Текст книги "Малинка (СИ)"

Автор книги: Anrie An

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

========== Часть 1 ==========

Нас было две сестры – Полина и Лиза. Мы были близнецы. Двойняшки мы были. Мы все время все делали вместе. Играли вместе. Даже плакали «хором». И болели сразу вдвоем. Один раз мы заболели гепатитом. Это страшная болезнь, у человека печень разрушается. Нас положили в больницу, с мамой вместе. И мама тоже там, в больнице, стала болеть.

А потом меня и маму вылечили и выписали из больницы. А Польку не выписали. Ее оставили в больнице. Я стала плакать, плакать, плакать. Неделю, наверно, ревела. Может, больше. А потом перестала. Не все же реветь, надо как-то жить.

Потом я однажды увидела у мамы под подушкой маленький такой веночек из пластмассовых цветов. Я попросила его поиграть, а мама не дала. Она заплакала и сказала: «Лиза, это Поленьке цветочки».

Мы с мамой поехали на автобусе далеко-далеко. Она держала меня на коленках, а мне дала в руки веночек. Мы везли его Польке. Я все думала, как я увижу Польку и обрадуюсь, а мама мне все говорила: «Молчи, молчи!» Мы вышли, пошли по дорожке, вокруг были все заборы, заборы, а за заборами – разные кресты и камни. Мы пришли к одному камню. Мама сказала, что под ним Поля. Она отобрала у меня венок и положила на камень.

На камне была фотография. На ней была не Полька, на ней была я! «Они все перепутали», – сказала мама.

Это была моя фотография. Это я лежала под тем камнем.

Это я умерла…

1.

Ехали на задней площадке. Автобус подкидывало на ухабах, Лиза приплясывала на шатком полу, не держась за поручни. На повороте, перед плотиной ГЭС, ее резко шатнуло в сторону. Мультик затоптался нерешительно, вжимаясь лопатками в стекло. Спартак схватил испуганную и хохочущую девчонку, придержал за талию. Лиза ссутулилась, застеснялась вдруг набухшей под майкой, поднявшейся, как тесто, груди. Ткнув приятеля острым локтем в бок, высвободилась и ушла на детские места, под покровительство краснолицей крикливой кондукторши.

На «Павловке» Спартак лениво пошевелил ладонью (двигайтесь, мол, к выходу). Почему не на конечной? Лиза, недоумевая, дернула плечом и пошагала за парнями к магазинчику с бледно-лиловой вывеской «Продукты».

Спартак скользнул взглядом по пестрым этикеткам бутылок, вытянул из кармана пачку согнутых пополам червонцев, деловито отсчитал нужную сумму. «Ничего не боится», – с восхищением подумала Лиза. А ее строгая и мудрая, почти взрослая двойняшка прокомментировала с ехидцей: «Еще бы! Кто же догадается, что этому небоскребу нет восемнадцати?»

Лиза почти никому не рассказывала, что разговаривает с Полиной. Только маме сказала как-то, давно уже, когда была первоклашкой с розовыми бантами. Мама тогда сказала: «Это хорошо, значит, она стала твоим ангелом-хранителем. Только ты – чур! – никому об этом». Она и молчала долгие семь лет. Сначала – потому что «чур». Потом… Ну, подросла и поняла, что не всякий это поймет, недобрый человек еще и на смех поднимет. А недавно вот Мультику рассказала. Решила, что ему можно. Мультик – друг, Мультик – добрый. Проговорила тихо: «Миш, можно я тебе одну тайну скажу?» И сказала. Он помолчал, покивал. И в ответ ей – свою тайну: «Лизка, знаешь, я тебя люблю. Давно уже». Смешной такой! Давно… И все молчал. Ждал, когда четырнадцать стукнет, чтобы паспорт получить и тогда уж признаться. Ну, причем здесь паспорт, вот чудак…

– Пойдем, – заторопил Спартак. – Что ты, как статуя, в самом деле? …Э-эй, осторожно, не брякай! – последнее уже относилось не к Лизе, а к Мультику, тот топал по обочине дороги, поматывая сумкой, в недрах которой стеклянно переговаривались бутылки.

