Текст книги "Одна любовь"

Автор книги: Анна Грэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Мам? – набравшись храбрости, я решила задать мучивший меня вопрос.

– Да, родная.

– Как ты думаешь, а есть ли такие семьи, ну… как в Библии… чтобы муж любил жену, «как Христос церковь», чтобы он так же заботился о ней? Чтобы между ними была такая же гармония, как в «Песнях Соломона»? Или это просто сказка, идиллия? А? Я бы очень хотела, чтобы у меня было так…

Мама задумалась, глядя перед собой, в ее глазах промелькнула тень печали и она сказала:

– Ну, наверное, есть, раз в твоей Библии так написано. Ведь, насколько я понимаю, она отражает жизнь таких же людей, как и мы, возможно, только с другими ценностями. Нас немного по-другому воспитывали, знаешь ли. Но не скажу, что плохо, просто по-другому.

– Ну а ты встречала в жизни такие семьи? – я не хотела отстать, не получив конкретного ответа.

– Как тебе сказать… – она старалась подобрать правильные слова. – Я сталкивалась в своей жизни со счастливыми женщинами, заботливыми мужьями, но никто не знает, что у них за закрытыми дверями, понимаешь? Поэтому мне сложно судить. Скажу так: я знакома с семьями, которые кажутся счастливыми, но не думаю, что они живут по принципам, о которых ты говоришь. Он просто уважают друг друга, ценят, заботятся… Но это тоже немаловажно в семейной жизни.

– И они… не изменяют друг другу? – прервала я ее.

– Откуда мне знать, Кузь? Внешне у них все хорошо, но… Ты должна понять, что это не так страшно, как может показаться. Люди все ошибаются в тех или иных поступках. Это же жизнь. Главное то, как мы справляемся с проступками друг друга, прощаем ли и готовы ли идти дальше? Бесспорно, это очень больно, очень. И неприятно, что тут говорить. В общем, одним словом не объяснишь.. Ты поймешь это со временем.

– Мам, я не хочу это понимать. Не хочу понимать предательство и ложь. И измена, которая в моей, как ты говоришь, Библии называется прелюбодеянием, это не просто проступок. Это страшный грех с разрушительными последствиями. Если бы это не было так губительно для семьи, Господь не разрешил бы по этой единственной причине разводиться. Только по этой, понимаешь? Здесь есть что-то, что очень важно, только не понимаю что.

– А Он разрешил? – на ее губах скользнула горькая улыбка.

– Ну, можно так сказать… допустил, по жестокости человеческих сердец, особенно если сделавший это не раскаивается. Так что ты давно могла бы освободиться от него… ну, от папы.

Мама остановилась, повернувшись ко мне, и сказала прямо, как это было свойственно ее безграничной душе, о чем красноречивее слов говорили глаза:

– Не все так просто, дорогая. Мы с ним прожили жизнь. Я не могу просто взять и выбросить его. И потом, я все еще люблю твоего отца. Испытания бывают у каждого. Он со своими не справился, но для того я и рядом, чтобы помочь и поддержать. Ты никогда не думала, что будет с ним, если мы уйдем? Вдруг он окончательно сопьется и закончит свой путь, как и его отец? Вот что страшно. А остальное… Любовь все может перенести. Разве не так написано в твоей Библии?

– А то он сейчас еще не спился, мам! – не успокаивалась я. – Как ты можешь его жалеть и оправдывать? – возмущение и негодование охватывали меня все больше и больше.

– Но пока мы рядом, у него есть шанс вернуть себя и восстановить свою жизнь… – спокойно и уверенно продолжала она.

– Или окончательно добить наши… Это что, не страшно, мам? Ладно я, ведь я скоро уеду от сюда. Но ты, мам?.. Он же мучает тебя.

– Не стоит быть такой строгой к нему, Лиза. Он ведь все-таки твой отец и дал тебе жизнь!

