Текст книги "Маска (СИ)"

Автор книги: AoleaHaron

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Передо мной хищник.

Единственный инстинкт – рвать и убивать, дурея от крови. Так написано на листе пергамента, что лежит тут же, передо мной. Убийца. Не верю. Но это видно в твоих глазах.

Мантикора.

Единственное сравнение, которое приходит в голову. Огненно-красный зверь, похожий на льва с хвостом скорпиона и крыльями летучей мыши. Безумно опасный. Безудержно красивый. Я видел, как ты расправляешь крылья и, блистая металлом, разрезаешь воздух, мчась к жертве. Видел это сотни тысяч раз. И всегда любовался.

Хищник.

Сидишь передо мной в мятой рубашке, прожженной на рукаве и таких же мятых штанах. На ногах грязные сапоги. Волосы взлохмачены. Снова ухмыляешься. Опускаю взгляд. Смотрю на пергамент. Пытаюсь разгадать тебя.

– Людвиг.

Не могу сделать голос более жестким.

– Крис.

А вот у тебя выходит. Как всегда насмешка, что ж, меньшего и не приходилось ожидать.

Снова смотрю на бумагу. Пытаюсь найти там хоть что-то незнакомое. Хищник наблюдает за мной, от чего становится жутко. В комнате больше никого нет. Руки тебе я сам развязал. Ты можешь убить меня, ведь ты сильнее. Не двигаешься. Только ухмылка становится все шире. Ты для меня… Кто? Заноза в заднице.

– Вошел в Дворцовый Совет?

Снова эта ухмылка. Пламя, как же хочется стереть ее, пройдясь кулаком по твоим губам. Не двигаюсь, хотя ведь ты ничего даже не сделаешь. Не увернешься. Не ударишь в ответ.

– Как видишь.

Сам себе кажусь жалким. Кто ты для меня? Заноза ли? Да, но разве только? Друг? Тут нечто большее, чем дружба. Хотя сейчас это не имеет значения.

– Рад, что тебе это удалось.

– Не без твоей помощи, ты убил половину старейшин.

Смеешься, запрокидывая голову назад.

Доверчивые и наивные смеются, запрокидывая голову. Но в тоже время они обладают широкой натурой. Бывает, совершают непредсказуемые поступки, иногда забывая о голосе разума. Так утверждает психология.

Ты не наивен и мало кому доверяешь, хотя насчет непредсказуемости верно.

– Можешь поблагодарить меня.

– Кто сказал, что я благодарен?

Поднимаю брови. Я действительно удивлен. И зол, потому что ты порешил почти всех, кого я знал в Совете. Тех, кому я действительно доверял.

Снова смеешься.

– Ну и правильно.

– Тебя ожидает казнь.

Откладываю пергамент в сторону. Чувствую себя уставшим.

– Что-то не припомню, чтобы мне выносили подобный приговор.

Вот теперь ты в недоумении. Знал бы ты, как я себя чувствовал, узнав, что ты сделал. Усмехаюсь.

– Суд? Ты об этом? Его не будет.

– Почему же?

– Зверей не судят, их убивают.

Ты чуть прищуриваешься. Совсем немного, но я чувствую, что ты… А что ты? Удивлен? Навряд ли. Растерян? Это не про тебя. Зол? На кого? На меня? На Принца? Никто тебя не заставлял, просто захотелось почувствовать запах и вкус крови.

Не в первый раз, кстати. Но сейчас ты зарвался.

***

Познакомились мы в детстве, еще не прошли Присягу.

Каждый из нас тогда хотел тепла, которого мы не могли получить от родителей. Проявлять чувства было непринято. Детство стало похожим на холодную зиму. И мы зимовали в сугробе, стараясь, по мере сил, согреть друг друга.

Присяга стала кошмаром. Страшным сном, из которого вышли единицы. Нам повезло. И еще четверым тоже. Ты был единственным, кто не боялся. Ты вообще мало испытывал страха.

После мы стали неразлучны. Все также грели друг друга, спасая от холода реальности.

Потом появилась она. Чистая душа, сумевшая согреть меня гораздо сильнее. Она меня изменила.

А может, я и был таким? Без жажды крови и желания чувствовать дыхание Хранителей. Просто шел за тобой, потому что больше идти было некуда. Потом у меня ее забрали.

Любовь к человеку – слишком большая слабость. Это вписано в Закон.

***

– О чем задумался?

