сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
***********************************************************************************************
Простая история
https://ficbook.net/readfic/11659384
***********************************************************************************************
Направленность: Гет
Автор: Ann Michaels (https://ficbook.net/authors/2925907)
Фэндом: Любовники
Пэйринг и персонажи: Роберт/ОЖП
Рейтинг: PG-13
Размер: 10 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: завершён
Метки: Fix-it, Разница в возрасте, Платонические отношения, Намеки на отношения, Романтика, Занавесочная история, Новые отношения
Описание:
Роберт считает, что Мэри вернется к нему. Роберт считает, что с ее уходом он потеряет себя. Роберт заходит в бар и понимает, что еще далеко не все потеряно; обычная история.
Посвящение:
Жене, которая меня так включила в этот фильм, что я пересматриваю его уже ...надцатый раз. Спасибо, Женя, я все еще жду этих кадров!!
Публикация на других ресурсах: Уточнять у автора/переводчика
Примечания:
даже удивлена, что ценители ирландского кино и, в особенности, актеров, до сих пор не написали ни одной работы по этому фильму, ведь судьба роберта - дыра в сюжете похлеще причины возникновения чувств хитклиффа, но да ладно; буду первопроходцем!
========== Часть 1 ==========
У Роберта есть красивый галстук, красивая деревянная кровать и свежая газета, которую он постоянно читает своей возлюбленной, пока та старается вспомнить, зачем она вообще пришла к нему. У его возлюбленной есть сын, о котором она помнит; есть муж, которого она никак не может выбрать, и есть он, который ей совсем не нужен. Роберт понимает это, принимает, но вот легче совсем не становится.
Роберту сорок семь, и в этом возрасте самое то упиться до белой горячки, прыгнуть с обрыва или уйти из жизни, оставив после себя прекрасную записку, в которой он просит никого не винить в его смерти. Он стоит у окна и думает, что если бы так поступил, то написал: «Во всем вините Мэри; она выбрала мужа, а не меня, оставив последнего с разбитым сердцем.» Комедия получилась бы отличная, после которой можно было сразу восставать из мертвых — смех его любимой был бы таким громким, что настиг бы его даже наверху всех верхов. Роберт захлопывает окно, смотря на то, как белый лоскут облака загораживает собой трубу ее дома. Летние закаты всегда было приятно смотреть с ней, но Мэри теперь не одна; Мэри теперь с мужем, и он страдать не собирается.
Он собирается напиться.
Роберт выходит из дома и вспоминает старый совет — выбросить все, что напоминает о старой любви. И останавливается на полпути. Бар, несчастное здание в один этаж, с тускло мигающей вывеской; его любимый бар, куда он сам и привел Мэри, его, получается, тоже придется выбросить? Он резко дергает плечом и нахмуренно смотрит на ее дом. Можно поклясться святой клятвой, что он слышит смех и знакомые переливы голоса. Можно клясться сколько угодно, учитывая, что Роберт — атеист.
Нет, бар он решает оставить. Не все же бросать на алтарь любви. Роберт снова дёргает плечом и бормочет, что так он превратится в полного идиота, но позволяет себе замереть у двери, чтобы еще раз прислушаться к отзвуку знакомого смеха. Внутри как всегда темно, мигает одна лампочка то синим, то красным, игровой автомат постоянно прерывается на скулящей ноте. На его месте кто-то сидит. Настроение не исчезает, оно превращается в сломанный термометр — ртуть прыгает то вверх, то вниз; Роберту хочется то ударить ногой дверь, то кинуть чем-нибудь тяжелым в спину в серой кофте.
Желание кинуть останавливается укоризненным мотанием головы, когда обнаруживается, что серая кофта может качаться из стороны в сторону на ножках стула, готовых подогнуться в секунду, а еще говорить женским простуженным голосом. Он же все еще джентльмен, к тому же, обладающий склонностью к готическим романам. Если кратко, то идиот, а все душевнобольные бывают временами вежливые.
«Не первый дискант, » — думает рассеянно Роберт, подходя к другому стулу и кивая официанту. «Точно не первый.»
