Текст книги "С чистого листа... (альтернативный сиквел трилогии"Поцелуй Валькирии") (СИ)"
Автор книги: Астромерия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
– Папа! – маленький Ричард, четырехлетний сероглазый малыш с черными взъерошенными волосами, радостно прижался к вошедшему в дверь небольшого домика в Монтпилиере мужчине в строгом черном пальто. На кухне звенела посуда, доносился приятный запах пекущихся блинчиков, что-то напевала хозяйка дома, красивая молодая женщина с длинными, ниже плеч, рыжими волосами. Дверь кухни приоткрылась и из нее высунулся носик черноволосой девочки десяти лет, одетой в черные джинсы и голубую футболку с Микки Маусом. Мэлани радостно улыбнулась, увидев обнимавшего ее братишку отца.
– Папа пришел! – повернувшись к матери, объявила она. Что-то звякнуло и дверь открылась, выпуская Анжелику. Женщина вытирала руки о фартук в горошек, поправив выбившуюся из-под косынки рыжую прядь.
– Лика, – Антонин улыбнулся, обняв жену и поцеловав ее в щеку. – У меня отличная новость, наша фирма подписала контракт, теперь мы торгуем с самим Рокфордом! Будем снабжать рокфордцев сырами! А у меня подрастет зарплата! – он пощекотал засмеявшегося Ричарда.
– Это здорово, – Анжелика Долохова улыбнулась, обняв мужа и проведя рукой по его черной щетине на щеках. – Завтра пойдем в Рокфорд, покупать Мэлли все к школе, я получила ответ из Хогвартса. Мэл берут, все же ей уже десятого сентября будет одиннадцать, – это было начало июня, теплое уютное лето через одиннадцать лет после того, как окончилась война. В Америке, где этой войны не было. Где они могли жить вместе с остальными людьми, в тихом уютном городе. Где больше не нужно было притворяться и лгать. Уже несколько лет все было хорошо…
– Мэл, Рич, – мужчина строго посмотрел на детей. – Сбегайте-ка наверх и отнесите мой кейс, пока мы с мамой кое-что обсудим… – дети переглянулись и покорно взяли небольшой кейс с бумагами, легкий, с которым мог управиться и один Ричард, и поднялись по лестнице. Антонин серьезно посмотрел на жену, заведя ее на кухню.
– Ты уверена, что это хорошая идея? – поднял он брови. – Лика, Хогвартс в Британии, фамилия Мэлли – Долохова. А я не думаю, что я там национальный герой…
– Тони, – женщина закатила глаза к потолку. – Тебя осудил международный суд, ты отбываешь свое наказание, Мэл знает, что ее папа сделал в жизни немного глупостей, Кэтрин за ней присмотрит. Все обойдется! – она потерлась носом о его небритую щеку.
– Знаешь, жизнь без магии мне даже нравится! – ухмыльнулся мужчина. – Работаю потихоньку, растим детей, ты у меня лучшая на свете волшебница! – на лестнице послышался топот детских ног и смех, и супруги отстранились друг от друга, накрывая на стол.
– Ммм, блины по-русски? – протянул мужчина, облизнувшись и подхватив на руки сынишку, обвившего его шею ручками. – Обожаю их в твоем исполнении!
– Ну, ты же частично русский, – засмеялась Мэлани. – Вот мама и радует нас вкусными блинчиками. А вообще в России здорово! Мы же еще туда поедем? А то Рикки ведь маленький был, не помнит ничего! – девочка поставила на стол большую тарелку с блинами и уселась на стул, пока улыбавшийся Антонин играл с сыном, «кусая» его животик. Когда-то лет пять назад он точно так же играл с Мэлли, так сильно похожей на его Анжелику… Кроме глаз и цвета волос в девочке все было от матери…
Анжелика появилась в его жизни внезапно, сумбурно, и заставила снова почувствовать себя человеком. И сейчас, просыпаясь по утрам, мужчина был счастлив, видя рядом огненно-рыжую макушку молодой жены. И зная, что в детской спят их дети… Дети от его любимой женщины.
