Текст книги "Хозяин моей крови (СИ)"

Автор книги: Bonifacy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

========== Смешанная кровь или самый страшный секрет ==========

– Спасибо за яблоки, друг. Ладно, уже темнеет, мне пора в храм.

Девушка развернулась, чтобы уйти, но Нат перехватил её руку. Она дернулась, но его хватка оказалась на удивление цепкой.

– Маринетт, постой! Сейчас лето, почему ты в таких длинных одеждах, скрывающих твоё тело? Ты живешь неподалеку от моей деревни уже год, но я ни разу не видел твоей обнаженной шеи или ног. Я слышал, ты живешь с мужем? Он что, тебя бьет? Признайся, поэтому ты скрываешь свое тело?

– Н-нет, Натаниэль, дело не в этом, – оправдывалась Маринетт, растерянно оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что никто не смотрит.

– Ты что-то скрываешь! – разозлился сын конюха, свободной рукой отдернув тонкую ткань платка. Ба-бах! – платок слетел, являя взору тонкую девичью шею, изуродованную многочисленными укусами от клыков.

– Неужели это…

Изумленный, Натаниэль не мог подобрать слов, чтобы выразить эмоции, которые он испытывал в данный момент. В голове что-то щелкнуло – внезапная догадка сразила насквозь, словно стрела. До того велико потрясение. Натаниэль, промычав что-то нечленораздельное, обессиленно рухнул на землю.

– Это не то, что ты подумал! – вскрикнула Маринетт и, воспользовавшись растерянностью друга, выхватила платок из его рук и ринулась прочь.

Она бежала в храм, захлебываясь в собственных слезах. Её терзали мысли о том, что Нат всем разболтает об увиденном, люди сочтут её девой, плененной вампиром, и запретят ей ходить в их деревню. И это ещё цветочки, ведь дождавшись ночи, они могут прийти к ней в дом с вилами и факелами, поджечь храм, а её оставить на произвол судьбы. Поддавшись панике, Маринетт не заметила, как споткнулась о камень, поцарапав коленку. Она лежала на земле, судорожно глотая ртом воздух. Слезы продолжали течь по её щекам, оставляя за собой мокрые дорожки, попадая в рот. Алая кровь горячей струёй била из раны, но Дюпен-Чен была слишком подавлена, чтобы обратить на это должное внимание.

Её ночной кошмар, её самый страшный сон сбылся. Она ведь просто хотела тихой и спокойной жизни, в окружении родных и друзей. Даже когда учуяв за десятки миль аромат её крови, вампир похитил её, она не отчаивалась, ведь её не покидала надежда о светлом будущем. Но теперь эта мечта растоптана и смешана с грязью.

Люди живут надеждой. Пока есть надежда, есть жизнь. Силен тот, кого не покидает надежда, кто до конца верен своей мечте и принципам. В этом и есть смысл.

Отец учил Маринетт контролировать свои эмоции, держать их на коротком поводке, но та боль, которую девушка скрывала даже от самой себя, рвалась наружу. Мари пыталась внушить себе, что даже если всё это произойдет, то она выстоит, не позволит отчаянию завладеть собой. Однако все попытки утешить себя, сводились на нет.

Наконец, пробыв в таком состоянии до заката, дева более-менее пришла в себя, восстановив умение адекватно оценивать ситуацию. Она сморгнула остатки слез с ресниц, приподнявшись на локтях, она задрала платье до колена, чтобы рассмотреть рану.

Кровь давно запеклась, если надавить, немного больно, но это нестрашно. Маринетт оторвала клочок ткани, чтобы перевязать рану. На траве остались капельки крови, но девушка не обратила на это внимание, проигнорировав предупреждение господина о том, что нельзя оставлять свою кровь на земле, иначе других вампиров может привлечь запах её крови, и они запросто её выследят.

Раньше Дюпен-Чен относилась к словам хозяина серьезно, но сейчас ей, откровенно говоря, наплевать.