Откуда он знает о дискантах, Роберт понятия не имеет, но чем ближе стакан с бурбоном, тем увереннее он повторяет эти слова. Дискант. Забавное слова. Дис-кант. Ровно два слога, как и в имени Мэри. Бурбон приятно ложится внутрь, и самобичевание становится не таким постыдным. Он любил Мэри, она ушла. Он пытался докричаться до нее, она не услышала. Он не подрался с ее мужем, она не оценила. Может, Роберт отпивает, если бы он тогда врезал ему, Мэри улыбнулась и сказала, какой он молодец? Стакан стремительно пустеет, но он не стремится заказать еще. Надо подождать. Он знает, каким приятным может быть состояние полуопьянения — все станет слегка размытым; сам он себе станет казаться очень мудрым и серьезным. Да и Мэри перестанет казаться трагедией века.
Серая кофта негромко кашляет, и он искоса смотрит в ее стакан. Там, смешно сказать, отвар из ромашки. Роберт моргает и пытается вспомнить, когда в последний раз он видел засушенные травы в этом баре, предназначенные для чего-то, кроме курения. Ромашка болтается в стакане, и луч от лампы падает на черные волосы, потом ломается в отражении очков, и кидается на серую кофту.
— Это преимущество быть родственником. — хриплый голос и правда звучит простуженно. — Можно пить не только алкоголь.
Роберт с удивлением смотрит на серую кофту и пытается вспомнить, заговаривал он с ней, или она сама вдруг перехватила инициативу. Серая кофта не поворачивается в его сторону, и он недовольно хмурится. Знакомство в барах явно не для него. Да и очки, сдвинутые на нос, он не любит. Он пожимает плечами и встает со стула. Первый день без Мэри пройден.
***
Несколько дней он проживает нормально. Нормально потому, что он перестает спать по ночам и смотрит на то, как гаснет лампа в соседнем окне. Там живет не Мэри, но ему нравится представлять, будто чья-то расплывчатая фигура — его любовь, которая обитает хоть и не на пятом этаже, а на втором, но все же тоже достаточно высоко, чтобы не добраться. Роберт ложится в красивую кровать, стягивает галстук и понимает — если повесится, то всем будет все равно. Роберт откладывает газету и думает, как из напечатанных букв сложить послание и направить его тому, кому не все равно. Таких претендентов не оказывается, и он лепит из газеты воздушный самолетик, который, возможно, долетит до самого Гэлвея. Роберт берет вязаный свитер и выходит на улицу.
Бар все еще его, и он все равно боится увидеть там знакомую фигуру. Ирландцы тоже считаются европейцами, хотя большую глупость, казалось, сложно было услышать. А европейцам пристало вести себя очень вежливо — если муж встречает любовника своей жены, то вежливо попросит не брать его галстук из их шкафа, а если тот все-таки его взял, то обязательно отдать его в прачечную, жене нравится, когда тот пахнет ромашкой и лавандой. А любовник в это время должен пожать плечами и улыбнуться — у него-то этих галстуков приходится на каждое третье имя Сары и Бернадетт. У Роберта нет ни Сары, ни Бернадетт, ни тридцати галстуков. У него всего одна любовница Мэри, и у ее мужа просто отвратительный стиль в одежде. Роберт выбрасывает спрятанный в кармане галстук куда подальше и открывает дверь бара.
На этот раз серая кофта превращается в синюю, и желание бросить стул усиливается. Потому что снова сидят на его любимом месте. Хриплый голос звучит чуть менее простуженно, однако Роберту на это наплевать — он его уже заранее ненавидит. Синяя кофта не поворачивается к нему лицом, а спокойно перелистывает страницы какой-то замусоленной книги. На обложке какой-то монстр и девушка в вечернем платье — чтиво самое подходящее для серебряных очков, черных волос и покосившегося игрового автомата. Роберт специально громко двигает стулом, но синяя кофта не оборачивается. Он сердито смотрит в ее сторону, но и тогда получает в ответ только поскребывание стаканом по столешнице. И снова эта дурацкая ромашка. За другим столом раздается веселый смех, и Роберт косится в сторону молодой компании — парень что-то рассказывает, отчаянно жестикулируя. Может быть, получится спровадить синюю кофту, если та прельстится возможностью нового знакомства?
— Даже и не мечтайте. — синяя кофта снова опережает его, и он недовольно смотрит в ее сторону.
— Между прочим, это мое место.
— Я в курсе.
— И вы его заняли.
— Я знаю.
— Может, встанете и освободите?
— Я ехала из Англии не для того, чтобы мои иллюзии об ирландских джентльменах разбились вдребезги.
