Текст книги "Никак иначе (СИ)"
Автор книги: Ann Lee
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)
– Такая же сладкая, – голос Саши просел почти до хрипа, – такая же отзывчивая…
Я выдохнула наваждение, возвращаясь в реальность.
– Прощай, Саша, – теперь он не сопротивлялся, когда я оттолкнула его, и я беспрепятственно пошла дальше.
За столиком сидела одна Лариса, грустно изучая интерьер.
– Куда все делись? – я села, напротив, по дороге справившись с хандрой.
– Мужчины пошли покурить следом за тобой, а тут принесли десерт, – как-то растерянно отчиталась она.
– О! – я постаралась придать голосу восторженность, глядя на шоколадный мусс, в креманке, украшенный клубникой. Я так устала, скорее бы этот вечер закончился. – А давай не будем их ждать, и примемся за него прямо сейчас.
Она снова рассеянно кивнула, и принялась ковырять ложечкой упругие бока десерта. Я почувствовала укол совести. Ведь она ни в чем не виновата. Это, по сути, мои проблемы, что мои же ожидания о жизни не оправдались.
– Ларис, всё нормально? – спросила я, зачерпывая ложкой мусс, и поднося к губам.
– Я обидела тебя чем-то Света? – спросила она, и отодвинула от себя истерзанное блюдо.
– Ну что ты! – я же наоборот положила ложечку в рот, пытаясь заглушить горечь от сегодняшнего вечера, сладким вкусом.
– Я что-то сказала, что тебе не понравилось, это всем стало понятно, когда ты подскочила, – продолжила Лариса. Недаром она показалась мне проницательной, она с лёгкостью считывала мою обиду, и это плохо, потому что это только мои проблемы.
– Послушай, ты ни в чем не виновата, и никак меня не обидела, – я проглотила ещё одну ложку десерта, облизала губы, тут же почувствовав вкус от недавнего поцелуя, и укол совести стал более ощутимым, – ты прекрасная девушка, и я очень рада за вас с Сашей, – всё же продолжила я.
– Если я даже ненароком что-то сказала, прости, я очень волнуюсь. Саша мне все уши про вас прожужжал, про лучшего друга Кира и его девушку Свету, и я хотела вам понравиться. И вот в итоге, ты убегаешь, а Кирилл так смотрит, словно ненавидит меня, – она всхлипнула.
– Лариса, ну ты чего? – удивилась я, а она и вправду плакала. Слёзы тихо катились по щекам. Ей даже плакать можно было, а мне нет.
Я пересела к ней и обняла.
– Ничем ты меня не обидела, – повторила я, погладила её по голове, – а Кирилл, всегда так смотрит. К нему привыкнуть надо. Он не для слабонервных.
Она вдруг истерично хохотнула.
– Ты такая сильная. И красивая. Я по сравнению с тобой чувствую себя размазнёй, – призналась она.
Знала бы она, какой я себя чувствую, по сравнению с ней.
– Успокаивайся, и давай заешь слёзы десертом, он, кстати, очень вкусный, – я протянула ей салфетку, и Лариса принялась промокать лицо. Вдали уже показались две высокие фигуры. Мужчины шли к нам, и я предупредила об этом Ларису, пересев на своё место.
– Да ничего страшного, это всё гормоны, – отмахнулась она.
– Гормоны? – замерла я, ковыряясь опять в десерте.
Тут сзади мои плечи накрыли горячие ладони, и Кирилл носом толкнулся в мою макушку, собирая аромат.
– Прости, Саш, я проговорилась, – виновато улыбнулась севшему рядом Саше, Лариса, и уткнулась в его плечо. – Мы ждём ребёнка, – договорила она, смущённо улыбаясь.
За столом повисла тишина.
Я была добита этой новостью. Просто все слова, мысли, всё исчезло, осталось только огромное чувство неполноценности.
Первым отмер Кирилл. Он громко хлопнул в ладоши, и стал обнимать Сашу, поздравлять Ларису, а я сидела дальше, купаясь в своей горечи, все не способная оттуда вынырнуть. Не было у меня больше эмоции. Да простит меня Лариса, но это просто сильнее меня. Я могла только вяло улыбаться, когда Саша, гордо гладил её ещё плоский животик, и рассказывал, что и сами они не ожидали такого расклада.