– А зачем он это сделал, мам? Чтобы потом постоянно упрекать, что родилась я, а не сын? Зачем ты оправдываешь его? Я же вижу твои слезы, чувствую твою боль… А ему все нипочем. Мне всегда хотелось, чтобы у нас была семья, понимаешь, семья! А не то, что есть. Однажды я видела такую… по телевизору… Они катались на каких-то аттракционах, похожих на американские горки. Но не это было важно. Он были все вместе, они смеялись. Им было так весело и хорошо рядом, всем: детям и родителям… Мам, как они смеялись! Казалось, они были такими родными и близкими друг другу. А у нас такого никогда не было, или я этого не помню. Даже когда внешне все было хорошо, я ощущала, что в воздухе витает что-то пугающее, и наше «хорошо» ненадолго.

– Возможно, это был какой-то фильм или еще что-то. В них зачастую все идеально. В жизни намного сложнее, доченька.

– Значит, я хочу нереального… Но знаешь что, мама, когда я думаю об этом, то я вот здесь чувствую, – я приложила руку к груди, – что это правда. Просто чувствую и все. И здесь будто огонь разгорается так, что меня всю словно согревает необъяснимым теплом. Нет, мама, что бы ты ни говорила на этот счет, я верю, такое возможно. Но, скорее всего, я даже уверена в этом, что не в нашем городке. Здесь я такой семьи не видела. Да и кто здесь вообще верит в Бога? Единицы… Моя судьба наверняка придет из другого края земли, откуда-то издалека…

– Ты неисправимый мечтатель, дорогая. Надеюсь, тебе это поможет больше чем мне, – она улыбнулась и обняла меня за плечи.

А потом взяла меня за руку и спросила как-то особенно, просто и легко, будто не было ни вчерашней ссоры, ни вообще всех остальных:

– Кстати, как папа, ты домой заглядывала? – Она не хотела, чтобы я плохо думала и говорила об отце, это было ясно. Но неужели можно было продолжать так любить человека после всего, что он сделал? Я отчаянно пыталась это понять. А мама просто продолжала любить. Мы держались за руки, и я поняла, что это прекрасно, когда она рядом: мой самый лучший, самый верный друг, моя мама.

И вместе с ней мне ничего не было страшно, и не так грустно было открывать двери нашего дома, где ждал нас отец. Да и ждал ли вообще? В этом я сомневалась…

Отец больше года был безработным. И все это время он либо спал, либо дремал, выгнувшись в форме буквы «Г» на мягком уголке в столовой. А когда просыпался, то осыпал нас бранью.

Войдя в дом, мы услышали, что телевизор на стене в столовой работал. Похоже, уже давно. Сделав звук чуть тише, но не выключая его совсем, чтобы не разбудить отца, я открыла окно и принялась убирать со стола остатки пьяной трапезы. Бутылки из под пива, недопитая водка в рюмках, рыба, колбаса, недоеденная яичница на сале… По столу были разбросаны покусанные куски хлеба, крошки, мусор, кости и окурки. В воздухе стоял спертый запах сигарет и спиртного, смешанный с запахом грязных носков и пота. Похоже, у него были гости.

Я торопилась закончить быстрее, чем мама успеет переодеться. Не хотела, чтобы она видела все это, хотя я уверена, что она успела уловить краем глаза всю эту картину, проходя по коридору в спальню, а уж не ощутить это зловоние или не услышать жуткий храп было просто невозможно.

– Может, поедим в зале, пусть поспит пока, – мама зашла в кухню и принялась разогревать ужин.

– Да, давай, сейчас точно какой-то сериал будет, так что сможем спокойно поесть и отдохнуть.

Проходя через столовую, я на мгновение остановилась и посмотрела на отца. Невыносимая боль сжала сердце: все же он мой отец. И мне было плохо от того, что он стал таким…

Когда ужин был готов, мама пожелала мне приятного аппетита и стала с интересом смотреть за событиями, происходящими на экране. Она что-то все время говорила, комментировала, улыбалась, а я поддакивала, но мои мысли были за пределами этой комнаты, они остались рядом с человеком, который лежал за стенкой, прожигал свою жизнь и изматывал наши…

Я часто вспоминала, как выглядел отец на одном из своих фото в возрасте лет двадцати. Уверенный, даже дерзкий, и абсолютно… прекрасный. Конечно, мама не могла не влюбиться в такого красавца. Стоит ли добавлять, что кроме всех этих внешних качеств, обладая чертами харизматичной личности, он сметал всех соперников на своем пути, и при этом был абсолютным джентльменом в отношении мамы – галантным, обходительным и обаятельным?