Кому она нужна, не понимала Маринетт, совершенно забыв о том, что господин похитил её из-за восхитительного вкуса крови. Он часто нахваливал жидкость, что горячей струей текла по её венам, называл её высшим сортом. Мари это не нравилось, и он это знал, но, словно насмехаясь, продолжал говорить эти слова.

Встав и, опираясь на здоровую ногу, девушка направилась в храм. Но не прошло и минуты, как вдруг, перед её лицом возник Адриан. Он парил над землей, высокомерно смотря на девушку, чей взгляд был безразличен. Раньше она боялась, что он покусает её до потери сознания, но сейчас она не боится страха боли.

Обхватив подбородок девы, Агрест приблизился к её губам и выпалил:

– Где ты так долго ходила?

– Не твоё дело, – смело рявкнула Дюпен-Чен.

– Смеешь дерзить своему спасителю, неблагодарная дрянь? – он издал короткий смешок и, сдавив горло девушки, наблюдал за тем, как она, морщась, судорожно глотала воздух, чтобы не задохнуться.

– Спа… кха… сителю? – на ее ресницах задрожали слезы, лоб покрылся испариной, а голос звенел сиплостью и предсмертной слабостью, но она упорно продолжала глядеть ему в глаза этим своим странным, пронзительным взглядом голубых озер. На миг вампиру почудилось, что – о боже правый! – какая-то дьявольская тень пролегла вдоль ее лица. – Выкрасть меня из отчего дома – это значит спасти? Так это называется? Говори!

Последнии слова она выжимала из себя. В горле Адриана забилась птица – он взволнован. Ее реакция. Этот рьяный отпор он соцерзает впервые.

– Твой отец бил тебя за малейшую оплошность. Скажешь, что тебе это нравилось – солжешь. Или лучше быть избитой отцом, чем искусанной вампиром, девчонка?

Она не смела отвечать. Его холодные пальцы сжались на тонкой шее с новой силой. Будь его ногти длиннее, тоньше и острее – безусловно, вонзились бы в нежную кожу.

Он ожидал, что она как всегда прохрипит извинения, но этого не случилось. Её лицо побагровело. Несколько секунд, и он её точно удушит.

На него нашло недоумение, ведь только что он отпустил её. Вот так просто – разжал ладонь. Она, упав на землю, начала откашливаться, а по ее щекам горными речками текли слезы. Адриан удивился, ведь как бы больно ей не было, она никогда не рыдала и не жаловалась. Причина не в нем. Выходит, в деревне что-то случилось.

Он нахмурился, осознавая, что отпустил её из-за жалости. Жалость к людям – непозволительная роскошь для вампира в этом мире, особенно для такого могущественного, как он. Каждая церковь хочет отрубить ему голову и доставить королю, чтобы получить крупное вознаграждение.

Адриан любит притворяться простолюдином и втираться к ним в доверие. Он бессмертен. Должен же он как-то развлекаться. Рожденный от богини и вампира, он вынужден быть отдаленным от этого мира. Полувампир и полубог. Невозможно не бояться эту тварь.

В отличие от многих вампиров он не боялся солнца, святая вода его никак не ранит, ибо его мать – Эмили, является богиней жизни. Прожив сто семнадцать лет, он всем сердцем возненавидел людей. Эгоистичные, жадные и алчные. Совершенно не такие, как их описывали в Библии. Да, Эмили читала своему сыну Библию. До тринадцати лет он жил вместе с матерью и отцом в небольшом городе богов. Но его отца убил бог войны, и собирался убить его самого, но мать открыла ему поход в мир людей, тем самым даруя ему спасение.

Он редко об этом вспоминал, но эта девушка порождает в его памяти воспоминания. Его это бесит.

Увидев, что её дыхание восстановилось, он резко перекинул её через плечо, не заботясь о том, чтоб ей было удобно.

– Ты расстроила меня, милая, – притворно жалостливо заметил он, театрально всхлипнув.