Остаток вечера потонул для меня в однообразной какофонии звуков, связанной с предстоящим потомством. Я почти не реагировала, на это, тихо дожидаясь, когда закончиться вечер, и ловила беспокойные взгляды Ларисы. Это была плохая идея. Не надо было нам встречаться. Мне не надо было ехать.
Уже по дороге домой, сидя в машине, я всё ещё находилась в каком-то ступоре, апатично разглядывая темные улицы.
Кирилл тоже не стремился к разговорам. Он сидел рядом со мной, на заднем сидении.
Нас вёз Сергей. Мы смотрели в разные стороны, каждый думая о своём.
– Ну что зеленоглазая, – вдруг подал голос Кирилл, – так соскучилась по нему? Прикидываешь, правильный ли сделала выбор? Очень хочешь оказаться на её месте?
Я вздрогнула и повернулась к нему.
– Кирилл…
– Так заскучала за двумя херами?
Кир видимо сделал свои выводы, списав мой раздрай, на счёт Саши.
Но мне этого хватило. Маленькая частичка, на весах моего терпения, качнула их в сторону истерики. Я засмеялась, сквозь брызнувшие слёзы. Сперва тихо, потом громче.
– Что ты смеёшься? Скажешь не так? – рявкнул он.
– Конечно так, милый, – выдала я, – я же только об этом и думаю. Я же пустая шлюха, не для чего другого не пригодна, как только трахать меня по-всякому!
Мой голос истерично лился по салону, я смотрела в холодные любимые глаза и умирала от той стужи, что там царила.
– Не переживай, – продолжила я орать, – давай вон Сергея позовём!
Я наклонилась к водителю, который ошалело зыркнул на меня.
– Серёж, хочешь меня трахнуть? Кирилл разрешит. Я знаешь, как умею, по-всякому, по-разному…
– Заткнись, блядь! – заорал Кирилл, дёргая меня на себя, и прижимая так сильно лицом к своей груди, что чуть нос мне не свернул.
Его горький аромат, синхронизировался с той горечью, что пронизывала меня насквозь. Я остервенело начала вырываться, перемежая слёзы с ненормальным смехом.
– А хочешь, ещё и парней из охраны позовём. Я же шлюха, меня можно! Я же только для этого нужна…У меня же нет больше никаких чувств…
– Всё успокойся, – орал он в ответ, пытаясь поймать мои руки, скрутить, но я вырывалась.
– А что так? Ты передумал? Хочешь трахать меня единолично? Ну, ты же итак, делаешь со мной всё что хочешь
– Заткнись, я сказал, – он всё же скрутил меня и прижал к сидению, навалившись сверху.
– Ненавижу тебя, понятно, – дёрнуться я не могла, но слёзы всё бежали из глаз, – за слова твои эти, за то, что думаешь так обо мне, ненавижу… Отпусти я выйду! Сергей останови машину!
– Никуда ты не пойдёшь, поняла, – Кирилл сжал мой подбородок, вынуждая смотреть на него, – моя ты…и шлюха, и женщина… моя…
– Кирилл Дмитриевич, – вдруг подал напряженный голос Сергей.
– На дорогу смори, – даже не повернулся Кир.
– Всё отпусти! Отпусти, – остервенело, дергалась, я, – отпусти насовсем, раз ты не понимаешь ничего… Ничего не видишь, дальше своей ширинки…
– Всё я вижу, – возразил Кирилл, и не думая разжимать руки, сжал ещё сильнее и больнее, – насквозь всю тебя вижу. Как смотрела на него с тоской, вся напряжённая, как струна, когда его девку увидела…
– Да с тоской, потому что тоже хочу, чтобы ради меня подвиги совершали и с родителями знакомили, – срываясь на всхлипы, шептала я, рассматривая сквозь пелену слёз его склоненное ко мне лицо.
Кирилл был, не прошибаем. Как и всегда впрочем. Не трогали его мои слёзы, моя истерика, ничего не могло продавить его уверенность, что я скучаю по Саше.
– Подвигов тебе захотелось, – прорычал он, – плохо тебе со мной?
И только сейчас я уловила в его лихорадочном взгляде боль. Замерла, перестала вырываться, смаргивая слёзы, придавленная, и осознанием его переживаний, и его тяжёлым телом.
– Ты ни так меня понял, Кирилл, – прошептала, все, вглядываясь в эту холодную глубину.