Тебе любопытно. Действительно интересно, о чем я думаю. О тебе. О прошлом. Нашем прошлом.

– Зачем ты убил их?

Вопрос на вопрос. Неправильно, но отвечать ему я не обязан. Не я на допросе. Пламя Великое, что за слово такое – допрос? Звучит как-то мерзко, словно мы враги. Но это не так, мы никогда и не были врагами.

– Как знать, у меня свои причины.

Пожимаешь плечами и снова та же ухмылка. Как меня это бесит.

– Не желаешь поделиться?

– А смысл?

Верно. В чем смысл? Смысл этого разговора. Смысл твоих действий. Смысл моих действий. Да есть ли он вообще, смысл этот? Наверное есть, только я пока не нашел его. Все, что вижу – хищник, которому нравится вкус крови. Мне тоже когда-то нравился. Это было давно.

– Просто так.

– Как раньше?

Прищуриваешься немного лукаво. Снова пытаешься вернуть меня в воспоминания? Что же, послушно возвращаюсь. Как тогда.

***

– Может, прекратишь свои шуточки?

Я бросил на тебя раздраженный взгляд.

Даже если ты и считал меня другом, иногда меня мучили сомнения, действительно ли это так.

Ты любил путешествовать, любил подкалывать, издеваться, доводя до вспышек гнева, но никогда не был настроен поговорить серьезно. Иногда я задавался вопросом, зачем ты все еще цепляешься за нашу дружбу? Ответ так и не удалось найти. Ты только таинственно улыбался, предпочитая отмалчиваться.

– Принц редко бывает в хорошем настроении.

– Меньше нарываться надо и тогда у тебя не будут возникать проблемы ни с Принцем, ни с Советом.

Я отвернулся, всем своим видом показывая, что не намерен выслушивать вечные жалобы по поводу несправедливого отношения.

– Между прочим, ты тоже попал в черный список.

Ты лениво потянулся. Я не стал напоминать, что причина этого сидит передо мной.

– У тебя тут хоть где-нибудь пылинка найдется? Такая чистота наводит на определенные мысли. У тебя случайно не мизофобия?

– Умолкни. Я не собираюсь ради твоего удовольствия устраивать здесь свинарник.

Ты рассмеялся, твои комнаты были похожи на лежбище охотника на чудовищ. Единственное, к чему ты относился серьезно – оружие. Это содержалось в идеальном порядке. Ты считал, что только вспомогательные средства для умерщвления достойны настоящего внимания.

– Так и быть, выслушаю крики твоей души.

– Что?

– Ну же, не стоит стесняться.

– О чем ты?

Ты растянул губы в улыбке и уставился на меня в ожидании ответа.

– Ну помнишь, встреча с той единственной, в груди что-то екает, ты не можешь отвести от нее взгляд, она кажется самой прекрасной, а потом попадаешь в водоворот чувств, это все закручивается… Одним словом, любовь.

– Тебе знакомо это чувство?

– Нет. Но я умные книги читал.

Ты снова засмеялся, размахивая взятой со стола книгой.

***

– Как раньше.

Киваю, соглашаясь. Мы мало говорили по душам. Бывало, я открывался, но ты всегда молчал. Может, было нечего сказать. А может, не мог найти слова.

– Жить надоело.

Опять смеешься. Я смотрю непонимающе. Ложь или нет?

– Но на самом деле, ты знаешь ответ.

Знаю ли я? Я знаю, что ты всегда делаешь, что захочешь. Что ты можешь убить и в следующее мгновение пойти пить чай. Хотя нет, скорее вино. Чай ты не любишь. Но зачем убил старейшин, этого я не знаю. Или не хочу себе признаваться.

– Уверен?

– Нет, просто сказал. Надеюсь на это.

– Сложно сказать?

– Зачем?

– Принц.

– Принц…

Повторил, словно эхо. Мне стало жутко от твоего голоса. Потерянный, странный, незнакомый.

– Скажи.

– Мотив?

– Да.

– Его нет.

Ты улыбаешься. Настоящая улыбка, которая мне нравилась всегда. Зачем ты это делаешь? Боюсь спросить.

– Столетняя война. Помнишь?

Я помню, такое не забыть. Именно тогда я встретил ее. И потерял. Но ты спрашивал не об этом.

