Текст книги "Любовные письма"

Автор книги: Аристенет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

14

Филохрематион Евмузу

Без денег флейта не склонит гетеру, и лира не привлечет тех, кто продает свою любовь: мы служим только корысти и равнодушны к очарованию песен. К чему, юноши, вы зря надуваете свои щеки, играя на сиринге, зачем терзаете струны? Зачем поете: «Не хочешь ли, дева, стать женщиной? До каких пор тебя будут звать „дева" и „девушка", именами дурочек?». Или, отлично зная, что гетер без денег ни на что не уговоришь, вы надеетесь легко провести меня как девочку, неопытную в любви, не посвященную в дела Афродиты, и поймать с еще меньшим трудом, чем волк ночью откормленную овцу. Но я живу со своей сестрой, опытной гетерой, и, беседуя иногда с ее любовниками, многому научилась. Я усвоила все, что нужно для жизни гетеры, многое себе уяснила, стала острее отточенной бритвы и только деньгами измеряю любовь юношей. Лучших доказательств страстной любви, чем золото, я не знаю. Поэтому, когда мы вместе идем по улице, остряки нередко с насмешкой кричат нам вслед: «Эй, упряжка Кробила!»[29]29
  Смысл поговорочного речения «упряжка Кробила» не вполне ясен; сборники древних пословиц связывали его со старым сводником Кробилом и принадлежащими ему гетерами. Существовал также комический поэт Кробил, имя которого ассоциировалось с каким-то законом против гетер.


[Закрыть] Клянусь Харитами, я часто слышала, как сестра вполне правильно говорила своим дружкам: «Вы желаете красоты, а я люблю деньги. Так вот давайте без брюзжания угождать обоюдным желаниям». Я усвоила эти ее слова и стараюсь им следовать. Вы тоже следуйте им и оставьте свою ненужную никому музыку, а за нами дело не станет, если будут деньги, все сейчас же само придет и прискачет.

15

Афродисий Лисимаху

Ничто, я думаю, не может сравниться силой убеждения с Афродитой. Те, кто был поражен ее стрелами, знают это и все до одного подтвердят мою правоту. Эта богиня прекращает войну и заставляет враждующих заключать друг с другом прочный союз. Нередко, когда прославленные военачальники уже двинулись в поход, когда разбиты большие лагери и закончены все многообразные приготовления к войне, тот самый мальчик, вооруженный луком[30]30
  «Тот самый мальчик, вооруженный луком» – Эрот.


[Закрыть], одной маленькой стрелой делает ненужным самого Арея, кротость внушая, жестокость устраняя. Поэтому обычно, увидев тяжеловооруженного, хотя его и трудно одолеть, человек бесстрашно прикрывается щитом и держит наготове копье, но стоит появиться Эроту, и недавний смельчак бросает свой щит и, сразу же подняв правую руку, признает свое поражение, бежит с поля боя в страхе перед мальчиком-стрелком и не отваживается хотя бы сколько-нибудь сопротивляться.

Так вот города Милет и Миунт долгие годы жили в полнейшем разобщении, если не считать того, что жители Миунта по условиям договора на короткое время могли приходить в Милет. Временем и границей пребывания миунтян в Милете был местный праздник Артемиды, и таким образом обе стороны сделали его кратковременным отдыхом от войны. Афродита, сострадая милетянам и миунтянам, примирила их, придумав для этого такую уловку. Некая девушка по имени Пиерия, красивая собой от природы и вдобавок чудесно украшенная Афродитой, в нужный час пришла в Милет из Миунта. Богиня устроила так, что вместе со всей толпой в храм Артемиды отправились сияющая Харитами дева и Фригий, царь этого города, душу которого, едва он ее увидел, пронзили стрелы Эротов. Скоро оба они оказались на ложе, чтобы и их родные города как можно скорее соединились в мире. Тогда-то царь, прелестно насладившись с девушкой и спеша должным образом воздать ей, говорит: «Смело, моя красавица, проси чего хочешь, и охотно я вдвойне исполню твое желание». Так сказал этот благородный возлюбленный. Но тебя, дева, потому что ты превосходишь всех женщин красотой и умом, не сбили с пути благоразумия ни цепочка, ни серьги, ни драгоценная диадема, ни ожерелье, ни длинные лидийские одежды, ни пурпур, ни карийские служанки, ни искусные лидийские ткачихи – все то, что обычно так манит женщин. Ты потупилась, словно обдумывала что-то. Затем прелестно залилась румянцем, застыдившись, опустила голову, и то играла бахромой накидки, то вертела концы пояса, то чертила ногой по полу (так ведут себя люди в смущении) и наконец тихо сказала: «Дозволь, царь, мне и моим близким беспрепятственно приходить в этот счастливый город, когда ни вздумается». Фригий угадал намерение девы, всей душой преданной родному городу, понял, что она старается примирить миунтян с милетянами, и милостиво согласился исполнить желание любимой, любовью укрепив мир для ее сограждан прочнее, чем если б торжественно заключил с ними союз. Ведь человек, когда ему хорошо, склонен к примирению со всеми, ибо счастье тушит гнев и предает забвению обиды. Так, о Пиерия, ты отлично показала, что богиня Афродита способна делать из людей ораторов, иногда превосходящих красноречием даже пилосца Нестора[31]31
  Старец Нестор, участник Троянской войны, прославленный в «Илиаде» Гомера, считался образцом красноречивого оратора.