Роберт раздраженно вздыхает и вдруг ловит себя на мысли, что не ищет в толпе лицо Мэри. Было бы забавно встретить ее здесь и сейчас и сделать вид, будто он не искал ее все недели. На самом деле, Роберт прекрасно понимает, что нарушает самое известное правило — любовники не становятся возлюбленными, но почему и бы не помечтать? Он заказывает бурбон и снова смотрит на то, как ромашка плавает в стакане, немного замутняясь синим свитером. Рукав лежит совсем рядом со стеклом, и если прикрыть один глаз, то можно представить, как искажение света превращает рукав в огромный комок шерсти. Тошнота появляется как раз тогда, когда Френк собирается закрывать бар, и он выходит обратно на улицу.
Облака летают по небу так безобидно, что можно подумать, будто началась заново весна, а не середина лета. Середина дождливого лета, когда небо напоминает ведро с пятью дырками на дне, и кто-то очень талантливый и умный льет воду, не думая, что та выливается на голову случайным прохожим. Дверь бара скрипит и на свет фонаря выходит синяя кофта. Черный плащ до асфальта, черная кепка, черная книга. Синяя кофта что-то бормочет про себя, повторяя фразы, наморщившись, и прищуренно смотрит на небо. Там пустота и тишина. А потом она вдруг отрывисто хмыкает и улыбается. Оказывается, синяя кофта тоже может быть девушкой. С черными короткими волосами, с тусклыми, немного водянистыми глазами и насмешливой улыбкой. Видимо, момент в книге не такой смешной, и она качает головой, стараясь нащупать что-то в карманах бездонного плаща. Чем-то оказывается пачка сигарет, но вот зажигалки нет, и, проворчав непонятное, она сует книгу в другой карман и чиркает спичкой. Роберт читает названия вывесок, а потом все-таки наблюдает, как она курит. Не так, как делают заядлые курильщики, не так, как делают молодые женщины в надежде обратить на себя внимание. Она просто держит сигарету двумя пальцами и выдувает дым куда-то себе под ноги.
— Я уже все закрыл! — слышится голос Френка.
— Хорошо, — пепел стряхивается на страницы книги.
— Не замерзла там?
Френк что-то говорил о своей племяннице, которая должна была приехать в Дублин по какой-то программе обмена, но разве Роберту это интересно. Он вытаскивает свои сигареты, и зажигалка блестит в сумерках.
— Нет.
— Ты ведь там не куришь? — после паузы раздается вопрос. — Ты же знаешь, что твоя мама может мне оторвать голову, если узнает, что я…
Она молчит, прищелкивает языком и вынимает сигарету. Та теперь мерцает, как огонек в ночи. Понятно, откуда Secret Service брали свое вдохновение.
— Нет.
Она держит сигарету в руках, а потом быстро тушит ее о подошву ботинок и бросает ее в бак около Роберта. Потом разворачивает грушевый леденец, которым начинает пахнуть вся улица и прячет руки в карманы. Правда, потом разворачивается сама, внимательно смотрит на него и прикладывает палец к губам. Теперь он стал участником молчаливого заговора. И ее мама может оторвать голову и ему. Френк выходит на улицу, подозрительно принюхивается и облегченно вздыхает, когда видит его с сигаретой.
— А, Роберт, это ты! А я-то думал… Кстати, — неловко суетится он, глядя на нее. — Познакомься, это моя племянница…
Когда Френк хочет назвать ее имя, она сурово улыбается ему и бросает:
— Мы опаздываем.
Две фигуры исчезают в темноте, а из ее кармана падает пустая пачка сигарет. Роберт присматривается и видит название: «Сэнт-Джон». Хорошая марка.
***
Он старается не звонить Мэри, однако телефон на бумажке постоянно вертится у него перед глазами, и Роберт бродит по квартире, стараясь придумать предлог, почему ему нужно позвонить. Может, она не так хорошо себя чувствует? Может, ей нужна помощь? может, он как последний идиот надеется вскочить в последний вагон, когда поезд отлично тронулся и без него. Скорее, не поезд тронется, а он сам. Квартира становится слишком надоедливой, и он уже начинает думать: зачем вообще нужно было брать такой долгий отпуск, если все, что он делает, только считает дни до того момента, как можно будет поехать в издательство.