– Обязательно поедем, – пообещал мужчина, усадив Ричарда на стул и сев рядом. Тонкие запястья худенькой даже после рождения двоих детей Лики бросились ему в глаза, когда она поставила перед ним тарелку с джемом. Она села напротив, стянув косынку, рыжие локоны упали на ее плечи в светло-зеленом платье. С подоконника улыбался Микки Маус, в котором для них было собрано так много воспоминаний… Он подарил его жене, узнав о Мэлани, и для них обоих игрушка стала признанием Антонина в его чувствах к Анжелике… Неоднозначный, сложный, неожиданный союз двух людей, чувства, вспыхнувшие в разгар войны между врагами, ставшими теперь мужем и женой, сумевшими в конце концов все-таки уйти от проблем в тихую и мирную жизнь для двоих. Им обоим пришлось многим пожертвовать, чтобы вырваться из прошлого, но ни один из них об этом не жалел… Дети уплетали блины с джемом, медом, блины, фаршированные вкусным мясом, рассказывая отцу все, что случилось за день… Семья… Те, с кем ему снова хотелось улыбаться, жить, радоваться…
Анжелика улыбалась, глядя на мужа. После войны, когда все закончилось и Поттер победил, когда снова началась обычная, мирная, уютная жизнь, Антонина осудили на семь лет Ирманаза, международной тюрьмы для волшебников, и пожизненное лишение права пользоваться волшебной палочкой. Для соблюдения приговора на него наложен был Надзор, и один из лучших магов своего поколения превратился в сквиба. Однако самого его это уже нисколько не смущало, тихая работа торговым представителем небольшой фирмы, изготовляющей сыры, устраивала мужчину. Как и тихая, спокойная, мирная жизнь на краю света с молодой женой.
Одиннадцать лет назад он мечтал сбежать от проблем, хотелось бросить все и оказаться где-то, где не нужно будет обманывать ее, знать, что они врут друг другу. Вдвоем с ней… И сейчас это сбылось. За стенами этого домика был маленький мир, для четверых – его, ее и малышей, так похожих на ту, что заставила его снова жить.
***
– Принц поцеловал ее, и принцесса проснулась и они сыграли свадьбу. И жили долго и счастливо, – Антонин поцеловал сына, сладко засопевшего, в лобик и улыбнулся читавшей что-то из литературы для девочек дочери, подмигнувшей отцу.
– А ты тоже поцеловал маму, как в сказке? – сонно спросил малыш Ричард, кутаясь в теплое одеяло. Мужчина усмехнулся, через рукав потерев размытую Метку на руке. Она каждый день напоминала о прошлом, от которого хотелось убежать, но напоминала и о том, почему он встретил Лику. После всех своих насмешек судьба подарила ему маленькое счастье.
– Нет, сынок, – тяжелый взгляд серых глаз мужчины скользнул по двери. – У нас было наоборот. Мама поцеловала меня и разбудила. Засыпай…
– Я помню, как ты вернулся, – внезапно прошептала Мэлани, закрыв книгу. – Мама была счастлива, – мужчина наклонился к ней пожелать спокойной ночи и девочка обняла отца за шею. – Я люблю тебя, папочка! – она уткнулась носом в его небритую щеку. – Ты колючий!
– Это нравится нашей маме, – усмехнулся волшебник, такой привычной для него усмешкой. – Я тоже вас люблю, – он состроил дочери рожицу, вдохнув запах ее волос, пахнущих медом, показал хихикнувшей Мэлли язык и скрылся за дверью. Он не был склонен дурачиться и шутить, но с семьей как-то преображался, приобретая определенную человечность.