Да, он был прекрасен, и мама, тогда юная, невинная девушка восемнадцати лет, не смогла устоять перед его шармом. Это был прекрасный роман идеальной пары любящих сердец. Восхищенные взгляды, романтика и… зависть злых языков. Отец всегда был слишком добродушным и доверчивым человеком и много говорил лишнего, особенно будучи пьяным.

Поэтому, с его слов я узнавала о многом, порой очень личном для него и для мамы: о том, как несправедлива бывает жизнь, какими черствыми и злыми бывают порой люди, как много вокруг предательства и обмана… Я знала о его чувствах к маме, об их ошибках и непрощенных обидах. Хотела ли я об этом слышать? Конечно же, нет… Как и каждый ребенок, даже в свои семнадцать лет, я хотела просто быть рядом с родителями, которые любят друг друга, чувствовать их заботу. Но вместо этого моя роль зачастую невольно сводилась к роли судьи и примирителя двух любящих и, в то же время, враждующих сторон. И мне было очень больно… Но отец звал меня к себе, я садилась на край дивана и долго-долго слушала о том, что мне, как его дочери, даже не стоило бы и знать.

Одна из его излюбленных тем разговора – это насколько он был прекрасен и как маме с ним необычайно повезло.

ГЛАВА 3

В один из обычных, ничем не примечательных вечеров в общаге, в комнате парней, перекидываясь в картишки с друзьями по универу, потягивая пивко с рыбкой и «разбавляя» все это колкими шутками и анекдотами, папа услышал от друзей такое мнение: не солидно мужику брать замуж девушку, не будучи уверенным, что она сможет родить ему сына.

– Ну, я уверен, что моя Рита сможет мне родить здорового ребенка, – ответил отец. – Она молодая, чистая и красивая девушка.

– Ты шутишь, Влад? – продолжал гнуть свою линию парень на пару лет старше моего отца. – Как ты можешь быть уверен? Ты же даже не проверял свою красавицу, ну… ты меня понимаешь, – сказал он, заговорщицки и приподнял левую бровь. – Да она разводит тебя, как мальчика, салага.

– Точно, Жека дело говорит, – поддакивали другие парни в комнате, скидывая по очереди карты на кон. Все, кроме одного. Тот тихо сидел у окна, казалось, сосредоточившись на игре, но он внимательно следил за нарастающим спором. Это был Сергей, хозяин комнаты, студент последнего курса, по всей видимости, умудренный опытом отношений.

Отец резко бросил карты на ящик, служивший этой компании столом и застланный свежим выпуском «Футбольного обозрения», поднялся со своего места, такого же ящика из-под пива, выполнявшего функции стула.

– Да как ты смеешь так говорить о ней, я тебе сейчас морду начищу, мразь, – свирепо выпалил отец, судорожно закатывая рукава.

– Тихо, пацаны, да вы что, – вмешался парень постарше, который внимательно следил за ходом разговора. Он оказался рассудительнее и хитрее.

– Да, отстань, Серега, дай я рога отполирую этому самодовольному придурку, – начал было задираться Жека. – Она тебя дурачит, а ты уши развесил, слабак. Бабы все такие, с ними нужно быть мужиком, а не мечтателем. Я бы на твоем месте, давно уже…

– Ты не на моем месте, – рявкнул отец, – и никогда там не будешь!

– Так все, замяли, – продолжал успокаивать разбушевавшихся товарищей хозяин комнаты. – Мы здесь собрались, чтобы оттянуться после рабочего дня. Мужики, половина из нас всю ночь вкалывала в порту, за деньги, на которые мы купим потом цветы и всякую там хрень для наших девок. С утра учеба… Может, хватит? Мы все устали до чертиков, давайте расслабимся. Послезавтра все начнется сначала, а сегодня выходной. Стоит ли все портить из-за какой-то девки… пусть даже самой лучшей в округе, – сказал он многозначительно глядя на моего отца.