– А по хуй, Света, – зло усмехнулся он, – это ничего не меняет. Ты никогда не будешь на её месте. Ни на чьём не будешь. Только на своём. Я понимаю это, и принимаю, всё как есть. Тебя. Себя.
Кир выпрямился, давая мне свободу, и я отползла по сидению от него, и вдруг поняла, что мы не едем. Машина стоит припаркованная во внутреннем дворе нашего дома. И в машине мы одни, Сергей поспешил ретироваться, чтобы не наблюдать наши разборки.
Я села, неуклюже поправив одежду. Стёрла со своих щёк слёзы.
– Ты не понимаешь… – проговорила я в звенящую пустоту и тишину, что разделяла нас в тёмном салоне авто.
Кир пошевелился. Глубоко вздохнул, откинувшись на спинку кресла. Потом открыл со своей стороны дверцу, и закурил.
– Чего? – выдохнул он дым. – Чего я, по-твоему, не понимаю? Разве я когда-нибудь обращался с тобой как со шлюхой? Пренебрегал твоим мнением? Чего ради ты всё время меня этим тычешь?
– Кирилл… – я снова запнулась, не зная как донести до него свою боль, – дети, самое моё больное место, понимаешь,… а она беременна,… а я никогда, не смогу…
Слёзы снова набежали на глаза.
– Ты, проигрываешь по всем параметрам, имея дело со мной…
– Что за дебильный комплекс неполноценности, зеленоглазая, – Кирилл откинул окурок, и выпустил дым, повернулся ко мне, – хочешь детей, будут тебе дети.
– Что? – я негодующе посмотрела на него.
– Я решу этот вопрос, – отозвался он, – надеюсь, сойдёт за подвиг.
– Как? – уставилась на него, ловя в темноте салона, отблеск его светлых глаз.
– Узнаешь как, – устало прозвучало, и как-то даже облегчённо, что ли. И этот тон вызвал во мне угрызения совести, за своё поведение.
– Прости меня, я и сама не знаю, что на меня нашло… просто…
– Я понял уже, зеленоглазая, – оборвал он меня, – мы друг-друга стоим, я тоже закрутил лихо…
Я несмело улыбнулась.
– Мы так напугали Сергея. И я наговорила здесь всякой ерунды.
– Ничего, переживёт, – отмахнулся Кирилл, и подтянул меня к себе, прижал, и я прямо такое облегчение почувствовала.
Прижалась и зарылась носом в изгибе его шеи, чувствуя себя на своём месте, очень гармонично, и правильно. Снова потянула на дурацкие признания, и извинения. После столь яркой вспышки, пришёл откат, и захотелось, вот так, не разлепляясь сидеть и дальше и признаваться во всём заветном, но Кир опередил меня.
– Помнишь, я говорил тебе, что нет у тебя вариантов? – спросил он, и я кивнула. – Так вот, их и у меня нет. У нас с тобой нет.
Не совсем то, что хотелось мне услышать, но всё же, лучше чем ничего.
– Я целый вечер твой взгляд на нём ловил, и чуть с катушек не съехал…
– Ты съехал, – усмехнулась я, и стала медленно целовать его изгиб, ловя и раскатывая на языке его вкус. Терпкий сильный, и такой гармоничный, вызывающий во мне шквал эмоций, так что я тут же не удержалась и громко втянула его аромат. А руки сами начли действовать, расстегивать рубашку на его груди.
– Ну да, было чуток, – согласился он, явно наслаждаясь моими действиями, потому что голос его завибрировал, – только лучше бы не видеть тебе никогда меня действительно поехавшим, Света.
Я проползла губами по колючему подбородку, и заглянула в светлые глаза.
– Я видела тебя много раз, и даже испытала на себе весь спектр, твоего гнева, – напомнила ему.
– Это я ещё себя контролировал, – совсем не шутя, сказал Кирилл, и перехватил инициативу, накрыл своей ладонью моё горло слегка его, сдавив, и отстранив меня от себя.
Я сглотнула, и накрыла обеими ладошкам его сжимающий хват, стремясь успокоить зверя.
– И что Кирилл, убьёшь меня что ли? – дрогнул мой голос, потому что ответ я уже получила через секунду, поняв его по лихорадочному блеску его глаз, и дрогнувшим пальцам.
