросов.

– Коллективное мышление улучшает результаты – так вы считаете, Поттер, Уизли… Грейнджер? – язвительный голос, прозвучавший над нашими головами, отрезвил бы даже наглеца Малфоя.

Мы как-то синхронно выпрямились и испуганно воззрились на Снейпа. Как он здесь оказался, я не поняла – у него была некая врожденная способность возникать из ниоткуда и исчезать в никуда. К сожалению, первый свой талант он использовал чаще, чем нам хотелось бы.

Пронзительный взгляд черных глаз скользнул по моему лицу, мне показалось даже, что я заметила тонкую усмешку, тронувшую его губы. Я поежилась и покосилась на друзей: Рон зеленел от злости, а Гарри сердито хмурил брови. Мы приготовились к обороне.

– Мисс Грейнджер, вот уж не ожидал от вас такого, – рот Снейпа скривила колючая ухмылка.

– Сэр, не наказывайте Гермиону, это все мы… – начал было Рон, но профессор прервал его.

– Молчать. Я не спрашивал вас, мистер Уизли.

– Но, сэр! – теперь уже Гарри попытался вступиться.

– А вас, мистер Поттер, тем более, – процедил Снейп. – Мисс Грейнджер, идеальная ученица, гордость курса – где ваша хваленая гриффиндорская честность?

До моего слуха донесся едкий малфоевский смешок.

– Вы без зазрения совести даете списывать безнадежным двоечникам. И таким образом вы надеетесь сделать их умнее? Я в вас разочарован. Минус тридцать баллов с Гриффиндора и… явитесь в субботу вечером ко мне в кабинет, отбывать наказание.

– Но, сэр, это все я виноват! – Рон дернулся, чтобы вскочить на ноги, но я вовремя положила руку на его плечо. – Наказывайте нас, а не Гермиону!

– Не стоит геройствовать. Но, если вам так хочется, то я могу с каждого снять еще по десятке баллов. И, к слову, ваши работы аннулированы. Всех троих.

Я упала духом. Меня не волновало ничего, кроме потерянных баллов, аннулированной работы и – это ужасно – его мрачной улыбки и черноты холодных глаз.

Рон попытался хоть как-то утешить меня – наверное, слишком уж понурилась обычно самоуверенная зазнайка Гермиона Грейнджер. Он опустил руку под стол и крепко сжал мою ладонь. Я только покачала головой.

Четверг и пятница пролетели быстро, а я все пыталась понять, какое чувство во мне преобладает: страх или непреодолимая тяга к мрачным подземельям, где меня ожидала отработка. Путем анализа я пришла к выводу, что две противоположных эмоции слились в единое целое. Я плохо спала эти два дня, пыталась хоть как-то отвлечься от лишних мыслей. Но даже учебники не помогали, а я все злилась и злилась.

В конце концов, стоя на пороге кабинета Зельеварения, я решила смириться со своей судьбой и, скрепя сердце, постучала в дверь. Внутри похолодело, едва я услышала знакомый голос:

– Да. Войдите.

Я глубоко вздохнула и нажала на тяжелую медную ручку. Дверь открывалась вовнутрь – придерживая ее одной рукой, я осторожно шагнула вперед. Наверное, выглядела я очень глупо – нервная, испуганная, с бегающим взглядом. В этот момент я почему-то подумала о том, что не успела как следует причесаться, и теперь мои волосы торчат во все стороны самым непотребным образом.

Я огляделась. Ни разу до этого момента я еще не видела этот класс пустым. Непривычная тишина, пустые ряды – все это рождало ощущение новизны.

Из ступора меня вывел голос Снейпа:

– Что, непривычно, мисс Грейнджер? Все бывает в первый раз.

Он сидел у себя за столом – традиционно строгий и бледный. Я поджала губы и решила промолчать.

– Что же вы стали? Подойдите ко мне.