– И потом, Жека, – улыбаясь, он обратился к парню, который начал весь этот сыр-бор. Тот уже уселся на свой ящик-стул, скрестив руки на груди и самодовольно ухмыляясь, – ты же знаешь, что Влад скорее тебе «начистит рога», а не ты ему. Все мы знаем, какая у него рука, да Влад? – повернулся он к отцу и поднял руку, согнутую в кулак, как бы подкрепляя свои слова. – Так что давайте обойдемся без крови. Все, пиво греется. Давай, Жека, сдавай, а ты, Косой, – обратился он к молодому первокурснику, отвесив ему легкий дружеский подзатыльник, – налей мужикам пивка… В этой же хате нет жмотов, да? – Он многозначительно развел руками, как бы показывая широту своей души, а затем быстро потер ладони, предвкушая хорошую игру.

– Мне что-то уже не хочется играть, – сказал отец, направляясь к выходу, – да и выходных у меня нет, так что рано утром на работу, а в обед «хвосты» в универе нужно сдать. В общем, все на сегодня, ребята… пока… хорошей игры. – Он помахал рукой всем оставшимся в комнате, не поворачиваясь к ним, и закрыл за собой дверь.

– Ща, пацаны, сдавайте пока, я пару слов перекинусь с Владом, – сказал Сергей и быстро вышел из комнаты.

– Влад, подожди, – окликнул он моего отца. – Слушай, ты же знаешь, Жека – придурок, не злись. Его Светка наставила ему рога, для него теперь все девки такие же.. Твоя Ритка – девчонка просто супер, каждый из нас мечтал бы иметь такую, ты же знаешь, но она выбрала тебя. И я уверен, что она – как морская пена – чистейшая, да ты и сам это знаешь, – он аккуратно похлопал моего отца по плечу. – Только так уж мы, мужики, устроены, нам нужно, ну… определить, что ли, территорию. А что толку всем морду бить, если девчонка и не твоя вовсе? – он рассмеялся.

– Но она же ЛЮБИТ МЕНЯ, и я ее …ОЧЕНЬ, – пытался возразить отец.

– Да, знаю, знаю, – с поспешностью добавил приятель. – Тем более, это будет просто проявлением любви, и все. Ты же все равно говорил, что собираешься на ней жениться. Так что вы ничего не теряете, ведь так? Днем раньше, днем позже, что изменится? Вот мы с Наташкой – живем и здравствуем.

– Ну не знаю, мне бы не хотелось с ней так поступать, пойми ты. Это может обидеть ее… – сказал он и почти беззвучно добавил, – меня так мамка учила.

Отец не хотел начинать все вот так – грязно и обыденно. На первом курсе у него было несколько случайных связей, да и те по глупости да по пьяни. А серьезных отношений не было. С мамой же все было по-другому. С ней он ощущал себя другим – лучше, чище, словно вырастали крылья. Он не просто любил ее. Какая-то часть его страстно желала ее, но еще больше он хотел её защитить. Хотел, чтобы она и дальше ценила его, как личность, уважала, чувствовала себя с ним как за каменной стеной. С самого первого дня, как отец ее увидел, он понял, что просто обязан быть рядом, чтобы защитить, даже если она и не захочет его… никогда.

Обхватив голову руками, он стал прохаживать взад-вперед по коридору.

– Не знаю, смогу ли простить себе, если причиню ей боль. Я слишком люблю ее…

– Ну, смотри сам, любовь любовью, а только помни то, что она тоже живая, и кто-то может тебя опередить, даже против ее воли. Мы, «моряки», народ грубый и неотесанный. Захочешь ли ты ее потом, зная, что ты мог быть первым, а? С твоим-то гонором, Влад… – он ткнул указательный палец в грудь отца, как бы пытаясь его остановить, и продолжил. – Можно же сделать все красиво, братан, – цветы, романтика, своди ее куда-нибудь, а уж потом… Ну, твоя девушка, сам придумай, покори ее, что ли, каким-то поступком. Сделай так, чтобы она сама этого захотела. А дальше – дело техники. Ты не пожалеешь, поверь мне. Да может она и сама ждет, когда ты наконец проявишь себя как мужик? А? Бабы они… их фиг поймешь… говорят одно, а на уме у них… Ладно, мужики ждут, давай, до завтра, пересечемся где-то, пока, – бросил Сергей и скрылся в комнате.