***

Боль пришла неожиданно, словно из ниоткуда. Искра отозвалась печальным криком, но ей не хватало сил на лечение. Сцепив зубы, я повернулся к врагу. Нага атаковала быстро, рубящими ударами. Тонкие сабли мелькали передо мной смазанными линиями, лицо исказилось маской восторга. Справа к ней на помощь спешили ее сородичи.

Ты исчез из поля зрения, спустя мгновение я заметил, что спешишь на помощь. Тебе не успеть.

Удар о землю выбил воздух из легких, сверху на меня опустилась сабля, пронзая грудь. От боли я закричал, Искра тихо скреблась, запертая внутри. Перед глазами заплясали черные пятна. Я чувствовал, как из тела выплескивается на землю кровь. Сухой песок с жадностью впитывал красную жидкость, окрашиваясь в цвет меди.

Мимо меня скользнул покрытый доспехами хвост, это было последнее, что я видел, а потом мир потемнел. Только в ушах оставался неприятный звон, да изредка доносились крики.

Очнулся я в темноте. Странное чувство, когда слышишь мир, можешь чувствовать запахи, знаешь, что день, ведь солнце греет лицо, но по-прежнему темно. Я прислушался к ощущениям, пытаясь понять, где нахожусь. Мягкий плед на ногах, подо мной куча тряпья, справа стена, шершавая и неприятная на ощупь. С другой стороны доносится жар костра, слышно мирное потрескивание веточек.

Чьи-то теплые руки коснулись лица, скользнули по волосам, оставляя после себя мягкую нежность, до боли непривычную, но желанную. Как давно я не чувствовал этого? Безумно хотелось еще этих рук, хотелось взять то, что они могли предложить. Легкое такое тепло, к которому стремится все живое...

Вдохнув поглубже, задержал дыхание, пытаясь сесть. Дотронулся до глаз, потер их. Искра внутри сонно заворочалась, но зрение не возвращалось.

– Знай я, что ты так подставишься, не доверил бы тебе оставаться одному.

Я почувствовал, как ты смотришь на меня с неодобрением. Странная слабость в теле, я не чувствовал ее очень давно. Со времен Присяги. Меня била крупная дрожь, внутри стало странно холодно. Ты подвел меня ближе к костру и усадил на землю, сунув в руки флягу с вином.

– Не думаю, что стоит сейчас об этом говорить.

Сказал и услышал, как ты фыркнул в ответ, как ударил кулаком по земле.

– Не стоит? Ты чуть не погиб, да еще и ослеп! Да это просто смешно!

– Зрение вернется. Просто мне надо немного отдохнуть.

– Отдохнуть? Ах, да, ты же еще не в курсе… Ты отдыхал целую неделю!

– Значит надо еще немного.

***

Смотрю, пытаясь понять, к чему ты клонишь. Столетняя война. Она закончилась тысячелетия назад. Хотя с того времени ты ничуть не изменился.

– Не знаешь, да?

– Не знаю.

Ответил с заминкой. Не сразу понял, о чем ты спросил.

– Сложно поверить?

Ты поднимаешь руку и чуть помахиваешь ей в воздухе. Смотрю с непониманием. Ты? Действительно сложно. Нежность и ласка. От тебя. Кажется, я сплю.

– Уходишь от темы.

– Не хочу говорить об этом.

– А о чем хочешь?

Смеешься, теперь не запрокидываешь голову. Только щуришь глаза. Хищник. Теперь похож на кота. Почему-то раньше мне всегда казалось, что ты похож на кота. Почему я сравнил тебя с мантикорой? Гибкий и сильный, не таящий эмоций, независимый и непредсказуемый. Кот.

– О другом.

– В чем причина?

– Все пытаешься отыскать?

– Это моя работа.

– Знаю. Но не хочу. Вспомни июнь.

Заставляешь смутиться. Смотришь на меня, пытаясь найти хоть что-то на моем лице. Не получится. Если с рождения носить маски, они становятся тобой, а ты ими. Никаких эмоций. Снаружи. Внутри буря. Мне… больно?

Июнь. Тот самый? Тот, что изменил нас? Меня. Ты остался прежним.

***

Я лежал на боку, передо мной находилась светло-бежевая стена. Голова болела. Привычно потянувшись, я понял, что что-то не так. Скользнул взглядом вниз, не слишком понимая, что именно не так и, в то же время, ощущая на бедре тяжесть.

То, что обнаружил, повергло меня в недоумение и смущение одновременно.

Во-первых, я лежал в незнакомой комнате абсолютно голый, а во-вторых, на моем бедре лежала чья-то рука и, судя по всему, мужская. По-хозяйски так лежала. Было от чего почувствовать недоумение, даже не так – смятение.