Подошли к садам. Пацаны, воровато озираясь, перелезли через забор, передавая друг другу сумку с «бухлом». Хотели и подругу свою так же перекинуть, но та засмущалась и двинулась в обход. Пока Лиза протискивалась между запертыми на цепь створками чугунных ворот, ее спутники уже выбрали участок с островерхим желтым теремком. Мультик пыхтел, орудуя половиной кирпича, пытался сбить навесной замок. Лиза пощипала малины с куста. Потянулась за вишней. Темные спелые ягоды манили с макушки дерева. Спартак без труда сорвал несколько и принялся вкладывать Лизе в рот по одной. Лиза выплюнула косточки, засмеялась, запрокинув голову. Спартак наклонился и быстро поцеловал ее в измазанные соком губы.

Глухо стукнуло по доскам крыльца – Мишка уронил замок. Позвал:

– Заходите.

В домушке было бедновато. Два стула, кухонный старомодный стол да покрытая коричневым байковым одеялом койка – вот и вся обстановка. На гвоздях, вбитых в стену, висели две пары тренировочных брюк и линялая кофта.

– Ребята, уйдем, а? – жалобно сказала Лиза. – Что нам тут делать?

– Но мы же ничего не тронем. Мы аккуратненько посидим, а уходя закроем, как было, – успокоил ее Спартак. Мультик уже хозяйничал: двигал стулья, шарил в ящиках стола в поисках стакана.

Лиза посмотрела под ноги. И увидела маленькое растение. Это был побег малины, нежно-зеленый, проросший сквозь щель в дощатом полу. Он доверчиво растопырил листья – как детские ладошки.

– Ребята, – позвала Лиза, – Гляньте, какое чудо.

– Дурища, – ласково сказал Мультик малинке. – Куда ты полезла? Зачахнешь ведь без солнца.

– Или хозяева потащат вон тот шланг и сковырнут, – добавил Спартак. Он кромсал хлеб с таким усердием, что, казалось, сейчас стол разрежет пополам. Вообще, этот парень, как заметила Лиза, все делал с потрясающим нетерпением. Он торопился насладиться обжигающим глотком водки, звонким хрустом огурца, торопливым (когда Мультик отвернется) пожатием Лизиных горячих пальцев.

Первую порцию водки Лиза проглотила через силу. Зажевала свежим (украденным с грядки) огурцом. Спартак плеснул ей еще немного на дно стакана. Лиза согрелась, расслабилась. Стол, стены, вишня за окном – все сделалось (На минуту? На полчаса?) зыбким и нереальным, будто нарисованным акварельными красками, а затем снова обрело ясность, какую-то особую четкость, может быть, даже излишнюю, оказавшись обведенным по контуру белым и темно-фиолетовым.

Кружилась голова. Мишка и Спартак возбужденно, перебивая друг друга, болтали, припоминали какие-то школьные приколы. Голоса звучали звонко и отстраненно, как по радио, когда регулятор громкости повернут до отказа.

Лиза поднялась со стула. Глядя под ноги, чтобы не зацепить невзначай малинку, она двинулась к кровати. Половицы ускользали из-под ног. Лиза села на край кровати, потом легла, закинув руки за голову (пружины качнулись и тихо всхлипнули). «Сейчас «поеду», – подумала она. Такое уже было – не от вина, а от высокой температуры, прошлой зимой, когда Лиза слегла с жестоким гриппом. В бреду она съезжала – раскинувшись навзничь, головой вперед – с крутых ледяных горок. Мама (сама больная) укрывала ее поверх одеяла шерстяным платком, поправляла подушку. Здесь не было мамы. Было непрекращающееся скольжение вниз.

– Мульт, сгоняй-ка за огурчиками, – попросил Спартак. Мишка, пошатываясь, вышел из домика. Спартак скинул кроссовки, прилег рядом с Лизой. Пружины прогнулись и застонали от тяжести. Лиза повернулась, освободив затекшую руку, и погладила Спартака по шее и спине вдоль позвоночника. Провела ладонью боязливо, но с властным нажимом – так гладят прирученное дикое животное, большую собаку. Спартак тихонько засмеялся.

Он вторгался на Лизину территорию нагло и бесцеремонно. И Лиза (благоразумная Лиза, мучившая робкого Мультика бесконечными «не надо, не надо») прильнула доверчиво к плечу полузнакомого пьяного великана. Пружины сердито вздыхали и охали. По стене металась фиолетовая тень дерева с продолговатыми листьями и неровными горошинами ягод. «А как же Мультик?» – строго и печально спросила двойняшка. «Ах, да не все ли равно теперь!» Лиза вскрикнула коротко и пронзительно, как-то по-птичьи. Спартак оттолкнул ее. Сел на кровати.