Я слегка удивилась – сухости в его тоне поубавилось, зато появилась необъяснимая усталость. Я, не нарушая собственного молчания, двинулась в сторону учительского стола. Остановившись, я замерла в ожидании и опустила глаза, избегая встречаться с ним взглядом. А он, казалось, просто сверлил меня им.

– Что же вы стоите, мисс Грейнджер? Присаживайтесь, – он тяжело смотрел, как я опускаюсь на стул, будто специально приготовленный, и складываю руки на коленях, потупив взор.

– Каким образом мне надо будет отрабатывать свою провинность? – я постаралась, чтобы мой голос не дрожал от волнения. На самом деле, мне хотелось провалиться под землю от смущения.

– Вы поможете мне варить одно лекарственное зелье для школьного лазарета. Ничего больше от вас не требуется.

– И все? – я, не сдержавшись, подняла голову.

Снейп вскинул бровь и слегка качнул головой в бок.

– Вам этого недостаточно?

– Вполне достаточно, сэр.

Я решила, что больше ничему не буду удивляться.

Он встал. Я последовала его примеру, нервно вскочив на ноги, чему профессор едва заметно усмехнулся. Следуя приглашающему жесту его руки, я последовала за Снейпом к тяжелой дубовой двери, ведущей в лабораторию.

Войдя за ним, я едва не задохнулась душными травяными парами. Закашлявшись, я закрылась рукавом и виновато взглянула на Снейпа, который удивленно обернулся. Ничего, однако, не сказав, он подошел к огромному котлу и склонил над бурлящим зеленым варевом свой крючковатый нос. Я не могла оторвать глаз от его угрюмой фигуры, хотя совершенно не понимала, что же в нем меня так привлекло. Нонсенс, не поддающийся логике – Снейп не был красивым, молодым и горячим. Он был совсем не похож на Рона. Рон. При воспоминании о нем мне отчего-то стало стыдно.

– Мисс Грейнджер?

– Да, сэр, – я покорно подошла к профессору и увидела в его белых пальцах небольшой пласт древесной коры.

Снейп выжидающе смотрел на меня.

– Готовите зелье от мозолей и бородавок? – мой голос звучал неуверенно, хотя я знала, что не ошиблась.

Мне показалась или в тот момент тень улыбки пробежалась по его губам? Он мягко шагнул в мою сторону, сминая пальцами кору. Раздался сухой хруст – гладкую поверхность разрезали кривые трещины.

– Ивовая кора?

И снова не ошиблась.

– Вы правы, мисс, – тихо ответил Снейп и вложил в мои руки ингредиент. – Разломайте ее на кусочки и высыпьте в котел.

Я повиновалась. Кора была жесткой и достаточно плотной. Для того, что превратить ее в мелкое крошево, мне потребовалось несколько минут, в течение которых мои действия находились под прицелом внимательных глаз. Стряхивая с рук остатки измельченной коры, я думала о том, как бы Снейп не заметил жгучий румянец, несомненно выступивший на моих щеках. Мне тогда казалось, что я была краснее мака. А он все молчал.

– Я закончила.

Снейп подошел к котлу, оценил одним взглядом зелено-бурый цвет кипящего зелья и удовлетворенно хмыкнул. Я стояла, опустив голову и заложив руки за спину – лучшей позы не придумала. На его лицо старалась не смотреть, боясь быть уличенной в безграничном смущении при одном лишь соприкосновении взглядами.

– Этого достаточно, мисс. Вы можете быть свободны.

Я чуть пошатнулась, тряхнула спутанными волосами и все-таки подняла глаза. Наверное, в них отражалось такое невиданное удивление, раз Снейп без стеснения издал веселый смешок.

– Вы удивлены?

Удивлена… Возмущена. Только в это мгновение я поняла, что готова была хоть весь вечер провести в стенах этого затхлого сырого помещения, насквозь пропахшего зельями. Мне даже не по себе стало от таких мыслей.

– Сэр… я… я думала, наказание будет более суровым, – была надежда, что он сочтет подобное признание честным и справедливым.