Откинувшись на подушку в своей комнате, мой отец еще долго прокручивал все слова, сказанные им и другими в тот вечер. Он и сам много раз уже думал об этом.

– Может, ничего плохого и не случится? Да и сколько примеров таких отношений, – убеждал он сам себя, – взять хотя бы того же Сергея. Они с Наташкой со второго курса вместе и собирались пожениться после университета. А пока задабривают комендантшу, чтоб не выселила, и живут вместе в одной комнате. Почти как семья… просто пока без штампа в паспорте… Да и что он решает – этот штамп в паспорте, – если есть любовь?.. – рассуждал он. – Ведь многие так жили и ничего… Рожали детей, потом обзаводились жильем, работой, да и тем же штампом. Не все, но, тем не менее… Суть ведь та же, вот только последовательность другая…

Хотя он слышал, что Наташка часто плакала, сомневаясь в их с Серегой совместном будущем. Из их комнаты иногда доносились обрывки ссор, что никто никому ничего не должен, и каждый может уйти, не простившись в любой момент.

А отцу хотелось чего-то лучшего, чистого, даже старомодного. Первая брачная ночь… чистота… ожидание… предвкушение…

Но, с другой стороны, Сергей всегда настаивал на том, что вместе лучше жить с самого начала. Притерлись, присмотрелись, подходят ли друг другу, плюс меньше растрат на всякую там романтику, походы в кино, кафе – словом, «общая кухня». Да и готовить есть кому, надоедает жареная картошка, особенно после мамкиной кухни…

Отец облизнулся и перевернулся на бок, вспомнив вкуснящий борщ и ароматные булочки его мамы. В животе предательски заурчало. На той неделе ему никак не удавалось съездить домой: выходные были расписаны под завязку, и некогда было вырваться и на день, чтобы повидать семью, сводных младших братьев и горячо любимую маму… Он уснул, и прекрасный сон еще больше погрузил его в душевные метания.

…Множество фотографий любимых сыновей, разноцветная скатерть на обеденном столе, пестреющая маками и ромашками, неизменный шорох радио на стене и ни с чем не сравнимый, манящий запах еды, доносящийся из кухни.

– Как пахнет…

Судя по всему, сегодня мамка приготовила жареные свиные ребрышки с картофелем и булки с повидлом. Много-много не очень полезной, но такой вкусной пищи. А вот она хлопочет у плиты и что-то ему рассказывает. Вдруг он понимает, что это не его мать, а, похоже, его жена. Она повернулась к нему лицом и приветливо улыбнулась… это была Рита, его любимая и моя мама. Ей очень шел передник папиной мамы, моей бабушки. И она отлично смотрелась на этой кухне.

– Что у нас на обед, милая? – сказал какой-то мужчина, подойдя сзади и обхватив ее за талию.

– То, что ты любишь больше всего, дорогой. Твое самое любимое блюдо, – с улыбкой на светлом лице, Рита приоткрыла крышку сковороды, позволяя мужчине еще больше насладиться любимым ароматом кушанья.

– М-м-м, как вкусно пахнет. Кажется, уже все готово. Дорогая, ты же знаешь, что горячее сырым не бывает, – мужчина привлек Риту поближе и поцеловал ее в шею. – Смотри, как подрумянились ребрышки. Может, приступим…

– Смотря к чему, – промурлыкала та в ответ. – Нет-нет, подожди немного, самую малость, ты же не хочешь испортить свое самое любимое блюдо. Иначе оно уже не будет таким вкусным и таким любимым, – проворковала она, целуя его в губы…

Утром отец проснулся рано, но в хорошем настроении. Он принял окончательное решение сделать все так, как считает достойным – ее и их будущего. Вернувшись вечером после работы и занятий в университете, он обнаружил, что Риты нигде нет. Мобильников тогда не было. Со слов подруг он понял, что она заболела.