Маринетт промолчала, скорчив гримасу боли, которую она скоро испытает на себе.

– Ты ужасен, – пискнула она, едва сдерживая слезы.

Она винила себя, что предательские слезы наворачиваются на глаза. Сегодня её гордость и сила духа дала слабину.

– Я знаю это, и хочу испробовать ужасные вещи на тебе, – хмыкнув, он направился к дому, предвкушая увлекательное зрелище.

А кровь Маринетт, оставшаяся на траве, своим сладким ароматом привлекала других вампиров, но никто об этом пока не догадывался…

========== Выкрал деву из отчего дома ==========

Год назад

Отец Маринетт фермер. Их многодетная семья расположилась на небольшом горном склоне, в относительном отдалении от деревушки.

Из небольшого, но уютного дома доносились крики отца, утробное рычание пса, шлепки по щекам от пощёчин и жалобные писки девчонки, более походившие на мяуканье больного котенка.

– Тупая, развратная девка! Я же сказал тебе покормить свиней. Опять ходила к этому бездельнику, поющему частушки, Луке?! – Томас занёс руку над головой, чтобы отвесить дочери смачный подзатыльник, но его рука оказалось перехваченной. Он обернулся, и черты его лица сгладились, а тон налился значительной мягкостью: – Чего тебе, жена?

– Батюшки… не бей так свою родную кровушку в доме и не ругай. Она провинилась пред тобой, но прости ты ее, и прощен Богом тоже будешь.

Лицо Тома исказилось гримасой ненависти, когда речь зашла о дочери.

– Вот как?! То есть я должен прощать ей блуд?

Он всем корпусом наклонился к заплаканному лицу Маринетт и со всей силой ударил ее по щекам, размазывая соленые капельки по лицу.

– Ах! – женщина с болью схватилась за сердце и перекрестилась. – Не надо, только не при мне.

– Папа! Папочка! Сжальтесь!.. – взвизгнула Мари, будто свинья, над которой занесли топор, и пала ниц, намереваясь вымолить прощение. – Клянусь, он меня не трогал! Он пел мне стихи, частушки, мы водили хоровод с другими ребятами, ничего больше. Честное слово, отец, я не стала бы врать вам.

Басистый, нехороший смех отца разнёсся по комнате с узким потолком, словно гром перед мощным ливнем.

– Неужели? И почему я должен тебе верить?!

– Но как же… я же ваша дочь…

Дрожа и захлебываясь слезами, лепетала Маринетт. Каждый удар она сносила с монашеским смирением. Терпела и прощала отцу все. Не осуждала и не жаловалась, но сегодня, неосмысленно и в упор смотря в пол, она позволила себе мысль – такую грешную мысль! То, что происходит – неправильно. Отец не хочет верить ей, но отчего же? Она говорит правду! Ее рот не выдал ни единого сквернословия, пустословия и уж тем более откровенного вранья!..

Мать забилась в уголке и сотрясалась от бесшумных рыданий. Глава семьи не побрезговал и здесь выставить во всем виноватой Маринетт. Он грубо схватил ее за воротничок лёгкого платья и кинул в ноги матери.

– Смотри, что ты сотворила с матушкой, бесстыдная девчонка?! – в полумраке комнаты его очи сверкнули охотничьим злорадством.

– В чем вина моя, о-отец? – В носу набухали жидкие сопли и девушка утерла их рукавом. – Я никак не пойму…

– Вот как! Не поймёшь?!

Резкость движений Тома Дюпена, его нервозность, неадекватная и нездоровая реакция – все это следствие недоверия, которое в конечном итоге вылилось в истерику.

Семнадцать лет назад назад Сабина Чен была одной из самых желанных молодых красавиц небольшого города NN, в котором они проживали ранее. Дворяне устраивают балы, маскарады и пиры, а обычные мужики похмельные посиделки, нередко заканчивающиеся драками, разбитыми носами или чего похлеще.