– Я сам не хочу знать этого, – хрипнул он, притягивая моё лицо к своему, по обыкновению втягивая мой аромат, и на мгновение, прикрывая глаза, – но альтернатив немного, Света, поэтому не дразни меня больше, никогда. Ты моя.
И он жёстко впивается в мои губы. Больно. И мучительно сладко. Какой-то отчаянный поцелуй, с примесью вкуса метала на губах, с горечью, от недавней ссоры, и со сладостью примирения. Хочется вечно провести вот так сплетёнными вместе, давясь стонами и шумным дыханием. Лихорадочно сдирать одежду, чтобы добраться до обнажённой кожи. И быть поглощёнными только друг другом.
Жёсткое проникновение вовнутрь, заставляет меня вскрикнуть, выгнуться, разорвав наш поцелуй.
– Бля, забыл совсем, – ворчит Кирилл, и замирает, вглядывается в мои осоловелые глаза, – больно, Света?
Вместо ответа я прижимаюсь к нему, и сама делаю встречное движение, вырывая его судорожный вздох, и свой всхлип. Но Кирилл не поддается, стопорит меня, сжимая жёстко, чтобы не двигалась.
– Света, – рычит он, не получив ответа.
– Мне будет больно, если ты не продолжишь, – выдаю на одном дыхании, и начинаю целовать его лоб, и щёки, и нос.
– Ты уверенна? – всё ещё не сдаётся Кир.
– Хочу тебя, хочу, – я против силы ёрзаю на нём, – давай продолжим, пожалуйста, прямо сейчас, Кир…
И Кирилл смещает пальцы ниже, раздвигает мои ягодицы, в которые помимо его пальцев вжимается резинка моих трусиков, и толкает меня вниз, резко и сильно нанизывает на свой член, так что я выгибаюсь назад, на переднее сидение, ложась на него спиной.
– Ах! Да, да, да, – срывается с моих губ, на каждый грубый толчок снизу.
Окна в машине запотевают, её ощутимо раскачивает, и явно охране вполне понятно, чем мы здесь занимаемся, но плевать, на всё плевать.
– Моя! – рычит Кирилл, сминая мою грудь, – моя сучка, моя заноза, наркота моя!
Я уже совсем теряю ориентиры, чувствуя подступающий оргазм. Кирилл без устали вбивается в меня снизу, а я уже почти без сил, ноги сводит от напряжения, живот дрожит, по спине скользит пот. Я впиваюсь пальцами в его плечи, чтобы удержать этот бешеный ритм, и не свалиться на пол.
– Смотри, – командует он, задирая мою юбку до пояса, и во мраке я разглядываю место нашего соединения.
Мои белые раздвинутые бёдра, с полосками чулок, сдвинутые в сторону трусики, скомканные и стянутые мной его брюки и трусы, и такой же тёмный член, между тёмными бёдрами, входящим в меня словно поршень, без устали, и промедления.
И этот вид сталкивает меня в удовольствие.
Я закатываю глаза и дрожу так сильно, от нахлынувшего кайфа, что даже не сразу понимаю, что Кирилл тоже финиширует.
Я прижимаюсь к нему в изнеможении, обнимая за шею.
– Я так люблю тебя, – признание выходит само собой, да и плевать, мне сейчас так хорошо, что пусть даже оно останется без ответа. Таким оно и остаётся, только руки его сжимают меня крепче.
27
– Может, всё-таки расскажешь, куда мы едем? – задаю этот вопрос, в который раз, но Кирилл опять хмыкает, и ворчит, что скоро я всё увижу сама, и чтобы я прекращала жрать ему мозг.
Само обаяние!
Он заехал за мной в офис, попросив, ну как, попросив, проинформировал, скажем, так, чтобы я освободилась в обед, и теперь вёз в неизвестном направлении. На вопросы не отвечал, вообще был молчаливый и сосредоточенный на своих мыслях и дороге. Уже хорошо изучив его характер, я не лезла, потому что не хотела нарваться на грубость, в конце концов, куда-нибудь да доедим.
Окраина города, но район, приличный, тихо и даже снег почищен, хоть и чувствуется контраст с центром. Меньше ярких вывесок, больше простоты, частный сектор, почти везде, и люди постоянно оборачиваются на наш черный внедорожник.
На языке снова завертелись вопросы, но толку, всё равно только нарычит, поэтому терпеливо жду конечную цель нашего путешествия, искоса поглядывая на Кирилла.