Голова болела, во рту было сухо, ужасно хотелось пить. Непроизвольно облизнув пересохшие губы, я уставился на стену, пытаясь сообразить, где мог видеть эту комнату. Нигде я ее не видел. Нигде и никогда. И кровать, на которой лежал, тоже была чужая.

Я напрягал мысленный взгляд, обращенный во вчерашний вечер, и абсолютно ничего не видел – в памяти был сплошной пробел.

Между тем, тот, кто лежал сзади, шумно вздохнул за спиной, зашевелился, явно просыпаясь. Я, перестав дышать, инстинктивно замер, затаился, и только сердце заколотилось в груди сильно-сильно.

Чужая рука зашевелилась, явно лаская, и я, ещё не успев толком осмыслить такой неожиданный поворот в развитии событий, в следующее секунду почувствовал, как рука, устремляясь вперёд, неожиданно скользнула к паху. Тот, кто был за моей спиной, одновременно с этим движением руки всем телом прижался сзади. В то же мгновение, инстинктивно дёрнувшись всем телом вперёд, я рывком перевернулся в постели на другой бок – развернулся лицом к тому, кто был сзади.

– Доброе утро! – Глядя мне в глаза, как-то удивительно легко и оттого совершенно естественно проговорил... Людвиг?!

Доброе утро... Ты сказал это так, как если бы в том, что мы сейчас лежали в одной постели совершенно голые, не было ничего странного. Сказал и, весело глядя мне в глаза, легко и естественно улыбнулся, непонятно чему радуясь.

– Доброе. – С некоторой неуверенностью отозвался я. Проговорил ответ автоматически, не осмысленно, при этом взгляд непреднамеренно скользнул вниз и я оторопел. Не испугался и даже не смутился, а именно оторопел.

Мы лежали в постели друг против друга на расстоянии считанных сантиметров, и ты был при этом нескрываемо возбуждён. Как на это реагировать? Ты чуть подался телом вперёд, одновременно касаясь ладонью моего бедра, уверенно потянул меня на себя.

– Ты чего? – Торопливо отстранившись, я судорожно дёрнулся, сбрасывая с себя руку.

– Не понял... – отодвигаясь в сторону, чтоб лучше видеть, ты скользнул по моему лицу удивлённым взглядом. – Что случилось?

Ты всегда был красив, и даже то, что похмельное лицо после ночи было слегка помято, не портило общей картины. Черты лица изящно сглажены, совершенно идеальны, хотя идеала как такового в природе существовать не может. Волосы, достигающие плеч, спутались, на голове царил беспорядок.

– А ночью ты был совсем другим.

– В смысле?

– Что значит «в смысле»? В прямом. Прямей не бывает! – Похоже, мое поведение тебя и веселило, и озадачивало одновременно. – Ты что, ничего не помнишь? Что было ночью? Ну? Помнишь хоть, кто я?

– За идиота меня считаешь? – Я невольно улыбнулся в ответ.

Твое лицо было каким-то удивительно живым, открытым, располагающим, готовым в любой момент откликнуться улыбкой. Причем готовность эта читалась на лице даже тогда, когда улыбаться ты не собирался. И это придавало обаяния. Бывают такие лица, на которые и легко, и приятно смотреть, от личностей с такими лицами не ждёшь ничего плохого.

Хотя это мало кого успокаивало. При таком-то выражении лица, ты способен преспокойно кромсать чью-нибудь тушку, чем и занимался последние века, если быть честным. О, да, на твоем лице постоянно царила улыбка, абсолютно счастливая.

Улыбка чертового маньяка, увидевшего перед собой около сотни жертв, которые никуда от него не денутся. И после боя она оставалась настолько же счастливой и искренней, что все солдаты, даже раненые, не могли не улыбнуться в ответ.

А вот враги при взгляде на тебя бледнели и были готовы поседеть в один миг. Удивительное это свойство не единожды приводило меня в недоумение. Как можно на одних действовать отрицательно, а на других положительно без какого-либо потока Искры?

Ты рассмеялся, склонился чуть ниже, рассматривая меня, а я смотрел на твое лицо. Определенно, ты был не просто красив, а притягательно красив. Я поймал себя на мысли, что нравишься ты мне не только как желаемый сексуальный партнёр, а вообще. Люблю тебя, – подумал я, и что-то сладко ёкнуло в груди.