[Закрыть]: нередко ведь до этих пор оба города, чтобы заключить мир, посылали друг другу умудренных опытом послов, но напрасно – мрачные и недовольные, они уходили, ничего не добившись. Отсюда, вероятно, пошло у иониянок такое присловье: «Пусть бы мой супруг чтил меня, свою законную супругу, как Фригий почтил красавицу Пиерию».

16

Ламприй Филиппиду

Терзаемый сокровенным Эротом, я в отчаянии говорил себе: «Никто не знает, что любовная стрела пронзила мое сердце, кроме тебя, нанесшего мне рану, и твоей матери, которая обучила тебя этому искусству: ведь никому в целом свете я не могу рассказать о своем страдании. Между тем, если не высказывать и таить любовь, она во влюбленных разгорается еще сильнее. Ведь человек, что бы ни мучило его, говоря об этом, снимает со своей души тяжесть. Как ты ранил меня, Эрот, порази стрелой и мою любимую; нет, не так беспощадно, чтобы она не нанесла ущерба ее красоте». В скором времени это сбывается: я проникаю к ней в дом – моя любимая вступает со мной в беседу, и вместе с ее словами я наслаждаюсь красотой девушки и ароматом ее благовоний, а немного смущенные глаза прямо приводят в неистовство страстно влюбленного. Я увидел пальцы ее рук, увидел и кончики ног, эти дивные признаки красоты, увидел и лицо, что за лицо! Небрежность девушки позволила мне слегка коснуться взглядом и груди. Но я не смел открыть ей любовь и горестно говорил про себя: «Эрот, ведь это в твоей власти – пусть она первая попросит ласк, пусть уговаривает меня и укажет путь к ложу». Едва я это сказал, умоляя всемогущего Эрота, как он благосклонно внял мне и исполнил мольбу. Девушка взяла мою руку и начала играть пальцами, чуть стискивая их в суставах, при этом очаровательно рассмеялась, и во взгляде ее появилось желание – прежде глаза были скромны, теперь стали любовью полны. И вот в любовном исступлении она притянула мою голову к себе и поцеловала меня с такой страстью, что не могла оторвать губ от моего рта и почти раскровянила его своим поцелуем. Когда девушка приоткрывала свои губы, в душу мне лилось сладостное дыхание, не уступавшее запаху благовоний, которыми пахло ее тело. Дальнейшее (ты ведь знаешь, что за этим следует) можешь вообразить себе, друг мой, сам – мне незачем тратить лишних слов. Скажу только, что всю ночь мы состязались друг с другом в том, кто любит сильнее, и когда во время ласк обменивались нежными словами, они от наслаждения замирали у нас на губах.

17

Ксенопит Демарету

О своенравная женщина, о варварский нрав, о необузданная душа, которую труднее смягчить, чем дикого зверя! Я знал гетер, служанок посещал, замужних женщин соблазнял, словом, как всякий смертный не раз служил богу (ведь Эрот вел меня извилистым путем: таков путь у бегущего через сад ручья) и повсюду воздвигал трофеи своих побед над женщинами (в знак того, что добился цели), умело находя способы обольщения каждой. Но от Дафниды, признаюсь, я потерпел поражение, и теперь в первый раз, Ксенопит, в растерянности – она ведь ходячее собрание пороков, присущих гетерам. Влюбившись, не дает воли своей любви, когда ее любят, полна надменности, не склоняется на нежные слова, пренебрегает выгодой, повинуется только своим прихотям и превыше всего ставит свою волю. А смеется Дафнида, если уж это вообще случится, только одними губами. Я уговаривал эту варварку так: «Не будь мрачной, красавица, не хмурь брови: когда твое лицо устрашает, оно менее красиво». Но она не обратила внимания на мои слова (осел слушает лиру![32]32
  «Осел слушает лиру, а свинья трубу» – поговорка употреблялась применительно к людям, которые чего-то не понимают.