– Ты что? – пробормотал он. – Первый раз, что ли? Ты что же не сказала, идиотка?

Растерянность звучала в его осипшем голосе или обида со злой слезинкой? Лиза подумала, что надо бы, наверное, закричать, заплакать. Но она захохотала. Она давилась больным, пьяным, истерическим смехом.

Мультик с порога увидел, как Лиза, трясущаяся от хохота, прикрывается одеялом, как Спартак, чертыхаясь, застегивает джинсы. Огурцы раскатились по полу. Мультик нетвердой походкой приблизился к Спартаку и с размаху, снизу вверх, ударил его кулаком в подбородок. Спартак сбил Мишку с ног. Тот вскочил и снова взъерошенным воробьем налетел на обидчика.

Спартак отмахивался рассеянно. Ему не хотелось бить Мультика. Мишка же просто растерзать его был готов в эту минуту. У Мультика никогда не было ни младшей сестры, ни собаки – существа, которое требовало бы заботы, ласки, покровительственного какого-то отношения. Он с детсада был сам по себе. И вот появилась эта странная Лизка, смешная дикарка, он уже привык считать ее своей. Да он оттаивать начал с ней! «Моментальный» мир отошел на второй план – жизнь уже не казалась такой паршивой, потому что под вековыми липами набережной и парка бегала, выкрикивая фразы на английском, тонконогая и тонкорукая девочка в джинсовом сарафане. Лизка, родная, бестолковая. Как могла она… Ладно, она дура, но Спартак, друг – он-то как мог посмеяться над Мишкиной робкой любовью?

Кто-то наступил на малинку. Только что росла и радовалась, удивляла свежестью своей и смелостью, выгибая горделиво стебель, покрытый белесым пушком. И вот – распласталась по полу. Надломленный росток изошел бесцветным липким соком. Листья бурыми от грязи тряпочками впечатались в доски.

Лиза скатилась с кровати, попыталась разнять сцепившихся пацанов. Мультик отпихнул ее, ударил по хрупкой шее ребром ладони.

– Отвали, ты, гадина… – и еще добавил, бросил вслед, ей шагнувшей к выходу, грязное ругательство.

– Ненавижу, – прошипела Лиза, сама не понимая, кому она адресовала свою ненависть: оскорбленному Мультику, Спартаку или же себе самой. Вязкая тошнота подступила к горлу. Зажав ладонью рот, Лиза выскочила на крыльцо.

«Не-на-ви-жу!» – гулко пульсировало в висках.

Дальнейшее Лиза помнила смутно. Кажется, Спартак пытался ее утешить. Но теперь его прикосновения были ей отвратительны. А потом она долго брела по проселочной дороге и через плотину, ее волосы и подол трепал обезумевший волжский ветер. Пьяная, с волдырями на пятках (ох уж эти новые туфли!), без рубля в кармане. Одна. Ковыляла еле-еле и ругалась в полный голос, чтоб не так страшно было.

========== Часть 2 ==========

Знаете, почему его Мультиком кличут? Ну, Мишку. Я раньше не знала, мы же в разных школах учимся. Это если в одной школе или в одном дворе, тогда все сразу про человека знаешь. А так – нет. Узнаешь постепенно. Мы с ним здесь, на тропе познакомились. Тут много таких, как мы, ребят. Кто открытки продает туристам, кто цветы, кто бутылки с минералкой предлагает. Маленькие просто так попрошайничают. Просить стыдно, я знаю, а продавать – это же работа! Да, я знаю, художники сами рисовали картины, которые продают. А вон тетки в палатках сувенирами торгуют – не сами же они их делали, тоже где-то купили задешево и продают задорого. Я паспорт на днях получу, смогу наняться в палатку продавцом. Это трудоустройство подростков называется.

Только так, на ногах – веселей. Бегаешь, болтаешь, улыбаешься всем. У меня больше всех покупали, я английский хорошо знаю, только так с этими интуристами – ля-ля-ля! Хау ду ю ду! Вери велл!