– Вы жестоко обманулись, – с иронией протянул Снейп. – Но, может быть, чашка чая в компании со мной покажется Вам достаточно жестким наказанием? Я надеюсь.

На секунду мир перевернулся. Пытаясь докричаться до себя сквозь нарастающий звон в ушах, я отчаянно соображала, что делать дальше. Это не было сном и уж тем более наваждением.

– Хорошо, – согласилась я, нервно кивнув, и изобразила учтивую улыбку.

Несколько взмахов его волшебной палочки – и маленький неуклюжий столик в углу лаборатории приобрел вполне аппетитный вид. На нем появился дымящийся фарфоровый чайник, две чашки и вазочка с печеньем. С трудом веря в происходящее, я на ватных ногах прошла в угол помещения и опустилась на скрипящий стул с вылинявшей бархатной обивкой. Трясущиеся руки сами собой потянулись к чашке – уже полной – чтобы запить потрясение. Снейп сидел напротив и, сощурив черные глаза, изучал. Мне казалось, что я кожей чувствую, как его острый взгляд вычерчивает узоры на моем лице.

Я совершенно не знала, о чем говорить с ним – со взрослым мужчиной. Я смущалась, терялась в догадках и предположениях. Я понятия не имела, с какой целью профессор устроил это странное чаепитие. А он все молчал – словно ждал, пока с моих губ сорвется хотя бы слово. И я не выдержала.

– Откуда у вас такой милый фарфоровый сервиз?

Щекам стало горячо – глупее вопроса не придумаешь. Я робко улыбнулась и сделала глоток дымящегося чая. Чашка была щербатой.

– От матери, – сухо ответил Снейп.

Я продолжала клясть себя за очевидную мне трусость. Ни перед одним представителем мужского пола я так не робела. Но это же… Северус Снейп.

– Гермиона, – при звуке моего имени по телу пробежала сладкая дрожь. – Взгляните на меня.

Я почувствовала подвох, но все же осмелилась прямо посмотреть в его глаза – такие пугающие и манящие одновременно. И одного взгляда ему хватило. Хватило, чтобы прочесть меня как открытую книгу – и он наконец-то улыбнулся той самой улыбкой, тень которой долго витала на его губах. И которая показалась мне до странности приятной и ласковой.

– Я вам нравлюсь, – это было утверждение.

Мне оставалось лишь удивленно приоткрыть рот и часто заморгать.

– Как ни странно, вы мне – тоже.

Я опустила чашку на стол – пожалуй, слишком резко, и судорожно втянула в себя воздух. Заставила себя улыбнуться. В ногах появилась нежданная слабость: если бы я захотела подняться в тот момент, не смогла бы. Каменный пол стал слишком мягким и зыбким, чтобы на нем стоять.

– Вы удивлены? – Снейп повел бровью. – А я нет. У нас слишком много общего, Гермиона. Согласен, для вас это неожиданно. Но стоило ли тянуть с подобным разговором? Если бы я сомневался в вашем отношении ко мне, то, поверьте, вас бы сейчас здесь не было. Но, поскольку мне все известно, я решил внести ясность в положение дел. Вы нравитесь мне, вы восхищаете меня – и, к сожалению, или к счастью, не только как замечательная ученица.

Я слушала. Руки дрожали, а шея горела огнем. Это какой-то розыгрыш.

– Я понимаю ваше смущение… – Снейп немного помолчал. – Вы – молодая неискушенная девушка, к тому же, я – ваш… преподаватель. И мне не семнадцать лет, я взрослый мужчина с соответствующими потребностями.

Меня слегка передернуло от его откровенности. Я, конечно же, понимала, что профессор – не зеленый мальчишка, но мои мысли никогда не заходили так далеко. Я была из тех девушек, чье воображение ограничивалось сценами из классических романов – робкие прикосновения, целомудренные поцелуи, влюбленные взгляды – вот и все, на что отваживалась моя фантазия. Пожалуй, я была несколько старомодна.

– Вы в порядке, Гермиона?