[Закрыть]), ей мало дела до моих советов. Однако все это не должно лишать надежды настойчивых: капля ведь точит камень. Нужно только чаще наживлять на крючок приманку; если она снова клюнет, я опять заброшу удочку, а на третий раз вытяну рыбку. Дафниде не удастся посрамить меня, как ни трудно состязаться с нею, и я не оставлю удочку, хоть и не просто поймать эту рыбку. Любви присущи настойчивость и упорство; со временем и Атриды завладели знаменитой Троей. Помоги же мне, друг, ведь ты охвачен такой же, как я, страстью и кипишь, подобно бурной волне. Один, говорит пословица, корабль, один риск.

18

Калликойта Мейракофиле

Ты – счастливейшая женщина, так как признаешь только красоту и не красоту и не желаешь служить богатству, если не ждешь при этом наслаждения. Постоянно ты ищешь молодых возлюбленных, чтобы разделять любовные радости с тем, кто тебе нравится; юноши в расцвете сил привлекают тебя, и ты наслаждаешься в обществе цветущих мальчиков. Ты страстно влюблена в красоту: к некрасивым ты равнодушна, неравнодушна к красивым. Как лаконская собака[33]33
  Благодаря быстроте бега, отличному чутью и злобе на зверя лаконские собаки высоко ценились охотниками.


[Закрыть], ты уверенно бежишь по следу, если приметила кого-нибудь, за кем стоит охотиться. А вовсе непривлекательных стариков ты обходишь еще издали, и посули тебе такой сокровища Тантала, ты считаешь это слишком малой платой за его уродливую седину, за то, чтобы превозмогать крайнее омерзение, глядя на его старческое противное лицо и на все остальное, о чем и слушать-то противно, а не только быть вынужденной прикасаться. Поэтому под всяким предлогом тебя тянет к молодым – ровня, по старой пословице, любит ровню. Мне думается, что ровесники стремятся к одинаковым удовольствиям, и соответствие друг другу порождает любовь. Один юноша тебе нравится, потому что курнос, и ты называешь это прелестным, орлиный нос другого кажется тебе царственным, о носе третьего, не вздернутом и не горбатом, ты говоришь, что он в самый раз; смуглых зовешь мужественными, белокожих – сыновьями богов. Ты думаешь, что медовокожие – прозвище, изобретенное не живущим в тебе желанием, говорящим языком нежности и легко мирящимся с бледным цветом лица, если он у юноши таков? Одним словом, ты ищешь всяческих поводов, придумываешь всяческие слова, чтобы в своей влюбчивости не отвергнуть ни одного юношу в цветущем возрасте, подобно любителям вина, которые под всевозможными предлогами готовы приветствовать всякое. Что же касается вина, свидетель Дионис, тут нам не надо заимствованных со стороны примеров – достаточно посмотреть на самих себя.

19

Евфронион Телксиное

Если когда-нибудь Тиха благосклонными глазами взглянула на Мелиттарион, дочь Аглаиды, так это, клянусь Герой, теперь: Мелиттарион оставила сцену и чудо как преобразилась, изменив имя, а вместе с ним и облик. А я (пусть зависть не омрачит доставшейся ей свободы), я вечно буду рабыней нелепых театральных пьес и бессовестных любовников. Мелиттарион была певицей, жила в нужде под присмотром очень небогатой матери, а потом превзошла товарок по искусству и непринужденно пользовалась своим дарованием, так как сроднилась с театром. Сначала над нею, как водится, смеялись, затем были сверх меры восхищены, а в конце концов стали жестоко завидовать: ведь, сколько я помню, она всегда имела успех. Искусство сделало Мелиттарион в глазах людей красивее лицом, и поэтому она сильнее разжигала поклонников, а затем из-за ее славы все большее и большее их число стремилось угождать ей щедрыми подарками. Мелиттарион ценилась высоко и имела дело только с самыми богатыми. Ей нельзя было беременеть, чтобы роды не лишили ее в глазах любовников привлекательности, так как родовые муки могли преждевременно состарить ее. Певица слышала (ведь об этом постоянно говорят между собой женщины), что, когда женщине предстоит зачать, семя не выходит из нее, но силой природы задерживается внутри, а, услышав, поняла и запомнила эти речи. И вот, когда, случалось, Мелиттарион замечала, что семя из нее не вышло, она говорила матери, и так это доходило до меня: ведь я более опытна в таких делах. Стоило мне узнать о беде, как я велела ей делать то, что мне было известно, и Мелиттарион быстро забывала свои страхи. Но когда она влюбилась в Харикла, юношу и богатого, и красивого, отвечавшего ей не менее горячей любовью, Мелиттарион стала молить всех богов покровителей деторождения даровать ей от него ребенка. Действительно, она вскоре забеременела, затем в срок пришла Илифия[34]34
  Илифия – богиня родов.