– У тебя родинка на подбородке...

– Я знаю, вот здесь. – Откликнулся я и указательным пальцем показал на подбородке то место, где была еле различимая коричневая точка. Улыбнулся непроизвольно, почти по-детски. Улыбнулся, сам не зная чему.

Ты неожиданно опустил голову вниз и я, ощутив на своей шее обжигающе жаркое прикосновение губ, невольно содрогнулся от удовольствия. Может, минуту, а может быть, две минуты ты сладострастно мял меня, с нескрываемым наслаждением вдавливаясь всем телом. Горячими губами скользил по моей шее. Вновь приподняв голову, посмотрел мне в глаза, и в твоем взгляде я увидел что-то такое, жаром проникающее в душу, отчего сладко дрогнуло сердце. Я не двигался, погрузившись в свои мысли, думая о том, что происходило сейчас.

– Эй! Ты на связи? Не отвлекайся.

Обрывая собственные мысли, я вновь переключил внимание на тебя. Было во взгляде что-то такое необъяснимо манящее, тёплое, искреннее. Чутко всматриваясь в мое лицо, ты уловил перемену в моем настроении.

«Пламя!» – мелькнуло у меня в голове одно-единственное, но совершенно универсальное, на все случаи жизни пригодное слово.

Минуту... или две... или даже три минуты, если не все четыре, а то и пять, если не шесть, ты жарко целовал меня. Рывком притянул меня к себе, прижимая, одной рукой перехватил поперёк спины, в то время как другая рука скользнула ниже.

***

Тот самый июнь? Когда мы потерялись в комнате, забыв, что вокруг есть и другой мир? Это не забыть. Только помнишь ли ты, что было потом?

– Вспомнил?

– Я и не забывал.

– Не видно.

Чему ты злишься? Тому, что я мог забыть? Как? Это невозможно. Подарок судьбы, после которого все стало иначе. Новое тепло, новые чувства. Не было одиночества. Какое-то время не было.

– Чего ты хочешь?

– Чтобы ты понял.

– Что?

– Меня.

– Зачем?

– Мне надо.

Меня бесит эта привычка отмалчиваться. В твоем голосе звучит лёгкая, едва уловимая насмешливость. Отвечаешь с интонацией, с какой говорят с маленькими детьми, побуждая их искать ответы на вопросы самостоятельно.

– Не уверен.

– Ты поймешь.

Откуда такая уверенность? Зачем мучить меня, заставляя вспоминать? Хочешь вернуть, что было? Смешно. Под конец своей жизни бессмысленно что-либо возвращать.

– Что думаешь?

– О чем?

– О бале.

Смотрю на тебя с непониманием. Опять ты за свое. Последний бал, который я почтил своим присутствием. Больше не мог там появляться. Больно было.

***

Бал оказался маскарадом, метузеллы, пряча лица за изящными масками, плавно двигались по зале. Я стоял в тени, прислонившись к столбу, и наблюдал. Несколько раз меня порывались вытянуть на веселье, но танцевать я не хотел. Не хотел ни с кем, кроме тебя. Нахмурившись, я уставился в пол, покручивая в пальцах бокал вина.

Снова посмотрел на танцующих, оглядел внимательно тех, кто замер по краям зала. Может ты и не здесь? Вдруг, пьешь в другом зале, а может, и вообще сидишь на улице.

По моему лицу мягко прошлась рука в перчатке, заставив вздрогнуть. Я повернулся и уставился в веселые глаза. Ты усмехнулся в ответ на мои вскинутые от удивления брови и покрутился на месте. Чуть не задохнувшись от смеха, я сполз по стене. На тебе был облегающий костюм, в точности такой же, как и на фантастическом супермене из Мира Кальте. Ты присел рядом, отбирая у меня бокал, и довольно улыбнулся.

– А ты кого изображаешь?

– Себя. – Все еще смеясь, проговорил я, вытирая выступившие слезы. – Тебе идет.

– Знаю. – Ты снова улыбнулся и посмотрел на меня внимательно.

Я прислонился к твоему плечу, вытягивая ноги вперед. Да уж, Принцу стоило предусмотреть, что на полу сидеть куда как удобнее, чем на стульях, может быть, постелил бы коврики. Хотя вряд ли он допустил бы такое издевательство над традициями.

– Не хочешь потанцевать?