А, да, про Мишку. Он однажды похвастал, что может мультики смотреть без телика, так. Над ним смеяться стали: мол, выдумываешь ты все. А он возьми да и объясни…

Как? Очень просто. Берете пакет, выдавливаете туда клей «Момент». Такой, в тюбике, продается в магазине. Пакет с клеем на голову – и нюхаете. Дышите этим запахом. И видите мультики. Нет, не во сне, а как будто живые. Нет, я сама не пробовала. Мишка рассказывал. Зверушки всякие, клоуны, инопланетяне. Цветные, яркие, бегают, мельтешат. Если хорошо сосредоточиться, можно увидеть целую сказку. Но больше так просто, мелькание одно. Нет, я честно сама не пробовала ни разику! Только Мульт… Миша рассказывал.

Не надо так про него говорить. А то я вообще ничего вам рассказывать не буду, опять буду молчать – и все. Он не наркоман. Он хороший, хороший, он мой друг.

2.

Сначала перед его глазами плясали разноцветные круги и треугольники. Наплывали друг на друга, смешивали цвета, расплывались, взлетали к потолку брызгами-кляксами. Мишка мотнул головой – и образы стали четче, осмысленней. Появились многоголовые инопланетяне с тонкими шевелящимися щупальцами. Среди них крутился землянин-космонавт в алом скафандре. Он выхватил из-за пояса оружие, ударил светящимся лучом в гущу пришельцев… Ох, нет! Какие они пришельцы? Это он пришелец в их мире.

Посыпались срезанные, с оплавленными краями щупальца. Хлынула лиловая инопланетная кровь.

Сегодня сказка никак не хотела быть доброй, и Мишка был не в силах изменить ее ход. В последний кадр «моментального» сна-мультика впечатался (и застыл неподвижно!) надломленный, растоптанный росток малины.

Мишка вздрогнул, всхлипнул. Сбросил с головы полиэтиленовый пакет. Жадно вдохнул затхлый, наполненный чердачной пылью, но показавшийся ему таким свежим воздух. Его замутило, повело из стороны в сторону. И неожиданно стошнило – едва успел отвернуться, чтобы не на одежду. Мишка с удивлением поразглядывал ошметки огуречной кожуры в мутной жиже собственной рвоты. Вспомнил вчерашнюю вылазку в сады – боль и тоска навалились на мальчишку с новой силой.

Ну, что он им сделал, что? Зачем они так?

Впрочем, сам виноват! Видел же с самого начала, как этот холеный красавчик липнет к его девчонке. И ничего не сказал, не сделал. Не взял Лизку за руку, не обнял за плечи, заявив таким образом на нее свои права. Как будто она ничья, сама по себе девушка.

Спартак потом оправдывался: «И впрямь не знал, ребята, что у вас любовь». И про то, что у Лизки раньше ничего такого ни с кем не было, не догадался: так лихо она глотнула водки, так дерзко и уверенно, как ему показалось, глядела на него. Лизка выглядела старше своих четырнадцати лет, выгодно отличаясь от пухлявых, прыщастых ровесниц. Тонкая, как топ-модель, которых, бывает, показывают по телевизору. С большой не по возрасту грудью. Наверное, на эту наивно-бесстыдно выпирающую из-под майки напоказ грудь и купился шестнадцатилетний парень. Конечно, ее обладательницу, королеву туристической тропы, он и пригласил прогуляться в сады теплым субботним вечером. А уж его, глупого мальчика-пажа Мишку, позвал просто так, за компанию. Ради приличия. Чтобы королева раньше времени не заподозрила чего недоброго.

Гадость какая…

Видимо, токсичные пары клея неудачно смешались со вчерашним алкоголем. Мальчишка чувствовал себя отвратительно и не совсем понимал, что с ним происходит. Смутно припоминал, что случилось вчера. Кажется, он хотел убить Спартака. Нож, которым резали хлеб, показался для этого слишком хлипким. Мультик нашел на полу топор, опробовал его остроту на садовом шланге. Но парень явно не хотел, чтобы его убивали. Властно разжал Мишкины пальцы, вынул из них топор и вложил наполненный до краешка стакан: пей.

«Уговорили» водку, запили пивом – в необъятной сумке, оказывается, было еще и несколько бутылок пива. Долго разговаривали. Клялись в вечной дружбе. Выходили из домушки проветриться под высокое летнее небо с ясными звездами. Сидели на крыльце на корточках, досасывали остатки пива и снова разговаривали, разговаривали. О чем? Не помнил Мишка. О смысле жизни, что ли. О картине, которую Спартак напишет когда-нибудь. Может, совсем скоро, ведь он уже начал, набросал кое-какие эскизы. А главное – в голове уже все придумал, какая она будет. Называется – «Волжская Мария Магдалина». («Ты знаешь, Мульт, кто такая Мария Магдалина? Че, правда не знаешь? Ну ты совсем дремучий…») Мишка не обиделся на «дремучего», потому что Спартак сказал: Магдалина должна получиться похожей на Лизку.