Зима тогда была неважная – месиво из снега и дождя, сырость и пронизывающий ветер. Мама возвращалась с учебы и сильно промочила ноги, впрочем, как и всегда. Ее семья все годы жила более чем скромно, а после ранней смерти ее отца рассчитывать на хорошую обувь и одежду не приходилось. Моя бабуля работала на трех работах, часто валилась с ног от усталости, в одиночку поднимая на ноги трех дочерей – мою маму и двух сестренок-погодок. Мама часто донашивала что-то перешитое или то, что досталось ей от моей бабули. Эти сапоги она купила сама, сделав контрольные кому-то из сокурсников и заработав деньги. Новые, красивые, но не очень практичные. Еще за день до этого мама почувствовала головную боль и симптомы надвигающейся простуды, но сессия была в самом разгаре, так что некогда было болеть. А после экзамена совсем слегла с температурой.

Именно в тот день они с отцом договорились встретиться и провести вместе время: погулять или сходить в кино. Поэтому он, как всегда, пришел на свидание с цветами. Дверь в ее комнату оказалась заперта. Он постучал, но никто не открыл. Мама приняла лекарства и уснула. Соседка ее уехала, поэтому открыть дверь было некому. Опасаясь, что его любимой могло стать хуже, отец не раздумывая, решил влезть в комнату через окно.

Мама называла это самой романтичной историей в их отношениях, не желая рассказывать, что было дальше. Лишь однажды, в порыве отчаяния, она, глядя мне в глаза, попросила, чтобы я не поступила так же легкомысленно и чтобы один поступок не перечеркнул всю мою жизнь.

Стук в дверь она услышала сквозь сон, поэтому решила, что это и есть сон. Спустя мгновение она проснулась и увидела в окне обеспокоенное лицо отца, державшегося за трубу, проходившую по стене у окна, и прижимавшего к груди алые розы. Он весь промок, на улице по-прежнему шел снег с дождем.

– Проснувшись, я увидела того, о ком был мой сон, поэтому не сразу поняла, что уже не сплю. Я смотрела на него и упивалась красотой его лица, глаз, наполненных светом любви. Он снова постучал в окно, и я вдруг осознала, что это не сон. Поспешно вскочив с кровати в одной ночной рубашке, я открыла окно и впустила отца в комнату, – рассказала мне как-то мама.

Он не смог оторвать взгляда от нее, такой нежной, ранимой и беззащитной. Она не смогла противостоять обаянию, вниманию, теплоте и напористости любимого мужчины. И они оба не смогли совладать с непреодолимым влечением двух любящих сердец, отдавшись во власть чувств.

Проснувшись рано утром в объятиях друг друга, они до конца осознали, что произошло. Мама расплакалась. Она, конечно же, не хотела, чтобы все было именно так. Более того, ей было только девятнадцать, и она еще не успела принять для себя окончательного решения по поводу их совместного будущего. Да, она любила отца, но, как и каждая женщина, хотела создать свое будущее на основе любви, доверия и уважения, а не на основе безысходности. Она чувствовала себя лишенной чего-то такого, что делало ее особенной, достойной, лучшей, что позволило бы ей принять самостоятельное и правильное решение на всю жизнь. Однако воспитание того времени не поощряло такого исхода, поэтому решение было принято само собой. В то же утро отец сделал ей предложение, и свадьбу назначили через месяц.

События того вечера изменили не только жизнь моей мамы. Отец осознал, что поспешил, но не только с тем, что произошло. Его версию этой истории я слышала в мельчайших деталях. Он, на пьяную голову, много раз рассказывал ее мне. Но, доходя до этого места, он всегда словно трезвел, и из глаз текли слезы. Были ли это слезы сожаления? Или раскаяния? Я не знала. Но вот слезы мамы после той ночи, и ее отчаяние зародили в нем сомнения в ее чувствах. А с ними пришли боль и обида, а позже гнев и злость.

– Она меня не любила, – говорил он иногда, заканчивая историю, – никогда не любила, понимаешь?.. Я видел ее взгляд тем утром, ее глаза, слезы… Она не любила меня… и сейчас не любит… А я любил… – почти рычал он.

Ему казалось, что она любила меньше, а порой что не любила вовсе. Ее нерешительность и замкнутость он посчитал отчужденностью и холодностью. Обвиняя ее в недостатке чувственности, он становился черствее сам.