Голос профессора вывел меня из оцепенения.

– Да, – еле слышно пролепетала я. – То есть, нет… Не знаю.

Я беспомощно взглянула на Снейпа.

– Я не хотел вас напугать своими словами, но, кажется, у меня ничего не получилось, – удрученно заметил он. – Просто мне подумалось, что лучше сразу предупредить вас о том, что я далек от юношеской романтики. Чтобы у вас не было на этот счет никаких иллюзий.

Мне показалось в тот момент, что я воспринимала ситуацию рационально, с присущим мне реализмом. Поэтому я кивнула.

Снейп встал, подошел ко мне и протянул свою узкую ладонь. Я подала ему руку и поднялась, хоть у меня и подкашивались ноги. Кажется, он это понял – в следующий момент я была мягко прижата к худой груди, в которой гулко стучало сердце. У меня не было сил сопротивляться или строить из себя приличную девушку – слишком уж невинной я была для таких игр – и еще через минуту профессор целовал мои дрожащие нецелованные губы. Два года назад я имела шанс поцеловаться с Виктором, но не сложилось. Первый поцелуй мне подарил Северус Снейп.

========== 2. ==========

До наступления рождественских каникул мы виделись только на занятиях и – изредка – в перекрестках коридоров Хогвартса, где посторонние взгляды не давали нам возможности даже переглянуться. В конце концов, мне стало казаться, что та встреча в подземелье, тот неожиданный разговор и поцелуй, до сих пор горящий на моих губах, – все это было лишь странным сном. Или жестоким розыгрышем.

Или профессор Снейп вспомнил о субординации и решил отложить продолжение этой истории до лучших времен. В такой вариант мне хотелось верить больше всего, поскольку я жаждала рационального объяснения всему, что со мной происходит.

На моих глазах Рон начал встречаться с Лавандой Браун, этой красивой, но совершенно пустой девушкой. Я бесилась и плакала в подушку – меня разъедали ревность и зависть чужому счастью. У них все складывалось донельзя просто, а я каждый вечер хоронила надежду на то, что все происходящее со мной – не бредовая иллюзия.

Когда пришла пора каникул, я прокляла Снейпа с его подземельями, Рона с его невыносимо легкомысленным романом, сложила чемоданы и уехала к родителям.

Я никого не ждала и ни на что не надеялась, когда ранним заснеженным утром ко мне в окно постучалась взъерошенная сова с привязанным к лапе пергаментным свитком.

«Мисс Грейнджер, жду вас сегодня в любое время у себя…»

«Паучий тупик…» – шепотом прочла я адрес.

В конце стояла подпись: «Северус Снейп».

Я минут пять стояла на одном месте, не отрывая глаз от короткого приглашения. Есть такое странное чувство, которое возникает, когда ты стоишь на пороге воплощения мечты – смесь страха, от которого дрожат ноги и холодеет спина, и радостного волнения, увлекающего сердце в первобытный танец. Страх был сильнее.

Вспомнились наставления мамы: приличным девочкам ни под каким предлогом нельзя навещать одиноких мужчин. Дом мужчины – его законная территория, на которой он может сделать все, что ему вздумается, и не испытывать при этом ни малейшего чувства вины. «Полезла в медвежью берлогу – не вини потом медведя за то, что он снял с тебя скальп», – говорила мне мама.

Я глубоко вздохнула и сложила письмо. Выбор был уже давно сделан и, кажется, не мной.

На улице крупными хлопьями валил снег. До Рождества оставалось всего ничего – каких-то два дня. Я шла, плотно закутавшись в зимнюю куртку и натянув на лицо толстый вязаный шарф – бабушкин прошлогодний подарок. С каждым шагом в моей душе нарастала паника. В глубине души я прекрасно осознавала, на что иду. Возможно, и бабочки все понимают, когда летят на огонь, очарованные его красотой.

Поглощенная мыслями, я и не заметила, как вплотную подошла к старому дому в занесенном снегом мрачном переулке. Передо мной чернела облупившаяся входная дверь. Оставалось только протянуть руку и постучать – звонка не было.