Он выходит из дома и только по пути понимает, что надеется прийти пораньше, чем его место снова останется не за ним. Нет, на третьем слева стуле тоже очень удобно, но его всегда был четвертый, и это непостоянство начинает его раздражать. Роберт задерживается у двери, а потом рывком открывает ее, чтобы в полумраке сразу разгадать — есть на знакомом месте синяя или серая кофта. Синей кофты нет. Серой тоже. Нет, он даже рад, но ощущение предстоящей битвы за стул оказывается внезапно интересным. Роберт медленно смотрит по сторонам и почти отодвигает стул, когда черная тень мелькает перед ним, и с громким треском стул отъезжает в сторону. Хороший ход — надеть черную рубашку, чтобы он ее не заметил. Роберт очень хочет разозлиться, но внезапное желание рассмеяться побеждает. Он находит компромисс и рассерженно двигает свой стул ближе.
— Вы издеваетесь?
— Очень любезно с вашей стороны, — эта невозмутимость становится надоедливой.
— Если вы не заметили, тут есть и другие места.
— Да, но мне нравится это. — луч света падает на лицо, и ему кажется, что она улыбается.
— Я не хочу вас разочаровывать, — он начинает очень ядовито, а потом замолкает.
Какая разница, где ему сидеть, в сущности? Он проводит здесь не так много времени, чтобы еще и думать о месте. Другое дело, если бы тут сидела другая девушка, другая женщина, тогда можно было бы включиться в этот шуточный спор, а потом все перевести во флирт. Но сейчас… Ему это уже надоело. Роберт снова заказывает бурбон и смотрит на разукрашенное блюдо, которое висит прямо по середине стены. Он слышит, как очки брякают о столешницу, но не поворачивается. Пока что в баре еще не так много людей, откуда-то доносятся звуки блюза, и он начинает тихо подпевать, пока его не прерывают.
— А вы случайно не алкоголик?
Он старается не подавиться бурбоном и не смотреть направо. Почему никто не соблюдает негласное и важное правило: если два человека сидят в баре, и расстояние между их стульями равно еще двум стульям, разговор заводить нельзя. Почему обязательно надо заговорить и задать дурацкий вопрос?
— А вы случайно не уходите?
— Туше. — слышится спокойный голос. — И все же?
— Нет. — Роберт присматривается к блюду и вдруг замечает, что в углу рисунка примостились две овцы.
— Жаль. Всегда хотела посмотреть на алкоголика.
Ситуация становится все более и более комедийной. Он все-таки поворачивается, но она смотрит в другую сторону, и он видит только черную рубашку и черные завитки волос, касающиеся щеки.
— Подождите еще два часа, и эту возможность я вам гарантирую.
Она ничего не отвечает, и они замолкают. Тишина не такая, как с Мэри — не такая уютная, не такая сладкая, но и не гнетущая. Она простая; они молчат, потому что незнакомы и не хотят говорить друг с другом. Первый раз за долгое время он принимает эту простую истину. Он так и не знает, как ее зовут. Знакомство в баре — самое банальное, что можно придумать, и вместе с этим — самое простое. Почему бы не узнать имя, тем более, что четвертой встречи уже может и не быть — такими темпами ему легче поменять бар.
— Как вас зовут? — он старается быть вежливым.
— Миртл, — слышится угрюмый ответ из-под страниц книги.
Роберт знает, что она врет, и эта ложь его веселит. Ее не могут звать Миртл. Такое имя может носить девушка легкого поведения на Корберри-стрит, так могут кликать собаку, так можно назвать, в конце концов, героиню водевильного романа, но не племянницу Френка. Она врет, но эта ложь веселит его.
— Прекрасное имя.
— Спасибо. Я передам комплимент родителям.
Книга переворачивается обложкой вверх, и пока она берет другую, он смотрит на размалеванную картинку — очередной роман из пятидесятых, где женщина в шелковом пеньюаре стоит с пистолетом в руке, защищаясь от очередного гангстера. Как можно читать такую муть, спрашивает он себя, но она невозмутимо надевает очки и открывает первую страницу. На секунду ему кажется, что она выругается. Но нет.
— А вас как зовут?
Он вспоминает последний ретро-фильм, который крутили в «Маджестике» и думает, что это неплохая шутка. Играть, так играть. Тем более, что эта игра не похожа на прошлую.
— Ореон.