Анжелика штопала его рубашку, вручную, сосредоточенно продевая нитку в иголку. Мужчина, стоя в дверях гостиной, невольно в тысячный раз залюбовался на миг ее профилем. Рыжий локон спускался по ее бледной щеке, длинный, чуть вьющийся, яркий как солнечный свет. Отведя глаза от пряди ее волос, он встретился взглядом с серыми глазами в обрамлении длинных ресниц, внимательными, серьезными, настороженными. Очень проницательными.
Если бы не он, она стала бы прекрасным аврором, быть может. Но за побег в забвение, вдвоем, она заплатила своей мечтой, а отчасти и отношением к ней немалого количества людей. Он за право жить расплачивался почти три десятка лет. За полученное однажды как награда право остаться с ней, вопреки всему.
– Ты точно уверена насчет Хога? – без предисловий спрашивает мужчина, в чей голос вернулась привычная для него сталь. Женщина откладывает вещи, с серьезным выражением лица кивая.
– Уверена. Я разговаривала с Кэтрин и Северусом, они обещают присмотреть за Мэлли. Да и с их Джеймсом малышка весьма дружна. Хотя можно поменять ей фамилию, если ты боишься, – она поднялась ему навстречу и две сильные руки обхватили ее талию, а глаза встретились с серыми глазами любимого мужа. – Будет Мэлани Блаттон, и все.
– Нет, – в его голосе неожиданно звучат резковатые нотки. – Оставим как есть. Те, кому надо, знают и о хороших моих поступках, – он замолчал, прикасаясь губами к ее знакомым, сладковатым губам, вкус которых впервые ощутил едва ли не случайно, и сам не представляя, чем однажды обернется их странный, необъяснимый союз. – Давай спать, день был сложный, – усмехнулся он, оторвавшись от ее губ. Усмешка на губах была для него привычна, и все же… Она умела видеть то, что стояло за этой усмешкой. Научилась видеть в нем не внешний, жестокий и беспринципный, образ, а внутренний – человека с непростым характером и проблемами прошлого. Она сумела вернуть ему человечность…
Вскоре они действительно легли спать, под теплым, уютным большим одеялом, под звуки крапавшего за окном дождя, под тиканье часов внизу, в гостиной, под сопение из детской, где спали их малыши… Вдвоем, на краю света, как им когда-то хотелось. Начав с чистого листа…
***
Он был освобожден через пять лет после суда, у него было право просить об амнистии и он просил. Кэтрин, на правах валькирии его родной страны, защищала его на суде и потом, на пересмотре дела… И вот, в начале осени, Антонин Долохов, лишенный палочки волшебник, вышел на свободу.
– Куда вас сопроводить? – равнодушно осведомился высоченный аврор с темно-каштановыми волосами. Личных вещей у Долохова – одежда, заменившая тюремную робу, и колдография.
Единственное, что он просил ему оставить, единственное ценное для него, что у него было. Мужчина посмотрел на изображенную там молодую девушку-гота, в университетской мантии, и слабо усмехнулся. Ему не к кому больше идти, она единственное, что у него осталось теперь. Она и их маленькая дочка.
– К моему дому. Англия, восточное побережье, деревушка под названием Сэлмон. Двухэтажный дом на окраине.
– Вас кто-то ждет? – это был вопрос не из любопытства, аврор хотел узнать, кому перепоручит освобожденного преступника.
– Я надеюсь, что ждут, – он даже не произнес, почти выдохнул это. Он получал от нее письма, хотя ему разрешено было писать редко. Он отвечал на каждое письмо, раз в пару-тройку месяцев, иногда мысленно, иногда выпросив авроров дать послать ей пару слов весточки. Он мог лишь надеяться, что она там, дома. Потому что того, что его отпустят все-таки, до последнего не знал и сам. Осуждение на семь лет, с правом на досрочное освобождение… Постаралась та, от кого он этого меньше всего ждал. Кэтрин. Когда-то враг, а кто теперь, он не знал… Он уже ничего не знал…
– Кто?