[Закрыть], и она родила чудесного мальчика, вылитого, свидетельницы мне Хариты, отца. Считая это большой для себя удачей и счастьем, мать назвала ребенка Евтихидом[35]35
  Евтихид – счастливый.


[Закрыть]. Она очень любила и прямо-таки обожала его – во-первых, мальчик, во-вторых, хорошенький, в-третьих горячо желанный и, наконец, истинное подобие своего красавца отца. Ведь у родителей можно заметить какую-то склонность к более красивым детям: если в семье двое или больше детей, тот, кто красивее, всегда милее отцу и матери. Харикл сразу до того привязался к младенцу, что ему казалось несправедливым, чтобы мать такого маленького Эротика продолжала зваться гетерой. Поэтому он тотчас же освободил Мелиттарион от ее позорного ремесла и взял возлюбленную в жены для рождения законных детей. В благодарность за сына юноша во много раз сильнее полюбил и его мать. Не удивительно поэтому, что у Мелиттарион от счастья светятся глаза и что после родов она ничуть не подурнела. Недавно, одевшись, как подобает добропорядочным женщинам, я пошла к Питиаде (ее теперь так зовут) и порадовалась вместе с ней. Увидев, что ребенок заплакал, я его ласково поцеловала – ну и красивый, ну и нежный, мягче розовых лепестков, на которые похожи по цвету его щечки! Я поражаюсь, клянусь обеими богинями, как разом все в ней переменилось. Можно только дивиться приветливости в ее взгляде, скромности повадки, полной достоинства улыбке, простой прическе, скромному покрывалу на голове, скупым и не громким речам. Я видела у нее запястья и браслеты на ногах не какие-нибудь аляповатые, милая, а действительно достойные свободной. Такое же у нее ожерелье и другие украшения. По улице она идет, рассказывают, склонив голову, размеренной поступью, как следует скромной женщине. Можно подумать, что такой она была от рождения. В женских спальнях и за прялкой только обо всем этом и говорят. Сходи-ка и ты к ней, Телксиноя, ведь ты живешь по соседству, но ради приличия надень пурпурную накидку и смотри, дорогая, не назови ее по привычке Мелиттарион вместо Питиады. Это бы, клянусь Дионой, случилось со мной, если б Гликера, которая тоже была там, вовремя не толкнула меня незаметно локтем.

20

Филакид Фруриону

Одного юношу обвинили в распутстве, и он теперь содержится у меня. Красота и молодость узника склонили меня к состраданию, и, сняв с него оковы, я позволил юноше ходить по тюрьме свободно и почти без присмотра. В благодарность за такое человеколюбие он соблазнил мою жену. Даже вор Еврибат[36]36
  Еврибат – знаменитый своей дерзостью и ловкостью вор. Назначение губок не вполне ясно. Может быть, они служили для того, чтобы не слышно было ударов металлических кошек о камень.


[Закрыть], как рассказывают, не отваживался на что-нибудь подобное. Ведь, очутившись в темнице, он подружился со стражниками и пообещал им показать, как он проникает в дома, чтобы их ограбить. У стражников были железные кошки и губки. Взяв то и другое, Еврибат только перелез через стену и убежал, но не похитил ни у кого красавицы-жены. Проделка этого юноши, и неожиданная и забавная, заставила о себе говорить, но меня, клянусь Дикой, еще больше самого прелюбодеяния задевают насмешки – тюремщик и начальник стражи, я не сумел в доме доглядеть за своей собственной женой.