Тогда он верил Спартаковым словам: и про дружбу, и про картину. А сейчас засомневался, не соврал ли тот. И решил, что все равно он Спартака убьет. Ему так тепло и приятно сделалось от этой мысли. И он стал додумывать дальше: убьет, а потом встретит Лизку, зазовет ее сюда, на чердак – и здесь, вот на этом грязном матрасе… Она будет кричать, изгибаться по-кошачьи. Нет, ей не будет больно, ей будет хорошо. Он сумеет сделать, чтобы ей было хорошо, он знает как – старшие ребята рассказывали. Ах, Лизка, Лизка…

И вдруг как резануло: нет больше Лизки. Он вспомнил, что было дальше той ночью. Спартак вызвал с мобильного телефона такси, они поехали домой. Пересекая плотину, увидели из окна автомобиля балансирующую на перилах моста тонкую девичью фигурку. И грузного мента дорожно-патрульной службы, протянувшего руки к ней.

– Лизка! – заорали оба. Услышала их девчонка или нет?

– Здесь не остановлю, нельзя на плотине. Вон гаишник стоит – штрафанет, а я ведь не сам по себе, я на хозяина пашу, – недовольно забубнил таксист.

Лизка шагнула с перил – и ухнула головой вниз в волжскую холодную черную глубину.

– Теперь гони, батя – поздно уже, не спасешь. А нас если рядом увидят, могут в свидетели записать. Неохота, знаешь, давать показания.

«Тебя, гад, – не только в свидетели», – подумал Мишка. Вот за что он хотел убить Спартака! Если бы не его трусость в тот момент, они бы сумели вытащить из воды и откачать девчонку. Сволочь такая этот Спартак, хоть и художник!

«Но ведь и ты, Мишка, промолчал, не потребовал остановить машину. Значит, и ты струсил!» – услышал он чьи-то слова. Заозирался – нет никого больше на чердаке. Один он. Значит, сам себе и сказал. Это называется: совесть замучила. «Не мучь! – крикнул он совести. – Я малолетний, с меня и спрос мал». «А что же, раз малолетний, так можешь быть бессовестным? Не выйдет!»

========== Часть 3 ==========

Мне нравится на тропе. Мама ругается, что я здесь, говорит: лучше бы книжки читала. Ну, какие книжки, скажет тоже, все равно каникулы же! А здесь я очень интересных людей встречаю. Вот еще с одним парнем на днях познакомилась. Ну, он не мальчишка, почти взрослый уже. Шестнадцать лет, студент. Он художник, художественного училища студент. Мы с ним тоже… дружим. Он обещал с меня картину нарисовать…

Знаете, вот если честно, – я в него влюбилась. Только вы никому, никому! Ладно?

Ох, извините, а можно я на нормальный стул сяду? У меня ноги затекли, мне неудобно уже на этой кушетке…

3.

После вчерашнего ночного дежурства Сергеич чувствовал себя, прямо скажем, неважно. Дома глотнул настойки на дубовой коре из заветной бутылочки – не помогло. Так и стояла перед глазами эта девчонка…

Патрулировал плотину он в тот момент один – напарник отпросился под честное слово на пару часов, на автостанцию, мать встретить. Сказал: мать приезжает из деревни последним автобусом, с сумками тяжелыми. Ну, иди себе. Но совсем-то уж наглеть не надо, четвертый час мать встречаешь, все автобусы, какие должны быть, прошли!

Машин через плотину шло мало. Правда, один «мерс» Сергеич оштрафовал за превышение скорости. А то ишь, разбаловались! Если все будут гонять, так и мост не выдержит. Оштрафовал, и квитанцию выписал: все как положено. Пусть не думают, что дорожная инспекция горазда только взятки вымогать. Нет, случалось, и он «на карман» брал, не без греха тоже. Но сейчас почему-то захотелось, чтобы все по правилам. Хотя и не видел никто. Вот чудно!