На какой-то миг у меня появилась мысль, что еще не поздно передумать, развернуться, убежать – и тогда все бы и дальше шло своим чередом. Но ноги не слушались, в голове все смешалось, и еще вот это: «разве я трусиха?» прозвенело в сознании.

Я постучала. Прошло всего несколько секунд, но у меня перед глазами успела пронестись вся моя жизнь – так, говорят, бывает перед смертью.

Проскрежетал в замочной скважине ключ, скрипнула дверь – и передо мной выросла темная фигура профессора зельеварения.

– Гермиона, – произнес Снейп. Его взгляд застыл на моем лице.

– Здравствуйте, профессор…

– Заходите, не стойте на холоде, – он посторонился, пропуская меня внутрь.

Я попала в небольшую комнатку с темными углами, выцветшими обоями и старой мебелью. Два кресла с протертой обивкой, книги, много книг – ими до основания были забиты трещавшие по швам деревянные шкафы. Накрытая пледом софа, маленький столик, заваленный бумагами, какими-то коробочками, сухими цветами и кореньями, колбочками и бог еще весть чем. Пока заботливые мужские руки помогали мне освободиться от верхней одежды, я подумала о том, что достаточно лишь одного взгляда на это мрачное жилище, чтобы понять, кто здесь обитает.

– Вам здесь не темно? – робко поинтересовалась я, наблюдая за тем, как Снейп вешает мою куртку на крючок.

– Вы правы, Гермиона, – он коротко взглянул на меня и двинулся в сторону торшера, одиноко стоявшего в углу. Через мгновение комната осветилась приятным теплым светом. Обстановка утратила свой минорный флер.

Я улыбнулась и увидела, как тонкие губы профессора изогнулись в ответ. Мне стало легче дышать, когда с него слетела маска нелюдимой суровости, но дрожь из коленей не ушла, и в животе никак не желал ослабляться тугой узел страха.

Снейп, словно с целью разрядить обстановку, повел рассказ о своем жилище, своих многочисленных книгах и волшебных травах – он говорил уверенно-спокойно, как знаток своего дела – и этим восхищал. Я молча слушала и старалась чаще улыбаться, чтобы скрыть свое волнение.

– Вы меня боитесь, – вдруг констатировал он и приблизился ко мне на критическое расстояние, от которого у меня перехватило дыхание. Взгляд его черных глаз вонзился в мое лицо. Снейп изучал меня, вслушивался… вчитывался. А я стояла и уговаривала себя не пасовать. Но не выдержала и отвела взгляд.

– Не боюсь, – тихо ответила я. – Но… Я никогда не была… вот так вот… наедине с мужчиной, у него дома. Вы меня понимаете?

– Понимаю, – медленно протянул он.

– А еще я, получив письмо, бросила все и побежала сломя голову к вам. Разве приличные девушки так делают?

– Приличные девушки и не такое порой вытворяют, – усмехнулся профессор, несколько отстранившись.

Моим щекам стало жарко.

– Вы смеетесь надо мной? – теперь я, наконец, отважилась посмотреть ему в глаза.

– Смеюсь, но не над вами. Над выражением «приличная девушка». Ума не приложу, кто первый его придумал. Вы хоть представляете, скольких погубило это клеймо? Стоит только «приличной девушке» кого-то по-настоящему страстно полюбить – и ее жизнь летит под откос, она умирает для общества. Потому не стоит загонять себя в прокрустово ложе хорошей репутации. Будьте собой, Гермиона, и делайте то, что велит вам сердце.

Профессор подошел к небольшому шкафчику из темного потрескавшегося дерева и достал оттуда бутылку и два бокала.

– Вина? – поинтересовался он.

– Я не пью.

– Я вас научу.

– Вы – змей-искуситель, – позволила я себе пошутить.

– Я не против этой роли, – отметил Снейп с некоторым лукавством.