На нем короткая куртка с капюшоном, и меховой опушкой, надета на тонкий светлый джемпер, и синие джинсы, с высокими кожаными ботинками. Снова его этот брутально-бунтарский стиль, который очень ему идёт. Тёмные вихры отросли и теперь тоже торчали в беспорядке. На лице тёмная щетина, отросла уже с утра, обрамляя ровной каймой пухлые губы, и впалые щёки. Светлые глаза сосредоточены на дороге. Лицо спокойное, невозмутимое, и всё больше убеждаюсь, что он сейчас не со мной, потому что уж сильно он отстранён.
– Хватит пялиться, зеленоглазая, – Кирилл бросает на меня быстрый взгляд, развенчивая мои размышления, о том, что он сейчас безучастен к происходящему.
– Тебе, жалко, что ли? – фыркаю я, не собираясь скрывать своего интереса. Вдобавок ещё и склоняюсь, и нежно касаюсь его скулы, провожу по щеке. Подумать только, ещё три дня назад я была готова порвать с ним, и тогда же осознала насколько увязла в этом мужчине.
– Нет не жалко, – хмыкает Кир, – просто нам предстоит важное дело. Не думаю, что там, куда мы направляемся, оценят мой стояк.
– Кирилл! – закатываю я глаза, и сажусь ровнее. – Я же просто смотрю, и совсем невинно касаюсь!
– Вот давай сперва всё сделаем, а потом можешь смотреть сколько угодно, желательно снизу вверх, – скалиться в улыбке этот похабник.
– Что всё то? – опять не выдерживаю я.
– Сейчас всё увидишь, уже подъезжаем, – ответил он, и я обратила внимание, что мы едем по расчищенной широкой дороге, которая упирается в прутья ворот. Но при нашем приближении ворота открываются, и мы беспрепятственно въезжаем во внутренний двор какого-то здорового особняка.
Большой трёхэтажный дом, покрашенный в светло-зелёный цвет. Просторное крыльцо, с двустворчатыми деревянными дверями. Большие овальные, хоть и пластиковые окна, с белыми карнизами, не портят, а наоборот вписываются в старинную архитектуру дома. И красная крыша с окошками мансарды.
– Где мы, Кирилл? – я озадачено осматривала местность, когда он помог мне выйти, и повёл к махине дома. По пути увидела большую детскую площадку, сейчас пустующую, и какие-то хозяйственные постройки.
– Всё сейчас узнаешь, – всё в той же манере повторял Кир, ведя меня к ступеням крыльца.
А потом я увидела табличку на фасаде дома, красную и официальную, и встала как вкопанная. «Детский дом № 2» гласила она.
– Зачем мы здесь? – совсем растерялась я, хотя в глубине души уже поднималось понимание, но ещё не оформлялось и требовало подтверждения.
Но ответить Кир не успевает. К нам навстречу выходит круглый низкий пожилой мужчина. У него на плечах висит телогрейка. Сам он одет в брюки на подтяжках, и клетчатую рубашку. Он радушно смотрит на Кира, своими тёмными глазами из под кустистых бровей, и растягивает губы в улыбке, а руки в приглашающем жесте.
– Кирилл Дмитриевич! – неожиданно низким голосом восклицает он, и Кир отделившись от меня, стремительно подходит к нему, и мужчины обнимаются.
– Привет, Михалыч! – говорит Кирилл, и поворачивается ко мне.
– Знакомься, зеленоглазая, Пётр Михайлович, – представляет он мне кругляша.
– Добрый день, – несмело говорю я, всё ещё не до конца понимая, что происходит.
Пётр Михайлович протягивает мне руку, и несильно сжимает в своей, горячей и сухой, и при этом не перестаёт улыбаться.
– Это Светлана, моя женщина, – представляет меня Кирилл.
– Очень приятно, – опять пропел низко Пётр Михайлович.
– И мне, – вклинилась я, вытаскивая свою ладошку, из горячих пальцев.
– Ну, пойдёмте, – приглашающее открыл дверь Петр Михайлович, и Кирилл подхватил меня под талию, забравшись рукой под расстегнутую шубку, потянул вперёд.
– У нас сейчас тихий час, – продолжал между тем Пётр Михайлович, когда мы следовали за ним, через просторный вестибюль, – Ирина Григорьевна уже заждалась, – дополнил он, и неразберихи в моей голове стало больше.