– Мысли слушаешь? – Усмехнулся я, почувствовав, как защекотало в затылке. То ли смеешься, уткнувшись в мои волосы, то ли действительно слушаешь мои мысли

– А то, это ведь одно из моих увлечений.

– Я и забыл совсем.

– Так ты не против?

– Нет.

Я встал, ты протянул мне руку, прося помочь. Поднимая тебя, я снова засмеялся, все же в таком костюме выглядел ты смешно. И здорово выделялся среди черно-белой толпы. Хотя это ты любил, выделяться, бросать вызов системе.

Ты снова обхватил меня за талию, прижал к себе и направился в центр зала. Я чуть нахмурился, ловя на себе любопытные взгляды. По танцу можно определить отношения. Если танцевали на дистанции, значит, знакомые. Если касались талии или рук, то это родственники, причем близкие. А если вот так, прижимаясь друг к другу, значит влюбленные.

Я смутился, слава Пламени, маска скрывала мое лицо, и никто не мог знать, что я покраснел. Никто, кроме тебя, казалось, ты видел это сквозь маску.

Ты был не самым достойным избранником, это я понимал. Твоя репутация была здорово подмочена. Тобой же. Постоянные отсидки в тюрьме ни на чьей репутации хорошо не сказываются, тем более убийства и регулярные сражения, все эти инциденты. Задумавшись, я не сразу сообразил, что мы неподвижно стоим посреди зала, а ты касаешься губами моего лица.

– Что ты делаешь?

– Заявляю на тебя свои права.

– Прекрати.

– Только не говори, что ты против...

– Здесь недопустимо подобное поведение.

– Тогда пошли куда-нибудь.

– Принц взял с меня слово, что не позволю тебе улизнуть. – Я чуть качнулся, заставляя тебя двигаться. Перед нами расступались, прекрасно зная твой вспыльчивый характер.

– Ты всегда был занудным и правильным. Неужели так обязательно?

– Я хочу войти в Дворцовый Совет, так что приходится делать то, что мне говорят. – Откликнулся я, подумав, что связь с тобой породит обо мне некоторые слухи, которые хорошо на репутации не скажутся.

– Зачем тебе в Совет?

– Я весьма честолюбив, как ты должен был заметить.

– Не заметил, тебе власть вообще до Пламени.

***

– Ненавидишь меня?

Странный вопрос. Когда-то ненавидел. Потом перестал. Смирился, если хочешь. Делаю удивленное лицо.

– За что?

– Сам знаешь.

Ты щуришься, снова пытаясь увидеть, что я чувствую. Но это ты как промасленная бумага на просвет. Не я.

– А должен?

– Должен.

Уже не улыбаешься. Даже намека на улыбку нет. Это не шутка. Что происходит?

– Тебе хочется этого?

– Да.

– Зачем?

– Это сильнее любви.

– А ты?

– Я нет.

Молчу. Сказать нечего. Ты не чувствуешь ко мне ненависти. Не чувствуешь любви. А что тогда? Презрение? Жалость? Я хочу знать, за что ты предал меня тогда. Было больно видеть тебя с другими. Но чертова гордость не позволяла сорваться и закричать. Даже спросить не позволила. Я просто молчал. А потом ушел.

– За что?

– Так было надо.

– Кому?

– Мне.

Вот теперь усмехаюсь я. Грустно. Грустно и больно. Надо тебе. Ты всегда делал так, как хочешь. Так, как надо тебе. А я... А что я? Я остался в той комнате. До сих пор там. И на том балу. В голове еще звучит музыка.

***

Проснулся. Резко расхотелось вспоминать то, что было между нами. Оно мне надо? Перевернувшись на спину, я бросил взгляд на соседнюю половину кровати. Пусто, впрочем, иного и не приходилось ожидать, ты никогда не славился постоянством идеи. Я встал и принялся одеваться. Штаны, рубашка, сапоги… плащ, где плащ? Вот он, родимый.

Поймал себя на мысли, что чувствую себя брошенной женщиной. Было странно обидно, с непониманием понял, что помимо обиды чувствовал еще и страшное разочарование. А чего я ждал? Что ты предложишь руку и сердце? Вот уж глупость несусветная.

Снова упал на кровать и устало застонал. Хотелось опять уснуть, но чувствовал себя вполне выспавшимся. Хотелось напиться, но одна мысль об очередной попойке заставила меня передернуться, я отбросил эти мысли в сторону, прислушиваясь к своим желаниям. Вот оно. Хотелось плакать, я стиснул зубы, не желая проливать слезы по подобному пустяку.