Несколькими быстрыми и точными движениями он расчистил место на столике и поставил туда бокалы, предварительно смахнув с них пыль. Взмахом волшебной палочки раскупорил бутылку вина, затем поднял голову и выжидающе взглянул на меня.

– Не желаете присесть?

Я изобразила растерянную улыбку (в какой по счету раз за этот вечер?) и присела на софу. Сложив руки на коленях, я стала смотреть, как алая струйка, отсвечивающая золотом в свете лампы, вылетает из зеленого горлышка и блестящим вихрем закручивается в прозрачном стекле бокала.

Красное вино напоминает жертвенную кровь. Я знала, чью кровь оно символизировало в тот вечер, но даже пальцем не пошевельнула, чтобы убежать, спастись, вернуться домой, в свою комнату. Происходящее завораживало меня, как удав завораживает кролика.

Разлив вино, Снейп присел рядом и протянул мне бокал.

– Предупреждаю: от красного вина чернеют зубы.

– Не беда их почистить, – улыбнулась я.

– Вы улыбаетесь, – взгляд Снейпа потеплел. – Еще и глотка не сделали, а уже улыбаетесь.

– Почему бы и нет?

– Действительно… – он поднял бокал. – Гермиона. Сейчас я произнесу тост, мы сделаем по глотку, и я вас поцелую. А затем – больше никаких «вы».

Я лишь кивнула, а по моему телу вновь пробежала ледяная дрожь.

– Сегодня мы выпьем за смерть условностей.

Зазвенело стекло, наши руки сплелись в «брудершафте» – краем сознания я успела удивиться, откуда волшебнику известен этот маггловский обычай – и моих губ коснулось сладкая жидкость. Я подержала вино во рту, привыкая к новому вкусу, а потом проглотила – и по телу горячими волнами растеклось тепло. Я ощутила слабость в ногах, в груди разгорался жар, словно во мне растопили костер. И все это от одного глотка вина.

Снейп заметил мое состояние и, забрав у меня напиток, отставил бокалы на стол.

– Ты никогда не пила вино, – он провел пальцами по моему лицу и откинул несколько непокорных прядей. – Смотрю на тебя и вспоминаю свой первый раз…

– Первый раз, когда вы попробовали вино? – прошептала я.

– Да, да, вино, – усмехнулся он и придвинулся ко мне вплотную. – Ты помнишь, что мы должны сделать?

– Да, профессор С…

– Северус. Просто Северус.

– Северус, – еле слышно произнесла я и снова ощутила, как кровь приливает к лицу.

Он не стал ждать. Его руки властно притянули меня, и мое тело оказалось в плену мужских объятий. Я закрыла глаза, и через мгновение мои губы накрыл пряным поцелуем горячий рот. Я потеряла себя, отдавшись опьяняющей сладости, мои руки робко легли ему на плечи – он вздрогнул и прижался ко мне всем телом.

– Гермиона… – хрипло проговорил Снейп, оторвавшись от моих губ. – Мне мало тебя…

И снова в меня ворвался его язык, безжалостно убивая стыдливость и рождая новые чувства. Я вся горела, перед глазами плясали языки пламени, для моего воспаленного сознания в те минуты не существовало ничего, кроме его влажного жаркого рта, холодных рук, ласкающих мою шею… грудь… живот… и болезненной сладости, стянувшей низ живота.

Я забылась и не заметила, как длинные проворные пальцы расстегнули пуговицы на моей блузке. Вздрогнув от холодящего прикосновения, я очнулась и отшатнулась от мужчины.

– Что вы… ты делаешь? Я не готова к такому, – испуганный шепот заставил его затуманенный взгляд встретиться с моим.

– Я знаю, как это проверить, – несмотря на тяжелое дыхание, его голос оставался спокойным. – Что ты чувствуешь… здесь?

Его рука скользнула по моему животу вниз, туда, где так сладко ныло пульсирующее желание.