– Жена. И дочь… – произнеся это, он невольно улыбнулся суровому равнодушному мужчине с палочкой в руках. – У меня есть дочь…
***
Они были дома, сидели на теплых одеялах на ступеньках широкого крыльца, денек был летним, теплым и погожим, и играли в куклы. Равнодушный мракоборец трансгрессировал вполне удачно, вместе с Антонином, и мужчинам предстала ограда вокруг домика, невысокая живая изгородь, ухоженная и милая. Первым, что увидел мужчина, была молодая женщина, с огненно-рыжими волосами, в черном спортивном костюме, сидевшая на теплом пледе, сложенном в несколько слоев. А рядом с ней…
Она была удивительно похожа на Анжелику, те же губы, нос, уши, такие же длинные чуть вьющиеся волосы, правда, черные,6 скулы. В джинсах и футболке, с куклой в руке, играя с кукольным домиком… Его долгожданная, подаренная жизнью дочурка.
– Миссис Долохова? – пробасил над ухом Антонина аврор, о котором мужчина чуть не забыл. Анжелика вздрогнула и посмотрела по направлению голоса, Мэлани подняла аккуратную головку с косичками. И бывший Пожиратель непроизвольно отступил на шаг. Его глаза. Та же форма, цвет, та же странная для малышки проницательность и блеск. Она была точной копией Лики, кроме глаз. Сердце кольнуло и часто-часто забилось, кровь прилила к вискам. Его дочь… Его единственная дочь…
– Тони! – он осознал, что Анж обнимает его, а на глазах женщины блестят слезы радости. – Отпустили? Да?
– Ваш муж лишен права пользоваться палочкой, – сухо сообщил аврор. – На него наложено заклинание Надзора. Лично на него, вы можете прибегать к магии. Если нарушит запрет, сядет пожизненно.
– Не нарушит, – прошептала Лика, спрятав лицо у него на плече. – Не нарушит, уж поверьте.
Закончив все формальности, аврор ушел. Сухой, неэмоциональный, черствый. Антонин же не смог скрыть улыбку радости, обнимая жену и жадно вдыхая запах ее волос, по которому в затхлой сырой камере безумно скучал. Они пахли зеленым яблоком… Грязная, поношенная, старая одежда казалась ему сейчас королевской мантией, а домик – дворцом, в который он вернулся. К своим королевам…
– Я больше не уйду, – шепнул он, вдохнув вновь запах яблок. – Лика, родная… – и тут же смущенно улыбнулся, глядя на подошедшую и внимательно его разглядывающую дочку. Внезапно стало очень не по себе… Как объяснить, кто он и почему появился только сейчас? Как? Осторожно протянул ей руку, присев на корточки. – Мэлани, – сделал глубокий вдох. – Я… Я о тебе слышал от мамы и тети Кэтрин…
– Я знаю, кто ты, – улыбнулась, хотя и настороженно, малышка. – Мама показывала твои колдографии и говорила, что ты исправляешь свои глупые поступки, которые сделал раньше, – она нежно, с тем особым выражением любви, что есть только в детских глазах, посмотрела на Анжелику. – Здравствуй, папа, – Мэлли протянула крошечную ручку, которую мужчина бережно, боясь навредить малышке, пожал. – Я рада, что ты вернулся…
– Мы все рады, – улыбка Лики была светлой, теплой, мудрой. Такой, от которой на покрытой шрамами душе становилось легче.
***
Громкий звонок в дверь заставил Антонина, поправлявшего футболку самостоятельно одевавшегося Ричарда, подскочить от неожиданности. Они никого не ждали и даже собирались в Рокфорд чуть позже, и тут…
– Дедушка! – Мэлани на весь дом объявила, кто пришел, а Антонин невольно кашлянул. Отец Анжелики, сквиб, как и сам Долохов теперь. – Бабушка Луиза! – радостно продолжала девочка, открывшая дверь. И, к удивлению мужчины, закончила: – тетя Эмельред!