– Кирилл! – зашипела я, когда мы вошли в тёмный коридор.
Внутри особняка было довольно аскетично. Голые светлые стены, минимум мебели, много света, благодаря большим окнам, со светлыми занавесками, и запах чистоты. Прям вот смесь из свежих средств для уборки, и тонкий аромат цветов.
– Спокойно, зеленоглазая, – ответил на это Кирилл, видя, что я начинаю нервничать.
Тем временем Пётр Михайлович, довёл нас до высокой деревянной двери, и, стукнув пару раз, открыл её, пропуская нас вперёд.
Это был большой кабинет. Такой, какой бывает в школе у директора. Со стеллажами заставленными папками, с длинным столом, посередине, и рабочим у самого окна. С портретом президента на стене, и широкой вычурной люстрой. С висячими цветами на подставках ёлочках, и восседающей за тем самым столом женщиной строгого учительственного вида.
Дама была уже в возрасте. Темные волосы были собраны в высокую причёску. На носу были очки, тонкие губы были сжаты в линию. Узкое лицо хранило выражение серьёзности, и даже строгости. Над столом виднелись острые плечи, в сером пиджаке, и грудь в наглухо застёгнутой на все пуговицы, белой блузке.
Дама что-то читала, постукивая шариковой ручкой о столешницу, и хмурилась.
– Представляешь, Кирилл Дмитриевич, – без приветствия начала она, поднимая на нас взгляд голубых глаз, – снова прикопались, что мы порочим памятник культуры, словно у нас здесь вертеп, а не детский дом!
Кир молча, прошагал до её стола, оставив меня у самых дверей, и впился взглядом в подставленную бумажку.
Я же оставшись одна, снова лихорадочно начала соображать, а чего мы здесь забыли, и какого хрена вообще происходит.
Я старалась особо не глазеть, но оставленная у входа в одиночестве, всё же осматривала обстановку.
Пётр Михайлович, приземлился на ближайший стул, и тоже вслушивался в тишину, словно мог читать мысли окружающих. Дама, и Кир тоже молчали. Он читал, она ждала. А я чувствовала себя не в своей тарелке, потому что вот вообще ничего не понимала.
– Я разберусь, Ирина Григорьевна, – сказал Кирилл, и протянул ей прочитанный лист, – найди, во что положить, я с собой это заберу.
Ирина Григорьевн кивнула и ловко достала из стола папку, вложила в неё лист. И все, также, не обращая на меня внимания, повернулась к Кириллу.
– Кирилл Дмитриевич, давай ещё раз…
– Не стоит, Ирина Григорьевна, – перебил её Кир, и глянул на меня, медленно двинулся, сокращая расстояние между нами.
– Дак ведь, не игрушку берёте… – продолжила сетовать Ирина Григорьевна, – поиграетесь, надоест, вернёте, а ребёнок потом…
– Хватит, – снова оборвал её Кирилл, но глядел только на меня. А я затопленная пониманием, не могла и слова вымолвить.
– Ты что… Ты… Кирмлл… Это же… – вот всё что выходило из моего рта.
– Вон и девочка твоя понимает, – вклинилась Ирина Григорьевна.
Она встала, и я невольно перевела на неё взгляд. А она впервые посмотрела на меня. Открыто, и очень сурово.
Она был совсем невысокой, маленькой, но чувствовался в ней стержень. Такой который не надломишь, не согнёшь.
И в её взгляде, направленном на меня было столько упрёка, что я невольно сглотнула и отступила.
– Нет… Нет… Кирилл… – начала я.
– Иди, пацана проведай, – отдал приказание Кирилл, – мы переговорим.
Ирина Григорьевна только глубоко вздохнула, и, смирившись, пошла на выход вместе с Петром Михайловичем, но у самого порога она обернулась.
– Я лишь прошу вас подумать хорошо. Это человеческая жизнь. Нельзя играть в родителей. Эти дети и так обделены лаской и заботой. Нужно быть уверенным полностью…
– Мы уверенны, – отчеканил Кирилл, отвечая за нас двоих, но совершенно точно было видно, что я вообще не в курсе.
Они, наконец, вышли, и мы остались одни. Кирилл сбросил свою куртку, бесцеремонно оставив её на столе, я же наоборот закуталась в шубу, стянув полы вместе, меня знобило.
– Ты сумасшедший, – вырвался хрип из моего горла.