Истерика – свидетельство беспомощности и непринадлежания самому себе, неспособности разумно собой распоряжаться. Становление жертвой своей же психики, свидетельство явного несовершенства. И деть-то себя некуда.

Это похоже на атаку извне, но весь ужас и вся мерзость в том, что исходит она как раз изнутри.

Себя не поставить на паузу. Жизнь вокруг не поставить на паузу...

Зачем она нужна?

Конечно, после взрыва становится легче и спокойнее, как после дождя, бури и ненастья становится светлее. Эдакий мутный болезненный свет сквозь расходящиеся облака, куда мягче, приятнее и утешительнее яркого, навязчивого и слепящего. Странный это способ двигаться по жизни. И неправильный. Мир может смотреть на тебя, а ты мира вокруг не замечаешь. Его заслоняет истерика.

Я прикрыл глаза, стараясь выровнять дыхание, в носу неприятно защипало. Внутри зарождалось какое-то совсем неприятное чувство, которое хотелось выплеснуть на комнату. Разрушить, разорвать, уничтожить. Я лежал, не двигаясь и не понимая, как мог позволить случиться подобному.

– Господин. – В комнату осторожно заглянул Джеймс и подошел ближе, положив руку мне на плечо. Я посмотрел на него с каменным лицом, привычная маска, совершенно никому не нужная. Зачем ее носить, если преданный Ир’Рали и так чувствует, что происходит в душе его хозяина?

Джеймс чуть наклонился, подтягивая меня к себе, обнимая. Его рука ласково прошлась по волосам и замерла на плече. Никакого подтекста, простое утешение. Подумать только, мне требуется утешение.

Он поцеловал меня в висок и отстранился, пристально вглядываясь в выражение беззащитности, появившееся на лице. Я выпутался из его объятий и посмотрел прямо, возвращая себе душевное равновесие. Вот так всегда, стоит кому-нибудь из Стаи появиться, и я успокаиваюсь. Надвинувшаяся истерика остановилась, закупорилась глубоко внутри, ожидая нового срыва, когда можно будет вырваться на волю.

Пламя, вот почему я не хотел делать это тогда, потому что ты никогда не отличался постоянством. И был ведь совершенно прав. Ты бросил меня в одиночестве, заставив чувствовать себя... Кем? Мимолетным увлечением.

***

– Я пытался.

И ведь действительно. Пытался. И забыть. И возненавидеть. Разлюбить. Не получилось. Тогда смирился.

– Знаю.

– Ничего ты не знаешь.

Огрызаюсь, совсем по-детски. Обида. Опять. Что поделать, такова моя судьба, видимо. Быть брошенным.

– Я помню.

Ты спокоен. Странно спокоен. И меня это раздражает. Потому что не могу понять причину. А ты не хочешь рассказать. Да и дело замерло.

– Я тоже.

***

– Какого Пламени? – Поинтересовался ты у меня. Произнес это с такой яростью, что я невольно вздрогнул и внутренне сжался, ожидая чего угодно. Но дальнейших действий не последовало, ты смотрел с вопросом.

– Что не так?

– Ты запретил мне показываться в своих владениях. Стая выпроводила меня, едва я ступил в твои леса. И что за ересь про тварь? В твоих землях никогда не водилось ничего опаснее медведя.

– Значил, завелась. – Отрезал я, поджав губы. Спорить совершенно не хотелось, тем более что при одном взгляде на тебя вспоминал наши встречи и не краснел лишь титаническими усилиями воли.

– Тогда почему меня не позвал? – Поинтересовался ты, понижая голос. Твоя рука все также крепко держала меня за запястье, я по опыту знал, что вырваться не получится. Это только разозлит тебя.

– Людвиг, с этой тварью я и сам могу справиться, не принимай меня за слабого. – Я поднял взгляд. Даже не пришлось использовать актерские способности, я действительно был зол. И ты отступил, не рискуя злить меня еще сильнее. Ты не боялся меня, да и зачем, ведь ты сильнее. Но что-то всегда не давало тебе меня атаковать. И это раздражало, словно действительно считал меня слабым. – А теперь будь добр отпустить меня и более не задерживать, у меня неотложные дела.

Ты посмотрел на меня с недоумением, да и сам я тоже пребывал в некотором смятении. Зачем так вести себя, если ты всего лишь бросил меня? Глупость какая. Стоило вообще закричать, что влюблен в тебя давно, что хочу вернуть.