– Мама, – голос Анжелики, чуть хрипловатый, до дрожи знакомый, приятно ласкающий слух. Она звала Луизу матерью с тех пор, как стала матерью сама. Поскольку на самом деле Луиза, наполовину испанка, наполовину американка, приходилась урожденной леди Блаттон мачехой. Родную мать Анжи Антонин вообще никогда не видел, а наслышавшись о ней из уст отца Анжи и самой женщины, и не испытывал большого желания познакомиться с этой дамочкой. – Папуля, а мы вас сегодня и не ждали!
– Пошли-ка, – мужчина подхватил сына на руки. – Бабушка и дедушка приехали, – две крошечные ручки обвили его шею и вскоре мужчина с мальчиком на руках спустился в холл, где пожилые мистер и миссис Блаттон обнимали и расцеловывали Мэлани и Анж. Молодая женщина в мантии сотрудника американского Министерства приветливо помахала старшей сестре. Эмельред, младшая сестра Анжелики, на девять лет младше жены, была в этом доме редким гостем. Их с Ликой отношения были скорее нейтральными, чем какими-либо еще. Наверное, потому, что десять лет девушки друг о друге не имели ни малейшего представления, и потом отношения как-то не наладились. К тому же Эмельред всегда испытывала неприязнь к весьма нестандартному облику старшей сестры, на момент их знакомства вообще бывшей готессой. Антонин невольно усмехнулся, подумав о том, сколько воды утекло с тех пор, сколько всего изменилось.
– Добрый день, – сухо кивнула ему Луиза, Эмельред что-то буркнула в знак приветствия. Они никогда не относились к нему тепло, и он не мог их в этом винить – как можно было винить их за то, что им не нравилось его прошлое, не нравились их с Ликой разница в возрасте, не нравилось все то, что их брак принес ей. Они по-своему были правы, как и он. К осени своей полной трудностей и неприятностей жизни, получив от судьбы заслуженный отдых, он придерживался простой философии – каждый прав по-своему, со своей точки зрения. Чарльз, огненно-рыжий мужчина пятидесяти пяти лет, отец его жены, пожал руку куда более приветливым жестом, расцеловав внука. Они познакомились уже после освобождения Антонина, когда Долоховы перебрались в Америку и неделю прожили в доме Блаттона-старшего, и хотя Чарльзу никогда не нравился тот факт, что он о свадьбе дочери (весьма фиктивной, что не без легкого оттенка горечи признавал Антонин) узнал задним числом и не присутствовал на церемонии, мужчина все же принял зятя и поддерживал с ним вполне лояльные отношения. Может, причиной служил американский менталитет, может, он и в самом деле принял Антонина в свою семью. Это было не так уж и важно…
– Мы решили, что пора вас навестить, – поведал он, подмигнув дочери. – В конце концов, приобретение нового холодильника не могло не быть мной отмечено, – Анж прыснула, как и дети. Блаттон-старший был поклонником всех возможных технических магловских устройств и любое такое изобретение человечества, от микроволновых печей до видеокамер, занимало его на часы, с детальным разглядыванием каждого дюйма прибора. А уж про компьютеры, телефоны и телевизионную технику и говорить не стоило – Чарльз проводил сутки, изучая их во всех мыслимых аспектах. Антонину отчего-то вспомнилось, как на первый день рождения Ричарда, рожденного уже тут, в США, мистер Блаттон торжественно-пафосным голосом объявил дочери, что прибыл исключительно изучить в их новом на тот момент домике всю технику. Подмигивая при этом так, что становилось понятно, что у них есть какие-то общие шутки на эту тему. Обижаться на это заявление было глупо – в Ричарде и Мэл, пока еще единственных внуках, несмотря на наличие трех детей, двое из которых были сейчас в браке, он и Лу души не чаяли.
– Мы еще и ноутбук приобрели новый, – усмехнулся Долохов. Чарльз с выражением крайней одухотворенности на лице воздел руки к небу.