21

Аристолин Мирониду

Новое зло, Миронид, беда от любви! Никогда я даже не слышал о такой страсти. Архител Фалерский влюблен в Телесиппу, она же, с трудом дав себя уговорить, такими странными условиями его ограничила: «Трогай,– говорит,– мои груди, целуй как угодно и обнимай через одежду, но большего не добивайся и не ожидай: иначе сам себе сделаешь хуже и лишишься того, что я тебе раньше позволяла». «Пусть будет так! Согласен,– сказал в своем безвыходном положении Архител,– если тебе угодно, Телесиппа, то и мне не противно. Я,– продолжал он,– буду благодарен Тихе, лишь бы слушать твои речи и удостоиться смотреть на тебя. Но если ты, любимая, не имеешь ничего против, я бы хотел узнать, почему ты решительно отказываешься соединиться со мной в любви». «Потому,– сказала она,– что эти радости вожделенны, привлекательны и страстно желанны, пока их ждешь; стоит их вкусить, как они в пренебрежении; некогда манившее становится сразу ненужным и с безразличием отвергается. Ведь желания у юношей переменчивы и часто противоречивы». Такую бедный любовник терпит женщину, настолько этот Архител несчастен! Он принужден обходиться с любимой, как евнух, бессильно облизывающийся на наслаждение, но злосчастный добивается даже меньшего, чем влюбленные евнухи.

22

Лукиан Алкифрону

Гликера любила Харисия и любит его до сих пор. Сильно страдая от его заносчивости (ты ведь знаешь нрав этого юноши), она рада была возненавидеть его. Причина такого желания верной – любовь непомерная. И вот Гликера берет в советчицы Дориду; это ее любимая служанка, которая занимается устройством ее любовных дел. Когда план действий был составлен, Дорида, словно за каким-то делом, отлучилась из дому. Харисий, увидев ее на улице, сказал: «Здравствуй, дорогая». А она в ответ: «С чего бы мне здравствовать?» Юноша встревожился: «Что, Дорида, во имя богов, стряслось?» Служанка, конечно, притворно залилась слезами и говорит: «Гликера без ума влюбилась в этого ужасного Полемона, а тебя, как тебе ни покажется странным, лютой ненавистью ненавидит». «Правду ли ты говоришь?» – опять спросил испуганный юноша, беспрестанно меняясь в лице. «Чистейшую,– отвечает Дорида,– правду. Она даже крепко прибила меня за одно упоминание твоего имени». Тут обнаружилось, что Харисий до тех пор скорее был влюблен, чем любил. Ведь многие из-за ревности начинают страстно жаждать того, чем пренебрегали, когда оно принадлежало им. И вот, забыв всю свою надменность, юноша, совсем убитый, говорит искательно и печально (гордость, если на нее не обращать внимания, быстро пропадает), горько плачет, отвернувшись, и пытается стряхнуть текущие по щекам слезы. «Чем я невольно,– говорит он,– огорчил мою Гликеру? Ведь никогда по злой воле не стал бы я обижать ее. Клянусь Эротами, в твоем присутствии, Дорида, мне бы хотелось поговорить с Гликерой, чтобы узнать, не провинился ли я часом перед ней, и, если это так, загладить свою вину. Нет, я был неправ, признаюсь и не спорю! Неужели она не примет меня, даже если я приду просить прощения?» Дорида нерешительно кивнула головой, отводя глаза то в одну, то в другую сторону, а юноша в отчаянии спросил: «Даже если с мольбой припаду к ее коленям?» «Может быть, милый. Ничто, мне кажется, не препятствует узнать у любимой, как она отнесется к примирению с тобой». Тогда Харисий радостно побежал к дому своей подруги – красивый, трижды желанный, чтобы умолить ее, а очутившись там, сразу же припал к ней. А Гликера сначала любовалась шеей Харисия, затем нежно приподняла его лицо, заставила юношу подняться, незаметно поцеловала свою руку, которой касалась Харисия, и, не раздумывая, с ним примирилась. Теперь ведь владевшая ею страстная любовь не позволяла ей больше притворно отталкивать возлюбленного. А служанка, едва приметно улыбаясь, делала Гликере знаки, говорившие: «только я сумела повергнуть этого гордеца к твоим ногам».

23

Монохор Филокибу

Одновременно, друг, я стал жертвой двух напастей. Если с первой мне удается кое-как справиться, вторая одолевает меня, и я терплю двойную муку: одна ужасна, а другая не лучше. Меня разорили ненасытная гетера и игральные кости, неблагоприятно выпадающие для меня и тем счастливее для моих противников. Но этого мало – когда я бросаю бабки или кости со своими соперниками в любви, мои мысли приходят в замешательство, так как любовь моя неистовствует. Поэтому я постоянно сбиваюсь и проигрываю даже худшим игрокам. Часто из-за своего желания я где-то витаю, так что, когда ход принадлежит мне, я двигаю по доске не свои, а чужие камешки. А придя потом к любимой, терплю там второе поражение, еще худшее, чем первое. Ведь мои счастливые соперники, так как они у меня много выиграли, одаривают мою желанную более щедро – из-за этих подарков она предпочитает их мне; воюя со мной на мои деньги, они сдвигают мои камешки в любовной игре. Таким образом, каждое из обоих зол становится еще невыносимее из-за другого.