– Я… я не знаю, как это описать… – в ту минуту мне очень хотелось встать и уйти отсюда, пока не случилось непоправимое, но кружащая голову страсть оказалась сильнее инстинкта самосохранения. – Там… горячо. Очень горячо.

– Ты готова к большему, чем тебе кажется, – произнес Снейп, гипнотизируя меня глазами.

Снова поцелуй – глубокий, чувственный. Блузка незаметно оказалась где-то на полу. Туда же отправился и мой простой хлопковый бюстгальтер – как белое знамя капитуляции, предательски подрубленное вражеским мечом. Обжигающие мягкие губы были везде – прошлись по нехоженым тропам моей шеи, спустились к ложбинке между полушариями груди. Я была чистым полотном, попавшим в руки уверенного в себе художника, который выписывал на мне свои причудливые узоры. Безвольно подчиниться его прихотям – все, на что у меня хватило сил.

Стянув с меня остатки одежды, Снейп остановился. Его взгляд стал неожиданно ясным.

– Встань.

Я не смогла ослушаться и поднялась с софы на трясущихся ногах.

– Убери руки, – мягко попросил мужчина, заметив, что я стыдливо прикрываюсь.

Я опустила веки, чтобы не видеть своего отражения в его восторге, и выпрямилась, свободно опустив руки. Было что-то странное в том, что я вот так вот, без одежды, стояла посреди старой комнатушки, заваленной пыльными книгами и сухими цветами. За мной светил торшер, и я успела разглядеть на противоположной стене тень незнакомой девичьей фигуры.

– Ты восхитительна, – прошептал Снейп. – Ты не представляешь, насколько восхитительна.

Он поднялся, на ходу расстегивая черную мантию. Дальше все происходило слишком быстро – я снова была сломлена требовательным поцелуем, затем повисла безвольной куклой в его руках, чтобы через несколько вздохов оказаться в холодной постели и остатками сознания цепляться за дрожащие отблески пламени, танцующие на черном потолке.

– Нет, прошу вас, я не могу так… – мои руки уперлись в худую грудь профессора. Я оказалась в ловушке и только за секунду до гибели осознала, куда меня привело любопытство.

– Гермиона, ты знала, на что шла… Я предупреждал… – прерывисто шептал Снейп, покрывая поцелуями мои плечи. – Будет больно, потерпи немного… Прошу…

Дальше – колено между ног, короткая вспышка сопротивления с моей стороны, резкий толчок, два толчка, три толчка, острая боль, сметающая тонкую вуаль удовольствия, мои всхлипы вперемешку с его учащенным дыханием. Он истязал меня, заставлял смотреть ему в глаза, заключив мое лицо в свои холодные руки, слизывал слезы, которые безостановочно текли по моим щекам. Я запомнила каждое его движение, каждый стон, каждый вздох, которые врывались в меня, оставляя неизгладимые следы.

– Гермиона… – последний рывок, и он зарылся лицом в мои волосы.

Я лежала, придавленная тяжестью изможденного тела и изучала потолок, на котором плясали огненные тени – это свеча, догорая, трепетала в молчаливой агонии. В комнате царила тишина – ее нарушало лишь сбивчивое мужское дыхание.

– Мне тяжело, – прошептала я.

Снейп очнулся, поднял голову и заглянул мне в глаза. Затем, ничего не сказав, скатился на ледяную простынь и лег на спину. Я вздрогнула, ощутив прикосновение холодного воздуха – в этом жилище явно были проблемы с отоплением. Завернувшись в одеяло, я села на край кровати и опустила вниз босые ноги.

– Ты привыкнешь, научишься получать удовольствие. Первый раз всегда больно, – прозвучало за спиной.

– Может быть, – отозвалась я бледно.

«Ты знала, на что шла» – звучало в моей голове тысячью голосами. В глазах снова закипали слезы. Я спустила ноги на обжигающий холодом пол, готовая бежать отсюда хоть так – голой по снегу, продираясь сквозь морозный воздух и возмущенные взгляды прохожих.

– Мне надо идти. Родители ничего не знают, будут волноваться.