– Ты же хотела ребёнка, – хмыкнул он в ответ, замерев рядом.
Я подняла на него взгляд.
Кирилл смотрел с вызовом и даже с возмущением, видимо досадуя, что я не оценила его порыв. Его светлые глаза затягивало такой коркой льда, что мне становилось страшно, смотреть на него, а уж объяснять простые истины, что ребёнок это действительно не игрушка, не товар, не питомец, которого пожелал из прихоти. Вообще не ожидала, что разговор трёх дневной давности, повернётся таким образом.
– Кирилл, так нельзя, – я сжала переносицу пальцами и прикрыла глаза.
– Нельзя говоришь, – он, наконец, отошёл от меня, правда, недалеко. Остановился оперевшись кулаками о полированный стол, и снова посмотрел на меня своим безжалостным взглядом.
– Этот особняк я купил около трёх лет назад. Ну как купил, мне его отдали за долги, почти за бесценок. Развалина, на окраине города, которая впрочем, оказалась имением какого-то знатного рода. Это я потом узнал, когда привёл его в порядок, и налетели сразу, все ценители и эксперты, – он поморщился, видимо вспоминая неприятные события. – Мне так долго колупали мозг, с этим объектом культурного наследия, вынуждая, отдать его городу, чтобы из него сделали музей, или что они там хотели… В общем даже сейчас, как слышала, грозят всеми карами небесными, хотя здесь уже как полтора года детский дом, который переехал отсюда из такого барака. Там не было даже нормального водопровода! И никто, сука, не возмущался, не писал в прессе, не строчил посты. А за этот дом, рвут жопу! А на людей по херу! Вот где, нельзя!
Я немного офигела от его рассказа.
Конечно, я давно поняла, что Кирилл не бандит с большой дороги, как мне сперва показалось. Но вот благотворительность, да ещё в таких масштабах. Я смотрела на его высокую фигуру, на суровое лицо, и словно видела впервые, даже его холодные глаза, мне казались сейчас не такими морозными, убивающими своей стужей. Вот этот ореол благотворителя, мецената, очаровывал меня заново. Нет, вся его бескомпромиссность, грубость, жёсткость, осталась при нём. Она просто вплеталась в новый образ каменного снаружи мужчину, у которого есть большое и доброе сердце, сердце которое способно любить.
– Тем более, Кирилл, – всё же не отступала я, – раз ты всё прекрасно понимаешь…Это же очень серьёзный шаг, взять на воспитание ребёнка… А мы с тобой… Что между нами?
– То есть пацану будет лучше в казённом доме, чем в доме, где его будут любить? – он задрал бровь.
– Пацану? – переспросила я.
– Да, – кивнул Кирилл, и я заметила, как его взгляд смягчился, – мальчишка лет трёх. Родители погибли, совсем недавно здесь, ещё толком ничего не понимает…
– Перестань, – вспыхнула я, чувствуя влагу выступившую на глазах, – ничего это не отменяет, что это важный шаг, что нужно всё продумать, столько нужно продумать… Кирилл… – я утерла с щеки сорвавшуюся слезинку.
Сердце заныло. Воображение нарисовала, темную макушку, и большие детские глаза.
– Света, – Кир подошёл вплотную, обдав своим теплом и ароматом, – ты же знаешь, что я ни фига не романтик. Я конкретный.
Он зарылся пальцами в мои волосы, и заставил поднять на него лицо.
– Меня никогда не трогали не чьи слёзы. Я вообще терпеть не могу всю эту блажь. Но ты, зеленоглазая, видимо знаешь какой-то нерв на моём теле, какую-то кнопку. Мне нужно чтобы ты была довольна, и если для этого тебе нужен ребёнок, так тому и быть.
– Нет, Кирилл, я не согласна… Мы с тобой не в тех отношениях, чтобы сюда ещё вплетать ребёнка, – я попыталась высвободиться.
– Можно подумать, если бы ты залетела, то не родила бы от меня? – напрягся Кир.
– Боже, какой ты чурбан! – я бессильно стукнула кулаками о каменную грудь. Нервы были на пределе. А от последних слов и вовсе стало нестерпимо больно.
– Я бы так хотела родить от тебя, – призналась я, севшим голосом, – жаль, этого не будет…
– Пойдём, – он стянул с моих плеч шубу, и потянул меня на выход, – у них сейчас полдник, посмотришь на него. Я не предлагаю решать прямо сейчас, просто ты посмотришь, подумаешь.