24

Мусарион возлюбленному Лисию

Недавно вечером ко мне явилось целое посольство от моих поклонников; сначала пришедшие молчали, и каждый подталкивал соседа, чтобы он сказал мне то, что они сообща придумали; наконец, самый храбрый из них под видом доброго совета, а на самом деле из ревности к тебе, стал выговаривать мне так: «Красотой ты превосходишь всех своих подруг по сцене, но денег у тебя меньше, чем у них. И хотя можешь иметь от нас, кого презираешь, выгоду, одному Лисию, юноше даже и не привлекательному, ты даром отдаешь свою молодость. Можно было бы переносить, если б стольких затмил один, редкий красавец, и всякий, конечно, простил бы тебе, когда бы выдающуюся красоту ты предпочла деньгам. Однако беспрестанно хваля его нам, ты прожужжала нам уши своим Лисием, так что, еще только пробуждаясь ото сна, мы, кажется, слышим его имя. Это не любовь у тебя, нет, скорее, я думаю, какое-то страшное безумие. Мы просим лишь об одном – скажи прямо, предпочитаешь ли ты его всем прочим: мы не будем препятствовать тому, кого ты любишь». Так они пели мне чуть ли не до петухов, и, если б я хотела рассказать тебе все по порядку, я думаю, солнце успело бы зайти, пока мне удалось бы кончить. Почти все, что они говорили, входило у меня в одно ухо и выходило в другое. Ответила я им так: «Лисия поставил выше вас сам Эрот, который ни ночью, ни днем не перестает жечь мое сердце». Послушай дальше, сладчайший: когда они, разозлившись, стали кричать: «Кто может любить такого урода, такого противного, такого неотесанного?» я ответила, многозначительно взглянув на них и поведя плечами: «Кто? Я! А теперь прощайте! – добавила я и встала,– извините влюбленную: мне ведь не мила выгода, а мило то, чего я желаю, желаю же я Лисия», А ты, мой дорогой повелитель, скорей, скорей. Быстрота ведь отрадная вещь. Приходи не мешкая, неся с собой только один поцелуй, а я возьму тебя за уши и поцелую трижды. Такого красавца...[37]37
  В тексте пропуск.


[Закрыть] Клянусь Афродитой, которой только что принесла жертву, я буду знать, что богиня милостиво ее приняла, если она пошлет тебя ко мне. Приходи уже, душа моя Лисий, скорее: ведь и так, пока я это пишу, ты теряешь время. В сравнении с тобой все они – сатиры[38]38
  Сатиры – полулюди, полукозлы с уродливыми курносыми лицами.


[Закрыть], не люди, и я их ни во что не ставлю.

25

Филенида Петале

Вчера, когда Памфил пригласил меня на попойку, я послала за своей сестрой Телксиноей, нечаянно сама себе доставив, как потом оказалось, большую неприятность. Начать с того, что она явилась, украсившись как только могла; щеки у нее сияли от притираний, волосы были, конечно, тщательно заплетены и убраны перед зеркалом, на шею для красоты надеты дорогие цепочки; много было и других безделушек на груди и на руках. Телксиноя не забыла украсить и голову. Вдобавок – тарентийская одежда[39]39
  Тарент (Южная Италия) славился своими тонкими дорогими тканями.


[Закрыть], сквозь которую явственно просвечивала ее юная красота. Она то и дело оглядывала свои ноги и нередко проверяла при этом, не смотрит ли кто на нее. Телксиноя садится между мной и Памфилом, чтобы разделить нас, своими заигрываниями приковывает глаза юноши и меняется с ним винными чашами. Ему все это нравилось: ведь он – юноша и влюбчив, а вдобавок изрядно был подогрет выпитым. Они, словно губами, целовали друг друга, когда пили из чаши поцелуи, и вино, хранившее прикосновение их губ, доходило у обоих до самого сердца. Памфил надкусил яблоко и метко бросил в складки ее одежды на груди, а она поцеловала это яблоко и спрятала между грудей под повязку, которой они были стянуты. Меня это терзало. Как нее могло быть иначе, когда соперницей оказалась моя сестра, которая выросла у меня на руках?! Вот какую я получила награду! Так хорошо она отблагодарила меня теперь за всю мою любовь! Однако всякий раз я вразумляла ее: «Разве это не во вред твоей сестре, Телксиноя? Нельзя, Телксиноя!» Но что там много говорить?! Эта злобная завистница ушла, бессовестно отбив у меня юношу. Как видишь, Телксиноя поступает со мной постыдно. Я призываю в свидетели Афродиту и тебя, Петала, нашу общую с ней подругу, что зачинщица во всем – она. Теперь пусть и Телксиноя почувствует мою злость. Я найду себе кого-нибудь не хуже и обойдусь с ней, как лисица с лисицей (это решено!), или железо пусть крушит железо! Не задумаюсь отбить у этой ненасытной за одного Памфила троих.