Но чертова гордость не позволяла.

Никогда не признаюсь, – решил я, нахмурившись. Делай, что хочешь, а мне действительно пора навести порядок в своих владениях, вот и отвлекусь ненадолго.

– Как пожелаешь. – Улыбнулся ты и отошел. Неожиданное для меня отступление только подлило масла в огонь, но я смолчал. Снова. Ни за что не дождешься, чтобы я сорвался. Лучше сдохнуть.

***

– Лучше вернемся к делу.

– Всегда ты так.

– Когда ты расскажешь?

– Почему не было суда?

Передо мной снова хищник. Ты насмешливо приподнимаешь бровь. И этот взгляд, прожигающий насквозь. Когда ты стал таким? Я растерян.

– Желание Принца...

– Закон.

Киваешь. Я рад, что ты понял. Может, вернемся к делу? Поздно осознал, что снова спрашиваю это вслух. Смотришь на меня. Хищник. Мантикора. Хитрый. Умный. Коварный. Дикий. Начинаю понимать тебя. Или снова ошибаюсь.

– Вернемся.

На лице опять ухмылка. Пламя, как я ненавижу это выражение твоего лица.

– Ответишь?

– Я надеялся, ты сам поймешь.

– Просто скажи это.

– Они были предателями.

Улыбаешься. Несколько секунд я хватаю воздух пересохшими вдруг губами, прежде чем понимаю, что ты сказал. Предатели? Нонсенс!

– Что?

Ухмыляясь, ты повторяешь. Я не верю. Всегда верил, но не сейчас. Старейшины не могли. Это вообще невозможно.

– Не лги.

– Не лгу.

– Это невозможно.

– Почему?

– Просто…

Я замолкаю. Действительно, почему? Люди предают, да все расы умеют предавать. Почему мы не можем? Потому что Закон, вера в идеалы. Какие к Пламени идеалы? Это миф. Такой же, что мы Вечность. Мы тоже умираем.

– С чего ты взял?

– Видел.

– Что именно?

– Тебе не надо знать.

– Я хочу.

Неотрывно смотришь на меня. И улыбаешься. Хищно. Недобро. Так не должно быть.

– Совету надоело правление Королевского Рода.

– Почему ты не сказал Принцу?

– Он знает.

Вот это ставит меня в тупик. Знает. И приказал казнить. Хотя какой тупик? Предательство не должно выйти за пределы Совета. Никто не должен знать. А ты, теперь ты просто зарвался. Так впишут в историю. Так всегда вписывают. Прикрывают грязь. Ненавижу это. Столько лжи. Не хочу быть здесь.

– Понял?

– Да.

– Но не все.

– О чем ты?

– О нас.

Вздрагиваю. Впервые ты произносишь это. А что мы? Я есть. Ты есть. А нас нет. Парадокс?

– Я не хотел так.

– Зачем?

– Ненавидеть все же проще.

Не вопрос. Утверждение. И ты прав. Это проще. Проще, чем любить. Потому что не так больно. Но от этого не становится легче.

– Тогда к чему?..

– Я говорил тебе это.

Перебиваешь меня. Не даешь задать вопрос. Я хмурюсь. И ты тоже. Только ты еще и злишься. А я не понимаю.

– Не помню.

– Вспомни. Мне надо это.

– Ты умрешь.

– Все равно.

– А мне нет.

– Я хочу.

Рычание хищника.

Я пёс, купленный для того, чтобы охранять. А ты самый настоящий хищник. Мантикора. Опасный. Так что пёс отступает назад и прячет клыки.

– Когда?

– Сентябрь.

Прикрываю глаза. Тогда ты еще не сделал этого. Не предал меня, бросив, как девку на одну ночь. Не говорил тех резких слов, которые позже привели меня к страху и истерике. Тогда я еще любил тебя. Усмехаюсь. Любил. Люблю и сейчас. Только это уже неважно. Нас все равно не будет.

***

Я любил осень за то состояние, которое волей-неволей накатывает. На небе тучи, шел дождь, ветер поднимал в воздух ворохи листьев. Красно-желто-зеленые деревья, пасмурное небо. Мы шли, и ты пинал листву. Каждый наедине со своими мыслями, только крики птиц заставляли отвлечься, вновь вернуться в эту реальность. Тучи сгущались, ветер рвал последние облачения с уставших деревьев. Мы просто шли и слушали дождь.