На одном из таких вечеров женщину обесчестили. Том узнал только на следующие утро, найдя жену в опале проклинающую кого-то и просящую Бога простить ее за это. Он спросил, что случилось, и она, извиняясь непонятно за что, просила защитить ее. Он так и сделал.

Того мужлана так и не нашли, но чета Дюпен-Чен перекочевала на телеге в другое, более уединённое местечко. Спустя полгода давний друг, заехавший погостить, передал, что тот скончался от тифа. Проклятия женщины, жаждевшей мести долетели до него, карма ли возымела такую силу – никому знать не дано.

Тем не менее, негодяй получил по заслугам. Сабина уже тогда носила в своем чреве Маринетт. Томас каждую ночь проводил в объятиях жены и он не мог знать наверняка – его дочь хорошенькая малышка с иссиня-черными волосами или нет.

Поначалу он верил, что Маринетт – его кровинка. Такая же бойкая, упрямая, прямолинейная. Она уже в три года демонстрировала свой характер.

Но ее глаза. Ах, эти проклятые глаза, которые иной раз хотелось вырезать из глазниц! Они имели чистый, кристалльно-голубой оттенок. У Сабин таких не было, и у него тоже. И ни у кого из предков. А у того мерзавца они были точно такими же.

Сомнения снедали фермера изнутри, образуя огромную зияющую пропасть в душе. Вопрос необходимо было разрешить.

И Том стал дерганным и злым, просто когда он видел дочь, зверь в нем с угрожающим рычаньем просыпался из многолетней спячки, а ладони непроизвольно сжимались в кулаки.

А потом, с приходом ночи, в дверь стучалась совесть и горечь, дымом выжигающая дыру в сердце, но что-то менять было поздно. И так раз за разом, одни и те же грабли ударяют по лбу.

И ничего не меняется.

Автор не оправдывает его поступков, но убежден, что у всего есть предпосылки и причины. Так, снова попавшись в капкан своей необузданной ненависти, он вцепился в густые, спутанные ветром локоны дочери, и поволок ее во двор.

– Папа… – кряхтела Маринетт, усиленно мотая головой и пытаясь вырваться. – Куда ты меня ведёшь? Зачем? Ты так разозлился из-за того, что я хожу к Луке или из-за того, что я не покормила свиней? Прости меня, глупую, я больше не буду встречаться с Лукой и другими из деревни, если ты против, но, пожалуйста, перестань…

Ее попытки воззвать к прощению, напротив, оборачивались противодействием.

Папа уже не слышал ее. Он с силой отшвырнул ее от себя, когда она вцепилась в его рубашку и потянула за рукав, вынуждая посмотреть на себя. Сандаль на размер больше, чем следует, слетела с ее ступень, и она ударилась пяткой о выступающее острие камня. Зажмуриалсь.

Струйка брызнула из открывшейся ранки.

– Чего разлеглась? Подымайся, наведаемся к твоему Луке!

С воплем взревела какая-то часть Маринетт. Ну надо же, теперь Лука, оказывается, ее мужчина! Ее отец не верит ей! Голова сделалась тяжёлой от разрываемых чувств. Она тряпичной куклой застыла в таком положении и не могла найти сил встать.

Тем временем пёс, по какой-то причине увязавшейся за девчонкой несколько месяцев назад, зарычал под боком Томаса. Тот дернулся и опасливо замахал руками:

– Пошел прочь, псина!

На это животное оскалилось и начало наступать на мужчину. Он пятился и, оглянувшись, наткнутся на палку. Подобрал ее и встал в оборонительную позицию. Пёс явно собирался напасть, но что-то в его морде изменилось, когда он посмотрел через плечо мужчины, и заставило его, скуля и поджав хвост, броситься прочь.

– То-то! – не без гордости Томас замахал палкой и повернул голову в сторону дочери, сказав, что сегодня ей повезло.