26

Спевсипп Панарете

Давно молва расписала мне твою привлекательность: ведь все о ней говорят, но впервые она воочию предстала предо мной. И тем больше я восхищен твоей красотой, чем глаза сравнительно со словом дают лучшее представление о предмете. Кто не был пленен твоим танцем? Кто, взглянув, не влюблялся? Полимния и Афродита – у богов, но обеих их ты представляешь нам на сцене, насколько это вообще достижимо, так как они украсили тебя этим даром[40]40
  Панарета – исполнительница пантомима. Этот театральный жанр, очень популярный в IV—VI вв., держался на искусстве солиста, который в сопровождении музыкальных инструментов и хора певцов изображал в танце большей частью какой-нибудь мифологический сюжет, один играя все роли. Полимния – одна из Муз: была связана с пантомимой и потому тут упоминается; Афродита упомянута в связи с красотой Панареты.


[Закрыть]. Назвать тебя ритором, сказать, что ты живописец? Ведь ты рисуешь события, воплощаешь в движении какие угодно речи; ты – красноречивое отображение всей природы. Но вместо красок и слов ты пользуешься выразительностью своих рук и разнообразными телодвижениями; словно какой-нибудь фаросский Протей[41]41
  Морской старец Протей, живший, согласно мифу, на о. Фарос вблизи Александрии, обладал способностью воплощаться в различные образы.


[Закрыть], всякий раз, кажется, принимаешь новый образ под звуки сопровождающей танец песни. Слушатели в восхищении встают со своих мест, стройно кричат в знак одобрения, размахивают руками и одеждами потрясают. А после представления садятся где-нибудь, и один объясняет другому шаг за шагом движения твоего бессловесного красноречия, и каждый зритель в своем восторге превращается в пантомима. Ты искусно подражаешь только знаменитому Карамаллу[42]42
  Карамалл – знаменитый пантомим.


[Закрыть] и потому несравненно изображаешь все. Даже вполне серьезному человеку позволительно вкушать от даруемых тобой радостей – ведь забава подчас отдых от серьезного. Как государственному гонцу мне на быстром коне приходилось побывать во множестве городов, в том числе я посетил и старый, и новый Рим[43]43
  Новый Рим – Константинополь.


[Закрыть], но такой красавицы ни там, ни здесь не встречал. Счастливы поэтому те, кому судьба даровала Панарету, намного превосходящую всех искусством и красотой!

27

Клеарх Аминандру

Однажды вечером какой-то молодой человек долго прогуливался перед глазами понравившейся ему женщины. Другая остановилась подле нее и, толкнув ее локтем, сказала: «Клянусь Афродитой, милая, этот юноша ради тебя ходит здесь и распевает свои песни; он очень хорош собой. Смотри, с каким вкусом окаймлен его легкий плащик, как пестр вытканный на нем узор, как прекрасно юноша поет! Мне кажется, он очень следит и за своими красивыми волосами. Любви ведь свойственно – и это одна из ее прекрасных сторон – заставлять влюбленных тщательно заниматься своей наружностью, даже если до тех пор они совсем пренебрегали этим». «Эротами клянусь,– ответила та, – мне до него при всей его красоте нет дела: он спесив и считает, что один достоин любви и непременно должен нравиться. Пожалуй, он сам назвал себя Филоном[44]44
  Филон – распространенное мужское имя; женщина обыгрывает его значение «милый», «приятный».