– О, тогда мы просто не можем не задержаться на пару дней, – продекларировал он к всеобщему смеху. Все прекрасно понимали, что на самом деле за этими словами стоит совсем иное… Но, так или иначе, неожиданное прибытие Блаттон и на денек заглянувшей Эмми сорвало планы по посещению Рокфорда узким семейным кругом и вместо этого все семейство посетило городской парк, потом с подачи Эм и Лики сводили детей в Диснейлэнд, а вечером собрались на уютной кухне за тыквенным пирогом приготовления Лики и Луизы. Теплая, спокойная и уютная атмосфера, смех, шутки… Нет необходимости отталкивать кого-то, лгать, идти на ухищрения. Все предельно просто и от этого очень живо, близко и по-человечески важно. В кругу этих людей, нейтрально относящихся к нему или симпатизирующих, он обретал то, чего никогда прежде не мог до конца понять в жизни и что, быть может, заставило его многое пройти в прошлом. Семью. Пусть маленькую, пусть странную, пусть на самом деле не его, но все же семью…
***
Эмельред ушла после ужина, сославшись на то, что у нее много работы, Чарльз и Луиза в гостевой спальне крепко уснули, после насыщенного прогулками и общением с дочерьми дня, дети, полные после аттракционов и встречи с мультяшными и сказочными любимцами впечатлении, не без труда были уложены Ликой и мужчина, заперев за собой дверь спальни, вдохнул сладковато-кислый запах ее волос. В свете небольшой лампы на тумбочке ее волосы напоминали яркий костер, играя огненными отблесками. Он давно забыл, какими они были, когда были черными. Это было бесконечно давно, в другой жизни. В этой жизни все было иначе, все было начато с чистого листа. Теплая рука скользнула по его щеке, на губах появилась свойственная только ей понимающая и мудрая улыбка. Она была девчонкой, когда они встретились, но уже тогда стала единственной, кто по-настоящему смог понять его душу. Не попытаться, а именно понять.
Едва ли ставя перед собой такую цель.
– Знаешь, – вырвалось у него внезапно то, о чем он молчал вот уже больше пяти лет. – Почему ты дождалась?
– Помнишь, в ночь перед последним сражением ты сказал, что жалеешь, что не встретил меня на тридцать лет раньше… – он кивнул. Он помнил, прекрасно, ведь именно в ту ночь был уверен, что не увидит ее больше. Между ними лежала пропасть – она была аврором, а он – Пожирателем. Аврором… Он невольно хмыкнул, вспоминая, что она тогда была на пятом месяце. Аврор, беременная от Пожирателя. Ирония судьбы, ставшая позже началом новой жизни, без магии. – Так вот, я решила, что если нет тридцати лет в прошлом, пусть они будут в будущем, – ее серые глаза скользнули по его лицу. – и даже больше.
– Я даже не говорил тебе, что я тебя люблю, – усмехнулся он. Губы исказила ухмылка, такая для него привычная.
– Этого и не надо говорить, – ее губы коснулись его щеки. – Это нужно чувствовать, – она потерла обнаженную руку, поежившись в своей ночной сорочке, левую, с Меткой, потерявшей значение. – Это в прошлом, – прошептала девушка, очевидно, вспомнив те несколько безумных месяцев в самом конце войны. – В прошлом…
– Мы начали с чистого листа, – в его голосе скользнула сталь. – И на этом листе нет пятен, – отрезал мужчина. Каким бы теплым ни был его мир после ее появления в его жизни, в нем осталась сталь характера, закаленного долгими годами. Но и в ее теплых глазах отражалась та сталь, что образовалась тогда, в начале истории.
– И не будет, – отрезала она в свою очередь, коснувшись губами его губ. Мужчина ответил на поцелуй, жадно касаясь горько-сладких губ жены. Не хотелось с ней спорить. Пятен больше не будет, уж он-то об этом позаботится. Они позаботятся. Второй шанс дается раз из тысячи, и они его не упустили…