И я пошла, потому что была настолько в ступоре, от свалившейся на голову информации. Настолько придавлена тем, что ощущала сейчас. Какое-то теснение в груди, от волнения, и досаду, от того что Кирилл обошёл все острые углы, чувствуя что он что-то не договаривает. И всю важность данного шага, всю эту тяжесть я тоже сейчас ощущала. Но уже не могла себе отказать посмотреть на сбывающуюся мечту. На ребёнка, который уже занимал место в моём сердце, потому что вопреки всему, я его уже считала своим.
Он был совсем другим. Не таким как я представляла.
Мальчик был светлым, с отросшими, но бережно зачесанными волосами. Такие же светлые глаза. Издалека было не видно, какого конкретно цвета, толи голубые, толи серые. Маленький, хрупкий, насупленный, неумело ковырялся ложкой в тарелке с кашей.
Мы стояли за стеклянными дверями большой столовой, в которой сейчас ели дети разных возрастов. Человек сорок, наверное. Самые маленькие в одной стороне, большие в другой. Мальчишки, девчонки. Разные, и в то же время обледененные одной чертой, обделённые и покинутые. Но я не особо концентрировалась на них, смотрела только на этого хрупкого мальчика, который может стать моим сыном.
– Как его зовут? – спросила не оборачиваясь.
– Роман Ковалев, три с половиной года, – мне ответила Ирина Григорьевна, которая как-то незаметно подошла к нам.
– Родители погибли в автокатастрофе, три месяца назад. Мальчик пока не адаптировался, ждет, что за ним придут. Особенно маму.
Я глубоко вздохнула, и резко развернувшись, пошла на выход.
Хватит! Хватит!
Кто я такая? Кем я себя возомнила? Подумала, что я смогу заменить этому ребёнку мать, которую он ждёт!
Я развратная дура, живущая с мужчиной, не понятно в каких отношениях. А до этого и вовсе, спала с двумя.
Что я могу дать этому ребёнку? Чему я смогу научить? Лучше ему без меня. Пусть лучше найдётся полная надёжная семья, которая примет его со всей любовью.
Я поняла, что стою на холоде, возле машины, только когда мне на плечи опустилась моя шуба, а следом тяжёлые ладони, скользнули по плечам, сильные руки обхватили и прижали к горячей груди.
Кирилл сжал меня так сильно, что я думала, что не вздохну. Но в то же время, эта его хватка, и ставшее уже привычным шумное втягивание запаха, с моей макушки, отогревали меня, приводили в чувства.
– Прости, – прохрипел он мне всё в ту же макушку, – возможно, я был не прав. Вижу, что для тебя это очень тяжело.
Отвечать не хотелось совершенно. Так мы и покинули детский дом, молча, и молчали всё дорогу. И даже дома, Кирилл не лез ко мне, а у меня не было совершенно никого настроения вести разговоры, на любые темы.
Он оповестил меня, что поработает, и ушёл в кабинет, а я поднялась наверх, и, раздевшись, забралась в кровать. Свернулась комочком, под одеялом, и совершенно внезапно для себя отметила, что эта кровать, и этот дом, и даже этот мужчина стали для меня родными. Такими, наличие которых уже греет, успокаивает, просто потому что они есть.
Уход из жизни моих родителей стал для меня тяжелым опытом. Это для всех тяжело, это меняет всех. То, что образуется рубец на сердце бесспорно. Но у меня была моя тётушка, мои подруги, и тогда ещё и муж. Меня поддерживали, мне помогали.
Кто может помочь трёхлетнему ребёнку?
Кто его поддержит?
Восполнит дефицит любви.
Государство?
Воспитатели в детском доме?
Да ведь у него ещё толком и друзей-то нет. Он один, по сути, против большого немилостивого мира.
Я вдруг откинула одеяла и уставилась в потолок. Словно озарение наступило.
Я вскочила на ноги и понеслась вниз. Влетела в кабинет Кирилла, где он сидел за столом, перед открытым ноутбуком. Также стремительно умостилась на его коленях, прижавшись к крепкому телу.
– Мы должны забрать его, Кирилл, – прошептала я, заглядывая в светлые глаза.
– Кого? – изумился Кир, и удобнее устроил меня на своих руках.
– Ромку.
– Ромку? И почему передумала?