Томас отличался суеверностью (впрочем, как и все их семейство) поэтому счёл несостоявшиеся нападение зверя плохим знаком. Выходить за пределы дома ему сегодня явно не стоит. Но слова. Будь они прокляты, они застыли в его горле! Его нутро зарделось от странного, непонятного, необъяснимого страха.

А затем краем глаза он заприметил нечто темное за своей спиной. Стало воротить. Не по себе. Неужели прямо сейчас за его спиной… кто-то есть?

Время замерло. Все застыло, уши не улавливали ни звука. Даже ветер, кажется, стих. Однако это только кажется. Девушка ощущала его ледяные лязги на своих ногах, лице и шее, просто не отдавала себе в этом отчета. Маринетт зажала рот ладонью, подавляя крик ужаса. За отцом парила над землёй высокая мужская фигура, облаченная в темный, развивающийся на холодном ветру плащ.

Это же… Маринетт слышала от местных жителей сказания о них. О демонах, богах, полубогах, оборотнях, вампирах. Однажды она видела казнь маленького оборотня, но это было так давно, и так размыто. Но этот мужчина – он не оборотень. Кто же тогда, раз его ноги не касаются… милостивый боже, земли! Что за чертовщина?!

Само его присутствие, кажется, вносило какую-то неясность всему происходящему.

Незнакомец, наконец, опустился на землю. И вместе с ним, наверное, рухнуло целое небо, потому что дрожь, пробежавшаяся по почве, словно мурашки на коже человека, свидетельствовало об его огромной силе.

Кровь бешено колотилась у Дюпен-Чен в висках. Он посмотрел прямо на нее и сделал шаг в ее сторону. Потом ещё один. И ещё. Он шел, не останавливаясь, но для нее эти ничтожные секунды тянулись вечностью. Он двигался с хищной грацией.

Наконец, она смогла увидеть его лицо. И сразу же в глаза бросилась убийственная бледность. Тонкие губы. Прямой нос с по-лисьи удлиненным кончиком и растрёпанные светлые волосы. Он красив, но как-то мертвенно красив, будто его поцеловал сам Сатана.

Стрельнув на ее окровавленную ступню, как показалось, затуманенным взором, он легко подхватил Маринетт на руки и перекинул через плечо.

Она бы закричала, но ее рот закоченел от страха. В лёгкие бросилась паника – ей сделалось дурно, она не могла сделать вдоха, кислорода стало катастрофически не хватать. Момент – и он похлопал ее по плечу. Все прошло – ей вернулась возможность дышать. Воздух будто бы влетел в ее ноздри и она задышала с

такой жадностью голодного зверя, что даже закашлялась.

– Ваша дочь? – Маринетт услышала его бархатистый, грудной, низкий голос и ей в щеки бросилась краска! Голос божествененный. С щепоткой демонической хрипотцы искусителя.

– Мое ч… чадо.

Маринетт не могла видеть отца, но ей стало жаль его: у нее перехватило дыхание в присутствие этого человека, а судя по тому, как заикаясь, говорит отец, он напуган не менее нее.

– Теперь не твоя, смертный. – Вампир похлопал девушку, будто ценную добычу, а она побелела до цвета молока коровы, которую доила по утрам. – Я забираю ее.

– Не…

Томас не договорил. Ноги незнакомца оторвались от земли и он плавно, но стремительно полетел прочь. Еда для свиней, которой должна была накормить животных дочь, сама опрокинулась в корыто. Мужчина обессилено рухнул на камень, тот самый, об который поцарапалась Маринетт.

Этот полубог-полувампир! Его разыскивает король. Его разыскивает королева. Лишь он способен летать и слышать на дальние расстояния. Кровь Мари привлекла его, он почуял ее аромат. Том устало потёр переносицу.

Он все слышал. И он не вернёт дочь.

– Папа! – на крыльцо выбежал босой мальчонка с каштановыми волосами в одних штанишках и материнской шали. – Где Маринетт?

Отец кисло улыбнулся.

– Она не вернётся, сынок…