Мама была слишком молода тогда и не знала, с чего начинать близость и как строить прекрасные семейные отношения. Она надеялась на его опыт и поддержку. Он был старше, и его семья, в сравнении с ее, внешне была более благополучная: глава семейства – хоть и приемный для него, но заботливый отец и семьянин, мать, воспитавшая четырех сыновей, прекрасный дом, достаток. Ее же собственная мать и при жизни ее отца работала намного больше своего мужа, проводившего жизнь в пустых фантазиях и пьянстве, и несла на себе всю ответственность за семью, не зная, что такое быть счастливой женщиной.

Все больше и больше мама испытывала чувство осуждения и разочарования, смешанное с болью и отчаянием, а отец из пылкого влюбленного постепенно превращался в охладевающего собственника. Он осудил ее во всем, что они сделали вместе. А его чувства к ней смешались: от жадной любви, сжигающей все на своем пути, до лютой злости, ярости и порой ненависти, даже ему порой непонятной.

Через год родилась я, а еще через какое-то время мама потеряла ребенка. Затем еще одного и еще. Мы никогда об этом не говорили, но я знала, что эти дети были. Могли быть в нашей жизни. У отца в это время появилась другая женщина, отравившая их с мамой жизнь, их близость, разрушившая нашу семью. Такой я видела его жизнь. Разве я знала, что стояло за всем этим? За новую страсть он поплатился работой, потеряв уважение коллег, положение и многое другое, что отчаянно, но безрезультатно пытался вернуть все последующие годы. Дальше – новая работа, новое положение, возможности, новые бессмысленные связи, слезы, скандалы и так до бесконечности.

И лишь спустя много лет появление его жадно любимых внуков смогло разорвать этот порочный круг и открыть для меня отца таким, каким я его никогда не знала. Мне не довелось узнать, что такое хороший отец, пока я росла. Но я смогла понять его и полюбить всей душой спустя годы. Он же стал лучшим дедушкой, о котором можно было только мечтать. И казалось, что только сейчас они с мамой по-настоящему стали счастливы.

А тогда он остался один: без друзей, без работы и без средств к существованию, опустившийся, разъяренный и обозленный. И рядом были только мы, его семья, которую он и винил во всех своих неудачах. Глубоко в душе, я знала, мама страдала от боли и обиды за его предательство, разрушенные женские мечты, обманутые надежды, за то жалкое подобие семьи, что они смогли создать. Да и что можно построить на недоверии, обмане, упреках и непрощении?

Всего через несколько недель я должна была покинуть родительский дом, чтобы начать новую, самостоятельную жизнь. Начать строить что-то свое, не имея ни малейшего представления, как это сделать. Люди говорили, что судьба матери передается дочери. И когда я смотрела вокруг: на соседей, знакомых, – то понимала, что у многих так было. Но в моих мечтах была совсем другая жизнь и совершенно иная судьба.

– Мам, я давно хотела у тебя спросить… – я прервала наше затянувшееся молчание в тот вечер во время ужина с мамой у телевизора.. Мама с головой ушла в сериал на экране.

– Ма-ам, – позвала я еще раз.

– Да, солнышко, – поспешно проговорила она.

– Помнишь, ты как-то мне рассказала о том, ну… как у вас с отцом это было в первый раз… до свадьбы…

Мама утвердительно кивнула и смущенно опустила глаза, стараясь понять, о чем будет мой следующий вопрос.

– Ты никогда не думала, – продолжила я, – как бы сложилась твоя жизнь, если бы ты не… ну, в общем, если бы вы подождали… не знаю, даже, как спросить, прости…

– Я поняла тебя, дорогая. Знаешь, сложно совладать с собой, своими чувствами, когда ты так молод, горяч и влюблен. Наверное, здесь нужна какая-то особая сила, даже не знаю…

– …Сила Бога, я думаю, – осторожно предположила я.

– Может быть. Но что сделано, то сделано. Тогда мы были счастливы, во всяком случае, нам так казалось. А счастье может рухнуть и по другим причинам, не зависящим от близости до брака.