[Закрыть], так как воображает, что удивительно мил, смотрит на всех свысока и до крайности заносчив. Я терпеть не могу влюбленного, уверенного, что он превосходит красотой свою любимую, и думающего, будто дарует красоту в обмен на красоту, причем величайшую на малую. Посмотри, какую шутку я сыграю с этим гордецом, и насладись как следует тем, что я сейчас буду говорить: „Меня желает какой-то человек, обезумевший от любви, но я не удостаиваю его даже кивка; он напрасно без устали шагает по моему переулку и без всякого толка поет: для моих ушей тщетно и еще более неискусно, чем либитрии[45]45
  Либитрии – племя, жившее в Пиерии (Македония) и считавшееся воплощением тупости и незадачливости.


[Закрыть]. А ему нисколько не стыдно досаждать мне. Клянусь обеими богинями, вместо него я, в конце концов, прячу лицо". Так она говорила и еще многое в таком же роде, разыгрывая неприступную гордость и при этом подбирая платье, чтобы молодой человек увидел ее стройные голени и маленькие изящные ноги. Обнажала она и другие части тела, насколько это было допустимо, одним словом, всячески разжигала молодого человека. Он же, разобрав ее слова (женщина шептала так громко, что юноша должен был все слышать), отвечает: «Говори, что угодно и сколько угодно. Ты ведь смеешься не надо мной, красавица, а над Эротом. Можно надеяться, что этот стрелок так жестоко тебя ранит, что, валяясь у меня в ногах, ты будешь молить об облегчении своего страдания». А насмешница, глядя искоса и, как делают женщины, ударяя пальцами правой руки по ладони левой, презрительно отвечала: «Это я-то! Ах ты, несчастный! Что б мне, во имя Харит, не дожить до этого! Напрасно обольщаешься: думаешь, что красив, и поэтому веришь, что дождешься, когда Эрот отомстит за тебя. Продолжай же бесполезно петь и не спать по ночам, волнами страсти бросаемый туда, где, как говорится, ветер не дает ни пути, ни стоянки. Ты не получишь ничего, чем я владею, ни моих грудей, ни моих объятий, ни моих поцелуев, но не избавишься, я думаю, от желания».

28

Никострат Тимократу

Что это у Кохлиды за манера обходиться со мной? Что у нее на уме, когда она от одного сейчас же переходит к другому? Я, клянусь богами, просто погибаю от всего этого. Невозможно больше ломать голову, невозможно мучиться, придумывая разгадку. Все равно мне ничего не понять, словно на белом камне натянут белый плотничий шнурок[46]46
  Плотничий шнурок, применявшийся для обозначения прямых линий на камне, предварительно намазывался суриком.


[Закрыть]. Кто может достигнуть цели, если она непрестанно движется? Одним словом, клянусь богами, я не знаю, что делать. Недаром ее имя Кохлида[47]47
  Имя Кохлида намекает на то, что у гетеры не прямой характер: оно заимствовано из «Диалогов гетер» Лукиана.


[Закрыть]. Ты сам влюблен в нее, вот и объясни мне, почему она так непостоянна. А если и ты не знаешь, как сладить с этой варваркой, попробуй, дорогой друг, спросить... То она ведет себя, точно влюблена, и разжигает во мне страсть, так что я полон лучших надежд, то – Кохлида меняется почище котурн[48]48
  Котурн – здесь имеется в виду не твердый и высокий котурн трагического актера, а использовавшийся служителями культа Диониса мягкий сапог, который, как чулок, годился на обе ноги. Поэтому котурном называли человека, склонного к неожиданным переменам настроений и точек зрения.


[Закрыть] – надменно отталкивает того, кого только что жаждала, и снова лишает меня всякой надежды, внезапным своим непостоянством уподобляя мою душу покрову Пенелопы[49]49
  Согласно мифу, Пенелопа, супруга Одиссея, чтобы избавиться от притязаний осаждавших ее во время отсутствия Одиссея женихов, обещала им сделать выбор тогда, когда кончит ткать начатый покров. Еженощно она распускала то, что ей удавалось соткать за день.


[Закрыть]. Что делать? Что со мной будет? Какие невыносимые муки! Какой чудовищный нрав! До чего же эта вконец избалованная женщина портит свое редкое обаяние! Вразумлять ее или молить – все равно что петь глухому песни. То-то она гонит меня прочь, как я ни противлюсь, сколько ни люблю ее, хотя меня не легко прогнать. Поэтому, Тимократ, я уже не разделяю с тобой этой твоей страсти: ведь быть мужчиной – значит отчетливо видеть все возможности и не обременять себя ненужными печалями. Все же остальное, что связывает нас узами дружбы, пусть не омрачит зависть! Пусть Кохлида самой переменчивостью своего нрава приносит тебе радость и пусть ты будешь с нею много удачливее меня.