Он пошел в будку, поглядел на часы, ругая на чем свет стоит напарника Леху. Хлебнул кофейку. Снова вышел на плотину – и увидел перегнувшуюся через перила женщину. Или девчонку? Забеспокоился: сообщения о шахидках слышал, насчет опасности терроризма вышестоящим начальством предупрежден был. Ну как подкинет какую взрывчатку? Это ведь вся ГЭС взлетит на воздух. Стратегический объект… Хотя девица вроде на этих мусульманок не похожа, беленькая, и в кофточке такой, что вся грудь напоказ. Красотка такая, прямо ягода-малина. Туфли сняла, стоит босая, что-то в воде рассматривает.

Сергеич окликнул:

– Эй, девушка!

Обернулась – глаза дикие! А лицо – под яркими фонарями хорошо видно – с размазанной косметикой, припухшее от недавних слез.

Может, беда какая у человека? Из дому сбежала? Или ограбили, снасильничали? От хорошей жизни девчата зареванные по ночам через Волгу пешком не шастают… Подошел, по-отечески положил руку на плечо.

– Чего случилось-то? Ну, не хочешь – не говори. А чем тут стоять, пойдем-ка ко мне в будку, там согреешься, кофейку попьешь.

Она дернулась из-под его руки, вскарабкалась на витые чугунные перила – с босыми ногами это легко. Встала, как циркачка на канате, раскинув руки.

– Не тронь!

– Э, ты не дури!

Совсем молоденькая девчонка-то. Лет шестнадцать? Или того меньше? У самого дома две дочки, младшая – совсем соплюха, а старшая школу закончила, а все одно ума нет. Никакого человеческого разумения, один гонор. Эх, девки! Эта вот тоже… Ишь чего придумала, акробатничать над этакой глубиной!

– Слазь давай. Ну-ка, дай руку, я тебе помогу.

– Щас!

Дернула плечом, сделала шаг в сторону. И сиганула с перил! Черт, не успел удержать. Это что же – самоубийство? Суицид, по-ихнему, современно-молодежному.

По мосту прокатило какое-то шальное такси. Сергеичу было не до него. Схватился за рацию, вызвал спасателей, «скорую». Как оказалось – медиков потревожил зря, девчонку так и не выловили. Видимо, тело затащило в начавшую с шумом втягивать воду турбину. Вернулся напарник Леха, принял деятельное участие в общей суете спасательных работ. А Сергеич почувствовал, как нехорошо заныло под левой лопаткой. Не дай Бог опять сердечный приступ! И голову словно сдавило тугим железным обручем. Не дотянул дежурства, отпросился у Лехи домой: я тебя отпускал, так и ты меня отпусти, сразу и квиты будем. Пришел, лекарство принял, потом пару стопок из заветной, сверх лекарства. Не помогает! Не уснуть никак. Ну, чего мучается, будто сам эту девчонку с моста столкнул? Наоборот ведь, по-доброму, по-человечески помочь хотел. Не сумел, значит. Оттого и тяжко.

========== Часть 4 ==========

Вы про это уже спрашивали… Да, не хочу отвечать. Я не собиралась топиться. Понимаете? Это в древние времена девушки топились, когда цари были и крепостное право. Если бы я на самом деле хотела… самоубиться… я бы нашла таблетки какие-нибудь. Чтобы сразу и не больно, просто заснуть – и все. Мне ребята рассказывали. Спросила бы у Мультика. У Мишки, то есть.

Чего я хотела? Да ничего, испугалась я… Понимаете, пока я шла от садов до плотины, я столько всего передумала. И все поняла уже про себя и про других. Про то, что Спартака – ну, этого художника, я вам говорила – я люблю, люблю, люблю… А Мишка – друг. Он меня любит, но для меня он – друг, я бы объяснила ему все, он бы понял.

Вот, я стояла, просто смотрела на воду. Когда смотришь на воду, знаете, так спокойно делается. Мне одна экскурсоводша с тропы рассказывала… Ну, не мне, а всем. Что где сейчас водохранилище, там раньше стоял монастырь. Его взорвали и затопили, когда строили ГЭС. Тогда люди считали, что электричество важнее Бога. А один монах остался на развалинах, и его накрыла вода. И будто бы в том месте можно услышать из-под воды колокольный звон. Я наклонилась, чтобы послушать, правда или нет.