– Например, его измены, да? – выпалила я и закусила губу.

– Да, пожалуй, они убивают тебя изнутри, разрушают все… Уже не знаешь: где правда и где ложь. Их можно простить, даже нужно… забыть… Но чтобы все это стереть из жизни, нужно усилие обоих супругов, в одиночку с этим справиться невозможно… Это как червь, который точит и точит. И с каждой новой ссорой все старые обиды всплывают, будто никуда и не уходили… – она горько улыбнулась и тихо продолжила: – Но стоит ли тебе думать об этом? Это моя жизнь… Конечно, не совсем такая, какой я ее рисовала себе в твои годы. Поэтому учись лучше на моих ошибках, родная…

– Ты не ответила, мам, – настаивала я.

– Хорошо… Оглядываясь назад, я часто думаю, что, возможно, твой отец проявлял бы ко мне большее уважения, если бы я осталась верной себе до дня свадьбы. Не зря же еще в старину такое поведение называли «честью» для девушки. Хотя вполне вероятно, что это мы сами перестаем себя уважать, а значит, меняется и отношение любимого мужчины к тебе. Одно я могу сказать абсолютно точно: я не хочу, чтобы ты сделала такой поступок. Это очень больно. И всю жизнь ты носишь в себе этот вопрос: «А что было бы, если бы я противостояла?» – она замолчала и задумалась, а потом подняла на меня глаза, слегка блестящие от слез, улыбнулась и сказала: – Но ты не такая… Ты намного рассудительнее и решительнее, чем была я в твои годы. Кроме того, у тебя есть твоя вера, а в сердце – Господь. И Он тебе поможет, – она указала пальцем вверх. – Наша жизнь с твоим папой была разной, просто нам выпало слишком много испытаний. И мы прошли их как прошли. Но любовь в ней тоже была, и я верю, еще будет. Иначе меня бы с ним уже не было. Успокойся, дорогая. Ни о чем не думай. – Она снова улыбнулась такой светлой улыбкой, что мне стало не по себе за мои мрачные мысли.

Отец проснулся, как только мы окончили разговор, и стал искать повод для скандала. Да и нужен ли повод пьяному, разъяренному человеку, чтобы сделать кому-то больно? Похоже, что нет. Не то сказала, не там стала, телевизор собой заслонила, не то приготовила, не так подала, недостойно оценила мужа, посуду не помыла, собаку не выгуляла и так бесконечно…

– Послушай, я так больше не могу… Тебе нужно что-то с этим делать. Это же не может продолжаться вечно! Ну посмотри на себя, в кого ты превратился! Пьяный, опустившийся. Сколько дней ты уже пьешь… – мама закрыла лицо руками и начала всхлипывать.

– Слышишь… – лениво и небрежно бросил он в ответ, лишь скосив глаза в ее сторону, – … на себя давно в зеркало смотрела?.. Так что отвали, курица.

– Ну, прекрати, сколько можно? – отчаянно взмолилась мама. – Неужели нельзя разговаривать без оскорблений?

– Я тебе правду говорю, дура, чтобы ты прозрела наконец и поняла, чего твой муж хочет… да… а ты мне тут затираешь… курица, блин, – еле ворочая языком отвечал отец.

– И чем же я дура? Тем, что тебя, такого здорового мужика, на своей шее тяну?.. Работаю на двух работах, стараюсь все время хоть какую-то копейку в дом принести, а ты, мало того, что не работаешь уже сколько, так еще и пропиваешь… И оскорбляешь… – мама снова плакала, а я вжалась в кресло так сильно, как только могла.

– Вот твоя истинная любовь, вот твоя гнилая натура! Деньги у меня закончились, и все, любовь пропала.

– А они у тебя когда-нибудь были, ты скажи? О деньгах ты говоришь… Может, и были, но не для нас с дочерью, а для твоих девок, которых ты в нашей машине катал, за которую я и платила… – мама тяжело вздохнула и махнула рукой. – Да дура я, нужно было тебя давным-давно бросить, как твоя мать бросила твоего отца… и сдох он, никому не нужный, от пьянки. Нашла себе другого – и жила счастливо. Может, ты тоже так хочешь?