А тут этот мент. То есть милиционер. Зовет: «Пойдем ко мне, девочка, погреемся…» Знаю я это их «погреемся»! Старый совсем, а туда же! Я испугалась. Потому что я пошла бы к нему, как примагниченная. Если бы я это сделала, то было бы… Ну, я на самом деле была бы такая, как меня Миша тогда назвал. А я не хочу! Вот я и прыгнула. Со страху просто, знаете…

Нет, а в воду – не страшно. Там мертвый монах, я все-таки услышала колокола. И Полина… Она позвала меня.

4.

Шаги зазвучали в пустом пространстве чердака – звонко так, женские каблучки по деревянному настилу тук-тук-тук. И затихли. Мишка поднял голову. Над ним стояла Лизка.

– Ты призрак? – спросил он. – Или ты живая? А, Лиза? Чего молчишь? Ли-за…

Лизка присела на корточки.

– Я не Лиза. Я… другой человек совсем. Меня зовут Полина.

Не-Лизка по имени Полина еще помолчала, наблюдая, как у Мишки вытягивается от непонимания происходящего лицо. И добавила:

– Но я все равно буду с тобой дружить. Если ты хочешь.

Мишка присмотрелся к девчонке повнимательней. И впрямь другой человек. Волосы коричневые и кудряшками, собраны в тугой хвост – у прежней Лизки были светлые, прямые, рассыпчатые. Лицо бледнущее, до синевы прямо. Губы не накрашены. Одета в клетчатый пиджак, из-под ворота торчит горлышко белой водолазки. А в руках пакет, в пакете, судя по очертаниям, – толстая книжка. И сказал Мишка:

– Как с тобой дружить-то? Ты вон какая вся… интеллигентная. Наверное, и пиво не пьешь.

– Не пью, – ответила. – А что, это обязательно? Пойдем, Миш, на Волгу.

Мишка подумал малость, да и сказал:

– Ну, пойдем.

Все равно делать было нечего, а один, без компании, он так бы и не решился выйти с чердака. Сидел бы тут, маясь полудремотным своим состоянием, пока мать не придет да не стащит вниз за вихры.

– Ты как выплыла-то? – спросил Мишка.

– Я? В смысле – Лиза, моя сестра? Она теперь там, на дне, вместе с мертвым монахом. А я – Полина.

– Да не придуривайся ты! Если по правде, то – как?

– А я не придуриваюсь. Я пришла в себя на берегу, вон там, на песке, сейчас придем – покажу где. И сразу поняла, что я – Полина. Пришла домой, маме все рассказала, она меня сразу – к психиатру. У, как он меня выспрашивал про все, про все. Лежишь на таком диванчике, называется кушетка, смотришь в потолок – и рассказываешь, рассказываешь. А он все на магнитофон записывает. Я к нему целую неделю ходила.

– Как… неделю? Это сколько ж времени прошло?

– Месяц, Миш. Скоро первое сентября, первый раз в девятый класс. Я из той школы перевелась, теперь в вашей буду. Ты не против?

Месяц?! Мишка не мог понять. Ведь вчера ночью он, Спартак и Лизка пили водку в левобережных садах. Неужели из-за клея он потерял чувство времени? Вот зараза!

– А… Спартак? – спросил он.

– Спартак уехал, ему в училище еще переэкзаменовку сдавать. Приедет теперь в зимние каникулы.

– Но вы с ним… виделись? – Мишке было тяжело об этом спрашивать. Хоть она и Полина теперь, а все же не хотелось ему, чтобы она встречалась с другим парнем.

– Виделись, да. Ничего такого, просто по-дружески. Ходили на выставку, разговаривали о живописи. Он интересный.

– А я? – неожиданно осипшим голосом спросил Мультик.

– А ты – Мишка, ты – хороший человек.

И Лиза, Полина – или кто она там теперь – тепло и щекотно скользнула губами по его щеке.

Алло, Марин, там опять пришла эта ненормальная насчет паспорта. Ну, которая имя поменять хочет. Что? Говоришь, мать дала согласие? А, да, вот я смотрю, в папке лежит заявление. Ага, ну, пока. Пока, говорю. Про субботу мы с тобой еще разик потом созвонимся. Пока!

Девочка, ну чего ты так смотришь на меня? Все в порядке с тобой. Давай сюда свидетельство о рождении. Вот тебе анкета, заполняй. Печатными буквами. Пиши уже свое ненаглядное имя! Да, так и пиши: Полина…